Мир Элайлиона

Глава 40 Вот так доброе утро…

Девушка с японско-розовыми волосами, еле перебирая ногами, идёт по коридору, пошатываясь. Под ногами мягкий ковёр на идеально ровном и гладком полу, но ей кажется, что вокруг всё колеблется, как палуба при сильном волнении моря.

— ЩА КАК ДОЙДУ! — кричит Келли самой себе на весь коридор, — КАК ДРЫХНУТЬ ЛЯГУ!

Шорохи её шелковистого платья создают отзвук, и раздаётся он на всём протяжении коридора, но лишь в её голове. На лице явное желание спать, в голове разбегаются колючие и непонятные мысли, словно это не просто мысли, а извивающиеся змеи. Нежные розовые волосы, что повисли перед лицом, напоминают ей прекрасную одноцветную радугу в сером, унылом небе.

И пофиг, что радуги не бывают одноцветными! Розовый, что в детстве, что сейчас — её любимый цвет, так что было бы не плохо увидеть подобную «радугу» в небе!

Всё это — фантазии затуманенного алкоголем мозга.

Неожиданно за спиной раздаётся знакомый строгий голос:

— Келли?

— … Да~? — поворачивается девушка.

— На весь коридор кричишь, — хмурится красавица.

Безупречное, нежное и красивое лицо. Светлые волосы мягкими волнами ниспадают на плечи и ниже. Сероватые глаза глядят на мир чуть устало и блëкло. Одета она в тонкое голубое платье, что подчёркивает фигуру. Заострённые уши под прямым углом выходят из головы.

Улыбнувшись, Келли говорит:

— Лиринд~, тебе пора разнообразить гардероб.

— Мне всё равно.

Холодная, как и всегда. Но Келли воспринимает её холод иначе — она одна из немногих, с кем Лиринда говорит не выдавливая из себя фальшивую улыбку.

Вздохнув, колорнир говорит:

— Давай помогу.

Лиринда ниже Келли на сантиметров этак двадцать, но первую, кажется, вовсе не пугает возможностью быть раздавленной мускулами второй.

Колорнир подходит, человек опирается о её плечо, которое, не смотря ни на что, не дрогнуло под весом.

— Спасибо, — улыбнулась розоволосая.

— Пожалуйста.

Так они доковыляли до комнаты, Келли достала ключи и попыталась их вставить в замочную скважину, но это дрянь всё время убегает!

— Плин…

— … По моему, вернулась ты куда более трезвомыслящей.

— Вернувшись-ка, я выпила ещё немножечко…

— Понятно.

Выхватив ключ из руки большой девушки, Лиринда быстро открыла дверь.

— Спас…

— Быстрее, у меня ещё работа есть.

Немного надувшись, Келли зашагала далее.

Розоволосая заходит, сначала в комнате темно, но Лиринда жмёт переключатель, лампочки зажглись.

— А! Свет! — зажмурилась Келли.

— Ты ведь только что из освящённого коридора зашла… — сказала колорнир, немного скривив лицо.

Видимо, пытаясь спастись от света, Келли плюхается лицом в постель; в любом случае, разглядеть у неё ничего не получается.

— Мне нужно кое-что тебе передать, — начинает Лиринда говорить, — У тебя появилось задание.

Она достаёт из кармана платья конверт, как тут же раздаётся храп:

— Хрр… хрр… хрр…

— … Иногда как напьётся… — вздохнув.

«И почему мне приходится водить дружбу с такими?»

Лиринде, признаться честно, Келли не очень нравится.

Хоть розоволосую и не назовёшь плохой, она раздражает. Слишком общительна, то бишь много говорит, что очень не любит Лиринда. Парни при ней мечтают о подвиге, лишь бы впечатлить её. Хоть и не так уж часто, но любит выпить.

Но в то же время, для своего возраста, она слишком сильна. Обычно такой силой герои обладают только через пять лет своего пребывания на посту героя. Ей же хватило всего трёх.

С ней полезно водить дружбу. Только потому Лиринда и продолжает. Как и со многими остальными героями.

Связи важны для аристократа.

Положив на её тумбочку конверт, колорнир собралась было уходить, как поняла:

«Она, вероятно, не заметит его.»

Развернувшись, идёт обратно, достаёт из тумбочки лист «а-четыре» и пишет на нём: «открой концерт». Берёт ещё и скотч, лепит лист на дверь.

Снова уходя, понимает, что и этого, вероятно, не хватит.

