Морана

Эпилог

После переезда в Ярославль, сироты детского дома номер четыре быстро осознали разницу между небольшой Свислочью и величественной Волгой: прежний детдом стоял среди жарких и временами душных минских кварталов, а новый отстроили на городской окраине, в окружении недавно высаженных яблоневых садов — и всего в полукилометре от берега поистине большой реки. Ее напоенное влагой и свежестью дыхание а заметно смягчало иссушающий жар июльского солнца, делая вполне комфортной жизнь в старинном русском городе. Да и волжские пляжи отличались в лучшую сторону. А уж какая на Волге была рыбалка!!! Опять же, красивые белые экскурсионные и прогулочные пароходы, легко скользящие по речной глади; подкопченые дымом трудяги-буксиры, тянущие за собой тяжело груженые баржи и обменивающиеся друг с другом энергичными гудками; размеренная суета рабочих-речпортовцев на городских пристанях, блеск рыбьей чешуи в плетеных корзинах уличных торговок… К слову, обилие последней заметно отразилось на питании детдомовцев: с одной стороны, им перестали давать противный рыбий жир, но с другой, теперь они видели эту самую рыбу во всем ее многообразии в своих тарелках едва ли не через день. Вареную и жареную, пареную и печеную, в виде котлет и разваристой ухи — отчего даже привычные каши из перловки и гороха заходили буквально на ура! Так же смягчала тяжесть подобного «речного» рациона регулярная выдача мелких яблок, а для особо привередливых гурманов с разрешения администрации детдома открылась возможность подзаработать трудовую копеечку. Ничего особо сложного или непосильного: к примеру, аккуратным младшекласникам поручали клеить бумажные пакеты и коробочки-упаковки из плотного картона, для различных лекарственных сборов и продукции нескольких ярославских предприятий Наркомпищепрома. Ответственных пионеров под предводительством дежурной воспитательницы отправляли в вылазки за город, где те заготавливали листья иван-чая, которого возле Ярославля имелись целые плантации — после ферментации и сушки добытое аккуратно прессовали в брикетики, которые частью сдавали государственной заготовительной конторе за денежку, а частью складировали в удивительно обширных подвалах детдома для собственного употребления.

Ну а сиротам старшего возраста, вообще были открыты все дороги для необременительных летних подработок: можно было самостоятельно заготавливать лекарственные травы или помогать колхозниками в их вечной битве за урожай. Для рукастых девиц были открыты курсы швей-мотористок при ярославской швейно-скобяной артели «Красная Искра», с которой у администрации детдома были давние и весьма хорошие отношения; крепкие телом подростки могли пойти на один из ярославских заводов разнорабочими, ну или вступить на летнее время в один из комсомольских озеленительных отрядов. Еще в далеком теперь тысяча девятьсот тридцать восьмом году Совнарком и ЦК ВКП (б) приняли совместное постановление «О плане полезащитных насаждений, внедрения травопольных севооборотов, строительства прудов и водоемов для обеспечения высоких и устойчивых урожаев в степных и лесостепных районах Европейской части СССР» — и вот, уже третий год подряд сознательная советская молодежь возвращалась с летних каникул дочерна загорелой и финансово состоятельной. Конечно, комсомольские отряды всего лишь помогали работникам специальных трестов, с весны и до поздней осени высаживающих будущие лесополосы, а зимой копающих неглубокие рыбные пруды: но даже такая сезонная подмога заметно продвигала выполнение того, что в народе потихоньку переименовали в «Сталинский план преобразования природы»…

Так или иначе, но приютские дети были заняты с утра и до позднего вечера, что, в свою очередь, позволяло административно-воспитательскому составу приюта номер четыре расслабиться больше обычного — так, словно у них вдруг случился второй оплачиваемый отпуск. Благо, в Ярославле были все условия для приятного отдыха: несколько общественных пляжей с лежаками, ежедневные танцевальные вечера и семь новых кинотеатров, в которых постоянно показывали какую-нибудь занятную комедию или цветной исторический фильм. В город из столицы регулярно заглядывал какой-нибудь гастролирующий по Волге театральный коллектив; имелся и собственный цирк, здание которого торжественно открыли всего четыре года назад. В общем, с досугом и отдыхом проблем не было. Удивительное дело, но старинный русский город внезапно очень понравился белорусским сиротам; впрочем, в юности все перемены воспринимаются легко — особенно если они к лучшему… Именно так считали две юные хорошенькие девушки в легких летних платьях, поджидавшие кого-то возле городского Главпочтамта, прячась от полуденного солнца в тени от большой афишной тумбы.

— Соледад, смотри: можно в пятнадцать-тридцать пойти на «Первопечатника Ивана Федорова», а потом мы спокойно успеем на ужин, и уже с него на вечерний сеанс «Свинарки и пастуха»!

Жгучая брюнеточка, задумчиво глядевшая в направлении бочки с разливным квасом, несколько раз моргнула и повернулась к русоволосой подруге, щеголявшей густым бронзовым загаром.

— Вечерний? К девятнадцати не успеем, а к девяти не отпустят.

