Могильщик. Шёпот костей

Глава вторая. Рыбья вонь

В Кремь могильщика пришёл, имея на то как минимум две причины.

Во-первых, Велион действительно хотел попасть в Сердце Озера, один из самых легендарных и неисследованных могильников, наверняка скрывающем не один десяток тайн. Могильщику казалось, будто он настолько близок к пониманию большей части происходящего во время Великой Войны, что подкинь ему старые кости пару фактов, и вся картина сложится воедино.

Во-вторых, поход собирал Карпре, и Велион собирался вскрыть ему глотку до того, как этот гнилой ублюдок кого-то бросит или обманет.

Могильщик брёл по узкой улочке. Эта кишка, пролегающая между обшарпанными домами, была грязной, кривой и зверски воняла рыбой. Да и сам городок такое же убожество – мелкий, вшивенький, нищий. Сотни три жилых дворов ютились за невысокой стеной, огораживающей город с суши. Северная же часть города, являющаяся по факту портом, выходила прямо на берег Лельского озера, по слухам, самого большого на материке. И на запад, и на восток от Кремя по берегу были разбросаны пара десятка маленьких рыбацких деревень, а чуть южнее, где начинался лес, ещё полдюжины, в которых заготавливали лес для лодок.

Всё это Велион узнал ещё полтора часа назад, когда неожиданно для себя прошёл город насквозь. Побродив по берегу, он, вдоволь надышавшись пахнувшим озером ветром, вернулся в город и принялся искать цель своего посещения Кремя – трактир «Рыбацкий хвост». Трактир этот располагался в центральной части города, то есть сразу за портом, и это была худшая его часть. Обитали здесь рыбаки и работники больших коптилен и прочих цехов, где с рыбой происходило такое, о чем могильщик не мог и предположить. Здесь делали даже – о чудо! – рыбное тесто. Велион услышал технологию производства этого странного кулинарного изыска (или же наоборот – отрыжки кулинарии) из уст двух пьяненьких мужичков, которые обсуждали, вяленую рыбу какого вида лучше растирать в муку – плотву или ещё какую-то, название которой могильщик уже не слышал. Проблема заключалась в том, что трущобы занимали три четверти города, а оставшуюся четверть занимали дворы побогаче – ремесленников, купцов и мелких дворян. Эти же без малого три сотни домов, одно- и двухэтажных, деревянных и каменных, понастроенные, как попало, оказались в состоянии породить столько улочек и переулков, что Велион окончательно заплутал.

Наконец, выйдя к небольшому торговому ряду, он услышал разговор двух бабок-торговок.

– Ой, срамцы, ой срамцы, – бубнила одна, перекладывая на узком прилавке свежих сазанов.

– Исчадия могил, – вторила ей другая. Она занималась потрошением сома, тянувшего фунтов на двадцать, не меньше. – Собрались и самогон жрут и жрут.

– Да баб, говорят, трактирных в подворотнях охаживают, охальники…

– И самогон жрут… Ах, ебать твою мать рыбьей харей! – взревела бычьим голосом бабулька, роняя склизкого сома с прилавка.

Могильщик вздрогнул от неожиданности. Эта бабка весила самое большее пять таких сомов, а согнута была как рыболовный крючок, и как её тщедушная грудь выдала такой звук, совершенно не понятно.

– Не надыть про этих гадов говорить, – заявила бабка, занимающаяся сазанами. – Это проклятие ихнее. Ходят, глазищами сверкают, перчатками своими, тьфу, гадость, всё лапают…

– Ага, ага, – кивала вторая, плюя на ладонь и оттирая этой же ладонью грязь с сомовой чешуи. – Срамотины!

Велион сунул руки в карманы и свернул к прилавкам. Бабки заметили его сразу и, предполагая в нём потенциального покупателя, начали суетиться. Первая принялась перекладывать сазанов ещё активней, вторая начала натирать перепачканного сома с такой силой, что казалось, будто она сейчас протрёт его чешую до дыр.

– Свежие сазаны, – затянула одна, вторая помалкивала, всё ещё стараясь предать своей рыбине товарный вид.

– А скажите-ка, бабушки, – проникновенно начал могильщик, пристально разглядывая сазанов, – где живут эти срамотины, про которых вы рассказывали?

