Могильщик. Шёпот костей

Глава третья. Сердце Озера

Озеро пахло тиной и рыбой. Велион сидел на гальке, покрывающей берег, и морщился, ощупывая лицо и шею. Одиночными волосками или даже клочками оставалась плохо пробритая щетина. Ничего удивительного, что в этом городишке не оказалось ни одного приличного брадобрея, но побриться хотелось жутко. Сейчас могильщик думал о том, что ещё пару недель можно было б и потерпеть.

Он оглядывал окрестности, хотя оглядывать практически нечего. Порт представлял собой несколько причалов, объединённых одним деревянным помостом. К каждому причалу пришвартованы по нескольку суден – от утлых лодчонок до, в принципе, добротных баркасов, на которых действительно можно было проплыть те полста миль, что отделяли остров от берега.

В паре сотен ярдов от причала даже стоял портовый кабак – не большенькое зданьице с покосившейся крышей, но большой популярностью он, судя по всему, не пользовался – за тот час, что могильщик сидел на берегу, в него вошли всего два человека, причём, одной из них была старая проститутка. Наверное, ещё не время. А может быть, здесь всегда «не время». Велион слышал, что в нескольких милях к юго-западу, там, где из Лельского озера вытекает река Крейна из старого рыбацкого посёлка отстроился настоящий город-порт. Ничего удивительного в этом не было: Крейна – полноводная река, местами достигающая ширины в три мили, имея длину всего-то в сто пятьдесят, могучая в своей неторопливости, ведь Лельское озеро располагалось на небольшой высоте относительно уровня моря. Вот там, наверное, настоящие портовые кабаки. Но могильников там нет, а значит, ему там делать нечего.

Невдалеке на мелководье плескалась кучка ребятни разных возрастов, чуть дальше – люди повзрослее. Солнце уже клонилось к западу, но до заката ещё далеко, так что вода в озере сейчас тёплая. Могильщику жутко захотелось искупаться. Поразмыслив, он поднялся с гальки и направился в сторону озера.

На него косились, признавая чужого, иногда тихо перешёптывались, но никто не пытался к нему лезть. К тому же мужчин среди купающихся было немного – большинство сейчас, скорее всего, ещё рыбачило или коптило рыбу, или солило, или мололо вяленую мелочь для того самого рыбного теста. И некоторые из женщин смотрели на него вполне недвусмысленно, но пока могильщик хотел только купаться.

Велион скинул одежду, оставшись только в нижних штанах, сложил вещи в кучку, а сверху положил пояс с клинком. Потом медленно направился к воде.

Озеро прогрелось ещё недостаточно, всё-таки даже середина июня – рановато, чтобы купаться в таком большом водоёме, но вода всё равно оказалась вполне терпимой. Раздражало только то, что у берега был слабый откос, хотя это позволяло привыкнуть к прохладной воде постепенно. Могильщик прошёл с сотню футов, но вода поднялась только чуть выше пупка. Но, сделав ещё один шаг, он ушёл под воду с головой. Вынырнув, могильщик долго отплёвывался и фыркал, потом, наконец, поплыл дальше от берега.

Могильщик загребал воду руками машинально, так же машинально поворачивал то в одну сторону, то в другую, чтобы не отплывать слишком далеко от берега – утонуть от судороги, схватившей ногу, ему не хотелось.

Его мир – всего лишь череда могильников. Его жизнь – бродяжничество и распутывание магических ловушек. Могильщик по сути своей – одинокий волк, не способный даже гулять там, где ему хочется. Нет, само по себе это не повод кончать жизнь самоубийством в очередном могильнике. Пусть он проклят, пусть. Проклятие перчаток – цена за его отличие от других. И он считал, что сможет заплатить эту цену. Нет, могильщик помнил что-то из того, о чём думал перед тем, как войти в Имп. Но это было давно. Это был морок, минутная слабость, глупость.

Но одинокий волк становится дворнягой на цепи. Лес вокруг превращается в забор. Проклятие – в цепь. И это волк сидит на этой цепи, радуясь, что он будто бы другой, но если присмотреться, то ничем уже не отличается от других собак. Вот только в нём есть толика волка, но волка, которого сломили, из-под воль придав иллюзию свободы, толику чуждости, которые он так пестовал и лелеял, выставляя всем на показ. И волк даже этого не почувствовал, не понял. Поэтому он ненавидит других дворняг, а те ненавидят его. Но большой разницы между ними нет, кроме той, что его отпускают с цепи побегать за забором, а их – нет.

