Меткий стрелок. Том IV

Глава 3

Высокие, кованые ворота из черного металла, украшенные сложными, витиеватыми узорами, стояли плотно закрытыми, отбрасывая на гравийные дорожки тени. По обеим сторонам от них, словно стражи, возвышались массивные каменные столбы, увитые свежим, сочно-зеленым плющом. Возле каждого столба, на постаменте, стояли чугунные львы, их пасти были оскалены, а глаза, казалось, сверкали невидимым огнем. Все было вычищено до блеска, каждая завитушка, каждая деталь сияла ухоженностью. Я в некоторой оторопи смотрел на львов, не припоминая, чтобы они были в момент продажи поместья. Новодел⁇

Едва наша пролетка замедлила ход, как к нам подошел один из охранников Картера. Он был высок, с широкими плечами, и… ружьем в руках. Рядом с ним, на поводке, стояла огромная собака, ее шерсть, угольно-черная, лоснилась, а глаза, янтарно-желтые, внимательно изучали нас. Она была подтянутой, мускулистой, но породу я сходу не узнал.

Сторож, узнав меня, поклонился, начал открывать ворота.

— Прошу, мистер Уайт, — произнес он, его голос был низким, уверенным, — добро пожаловать домой.

Мы въехали на территорию поместья. Вся дорожка, вымощенная мелким гравием, была идеально ровной, без единого сорняка, и по обеим сторонам от нее, словно солдаты, выстроились молодые, аккуратно подстриженные кусты роз, чьи нежные бутоны, алые и кремовые, уже начинали распускаться. В воздухе витал их тонкий, едва уловимый аромат, смешанный с запахом свежей листвы.

Сам дом, до этого казавшийся мне лишь расплывчатым воспоминанием, предстал во всем своем великолепии. Его фасад, выкрашенный в светлый, почти молочный цвет, был очищен от многолетней грязи и мха. Окна, высокие, с белоснежными рамами, сияли на солнце, а крыша, до этого тусклая, теперь была покрыта новой, темно-серой черепицей, которая отражала солнечные лучи, словно чешуя. Все в этом доме говорило об обновлении, о заботе, о возвращении к жизни.

Едва пролетка остановилась, как двери дома распахнулись, как на крыльцо вылетел Артур. Хоть я отсутствовал не так долго, но Артур как-будто еще больше возмужал. На нем был элегантный костюм, идеально подогнанный по фигуре, а волосы, до этого часто растрепанные, теперь были аккуратно уложены. За ним, словно тень, вылетели две огромные собаки, их шерсть, рыжая и лоснящаяся, сверкала на солнце. Они были похожи на сторожевых псов, что были у ворот, но только поменьше. Их лапы, мощные и широкие, быстро несли их по дорожке, а лай, звонкий и радостный, наполнил воздух.

— Дядя Итон вернулся! — воскликнул Артур. Его глаза, голубые, как океан, горели радостью.

Собаки, опередив его, подскочили ко мне. Их огромные головы, покрытые жесткой шерстью, уткнулись мне в ноги, а хвосты, толстые и пушистые, начали энергично молотить по воздуху, сбивая с ног мелкие камешки. Я наклонился, потрепал их за ушами, ощущая тепло их шерсти и радость.

Артур подскочил, и я обнял его крепко, прижимая к себе. Он отвечал на мои объятия с такой же искренностью, голова уткнулась мне в плечо.

— Ты еще вырос! — удивился я, и в моем голосе прозвучало нечто, что давно уже не звучало.

— Да нет. Всего то месяц прошел.

Отстранившись, я посмотрел на него. Оказывается я так соскучился.

— Эти собаки, и эти лошади, что пасутся на лугу, — я обвел рукой пасущихся неподалеку животных, их гривы и хвосты, белоснежные и пушистые, развевались на ветру, а их движения были грациозными и плавными. Они были породистыми, изящными, и в облике читалась чистокровность. — Откуда все это богатство, Артур? Я же оставил вам с Кузьмой тысячи две долларов. Вы из своих добавили?

Артур засмеялся.

— Собак подарил наш сосед, мистер Вандербильт, — произнес он, и в его голосе проскользнула легкая гордость. — А лошадей купил Кузьма для твоего выезда.