Возвращается, достаёт ещё листов. На одном пишет: «Чтоб открыла конверт!»

На втором: «В конверте важная информация.»

В третьем: «Не откроешь конверт — штраф!»

В четвёртом: «В конверте важное сообщение. Открыть немедленно.»

В пятом: «Открыть немедленно. В конверте важная информация.»

В шестом: «Открой конверт, и будешь жить долго.»

И так далее.

Развесив двадцать посланий по всей комнате и одно на лице человека, Лиринда разворачивается.

«Интересно, заметит?» — уходит девушка с этими мыслями в то же время не замечая озорной оранжевый цвет собственных глаз.

Сейчас, наверно, полдень. Комната, освещённая пробирающимся сквозь узкие окна солнечным светом, кажется немного зловещей после моего очередного ночного кошмара, но волноваться не о чем. Просто, очевидно, зрелище на том болоте было столь отвратительным, что до сих пор преследует меня.

Значения этому придавать не стоит и на настроении пока сильно не отражается.

Тем более, чем обдумывать бессмысленный сон, лучше заняться делом:

— «Р-р-р-р»! — рычу я Лин, метлой смахивая пыль и мусор в кучку.

— Х-х-х-х! — старается повторить за мной девочка-дух, протирая растения в центре комнаты от пыли.

Глаза Таури, который сидит на голом полу, без конца следуют за ней. Анаэль всё ещё спит.

Аргилэ пришёл недавно. С метлой, совком, маленьким железным ведёрком с водой и тряпочкой. Я, как и прежде, не понимал его слова, однако что меня просят сделать осознал сразу.

«Живёшь в этом доме, так будь добр сохранять в нём чистоту», — уверен, что-то подобное Таури и сказал.

И мы, до этого учившиеся произносить буквы, принялись за дело.

Судя по разговорам на местном языке мною услышанным, звуки [ж], [о], [р] и [а] присутствуют в произношении. А потому, когда Лин, старательно жестикулируя, просила меня продолжить наш прошлый урок, я решил начать с них.

Перестав подметать, повернулся к духу:

— Не-не, прижми язык к нёбу, — сказал я, открывая рот, — Вот так: «р-р-р-р»!

— Г’х-г’х-г’х! — произнесла она, картавя.

— Не то, — с досадой покачав головой, — Наверно, для детей это самая сложная буква. Давай пока возьмём что-нибудь полегче. «Ж»!

— С-с-с!

Так и начался наш день.

Проходит около получаса, мы закончили уборку. Мусор в совке я высыпал на улицу. После отдали Таури этот совок, веник, тряпочку и ведёрко. Аргилэ ушёл со всем этим.

— … Продолжаем, — сказал я, смотря на Лин, — Скажи: «Жора».

— Жог’ха!

— «Р-р-р»!

— Г’х-г’х-г’х!

— … Давай пока передохнём, у меня уже голова болит. Ещё вспомнил, что нужно бы за водой сходить.

Подхожу к пластиковой бутылке и беру её. Лёгкая, ведь внутри ничего нет.

— Скоро вернусь.

Лин кивнула, а я направился к двери, обулся и вышел.

Солнце сразу ударило в лицо своим теплом. Величественные деревья задумчиво покачивают тяжёлыми кронами, а по небу плавно плывут облака самых причудливых форм.

Немного впереди хромает аргилэ, а я вдогонку за ним:

— Таури!

Небо синее, трава зелёная, в небе облака, под ногами пыльная дорожка, тёплый ветер шевелит волосы, вдалеке поют птицы.

Красота.

Аргилэ останавливается, оборачивается ко мне:

— Мне б воды набрать, — подбежав, указываю на бутылку в руке.

Таури ведь видел, что в ней я храню воду, так что должен понять.

Он кивает, рукой показывает следовать за ним, что я и делаю.

И вот он проводит меня до какой-то большой бочки в глубине деревни, к верху которой ведёт лестница, а из бока торчит краник. После Таури указывает, мол, вот, набирай.

— Спасибо, — киваю я, поставив бутылку к изливу крана, второй рукой проворачивая ручку.

И полилась вода.

Ещё несколько дней назад я бы её, наверно, прокипятил сначала, но сейчас беспокоюсь на этот счёт куда меньше. Я же исправно принимаю лекарства, так что уже должно быть безопасно?

Иду назад, а Таури куда-то по своим делам.

Окружающие аргилэ, конечно, косятся на меня, но без белой ламии эффект не настолько сильный.

Дохожу до дома, захожу, Анаэль проснулась.

