Мой любимый Драконыч

Ксения. Второе дежурство и йога в кабинете начальника

Мое второе дежурство оказалось намного спокойнее, чем первое. Операций не было. В принципе, как будто пятница раздвоилась. Мы с МишМишем посмотрели тяжелых и послеоперационных больных в реанимации и в отделении, сделали перевязки и от нас все отстали. Мы спокойно пообедали и потом пили кофе. МишМиш был тоже тем еще кофеманом. Я притащила из дома пирожки с капустой и картошкой. И мы, смеясь и подтрунивая друг над другом, лопали пирожки, пили кофе и разгадывали кроссворды. МишМиш делал все как то очень спокойно, доброжелательно, я бы сказала — основательно. Он не торопился, не суетился. Был очень начитан и эрудирован. И шутил он весело, и подтрунивал над коллегами и надо мной без ехидства. На редкость порядочный и добрый человек. Так что мы с ним вполне приятно проводили время. Два раза нас все же вызывали в приемник. Самотеком притекли один раз барышня с травмой. МишМиш после осмотра вызвал ей перевозку и отправил в травмпункт. Второй раз притек мужик, подавившийся куском шашлыка. (Боже, чего только не бывает!) Кусок застрял в пищеводе. А это очень опасно. Но пациент не наш. Вызвали из дома торакального хирурга и эндоскописта и вернулись в ординаторскую. В девять вечера МишМиш отправил меня спать. Я не протестовала. У меня есть такая сверхспособность — я не сова, не жаворонок и не голубь. Я легко встаю в любое время, легко засыпаю в любое время. Мой организм спокойно подстраивается под любой ритм жизни. Поэтому я, не споря, пошла в кабинет Соболева, хотя дома я раньше 11–12 обычно все же не ложилась. Настроение было какое-то смешливое. Посмотреть «Спокойной ночи малыши» что ли…. Зашла в кабинет, вдохнула едва заметный аромат вкусного Драконьего парфюма. Что-то цитрусовое, мятное и древесное. Класс! Интересно, чей это парфюм? Какой фирмы? Я не строю из себя парфюмера. Я не слишком разбираюсь в мужских запахах. Дед

любит Хьюго Босс и Пако Рабан, а от Олега и Сергея пахнет Версаче и Дольче Габбана. Вот и все мои познания в мужских парфюмах. А вообще я обожаю приятные ароматы. Наверное, я хотела бы быть парфюмером и создавать новые запахи. И это была бы однозначно правильная профессия для женщины. Я еще посопела носом, наслаждаясь запахом и, насладившись, стала готовить диван ко сну. Полазила по Драконовским шкафам, нашла подушку и одеяло. Вынула из пакета постельное белье, которое принесла из дома и застелила диван. Потом переоделась в спортивный костюм из мягкого трикотажа и легла поверх одеяла. Аромат Драконыча стал сильнее. Запах шел от подушки, не смотря на то, что я надела на нее свою наволочку. Взяла смартфон, почитать перед сном. Но аромат не давал сосредоточиться на книге. Я закрыла глаза, сложила руки со смартфоном на животе и начала думать о Драконыче. Вот он поворачивается ко мне, глаза вспыхивают мужским интересом, вот он недовольно рычит на нас с Беляковым, вот улыбается мне во время нашего дежурства. К сожалению, не смотря на то, что мы видимся каждый день, очень мало моментов, когда он смотрит именно на меня. А ведь первые дни я считала, что таких моментов слишком много. А, если бы он меня обнял? Я представила, как Соболев подходит ко мне, нежно привлекает к себе. Руки сильные, ладони большие и обжигают кожу, несмотря на одежду…или сразу представить себя без одежды? Вот он приникает ко мне таким горячим и сладким поцелуем. Без нетерпения, без терзания губ. Язык слегка касается зубов и скользит глубже… Драконыч прижимается ко мне бедрами, а там!.. Я беспокойно задвигала попой. Потому что внутри стало горячо, как будто горячие ладони Драконыча даже через мысли разожгли во мне пожар. И вот уже стало происходить с моим телом что-то совсем непотребное. Внизу живота стало тяжело и тоже горячо и …жаждуще. И на миг представилось, как Драконыч, опрокинув меня на спину, касается своими длинными, красивыми пальцами моих колен и уверенным движением разводит их, и…Блин! Вот так мечты у меня на дежурстве! Я схватила подушку и кинула ее на кресло. Попала. Потом слегка сдвинулась на диване, сделала березку и потом плуг. А что! И позвоночнику полезно и глупой голове тоже. Так я и стояла кверху попой когда в дверь кто то постучал. Я попыталась уйти из кверхопопого положения сразу в вертикальное, но не успела. Дверь открылась. Кто вошел, мне не было видно. Я загораживала сама себе обзор своим животом и попой. Я заспешила еще сильнее и грохнулась с дивана. Мобильник тоже грохнулся, поэтому первая моя мысль после падения стала о нем. Жив ли, голубчик?! И тут… о, черт! Запах Драконыча, который совсем задурил мне голову, стал сильнее, а меня кто-то уже поднимал с пола. Ну, ясно кто. Соболев, конечно. Кто у нас самый удачливый нежданно-залетатель-везде-где-его-не-ждут!

