Глава десятая Элисон умирает, а подлец Николас опять домогается Жюли

В понедельник, в перерыве между уроками, директор школы вручил Николасу телеграмму, в которой значилось: «Элисон покончила с собой в субботу. Энн».

— Что за бред?! — вскричал Николас. «Бред, бред! — вторил ему затворник Макс».

Он тотчас стал набирать номер Элисон — тот был заблокирован.

— Что ж это такое? Долбанная Энн: не сообщила номер своего телефона. Неужели, правда?

Тут он медленно выпрямился, глядя перед собой невидящими глазами и осознавая: «Конечно, правда. И убил ее я! Такая доверчивая, светлая, родная…»

Рыдания нахлынули на него, и он поплелся из школы прочь.


Поздним вечером в его комнату постучали. Николас с трудом поднялся из кресла, в котором неизвестно сколько времени пребывал в угнетенном состоянии, открыл дверь и увидел Джун.

— Мы сбежали от Кончиса, — выпалила та. — Он всех достал: и Жюли и меня, да и тебя тоже.

— Достал? — вяло повторил учитель. — И что?

— Пойми, нам некому довериться, кроме тебя. И потом Жюли твердит: приведи Николаса.

— Зачем?

— Ей очень тяжело сейчас. С тобой будет легче.

— Да? А знаете ли вы, наемницы Кончисовы, что из-за ваших махинаций погиб хороший человек? Верившая мне девушка?

— Знаем, — потупила глаза Джун. — Кончис откуда-то узнал. Это нас больше всего напугало. И вот мы здесь…

— Вы здесь. И я здесь. А ее нет уже нигде. Как тяжело…

Николас преступил с ноги на ногу, посмотрел на поникшую, не похожую на себя Джун, и вздохнул: — Так Жюли меня ждет? В таком же расхристанном состоянии? Ну, пойдем…

После десятиминутных блужданий по ночным поселковым улицам Джун и Николас вышли к нужному домику. Джун стукнула в окно и крикнула: — Это мы!

Дверь распахнулась, и Жюли, босая, в одном черном кимоно, бросилась с крыльца на грудь печальнику: — Ах, Николас! Почему ты умолчал о любви к Элисон?

Тот стоит молча.

— Может потому, что успел влюбиться в меня?

— Да, — против воли разжал губы Николас.

— И язык твой онемел?

— Да.

Жюли, тем временем, обхватила его за талию и повела внутрь домика (не забыв запереть дверь), где была одна лишь комната с непременной кроватью. Куда подевалась Джун, влюбленные выяснять не стали.

— А тогда, в Афинах, ты ей обо мне рассказал? — продолжала допытываться Жюли.

— Да. И зря — сейчас жила бы.

— Вы с ней тогда переспали?

— Какая разница, Жюли? Я столько раз спал с ней до этого…

— По-твоему никакой?

Тут она разжала объятья и отошла в сторону.

— Просто я хотела выяснить, с кем собираюсь провести ночь: с толстокожим носорогом или с падшим ангелом?

— Это ей я рассказал байку про сифилис.

— То есть у вас ничего не было?

— Да нет же!

Жюли вновь подошла к нему и нежно улыбнулась:

— Прости, что в тебе усомнилась… Дай я тебя раздену…

Она медленно стала расстегивать ему рубашку, попутно шлепая по ожившим мужским рукам, потом медленно-медленно потянула молнию на брюках… Николас резко подхватил ее на руки и понес на кровать, но Жюли, извернувшись, спрыгнула на пол:

— Подожди, я открою окно. Люблю ночную свежесть…

Николас скользнул к ней, прижался со спины и сжал не стесненные бюстгальтером груди. Жюли выгнулась и подставила губы для поцелуя. Он длился, длился… Вдруг в дверном замке что-то заскрежетало. Николас прервал поцелуй и насторожился, а Жюли резко высвободилась из его объятий и сказала:

— Надеюсь, ты запомнишь этот урок!

После чего с неожиданной ловкостью кувыркнулась в окно и исчезла в ночной тьме.

Тут в комнату ворвалась тройка парней в черной униформе. Двое схватили Николаса, а третий вкатил ему укол под лопатку, после чего сознание быстро покинуло замороченного англичанина.

Загрузка...