Мой опасный капитан

Глава 18. Перемирие

Перемирие? Почему бы и нет.

Сейчас, в объятиях идеального самца, в очередной раз победившего меня в честной драке, мне очень и очень хорошо.

Мой хвост затаился, надёжно обвитый капитанским хвостом. Судя по всему, он в ахере от того, что ему только что перепало. Не верит, что, оказывается, можно просто вот так лежать. И я не верю. Прислушиваюсь к своим ощущениям.

Каудал в крови смыл боль от ударов, залечил ссадины, у меня даже ни одного синяка не будет.

Приятный бонус нашей расы. Ведь самка часто в бою проверяет самца. Поэтому рихтов коктейль из гормонов и целого спектра активных веществ заживляет раны, тонизирует… Да и хрен-то с ним.

Мне просто сейчас хорошо, как уже очень и очень давно, пожалуй, не было.

Эванс держит меня плотно в своих крепких объятиях, поглаживает по предплечью большим пальцем. Едва заметно. И дышит глубоко и ровно.

Боюсь пошевелиться. Кажется, малейшее движение или слово, и это хрупкое ощущение разрушится, разобьётся, разлетится на осколки.

Слишком всё тонко. Возможно ли перемирие?

Впервые за долгое-долгое время я вдруг снова допустила мысль о том, могло бы у меня с Эвансом получиться? Могла бы я стать его самкой — той самой, единственной, навсегда?

Чтобы обменяться парными подарками. А потом нацепить на хвосты друг друга кольца… Наделать отряд маленьких рихтов…

Могло бы?

Сейчас, лёжа на Эвансе, слушая его размеренное дыхание, вдыхая его пьянящий, одуряющий запах, я…

Похоже, что я пошевелилась, думая об этом, потому что Эванс сдвинул меня вбок, расплетая хвосты, положил меня в кресло на спину, нависая сверху.

Похоже, что я совсем размякла, потому что залюбовалась им. Красивый гад, всё-таки. Суровый такой. Мужественный. Огромный и мощный. Образцовый самец.

Пожалуй, я определённо хочу ещё один заход.

Доказательство того, что сам Эванс очень даже готов на новый заход упиралось в моё бедро, твёрдо и внушительно.

— Сроки рассмотрения удовлетворительны? — вдруг ухмыляется Эванс и опускает взгляд на мою грудь: — впрочем, я ещё не всё рассмотрел. Сзади так точно хочу рассмотреть ещё несколько раз.

Я некоторое время смотрю на него, пытаясь осознать, что чувствую.

Вроде бы, что он такое сказал?

А мне вдруг так…

Вот же я дура, расслабилась… парные медальоны, маленькие рихты, перемирие… Ада, ну ты и дура… Растеклась. А ему — рассматривать.

Буквально каменею, разглядывая его лицо.

Открытое. С этой его усмешкой. Смотрит на мою грудь.

А мне… мать мою неизвестную, что ж так в груди-то меня давит-то, и ещё горло перехватывает будто в тисках. Почему так больно-то? Он же… Он же ничего такого особенного не сказал.

Эванс, похоже, что-то чувствует, потому что вдруг вскидывает взгляд на меня, пытливо всматривается в мои глаза. Ухмылка растворяется на его лице.

— Где-то болит? — хмурится он.

Болит… Ещё как болит, Эванс. Но это не впервой. Я уже давно знаю, как с этим поступать.

Я точно знаю, что делать.

Натягиваю на губы улыбку.

— Сроки рассмотрения удовлетворительны, — сказала я, отдельно проследив за тем, чтобы мой тон прозвучал игриво, — сзади, говоришь? Давай, покажу, порассматриваешь.

Он недоверчиво рассматривает меня, но я улыбаюсь шире, показывая клыки. Его хвост пытается захватить мой, но мой ловкий красавец уклоняется, и точным взмахом выскочившего жала полосует ему спину — глубоко, основательно.

Вот ведь Мрак! Даже не морщится. Ни единым мускулом не подаёт виду, а я ведь яда достаточно подпустила, у него сейчас не только болит, но ещё и жжётся. Пусть. Так ему.

