Метод Макаренко

Глава 19

День обещает быть насыщенным. Именно такие мысли крутились в моей голове, когда я вошёл в школу и узнал, что члены комиссии из управления образованием изъявили желание присутствовать сегодня на уроках в произвольном порядке.

Учителя, которые и так нервничали из-за проверки, совсем сникли. Школа превратилась в один большой оголённый нерв. То там, то тут вспыхивали перепалки. Взрослые рычали на детей, а те, в свою очередь, огрызались в ответ. Обстановочка накалялась.

У меня же, на удивление, было какое-то внутреннее умиротворение с самого утра. Не знаю, что конкретно на это повлияло. Возможно, сыграла свою роль вчерашняя вылазка и адреналиновый выброс, или тот случай в парке, или уверенность в правильности выбранного пути, или же всё вместе. Но впервые за эти дни я не ощущал ни малейшего внутреннего напряжения.

Чего не скажешь о моих соратниках. Толик аж ферму свою забросил. Сидел на посту как на иголках, то потея, то бледнея, и всё время поглядывал на дверь, будто ожидал, что вот-вот ворвётся наряд и нас всех заметут.

Наталья Михайловна и Тамара Дмитриевна ходили, как Штирлиц на задании. Подозрительно зыркали по сторонам, всё время оглядывались и перебрасывались короткими репликами.

Алёнушка же… А вот с ней, кстати, всё в порядке было. Выглядела она расслабленной и слегка мечтательной. Даже не хотел строить предположения, что именно творится в её прелестной головушке. Как бы там ни было, но она не выглядела ни взволнованной, ни нервной.

Машину мы вчера всё-таки подшаманили. Многое сделать не удалось, но теперь она хотя бы не так сильно напоминала себя прежнюю. С деньгами тоже разобрались. Их я решил пока спрятать у себя, справедливо рассудив, что в квартиру к моей матери, если и сунутся, то не сразу. А вечером я планировал сходить на осмотр моей будущей съёмной квартиры, и если всё будет хорошо, то тем же вечером и перееду.

Отрешившись от мыслей о делах вне школы, я вошёл в класс и приятно удивился. При моём появлении дети встали, что уже было некоторым прогрессом в наших отношениях. Раньше они не всегда замечали появление учителя, про «поприветствовать стоя» и речи не шло.

Встав у доски, прошёлся взглядом по рядам, отмечая для себя, кто присутствует на уроке, а кого нет. И тут меня ждала ещё одна приятная новость: — сегодня класс явился на урок в полном составе. А ещё я понял причину такого примерного поведения. На задней парте сидели господа инспектора.

— О! У нас гости. Приветствую всех, садитесь, — поздоровался я и прошёл к столу.

Скинув свой портфель на стул, я достал из него томик Грибоедова и снова встал перед классом. Комиссию я решил игнорировать. Просто проведу урок, как планировал, и всё.

— Вашим заданием было ознакомиться с увлекательной пьесой Александра Сергеевича Грибоедова под названием «Горе от ума». Время прошло, и настал час расплаты, — наиграно суровым голосом проговорил я, постукивая кончиками пальцев по обложке. — То есть, я хочу услышать ваше мнение о книге, если кто не понял.

В среднем ряду взметнулась вверх рука. Я посмотрел на девушку в короткой юбке, с ярким макияжем и розовыми волосами. Кажется, фамилия у неё Самойлова. К счастью, не ошибся.

— А мне не зашло, — лениво проговорила она, вальяжно откинувшись на спинку стула. — Тоскливо всё как-то, скучно. Я на пятой странице спать захотела, а на десятой — уснула.

— Принимается, — кивнул я. — На вкус и цвет, фломастеры разные. Но к этому мы ещё вернёмся. Кто ещё желает высказаться?

Желающих отвечать не было видно. Все поглядывали друг на друга в надежде, что кто-то другой встанет и спасёт всех. И такой доброволец нашёлся.

— Вперёд, Васильева, — проговорил я, когда увидел, что она подняла руку.

