Мир тьмы

Арфа дьявола

Замок Шабаша! Какие странные чувства я испытывал, шагая по его большим залам, одновременно знакомым и незнакомым, как будто я видел их сквозь туман памяти Эдварда Бонда.

Пока я шел быстро, ноги сами несли меня. Но если я колебался, и мое сознание начинало контролировать мои движения, я подолгу задерживался на одном месте, не понимая, куда идти дальше. Значит, мне надо было идти вперед, ни о чем не думая.

Я шел по залам со сводчатыми потолками и мозаичными полами, которые напоминали мне полузабытые сказки. Я ступал по кентаврам и сатирам, так хорошо известным Ганелону, а Эдвард Бонд тем временем удивлялся, не совсем веря, что в Мире Тьмы существуют подобные мутации, о которых на Земле ходили легенды.

В одних случаях мой двойственный мозг был для меня источником силы, в других — слабости. Сейчас я хотел только одного: не сбиться с пути и как можно скорее увидеться с Гастом Райми, который в любую минуту мог исчезнуть, как дым. Память услужливо подсказала мне, что он живет в самой высокой башне замка. Там же находилась и сокровищница, в которой были спрятаны Маска и Жезл. Секрет уязвимости Ллура хранился в безмятежном тайнике дум Гаста Райми.

Добыть Маску и Жезл, узнать секрет Ллура будет нелегко. Магистры поручили Гасту Райми охранять сокровищницу, потому что в ней находились предметы, которые могли их уничтожить.

Я, Ганелон, не был исключением. Тот, кто занимается черной магией (будь то магистр, колдун или ведьма), обязан собственноручно создать предмет, который представляет для него смертельную опасность. Таков Закон.

Почему этот Закон существует, я не имею права говорить, но в принципе он ясен. Земной фольклор пронизан той же самой идеей. Люди, обладающие силой, концентрируют ее на предметах, от них отдаленных.

Миф о спрятанной душе характерен для всех народов Земли, а причиной его возникновения является реальность Мира Тьмы. Могу еще добавить, что во вселенной существует равновесие, которое нельзя нарушать. На каждое действие — противодействие. Нам, магистрам Шабаша, никогда не удалось бы управлять могущественными силами, если бы у нас не было слабостей.

Моей тайны не знал никто. Я знал тайну Медеи и, частично, Эдейрн; что же касается Матолча — он меня не волновал. Оборотня я мог прикончить в любую минуту. Гаст Райми был не в счет. Умудренный старец никогда не нарушит свой покой ради дел мирских.

Но Ллур? Ллур!

Тот, кто найдет надежно спрятанный Меч и узнает, как им воспользоваться, будет держать жизнь Ллура в своих руках. По тому же закону равновесия, власть Ллура над Миром Тьмы была столь же велика, сколь и сила, заключенная в его Мече. Это означало, что к нему опасно даже приблизиться… а мне предстояло убить им Ллура. И хватит об этом.

Я поднимался все выше и выше.

Звуки битвы затихли в отдалении. Но я знал, что у ворот сражаются и умирают и лесные жители, и стражники Шабаша. Я предупредил Ллорина, что ни один солдат не должен прорваться сквозь его ряды, и не сомневался, что он выполнит мой приказ. Теперь в замке остался только один человек, который мог предупредить Медею об опасности, даже не шевельнув пальцем!

Но он никого не известил. Я понял это, откинув белую портьеру, закрывавшую вход в башню. Стены, пол и потолок маленькой комнаты, в которой я очутился, были цвета слоновой кости. В наглухо зашторенные окна не проникал свет. Впрочем, Гаст Райми и не нуждался в них, потому что при желании мог увидеть любые горизонты, не вставая с места.

Он сидел на подушках кресла — очень старый человек с белоснежной бородой и белоснежными волосами, падающими крупными локонами на белоснежную мантию. Руки его, лежащие на подлокотниках, были прозрачны, как воск, и мне показалось, что я вижу, как жидкая кровь течет по хрупким венам.