Так зачем же он, волк на привязи, плывёт с Карпре? Всё-таки потешить своё тщеславие? Хочет быть причастным ко всем «подвигам» могильщиков, которые вошли бы в века? Нет. Ему просто интересно? Тоже нет. Конечно, интерес есть, но не такой сильный, чтобы рисковать своей шеей. Денег у него достаточно, десять крон золотом и ещё десятка два серебряных грошей. Может, из жалости к Карпре? Да, Велион его жалеет, но и ненавидит одновременно, ненавидит ещё с первых дней знакомства, а ещё больше после его бегства из рушащегося поместья. Такая жалость, пожалуй, доведёт его убийства «старого друга». Так зачем? Нет ответа, нет. Или он не хочет признаться даже себе?

Велион повернул к берегу, краем глаза увидев, что около его вещей кто-то сидит. Если что-то украдут, догнать воришку в незнакомом и таком запутанном городишке будет непросто. Хорошо, что сумку с кошельком оставил в трактире.

Но человек, сидящий у вещей могильщика, не собирался бежать, наоборот, ждал его. Когда могильщик подплыл ближе к берегу, он понял, что это женщина. Она сидела, наблюдая за его приближением.

– Как водичка? – спросила она, когда Велион вышел не берег.

– Ничего, – ответил могильщик.

– Любишь купаться?

– Иногда.

– А ещё что любишь? Женщины-то нравятся?

– Иногда, – усмехнулся Велион. Шлюха… что ж, можно раскошелиться и на ночь любви, чтобы избежать длительного воздержания. Тем более, женщина была довольно молодой и не выглядела затасканной. Приятное лицо, аккуратная грудь и широкие бёдра. Почему бы и нет…

Шлюха молчала, видимо, не поняв ответ Велиона.

– Сколько? – спросил он, развеивая её сомнения.

– Грош.

– Мои деньги остались в трактире.

– Ещё за грош прогуляемся и до трактира, – пожала плечами женщина.

– Трактир называется «Рыбацкий хвост», – медленно произнёс Велион.

– Удвой цену, и мне будет плевать, как называется трактир и кто в нём остановился на постой, – и не моргнув глазом, ответила женщина.

Вот уж действительно кому наплевать могильщик ты или свинопас. Деньги на бочку и никаких проблем.

– Пойдёт, – кивнул могильщик.

Шлюха сально улыбнулась и поднялась с гальки. Она продолжала улыбаться всё время, пока они шли до трактира. Кажется, она даже гордилась таким клиентом. «Ничего не напоминает, а, могильщик?», – всю дорогу билась в голове Велиона мысль.

Когда они вошли в помещение трактира, то застали только спящего под столом в луже собственной рвоты Кермега. Четверо других куда-то ушли. Карпре, оказывается, забился в самый дальний угол и тоже спал в неестественной позе – сидя на скамье, упёршись лбом в стену.

Велион выспросил у трактирщика, на вид беспробудного пьяницы, где можно переночевать. Тот за половый уступил могильщику свою комнату, прилегающую к внутреннему двору.

Когда Велион уже оказались наполовину раздет, он услышал взрыв пьяного смеха и различил фальшивые женские стоны. Он выглянул в окно и увидел остальных могильщиков, которые, видимо, по очереди трахали во внутреннем дворе, рядом с кучей конского навоза, трактирную служанку. На лице женщины было выражение полного безразличия к происходящему.

«Пусть я животное, а не человек, – подумал могильщик. – Но кто тогда они? Или разница только в обёртке?»

– У меня есть просьба, – сказал он вслух, начиная раздевать женщину.

– Какая? – томно спросила та.

– Стони, пожалуйста, естественней, чем она. Чтобы обёртка была красивей, – пояснил он, видя непонимание в её глазах.

***

– Завтра в путь! – почти весело гаркнул Карпре и, залпом допив кружку вина, грянул ею о стол.

– В путь! – нестройно заголосили могильщики.

