— Уверен, тебе известно, что они планируют! — пристал ко мне Серемидий.
— Да, — не стал отрицать я, — но я не думаю, что они начнут действовать до наступления ночи.
Восемьсот семьдесят наших товарищей по-прежнему удерживались в тюремных бараках. У них не будет возможности во что-либо вмешаться. Выпустить их планировали позже, в лучшем случае завтра, когда будет уже слишком поздно что-либо изменить.
Вооружены были только солдаты, оставшиеся лояльными пани, а все остальное оружие, более серьезное, чем кинжалы было собрано в большом додзе или тренировочном зале, где его пересчитали и держали под надежной охраной.
Я сомневался, что большинство солдат подозревало о том, что должно было произойти.
Все утро и часть второй половины дня связанные в караваны рабыни, как нашего вида, так и местные девушки пани, красивые, но низкого происхождения, которых держали в замке для удовольствия воинов пани, спускались к причалу, а затем, нагруженные ценностями, забранными с пришвартованного там большого корабля, возвращались к воротам замка. На этот раз их сопровождали не подростки, а воины пани. Караваны рабынь сделали по несколько таких рейсов. Нашим людям, солдатам и морякам ясно дали понять, что это было сделано для их же пользы, для лучшей сохранности и защиты их ценностей. Большинство парней, увидев соответствующую маркировку на мешках и коробках, тщательно проставленную и зарегистрированную, приняло это объяснение и даже приветствовало удаление их богатств с корабля, и хранение его где-нибудь поближе, при условии надежной охраны. События ночи мятежа продемонстрировали, что корабль больше не стоило рассматривать неприступным и неуязвимым убежище или хранилищем для ценностей. Уж лучше держать их под рукой, на территории замка и под охраной, причем из наших собственных солдат. Разве это разумно, держать свои сокровища вне неуязвимых стен? Разве здесь совсем отсутствуют разбойники? И кто мог гарантировать, что в море внезапно не появится флот Лорда Ямады и не высадит где-нибудь поблизости десант, который мог бы атаковать судно? Фактически, солдаты Лорда Ямады уже теперь разбили лагерь в пределах видимости с наших стен.
День клонился к закату.
Наших девушек к этому моменту вернули в их конуры в сараях, а девок пани в их клетки внутри замка.
Все ценности, насколько я понял, теперь находились на берегу.
Что интересно, девушки пани, хотя и были рабынями и происходили из самых нижних слоев общества, были крайне недовольны тем фактом, что их связали за шеи в одном караване с нашими судовыми рабынями. Некоторые даже осмелились высказывать свои возражения, за что получили стрекалами и хлыстами поперек спин, икр и лодыжек от воинов пани, назначенных присматривать за караванами. Ничего удивительного в том, что на этот раз это не было поручено простолюдинам, все же рабыни в караване переносили значительные ценности, пусть и тщательно запечатанные и помеченные. В мешках и коробках, забранных с корабля, находились сокровища, найденные на заброшенных судах в Море Вьюнов. Неужели некоторые рабыни пани, как можно было судить по их протестам, за которые они были мгновенно наказаны жгучими ударами стрекал, действительно так презирали и так очевидно считали других ниже себя, что для них было оскорбительно делить с ними караван? Конечно, рабыни отличались друг от друга внешне, тут и разрез глаз, и цвет кожи, и акцент, и много еще чего. Но с чего кому-то на этом основании не желать находиться рядом с другими? С другой стороны, помимо этого, что еще можно было бы сказать? Конечно, все они были привлекательны. Что, в общем-то, не удивительно. Если женщина не обладает привлекательностью, то вряд ли кому-то придет в голову ее порабощать. Пусть свободными, если им так хочется, остаются простые и невзрачные. Разумеется, девушки пани и наши судовые рабыни, несмотря на очевидные различия во внешности, имели много общего. И те и другие не страдали отсутствием привлекательности. Все они были домашними животными, которых можно было купить и продать. Все они были рабынями. Так что, несмотря на озабоченность рабского мяса пани, как они могли быть выше? А с другой стороны наши судовые рабыни, с их в целом более светлой кожей, стояли в хвосте каравана, что зачастую принимается в качестве свидетельства неполноценности. Насколько я понимаю, это понравилось их сестрам по цепи из числа пани.
