Научно-фантастический роман А. МЕРРИТА
Иллюстрации ПОЛЯ.
СОДЕРЖАНИЕ ГЛАВ I–XIX, НАПЕЧ. в 10, 11–12 КНИЖКАХ «М. ПР.» за 1928 г. и в 1-й за 1929 г.
Американский профессор Луис Сорнтонг, уже побывавший в Тибете, снова отправился туда вместе с инженером Дрэком. В горах они наблюдают замечательные световые явления и находят загадочный гигантский след на скале, оставленный точно каким-то невероятным чудовищем. В разрушенной крепости, помнящей времена Александра Македонского, путешественники встречают Мартина Вентнора с его прекрасной сестрою Руфью. Брата и сестру преследуют воины, похожие на древних персов времен Ксеркса. В решительную минуту появляется странная женщина Норхала, по приказанию которой тысячи маленьких металлических предметов — чисто геометрических фигур — принимают форму многорукого чудовища и разбивают войско персов. Шары, кубы и пирамиды из живого металла исчезают, затем огромные кубы перекидываются, как мост, через пропасть, и несут на себе Норхалу и путешественников. Последние начинают таинственное, полное странных физических и магнитных явлений путешествие. В кратком содержании невозможно передать многочисленные и причудливые формы встречающихся чудовищ, состоящих однако из знакомых всех форм — кубов, шаров и пирамид. Путешественники попадают в новый мир, в металлический мир, где они видят живые, вертящиеся купола и арки, и башни, точно тающие в каком-то брожении. Летя на кубах, они проходят области ультрафиолетовых лучей, рентгеновских и других, наукою неизследованных. Друг другу путешественники кажутся скелетами. Один световой феномен вменяет другой. Они прилетают к колоссальному светящемуся металлическому диску необычайной красоты, изливающему могучую и сознательную силу. Руфь подтянута к диску. Вентнор выстрелил, но в него полетела молния — стрела зеленого пламени. Вентнор упал, диск обследовал его и по просьбе Норхалы подарил ей путешественников в качестве «игрушек». Норхала перевезла всех в свой круглый дом, похожий на блестящий пузырь сапфировых и бирюзовых оттенков. Интересные главы посвящены описанию самой Норхалы, ее жилища, ее слуги евнуха Юрука, встретившего чужеземцев враждебно. Больной Вентнор, оторванный от реальной действительности, первый начинает понимать, что металлические предметы высасывают свои силы из солнца, что их кровь — молния, что их разум — думающий кристалл, что у них гигантское групповое сознание, действующее в знакомых человечеству и в неизвестных ему сферах колебаний энергии, силы электрической и других. Очень любопытную гипотезу строят едва пришедшие в себя от пережитого путешественники, объединяя последние завоевания науки для объяснения деятельности металлического народа. Юрук рассказывает всякие басни о Норхале и старается уговорить путников уйти к Черкису, предводителю преследовавших их потомков персов. Попытка евнуха загипнотизировать ненавистных пришельцев оканчивается неудачей. Профессор и Дрэк отправляются в металлический город.
Мы вместе с Руфью сделали беглый осмотр окрестностей дома Норхалы. Дом этот точно был вставлен в узкую часть песочных часов. Отвесные стены шли к дому от скалистых ворот, образуя как бы нижнюю часть часов. За домом они расходились под большим углом. Эта верхняя часть песочных часов была заполнена лесом, напоминавшим парк. Милях в двадцати от дома лес этот загораживался скалами. Я спрашивал себя, как прорывалась через эту скалистую преграду тропа, которую Юрук указал мне? Бела ли эта тропа через скалы или они были пробуравлены тоннелем, и почему не нашли ее вооруженные люди?
Пространство, в котором находился дом, было долиной, не больше, чем в милю ширины. Она была похожа на сад, усеянный душистыми лилиями. В центре долины стояло голубое полушарие — жилище Норхалы.
Нам некогда было изучать его красоты. Несколько последних наставлений Руфи — и мы пошли по серой дороге.
Едва мы сделали с десяток шагов, как раздался крик Руфи.
— Дик! Дик!
Он побежал назад и обнял девушку.
— Дик, — просила она, — возвращайся ко мне скорей!
Когда Дик догнал меня, голова его была опущена и он продолжал путь молча.
Мы прошли небольшое расстояние и обернулись. Руфь все еще стояла на пороге странного дома и смотрела нам вслед. Она помахала нам рукой и исчезла в дверях.
— Я рад за вас, Дрэк, — сказал я.
— Я полюбил ее с первого взгляда, — Дик схватил меня за руку, — а она говорит, что полюбила меня. Она сказала, что если я ее действительно люблю, ей легче будет бороться в наше отсутствие с этим, как она называет, пятном внутри ее. Пятно! Пятно на этом ангеле. Но, все же, она ужасно боится чего-то, что теперь будто бы есть в ней. Конечно, все это глупости!
Я не находил слов успокаивать его, потому что вовсе не считал страхи Руфи воображаемыми. Ее ужас был слишком искренен, описанные ею симптомы слишком ясны, чтобы быть галлюцинациями. Разве нельзя допустить, что Дик ввел ее в общение с собой и со своим народом? Что она подверглась какому-то процессу магнитизации, вовсе не зловещему, который сделал то, что она стала понимать и его волю, и мысли.
Среди нам подобных существует эта восприимчивость— умы, настроенные в униссон друг с другом, не нуждающиеся в стимуле, — произнесенном слове. А другие умы совсем не созвучны, так что даже через произнесенное или написанное слово наша мысль не может в них проникнуть. Что это за волны, по которым летят эти молчаливые послания?