— Анвил! — улыбаясь, приветствует она меня из корзины, уже одетая.

Улыбаюсь в ответ и я, разуваясь:

— Доброе утро.

Сняв обувь кладу её около двери. Взгляд падает на духа, который в этот момент листала книжку.

— «Доброе утро» — это тоже часть этикета?

— Да, — кивнув.

Потянувшись, сажусь на шкуру.

— Тогда и тебе «доброе утро»!

… Неужели у них нет подобного проявления вежливости? Или просто в этом лесу одни дикари живут?

В любом случае, нужно кое-что попробовать:

— Лин, можешь дать книжку?

Дух кивает, закрывает книжку и несёт ко мне.

— Анаэль, подойди-ка.

Ламия, не задавая вопросов, выпол… выпрыгивает из корзины, подходит ко мне и забирается на колени. Поднимает взгляд на меня.

Взяв из рук духа книжку, открываю первую страницу.

— Можешь прочитать? Нужно проверить кое-что.

— Хорошо, — устремляет ламия взгляд на книжку, — [Яз. Нерейдий] «Предисловие: Книга, которую вы держите в руках, вовсе…»

— Подожди, — прервал я, — Ничего не понятно.

— Как непонятно? Я часто для Лин читала, так что, вроде, делаю это не плохо…

— Я не про это. Язык мне не понятен.

— … Что?

— В плане, ты ведь говоришь на другом языке, когда читаешь.

— … Что?

И лицо такое, максимально ничего не понимающие.

— Видимо, твоя способность не может переводить параллельно с чтением.

— Какая способность?

… Подожди-ка…

— Анаэль… Ты ведь понимаешь, что у тебя есть способность?

— Нет, такого не может быть.

— Почему не может?

— У меня ведь нет сосуда.

— А он обязателен?

— Да. Без магии наличие способности невозможно. Так ещё и обладает ею только один маг из пяти сотен.

Посмотрев на девочку-духа с длинными чёрными волосами и ярко-зелёными глазами, которая уселась справа от меня, с любопытством заглядывая в книгу, я сказал:

— Но ты ведь как-то общаешься с Лин — духом?

— Так это у неё способность.

И тут пришла моя очередь удивиться:

— … Что?

Не-не, это точно не так. Богиня ведь сказала, что у Анаэль есть способность.

Белая ламия продолжила:

— Я думаю, что способность Лин — «капас». Способность, при которой ты можешь всех понимать и разговаривать с ними. Можно научиться это контролировать, но нужна помощь магов.

— Но Лин ведь не может говорить со мной?

— Я не многое знаю про эту способность. Наверно, Лин просто ненамеренно способна общаться только со мной, потому что не умеет контролировать её.

— … Анаэль… Ты абсолютно точно уверена, что у тебя нет способности?

— Да, — строго кивнув.

— Но тогда почему ты понимаешь меня?

— … Может у тебя тоже капас?

— … А может это у тебя «капас»?

— …

И тут ламия зависла: лицо озарилось догадкой, рот раскрылся в удивлении, тело дрогнуло.

Она серьёзно даже не задумывалась о возможности наличия у себя способности?

— Смотри, — говорю я Анаэль, поворачиваясь к духу, — Лин.

— Ума? — наклонив голову на бок.

— Скажи выученное тобой слово.

— Жог’ха! КоТ!

— Во, Анаэль, видишь! У Лин другие механизмы общения. Да, она нас понимает, но ей всё же нужно учиться говорить, а не контролировать способность.

Повернувшись к удивлённой ламии, продолжаю:

— Анаэль, у тебя способность.

— Н-но ведь… магии нет…

— Наверно, способности больше завязаны на наличии у тебя «протоков», по которым, насколько я понял, проходит мана даже без твоего участия.

Опустив взгляд в пол, змейка о чём-то сильно задумалась. Лицо выражало глубокую концентрацию, словно она пыталась найти ответ на какой-то очень сложный вопрос.

А через минуту улыбнулась.

Лин смотрит на свою подругу и пытается угадать, не слишком ли странная у неё реакция на подобную новость? Точнее, она вроде бы нормальная, но всё же есть в ней что-то странное, чего девочка-дух ещё не до конца осознала.

Анаэль, как заметила Лин и, наверно, уже заметил Анвил, весьма импульсивна. Поняла, что влюбилась? Сразу же признается в чувствах. Узнать, что думают насчёт её нового платья возлюбленный? Моментально спросит.

