Альберт Харистов сидел в заброшенном сторожевом посту у старого водохранилища, прижимая к уху крошечный приемник. Слушал отчет Доброва, его предупреждение, его последние слова перед тем, как связь прервалась.
Проект «Феникс». Строгов знает. Елена. Безопасный квадрат С4.
Что это значило? Он знал о проекте «Феникс» — первоначальной военной разработке, которую Саян переориентировал на медицинские цели. Знал, что Строгов был как-то связан с этим проектом. Но что такое «безопасный квадрат С4»? И при чем тут Елена?
Он достал карту подземных уровней Фармзавода, которую они с Саяном составили при планировании клиники. Завод был разделен на условные сектора для упрощения навигации. И сектор С4 был…
Изоляционная камера, понял Альберт. Максимально защищенное помещение с автономной системой жизнеобеспечения. Мы планировали использовать ее для пациентов с особо заразными заболеваниями или непредсказуемыми реакциями на нанокровь.
Елена и пациенты могли быть там. В относительной безопасности, защищенные от ГКМБ специальными протоколами безопасности, которые они с Саяном установили именно на случай подобного вторжения.
А если там еще и образцы нанокрови…
Альберт понимал, что времени мало. Добров, скорее всего, уже подвергается допросу. ГКМБ будет пытаться выяснить местонахождение «беглого доктора». А если они узнают о пациентах в изоляционной камере…
Он активировал коммуникатор, пытаясь связаться с Хазиным. На пятый сигнал журналист ответил:
— Харистов? Ты в безопасности?
— Относительно, — коротко ответил Альберт. — Но не в этом дело. Мне нужна информация о рейде на Фармзавод. Что происходит внутри? Есть ли сведения о пациентах?
— ГКМБ полностью блокировала информационные каналы, — голос Хазина звучал напряженно. — Но мои люди засекли эвакуацию медицинского транспорта примерно за час до начала рейда. Возможно, часть пациентов успели вывезти.
— Куда направлялся транспорт?
— На восток. В сторону старых правительственных бункеров. Но дальше след теряется.
Альберт задумался. Елена знала о запасных маршрутах эвакуации. Если она успела организовать вывоз пациентов…
— Дмитрий, мне нужно попасть на Фармзавод, — решительно сказал он. — Через основной периметр не пройти, но должен быть другой путь. Подземный, или…
— Ты с ума сошел? — возмутился Хазин. — Там полная блокада! Три кордона, элитные подразделения. Даже с твоими… улучшенными способностями ты не прорвешься.
— Я должен попытаться, — твердо сказал Альберт. — Там Саян, Маргарита… и возможно, Елена с пациентами в изоляционной камере. Если ГКМБ их обнаружит…
Хазин долго молчал, явно борясь с нежеланием подвергать друга смертельному риску.
— Есть один путь, — наконец неохотно сказал он. — Старая система вентиляции. Она была модернизирована в 80-х для защиты от химических атак. Имеет независимые шахты, выходящие за пределы периметра завода.
— Где ближайший вход?
— Северо-западный склон, в полукилометре от основного ограждения. Выглядит как обычный канализационный люк, но на самом деле ведет в вентиляционную систему.
— Сможешь обеспечить отвлекающий маневр? — спросил Альберт. — Что-то, что привлечет внимание периметра в другую сторону?
— Возможно, — Хазин звучал задумчиво. — У меня есть контакты среди протестующих. Они уже собираются у Центрального госпиталя, требуя возобновления поставок лекарств. Если направить их к заводу… или устроить небольшую диверсию в южном секторе…
— Просто отвлечение, — уточнил Альберт. — Никаких жертв. Эти люди и так страдают от системы.
— Понял, — согласился Хазин. — Дай мне час на подготовку. Как только увидишь активность у южных ворот, действуй.
— Спасибо, Дмитрий, — искренне сказал Альберт. — И если я не выберусь…
— Даже не начинай, — оборвал его Хазин. — Я не передам никаких прощальных слов. Потому что ты выберешься. Со всеми.
Связь прервалась. Альберт посмотрел на карту завода и окрестностей, мысленно прокладывая маршрут к вентиляционной шахте. Риск был огромным, но альтернатива — бросить друзей и пациентов на произвол ГКМБ — была неприемлема.