Только нечто подобное могло объяснить общение Норхалы с металлическим народом. Руфь, которой это было чуждо, конечно. могла счесть эту большую чувствительность за какое-то пятно. Но нам это могло быть очень полезно, а ей не принести вреда, если только, если…
Я отгонял от себя ужасную мысль.
Скалистые стены ворот сошлись совсем близко. Скудная растительность у подножия их прекратилась. Дорога углубилась в ущелье. Там, где обрывались скалистые стены, была туманная завеса. Когда мы подошли ближе, мы увидели, что это больше похоже на туманный свет, чем на туман от воды. Он лился странно определенными полисами, как частицы кристаллов в растворе.
Мы бок о бок вошли в этот туман. Я сейчас же понял, что чем бы ни были эти завесы, сыростью они не были. Воздух, которым дышали мы, был сухой и насыщенный электричеством. Я ощутил что-то ободряющее, какое-то щекотание в каждом нерве, почти легкомысленную веселость. Мы совершенно ясно видели и друг друга, и скалистый пол, по которому шли. В этом световом тумане не было слышно никаких звуков. Дрэк повернулся ко мне и губы его зашевелились. Он склонялся к самому моему уху, говоря что-то, но я не слышал ни звука.
Мы вышли в открытое место и уши наши вдруг наполнились высоким, резким свистом, таким же неприятным, как вой песчаного урагана. В шести футах направо был край кряжа, на котором мы стояли. За ним был крутой отвес куда-то в пространство, пропасть, выстланная туманами.
Но не эта пропасть заставила нас ухватиться друг за друга. Нет! Из пропасти поднималась гигантская колонна из кубов. Она высилась футов на сто над уровнем нашего кряжа и низ ее уходил в глубины. Головой колонны было огромное, вращающееся колесо. Это колесо вспыхивало зеленым пламенем и со страшной быстротой бороздило скалу.
Над колонной был как бы колпак из какого-то светло-желтого металла, прикрепленный к скале. И этот-то навес, отделяя туманный свет, точно огромный зонтик, и образовывал зону света, в которой мы стояли.
Мгновение огромное колесо продолжало вертеться, визжащая скала таяла под ним и стекала как лава. Потом колесо вдруг сразу остановилось, точно получило какое-то приказание Оно склонилось на бок и посмотрело на нас сверху вниз. Я заметил, что внешний край колеса был весь усажен пирамидками, а что кончики этих пирамид были снабжены чем-то, показавшимся мне гранеными драгоценными камнями.
Колонна склонялась; колесо приближалось к нам…
Дрэк схватил меня за руку и потащил назад, в туман. Мы пробирались в этом тумане шаг за шагом, воображая, что мы чувствуем, как за нами крадется огромное лицо — колесо. Мы боялись оглянуться, чтобы не подойти слишком близко к невидимому обрыву. Мы медленно покрывали ярд за ярдом. Вдруг туман поредел и мы вышли из него.
Кругом нас был хаос звуков, звон миллионов наковалень, грохот миллиона кузниц. Гремели громы, ревели тысячи ураганов.
Невообразимый рев бездны несся на нас, как тогда, когда мы лежали в глубине моря света.
Грохот этот порождался силой. Это была Сила, собранная в фокусе. Оглушенные, ослепленные ею, мы закрывали глаза и уши.
Вдруг грохот замер, оставляя на смену себе какую-то испуганную тишину. Потом тишина стала пульсировать каким-то жужжанием и это жужжание прорвало журчание, точно текла река из бриллиантов.
Мы раскрыли глаза и трепетный страх сжал нам горло, точно рукой.
Мы стояли на самом краю широкого кряжа. Мы смотрели вниз, в огромный колодезь овальной формы, длиною миль в тридцать, половиною этого в ширину, и окаймленный пропастями.
Мы находились в верхнем конце этой долины и на вершине ее оси. Дно ее уходило футов на пятьсот вниз. Облака туманного света, затемнявшие прошлой ночью эту бездну, теперь исчезли, воздух был кристально чист, каждая мелочь выступала со стереоскопической отчетливостью.
Мои глаза прежде всего остановились на широкой полосе фосфоресцирующего аметиста, огибающей всю скалистую стену над нами. Она опоясывала скалы на высоте десяти тысяч футов и с этой-то сияющей зоны и спадали завесы светящегося тумана, загадочные, уничтожающие звук пары. К северо-западу они трепетали, точно свет восходящего солнца, и, как этот свет, пронизывались радугами, спектрами, многоцветными сияниями. Но все это проходило в известном порядке, с геометрической точностью. Как будто бы огромные и движущиеся призматические кристаллы быстро пролетали к самому краю завес, и с такой же быстротой мчались назад.
От завес взгляд перекидывался к невероятному городу, возвышавшемуся меньше, чем в двух милях от нас.
Синевато-черный, сверкающий, с резкими, точно из стали вырезанными очертаниями, он поднимался тысяч на пять футов в высоту. Я не мог определить, как велик был город, потому что высота его отвесных стен преграждала поле зрения. Неприветливый фасад, обращенный к нам, имел, вероятно, миль пять в длину. Город был гигантский, подавляющий, внушающий трепетный ужас, как тот полуночный город, который Данте увидел в другой бездне.
Это был громадный металлический город. Гладкая огромная стена поднималась высоко. Это гигантское длинное лицо города казалось слепым, но оно не было слепо и в этом был ужас. Чувствовалось, что оно настороже.