— Ты цела? Шея не болит? Где-нибудь болит?

О, мы на «ты»! Давно надо было упасть рядом с ним. Возьму на заметку.

— Неет…вроде. Локоть только. Но, не сильно.

Соболев держал меня за плечи. Если сейчас ткнуться носом ему в грудь, обнимет же? Да? Нет?

Дура! Надо было сказать, что все болит. А сейчас не ткнешься. Странно будет выглядеть. Ну, почему ты такая дура, Ксюха!

Соболев усадил меня на диван.

— Ксения Андреевна. Вы специально постоянно попадаете в … эээ… разные ситуации? Это у вас хобби такое?

— Игорь Маркович! Вы вообще сейчас не должны были здесь быть и стучаться.

Я потирала локоть и обиженно смотрела на него снизу вверх. Вот ведь, открыл рот и испортил такой романтический момент! Как на такого не обижаться!? И опять на «вы», увы…

Соболев улыбнулся.

— Извините. В чем то вы правы. Но, я вчера очень спешил и забыл одну вещицу в сейфе и только сегодня, когда она мне понадобилась, понял, что не взял ее.

У него еще и сейф в кабинете есть. Интересно, и что он там держит? Досье на всех нас? Или презики…

— С вашего разрешения.

— Располагайтесь, Игорь Маркович, — я сделала приглашающий жест рукой — (Чай, кофе, меня?) — это я, конечно, про себя сказала.

Но, у Драконыча сверкнул глаз, и губы дернулись в короткой усмешке. Иногда мне кажется, что он слышит мои мысли. Он подошел к письменному столу, поставил на столешницу свой кейс, достал из него связку ключей и открыл левую тумбу, потом позвякал, побрякал. Наверное, открыл сейф. Мне не было видно, что он там ковыряет. Распрямился уже с чем-то зажатым в кулаке, каким-то мешочком. Бросил его в кейс. Потом снова наклонился, поковырялся ключом, закрыл дверку стола. Какой он аккуратист! Делает все четко. Движения спокойные и точные. Мне раньше казалось, что я люблю людей творческих, и в чем то обаятельно-растрепанных. Ведь говорят — «творческий беспорядок». Ну, вот как то примерно так я и представляла свою будущую любовь. Милый, добрый, обаятельный, умный творец. Ни разу не Драконыч. Но, чем больше я привыкала к Соболеву, тем больше мне нравился его аккуратизм и выверенная точность движений.

— Я заходил к Стрелкову. С дежурством вам, вроде как…тьфу, тьфу, тьфу. Желаю, чтоб и дальше так было. До свидания, Ксения Андреевна. Извините, что я оказался в недолжном месте, еще и стучался в недолжное время.

Соболев, забрав свой кейс, стоял, уже держась за ручку двери.

— Я бы советовал вам запереть дверь на замок. В больнице 1200 койкомест. Мало ли кто тут лежит, болеет. И йоге, опять-таки, никто не помешает.

— Да. Я запрусь. Спасибо вам.

— Пожалуйста, Ксения Андреевна, — улыбнулся Соболев и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Сразу стало скучно, одиноко, не интересно и печально. Я выключила свет, подбежала к окну и, прижавшись лбом и носом к стеклу, стала ждать, когда он выйдет из приемника. Ждала, ждала. Никто не выходил. Но из-под перехода между корпусами выехала серебристая иномарка. Сверху я не разглядела, какая именно. Она быстро уехала с территории больницы. Я вздохнула. Ну, теперь я знаю, что у Драконыча серебристый автомобиль. Ага. Очень нужная информация. Я опять вздохнула. Накинула прямо на спортивный костюм медицинскую курточку, обулась в свои босоножки и пошла назад в ординаторскую. К МишМишу. В одиночестве я не могла оставаться. Слишком пронзительным оно стало, мое одиночество после его ухода.

МишМиш сидел в кресле, курил и смотрел телевизор. На стекле открытого окна горели отраженные пятнышки уличных фонарей, и дым от сигареты красивой струйкой тянулся мимо этих пятнышек из кабинета на свободу.

