Мир тьмы

В башне Гаста Райми

Мы с Ллорином притаились в тени деревьев, глядя на замок Шабаша, сверкающий огнями на фоне звездной ночи. Ночь решительной битвы! Мы оба понимали это и дрожали от возбуждения в ожидании того, что должно было произойти.

Вокруг нас в лесу собрались большие силы лесных жителей, готовых по нашему сигналу дать бой солдатам Шабаша. Звездный свет играл на стволах ружей.

Мне было безразлично, выиграют они или проиграют. Повстанцы думали, что их главная цель — уничтожение оплота темных сил, а я хотел, чтобы они отвлекли внимание стражи, тем самым позволив мне проникнуть в замок и овладеть тайным оружием, которое давало власть над магистрами. Пока лесные жители будут сражаться с солдатами, я проникну к Гасту Райми и узнаю у него то, что хочу узнать.

Много повстанцев погибнет… ну и пусть. На мой век рабов хватит. Ничто не могло помешать мне достичь цели! Норны сражались на моей стороне!

Жизнь в замке кипела. В тихом ночном воздухе звучали голоса, люди сновали взад и вперед. Ворота в стене поднялись. Процессия собиралась в путь.

Я услышал музыкальное позвякивание цепей и понял, что на этот раз магистры решили не рисковать, — скованные рабы не могли убежать в лес, даже услышав пение сирен. Я пожал плечами. Пока Ллур существует, его надо кормить. И лучше пусть они, чем Ганелон, станут жертвой Золотого Окна.

Кавалькада всадников выехала из ворот. Цепи торжественно бряцали.

Матолч скакал на могучем коне. Я узнал оборотня по волчьим повадкам, по небрежно накинутой на плечи мантии. Ллорин задрожал всем телом. Я слышал, как тяжело он дышит, еле сдерживаясь, чтобы не броситься на дорогу.

— Помни, Матолч — мой! — услышал я его угрожающий голос.

Эдейрн в желтой мантии проехала мимо нас на пони. Как всегда, от нее повеяло холодом.

Медея!..

Когда она скрылась в отдалении, когда ее алая мантия растаяла во тьме, я обернулся к Ллорину. Все смешалось у меня в голове; я лихорадочно, на ходу, менял свои планы, даже не пытаясь сопротивляться непонятному желанию, охватившему меня.

Я не помнил ритуала, который свершался в Кэр Секире. Это было одним из белых пятен в моей памяти. Пока Ганелон не увидит Шабаша, пока он не поймет, как Ллур принимает жертвоприношения за Золотым Окном, ему не удастся уничтожить ни своих врагов, ни Ллура. Внезапно мне стало любопытно: непонятное желание, охватившее меня, — не было ли оно следствием зова Ллура?

— Ллорин, подожди меня здесь, — прошептал я в темноту. — Прежде чем напасть на замок, мы должны быть уверены в том, что они справляют Шабаш в Кэр Секире. Нам нельзя рисковать.

Ллорин что-то протестующе забормотал, но я не стал его слушать. Выскочив на дорогу, я быстро побежал вслед за кавалькадой всадников, которые отправились в Кэр Секир, чтобы справить Мессу. Черную Мессу Я бежал по дороге, а в воздухе висел тонкий аромат тела Медеи, которую я так страстно ненавидел и так страстно любил.

— Она умрет первая, — пообещал я сам себе, задыхаясь от переполнявших меня чувств…

Я смотрел, как огромные железные ворота Кэр Секира закрываются за последним участником процессии. Память Ганелона услужливо подсказала мне, куда идти. Повинуясь непонятному инстинкту, я стал обходить высокую стену Кэра с левой стороны, двигаясь, как лунатик, не понимая, что происходит. Ощущенье, выплывшее из глубин подсознания, заставило меня остановиться, положить руки на выступ в стене. Пальцы мои сами собой заскользили по шероховатой поверхности.

Внезапно участок стены сдвинулся в сторону. Я не колеблясь шагнул вперед. Кромешная тьма окутала меня со всех сторон, но ноги мои знали, куда идти. Уверенно вступили они на лестницу, уводящую под самый купол. Я шел, ни о чем не думая, зная, что мое тело меня не подведет.

Ллур был здесь. Я ощущал его голод, как гром, непрестанно гремящий в моем мозгу, как давление, во много раз усиленное тесными каменными сводами Кэр Секира. Все мое существо завибрировало в сладостном ожидании чего-то, но усилием воли я подавил в себе это чувство.

Ничто не связывало меня больше с Ллуром. Я сам от него отказался. И тем не менее, непонятный экстаз охватил меня при мысли о покорных рабах, которых ведут сейчас на жертвенный алтарь. Интересно, вспоминают ли магистры… Медея… Ганелона, которого они тоже собирались принести в жертву прошлой ночью?

Мои ноги внезапно остановились. Не было видно ни зги, но я знал, что стою на верхней площадке лестницы перед глухой стеной. И вновь руки мои задвигались, а пальцы сами собой нашли небольшие выступы и надавили на них. Часть тьмы скользнула в сторону, и я стоял, опираясь на ее край и глядя вниз.

Кэр Секир, похожий на лес колонн, уходил в бесконечную темноту высокого купола. Сейчас там, наверху, начал пульсировать золотистый свет. Я узнал этот свет, и на мгновение сердце перестало биться в моей груди.

Память вернулась ко мне. Окно Ллура. В Кэр Ллуре это Окно светило вечно, и Ллур, обитавший за ним, тоже был вечен. Но в Кэр Секире и других храмах Мира Тьмы Окна зажигались только тогда, когда Ллур приходил взять то, что было положено ему по праву.