Я вспомнил о своих переговорах с Корнелиусом Вандербильтом Вторым, о нашем словесном поединке в яхт-клубе. Похоже, он решил загладить свою грубость. Подарок, конечно, был красивым, но весьма дорогим. Это только подтверждало, что моя репутация уже опережала меня.

— Как сестра? — мой голос стал серьезным. Мысль о Марго, о ее состоянии, о будущем ребенке, всегда была главной, заставляющей меня возвращаться с небес на землю.

— Последняя телеграмма была вчера, очень ждет тебя в Портленде, — ответил Артур. — Беременность протекает хорошо.

Он улыбнулся, и в его глазах мелькнуло искреннее счастье. Он тоже ждал этого ребенка.

— Сегодня же возьмем билеты!

В этот момент я увидел, как по дорожке, ведущей к дому, неторопливо движется Кузьма. Его фигура, до этого скрытая за деревьями, теперь отчетливо вырисовалась. Он был одет в добротный, хоть и неброский костюм, а его борода, до этого дикая и неухоженная, теперь была аккуратно подстрижена. Помахав мне рукой, я увидел, что на его лице, до этого суровом, расцвела широкая, искренняя улыбка.

Объятия с Кузьмой были испытанием для костей. Он так сдавил меня, что все хрустнуло. На все это с удивлением глядели слуги. Они вслед за Джозайей вышли из дома, построились по ранжиру на крыльце.

Сам негр был в белых перчатках, его галстук, идеально завязанный, был украшен жемчужной булавкой, а лицо, до этого просто добродушное, теперь выражало нечто новое — важность смешанная с достоинством.

— С прибытием, сэр, — произнес он — Разрешите представить вам наш новый персонал.

Он начал знакомить меня со слугами. В доме появился свой кучер, высокий, крепкий мужчина с красным лицом. Его руки, мощные и натруженные, говорили о годах работы с лошадьми. Истопник, пожилой, сухощавый, с лицом, изборожденным морщинами, поклонился мне низко, его глаза, до этого тусклые, теперь светились живым интересом. Повар, тучный, с белым колпаком на голове и фартуком, завязанным на груди, его руки, толстые и мясистые, были измазаны мукой. Двое лакеев, среднего возраста, подтянутые, в строгих ливреях, стояли навытяжку. И две молоденькие горничные, со свежими и румяными лицами, в белых, накрахмаленных передниках и чепчиках. Как мило…

— Да ты стал настоящим дворецким, — пошутил я, обращаясь к Джозайе. Его метаморфоза была поразительной.

— Ожидается ли прибытие миссис Уайт? У нас все готово. Комнаты убраны, купили новое постельное белье, посуду.

— Да, на днях выезжаю в Портленд.

Все было продумано до мелочей.

— Разрешите показать сад.

Наконец, мы подошли к краю сада, где, чуть в стороне от общей группы, стоял пожилой мужчина. Он был невысоким, сухощавым, с лицом, изборожденным морщинами, словно осенним полем, и руками, покрытыми мозолями и царапинами. Его волосы, до этого седые, теперь были совсем белыми, а глаза, голубые и выцветшие, смотрели с какой-то особой, почти детской наивностью. На нем был простой, но чистый рабочий костюм, а на голове — соломенная шляпа, видавшая виды. Мы познакомились. Это был Сайлас Купер, ветеран Гражданской войны. На груди, на лацкане пиджака, я заметил небольшую медаль, поблекшую от времени.

— Мистер Уайт, — представил его Джозайя. — Наш главный садовник.

— Рад познакомиться, мистер Купер, — сказал я, протягивая ему руку. Его рукопожатие было крепким.

— Сайлас, — произнес я. — Ваша работа очень впечатляет. Сад преобразился.

Он улыбнулся, и в его глазах мелькнула гордость.