— Семен Семёееныч! Как не стыдно! Выгнал меня смотреть Спокойной ночи малыши, чтоб самому тут же начать беспорядки нарушать!

МишМиш со вкусом глубоко затянулся и потушил сигарету.

— Ты че вернулась? Тебя Соболев взволновал?

— Ну, почему сразу Соболев. Он и был то всего пару минут. Что-то взял и сразу ушел.

— Наверное, этим и взволновал, тем, что сразу ушел.

Я уселась в кресло, закинула ногу на ногу и надула губы. Ну что я могу рассказать о своих чувствах взрослому, постороннему мужчине!

— Не дуйся. Чай тебе налить? Или молока? Не переживай, ребенок. Я тебе уже сказал, чем дальше он от тебя будет, тем тебе же лучше.

— Михал Михалыч, он сначала на «ты», а тут же на «вы», — все-таки я не удержалась и пожаловалась ему.

— Он, наверное, тебя боится. Он же старый конь, а тут такая трепетная лань.

— А как сделать, чтоб он не боялся?

— Ксюш, я не знаю. И, кстати, боится — пусть и дальше боится.

Я посидела, покачала ногой. МишМиш внимательно смотрел на меня.

— Пустое вы сердечным ты

Она, обмолвясь, заменила,

И все счастливые мечты

В душе влюбленной возбудила.

Пред ней задумчиво стою,

Свести очей с нее нет силы;

И говорю ей: как вы милы!

А мыслю: как тебя люблю!

Я с удивлением слушала, как этот взрослый и спокойный мужчина с чувством декламирует мне бессмертные стихи Пушкина. И как же правильно всё понимают и Пушкин, и МишМиш. Горечь в душе растворилась в каком-то непонятном, горячем, но приятном чувстве.

— Ага. Александр Сергеевич правильно все сказал. Мудрец…И вы тоже мудрец, Михал Михалыч.

МишМиш крякнул и начал меня разглядывать еще пристальнее.

— Да, Пушкин наше все! — в конце концов, добродушно улыбнулся он, — Ксюш! Ты начни сублимировать. Стихи начни писать. Рассказ дамский. И, Ксюш, он не милый. Он опасный! Для юных, неокрепших девичьих душ.

— Вот почему то про хирургию вы, Михал Михалыч, ничего не сказали.

— Нет. Хирургия слишком серьезный предмет, чтоб начать в нее девичьи влюбленности сублимировать.

— Михал Михалыч, мне кажется, вы Соболева все-таки недолюбливаете где-то на сверхглубинном уровне.

— Ксюш, нормально я к нему отношусь. А, может, завидую где-то на сверхглубинном уровне, — добродушно засмеялся МишМиш. — А, ты бы посоветовалась с мамой, с подружками. Мне странно с тобой на эту тему разговаривать. Я хоть и сам влез, но глубже влезать не хочу.

— А мамы нет. Есть дед. Он меня и воспитывал. И подружек нет. Два охламона — мои подружки. Но это будет слишком жестоко, говорить мне с ними о Соболеве.

МишМиш посмотрел на меня очень внимательно.

— А где родители? Извини, они умерли?

— Да, погибли вначале второй чеченской войны. Отец был военврач. Хирург. А мама его операционной сестрой. Вернее она была педиатром, но переучилась, чтобы быть с отцом. Их вертолет был сбит. А мне в то время было 5 лет.

— Еще раз извини.

Мы помолчали. МишМиш взял пачку сигарет. Вопросительно посмотрел на меня. Я кивнула. Он закурил. Мне внезапно стало очень неловко. За то, что примчалась к нему. За то, что так сильно раскрылась. Обнажилась практически. Ну, оптимистически подумала я, цели то я добилась. Отвлеклась.

МишМиш встал и подошел к открытому окну, и стал выдыхать дым на улицу.

— А что за охламоны в подружках.

— Мои сокурсники. Они в травматологии будут работать через неделю. Еще увидите.

— А деду сколько лет?

— Шестьдесят шесть. Но он у меня крепкий Розенбом. Еще работает, и оперирует.

— Значит ты из династии хирургов.

— Выходит так.

В этот момент зазвонил телефон. Я сняла трубку. Нас вызывал приемник. МишМиш потушил сигарету, и мы с ним пошли. Разговор естественно прекратился. И очень хорошо, поскольку все-таки я чувствовала себя неловко…

Утром мы с МишМишем внезапно озаботились вопросом о ключе. Брать его с собой не хотелось, вдруг Соболев примчится на работу ни свет ни заря. Озвереет без ключа. Оставлять ключ в ординаторской тоже не хотелось. МишМиш попыхтел сигаретой, допил кофе и достал мобильник.