– Знамо где, – сплюнула на рукав бабулька с бычьим голосом. – В «Рыбацком хвосте».

– Свежие сазаны…

– А как пройти к этому «хвосту»? – продолжал Велион.

Его взгляд буквально терзал сазанов на куски, жарил их на углях и поглощал.

– Касатик, купи свежих сазанов, внучек утром наловил.

– Знамо как, – старуха почти уже оттёрла рыбину рукавом и как могла старалась отвлечь внимание потенциального покупателя от конкурентки. – Налево, потом до коптильни и направо. А ты, касатик, разогнать их, поди, пришёл?

– Руки им надо повыдёргивать, – добавила первая бабка, забыв на время о свежих сазанах.

– Повыдёргиваю, – согласился могильщик, на его губы выползла сдержанная улыбка. – Ты, бабушка, здесь забыла оттереть. – Он вытащил из кармана руку в чёрной перчатке и ткнул указательным пальцем в бок сома.

Бабка открыла от неожиданности рот, да так и осталась, забыв закрыть. Вторая мгновенно юркнула под прилавок, прячась за грудой сазанов. Велион усмехнулся и, отвернувшись, зашагал в указанном направлении. Однако, едва сделав пару шагов, он получил тяжёлый удар в затылок. Вещь, ударившая его, была склизкой и воняла рыбой. Могильщик весело выругался и расхохотался, держась за бока. Старуха, огревшая его сомом, уже спряталась за прилавком.

Это была очень глупая выходка, но раз старухи так просто говорили о могильщиках, не упоминая жрецов Единого, никаких далеко идущих последствий его выходки не будет. В конце концов, если все местные знали о пребывании в городе могильщиков и ничего с ними не сделали, здесь, скорее всего, можно спокойно работать и есть куда продавать хабар.

Найти дорогу всё же оказалось не так просто: понять, которое из зданий – коптильня, оказалось довольно сложно. Рыбой воняло от любого дома в этом городке, да и разнообразностью архитектуры дома не отличались. Пришлось снова выспрашивать дорогу, и на этот раз перчатки на всякий случай оставались в его карманах.

Наконец, могильщик наткнулся в каком-то очередном закутке на вывеску, на которой было размалёвано страховидло с рыбьим хвостом. Трактир, судя по всему, занимал не всё здание, только малую его часть на первом этаже, второй этаж выглядел, как жилой. По крайней мере, об этом говорили развешанные в окнах портки и прочие предметы одежды. К тому же, на первом этаже со стороны дороги в дом вела вторая дверь с другой вывеской, настолько облупленной, что различить изображение было делом немыслимым.

Около единственного окна толкалась стайка мальчишек лет пяти-шести. Но они не играли в пыжа или не носились по дорожной грязи. Наоборот, вели себя, мягко говоря, пришибленно. Они шушукались, пихались, но тихо. Могильщик понял, что пацаны делают, только понаблюдав за стайкой пару минут. Неожиданно мальчишки замолчали, из плотной их кучки вышел чумазый паренёк лет шести. Он, с трясущимися коленками, начал очень медленно приближаться к окну, но, остановившись в двух шагах, расхныкался и бросился бежать. Велион ожидал услышать крики и насмешки, но пацанята только ещё больше прижухли.

Значит, в таверне находится что-то, а вернее – кто-то, настолько ужасный, что даже страшно взглянуть. Никто, кроме проклятых могильщиков, не мог вызывать у голытьбы такого ужаса. Ну, разве что, в трактире остановился на постой дракон. Но драконов не существует.

Велион подошёл к двери и, постучав, вошёл в помещение.

Внутри было темно, могильщику пришлось даже остановиться в дверях, чтобы глаза привыкли к темноте. Наконец, присмотревшись, он разглядел внутреннее убранство трактира. Мягко говоря, убогое.

Помещение оказалось маленьким, едва на две жилые комнаты. В крохотном помещении едва теснились пяток столов, сделанных из бочек, к крышкам которых были приколочены скрепленные между собой доски. Около каждого стола стояли по две, не менее грубо сделанные, скамьи. Потолок и стены, покрытые копотью, темнели чёрными провалами.

Посетителей всего-то пять человек. Четверо из них сидели за столом, расположенным дальше всего от чадящего камина, они, тихо переговариваясь, поглощали самогон, да с такой скоростью, что казалось странным их нахождение в вертикальном положении.