Велион, сидящий отдельно, криво усмехнулся. В путь. Молодцы, не боятся. А чего бояться? Они не трезвеют уже который день. Кажется, они вообще не успевают трезветь – так проще жить. Пить, чтобы не бояться, чтобы не думать о том, что твои дни сочтены. Даже если они выживут в походе за Сердцем Озера, долго всё равно не проживут. Ещё один запой и ещё один могильник – максимум. Может два, но этот сброд обречен в любом случае. В Карпре, этом наркомане, больше жизни, чем в них. Он хотя бы настоящий могильщик, пусть и полный мудак.

Должно быть, прокажённый думал о Велионе так же, когда видел, как тот ежедневно упивается в том трактире. Как пьяно пучит глаза куда-то в темноту. Как…

Нет, всё это уже не важно. Велион поборол галлюцинации, пережил смерть Элаги. И, кто знает, возможно, он попробует показать этому сброду, какого это – быть могильщик, и кто-то из них протянет чуть дольше, чем он предсказывает.

Значит, так тому и быть.

Дверь в таверну неожиданно отворилась, Велион даже вздрогнул от скрипа дверных петель. Все могильщики находились в помещении, служанка тоже бродила где-то здесь, пьяный в дым хозяин валялся за стойкой. Неужели ещё один желающий поучаствовать в походе?

Но в зал вошёл не могильщик. Это был старик, обычный пилигрим или странствующий сказитель. Лысый, бородатый, в ободранной одёжке. И старый. Он остановился в проёме, щуря глаза, чтобы те скорее привыкли к царящей в трактире полутьме. Помещение специально так сильно затемнено – чтобы сидящие в трактире посетители успели рассмотреть вошедшего быстрее, чем тот рассмотрел бы их. Очень полезно для скрывающихся преступников.

– Да ты, старик, кажется, совсем оголодал, – насмешливо сказал Карпре, разглядев вошедшего, – если решил прийти в этот проклятый трактир. Здесь обитают могильщики, старик, беги, пока не поздно.

– Странствия многому меня научили, – медленно произнёс старик. Голос у него был чистым и звонким, молодым. Значит, это странствующий сказочник или бард. – Я знаю, что слухи порой бывают лживы. Особенно – слухи, касающиеся могильщиков.

Карпре расхохотался.

– Ну что ж, входи, – сказал он. – Ты храбрый старик, и мы угостим тебя. Но и ты нас чем-нибудь накормишь, а, старик? Например, историей?

– Можно, – достойно согласился тот, подсаживаясь к могильщикам. У него была прямая спина и ясный, пронзительный взгляд. Настоящий сказочник. Велион был уверен, что такие встречаются только в сказках, которые рассказывают сами сказочники – тощие, ободранные, больные. Даже Кронле смотрелся не так убедительно. – О чём вы хотите историю? – спросил сказитель, накладывая в тарелку еды. – О войне? Древние легенды?

– Расскажи нам о Сердце Озера, – попросил Кермег.

Его глаза сверкали, ноздри раздувались. Кажется, он обрадовался появлению сказителя больше других. Впрочем, ничего удивительного – мальчишке всего шестнадцать лет.

– Почему бы и нет, – усмехнулся Карпре. – Рассказывай о Сердце, старик.

– Сначала еда. Рассказывать с набитым ртом – портить историю. Жующий сказитель выглядит непристойно. Сказитель живёт ради того, чтобы рассказывать, а не зарабатывать на еду. Но и без еды никак, – усмехнулся старик.

– Ешь, – благосклонно сказал проклятый. – А мы пока выпьем.

– Я бы тоже выпил вина.

– Ну так выпей.

– Благодарю.

Сказитель ел и пил неторопливо, хотя наверняка сильно проголодался. На вид ему было под шестьдесят, но руки не тряслись. У него почти не осталось зубов, но он не ронял на бороду крошки и ошмётки еды. Его одежда была старой и оборванной, но довольно аккуратной, конечно, насколько это возможно. Велион наблюдал за ним и чувствовал уважение. В детстве он мечтал стать странствующим сказочником, но был слишком молчалив. Да и судьба уже тогда распорядилась по-другому. Из странствующего сказочника в нём только странствия. Хотя бы наёмным убийцей не стал, и то хорошо…

Наконец старик доел. Он вытер ладонью бороду, поблагодарил. И замолчал, закрыв глаза. Пауза вышла достаточно длинной, Карпре уже начал проявлять нетерпение, но старик, наконец, начал:

– Есть в Лельском озере остров. Когда-то, сотни или даже тысячи лет назад, на этот остров прибыли поселенцы, решившие построить на острове город. Их работа продолжалась долго, целые поколения, но город, наконец, был достроен. Огромный город-порт с десятками кораблей, стоящими у причалов. К этому времени сотни поселенцев превратились в тысячи, а к ним всё продолжали прибывать новые люди со всех краёв материка, и вскоре город занял разросся от берега до берега.