Казалось, что оно уставилось на нас так, точно на пространстве каждого фута на нем был часовой, невидимые глазу стражи, чья бдительность улавливалась каким-то скрытым чувством, более тонким, чем зрение.
Это был металлический город, огромный и… бдящий…
У подножия его были большие отверстия. Вероятно, городские ворота, — подумал я. Через эти порталы и вокруг них кружилась металлическая рать, двигаясь туда и сюда, выливаясь из ворот и вливаясь обратно, образуя узоры у отверстий.
От огромного города пораженные глаза снова обращались к бездне, в которой был расположен город.
Дно ее было совершенно гладкое, его не прерывала никакая неровность почвы. На нем не было никакой растительности — ни деревьев, ни кустов, ни травы.
Казалось, само дно жило какой-то своей, жуткой жизнью. Оно было оживлено каким-то брожением, настолько же расчитанным, насколько оно было механическим, брожением симметричным, геометричным, в высшей степени урегулированным.
Это было движение металлической рати.
Они двигались под нами, эти загадочные существа, бесчисленным войском. Они наступали и отступали баталионами, полками, армиями. Далеко на юге я видел гигантские формы, напоминавшие движущиеся пирамидальные горы, украшенные зубчатыми башнями. Они кружились одни вокруг других с невероятной быстротой, точно оживленные пляшущие пирамиды Хеопса, увенчанные башнями. Из башен вырывались яркие молнии и вслед гигантским пирамидам катилось эхо отдаленного грома.
С севера мчался эскадрон обелисков, на вершинах которых пламенели вращающиеся колеса, кажущиеся на расстоянии крутящимися огненными дисками.
Волнующееся море Предметов образовывало тысячи невероятных форм, угловатых, округлых и заостренных, и быстро переходило в другие, такие же странно-правильные формы. Я следил, как Предметы образовали нечто вроде палатки, высотой с небоскреб. Они висели так мгновение, потом сформировали десяток страшно длинных ног, которые ушли, точно гигантские тарантулы без головы и без туловища, шагами в двести футов длиной Я смотрел, как полосы этих Предметов в милю длиной сворачивались в кольца, в ромбы, в пятиугольники, потом поднимались колоннами и со страшной быстротой мчались но воздуху.
А когда движение металлической рати давало нам возможность, мы видели, что дно долины было покрыто всевозможными узорами, огромными четырехугольниками, ромбами, параллелограммами, кругами и спиралями. Это было нечто гротеско-футуристическое. И все же во всех этих узорах был какой-то порядок, точно это была страница с какими-то непереводимыми письменами из другого мира.
От сверкающих складок завес на самом юге перекинулась через долину к востоку широкая полоса бледно-зеленого нефрита. Линия ее была не прямая, но со множеством изгибов. Точно фраза, написанная по-арабски. Окаймлена эта полоса была сапфирно-синим. Лента эта была соединена множеством блестящих хрустальных арок. Но это не были мосты. Даже на этом расстоянии я понял, что это не мосты. G них доносился хрустальный шопот.
Нефрит? Этот поток нефрит? Но тогда это растаявший нефрит, потому что я уловил его быстрое и ровное течение. Но это был не нефрит. Это была на самом деле река, река, заключенная среди этих похожих на письмена узоров из металлических Предметов на дне долины.
Я взглянул наверх — к крутящимся вершинам. Они подобно огромному венцу высоко поднимались к яркому небу. По цвету они были похожи на огромные, пестрые цветы, с бесчисленными каменными лепестками. По очертанию это было кольцо крепостей, построенных каким-то фантастическим, могучим существом. Вершины эти поднимались высоко, образуя купола, арки, заканчиваясь пирамидально или остроконечно. Лазоревые иглы поднимались от бастионов цвета киновари, обелиски — цвета индиго: пурпурные башни; золото с ржавым рубином: сторожевые башни оттенка пламени.
Среди них были разбросаны сверкающие изумруды ледников и огромные снеговые поля.
Горы точно диадемой окружали овальную долину. Склоны гор охватывало кольцо светящегося аметиста с его туманами утренней зари. А ниже тянулось обширное и узорчатое дно, живущее странным движением. Горы точно охраняли сине-черную металлическую массу Города.
С кряжа, на котором мы стояли, шел спуск. Но он был так крут и поверхность его была такая гладкая и полированная, что мы не могли бы воспользоваться им. Мы стояли в раздумьи, когда вдруг из тумана выглянул блестящий куб. Он остановился, точно оправился, и завертелся, как будто каждая из шести сторон этого куба хотела нас разглядеть.
Потом меня и Дрэка какая-то невидимая сила подхватила и перенесла на куб. Куб унесся от кряжа и одно мгновение качался в воздухе. Под нами, точно мы парили в воздухе, раскинулась долина. Потом наш куб утвердился на другой поверхности. Я посмотрел вниз и увидел, что наш куб стоит на огромной, стройной колонне из кубов.
Несмотря на то, что крутящееся колесо исчезло, я сразу же узнал, что это была га самая колонна, от которой мы с Дрэком бежали и колесо которой бороздило скалу. Куб был ее посланцем. Он отыскал нас в тумане, поймал и отдал ей!
Колонна наклонилась. Дно долины поднялось нам навстречу. Все ниже и ниже склонялась колонна. Мы испытали легкое сотрясение и стояли на дне бездны.
От колонны стали отрываться кубы. Они детали вокруг нас и мигали своими глубоко сидящими блестящими точками глаз.
Потом меня снова что-то подняло и перенесло на поверхность соседнего куба. Крошечные глазки куба ощупывали меня. Потом меня перебросило на другой куб. Я увидел, что и Дрэк перелетает по воздуху.