Там, наверху, голодный Ллур купался в золотистом свечении, похожем на солнце, спустившееся ночью с небосклона, чтобы осветить храм. Я не помнил, где находится в Кэр Секире Окно, но радостное возбуждение охватывало меня по мере того, как этот свет разгорался.

Далеко внизу я увидел крохотные фигурки магистров Шабаша, которые можно было различить только по разноцветным мантиям. Позади — полукругом стояла стража. Впереди — бездумные рабы направлялись куда-то, проходя за колонны. Окно сияло все ярче, словно раскрывало рот в ожидании жертвы.

Перед магистрами на черном помосте стоял черный алтарь в форме чаши. От Золотого Окна к алтарю тянулся желоб. Я оперся о невидимую стену, дрожа от Его возбуждения, — Того, кто купался в солнечном свете.

Затем до меня донеслось тихое пение. Я узнал чистый серебряный голос Медеи, звенящий в абсолютной тишине, поднимающийся к куполу Кэр Секира.

Ожидание становилось невыносимым. Фигуры в разноцветных мантиях застыли в безмолвии, подняв головы, наблюдая за золотистым светом. Голос Медеи не умолкал ни на секунду.

Лес колонн стоял недвижно, Ллур ждал.

Тонкий пронзительный крик послышался из-под купола. И резко оборвался. Золотой свет вспыхнул ярче солнца, словно Ллур крикнул что-то в ответ. Голос Медеи зазвучал на высокой хрустальной ноте и затих.

Тени зашевелились среди колонн; что-то двигалось по желобу. Я смотрел на алтарь, не в силах отвести от него взгляда.

Неподвижно застыли магистры Шабаша.

Из желоба в чашу начала капать кровь.

Не знаю, долго ли я стоял, опираясь на стену. Не помню, сколько раз до меня доносились крики из-под купола, сколько раз стихало волшебное пение Медеи, сколько раз вспыхивал жадный слепящий свет. Но я знаю, что стоя на верхней площадке лестницы, я одновременно был и с Ллуром в Золотом Окне, дающим вечное блаженство, и внизу среди моих бывших товарищей, с которыми я делил радость участия в Шабаше.

Я ждал слишком долго.

Не знаю, что спасло меня, — должно быть, внутренний голос, который не переставая твердил мне: оставаться здесь — опасно, ты должен уйти, Шабаш скоро закончится, ты наслаждаешься жертвой, которую приносят не тебе, Ллорин ждет тебя.

Постепенно мой мозг неохотно вышел из оцепенения. С бесконечным трудом оторвал я свой взгляд от Золотого Окна, чувствуя дрожь в руках и слабость в коленях. Магистры все еще стояли внизу, как зачарованные, но долго ли они останутся в таком состоянии, я не знал. Может, всю ночь, а может, не больше часа. Мне надо было спешить.

Я спустился по лестнице, вышел на дорогу, ведущую к замку Шабаша, а Золотое Окно все еще стояло перед моим внутренним взором, и я продолжал видеть желоб, по которому текла кровь, слышать хрустальный голос Медеи, поющей песнь о вечном блаженстве.

Луна поблекла, когда я вернулся к Ллорину, чуть было не сошедшему с ума от волнения. Увидев меня, повстанцы зашевелились в кустах. Видимо, терпению их пришел конец, и они решили начать боевые действия независимо от того, вернусь я или нет.

Я помахал Ллорину, не добежав до него футов двадцать. На охрану замка мне было сейчас наплевать. Пусть видят меня, пусть слышат!

— Действуй! — вскричал я. — Вперед, на врага!

Ллорин тотчас поднял руку, и лунный свет засверкал на серебряном рожке, который он поднес к губам. Пение рожка раскололо ночное безмолвие и заодно помогло мне окончательно стряхнуть с себя остатки оцепенения.

Мощный крик пронесся по всему лесу, повстанцы кинулись вперед, и я закричал вместе с ними, испытывая экстаз битвы, ничем не отличающийся от того, который я только что делил с Ллуром.

Треск ружейных выстрелов заглушил все другие звуки. Первые взрывы гранат потрясли замок, ярко высветив его стены. Из-за ворот послышались крики, невнятное пение горнов, испуганные голоса солдат, которые лишились своих вожаков и не знали, что им сейчас делать.

Впрочем, я не сомневался, что они быстро придут в себя. В свое время мы с Матолчем прекрасно их вымуштровали. И у них было оружие, которое явно придется не по вкусу лесным жителям.

Когда прекратится паника, солдаты опомнятся и будут стоять насмерть. Много крови прольется с обеих сторон.

Впрочем, исход битвы мало меня беспокоил. Взорвавшаяся неподалеку граната проделала брешь в стене, и я пробрался в нее, не обращая внимания на пальбу. Сегодня ночью Норны сражались на моей стороне! Они подарили мне заколдованную жизнь, и я знал, что не могу проиграть!

Где-то наверху, в осажденной башне, сидел безразличный ко всему Гаст Райми, взирающий, словно Господь Бог, на разыгравшееся вокруг замка Шабаша сражение. У меня было назначено свидание с Гастом Райми, хотя он об этом пока еще не знал.

Я прошел в замок, расталкивая суетящихся стражников. Они не узнали меня в темноте и общей неразберихе, но по моей мантии поняли, что я не принадлежу к числу лесных жителей, и, не возражая, расступились передо мной.

Я взбежал по широкой лестнице.