О, это были жирные времена. Рыбацкие лодки возвращались полные рыбой, трюмы купеческих кораблей ломились от товаров…

– А потом грянула война, и всё стало херово, – прервал старика Карпре. – Мне уже надоели эти песенки. Поверь, старик, мы, здесь присутствующие, могильщики, и мы никто как иные ощутили на своей шкуре последствия войны.

– Вообще-то, – спокойно и тихо ответил старик, на удивление быстро заткнув Карпре, – моя легенда о Сердце Озера. Она кончается за сотни, а может, и тысячу лет до того, как грянула война. Мне продолжать?

– Извини, старик, – примирительным тоном проговорил могильщик. – Просто так же начинается каждая легенда о войне. О, это были жирные времена, бла-бла-бла, но вот началась война, бла-бла-бла… Продолжай, старик, я буду молчать.

– … трюмы купеческих кораблей ломились от товаров, а умельцы со всего света делали чудесные вещи. Но у города на острове не было имени. Все называли его просто – Город-на-Острове…

– А остров как назывался? – встрял Кермег.

– Заткнись, – шикнул на него кто-то.

– А остров назывался Остров-в-Озере, – объяснил сказочник. – Может, я продолжу? Можно, да? Хорошо.

Прошли десятки лет с основания города, и тысячи людей, возносящих свои мольбы к небесам, просили благополучия себе и своей новой родине. Но что это была за родина? Боги недоумевали. Кому они должны помогать, а кого проклинать? Каких островитян? Что это за Город-на-Озере?

И вот однажды Рыбак, ежедневно слышащий просьбы тысяч и тысяч матросов и рыбаков, разыскал Город-на-Озере. Собрал он люд в порту и обратился к ним с такими словами:

«Чада мои, долго же я вас искал. Как вы допустили, чтобы ваш город не имел настоящего имени? Обрушься на него буря или землетрясение, и все вы погибнете, напрасно вознося молитвы о божественной милости, и никто не сможет вам помочь».

«Почему же?» – вскричали испуганные люди.

«Нет названия – нет города, нет города – нет народа. А как я могу помочь тому, чего нет? Разве услышу я ваши мольбы о помощи? А, услышав, буду ли знать, кому помогать?»

Бог ушёл, оставив людей думать о своей судьбе.

Что делать? Как назвать город? Никто не знал. Люди принялись придумывать разные имена, но ни одно из них не подходило городу, да и жители никак не могли прийти к единому мнению. Одним нравились одно название, напоминающее им о старой родине, другим – иное. Люди обращались к совету мудрецов, но и те ничем не могли помочь, ведь и они принадлежали к разным народам.

– Спросили бы короля, – вставил Кермег.

– У островного народа не было короля, – строго сказал старик. – Иначе каждому народу пришлось бы выбирать своего короля, и как бы этим городом правили десять королей?

– А как правили десять мудрецов?

– Кермег, заткнись уже, – буркнул Карпре.

– Но мне интересно.

– Короли – не мудрецы, – терпеливо пояснил сказитель. – Мудрецы скорее договорятся между собой, да так, чтобы каждому народу их решение пришлось бы по душе. Впервые между ними не было единства. А знаешь почему? Потому что не было достойного имени из сотен предложенных.