Пятый сидел в одиночку. Он тоже пил, но вино. Велион не мог разглядеть ни его лица, ни рук. А вот одиночка узнал могильщика сразу.

– Велион, сукин кот, жив! – крикнул он пьяным и не очень-то обрадованным голосом, хотя старался. – Иди-ка сюда.

Велион приблизился к столу, за которым сидел говорившей. Если бы он не узнал голос, распознал бы одиночку по запаху. Устойчивому и неприятному смраду гноя и разложения.

– Карпре, – медленно произнёс Велион, садясь. – Жив.

– Жив, Велион, жив. Сколько лет, а?

– «Месяцев» ты хотел сказать, – сухо сказал могильщик, нахально глотая вино прямо из кувшина. – Думаю, шесть без малого?

– Мне казалось, прошла целая жизнь, – криво ухмыльнулся Карпре. – Значит, ты всё-таки жив…

– К тебе это утверждение относится в большей степени.

Карпре, продолжая кривить губы, поправил выбившуюся из-под грязной рубахи ещё более грязную повязку. Раньше эта повязка закрывала ему только живот. Теперь, кажется, всё туловище и руки.

– Присоединяйся, – сказал проклятый, щуря пьяные шальные глаза.

– Смотря к чему ты предлагаешь присоединиться, – сдержано ответил Чёрный могильщик, побултыхав опустивший кувшин.

– Пока – к обеду.

– С удовольствием.

Старая, затасканная служанка с пустыми глазами видавшей все виды клиентов шлюхи принесла и поставила на стол поднос с едой. Три жареных на открытом огне цыплёнка, запечённая в тесте щука и горка вяленой очищенной рыбной мелочи, да ещё стоял кувшин, от которого пахло староватым тёмным элем.

– Притащи ещё кружку и эля, – буркнул Карпре, хлопая служанку пониже спины. Та ответила деревянным смехом.

Велион тем временем уже засовывал в рот куриное крыло.

– Гашиш? – предложил прокажённый, вытаскивая из-за пазухи небольшой свёрток. – Скоро принесут кальян.

– Вот это нет.

– Не балуешься?

– Нет. Именно поэтому я до сих пор жив.

Карпре рассмеялся, зло, неестественно. Его глаза болезненно слезились, зрачки закрывали почти всю радужку, из-за чего глаза казались чёрными дырами на фоне бледной кожи.

– И алкоголем не злоупотребляешь? – ехидно спросил он.

– Только зимой.

Карпре снова сухо каркнул, пытаясь выдавить из горла смех.

«Ему крышка, – понял Велион. – Ещё поход или два и ему конец. Руки трясутся, координация движений нарушена… и он знает, что ему конец. А ведь он был не таким плохим могильщиком. Но вот человек из него – говно».

– Что здесь делают эти сопляки? – сухо спросил могильщик, стараясь увести тему разговора.

– Я собрал, – хмыкнул Карпре. – Хочешь перейти сразу к делу?

– А что, у тебя ко мне есть дело?

– У меня есть дело ко всем здесь присутствующим. Приходили, правда, ещё двое, но они отказались. Эти – нет. Надеюсь, согласишься и ты, Чёрный могильщик.

– Соглашусь на что? – желчно спросил Велион, забирая единственную кружку себе и наливая эль.

– Хочешь сказать, ты пришёл в эту дыру просто так? Будто ничего не слышал?

Черноволосый, промолчав, сделал долгий глоток эля. Напиток оказался холодным, сладковатым и крепким, на удивление неразбавленным и даже почти не старым.

Служанка принесла кальян, угли и кружку.

– Налей и мне, – икнул прокажённый, хватая трясущимися руками кальян.

Велион налил, но не произнёс ни слова.

– А ты сильно изменился за это время, – завил Карпре сквозь зажатую в зубах трубку. – Выглядишь, как серьёзный мужик, а не спивающаяся развалина. Выгляди ты так зимой, я бы не рискнул сбегать, прихватив весь хабар, оставил бы тебе половину.

– Половины того хабара едва хватило бы на это шикарный ужин, так что, считай, мы в расчёте. Какое у тебя ко мне дело? Говори, или я уйду.

Карпре выдул длинную струю дыма и осклабился.