Еще об одном наблюдении относительно караванов, переносивших ценности, возможно, стоило бы упомянуть. Коробки на ремнях, и мешках на шнурах, были повешены на рабынь по два на каждую, крест накрест с левого плеча на правое бедро и с правого на левое, тем самым уравновешивая груз. Дело в том, что руки рабынь не были свободны, как это обычно бывает при движении в караване. Руки рабынь пани были связаны и прикреплены к их ошейникам, у кого-то впереди, у кого-то позади шеи, а руки судовых невольниц были стянуты шнурами за спиной. Причина, понятно, крылась в желании пресечь любые возможные попытки поинтересоваться содержимым коробок или мешков. Безусловно, поскольку все контейнеры были запечатаны и отмечены, было маловероятно, что любое такое вмешательство или хищение, если бы оно имело место, в конечном итоге, не будет обнаружено. Зато эта предосторожность сделала ненужным исследовать тела рабынь в конце работы, или отходы их жизнедеятельности в течение следующей пары дней.
— Они не начнут действовать, — сказал Серемидий, — пока команда корабля не сойдет на причал или на тропу.
— В любом случае, это произойдет только после наступления темноты, — повторил я.
— Тропу и причал будут охранять, — добавил он.
— Несомненно, — согласился я.
— Разве не проще было бы вывести его в море? — спросил Серемидий.
— Не думаю, что они рискнут сделать это, — покачал я головой. — Все же пани не моряки.
— У тебя есть план? — поинтересовался Серемидий.
— С чего бы мне, или кому-то вроде меня, строить какие-то планы? — осведомился я.
— А что вообще должно произойти? — полюбопытствовал он.
— Во всем этом много неясностей, — ушел я от ответа.
— Возьми меня с собой, — попросил Серемидий. — Не оставляй меня здесь!
— С чего Ты решил, что я должен куда-то пойти? — поинтересовался я.
— Возьми меня с собой, — не отставал он.
— Лучше оставайся поближе к своим трофеям, — посоветовал я.
— Лучше было бы забрать их и держать при себе, — проворчал мой собеседник.
— Их охраняют, — напомнил я.
— Зато я знаю одну рабыню, — заявил он, — за которую в Аре можно было бы получить немало золота.
— О какой рабыне идет речь? — заинтересовался я.
— Ты и сам прекрасно знаешь, — усмехнулся Серемидий.
— Возможно, да, а может, и нет, — пожал я плечами.
— Ее можно украсть, — намекнул он. — Мы можем взломать замки ее конуры и забрать ее с собой.
— Так о какой рабыне Ты говоришь? — снова спросил я.
— Я скажу тебе ее имя, — пообещал Серемидий, — если Ты возьмешь меня с собой.
— Но я не собираюсь куда-либо идти, — развел я руками.
— Вот только не надо шутить со мной, — насупился он.
— А я и не шучу, — сказал я.
— Ее зовут Альциноя, — сердито буркнул Серемидий
— Интересно, — хмыкнул я.
— Некоторые пойдут! — бросил он.
— Некоторые могут попробовать, — пожал я плечами.
— Я видел моряков, — сказал он, — они договаривались.
— На предмет чего? — полюбопытствовал я.
Но Серемидий, зло сверкнув глазами, отвернулся и, раскачиваясь всем телом на каждом шаге, поковылял прочь от меня.
Я ни словом не солгал Серемидию. Я действительно никуда не собирался идти.
Она, конечно, была никчемной, а я — слабаком, но я не мог бросить ее. Мое сердце не позволяло мне этого сделать.
«Дурак, — ругал я себя, — какой же Ты дурак! Забудь о ней! Не смей любить ее! Избей ее плетью! Покажи ей, что она — рабыня! Не позволяй ей этого забыть!»
Но я все равно не смог бы бросить ее.