Встав, она прошла к доске, развернулась к классу лицом и с важным видом откинула за спину косу. Я же сел за свой стол и приготовился слушать.

Прочистив горло, она начала вещать:

— Комедия Александра Сергеевича Грибоедова «Горе от ума» — одно из ключевых произведений русской литературы первой половины XIX века. Принято считать, что оно заложило начало реализма в отечественной драматургии.

Я нахмурился, но продолжил слушать. Пока это не походило на высказывание своих мыслей. Больше было похоже, что Васильева прочла, а потом просто вызубрила то, что было написано в учебнике и на этом всё.

— Пьеса сочетает черты нескольких литературных направлений, — продолжала монотонно пересказывать Васильева. — Классицизма, реализма и романтизма. От классицизма унаследованы говорящие фамилии персонажей, система амплуа, а также частичное соблюдение принципа трёх единств. Например, единство места — дом Фамусова; единство времени — события укладываются в одни сутки. При этом Грибоедов отходит от строгого единства действия, выстраивая два параллельных конфликта — любовный и социально-идеологический.

Реалистические черты проявляются в правдивом изображении московского дворянского общества, типичности характеров и обстоятельств, отсутствии однозначно счастливого финала. Автор использует вольный ямб, максимально приближая речь героев к живой разговорной манере.

Романтический пласт представлен в образе Чацкого, который выступает в одиночку против всего общества, испытывает глубокое одиночество и в финале покидает Москву, не найдя понимания. Основная те…

— Стоп, — остановил я ученицу, выставив руку в останавливающем жесте. Пока она говорила, я наблюдал за реакцией её одноклассников. Они занимались чем угодно, но только не слушали Васильеву. Неудивительно, что им неинтересно. Мне и самому было скучно слушать эти сухие строки. Хотя «Горе от ума» — одно из моих любимых произведений ещё с юношества. Искренне считаю его актуальным и по сей день. — Это никуда не годится.

Я встал, прошёл между рядами парт и повернулся к доске лицом. Васильева смотрела на меня непонимающе и немного растерянно.

— Ответьте мне, класс, — обратился я к детям. — Каково было задание? О чём я просил перед тем, как приступить к опросу?

Снова последовали переглядывания, а сын Ларина достал мобилу и стал, не таясь, снимать.

— Вы просили высказать своё мнение? — неуверенно предположил один из учеников.

Я кивнул одобрительно.

— Смелей, Щитков, смелей. Всё верно. Я просил высказать ВАШЕ мнение о книге. Самойлова, к примеру, его высказала.

Услышав это, девушка приосанилась и победно улыбнулась, глядя на Васильеву.

— Пусть и продемонстрировала свою лень, — продолжил я, — но тем не менее — это её мнение.

Самойлова обиженно надула губки и сникла.

— Но, — начала возмущаться Васильева, — в учебнике написано именно так.

Вздохнув, я подошёл и встал прямо перед ней.

— Меня не интересует, что написано в учебнике, — проговорил я. — Меня интересует то, как вы мыслите.

Резко развернувшись к классу, продолжил развивать свою мысль:

— Истинный кайф от книги вы получите только тогда, когда пропустите её через себя. Примерите на себя шкурки героев. Задумаетесь или представите: «А как бы я поступил на месте Чацкого?» или «Как бы я отреагировал на месте Софьи?» И так далее. Только так можно прочувствовать книгу и сделать для себя какие-то выводы. Понимаете?

Повторяю, сухой пересказ книги мне не нужен. А уж пересказ краткого содержания и подавно. Мне нужны ваши мысли, эмоции! Пусть вы посчитаете их глупыми, абсурдными. Плевать! Литература тем и прекрасна, что здесь нет «правильно» и «неправильно». Есть «верю» или «не верю», «чувствую» или «не чувствую».

Пока говорил, вскользь мазнул взглядом по инспекторам. Мужчина что-то быстро записывал, а вот женщина очень внимательно слушала, лишь эпизодически посматривала на детей, которые были сбиты с толку. Не привыкли они действовать без заученного шаблона.