– Я плыву на остров, торчащий посреди этого гигантского корыта с водой, чтобы добыть Сердце Озера. Ты мне нужен, Велион. Может, и не именно ты, но никого более подходящего здесь нет. Мне нужен старый, опытный могильщик, а не эти сопляки, которые сейчас кичатся друг перед другом тем, что вытащили из хоженых-перехоженных могильников пару медяков и бронзовый подсвечник. Я обращался к двум опытным ребятам, но они отказали. Остальные из тех, в ком я уверен, мертвы. Один, кстати, по твоей вине, но что об этом вспоминать лишний раз? Если не хочешь идти сам, хотя бы подскажи ныне здравствующего могильщика, которого знаешь больше двух лет, да что там, больше года. Знаешь таких?

– Никого не знаю, – честно признался Велион, поразмыслив. –Возможно, Шамке ещё может кого-то подсказать.

– От него пришли вот те ребята, – Карпре сплюнул на пол. – А, кстати, что с тем пареньком, с которым ты таскался?

– Считай, что тоже мёртв.

– Н-да…

– Ты что-то говорил о Сердце Озера, – напомнил Велион.

– Да, – кивнул проклятый. – Мне нужно Сердце.

– Зачем?

– Один маг… – Карпре замолчал, всасывая в себя дым из кальяна. – Один маг, – продолжал он, выпуская из губ тонкую струйку дыма, – пообещал мне, что рискнёт меня вылечить, если я принесу ему Сердце Озера. А ты всё-таки не выглядишь удивлённым, могильщик.

– Потому что ты меня действительно не удивил… могильщик. Я, как ты и предполагал, пришёл сюда не просто так, об этой встрече мне рассказал Репей незадолго до своей смерти. Так что причина меня не удивляет. Меня удивляется твоя тупость. Многие хотели добыть Сердце, но все остались ни с чем, Карпре, – Велион на миг замолчал, запивая свою речь элем. Горло сильно сохло, мысли немного путались, возможно, виной этому был эль и тошнотворный запах курящегося гашиша. – А что до того мага, – продолжал он, напившись, – то я бы ему не поверил. Даже если ты добудешь Сердце, в чём я сильно сомневаюсь, то он просто прикончит тебя, а кристалл заберёт.

На удивление Карпре ответил не сразу. Он долго молчал, куря и лакая своё вино. Наконец, отрыгнув, проклятый могильщик сказал:

– Мне плевать, Велион.

Чёрный могильщик вздрогнул. Он не ожидал услышать в голосе собеседника столько боли, тоски и безысходности.

– Мне плевать, – повторил прокажённый. – Ты не понимаешь. Я готов умереть… нет, я знаю, что умру. Неужели ты не видишь? Мне конец. Моё тело болит каждый блядский миг. Я не трахался уже год. Чтобы заглушить боль, я пью каждый день, курю эту дрянь, но, даже упившись и накурившись до полусмерти, я не могу спать ночами из-за боли. Да если этот маг меня убьёт тихо и безболезненно, я его в жопу поцелую. Если он меня вылечит… даже если у него получится… Я не знаю, смогу ли я остановиться пить, а особенно – курить. Но если у меня есть хоть шанс, хоть мизерный шанс на то, что проснувшись, я не почувствую этой боли, я готов рискнуть.

Велион кивнул. Он уже знал, что согласится. Да, он испытывал жалость к этому человеку. К человеку, который бросил его и Греста подыхать на том безымянном могильнике. К наркоману и алкоголику, который наверняка не увидит этой осени, к конченому человеку.

Но, в конце концов, он сам говорил, что готов помогать только одной категории людей.

– Ну, что скажешь?

– Я согласен, – сглотнув слюну, сказал Велион.

– Я знал, – усмехнулся Карпре. – Пойдём, познакомлю тебя с ребятками.

Первого звали Халм. Ему было восемнадцать лет, он не знал свою мать и сильно сомневался в отцовстве мужчины, воспитывающего его. На его правой руке не хватало большого и указательного пальца – парень дважды попадался на мелком воровстве. Два года назад прибился к шайке ему подобных, они обдирали бродяг и занимались браконьерством. Первый раз надел перчатки три месяца назад, на спор. Заявил, что ходил на десять могильников, одним из которых оказался Бергатт. Четыре из оставшихся девяти были вымышлены. В трёх других сопляк не прожил бы и десяти минут.