— Игорь Маркович, не разбудил? Разбудил. Ну, извини. Мы тут с Ксенией решаем, что делать с ключом. Его в ординаторской оставить? …пауза… — Ага. Понятно. Досыпай. Да. Дежурство спокойное. Экстренных нет. Операций не было. Да. Пока, пока.

— Давай ключ. Будем прятать в моем столе.

Я отдала ключ. Интересно, а на следующее дежурство мне его дадут? Или это был разовый бонус?

МишМиш засунул ключ вглубь выдвижного ящика, и мы с ним пошли домой, предварительно дождавшись Альберта и передав ему инфу по больным.

А в понедельник все началось нестись уже по наезженным рельсам. Это я про Соболева. Моя голова продолжала вертеться в его сторону, его голова никак на это не реагировала. Стрельников больше со мной на эту тему не заговаривал. Ординаторская, похоже, с интересом наблюдала за мной. А Соболев совсем перестал обращать на меня внимание, кроме как заведующий/подчиненная. Я тосковала, горела, мечтала. И только хирургия заставляла держать себя в руках. Дома дед внезапно забеспокоился, почему я непривычно тихая и грустная. Я не стала ему говорить, что я не грустная, я озабоченная страстями. Влюбленностью, сексуальным возбуждением, неуверенностью, надеждой, обидой. Вот таким вот водоворотом сильных и приятных, и не очень приятных чувств.

В субботу в гости пришли Олег с Сергеем. Пока я открывала им запертую с ночи дверь в заборе, ожил пафосный дом напротив. Сквозь металлические прутья забора было видно, как открылась дверь, и из нее красным смерчем вылетела знойная брюнетка, высокая, сисястая и жопястая, с тонкой талией. Лицо красивое и с ярким макияжем. Одета она была в обалденный летний брючный костюм. Красные брючки с тонкой темно-красной полоской, им в тон топ с глубоким декольте и какими-то украшениями ниже груди, тех же оттенков красного шелковый кушак с леопардовым рисунком, концы которого скользили сбоку по бедру почти до колена. На ногах темно-красные же очень открытые босоножки на тонких, безумно высоких золотых каблучках. В руке она держала жесткую, прямоугольную тоже красную с горизонтальными полосками сумку. На тонком запястье болтались массивные и легкие, круглые и угловатые, красные, темно красные и почти черные браслеты, штук 5–6. Пока она неслась через открытое пространство перед домом к калитке, я глаз с нее не сводила. Очень эффектная мадам. Но красивое лицо у брюнетки было донельзя злое. Дверь дома она за собой с грохотом захлопнула, калитку рванула на себя с такой яростью, что бедная калитка чуть не оторвалась. Выскочив на улицу, бросила бешенный взгляд на нашу троицу. Мне показалось, что она сейчас скажет нам какую-нибудь грубость. Но, нет. Процокала к припаркованному на обочине красному пежо и через секунду пежо рванул с места в карьер. Мы втроем смотрели вслед ее автомобилю.

— Обалденная! Огонь! — протянул восхищенно Олег.

— Злобная фурия, — возразил ему Сергей.

— Она для тебя стара, Алый. Ей уже за тридцать, а может и за сорок… с современными возможностями пластической хирургии.

— Ну, ты у нас главный эксперт по женщинам, — ехидно засмеялся Олег, сверкнув белыми зубами.

— Или главная экспертка? Серый, как правильно сказать?

— Главная экспертка у нас, конечно, ты, — тут же подколол Олега Сергей.

Я молчала. У меня чувства были слишком противоречивы. Девушка, нет, молодая женщина, была очень яркой и стильной. И злобной… но, может быть, ее вывели из себя. Каждый имеет право разозлиться, если кто-то его разозлил. И, да. О женщинах пусть лучше эксперты Олег и Сергей спорят.

Мы прошли на веранду, позавтракали неизменными пирожками. Наша с дедом домоправительница постоянно жарила пирожки. Их она считала самой вкусной домашней пищей. Под пирожки выпили по две чашки кофе и собрались на пляж. Дед ковырялся в саду. Узнав о наших планах, крикнул нам, что мы как всегда идиоты, и больше не обращал на нас внимания.

— Ксюша, почему мы опять идиоты? — спросил Сергей, когда мы выходили на улицу.

— Потому что в самую жару на пляж идем.

— Будет нам как твоему деду — поумнеем и перестанем шляться в жару по пляжам.

Мы с Олегом согласно покивали и все побрели, стараясь не особенно выходить из тени деревьев, вверх по улице к автобусной остановке. Было очень жарко идушно. Дед прав. Все-таки мы идиоты.