Он собрал минимум необходимого снаряжения, проверил, надежно ли скрыт последний образец нанокрови, который он всегда носил с собой, и выдвинулся в направлении Фармзавода.
Ночь обволакивала его, как союзник, а улучшенные чувства позволяли видеть путь так ясно, словно он держал в руках карту с подсветкой. В его «двойном сердце» — полуорганическом, полумеханическом чуде современной науки — билась решимость спасти тех, кто верил в его миссию. В его идею о медицине, доступной каждому. О технологии, которая не разделяет людей, а спасает их.
И внутренний голос, странно похожий на голос Елены, шептал, что это больше, чем миссия. Это его выбор — выбор стороны в конфликте, который определит будущее не только нанокрови, но и всей медицины. Возможно, всего человечества.
Через час, как и обещал Хазин, у южных ворот Фармзавода начались беспорядки. Толпа разгневанных горожан — сначала несколько десятков, затем сотни — собралась, требуя правды о «преступлениях ГКМБ против медицины». Плакаты, громкоговорители, скандирование лозунгов — всё это создавало достаточно шума, чтобы привлечь внимание большей части охраны.
Альберт, наблюдавший издалека, дождался, когда второе кольцо оцепления ослабнет, и стремительно, используя каждый клочок тени, проскользнул к указанному Хазиным люку. Крышка была тяжелой, но его улучшенная физиология справилась с ней без особого труда.
Внутри вентиляционной шахты было темно и тесно. Пыль десятилетий покрывала металлические стенки, а воздух был затхлым, с легким запахом химических реагентов — остатков советской эпохи. Но шахта была проходима, и она вела прямо к подземным уровням завода.
Альберт двигался быстро, ориентируясь по памяти и по редким техническим маркировкам на стенах. Его усиленный слух улавливал отдаленные звуки — голоса, шаги, гудение оборудования. Звуки вторжения ГКМБ в то, что должно было стать храмом новой медицины.
Через разветвленную систему туннелей он наконец добрался до вентиляционной решетки, выходящей в один из технических коридоров подземного комплекса. Осторожно выглянув, он увидел двух агентов ГКМБ, патрулирующих коридор. Они двигались лениво, уверенные, что периметр надежно защищен.
Дождавшись, когда патруль отойдет достаточно далеко, Альберт тихо вышел из шахты и, прижимаясь к стенам, начал продвигаться в сторону сектора С4. Его улучшенные чувства позволяли заранее определять приближение людей, а знание планировки комплекса давало преимущество перед захватчиками.
Добравшись до перекрестка коридоров, Альберт замер, услышав знакомые голоса. В небольшой комнате, двери которой были оставлены приоткрытыми, он увидел Саяна. Ученый сидел за столом, обхватив голову руками, а напротив него стоял…
Строгов. Глава ГКМБ лично допрашивал Саяна, и его голос звучал странно… почти дружески.
— Ты же понимаешь, Саян, мы были коллегами, — говорил Строгов. — У нас общие цели. Мы оба хотим использовать нанокровь для блага людей.
— Блага избранных людей, — тихо, но твердо ответил Саян. — Я видел протоколы проекта «Феникс». Видел списки «приоритетных реципиентов». Ни одного обычного гражданина. Только высшие чиновники, военные, олигархи.
— Это первый этап, — Строгов развел руками. — Отработка технологии на контролируемой группе. Потом, когда все риски будут минимизированы…
— Я знаю эту песню, инспектор, — покачал головой Саян. — Сначала элита, потом управляемое распространение, потом… ничего. Потому что контроль важнее людей.
Он поднял взгляд на Строгова.
— А теперь у вас новый партнер — Вельский. Который видит в нанокрови только способ заработать миллиарды. Элитное лечение для тех, кто может заплатить.
Строгов вздохнул, словно действительно расстроенный непониманием.
— Я пытаюсь спасти технологию от хаоса, — сказал он. — От людей вроде Харистова, которые готовы раздать ее кому попало. Ты хоть представляешь, что будет, если нанокровь попадет в руки террористов? Преступников? Если миллионы людей внезапно получат улучшенные способности без контроля?