Второй назвался Хромым. На вид ему было за сорок, может и меньше, но плохие зубы, большие залысины и морщины у глаз и в углах рта сильно старили его. Перчатки нашёл два года назад. Первые полтора года по большей части бродил по сёлам и, пугая крестьян перчатками, вымогал пищу, в могильники заходил только когда становилось уже совсем невмоготу их избегать. Как-то раз его не испугались и избили так сильно, что он едва не умер, после этого и решил всё-таки заняться грабежом мёртвых городов.

Третий и четвёртый назвались сложно запоминающимися именами. Заявили, что они братья, хотя ни капли не были похожи друг на друга. С их слов, они приплыли из-за Ядовитого моря с островов Щита. По их словам они являлись опытными могильщиками. Велион, глядя в их рожи, сказал бы, что они опытные убийцы. После вопроса о количестве могильников, в которых они побывали, островитяне начали наперебой называть названия мёртвых городов, успокоились только когда набрали с два десятка. Велион, который, естественно, не знал ни одного из перечисленных могильников, покивал, но ему почему-то казалось, что они как минимум немного привирают.

Пятому было лет шестнадцать, он был худым и бледным, с длинными сальными волосами, обрамляющими болезненное лицо с тонкими чертами. Пацан выглядел перепуганным до дрожи в коленях, хотя делал уверенную мину и жрал самогон со всеми, как заправский пьяница. Естественно, он окосел первым. Назвался Кермегом, рассказал, как избитый пьяным отцом до полусмерти сбежал из дому, а перчатки нашёл случайно. Честно признался, что не посетил ни один из мёртвых городов.

«Сброд, – мрачно думал Велион, пожимая ладонь каждому из них. – Просто сброд. Салаги, сопляки, хотя старшему уже за сорок. Они сдохнут, просто сдохнут, а Карпре, эта старая обожранная сука, пройдёт по их трупам. Но они сами на это согласились.

Ублюдок, – думал он, возвращаясь вместе с Карпре за их стол. – Грязный ублюдок, конченый наркоман… Я презираю его и жалею одновременно. Больше всего сейчас мне хочется уйти. Скинуть перчатки, которые будто бы связывают меня с этим слизняком, и уйти, поселиться в другой трактир, купить там себе пива и смотреть, как пьют и жрут обычные люди. Я их тоже ненавижу, но хотя бы не жалею.

Но я этого не сделаю. Потому что есть категория людей, которым я всегда готов помочь. Или пришить, если они не заслуживают к этой категории относится».

– Отказы принимаю ещё два дня, – весело хихикая, заявил Карпре, усевшись за стол. – На третий мы садимся на баркас и плывём к острову. Баркас и так стоит денег, а к острову приблизиться рискнёт не каждый рыбак, так что стоимость нашей поездки составит аж девять грошей. Поделим на шестерых и, с учётом вашего проживания здесь, получим по три с половиной гроша с каждого. С тебя – полтора, ты же мой старый друг, а я тебе малость задолжал, – прокажённый расхохотался. Смеялся он долго, постанывая, утирая слёзы и сморкаясь на пол. – Конечно, ни у кого из этих засранцев могильщиков, кроме моего, – истеричный смешок, – старого друга Велиона, нет таких денег, поэтому за всё эти ребятки заплатят со своей доли. Я думаю это справедливо, тем более, доля будет большой, очень большой. Сто крон, двести! Вы впятером получите весь хабар, а я заберу Сердце Озера. Велион, старый хер, как ты думаешь, это справедливо? А у тебя есть грош и половый, а, Велион?

– Конечно, – сухо отозвался могильщик, единственный настоящий могильщик в этой своре. – Заберёшь сразу?

– Конечно, – Карпре снова рассмеялся.

– Вот только я не понимаю, – продолжал Велион, не обращая внимания на смех, – зачем тебе такие напарники? Для того чтобы пройтись по их трупам?