— Помните, что я вам говорил, когда знакомил с дядей Стёпой? — обратился я к ученикам.

— Что засунете его туда, чем мы привыкли думать? — хохотнул Ларин-младший, косясь на комиссию.

— Это в том числе, — не смутился я. — Но я о другом. Ну же, вспоминайте.

— Вы говорили, что научите нас думать, — негромко отозвался с задней парты Тарасов. Я посмотрел на него. Вадим на меня не смотрел, он уставился на ручку, которую вертел в руках.

— Именно, — согласился я. — Я хочу, чтобы вы думали, размышляли. Знаете, я часто слышал такую фразу от коллег: «Расскажите о том, что хотел сказать автор». И у меня всегда возникал вопрос по этому поводу. Откуда мне, молодому пацану, знать, что хотел сказать состарившийся алкаш? Или мужик, который страдал от психического расстройства? Я этого не могу знать, потому что не умею читать мысли. Да и не факт, что они закладывали какую-то гениальную идею в свои произведения. Вполне допускаю, что авторы просто хотели рассказать историю, поделиться болью или радостью.

Поэтому я и сейчас не могу с уверенностью ответить на этот вопрос, считаю его некорректным. А вот что я могу, так это поделиться своим впечатлением от прочитанной книги. Тем, что я увидел, прочитав то или иное произведение. Или не увидел. У каждого, — я медленно обвёл рукой класс по кругу, — видение будет своим.

— Но на экзаменах мы должны писать так, как принято, — вспылила Васильева.

— Да? — переспросил я. — То есть, сейчас принято пересказывать пересказ других людей? Выдавать чужие мысли за свои? Грубо говоря, достаточно выучить пару строчек и больше ничего не делать? Зачем думать, если уже всё написано. Так, Васильева?

— Я не это имела в виду.

— Ладно, — я хлопнул в ладоши. — Пойдём другим путём. О чём произведение?

— Основная тема произведения… — снова начала цитировать учебник Васильева.

— Тс-с, — я покачал указательным пальцем. — Сама.

Девушка растерянно хлопнула ресницами и, в конце концов, пожала плечами. Мол, не знаю.

Я на секунду задумался. Вот вроде понятное задание — выскажи своё мнение. Куда уж проще? А оказывается, что это сложно. В головах этих детей слишком много «надо», «правильно», «так положено», «не положено», «принято», «не принято». Им так часто говорили, как нужно думать, что в конечном итоге они забыли, как это делается. Или вообще никогда не знали.

За них всё решали и делали родители. Почитал я их чаты. Даже грёбаную поделку из шишек и листьев за них делают родители. Или рисунок нарисуют за детей родители. Вон, пройдись по школе и посмотри эти выставки местные. Подпись: «Иванов, первый класс», а рисунок такой, будто этот самый Иванов — реинкарнация Репина. Видно же, что рисовал взрослый человек, а не детская рука.

У детей отобрали право ошибаться и делать не идеально. Процесс обучения превратился в соревнование: «у кого мамка круче рисует или математику решает». И я совершенно не понимаю, как при таких вводных, ребёнок хоть чему-то научится. В погоне за оценками у детей отбирают право учиться самим.

Я вздохнул и отпустил бедолагу Васильеву на место, которая уже стала красной как рак. Не привыкла девочка-отличница чего-то не знать. Посмотрев на класс, на задумчивые и растерянные лица учеников, я решил озвучить новые правила на моих уроках. И плевать мне, если кто-то скажет, что так не принято. Познакомлю их с дядей Стёпой.

— Слушаем и запоминаем. С сегодняшнего дня вы вообще можете не заглядывать в учебники. Всё, что нужно знать об авторе и книге, вы узнаете на уроке и на внеклассных мероприятиях, которые я буду устраивать для вас. Хотите — записывайте информацию. Если вам проще запоминать, когда слушаете — слушайте. Всё, что вам нужно будет делать дома — это читать книгу и получать удовольствие от процесса. Не пытайтесь понять, что вам хочет сказать автор. Слушайте себя, — я приложил руку к груди.