Годы шли эти споры, но имя так и не появилось. И однажды случилось страшное – один из тёмных богов, Сожжённый, прознав о безымянном городе, решил его уничтожить. «Города нет, народа нет, – подумал бог. – Но люди есть. А мне нравится убивать людей». И тогда Сожжённый принялся пить воду из озера. Пил он до тех пор, пока не стал размером с гору. А затем одним махом выплюнул всю выпитую воду. Волна высотой в десять человеческих ростов хлынула в сторону города-острова с каждой милей вырастая всё выше и выше. Корабли, что были на озере, подхватывались страшным потоком, и некому было предупредить жителей безымянного города о надвигающейся погибели. А когда волна приблизилась к острову и заслонила солнце, что-то делать уже было поздно: никто даже не успел бы спустить на воду ни один из кораблей, стоящих у причалов. И люди принялись молиться, но светлые боги не слышали их. Поняли люди, как злой рок наказал их за то, что не смогли они дать достойного имени своему городу. Ужас поселился в их сердцах и не оставил и крошки места для надежды, ведь никто уже не мог помочь им.

От огромной тени, отбрасываемой волной, уже стало темно, как ночью, хотя время едва перевалило за полдень. На пенистом её гребне громоздились сотни кораблей, вышедших на озера торговать и рыбачить. От отчаянья пали все люди ниц, продолжая истово молиться, но боги их так и не услышали.

И тогда, в самый тёмный миг, вышел в центр толпы мальчик. В руках он нёс Нечто. Это Нечто помещалось в его ладонях, но исходило из него столько света, что он рассеял нависшую над городом тьму.

«Что это?» – спросили люди у мальчика.

«Это камень, – отвечал мальчик. – Я нашёл его, когда потерялся в одной из прибрежных пещер. Долго блуждал я по этой пещере в кромешной тьме, и силы покинули совсем меня. Тогда, потеряв всяческую надежду, я упал на колени и начал плакать и молить о спасении. Быть может, боги услышали меня, и я увидел свет в дальнем углу пещеры. Подойдя ближе, я нашёл камень, прекраснейший камень на свете, он и испускал из себя свет. Вновь вернулись ко мне надежда и силы, и продолжил я свой путь по пещерам, освещая себе дорогу светом камня. И вскоре вышел наружу».

«Надежда и нам сейчас бы не помешала», – сказал мальчику один из мудрецов… по чистой случайности оказавшийся рядом, – буквально прошипел сказочник, испепеляя взглядом открывшего рот Кермега. – И спросил мудрец:

«Как ты назвал этот камень?»

«Я не один день блуждал по пещерам, – отвечал мальчик, – и решил, что достиг самого центра нашего острова. Потому я дал камню имя Сердце Озера».

«Вот оно! – вскричал мудрец. – Боги послали тебе этот камень, дабы вселилась в твоё сердце надежда. И дали нам подсказку! Мы назовём наш город Сердце Озера. Так вознесите же мольбы богам, люди, и скажите им, что у нашего города появилось настоящее имя!»

И люди истово начали молиться, и Рыбак их, наконец, услышал. За секунды до того, как волна обрушилась на берег, вышел он из воды и сказал:

«Дети мои. Вы нашли то, что искали. Отныне ваш город будет называться Сердце Озера, и в самом его центре будет лежать камень, давший ему имя».

При этих словах Сердце Озера засверкало так ослепительно, что осветило каждый уголок острова, дало каждому человеку чуточку своего тепла. И рассеялась огромная волна, и вновь на небе стало видно солнце. Город был спасён.

А мальчик, нашедший камень, был избран первым королём острова. Он правил мудро, и жили все долго и счастливо. А камень, по чьему имени назвали город, стоял в самом его центре, и свет его вселял надежду каждому, – сказитель замолчал, переводя дыхание, и глотнул немного вина. – А потом, лет так через тысячу или около того, началась Великая Война и всему пришёл пиздец.

– Хорошая сказка, – кивнул Карпре. – Вот только одно мне интересно – много ещё таких камней нашли в той пещере? Не знаешь, старик?

– Сотни алчущих богатства людей бросились на поиски камней в ту пещеру, но нашли только самый обычный кварц.

– А что, – просил неугомонный Кермег, – Сердце Озера не помогло людям во время войны?

– Во время войны не помогало ничего, – печально покачал головой сказитель. – Жалкой горстке людей удалось убежать из города, но им не удалось забрать камень. Именно беглецы с Сердца Озера построили этот город и ближайшие деревни.

– Вот оно что, – хмыкнул Карпре. – Ну что ж, может, мы поможем найти им надежду. А ты, старик, расскажи что-нибудь ещё.

