В пятницу около 12 дня попаданец топтался в афинском аэропорту. Примчался туда Макс (сменивший шорты на джинсы, а майку на рубашку), но волнение сыграло с ним злую шутку, и на авансцену личности выполз угрюмый Николас! Напрасно Макс пытался уговорить его быть милым с Элли: проклятый бритт твердил, что не может изменить Жюли! Но вот их препирания прервал телефонный звонок:
— Элли? Подойти к служебному входу? Хорошо, сейчас разыщу его и буду. Хорошо…
Минут через десять Николас увидел, наконец, Элисон. В синей аэрофлотовской форме она выглядела щеголевато, но вид у нее был усталый.
— Привет, Нико, — вгляделась в его глаза Элис. — Признаться, боялась, что ты увильнешь от встречи. — Ну что ты, Элли, — забирая у нее сумку, отвел глаза Эрфе. — Но придется снять в отеле два номера: в Греции вдруг стали блюсти нравственность…
— Я прокрадусь к тебе по балкону. Ты чертовски похорошел: такой загорелый, подтянутый…
— Элисон… — потупился Николас. — Не знаю, как тебе рассказать…
— Встретил другую?! — засверкала глазами Элис.
— Нет, что ты… Просто был у шлюх и подцепил… сифилис.
Элли вытаращила глаза, и лживый бритт поспешил скорректировать внезапную ложь:
— Я все залечил, но врач рекомендовал пока воздерживаться…
Элисон вгляделась в него испытующе, но вот смягчилась:
— Ох, Нико, Нико… Вот горе-то для тебя, привыкшего всю любовь сводить к постели. Может, хоть теперь поверишь мне, что главное в любви — просто быть вместе, видеть, слышать друг друга, сопереживать впечатления по ходу жизни…
— Быть вместе и не иметь возможности обнять, соединиться…
— Твой карантин, правда, на время? Значит, все наверстаем в следующее свидание — меня обещали чаще ставить на афинский рейс. Так как же ты придумал меня развлекать? Только прошу где-нибудь подальше от чавкающих, глазеющих и приставучих людей…
— Тогда взберемся на Парнас? — пришла идея бывалому туристу.
— Что такое Парнас?
— Это гора в центре Греции. Между прочим, в мифах указывается как обиталище Аполлона и муз, поэтический рай.
— Ой, Нико! И мы их увидим?
— Если повезет. Но Грецию увидим почти всю.
— Тогда к черту отель, сразу двигаем туда. Я трепещу заранее…
Спустя два дня, воскресным утром Элисон проснулась в широкой кровати гостиничного номера в объятьях Макса. Они улыбнулись друг другу и не спеша совершили акт любви. После чего разомлевшая девушка стукнула кулачком по лбу милого дружка:
— Лжец паршивый! Так меня заморочить… Признавайся, зачем ты выдумал этот сифилис?
— Я хотел оградить тебя, Элли — от себя, — сказал Макс с настойчивой подсказкой Николаса. — Но там, на Парнасе, ощутил такой восторг, — добавил Макс по собственной инициативе, — такое родство именно с тобой…
— Да, Нико, да…
— И еще я понял, что не могу тебе врать. Совершенно.
— Тогда признавайся, что там творится, на этом острове? Только не заливай опять про школу и дебильных учеников.
— Да, Элли, ты нашла правильное слово: творится. Но вот что — я и сам пока не понимаю. Творец же всего — богач Кончис. Недавно я гостил у него на вилле, всего два дня, но впечатлений набрался на год.
— Например?
— Да вот сидим мы с ним вечером на веранде, пьем чай: вдруг в лесу звуки рога и кто-то ломится через кусты… Смотрим, голая бабенка, а за ней козлоподобный мужик с готовым членом… Во-вот завалит ее, но им навстречу — богиня охоты с луком: р-раз — и сатир падает со стрелой в груди, целомудрие девы спасено. И все исчезают. Прямо Версаль времен Людовика 14-го!
— Ни фига себе! А что дальше?
