Моё Золотое руно

ГЛАВА 15

Третье погружение тоже не дало результата. Наручные часы дайвера с фонариком и светящимся циферблатом помогали мало. Глубина здесь была всего метров пятнадцать, и днем у меня было бы больше шансов найти благословение богини, но сейчас в вечерних сумерках я уже собирался отчаиваться.

Наверное, начал сказываться недостаток углекислоты в крови при апноэ[30], потому что ничем иным я не мог объяснить вдруг зажегшийся в десяти метрах от меня голубой огонек. Ночесветка[31]? На такой глубине? Всего одна вспышка? Вряд ли.

Тут же зажегся второй огонек. Теперь оба они словно танцевали друг с другом, то сближаясь, то разлетаясь, как бабочки. Я подплыл к ним в два гребка и, если бы не наполнявшая нос вода, засмеялся бы от радости. Светляки танцевали на кончиках кожаного шнурка, словно на гибких усиках рыбы-удильщика.

Сердоликовый дельфинчик закопался в песок среди редких кустиков взморника, но вытянуть его с первого рывка не получилось. Шнурок упруго натягивался и вот-вот готов был лопнуть. Осторожно, боясь взбаламутить воду, я погрузил пальцы в грунт и проследил веревочку вплоть до знакомого своей гладкостью камешка. Но тут же рука коснулась чего-то шершавого. Странной формы выступ, вокруг которого и обмотался шнурок.

Интересно. С новой находкой расставаться тоже не хотелось. Я мельком взглянул на часы: минут десять еще продержусь. Сорвал дельфинчика с ремешка и сунул его за щеку. Отлично, руки свободны. Затем ногами уперся в дно и потянул. Пальцы сорвались, но тут же нащупали удобное отверстие в этом похожем на камень предмете. Под моими усилиями, он неохотно шевельнулся, затем еще раз и, дернув в последний раз, я извлек из песка… амфору.

С ума сойти — целая! Одна ее сторона и горлышко густо заросли ракушками, но другой бок был гладким, только ощущался скользким под покровом микроскопических водорослей. Шнурок все еще колыхался, обмотанный вокруг ее ручки, но огоньки отделились и поплыли в сторону.

Преодолев расстояние в пару метров, они замерли, словно ожидая. Их движение казалось настолько странным и осмысленным, что я, вместо того, чтобы вынырнуть на поверхность, двинулся за ними. То ли я уже спал, то ли грезил из-за недостатка кислорода, но не то что паники, ни малейшего беспокойства я не испытывал.

Сил словно прибавилось: вес кувшина почти не ощущался, а с каждым толчком ног я продвигался метров на пять вперед. Разбудите меня, кто-нибудь.

Светляки словно попали в струю подводного течения. Теперь я даже при желании не смог бы ни вынырнуть, ни отклониться в сторону — меня несло. Сначала в узкую черную щель — я лишь почувствовал, как проскреб по спине острый камень, и треснула, зацепившись за него, ткань рубашки — затем к далекому голубому свету, стремительно приближавшемуся с каждым ударом моего сердца.

Зацепившись коленом за что-то твердое, попытался встать. Получилось. Под ногами перекатывались гладкие мелкие камешки. Погружаясь в них по щиколотку, стал подниматься и вышел.

А вот здесь света уже хватало. Светящимися искрами были облиты кромка воды и более крупные камни внизу. Немало света давал мой собственный след на мокрой гальке.

Понял только, что здесь сухо, и затопление этому маленькому подводному мирку не грозит. Воздух казался свежим, значит, наверху либо есть колодец, либо трещины в скале.

С остальным разберусь завтра. Устал смертельно. Все.

Против ожидания, ночью я не замерз. Откуда-то сверху сочился тусклый сероватый свет, снизу доносилось едва слышное журчание воды, а большой плоский камень подо мной, был теплым, как лавка в бане. Даже одежда успела высохнуть.

Освещения все-таки было маловато. Смог понять лишь, что пещера небольшая, но высокая. Каменный свод над головой сходился своеобразным коньком, у дальней стены я разглядел что-то вроде ступеней — грубо обтесанных и треснувших — да и их почти скрывала внушительного вида осыпь камней. Вполне возможно, когда-то сюда можно было спуститься со скал, но вход давно был уничтожен то ли землетрясением, то ли взрывом.

Светящаяся стрелка на часах едва миновала цифру четыре. Значит, пора было отсюда выбираться. Стоя у кромки воды, размял плечи, сделал несколько глубоких вдохов. После мягкого тепла моего каменного ложа обкатанные волной камешки заметно холодили ступни.

Подхватив с земли амфору, я сделал несколько шагов по круто уходящему вниз дну пещеры, нырнул и поплыл. Направление я помнил хорошо, и был уверен, что двигаюсь к выходу, пока не сообразил, что просто завис на одном месте, не в силах больше продвинуться ни на метр.

Приливы на Эвксинском Понте невысокие, да и теперь было время отлива, но вода стояла передо мной упругой непреодолимой стеной. Отчаянно рванулся, нащупал кончиками пальцев края подводной щели — на этом мое везение закончилось.