Темп игры ускорялся. Я отлично сознавал, что это была игра и чувствовал себя хрупким, как стекляная кукла в руках небрежных детей.
Несколько кубов соединилось, образовало обелиск, который перебросил меня на сто футов расстояния. Когда я лежал, я увидел, что мы стали центром огромного скопища металлического народа. Их угловатые и закругленные поверхности сверкали сталью.
К нам летел огромный шар. Он вдруг сразу остановился. Меня потянуло вниз, к шару. Какая то неведомая сила держала меня подвешенным в воздухе, в то время, как шар крутился подо мной, разглядывая меня.
Потом меня перекинуло к поджидавшему меня кубу, а шар умчался. Невдалеке от меня, на земле стоял, покачиваясь, весь бледный Дрэк. Вдруг куб, на котором я находился, притянул меня к себе так сильно, что я беспомощно упал на его поверхность. Прежде чем я упал, тело Дрэка притянуло на мой куб, точно его тащили на лассо. Он упал рядом со мной.
Потом, как шаловливый ребенок, куб помчался прямо к открытому порталу города. Яркий голубоватый свет ослепил нас и, когда свет этот угас, я увидел рядом с собой скелет Дрэка. Потом он быстро снова оделся плотью.
Куб остановился. Невидимые руки подняли нас и осторожно поставили на землю. Куб умчался.
Вокруг нас раскинулось зало, в котором высоко горели бледно-золотые солнца. Среди огромных колонн двигались металлические рати, но уже не торопливо, а спокойно, уверенно.
Мы были в городе — как говорил нам Вентнор.
Совсем близко возле нас была одна из циклопических колонн. Мы пробрались к ней и присели у ее основания. Мы чувствовали себя муравьями среди этих бесчисленных ратей оживленных кубов, пирамид и шаров. Среди них были гиганты размером до тридцати футов и более. Они не обращали на нас никакого внимания, и некоторое время спустя количество их стало уменьшаться, остались отдельные группы, потом одиночные предметы и, наконец, зало совсем опустело.
— Скажите, — обратился ко мне Дрэк, — вам пе кажется, что вы весь насквозь наперчены?
— Я чувствую необычайную силу, — ответил я.
— Взгляните-ка сюда, профессор, — продолжал Дик, — как вам это нравится?
Я не понял, на что указывал Дрэк рукой.
— Глаза! — сказал он нетерпеливо. Разве вы не видите в колонне глаза?
Я вгляделся. Столб был металлического синеватого цвета, слегка темнее, чем сам металлический народ. Он был весь усеян мириадами крошечных кристаллических точек. Но они были тусклы и безжизненны. Я дотронулся до колонны. Она была гладкая, прохладная, — совершенно отсутствовала горячая жизненность, пульсировавшая в металлическом народе. Я покачал головой.
— Нет, — сказал я, — сходство есть, но тут нет силы, нет жизни.
— Может быть — дремлющая, — заметил Дрэк.
— Это совершенно невозможно! — воскликнул я и удивился собственной горячности.
— Кто знает, — он с сомнением покачал головой. — Может быть, но… идемте же дальше.
Дрэк останавливался у каждой колонны и окидывал ее ищущим взглядом. Но я больше интересовался освещением зала. Я видел теперь, что освещался он шарами, неподвижно висевшими в воздухе. Исходившие от них лучи были также совершенно неподвижны. Но, несмотря на это, в них не было ничего, напоминавшего твердость или металл. Они были воздушны, мягки, как огви, появляющиеся временами на мачтах кораблей, эти жуткие посетители из невидимого океана атмосферного электричества.
Когда они исчезали, что происходило постоянно, это делалось с какой-то поражающей окончательностью. И тотчас же рядом с исчезнувшими так же неожиданно выплывали другие шары, иногда большего размера, чем угасший, иногда группы меньших шаров.
Что это могло быть такое? — думал я. — Как они укреплены и где источник их света? Могут ли они быть продуктом электромагнитных течений, или не породило ли их взаимное проникновение таких течений, проносящихся над нами? Такое предположение может объяснить их исчезновение и появление снова: перемена течений меняла контакты. Беспроволочный свет? Если так, то вот идея, которую может разработать человеческая наука, если мы когда-нибудь вернемся на…
— Куда же теперь? — прервал мои мысли Дрэк. Мы прошли зал и стояли у пустой стены, которая уходила наверх, в туман, скрывавший потолок помещения.
— Я думал, что мы шли по тому яге пути, что и они, — смущенно произнес я.
— Я тоже. Но мы, вероятно, кружили. Они не могли пройти через стену, если только…
— Если только что?
— Если только стена не раскрылась и не пропустила их, — сказал Дрэк, — Разве вы забыли про эти огромные овалы, которые открывались в других стенах?
Я забыл. Я снова посмотрел на стену. Конечно, она была совершенно гладкая.
Это был ничем не прерывавшийся фасад из полированного металла. Внутри его точки света были еще более тусклы, чем в колоннах, их почти не было видно.
Мы пошли налево вдоль стены. Мы пришли к какому-то отверстию. Это был вход в тоннель, в котором свет резко отделялся от шафранового света в зале. В тоннеле было мрачно и серо. Мгновение мы постояли в нерешительности, потом вошли. Стены, крыша и пол были из того же вещества, что и колонны, и стены большого зала. В них так же сидели тусклые, мигающие точки — глаза.
— Как странно, что в этих местах все угловатое, — заметил Дрэк, — они очевидно не пользуются в своей архитектуре идеей шара.