— А что будет, если миллионы людей внезапно перестанут умирать от излечимых болезней? — парировал Саян. — Если медицина станет действительно доступной для всех? Если исчезнет монополия государства и корпораций на здоровье людей?
Строгов помолчал, затем его лицо стало жестче.
— Последний раз спрашиваю: где Харистов? Где образцы нанокрови? Где Елена Воронина и пациенты?
— Не знаю, — спокойно ответил Саян. — И рад, что не знаю. Потому что тогда ты не сможешь вытащить эту информацию из меня.
Строгов покачал головой, словно сожалея о необходимости следующего шага.
— Приведите девушку, — приказал он кому-то за дверью.
Через минуту в комнату ввели Маргариту. Ее руки были связаны за спиной, на лице виднелись ссадины. Но в зеленых глазах медсестры горел непокорный огонь.
— Оставьте ее в покое, — напрягся Саян. — Она просто медсестра. Она не знает ничего важного.
— О, я так не думаю, — Строгов подошел к Маргарите. — Наши источники говорят, что мисс Светлова — настоящий вундеркинд. Фотографическая память, интуитивное понимание медицинских процедур. И полное доверие Харистова.
Он повернулся к Саяну.
— Так что выбор прост: или ты говоришь, где остальные образцы нанокрови, или мы проверим, насколько мисс Светлова… устойчива к методам убеждения ГКМБ.
Саян побледнел. Маргарита, напротив, лишь вздернула подбородок.
— Не говори ему ничего, Саян, — твердо сказала она. — Что бы они ни сделали со мной, это ничто по сравнению с тем, что они сделают с тысячами пациентов, если завладеют нанокровью.
Строгов с интересом посмотрел на девушку.
— Впечатляет, — признал он. — Такая преданность делу. Такая… готовность к самопожертвованию.
Он кивнул агенту, стоящему рядом с Маргаритой.
— Начните с электродов. Низкое напряжение, постепенное увеличение.
Альберт, наблюдавший из коридора, понял, что больше ждать нельзя. Он быстро оценил ситуацию: двое агентов в комнате, еще как минимум один в коридоре за дверью. Строгов — опытный оперативник, несмотря на административную должность. Прямая конфронтация приведет к тревоге и провалу миссии.
Нужно что-то неожиданное. Отвлекающий маневр.
Именно в этот момент из кармана Строгова раздался сигнал коммуникатора. Инспектор раздраженно ответил:
— Строгов. Да. Что? — Его лицо изменилось, став сосредоточенным. — Когда? Сколько? Держать периметр, я сейчас буду.
Он быстро закончил разговор и повернулся к агентам.
— Отложить допрос. У нас прорыв южного периметра. Протестующие прорвались через первое кольцо оцепления.
Хазин, подумал Альберт с благодарностью. Отличная работа.
— Оставить двоих для охраны заключенных, — быстро распорядился Строгов. — Остальные — к южным воротам. Если Харистов использует протесты как прикрытие для проникновения, он пожалеет об этом.
Инспектор направился к выходу, на ходу проверяя оружие. Агенты, за исключением двух оставленных для охраны, последовали за ним.
Альберт дождался, когда коридор опустеет, затем быстро оценил ситуацию. Дверь комнаты была приоткрыта, один из охранников стоял рядом с Маргаритой, второй — у выхода. Саян находился за столом, в наручниках.
Он достал последний образец нанокрови. Это был риск, но другого выхода не было. Движением, отточенным годами хирургической практики, Альберт метнул контейнер, как дротик, точно в шею охранника у двери.
Металлический корпус контейнера ударил по сонной артерии, вызвав временную потерю сознания. Агент осел на пол, не успев поднять тревогу. Второй охранник потянулся к оружию, но Альберт был быстрее — его улучшенные рефлексы позволили преодолеть расстояние до агента за доли секунды.
Короткая, но интенсивная схватка закончилась в пользу Харистова. Его физические возможности, усиленные наномашинами, значительно превосходили возможности обычного человека.
— Альберт! — Саян и Маргарита смотрели на него с изумлением и радостью.