Меня закрутило, словно в водовороте, тряхнуло и вынесло обратно в пещеру. Снова, как вчера, я ощутил присутствие разумной, но безразличной ко мне силы, и от этой мысли по спине пробежал холодок.

Ладно, поищем другой выход. Около получаса ушло, чтобы обшарить всю пещеру целиком. Взобравшись на осыпь, понял, что не только сдвинуть, а даже раскачать ни одну из этих огромных глыб не смогу. Да и вряд ли можно было рассчитывать, что проход не завален весь целиком.

С другой стороны, никаких костей — ни человеческих ни животных — в пещере не обнаружилось. Либо никто сюда не проникал (что казалось мне маловероятным), либо выход был. И я его найду. Как говорится, если очень надо, то придется.

Еще одна мысль занимала мой разум — подозрительное при данных обстоятельствах отсутствие беспокойства. Я снова прислушался к своему внутреннему голосу — молчит, зараза. Тем не менее, ощущение, что за мной следят, не исчезало.

Я должен был что-то сделать? Что именно? Хотя бы намекните.

Взгляд упал на амфору, лежащую теперь у подножия камня. В детстве я много раз нырял около мыса Фиолент. Несмотря на рассказы об Андрее Первозванном и прочих чудесах, ничего интересного здесь никто никогда не находил. Хотя искали — и каменную плиту, стоя на которой святой проповедовал здесь язычникам, и на которой остались отпечатки его ног; и обломки ахейских кораблей, о крушении которых столько было написано у Гомера и Гесиода.

Ладно, будем считать, что сюда меня притащили не просто так. Но тогда зачем?

Положил амфору на камень, зачем-то поскреб ее бок ногтем. Затем заглянул в горлышко, оно было плотно залеплено ракушками. Запечатал ли кувшин прежний хозяин? Амфора казалась слишком тяжелой для ее размера, но внутри ничего не перекатывалось и не булькало.

Верхний слой с горлышка отошел неожиданно легко и вместе с куском какого-то темного вещества. Им же было заполнено горлышко амфоры. Размяв в пальцах сухие крошки, я понюхал и даже лизнул их. Мог ли воск или смола со временем превратиться в такую вот непонятную субстанцию? Догадок не прибавилось.

Ладно, к черту все! Я шмякнул амфору о камень, словно разбивал огромное яйцо, и она распалась на несколько крупных обломков. Темная масса, как оказалось, заполняла ее всю. Она вытекла наружу горсткой песка, а то, что было спрятано внутри, казалось бесформенным черным камнем.

Потирая, соскребывая, постукивая, я начал пробиваться к его сердцевине. Кучка песка передо мной росла, наконец, воск начал отваливаться кусками, обнажая… сначала круглую головку в насечках условной прически, затем короткую шею, опущенные плечи, тяжело обвисшие груди, массивные живот, ягодицы, бедра.

Статуэтка Богини из большого, размером в мою ладонь, халцедона, и что самое удивительное — не ахейской работы. От осознания, какая же она древняя, приподнялись волосы на руках и внезапно пересохло во рту.

Как любой мальчишка Тавриды, я слышал легенды о храме Девы на мысе Фиолент. Здесь древние тавры, родственники скифов и предшественники всех прочих народов на этих землях приносили человеческие жертвы своей Богине. Пришедшие позже ахейцы отождествляли ее то с Афродитой, то с Артемидой, но это воплощение Божества, что я сейчас держал в руках, было настолько древним, что никто не смог бы назвать ее имени.

Если эта Богиня захочет оставить меня здесь навсегда, я не смогу ей противиться.

Солнце снаружи поднялось достаточно высоко, чтобы осветить стену за большим камнем, на котором я так сладко проспал всю ночь. Она выглядела такой же ровной, как мое ложе, с одним единственным проемом — неглубокой прямоугольной нишей.

Рука сама потянулась проверить, что там находится. Ничего интересного. Вернее, совсем ничего, за исключением ровного круглого отверстия на нижней стенке.

— И что мне с тобой делать? — Спросил я Богиню.

Полупрозрачная фигурка мягко светилась в моих ладонях. Изящная головка опущена на грудь, руки плотно прижаты к туловищу, а вот ног у нее не было. Вернее, плотно сжатые полные бедра переходили в изящные голени, но ступни отсутствовали, и, судя по всему, их и не было изначально.

Нижняя часть фигурки напоминала узкий цилиндр — шип, который должен войти в некий паз.

Собственно, все было ясно. Я обмел рукавом каменную нишу, а затем со всей возможной осторожностью, опустил фигурку в выдолбленное отверстие. Подошло идеально.

— Хочешь остаться здесь? — Спросил я ее.

Богиня молчала, лишь таинственно светилась в одном-единственном солнечном луче, падающем на нее откуда-то сверху.

— Ну, тогда я пошел. Извини, что валялся на твоем алтаре. Я не знал.

Во второй за сегодняшний день раз остановившись у кромки воды, с волнением вдохнул прохладный воздух пещеры. Если не получится сейчас, вероятно, я останусь здесь навсегда.