Сказитель начал другую историю, но Велион уже не слушал его.

«Поможем найти надежду, – думал он. – Одно упоминание о камне вселило надежду в Карпре. И не только в него. Я тоже начал на что-то надеяться, хотя и не понимал этого.

Пусть эта надежда окажется не ложной. Хоть бы она…».

Чёрный могильщик резко встал и направился прочь из общей залы.

Он знал, что его надежды несбыточны. Но это не мешало ему надеяться.

***

Путник с приметным шрамом на подбородке остановился у прилавка и мрачно ухмыльнулся.

– Дай пожрать что ли, – устало произнёс он, почёсывая щетину.

– Твоё лицо кажется мне знакомым, – медленно произнёс торговец супом. – Настолько, что я как будто даже могу припомнить, когда ты покупал у меня суп в прошлый раз.

– Да ладно? Ну так давай, налей мне ещё миску, а то жрать охота до одури.

Старик за прилавком нехорошо улыбнулся так, словно мог угрожать крепкому молодому мужчине.

– Я, кажется, сказал «покупал», а жрал на халяву.

– А я, кажется, сказал «налей мне миску», а не расшвыривался тут деньгами, – передразнил его путник. – Лицедей, твою мать, неужели ты разучился смотреть куда-то кроме как на чью-то рожу? Ты меня расстраиваешь.

Торговец на миг напрягся, а потом взглянул на путника как будто бы другим взглядом, более глубоким. И почти сразу побледнел.

– Ёб твою мать…

– Про маму не надо, я её почти не помню, но очень сильно любил когда-то. Ты супа нальёшь или мне сначала купить еды у кого-то другого и только потом возвращаться для разговора?

Старик, названный Лицедеем, принялся нагребать супа с самого дна.

– Я думал, ты умер, Крион, – произнёс он, передавая миску.

– Живее всех живых, как видишь. – Путник отпил через край и с кислым выражением лица пожевал губами. – Суп у тебя говно. Мясца не мог положить сколько нужно?

– Ты жрёшь, не заплатив, и ещё жалуешься? – блекло улыбнулся торговец.

– Я расплачусь информацией, дружище. Важной информацией. А пока дай уже спокойно поесть.

Лицедей постепенно приходил в себя от шока. На его впалых щеках появился румянец, руки перестали трястись. Он смотрел, как Крион ест, и на его губы постепенно выползала паршивая ухмылка. Но путник не обращал ни на него, ни на его ухмылку никакого внимания, его занимала только еда и ничто больше. В конце концов, он выгреб ложкой остатки со дна и шмякнул миску о прилавок.

– Что-то не нравится мне твоя рожа, Лицедей, как будто хочешь сказать мне какую-то гадость. Говори, не обижусь. Чего там, столько лет друг друга знаем. Кстати, сколько? Сто пятьдесят? Двести?

– Где же ты был всё это время? – спросил Лицедей и не думаю менять мерзкую гримасу.

– Да, в принципе, в одном и том же месте, Бергатте. А что такое? Скучал?

Старик скрестил руки на груди и уставился на Криона уже совсем по-волчьи.

– «Всё это время» – это не последние семьдесят два с половиной года, а несколько больше. На пару лет больше.

– А, вот ты про что. Да, знаешь, как-то занят был.

– То есть, пока нас убивали, ты был занят чем-то настолько важным, что даже не удосужился вмешаться?

Крион фыркнул.

– Конечно. Потому что, вмешайся я в этот замечательный процесс убийства, ты бы здесь не стоял. Да и я, скорее всего. Понимаешь ли, меня очень активно звали на другую сторону, не на вашу, и я, как мог, пытался от этого приглашения увильнуть.

– То есть ты два года убеждал нас начать войну, а сам сбежал, как только запахло жареным? – Лицедей начал повышать голос.

Крион поморщился и замахал на торговца руками.

– Не ори. Я не убеждал вас начать войну, я убеждал вас, что мои названные дядьки вот-вот начнут войну, и призывал нанести им превентивный удар. И я не лгал. И ни капли не жалею ни о том, что убедил вас, ни о том, что не участвовал в войне. Я был занят куда более важными делами.

Лицедей мрачно хохотнул и, прищурив глаз, процедил:

– Это какими же?