Я вспомнил, что, действительно, не видел тут никаких закругленных линий. Везде были математические прямые линии кверху, книзу и пересекающие. Это было странно… но мы еще мало видели.
В тоннеле было тепло, в воздухе чувствовалась какая-то перемена. Становилось все теплее, жара была сухая, более ободряющая, чем гнетущая. Я дотронулся до стен Тепло исходило не от них. Но шара становилась все сильнее.
Тоннель сделал поворот под прямым углом и продолжался корридором, вдвое меньшим по объему. Далеко впереди появилось бледно желтое сияние, вставшее столбом от пола к потолку. Свет его делался все ярче. В нескольких шагах от нега мы остановились. Свет лился через широкую щель в стене. Мы очутились в тупике. Отверстие в стене было недостаточно широко, чтобы мы с Дрэком могли проникнуть через него. Странная жара шла вместе со светом из щели.
Мы заглянули в щель. Сначала мы могли разглядеть только пространство, залитое сиянием шафранного цвета. Потом вырисовались огоньки, точно сверкающие драгоценные камни, крошечные стрелы и копья, извергаемые изумрудами, рубинами и сапфирами, вспышки лилового пламени.
В светящемся тумане выплыла фигура Норхалы.
Она стояла, окутанная только волосами, блестевшими, как шелковые нити. Странные глаза ее были широко раскрыты и улыбались. Кругом Норхалы кружилось бесчисленное множество металлических малюток.
От нее и исходили огни, похожие на сверкание драгоценных камней. Бее эти оживленные математические предметы то окружали ее сверкающими хороводами, то, превращаясь в пылающие диски и звезды, вертелись вокруг чуда ее тела в виде разноцветных живых огней. С дисками и звездами были перемешаны крошечные крестообразные формы, сияющие угрюмым густым багрянцем пли дымчатым оранжевым цветом.
Потом на Норхалу волной налетели маленькие металлические предметы и окутали ее сверкающим облаком. Я услышал смех Норхалы, нежный, золотой и далекий.
— Это их малютки! — прошептал я.
— Это детская, — тоже шепотом ответил Дрэк, — детская металлических малюток.
Hopxала скрылась. Скрылось в светящееся помещение, в которое мы заглянули. Перед нами была гладкая стена. Щель в стене закрылась с такой быстротой, что мы даже не успели этого проследить.
Но раскрывалась противоположная стена.
Сначала это была только щель, но щель эта стала быстро расширяться. Я схватил Дрэка и оттащил его в дальний угол. Открылся новый корридор. Далеко в глубине его мы заметили движение. Движение это приближалось. Из туманно-светящегося пространства мчалось несколько больших шаров. Мы стали отступать, вытягивая вперед руки, инстинктивно защищаясь от грозящего нам разрушительного удара.
— Все кончено, — прошептал Дрэк, — они нас раздавят. Вернитесь к Руфи, если вам это удастся. Может быть, я смогу их остановить.
Он бросился прямо навстречу шарам и стоял высоко подняв голову — соломинка перед мчащейся металлической лавиной.
Но шары остановились в нескольких футах от него, как раз в тот момент, когда я догнал Дрэка. Они разглядывали нас с видимым удивлением. Потом повернулись друг к другу, точно совещаясь. Затем медленно стали приближаться. Нас подняла какая-то сила, которую я могу сравнить только с тысячами невидимых рук. Блестящие изгибы спин шаров покачивались под нами. Шары завернули за угол и помчались по тому корридору, который привел пас сюда из залы. Когда последний шар выкатился из-под нас, мы мягко встали на ноги и стояли покачиваясь.
Нас охватила бессильная ярость. Глаза Дрэка горели.
— Дьяволы! — Он сжал кулаки.
Мы посмотрели вслед шарам.
Становился ли корридор уже? Кончался ли он? Корридор стал на моих глазах съужаться, стены бесшумно приближались одна к другой. Я толкнул Дрэка в открывшийся новый проход и бросился вслед за ним.
За нашими спинами была теперь непрерывная стена, закрывавшая все пространство, на котором мы только что стояли.
Неудивительно, что нас охватил ужас и что мы сломя голову побежали по открывшемуся проходу, все время ожидая, что и эти стены сомкнутся и раздавят нас, как мух.
Наконец, мы остановились, задыхаясь от бега. И в это мгновение я содрогнулся дрожью того, кто встал лицом к лицу с непостижимым и знает, наконец, что непостижимое существует.
Стены, потолок и пол вдруг замигали бесчисленными глазами. Точно с них сняли какую-то пленку, точно они проснулись. Мириады светящихся точек засверкали на голубоватой поверхности, и точки эти разглядывали нас, издевались над нами.
Маленькие сверкающие точки, которые были глазами металлического народа.
Это не было корридором, пробитым в инертной массе механическим искусством. Раскрылся он не с помощью скрытого механизма. Он был живым существом. Стены, крыша, пол его были самой металлической ратью. А то, что корридор раскрывался и закрывался, — было сознательным, согласованным и добровольным действием живых стен. Действие, которое покорялось и направлялось общей волей, которая, подобно разуму улея и муравейника, оживляла каждую частицу этих стен.
Мы были поражены тем, что открылось нам. Если это правда, тогда эти колонны огромного зала, его высокие стены — весь этот город был одним живым строением. Невероятным строением из бесчисленных миллионов оживленных тел. Тонны этих тел образовали гигантские глыбы, каждая часть которых была разумна.
Теперь я понял, почему нам казалось, что странный город наблюдал за нами глазами Аргуса. Он, действительно, наблюдал за нами.