– Нет, дорой мой друг, не для этого. А для того, чтобы выжить. Да-да. Если нас будет много, мы выживем. А знаешь почему? А? Молчишь? А я всё равно тебе скажу. Нас шестеро, рыбаков на баркасе – а нужен серьёзный баркас, чтобы проплыть десять миль до острова, ведь на этом озере бывают настоящие штормы – будет пять, может, тоже шесть. Мы заплатим деньги за то, чтобы они нас отвезли… и вот тогда начнутся проблемы. Если бы я – или ты – был один, они просто прирезали бы меня, а деньги вытащили из карманов. Зачем куда-то плыть, если можно получить всё и сразу? Или, если командир рыбаков был бы рисковым человеком, он бы отвез меня – или тебя – на остров и подождал, пока я или ты вернулся бы с добычей. И чтобы он бы тогда сделал с тобой, или со мной, или с тем парнем, которого зовут Кермег?

– Прирезал бы.

Карпре расхохотался.

– Ты прав, друг мой Велион, прав. Я уверен, что могильник на острове не так уж и опасен, а большая часть не вернувшихся с него погибли от рук нанятых ими же рыбаков. Если нас будет шесть, рыбаки побоятся убивать нас, они же не солдаты и даже не пираты. Ты неплох на мечах, друг мой Велион?

– Может быть.

– Может быть? А если я тебе выдам настоящий меч, покажешь?

– Может быть.

Карпре выпучил глаза с большими, как блюдца, зрачками. В этих глазах можно было разглядеть ненависть, хотя, казалось бы, ничего, кроме дурмана, там не было. Он молчал некоторое время, играя желваками и надувая щёки. А потом расхохотался, зло и неестественно.

– Да ты шутник, друг мой Велион, – сказал он, резко обрывая смех. Голос был пьяным и злым. – Шутник и выдумщик.

– Не худший, чем ты, Карпре.

– Был в Импе? – неожиданно спросил прокажённый могильщик, видимо, решив сменить тему разговора.

Велион вздрогнул, слишком сильно, чтобы это не осталось незамеченным, этого вопроса он не ожидал.

– Был, – констатировал Карпре. – Тот паренёк не держал язык за зубами, но зимой я в это не поверил. Сейчас – верю. Ты был в Импе и ещё не менее чем в полусотне других могильников на всём материке. Знаешь, о тебе ходят слухи, которые уже можно назвать легендами, причём не только в нашем кругу, но и среди обычных, но небедных людей, ещё – магов. Бледнорожий могильщик с длинными чёрными волосами, некто Велион, Чёрный могильщик. Да-да, это тот, что был в каждом могильнике по всему свету. Да-да, именно он вытащил так много своих раненых товарищей, вернее – коллег, из мёртвых городов, благородный могильщик, который никогда не бросит в беде. Конечно же, это он убил одного за другим тех парней, что решили не делиться с ним хабаром. Теперь у тебя ещё и есть шанс поучаствовать в походе за Сердцем Озера. Знаешь, я начинаю завидовать. Но что это? Тень гордости за себя на бледном и таком мужественном лице? Нет? Конечно – нет! На этом лице не написано ничего, кроме безразличия. Что же такое случилось в Импе, что ты так отреагировал только при упоминании этого города, раз уж весть о собственной славе, пусть и в узких кругах, не вызвала в тебе никаких чувств?

– Ты пьян и мелешь чепуху.

– Да что ты? А, по-моему, я достаточно трезв, чтобы говорить об этом. А-а, или ты мне не веришь? Думаешь, я лгу тебе? Нет, дорогой мой друг, я не лгу. Эти сопляки тебя не узнали, потому что они не знают ни хрена. Им ничего не сказало твоё имя только потому, что они в этой жизни ни хрена не знают, особенно – каково это, быть могильщиком. Ведь они обычные отбросы общества, которые нацепили на свои грабли чёрные перчатки, и считают теперь, будто богатства падут к их ногам, а бабы будут стелиться перед ними сотнями, стоит им этими богатствами потрясти перед их алчущими глазами. Они… – Карпре подавился слюной и закашлялся. Велион только сейчас понял, что его собеседник уже почти перешёл на крик, но никто из их «компаньонов» не обращает на него внимания. Наверное, уже привыкли. – Они, – взревел прокажённый, наконец, вернув себе возможность говорить, – не знают, что жизнь могильщика – это увечья и смерть! Вот что такое жизнь могильщика! – он рванул на повязку на груди. Велион увидел, как ткань пропитывается чем-то тёмным. Запахло гниющей плотью, причём не гноем, сочащимся из фурункула или раны, а смрадом гнилого мяса.