Мимолетно нахмурившись, детдомовка Тимченко задумчиво покрутила серебряное колечко на руке, помедитировала на расписание сеансов сразу трех кинотеатров, и перешла к запасному плану:

— Если быстро закинем посылку в детдом, тогда успеем на «Таинственный остров», и сразу с него — на «Свинарку»! А на «Первопечатника» позже сходим. Как?!?

— Ну, не зна-аю, это же почти через весь город…

Пятнадцатилетней Марии-Соледад Родригез, как и любой приличной девушке, желалось всего и сразу: во-первых, попасть в кино на все три новых фильма. На втором месте стояла кружечка холодного и вкусного бочкового кваса. В-третьих, хотелось уже наконец узнать, что там за посылку прислала подруга. Кроме того, в мыслях крутилось намерение освежиться-искупаться в Волге и мелькнуло воспоминание о симпатичном мальчике, с которым они переглядывались позавчера на пляже…

— Здравствуйте, девочки!

При виде подошедшей к ним молодой мамочки с коляской брюнеточка и блондиночка отложили терзающие их муки выбора и дружным шепотом поздоровались со своей воспитательницей. Сделали они это по той причине, что наследник семьи Валеевых изволил недавно откушать материнского молока и теперь блаженно спал, изредка шевеля розовыми пальчиками.

— Маша, ты посиди на лавочке с Трошей, а мы с Анечкой сходим в почтамт.

Девушка с иссиня-черными волосами тут же ухватилась за ручку детской «кареты» и повлекла ее под раскидистую липу, даже не оглянувшись на воспитательницу и подругу. Минут через десять, когда те вышли обратно с посылочным ящиком, испаночка уже вовсю тетешкалась с проснувшимся Трофимом Петровичем, ублажая его взыскательный слух веселой каталонской песенкой — впрочем, материнский голос для него оказался куда как лучше и слаще. Под умильные «баю-баюшки-баю» Анечка вытянула из своей сумочки-рюкзачка чехольчик с инструментальным набором, и уже с его помощью аккуратно вскрыла почтовый ящик, оклеенный с нескольких сторон бумажными квитками. Педантично собрав и ссыпав в урну гнутые гвоздики, пшеничноволосая блонда поскребла бумажную квитанцию с проставленной датой прибытия в Ярославль:

— Еще восемнадцатого июня приехала, а сегодня уже двадцать второе!

Сдернув укрывающую содержимое ящика газетку, молоденькая девушка довольно констатировала:

— Я же говорила, что она свою одежду в детдом перешлет?!

Не отвечая, Соледад переправила обнаружившиеся под крышкой саржевые штаны и блузку далекой подруги в свою сумку — а вот завернутые в кусок ткани сандалии пришлось пихать уже в рюкзачок Анны. Кроме гражданской одежды, воспитанница Морозова прислала коробку шоколадных конфет «Монпансье», под которым обнаружилось небольшое письмо, зеленые военфельдшерские петлицы, небольшой холщевый мешочек…

— Сашины четки!?

И завернутые наособицу — три негатива и дюжина фотографических карточек Александры в новенькой военной форме.

— Ух ты-ы!!!

Письмо о первом дне начинающего военного медика в санбате читали коллективно, хихикая разноголосым трио от лаконичного описания армейского нижнего белья и прочих забавных моментов — периодически прерываясь на повторное разглядывание фотокарточек и ощупывание латунной змейки-на-чаше и двух рубиновых «кубарей» на новеньких военфельдшерских петлицах. Обсудив содержимое Сашиного письма (в котором, среди прочего, была просьба сохранить для нее четки) и фотокарточек, воспитанницы вернули «гражданку» подруги-практикантки обратно в ящичек, который вполне влез в багажное отделение детской коляски — и отправились к бочке с прохладительным напитком. Коварная Анечка начала уговаривать Татьяну Васильевну санкционировать им с Соледад вечерний поход в кино, испаночка молчаливо поддерживала и готовила монетки для продавщицы кваса, и в целом, жизнь была прекрасна!

У-у-у-у-у-у-у!!!

И тут внезапно по всему городу тревожно завыли сирены. К ним почти сразу же присоединился и проснувшийся Тимофейка, где-то недалеко залаяла собака… После третьей подряд серии гудков, на начавших скапливаться возле репродукторов городской системы оповещения опустилась тревожная тишина — которую через минуту заполнил знакомый всем гражданам СССР голос диктора Всесоюзного радио Левитана:

— Внимание! Внимание! Внимание! Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза!!! Передаем важное правительственное сообщение!!!

Толпа возле столбов с репродукторами все густела, из окон ближайших домов начали высовываться головы жителей и совслужащих.

— Граждане и гражданки Советского Союза! Сегодня, в четыре часа утра, без всякого объявления войны, германские вооруженные силы атаковали границы Советского Союза!.. Началась Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков! Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!!!

На город вновь опустилась тишина. Ошеломленная, оглушающая, вызывающая страх и растерянность… Повсеместно видны были бледные лица и потерянные взгляды, но даже на их фоне молоденькая красивая брюнеточка выделялась поистине мертвенной белизной, раз за разом повторяя своей потерянно выглядящей подружке:

— Как же?.. Опять война… Зачем — война?!! Нет-нет, это неправда…