Город, который видел!
Город, который был живым!
Я думаю, что одно мгновение мы были сумасшедшими. Помню, что мы побежали, держась за руки, как испуганные дети. Потом Дрэк остановился.
— Провались это место, — сказал он, — а я дальше не побегу. Мы же мужчины, в конце концов! Пусть они нас убивают, но клянусь, что я не побегу.
Его мужество вернуло мне спокойствие. Как будто бросая вызов, мы пошли дальше ровным шагом. Сверху, снизу, со всех сторон на нас смотрели тысячи мигающих глаз.
— Кто поверил бы, — бормотал Дрэк, — их здесь целое гнездо, чудовищное живое гнездо.
Гнездо? Я ухватился за это слово. Что оно напоминало? Да, гнездо воинствующих муравьев, город муравьев, которых Вильям Биб изучал в Южно-американских джунглях. Был ли этот город более чудесен, более невероятен, чем тот город муравьев, образовавшийся из живых тел так же точно, как металлический город из тел кубов.
Как говорил Биб: «дом, гнездо, очаг, детская, брачный покой, кухня, кров и стол воинствующих муравьев». Построенный и обитаемый слепыми и глухими маленькими дикими насекомыми, которые, руководствуясь одним только обонянием, выполняют самые сложные действия. Откуда и как получали муравьи приказания, на которые они отзывались? А металлический народ? Откуда стимул, движущий ими, стимул, на который они отзываются? И тут, и там— тайна…
В мои мысли ворвалось сознание, что я двигаюсь с все увеличивающейся быстротой. Одновременно какая-то сила подняла меня с пола корридора и помчала вперед. Я посмотрел вниз и увидел пол в нескольких футах под собой.
— Корридор смыкается за нами, — пробормотал Дрэк. — они нас выгоняют.
Было, действительно, похоже на то, что корридору надоело наше медленное продвижение, и он решил поторопить нас. Стены сближались за нашей спиной, мы же мчались все быстрее; казалось, что нас мчит какой-то поток. Ощущение было удивительно приятное, разнеживающее… как это говорила Руфь?… чувство единства со стихией, чувство какой-то свободы. Сила, которая нас несла, как будто одновременно исходила и из стен, и из пола, и из потолка. Она была равномерна и в ней не чувствовалось усилий. Впереди нас стены расступались, образуя корридор, так же точно, как они смыкались за нами.
Кругом поблескивали точечки.
Глубже и глубже погружалось мое сознание в это странное спокойствие. Быстрее и быстрее мчались мы вперед.
Вдруг впереди блеснул дневной свет. Мы вошли в него. Сила, поддерживавшая нас, ослабела. Я почувствовал под ногами почву. Я стоял, прислонившись к гладкой стене.
Корридор выбросил нас и сомкнулся.
Перед нами была фантастическая картина, какая вряд ли представлялась зрению человека с самого начала времен.
Мы увидели кратер огромного размера. Над ним был белый и сияющий круг неба, в центре которого пылало солнце. Прежде, чем взор мой охватил всю эту панораму, я понял, что мы в самом сердце Металлического Города.
Вдоль по краю всего кратера были расположены тысячи вогнутых дисков, ярко зеленых, огромных. Они были похожи на гигантские щиты, и внутри каждого снял ослепительный цветок пламени — отраженный лик солнца. Под этой сверкающей диадемой висели группы других дисков и в каждом из них также висело плененное отображение дневного светила.
Футах в ста под нами было дно кратера.
Оттуда кверху поднимался высокий лес бледносветящихся конусов, ощетинившихся, ужасных. Они карабкались ярус над ярусом, фаланга над фалангой. Все выше и выше, пирамидально, они вытягивали множество своих заостренных вершин.
На высоте двух тысяч футов они тесно сгруппировались у подножия огромной стрелы, уходившей на полмили в высь. Верхушка этой стрелы была срезана, и от нее радиусами расходилось множество длинных и тонких спиц, поддерживавших колесо в тысячу футов в окружности. ЭТ(> колесо состояло из бледно-зеленых дисков, вогнутая поверхность которых, в противоположность гладкой поверхности дисков, окружающих кратер, была покрыта странной гранью.
На полпути между краем кратера и его дном начинались металлические рати. Оживленными фризами выступали они на закругленных стенах, стенах, которые, я это знал, были такие же живые, как и они. Они извивались веревками, свисали гроздями, шары и кубы, густо утыканные пирамидами. Стройные колонны из шаров поднимались навстречу этим свисавшим гирляндам. Металлические предметы мелькали перед нами во всевозможных сочетаниях, то загораживая собой, то снова открывая гору из конусов.
Они перемещались с неимоверной быстротой, то образуя арабески, готические рисунки, кружевные фантазии с стиле ренессанса, невыразимо странные, невыразимо прекрасные, но всегда геометрически правильные.
Движение их вдруг прекратилось, металлический народ точно одел собою огромную чашу кратера какой-то невероятной тканью, усеял ее драгоценными камнями невообразимой красоты.
По дну кратера к конусам скользнул бледносветящпйся шар. По виду такой же шар, как и другие, он был весь проникнут какой-то странной силой. Вслед за ним плыли две большие пирамиды, а дальше еще десять шаров.
— Повелитель металла! — шепнул Дрэк.
Металлические предметы докатились до основания из конусов и остановились.
Блеск, точно от взорвавшегося метеора — и шар превратился в то великолепие самоцветных огней, перед которым витала Порхала, и я снова увидел сияющие сапфировые овалы на золотом фоне диска. Расцвела роза с пламенными лепестками, сердцем которой был раскаленный рубин.