— Егор Викторович, — поднял руку Лебедев. — А что за мероприятия? Нам нужно будет выступать где-то или что-то дополнительно учить? Это типа открытые уроки или чё?

Я усмехнулся.

— Перевожу на ваш язык, Лебедев. Это что-то типа тусовок с пиццей и пивком.

По классу полетело одобрительное «о-о-о», а члены комиссии напряглись и уже готовы были возмутиться, но я опередил их:

— Шучу, уважаемые.

Они выдохнули и расслабились. Я же со смешком добавил:

— Без пиццы.

— Правильно, Егор Викторович, — выкрикнул с задней парты Козлов. — Под пивко лучше рыбку.

Класс снова заржал. Дети явно расслабились и стали чувствовать себя раскованнее, более свободно. А я, кажется, понял, в каком ключе с ними работать. Каждый находит к детям свой подход, кто-то не находит и вовсе, а кто-то и не пытается. Для таких школа — это отсидка от звонка до звонка. Я к своим, кажется, нащупал тропку.

— А теперь, — я поднял руки, призывая класс к тишине, — вернёмся к Грибоедову. Но попробуем кое-что новенькое. Этот метод подойдёт даже для тех, кто не читал книгу. Готов забиться, что по итогу урока вы придёте домой и сами захотите прочитать книгу. Тарасов, — я ткнул в него пальцем. — Ты Чацкий. Ты три года разъезжал по разным городам и странам. В общем, кайфовал на все деньги. И внезапно ты решаешь, что нужно вернуться. Ты по-настоящему этого хочешь. Сам, никто тебя не звал, не заставлял. Представил?

Тарасов посмотрел на меня исподлобья, а потом коротко кивнул.

— Вопрос. Зачем ты вернулся, Чацкий?

Парень снова молча уставился на ручку. Я подождал несколько минут и, видя, что он не собирается отвечать на вопрос, посмотрел на остальной класс.

— Может, у кого-то есть идеи, что могло заставить мужчину мчаться из другой страны на Родину?

С разных сторон посыпались предположения:

— Долг!

— Жажда власти!

— Он хотел революцию!

— Чацкий не согласен был со стариками и хотел доказать это!

Я принимал все ответы. Пусть с большей частью из них и не был согласен. Сам же сказал, что не существует «правильно» и «неправильно». Меня радовало пока то, что они в принципе начали думать. Скучающих лиц в классе больше не было. А вот «куда смотреть» мы научимся с ними позже. Пока будем учиться думать.

— Женщина, — негромко проговорил Тарасов.

— Что, женщина? — переспросил я у него.

— Женщина заставила меня вернуться. Точнее, чувства к ней.

— Тарасов, да ты романтик, — поддела его Самойлова. Вадим нахохлился и чуть снова не ушёл в себя.

— Тихо, Самойлова, твоя очередь будет позже. Думай пока, что бы ты делала, если бы была Софьей. Займи свою прелестную головку чем-то ещё, помимо пережёвывания жвачки. Продолжай, Тарасов.

Парень поёрзал на стуле, сел ровнее и продолжил:

— Ну, я просто подумал… Если бы я любил кого-то, но у нас не срослось, я бы захотел свалить подальше, чтобы переключиться и забыть всё.

— Та-ак, — протянул я, подбадривая его. Обратил внимание, что на этих рассуждениях подростки понимающе закивали.

— Жиза-а, — вздохнул пухляш с соседнего ряда и стукнул своим кулаком по сжатому кулаку соседа.

— Так вот, — продолжил Тарасов, сверля ручку в своих руках. — Если бы я узнал, что к моей любимой женщине клеится какой-то другой хмырь, я бы захотел ему помешать.

Я подошёл к Вадиму.