— Ничего. Продолжаем пить чай и беседовать об искусстве.
— А еще?
— Или вот: стал он меня уверять, что души умерших живы и могут во плоти являться к своим близким — если те их все еще любят. Я вежливо сомневаюсь, вдруг со стороны моря к нам заходит девушка, одетая по моде 50-х годов — этакая Марлен Дитрих. А Кончис мне говорит: познакомьтесь, это моя невеста… Притом, что его невеста умерла как раз в 50-х годах. Каково?
— Но все это было подстроено?
— Конечно. Только с какой целью? Ведь кроме меня там никого не было. Понимаешь: ни-ко-го!
— Может, все это снималось скрытой камерой? А потом тебя будут показывать миру в роли недоумевающего идиота?
— Слишком мелко для Кончиса. Тут что-то другое, и мне очень хочется понять: что?
— Да-а. Вот морочит, так морочит. Но мне все же непонятно: для чего дурил меня ты, с сифилисом? От Кончиса своего манеру перенял?
В этот напряженный момент Николас спонтанно оттеснил Макса в сторону.
— Похоже что так, Элисон.
— Эта девушка красивая? — стала прозревать Элис. — Ты был с ней наедине?
— Не бери в голову, Элли. Она малая часть этого спектакля.
— А то я тебя не знаю. Для тебя — большая!
— Она совсем не похожа на современных девушек. В ней мало плотского.
— Уж ты постараешься отыскать. Оживить эту мумию…
— Элисон, не смеши меня…
— Что-что?!
— Ты права, Элисон. Надо быть честным. Она мне очень нравится. Познакомься я с ней завтра, то сказал бы: гуляй, я люблю Элис. Но это случилось неделю назад, до твоего звонка. И по возвращению на остров мы неизбежно встретимся…
— Люблю Элис… — горько произнесла рухнувшая с вершины счастья девушка. — Ты меня любишь, пока не подвернется кто-нибудь посимпатичней. Вот и подвернулась…
— Я понимаю, что запутался…
— Ни слова больше! — сказала Элисон, резко вставая с постели и надевая пеньюар. После чего прошла на лоджию. Николас тоже встал, оделся и, подойдя к девушке, приобнял за талию.
— На хер иди! На хер! — гневно высвободилась она. Николас отошел на пару шагов, помолчал и (в том числе под давлением Макса) вновь заговорил — медленно, веско:
— Когда я ехал на встречу с тобой, думал, что буду сдержан и плавно завершу наш роман. Не получилось. И не могло получиться, потому что чувствую: наш союз неискореним. Никакие прочие мои или твои увлечения поколебать его не смогут.
Элисон выслушала его, глядя в пол, но вот подняла голову:
— Хорошо. Если так, завтра я уволюсь. У меня кое-что отложено, да и ты теперь не нищий. Поедем на твой остров и купим домик. Выдержишь эту тяжкую ношу — жить с той, которая тебя любит?
— Вот опять, Элисон, ты мчишь наскоком… — вяло отреагировал Николас.
— Да или нет? — жестко спросила Элис. — Вижу, что нет.
— Просто потому… — начал новую бодягу Эрфе, но Элли выскочила с лоджии и стала пытаться открыть дверь номера. Николас подбежал, оттащил ее к постели, повалил и попытался зацеловать…
— ПУСТИ! — во весь голос закричала Элис.
— Элли, ради бога…
— НЕНАВИЖУ! ПРОЧЬ!
И бурно зарыдала. Из соседнего номера стали стучать в стенку: «Вы что там, взбесились?»
— Уйди… Прошу, уйди… — прорвались сквозь рыдания слова Элисон. Николас постоял возле нее и вышел из номера. Элис продолжила плакать, но тише. Вдруг ожил ее мобильник с незнакомым номером на экране. Элис решила ответить:
— Да? — спросила она слабым голосом. — Морис Кончис? Поговорить со мной? О чем? Хорошо, я выйду из отеля через полчаса. Хорошо.