Была ли она такой всегда? Отнюдь, такой она стала лет в десять, двенадцать по земному календарю.

Родители никак не могли скрыть от Анаэль её уродливую природу. Стоило ей родится, как все в деревне сразу узнали о ней. Сначала её не ненавидели, но со временем, с каждой новой бедой сваленной на неё, всё изменилось.

Естественно, в такой ситуации невозможно скрыть и скорую смерть, как бы родители не пытались. Просто в один день кто-то сказал: «Вот бы быстрее пришло время, когда ты сдохнешь», и ребёнок сам всё понял.

Сначала ламия не предала этому значение, она тешила, воображала, себя особенной, как и говорили ей родители. Ей даже казалось это далёким. Однако, уже к десяти годам Анаэль начала осознавать, сколь, временами, не справедлив этот мир. И это произошло само собой, пока она взрослела, а положительные образы из врак родителей рассеялись.

В одну из ночей она заплакала, прижимаясь к сердцу матери. Вопрошала у неё: «Что если я не особенная?», «Что если это всё не про меня?», «Что если они правы?»

«Я ведь умру?»

С того момента поменялось у неё мнение о своём главном отличии: слишком белая чешуя и кожа стали казаться уже не «милой особенностью», как говорили ей родители, а ужасным уродством.

Если она и особенная, то скорее уж «особенно большая неудачница».

Наверно, именно с того времени Анаэль так изменилась. Прекрасно понимая, что, вероятнее всего, проживёт значительно меньше своих собратьев, она пытается выжать из своей жизни как можно больше смысла.

Лин всё это понимает, но едва ли способна помочь.

Но сейчас… Ощущение, будто в ламии, когда она поняла, что обладает способностью, вдруг резко что-то щёлкнуло.

Анаэль улыбнулась да так широко, как никогда до этого:

— Анвил… У… У-у меня способность! — придвигаясь немного ближе к возлюбленному.

Парень, явно удивлённый резко поднявшемуся настроению ламии, медленно кивнул:

— Да, поздравляю?

— Способность! Способность — это ведь… Так круто!

— Это, пожалуй, правда.

— Я… Я… Ухх!

Столь мощной радости в голове Лин давно от неё не испытывала.

Правда в том, что на самом же деле эта ламия просто отрицала свою способность из-за неуверенности в себе, сформировавшейся в результате долгого периода неприятий, отвержений и огорчений. Она давно перестала видеть в себе достоинства и не верит в собственные силы. Глубоко внутри Анаэль опасалась принять существование способности, боясь в очередной раз разочароваться. Бросить вызов этим мыслям, принять свою способность — для этого ей потребовался маленький толчок от кого-то ей дорого.

В следующий момент и Анвил, и Лин удивляются.

Слезы потекли по щекам ламии.

В её глазах, вечно обманутых мечтаний, ясно отразились чувства. Сгорбившись, она опустила голову, маленькими ладошками протирая щёки и глаза:

— Я… *шмыг* Не никчёмная!

Способность её вовсе не хороша. Она не сделает её магом, не продлит жизнь, не увеличит силу.

Анаэль и сама это понимает.

— Хоть что-то! *шмыг*

Её восклицания — многолетние усталость и боль, вгрызающиеся в сердце с той давней ночи.

— Н-наконец-то!

Измученный взгляд переместился к глазам Анвила.

Расправив руки в его сторону, продолжая хныкать, она медленно направилась к нему, прося обнять.

Парень, всё ещё находящийся в ступоре, подхватил её, прижав к груди.

И вздохнул:

— Разумеется, Анаэль, ты не никчёмна. Я ведь уже говорил: ты молодец. Неужели всё время пропускала мои слова мимо ушей?

— Н-нет! П-прос-просто…

Ей тяжело найти правду среди множества лжи. Особенно когда ложь для кого-то является правдой.

Родители и Лин убеждали её, что она особенная и цвет её очарователен. Они не только соврали, но и умолчали, что она скоро умрёт.

Другие ламии называли никчёмным проклятым дитя. Если не полностью верно, то достаточно близко к истине.

А после появляется Анвил. И неясно, можно ли верить его тёплым словам.

Она хочет верить. Очень хочет.

И, в конце концов, поддастся этим чувствам.

Поверит всему уже сказанному и каждому новому слову.

И будет уверена: он никогда не соврёт.

Ламия прижимается к парню посильнее.

«Вот так доброе утро… — вздыхает Анвил, — Кто бы мог подумать, что утро будет таким?»