— Давай пятюню, — проговорил я. Парень несколько секунд смотрел на мою ладонь, а потом всё же хлопнул по ней своей. — Красава.

Дальше я стал расхаживать по классу и рассуждать вслух.

— Женщина — это один из основных стимулов для мужчин. Я не говорю, что он единственный или самый главный. Но вспомните себя, пацаны. Когда вы вдруг резко решаете в качалку пойти? А? Или пойти и сигануть с дерева? Или сделать ещё что-то невероятно тупое, но крутое?

— Вот так и Троя пала, — хохотнул Щитков.

— Именно, — наставил я на него указательный палец. — Большинство мужских побед начинается с женщины. Неудач, кстати, тоже, — улыбнулся я. — Но это уже другая история. А теперь перейдём к нашим очаровательным дамам. Итак, Софья, — посмотрел я на Самойлову, которая должна была изобразить дочь Фамусова. — Ты почто боярина обидела? Отвечай.

Класс захихикал, а сама Самойлова подбоченилась и начала выдавать свои версии. Конечно, почти всё летело мимо, потому что пьесу она не читала, но кое-что попало в цель, когда она начала прикидывать, что сама бы сделала. Да и одноклассники ей начали рассказывать, что там было по тексту.

Скрестив руки на груди, я отошёл в сторону, давая возможность детям самим вести дискуссию. Некоторые даже спорить начали, вполне серьёзно доказывая друг другу, в чём те неправы.

Я же довольно улыбался. Теперь я понимал, о чём говорила мать, когда рассказывала о горящих глазах детей, которые искренне увлечены предметом. Словил себя на мысли, что ощущаю азарт. Такой же, какой бывал, когда я брал след очередного преступника.

Ощущения были всё же разными, но азарт был один и тот же. Именно сейчас, в это мгновение, под гомон детских голосов, на меня снизошло озарение: мне нравится учить этих детей.

Даже проблемы со школой, Лариным и прочими бандосами отошли на задний план. Я понял, что хочу не просто заставить их учиться, чтобы поднять успеваемость, мне хотелось передать им свой опыт. Весь. Не только по предмету.

Понимание всего этого погрузило меня в глубокие раздумья о своих личных мотивах, о переменах, которые уже случились во мне, поэтому я не сразу понял, что урок закончился, а дети послушно продолжают сидеть на своих местах.

— Кхм, — кашлянул я. — Всем спасибо за урок. Было классно. Мне понравилось. Можете быть свободны. Домашку скину в чат.

— Егор Викторович, а вы прикольный, — кокетливо проговорила Самойлова и игриво мне подмигнула.

— Спасибо, Юля, — улыбнулся я. — И вы тоже все прикольные.

Когда класс опустел, ко мне подошла рыжуля из управления образованием. Мотнув своему коллеге на дверь, она повернулась ко мне.

— Интересный у вас подход. Скажу честно, очень спорный и не со всем я согласна. Местами вы перегибаете палку, местами идёте против системы образования. Но мне понравилось, как вы их завели и заставили работать, — проговорила она, заинтересовано бегая взглядом то по моему лицу, то по моей фигуре.

— Я никого не заставлял, — ответил я улыбкой на улыбку. — У нас всё случилось по обоюдному согласию.

Она присела на краешек моего стола и, слегка склонив голову набок, продолжила:

— А ещё меня заинтересовали ваши внеклассные мероприятия. Меня позовёте? Можно без пиццы, — улыбнулась она.

Я прошёлся взглядом по её стройной ножке, талии, груди и остановился на глазах, в которых отплясывали джигу бесенята.

— С удовольствием, уважаемая… — я сделал паузу, так как имени не знал. Как-то так сложилось, что нас и не представили до сих пор.

— Елизарова Александра Дмитриевна, — представилась она.

— Как я уже сказал, Александра Дмитриевна, рад буду видеть вас на своих внеклассных мероприятиях. Только у меня одно условие.

— Какое же?

— Вы должны будете расслабиться и получить удовольствие от внеклассных занятий.