— Потом объяснения, — отрезал Харистов, быстро освобождая их от пут. — У нас мало времени. Где Елена? Где пациенты?
— Изоляционная камера, — быстро сказал Саян. — Сектор С4. Елена активировала протокол «Убежище» перед самым рейдом ГКМБ. Они должны быть в безопасности, но воздуха и припасов хватит максимум на 24 часа.
— А остальные образцы нанокрови?
— С ней, — Саян одним движением потер запястья, освобожденные от наручников. — Все стабилизированные образцы в специальном контейнере.
— Нужно двигаться, — Альберт проверил состояние охранников: оба без сознания, но живы. — Как только они очнутся, поднимется тревога.
Он забрал их оружие и передал Саяну один из пистолетов.
— Ты умеешь с этим обращаться?
— Теоретически, — Саян неуверенно держал оружие. — Базовая подготовка была частью работы в проекте «Феникс».
— Избегай стрельбы, — наставительно сказал Альберт. — Это только для крайнего случая.
Они выскользнули из комнаты и быстро двинулись по коридорам в сторону сектора С4. Звуки тревоги и беспорядков снаружи становились громче — протестующие, очевидно, продолжали прорываться через оцепление.
— Что случилось с Добровым? — спросил Саян на ходу. — Он был с тобой?
— Он внутри, — ответил Альберт. — Задержан ГКМБ. Пытался выиграть для нас время.
— Агент ГКМБ? — Маргарита выглядела удивленной. — Почему он помогает нам?
— Долгая история, — Альберт осторожно выглянул за угол, проверяя коридор. — Я дал ему нанокровь, чтобы спасти от ранения. Теперь он… один из нас.
— Ты использовал нанокровь на агенте ГКМБ? — Саян остановился от удивления. — Это… непредсказуемо. И потенциально опасно.
— У меня не было выбора, — отрезал Альберт. — Он спас мне жизнь. И оказался на нашей стороне.
Они продолжили движение, избегая патрулей ГКМБ. Несколько раз им пришлось спрятаться в боковых помещениях, пропуская группы агентов, спешащих к южному периметру.
— Что-то не так, — заметил Саян, когда они приблизились к сектору С4. — Слишком мало охраны. Строгов должен был выставить дополнительные посты у изоляционной камеры, если подозревает, что там могут быть образцы.
— Если только он не знает наверняка, что там никого нет, — мрачно предположил Альберт.
Но когда они добрались до массивной двери изоляционной камеры, их ждал сюрприз — перед входом действительно не было охраны. Только мигающая красная лампа, сигнализирующая о активном протоколе изоляции.
— Система автономна, — пояснил Саян, подходя к панели управления. — Полностью отключена от общей сети. Только зарегистрированные сотрудники могут открыть ее извне при активном протоколе.
Он приложил ладонь к сканеру, и система мгновенно начала процесс идентификации.
— Саян Тайгаев, биохимик, допуск уровня A, — объявил механический голос. — Подтверждено. Требуется второй авторизованный сотрудник для открытия изоляционного протокола.
Альберт подошел к сканеру и приложил свою ладонь.
— Альберт Харистов, хирург, руководитель проекта, допуск уровня A+, — продолжил голос. — Подтверждено. Аннулирование протокола «Убежище». Открытие шлюза через 10 секунд.
Массивная дверь с шипением отъехала в сторону, открывая стерильный шлюз, а за ним — просторное помещение с медицинским оборудованием и несколькими больничными койками.
И там, посреди комнаты, с пистолетом в руках, стояла Елена Воронина. За ее спиной, защищенные импровизированной баррикадой из столов и шкафов, сжались несколько испуганных пациентов — Ксения, Андрей Лавров и еще трое, которых Альберт не знал.
— Альберт? — Елена опустила оружие, ее лицо выражало смесь облегчения и недоверия. — Ты… жив?
— Более-менее, — он улыбнулся, делая шаг внутрь. — И пришел вас забрать отсюда.
Она бросилась к нему, и на мгновение все опасности, вся ситуация отступили на второй план. Была только Елена, живая, невредимая, в его объятиях.
— Мы успели эвакуировать только этих пациентов, — тихо сказала она, отстраняясь. — Остальных… ГКМБ перехватила транспорт. Мы не знаем, что с ними.