Две пирамиды, стоявшие по обе стороны диска, превратились в звезды-близнецы, ослепительно-сверкающие фиолетовым светом. И один за другим меньшие десять шаров растянулись в пламенные орбиты.
Раздался тихий вой. Далекий сначала, он все приближался.
— Они голодны! — прошептал Дрэк. — Они голодны!
— Дрек! — я с ужасом посмотрел на него. — Дрэк, вы сошли с ума!
— Но я чувствую, — ответил Дрэк, — что эти проклятые предметы голодны.
Вой все усиливался. Легкий трепет прошел по всему кратеру. И теперь я так же, как и Дрэк, уловил быстрое и жадное пульсирование.
— Голодны, — шепнул Дрек, — точно львы, к которым пришел укротитель и принес мясо.
В поле нашего зрения, к пламенному диску поднялся огромный куб. Соединение красоты и силы, которое Дрэк назвал Повелителем металла, было высотой с трех рослых мужчин. Куб закрыл его собой. Синевато-черный, он не только скрыл своим массивом пламенный диск, но точно тень от него упала и на весь кратер.
Но затемняющая глыба одно только мгновение стояла перед диском. Новая вспышка метеора и там, где был куб, мы увидели огромный, огненный крестообразный предмет, стоящий кверху основанием. Верхняя часть его была вдвое длиннее ниж ней и боковых. Теперь он закрывал не только диск, но и почти всю поверхность двух звезд Предмет этот был высотой футов в восемьдесят. Он пламенел и мерцал злобным, дымчатым огнем, то с мрачными оранжевыми, то с серно-желтыми оттенками. В его огне не было многоцветного великолепия, кап в сверкании диска, не было и следов пульсирующей розы, ни тени торжествующего сапфира, ни ласкового, нежного зеленого отблеска, ни прелестных опаловых тонов.
Крестообразный предмет горел только злым, дымным красным огнем с отблесками охры, и в этом свете было что-то жуткое и жестокое.
Снова весь кратер сотряс жадный трепет. Крестообразный предмет повернулся. Он скользнул в сторону от диска и его звездных охранителей. И все эти предметы повернулись, точно глядя ему вслед.
И тут мне стал ясен механизм того процесса, посредством которого шары превращались в овальные диски, пирамиды в четырехконечные звезды и кубы в перевернутые кресты.
Металлический народ был полый внутри. В их оболочках заключалась вся их жизненность, вся их сила, сами они. И эта оболочка была всем, чем они являлись.
Когда овальные диски складывались, они превращались в шары. Четыре конца звезды и четырехугольник, от которого они расходились, в закрытом виде представляли пирамиду. Шесть плоскостей куба были в раскрытом виде перевернутым крестом. И эти подвижные стены не были массивны. Они даже были хрупкими по сравнению с размерами металлического народа. Стенки огромного крестообразного предмета, на который я теперь смотрел во все глаза, были не больше чем в фут толщиной.
Сбоку тело Повелителя металла казалось вогнутым, и поверхность его была гладкая, как будто слегка просвечивающая.
Крестообразный Предмет стал наклоняться, его длинная верхняя часть опускалась вниз, как на шарнирах. Все ниже и ниже склонялась эта часть, точно в каком-то гротескном, страшном поклоне. Теперь верхняя часть стала под прямым углом к горизонтальным крылам крестообразного предмета.
Предмет стал снова склоняться, на этот раз в шарнире, прикреплявшем вытянутые крылья к основанию. Теперь это была огромная фигура в виде буквы Т, из вытянутых в сторону частей которой стали появляться извивающиеся щупальцы. Они были серебристо белые, но отражали злобный огонь, которым горела скрытая теперь от меня поверхность предмета. Извивавшиеся щупальцы исходили как будто из каждого дюйма крыльев и под ними было нечто вроде доски, огромной и светящейся. Щупальцы двигались по этой доске, нажимали, ударялись о доску, толкали, проделывали какие-то движения.
По горе конусообразных предметов в центре кратера вдруг прошла дрожь. Дрожь эта усилилась, каждый из конусов стал быстрее вибрировать. Послышался слабый гул — точно отдаленное эхо бури.
Вибрация становилась все быстрее и быстрее. Острые очертания конусов стали расплываться, исчезли. Гора стала могучей пирамидой, излучающей бледно-зеленый свет, стала огромным, бледным пламенем, языком которого была ее стрела. Из дискообразного колеса полились потоки света.
Щупальцы крестообразного предмета задвигались с невероятной быстротой. Колесо кружилось все быстрее и быстрее.
Из его пламенного круга к небу устремился столб бледно-зеленого света. С поражающей быстротой, плотный, как вода, сконцентрированный, — он ударил вверх, прямо к лику солнца.
Он мчался вверх с быстротой света. С быстротой света? Мне пришла в голову мысль, которая мне самому показалась невероятной. Мой пульс обычно семьдесят в минуту. Я нащупал его и принялся считать.
— Что с вами? — прошептал Дрэк.
— Выньте мои очки, — пробормотал я, — спички в кармане. Закоптите стекла. Хочу посмотреть на солнце.
Он удивленно покорился.
— Подержите очки перед моими глазами, — приказал я.
Если я правильно считал, прошло четыре минуты. Вот оно, то, что я искал. Через закопченые стекла я совершенно ясно видел это в самой северной части солнца. Большое солнечное пятно этого лета, — больше всех, которые когда-либо отмечала астрономия, циклон раскаленных газов, огромное динамо, изливающее свои потоки электромагнитизма на все кружащиеся планеты. Солнечный кратер, который, как мы теперь знаем, был в своем максимуме в сто пятьдесят тысяч миль в диаметре.