– Я, представь себе, пытался спасти людей. – Крион кивнул на торговый ряд. – Вот их прабабок и прадедов. Чтобы, когда война закончилась, у тебя лично и всей вашей братии осталась хоть какая-то паства. Как видишь, я справился. И ты, кажется, тоже жив. Так давай не будем ругаться из-за деталей, если дело, к которому мы стремились, сделано?

– Сделано? Я перестал быть богом! Как и все мы! На кой хер мне паства, если она перестала приносить мне… – Старик икнул, огляделся и закончил уже тише: – …выгоду?

– Выгоду? Называй вещи своими именами, старичок. Кажется, ты попытался бы получить от меня «выгоду», стоило мне раскрыть рот для еды. Не скули. Ты выжил. А в войне на полное уничтожение выжить – это победить, разве нет?

– Буквально недавно я говорил что-то подобное другому, – произнёс Лицедей, кривясь. – Но тогда я больше верил в эти слова. Возможно, из уст такого ублюдка, как ты, всё звучит более фальшиво?

– Меня начинают раздражать твои оскорбления, дружище, – медленно произнёс Крион, кладя руку на прилавок.

Лицедей закатил глаза, глубоко вдохнул и поднял руки ладонями к собеседнику.

– Ладно-ладно. Я малость психанул. Но я же не ожидал увидеть тебя живым?

– Ладно-ладно, – передразнил его путник.

– Зачем пришёл?

– Принести информацию. И получить информацию, конечно же. В общем, даже не знаю, как сказать, но дело вот в чём: мои дяденьки живы. Вы не смогли их убить. – Крион вынул из сумки Праведную Длань и развернул шёлк, сунув артефакт почти под нос старику.

Лицедей охнув отпрянул, из его левого уха побежала струйка крови.

– Что, тело совсем не то? – сочувственно спросил Крион, убирая Длань обратно.

– Ещё пара секунд, и меня бы по кускам пришлось собирать, – прошипел Лицедей. – Суть-то у меня та же, хочет жрать как можно больше, а вот тело… обычное, человеческое. Столько энергии ему… Да, впрочем, кому я рассказываю? – Старик печально махнул рукой. – Что же до новости, которую ты принёс… Ну-у, дерьмово? Очень дерьмово? Прям пиздец как дерьмово? А на самом деле, какая разница? Вернутся они, всех, кто выжил, перебьют… и… что дальше? Это хреновая жизнь, когда не можешь использовать все свои возможности, умереть будет не так уж и плохо.

– Зачем умирать, если можно вернуться и подготовиться к драке?

Лицедей печально рассмеялся.

– Раз мы не справились тогда, разве сможем справиться сейчас?

Крион облизнул губы и оскалился.

– Они вернутся не в тех кондициях, в каких были тогда.

– А у нас и не то число, и не те кондиции.

– Теперь я буду с вами. И, кто знает, возможно, мне удастся вернуть вам мощь. К тому же, если останки Низвергнутого останутся в могильниках, они будут пробуждаться ото сна ещё десятки лет, если не сотни. Мне нужно знать, кто выжил и где их найти, старик.

– Ну, во-первых, я встречал только Мать и даже предположить не могу, куда она подалась. Знаю, что Костлявая до сих пор жива, но от неё-то какой прок? Возможно, жив Кузнец, скорее всего, жив. Это всё.

– А во-вторых?

– А во-вторых, какая-то тварь занята именно тем, что разыскивает нас и предлагает вернуть силу. И, думаю, для этого она хочет вытащить всё, что осталось от Низвергнутого, из могильников.

– Уверен?

– Уверен. Я чувствовал в ней не-магию, то, над чем экспериментировали твои дядьки, да не довели до конца из-за того, что мы на них напали. Слышал про могильщиков?

Путник ещё раз оскалился.

– Слышал. – Он хлопнул по прилавку ладонью. – И, кажется, кое-что вспоминаю из недавно произошедшего. Пойду тогда, а ты будь наготове.

– Я отсюда никуда не денусь. А ты куда хоть пойдёшь? Просто, чтобы знать, как продлить собственную жизнь, явись сюда завтра твои дядьки.

– В Сердце Озера. Кажется, там заваривается какое-то дерьмо.