Фитиль и воск догорали. Пламя жизни еще мигало, но ветер времени мог задуть его в любую минуту. Так сидел мудрый старец, и взгляд его голубых глаз был обращен внутрь себя. Меня он не видел.

Воспоминания нахлынули на меня, пробудили память. Ганелон учился у Гаста Райми. В те далекие времена предводитель Шабаша тоже был стар. А сейчас приливы времени источили его, как морские приливы точат камень, пока от него ничего не остается, кроме тонкой раковины, похожей на мутное стекло.

Я смотрел, как пламя жизни в Гасте Райми затухает, а под углями остается один лишь пепел.

Я задал старцу вопрос, но он не ответил. Не так-то легко было вывести мудреца из тех глубин, где царила его мысль.

Я осторожно прошел мимо него к стене, которая делила башню на две половины. Стена была гладкой, без видимых признаков двери, но я знал, что надо делать. Несколько пассов руками в определенной последовательности — и передо мной появилось отверстие.

Я шагнул внутрь сокровищницы.

Память Эдварда Бонда помогла мне взглянуть на вещи, там хранившиеся, новыми глазами.

Бинокль, линзы которого горели тусклым янтарным светом, лежал на полке, вырубленной прямо в стене. Я знал, что он убивает, но никогда раньше не задумывался, почему. Сейчас земная наука объяснила мне принцип его действия. Волшебство здесь было ни при чем — линзы помогали сфокусировать и мгновенно высвободить электрическую энергию мозга.

Черный конический аппарат, который позволял играть жизненной силой человека — между искусственными анодом и катодом — с такой скоростью, что ни один живой организм не выдерживал напряжения. Вариант переменного тока.

Впрочем, оружие меня сейчас не интересовало. Я искал другие ценности. Я мог не опасаться ловушек, потому что никто, кроме магистров, не знал пути в сокровищницу. Многие не подозревали даже о ее существовании, хотя о ней ходили легенды. И ни один раб, ни один солдат, никогда не осмелился бы войти в башню Гаста Райми.

Мой взгляд остановился на мече, Имя Которому — не Ллур, на узорчатом щите, на арфе…

Много сказаний ходило о ней по Земле, об арфе Орфея, которая возвращала людей из царства мертвых. Человеческие руки не могли играть на ее струнах. Может быть, она понадобится мне… но не сейчас.

То, за чем я пришел, лежало на полке в цилиндрическом футляре. Я сломал печать и вынул из него тонкий черный стержень с рукояткой.

Жезл Власти! Жезл, черпающий энергию из электромагнитного поля планеты. В Мире Тьмы существовало много подобных жезлов, но только у этого мощность ничем не была ограничена. Пользоваться им было опасно.

В другом футляре я нашел Хрустальную Маску — изогнутую прозрачную пластину, которая закрывала мне глаза, как маска домино. Она защитит меня от Эдейрн.

Я тщательно обыскал всю сокровищницу, но так и не обнаружил Меча, Имя Которому — Ллур.

У меня совсем не осталось времени! Я не слышал шума сражения, но знал, что оно продолжается. Магистры скоро вернутся в замок. Теперь я мог их не бояться, но против Ллура я все еще был бессилен. Я не имел права уйти, не узнав его тайны!

Стоя в дверях сокровищницы, я смотрел на убеленную сединами голову Гаста Райми. Он не сделал ни одного шага, чтобы помешать мне в исполнении задуманного. Впрочем, как магистр Шабаша, я имел право входить в сокровищницу, когда мне заблагорассудится.

Мысли старца витали в невообразимых далях и пробудить его было нелегко, а подчинить чужой воле — невозможно. Гаст Райми нашел идеальное решение всех проблем: он мог умереть.

Что ж, я тоже нашел идеальное решение моей проблемы!

Вернувшись в сокровищницу, я взял в руки арфу, вынес ее и поставил перед стариком. В его голубых глазах не появилось ни малейшего проблеска жизни.