Прошло пять минут. Не было смысла держать у глаз стекла. Даже, если мысль моя была верна, даже, если этот светящийся столб мчался к солнцу через пространство с быстротой света, все же должно было пройти от восьми до девяти минут, пока он только достигнет солнца.
Да и не была ли моя мысль, в конце концов, совершенно невозможной? Но если и нет — на что могла надеяться металлическая рать? Стрела была так мала по сравнению с мишенью. Какое действие мог иметь на солнечные силы такой слабый метательный снаряд? И все же — равновесие природы так чувствительно, значительные происшествия могут явиться последствием малейшего изменения в ее бесконечно чувствительном, бесконечно-сложном равновесии. Могло быть… могло быть…
Прошло 8 минут. Если я был прав, стрела коснулась теперь солнца. Десять минут.
— Что это такое? — испуганно крикнул Дрэк. — Что происходит? Взгляните на конусы! Взгляните на Повелителя металла!
Пирамидальное пламя, бывшее горой из конусов, осело. Столб света не уменьшился, но механизм, бывший его источником, осел на много ярдов.
А Повелитель металла? Огни его потускнели, великолепие его угасло. И все бледнее становился фиолетовый блеск сторожащих звезд.
А крестообразный предмет — хранитель конусов? Не опускались ли все ниже и ниже его крылья, не двигались ли его щупальцы все слабее?
У меня было такое ощущение, точно из всего окружавшего меня была вытянута сила. Точно вся жизнь города истощилась, точно из него высосали всю жизненность. Истощилась, чтобы отдать силы этой стреле, мчащейся к солнцу.
Вся рать была бессильная, неподвижная. Живые колонны склонились на бок. Живые гроздья обвисли.
Двенадцать минут…
Несколько колонн свалилось. Позади нас сверкающие глаза стен померкли, умирали…
Нас стало охватывать ощущение, похожее на тот ужас одиночества, каким дышала проклятая долина у развалин.
Населенный кратер изнемогал.
Великолепие Повелителя металла угасало все больше и больше…
Четырнадцать минут…
— Сорнтон, — шепнул мне Дрэк, — жизнь уходит из них. Уходит вместе с этим столбом света. Что это значит? Зачем они это делают?
Пятнадцать минут…
Щупальцы Хранителя бессильно шевелились. Вдруг пылающая пирамида потемнела и погасла.
Шестнадцать минут…
Вдоль всего края кратера какая-то невидимая рука точно подняла кверху щиты.
Семнадцать минут…
Я бросил свой пульс, схватил очки и поднес их к глазам. Мгновение я ничего не видел, потом белая раскаленная точка засияла на нижней части большого пятна. Она засверкала так ослепительно, что на нее было трудно смотреть даже через закопченые стекла.
Я протер глаза и снова посмотрел. Точка горела так ярко, что как иглой пробуравливала глаз. Но очертаний пятна точка не меняла. Она как будто бы сверкала высоко над ним.
Я молча передал Дрзку очки.
— Вижу! — закричал он. — Сорнтон… пятно… оно увеличивается!
Я выхватил у него очки и снова стал смотреть. Но я по сегодняшний день не знаю, видел ли Дрэк, как пятно увеличивалось. Мне казалось, что оно не меняется… и все же… может быть… кто знает, не открылась ли шире рана солнца под этим перстом силы, под этой стрелой света, посланной металлической ратью?!
Быть может солнце не устояло…
Я не знаю этого до сих пор. Так или иначе, ослепительная точка все продолжала сиять. И для меня уже это было достаточным чудом.
Двадцать минут… сам не отдавая себе отчета, я считал… двадцать минут…
На краю кратера, где поднялись кверху щиты, стал собираться светящийся туман. Прозрачный, аквамаринно-нежный и аквамаринно-светлый. В одно биение сердца он сгустился в широкое кольцо, сквозь сияющую толщу которого на каждом диске ясно отражалось солнце, как бы видимее через облака прозрачных атомов аквамаринов.
Щупальцы Хранителя снова задвигались. Щиты вокруг кратера, как один, повернулись вниз. Сгущавшийся туман становился все более и более сверкающим.
Снова, как один, завертелись щиты. С каждой вогнутой поверхности, с поверхности всех огромных кругов под ними, вырывались потоки зеленого огня, зеленого, как огонь самой зеленой, цветущей, жизни. Сотканные из бесчисленных, мчащихся, ослепительных ионов, сильные лучи устремлялись к тысячефутовому колесу, увенчивавшему конусы, и привели его в движение.
Сверху образовалось прозрачное облако сверкающего тумана. Откуда появились эти сверкающие туманности? Казалось, щиты вытянули из воздуха какую-то невидимую, ритмическую энергию и превратили ее в видимый блистающий поток.
Потому что теперь это был поток. С огромного колеса вниз лился поток, водопад зеленых огней. Он каскадом заливал конусы, топил их.
Под этим потоком конусы стали расти. Они совершенно отчетливо увеличивались в размере, точно объедались светом. Выше и выше поднимались их вершины, точно жаждали получить пищу от вертящегося наверху колеса.
Щупальцы Хранителя извивались. Щиты на кратере снова повернулись книзу. Они посылали снопы зеленого света в огромную впадину, точно поили металлическую рать.
Кругом нас был трепет жизни, усиление биения ее пульса. Он бился ритмично, все сильнее. Это был невероятный трепет жизни, чудовищно могучий.