— Сейчас главное — выбраться отсюда, — Альберт быстро осмотрел состояние пациентов. — Все мобильны? Могут двигаться самостоятельно?
— Все, кроме Ксении, — Елена бросила обеспокоенный взгляд на девочку. — Она стабильна, но еще слаба. Наномашины продолжают работу.
Андрей Лавров шагнул вперед.
— Я понесу ее, — сказал он уверенно. — Мои силы… усилились за последние дни.
Альберт кивнул, заметив, как изменился Лавров с момента их последней встречи. Более уверенные движения, живой, проницательный взгляд. Наномашины явно продолжали трансформировать его.
— А образцы нанокрови? — спросил Альберт, поворачиваясь к Елене.
Она указала на небольшую металлическую коробку, похожую на медицинский холодильник.
— Все стабилизированные образцы здесь. Последние пять доз, после твоего… исчезновения.
— Отлично, — Альберт взял контейнер и передал его Саяну. — Береги его как зеницу ока. Это будущее «Нового Сердца».
— Как мы выберемся? — спросила Маргарита, помогая пациентам готовиться к эвакуации. — Весь комплекс под контролем ГКМБ.
— Тем же путем, что я пришел, — ответил Альберт. — Через вентиляционную шахту. Хазин организовал отвлекающий маневр на южном периметре, большая часть сил ГКМБ стянута туда.
— А что с Добровым? — спросил Саян, аккуратно закрепляя контейнер в специальной сумке.
Альберт помрачнел.
— Не знаю. Последнее, что я слышал через передатчик — его допрашивают. С «спецсредствами».
— Мы должны ему помочь, — решительно сказала Маргарита. — Он рисковал жизнью ради нас.
— Нет, — твердо ответил Альберт. — Наномашины дают ему шанс. Но если мы попытаемся вытащить его сейчас, рискуем всем. Образцами, пациентами, самим проектом.
Елена внимательно посмотрела на Альберта, заметив изменение в его голосе, когда он говорил о Доброве.
— Ты дал ему нанокровь, — не спросила, а констатировала она. — Так же, как Лаврову. Как мне. Как нам всем.
— Да, — просто ответил Альберт. — Он сделал выбор. Как и мы все.
Они быстро организовали порядок эвакуации. Впереди Альберт, за ним пациенты с Лавровым, несущим Ксению, затем Елена и Маргарита, замыкающим — Саян с контейнером.
— Всем соблюдать тишину, — инструктировал Альберт, когда они покинули безопасность изоляционной камеры и вышли в коридор. — Если наткнемся на патруль — я разбираюсь, остальные отступают обратно в камеру, запечатывают дверь.
Они двигались осторожно, используя каждое укрытие, каждый поворот коридора. Благодаря отвлекающему маневру Хазина большая часть агентов ГКМБ действительно была стянута к южному периметру, но внутри комплекса все равно оставались патрули.
Дважды им приходилось замирать в боковых помещениях, пропуская мимо группы агентов. Один раз короткая стычка была неизбежна — двое патрульных заметили группу и попытались поднять тревогу. Альберт нейтрализовал их быстро и бесшумно, используя свои улучшенные рефлексы и силу.
— Ты… другой, — заметила Елена, когда они продолжили путь. — Более решительный. Более… эффективный.
— Ситуация требует, — коротко ответил Альберт, но понимал, что она права. Что-то в нем изменилось. Не только физически, но и морально. Дорога к вентиляционной шахте казалась бесконечной. Каждый поворот коридора мог таить угрозу, каждая тень могла превратиться в агента ГКМБ. Но Альберт двигался уверенно, словно у него была внутренняя карта всего комплекса.
Когда они наконец добрались до входа в вентиляционную систему, за их спинами уже раздавались звуки тревоги.
— Они обнаружили побег, — Саян оглянулся на мигающие красные огни в глубине коридора. — Скоро перекроют все выходы.
— Быстрее, — Альберт открыл доступ к шахте. — Женщины и дети первыми. Затем пациенты. Саян, ты с образцами — предпоследний. Я замыкаю.