Арфа, подобная этой, существовала на Земле. Легенды говорили о ее поющих струнах. Лиру Орфея, обладающую волшебной силой, Юпитер поместил меж звезд. Арфа Гвидеона очаровывала людей в Англии. Арфа Альфреда помогла разгромить датчан. А Давид играл на арфе перед Савлом.

В музыке есть скрытая сила. Когда-то люди знали, что звук разрушил стены Иерихона.

Среди народа, населяющего Мир Тьмы, об этой арфе тоже ходили легенды. Говорили, что на ней играет сам Дьявол, что духи воздуха трогают ее струны. Что ж, в какой-то степени они были правы.

Арфа, которую я держал в руках, была уникальным инструментом. Ее звуковые, инфразвуковые и чистые колебания совпадали с волнами мозга, вмешиваясь в его электромагнитную структуру, оказывая гипнотическое воздействие. Ведь мозг не более чем коллоид, машина, а любой машиной можно управлять.

Я сорвал шторы, настежь распахнул окна. Издалека до меня донеслись звуки ружейных выстрелов, бряцанье оружия. Гаст Райми остался недвижим. Он витал в заоблачных высотах, думая свои думы.

Я начал играть, сначала неуклюже, затем — по мере того, как память возвращалась ко мне, — с большей уверенностью.

Вздох струн шепотом пронесся по комнате. Томное бормотание минорных тонов в низком ключе. И пока арфа раскрывала тайну мозга Гаста Райми, струны под моими пальцами оживали.

Я перевел душу Гаста Райми на музыку!

Настойчиво и пронзительно звучала одна и та же нота. Все выше и выше становился звук, исчезая в неслышимом спектре. Откуда-то снизу поднялся, завывая, ветер. Так кричит не знающая покоя чайка.

Музыка растекалась широкой рекой. Холодная, чистая, белая, как снежная вершина далекой горы, продолжала звучать одна единственная нота.

Забушевал ураган, арпеджио взрезали потоки волшебной музыки.

С гулким грохотом упали скалы, застонала, задрожала земля, потоки воды затопили леса и долины.

Тяжелая, как удар, нота, гулкая и неземная, распахнула пространство между двумя мирами, и я увидел космос, похожий на пустыню, где не остается следов.

Веселая легкая мелодия залила светом луга и поля.

Гаст Райми пошевелился.

На мгновение понимание отразилось в его голубых глазах. Он увидел меня. А затем огонь жизни погас в его древнем дряхлом теле.

Я знал, что старец умирает, что я растревожил его покой, что он потерял всякий интерес к жизни.

И вновь запели струны.

Гаст Райми сидел передо мной, мертвый, и последняя искра жизни угасала в его мозгу.

Волшебные заклинания арфы, подобно могучему ветру, раздули эту искру.

Орфей вырвал Эвридику из царства мертвых, а я опутал паутиной музыки душу Гаста Райми, не давая ей покинуть тело.

Искра заколебалась, пропала, стала ярче.

Все громче пели струны. Все громче шумели волны.

Высоко-высоко звучала резкая нота, похожая на ледяной звездный свет.

Музыка соткала паутину, которая оплела всю комнату.

Паутина зашевелилась.

И опутала Гаста Райми!

И вновь понимание появилось в его голубых глазах. Он перестал бороться. Он сдался. Ему легче было вернуться к жизни и ответить мне на вопросы, чем сопротивляться поющим струнам, пленившим его душу!

Белоснежная борода Гаста Райми зашевелилась, губы задвигались.

— Ганелон, — сказал старец. — Когда арфа запела, я понял, кто играет на ней. Что ж, спрашивай. А затем позволь мне умереть. Я не желаю жить в те дни, которые должны наступить. Но ты останешься в живых Ганелон, и тем не менее ты умрешь. Это я прочитал в твоем будущем.

Седая голова склонилась на грудь, словно старец к чему-то прислушивался. Сквозь распахнутые настежь окна до меня доносились бряцание оружия и предсмертные крики людей.