Провожу обманный манёвр, выполняю серию — стремительно и быстро.

Получается: теперь Эванс в кресле, впечатан раненной мною спиной в обивку, я бы пожалела, но не за что его жалеть.

Его глаза зло сужаются, подаётся вперёд, чтобы схватить меня.

Выбрасываю руку ладонью к нему.

— Стой, — увидев, что он застыл, я добавляю: — ты же хотел рассмотреть, — и, попустив бархатистой хрипотцы в голос: — рассмотреть… сзади.

Видимо, в моём тоне всё же проскальзывает нечто, что его настораживает, но… Эванс медленно откидывается обратно в кресло и скользит взглядом по моему обнажённому телу.

Стою перед ним голая. Во весь рост. Изогнула хвост.

Вижу, как его глаза заливает похотью, а член вздыбливается. Эванс вытягивается в кресле, закидывает руки за голову и плотоядно рассматривает меня.

Невольно вспоминаю, как он рассматривал меня в наш первый раз… тогда, в душе. Когда намыливал. Сейчас я ещё круче выгляжу.

Точно знаю: это тебе, Эванс, не курсанточка. Моё тело сейчас совершенно, смертоносно и грациозно.

Никому никогда не показывала себя. Настолько откровенно.

Пусть смотрит. Пусть знает, что могло бы быть его, и что он только что… На глаза наворачиваются слёзы от слова, пришедшего на ум. «Потерял». Я ведь сейчас. Только что. Была его. Несколько долбанных минут, пока лежала на нём. И сейчас.

Ада, ну что он только что сказал? Ведь он ничего такого не сказал…

— Хочу рассмотреть ещё с другой стороны, — говорит Эванс.

И тут у меня падает планка. Совсем. Основательно. С грохотом.

Отворачиваюсь. Задираю хвост. Грациозно делаю несколько шагов, насколько позволяет тесное пространство истребителя. Слышу, как учащается его дыхание.

Сейчас ведь рванёт ко мне. Нет, Эванс. Этот раунд будет за мной.

Чувствуя, как утекают мгновения до рывка самца ко мне, чтобы продолжить трах, я разворачиваюсь и точным ударом хвоста с силой впечатываю хвостом аварийную кнопку.

На Эвансе застёгиваются ремни, надёжно припечатывая его к креслу.

Он пару раз дёргается и замирает, яростно глядя на меня.

Да, мой хороший, ты точно знаешь, что это такое. Десять минут тебя отсюда никто не вытащит, слишком хитрая система, а за десять минут я уже буду далеко.

Надо отдать должное Эвансу. Он не ругается. Ничего не говорит. Прожигает мрачным взглядом. Даже на грудь мою голую не смотрит. Только прямой взгляд. Глаза в глаза.

Я поднимаю обрывки формы, надеваю по-военному быстро. В кармане штатный герметик запаивает порванные края. До моей каюты дотянуть хватит, а там срежу и переоденусь.

Перед выходом из истребителя смотрю в глаза голому Эвансу.

— Благодарю, что рассмотрели мой рапорт, капитан, — говорю я.

Не сдержалась, мой голос дрогнул на последней фразе, а на глаза навернулись слёзы. На лице Эванса появилось новое выражение, озадаченно-озабоченное, но я не дала ему ни единого шанса рассматривать дальше.

Проворно выскочила из истребителя и пошла быстрым шагом в свою каюту.

Переодевшись, я была уже снова собой прежней. Прежней Тьмой.

Ни следа сопливой растроганной девчонки. Холодна. Собрана.

Я Тьма. Ею была. Ею и останусь.

Застегнув последнюю пуговицу, я направилась в кают-кампанию. Сидела и равнодушно слушала, как веселятся бойцы. Как Кэтти о чём-то спорит с Гранком. Слова пролетали мимо, да мне это было и неважно.

Когда капитан Мрак возник на пороге кают-кампании, одетый в новую форму, отстранённый и безупречный, я спокойно и твёрдо встретила его взгляд.