Одну за другой он помогал группе забираться в шахту. Последней была Маргарита, затем Саян с контейнером. Когда Альберт сам начал подниматься, он услышал быстрые, уверенные шаги в коридоре.
— Харистов! — голос Строгова звучал почти обыденно, словно он обращался к коллеге на совещании. — Я знаю, что это ты.
Альберт обернулся. Игорь Строгов стоял в конце коридора, без оружия, без сопровождения. Просто человек в дорогом костюме, с усталым лицом и холодными глазами.
— Ты проиграл, Строгов, — ответил Альберт. — Мы уходим. С пациентами и образцами.
— Уверен? — Строгов сделал шаг вперед. — Ты действительно думаешь, что можешь просто уйти? Что вся мощь государственной машины не найдет тебя, где бы ты ни скрылся?
— Я не собираюсь скрываться, — твердо сказал Альберт. — Я собираюсь продолжать свою работу. Лечить людей, которых система списала со счетов.
Строгов покачал головой, словно слушая наивного ребенка.
— Ты не понимаешь, с чем играешь, Харистов. Нанокровь — это не просто лекарство. Это эволюционный переключатель. Способ создать новый вид человека. Ты правда думаешь, что такая мощь должна быть у одиночки, действующего по своему усмотрению?
— А у кого она должна быть? — парировал Альберт. — У ГКМБ? У правительства, которое держит обычных людей на грани выживания, пока элита наслаждается всеми благами? Или у Вельского, который видит в ней лишь источник прибыли?
Он сделал шаг назад, ближе к шахте.
— Нанокровь должна спасать жизни. Всех. Не только избранных.
— Благородно, — признал Строгов. — Но наивно. Ты создал технологию, которая может изменить саму человеческую природу. Ты хоть представляешь последствия, если она попадет не в те руки?
— Ты имеешь в виду — в твои руки? — Альберт усмехнулся. — Я видел последствия. Лавров, Ксения, Елена… даже Добров. Обычные люди, получившие шанс на лучшую, более полную жизнь.
— Добров? — Строгов прищурился. — Ты дал нанокровь агенту ГКМБ?
— Бывшему агенту, — уточнил Альберт. — Он сделал свой выбор. Как и ты, Строгов. Только он выбрал сторону людей, а не бюрократов и олигархов.
Позади Строгова появились агенты ГКМБ, с оружием наготове. Но инспектор поднял руку, останавливая их.
— Люди не готовы к такой технологии, Харистов, — сказал он серьезно. — Ты думаешь, что несешь спасение, а на самом деле можешь принести хаос.
— А я думаю, что люди заслуживают шанса самим решать, — ответил Альберт. — Без посредников, диктующих им, что правильно, а что нет.
Он сделал еще шаг назад.
— Прощай, Строгов. Мы еще встретимся.
— В этом я не сомневаюсь, — кивнул инспектор. Его лицо было невозмутимо, но в глазах читалась странная смесь уважения и сожаления. — И когда это произойдет, один из нас пожалеет о своем выборе.
Альберт ничего не ответил, лишь скрылся в вентиляционной шахте, плотно закрыв за собой решетку. Строгов не отдал приказ стрелять. Не попытался остановить его. Просто стоял и смотрел, словно давая ему фору. Словно это была не просто погоня, а нечто большее — дуэль идей, столкновение мировоззрений.
Выбравшись из вентиляционной шахты далеко за периметром, группа быстро двинулась к условленной точке встречи. Там их уже ждал транспорт — два медицинских фургона с логотипами благотворительной организации, которые Хазин сумел организовать через свои связи.
— Все здесь, — сообщил Альберт журналисту по защищенной линии, когда они расположились в фургонах. — Образцы, пациенты, команда. Кроме Доброва.
— Я знаю, — голос Хазина звучал озабоченно. — Мои источники сообщают, что его перевозят в центральный комплекс ГКМБ. Строгов лично курирует дело.
— Мы должны его вытащить, — Альберт крепче сжал коммуникатор. — Он рисковал всем ради нас.
— Сейчас это невозможно, — твердо сказал Хазин. — Центральный комплекс ГКМБ — это крепость. Даже с твоими… улучшенными способностями это самоубийство.
Альберт знал, что журналист прав, но это не делало решение легче.