Вдох, второй, третий… В толще воды прямо передо мной зажегся голубой огонек. Еще несколько вспыхнули у моих ног. Сам не знаю зачем, я наклонился и поднял длинные изогнутые камешки. Они почему-то тоже казались теплыми, почти горячими.

Отфыркиваясь и тяжело дыша, вынырнул на поверхность метрах в двухстах от отдельно стоящей скалы с крестом на вершине. Полежал немного на спине, отдыхая, затем широкими гребками направился к берегу.

До чего же хорошо было всей кожей впитывать солнечное тепло и дышать влажным утренним бризом. Не раздеваясь, я упал на узкую полоску желтоватого песка и сквозь наполовину сомкнутые веки следил за полетом чаек.

Кого из Богов мне следовало сегодня поблагодарить за спасение? Трудно сказать. Похоже, все они — от безымянных и полузабытых скифских до милосердного и справедливого христианского — отлично уживались здесь, на древней земле Тавриды.

Кстати, о Богах… Чем на прощание одарила меня маленькая халцедоновая красавица? Я расстегнул молнию на кармане и высыпал на ладонь камешки.

Не камешки… фигурки дельфинов. Один из них был сердоликовым, тот самый, которого швырнула в воду бунтующая против судьбы Медея.

Остальные, покрытые бархатистой зеленоватой патиной, казались бронзовыми. Ну, конечно! Это действительно были бронзовые рыбки, две с половиной тысячи лет назад в Ольвии заменявшие монеты. В те времена каждый из них тянул на четверть обола[32], сколько они стоят сейчас, трудно было вообразить.

Я пересчитал фигурки: четыре бронзовых, одна серебряная и одна, возможно, золотая.

— Спасибо, Богиня!

Словно мне в ответ со стороны моря раздался голос. Вот только был он до странности знакомым, что сразу вернуло в реальность. Убрав свою добычу обратно в карман, я встал и помахал рукой долговязой фигуре, которая, широко расставив ноги, маячила на корме рыболовной лодки.

— Я здесь!

— А, здорово, Робинзон! Не нагулялся еще?

— Нагулялся. Вода есть?

— И вода и еще что покрепче.

За водой снова пришлось плыть: братья Ангелисы подошли к берегу метров на пятьдесят, дальше лодку не пустили лежащие на дне крупные каменные глыбы.

Подхватив под мышки, меня втянули на борт и шлепнули на дно лодки две крепкие и цепкие руки.

— Держи! — Яшка сунул мне в руки оплетенную соломой бутыль.

Вино. Белое. Холодное, как из погреба.

Опа-опа та бузуки,

Опа ке обаглома,

Газо изму стахастуни,

Меговлезы тагзсегхнас

— Хватит голосить, — это уже Гришка. — На вот, запей.

Еще одна такая же бутыль, только уже с водой. Кажется, ее я выхлебал, не отрываясь, до дна.

— Как вы меня нашли?

— А что искать? — Пожал плечами Яшка. — Нас Медея сюда еще вчера за тобой послала. Она беспокоилась.

Медея. Внутри загорелся маленький огонек, и я точно знал, что это не от вина.

— Так что же не пришли вчера?

— А куда торопиться? — Гришка подвинул ближе к носу сеть, давая мне место вытянуть ноги. — Вчера в таверне Костас проставлялся. Обмывали его новую машину.

— Какую машину? — Удивился я.

— Розовенькую.

Кажется, я пропустил много интересного.

— А подробнее?

— Костас Спитакис, влюбленный пингвин, купил розовый Фиат 500 L своей официантке. — Объяснил Яшка.

— Ну, той новенькой. С сиськами, — уточнил Гришка, как будто я не помнил Оксанины стати.

— О! Так это начало большого пути, — одобрил я.

— Точно, — согласились братья. — Загулял клиент по буфету. Хрен теперь его детки наследства дождутся. Сегодня вечером, кстати, продолжение банкета. Приходи.

— Пожалуй, не получится. — Я запечатал и отставил в сторону бутыль с вином. — Смотаюсь-ка я еще раз в Дессу.

У старого прохиндея Зикельмана при виде моих дельфинов чуть глаз не выпал вместе с окуляром.

— Молодой человек, — то ли он был жуликом по-своему честным, то ли после многих лет знакомства считал неуместным держать меня за дурака. — Вы же понимаете, что на аукционе выручите за эти монеты в два раза больше.

— Карл Генрихович, но вы же знаете, какие налоги я заплачу после их продажи. Кроме того, — я чуть наклонился вперед и понизил голос, — с некоторых пор я стал избегать публичности, знаете ли.

— Прекрасно вас понимаю, молодой человек, — с большим чувством согласился Зикельман.

Старейший и, по слухам, богатейший из ювелиров Дессы, он этой самой публичности чурался, как огня. Ну, действительно, кому какое дело, какой гешефт получал маленький сухонький ашкенази от продажи краденых драгоценностей и контрабанды бриллиантов?

В любом случае, меня он не обидел.