Истерика Карпре кончилась неожиданно. Он обессилено упал на стул и зашёлся в сухом плаче. Велион продолжал сидеть с каменным лицом, готовый оглушить истерика в любой момент. Но Карпре, кажется, успокоился. Его рыдания становились тише, интервал между всхлипами и вздохами становился всё длинней. Наконец он успокоился окончательно. Успокоившись, сразу потянулся за кувшином с элем.

– Пустой, – прохрипел он почти нормальным голосом. – Эй, вина сюда. А моему другу ещё эля!

– Я больше не буду, – сухо сказал Велион, отстраняя пустую кружку.

– Эй, могильщик, успокойся, – насмешливо произнёс Карпре. – Завтра не в дорогу. Выпей, отдохни.

– Я достаточно отдохнул.

– Вот в этом ты весь, Велион, мой старый друг. Ты не отдыхаешь. Ты не умеешь отдыхать. Ты переходишь от могильника к могильнику только для того, чтобы переходить от могильника к могильнику. Действие ради действия. Ты существуешь, а не живёшь. Ты как собака, одни инстинкты. Я могильщик, и я буду ходить по могильникам, думаешь ты. Не ради денег, не ради баб. Мне не надо ничего, даже славы. Я просто хожу по могильникам, потому что я могильщик. Летом я мало пью и не употребляю наркотики, чтобы моя реакция не стала хуже, чтобы руки не тряслись, когда я буду ковыряться в очередном магическом куске говна. Я наберу себе чуточку, ровно столько, сколько мне надо, чтобы на выручку дойти до следующего города. Подкоплю немного денег к зиме, потому что зимой по могильникам лучше не ходить, да и не пройдёшь ты по могильнику зимой. И зимой всё изменится. Я буду жить в какой-нибудь халупе, где всё пропахло клопами, и жрать вино. Два месяца, ну или пока хватит денег. Жрать самый дерьмовый эль, упиваясь ежедневно, валяясь на полу, выблёвывая свой желудок. Я буду себя ненавидеть, жалеть, начну думать о самоубийстве… Но к марту всё это закончится. Пройдёт неделя или две, я приду в себя, ведь скоро апрель, а в апреле я снова выйду на большак и буду бродить от могильника к могильнику, от одного могильника к другому могильнику, от тысячного могильника к тысяча первому, и кончится это только в тот момент, когда я, наконец, постарею, и моя дрожащая рука сделает неверное движение, или меня прирежет за пару медяков в моём кармане троица разбойников.

Ты не человек, Велион, ты собака. Я, кажется, уже это говорил? Может быть. Я повторю ещё раз: ты собака, Велион. Собака, которая сидит на цепи, радуясь помоям, которые ей вываливает хозяин, радуясь дырявой конуре, в которой только гнилая солома, настолько набитая блохами, что кажется, что она шевелится. Собака может порвать цепь, загрызть хозяина, сбежать в лес, где будет охотиться и спариваться с суками. Но собака даже не думает об этом. Твоя цепь – перчатки. Эта цепь ограничивает лишь слегка, чуть-чуть, просто иногда надо заходить в могильники. Но в остальном – свобода! Вино, женщины – настоящая жизнь! Но ты, как и собака, этого не понимаешь.

Ну что, Велион, я прав?

– Во много прав, – сказал Велион. – Но не во всём.

– И ничего не хочешь мне сказать?

– Хочу. Сказать, что ты, по моему мнению, похож на человека ещё меньше, чем я. Что ты грязное животное ещё хуже, чем я. Что ты только тешишь себя мнимой свободой, которая весьма и весьма относительна. И что я могу напиться и летом, но для этого нужна хорошая компания.

– И ты прав, дорой мой друг. Может, будешь ещё пить? Притронешься хотя бы к этой, малой свободе, пусть и в плохой компании?

– Нет.

Велион встал из-за стола и направился к выходу.

– Куда ты? – усмехнулся прокажённый ему в спину.

– Прогуляюсь к озеру, – ответил Чёрный могильщик, не оборачиваясь.

– Моя пьяная рожа тебе опротивела?

– Она опротивела мне в тот миг, когда я вошёл сюда. И ещё: скажешь хоть одно слово, до Сердца Озера мы поплывём впятером.

Карпре молчал. По крайней мере, до тех пор, пока Велион не вышел из таверны.