— Хорошо, — наконец согласился он. — Но мы не бросаем его. Просто… откладываем спасение до более удобного момента.
— Согласен, — сказал Хазин. — А пока следуйте плану эвакуации. Фургоны доставят вас в безопасное место за городом. Там уже готовы помещения для временной клиники.
— Спасибо, Дмитрий, — искренне сказал Альберт. — Без тебя этой операции бы не было.
— Просто делаю свою работу, — журналист помолчал, затем добавил более серьезным тоном: — Но ты должен знать кое-что еще. То, чего не видел внутри комплекса.
— Что именно?
— Протесты у Фармзавода… они вышли из-под контроля. ГКМБ применила силу. Есть раненые, возможно, даже погибшие.
Альберт закрыл глаза, ощущая тяжесть этой новости.
— Это моя вина, — тихо сказал он. — Я попросил тебя организовать отвлекающий маневр.
— Нет, — твердо возразил Хазин. — Это вина системы, которая довела людей до отчаяния. Они не просто отвлекали внимание ГКМБ — они протестовали против настоящей несправедливости. Против медицины, доступной только элите. Против правительства, которое позволяет обычным людям умирать от излечимых болезней.
Он сделал паузу.
— И знаешь, что интересно, Альберт? Они скандировали имя. Знаешь чье?
— Чье? — спросил Харистов, хотя уже догадывался об ответе.
— Твое, — просто сказал Хазин. — «Харистов! Харистов!» Ты стал символом, хочешь ты того или нет. Символом надежды для тех, кого система списала со счетов.
Альберт не ответил сразу. Он смотрел на пациентов, расположившихся в фургоне — людей, которым традиционная медицина не могла помочь. Людей, получивших второй шанс благодаря нанокрови. Людей, жизни которых теперь были связаны с его собственной жизнью невидимыми, но прочными нитями общей судьбы.
— Я не хотел становиться символом, — наконец сказал он. — Я просто хотел лечить людей.
— Иногда мы не выбираем свою судьбу, — философски заметил Хазин. — Иногда она выбирает нас.
Когда связь прервалась, Альберт повернулся к остальным членам команды. Елена сидела рядом с Ксенией, мягко держа девочку за руку. Маргарита проверяла состояние других пациентов. Саян бережно охранял контейнер с образцами нанокрови. Андрей Лавров смотрел в окно на проносящийся мимо ночной пейзаж, его глаза отражали свет редких фонарей, словно глаза кошки.
Они были разными людьми с разными историями. Врач, изгнанный системой. Невролог, потерявший мужа из-за недоступности лечения. Биохимик, сбежавший от военных разработок. Медсестра-вундеркинд, никогда не получившая шанса реализовать свой потенциал. Обычный водитель грузовика, ставший чем-то большим.
И все они были объединены одной целью, одной идеей, одной технологией, которая могла изменить будущее медицины и, возможно, всего человечества.
«Новое Сердце» потеряло свою первую базу, но не свою миссию. И пока образцы нанокрови в безопасности, пока команда вместе, эта миссия будет продолжаться. Несмотря на преследования ГКМБ, несмотря на амбиции Вельского, несмотря на противодействие всей системы.
Потому что иногда самый важный выбор — это выбор врага. И Альберт Харистов сделал свой выбор. Он выбрал бороться против тех, кто хотел монополизировать спасение жизней. Кто хотел решать, кто достоин жить, а кто — нет.
Это не был легкий выбор. Это не был безопасный выбор. Но это был единственный выбор, который он мог сделать, оставаясь верным своей клятве врача. Клятве, которая не знала исключений, не признавала привилегий, не делила людей на достойных и недостойных.
И с этим выбором «Новое Сердце» начинало новую главу своей истории. Главу, которую еще предстояло написать — кровью, надеждой и непоколебимой верой в то, что медицина должна служить всем людям. Без исключений.
Фургоны мчались по ночному шоссе, унося команду и пациентов всё дальше от преследования, в неизвестное, но полное возможностей будущее. А в сердце Альберта Харистова — его удивительном «двойном сердце» — билась надежда. Надежда на то, что они сделали правильный выбор.
Выбор, который изменит всё.