Он повел меня по саду. Там, где раньше были лишь дикие заросли, теперь простирались аккуратные клумбы, на которых уже начинали распускаться первые весенние цветы: нарциссы, тюльпаны, крокусы. Их нежные головки, желтые, красные, фиолетовые, покачивались на ветру, создавая яркие, живые пятна на зеленом фоне. Дорожки, до этого заросшие травой, теперь были вымощены аккуратной плиткой, и по сторонам росли молодые, подстриженные кусты, чьи листья, изумрудно-зеленые, сияли на солнце. Патио, до этого пустое и заброшенное, теперь было увито густым, сочно-зеленым плющом, его листья, темные и блестящие, плотно покрывали стены, создавая уютный, тенистый уголок. Посреди патио стоял небольшой, круглый столик, окруженный плетеными креслами. Да… Тут можно работать. Поставить пишущую машинку, телефон…

— Ну что же, Сайлас, — сказал я, — Думаю, вы заслужили премию. Отличная работа

Я направился к патио, чувствуя, как внутри меня разливается спокойствие. Это было именно то, что мне было нужно. Дом и тыл. Тишина. Я опустился в одно из плетеных кресел, ощущая мягкость подушки. Джозайя, словно прочитав мои мысли, тут же поставил на столик поднос с горячим кофе и пачкой конвертов.

— Корреспонденция, сэр, — произнес он, и его голос был тихим. — За время вашего отсутствия.

Я начал читать. Ротшильд сообщал даты встреч по поводу канала и ФРС. Пометил себе проигнорировать первое и послать на вторые переговоры Дэвиса. Вандербильд предлагала вложится в его железные дороги — он строил новую ветку до Пенсильвании. Из его письма же я узнал породу собак — бультерьеры. Надо будет отдариться чем-то. В дороги, вложиться можно, это вечная тема. Только пусть сначала юристы поработают над правильной схемой, которая не позволит размыть долю в предприятии, вогнать его в долги…

Из портфеля, я выложил документы, взятые из офиса. Патентные заявки, отчеты… Глава бюро, с которыми меня познакомил мистер Дэвис — Алистер Финч — мне скорее понравился. Такой пузатый живчик, с растрепанными волосами, в очках. Во все быстро вникает, предлагает решения. Заявки на свечи зажигания, ремень безопасности, бампер, сигнальные фонари и стеклоочистители поданы. Тут наш приоритет уже никто не оспорит. Удалось выкупить патенты на рулевое колесо у инженера Альфреда Вашерона из Панара. Правда только для Штатов и России. Покрытие для Франции и Германии оставалось в силе еще два года. Уже по собственной инициативе Финч разыскал и приобрел патент на автомобильную печку у…Маргарет Уилкокс. Да, такое простое устройство изобрела женщина. Я даже предложил Финчу позвать ее на работу к нам. Раз уж Бог дал талант…

Теперь мы были полностью готовы к встрече с ассоциацией автопроизводителей и с патентным «троллем» Селденом. Именно последнему принадлежали права на устройство легковой машины и был готов предложить всем ключевым игрокам этого рынка создание большого автомобильного холдинга. Если Финч успеет зарегистрировать заявку на идею сборочного конвейера — у меня будут все козыри на руках. Думаю, Селден, впечатленные моим патентным портфелем, пойдет на сделку. А там, глядишь, и Форда подтянем в управляющие.

Ночная тишина особняка, плотная и бархатная, внезапно раскололась резким, настойчивым стуком в дверь. Я, погруженный в глубокий, целительный сон после праздничного ужина по поводу возвращения, моментально вынырнул из «объятий Морфея».

— Мистер Итон, срочная телеграмма из Портленда, — раздался за дверью приглушенный голос Джозайи. В его тоне чувствовалась непривычная взволнованность, что еще сильнее сжала мое сердце.

Я рывком сел в кровати, отбросив тяжелое одеяло, и почувствовал прохладный воздух, что проникал сквозь неплотно прикрытое окно. В спальне царил мрак, лишь тонкие, едва уловимые лучи лунного света пробивались сквозь шторы, отбрасывая причудливые тени на стены. На столике рядом с кроватью горел маленький, тусклый ночник, но его света едва хватало, чтобы различить очертания предметов.

Джозайя, не дожидаясь ответа, вошел в комнату. В его руке, помимо телеграммы, горела свеча в медном подсвечнике, и ее трепещущее пламя, словно живое, металось по стенам, отбрасывая на них причудливые, движущиеся тени. Он был одет в ночную рубаху, его босые ноги бесшумно ступали по ковру.

Я схватил ленту, вчитался в свете свечи, которую поднес Джозайя. Видно было плохо, и я поклялся себе немедленно пнуть электриков, чтобы они провели свет в спальню тоже. «Начались роды срочно приезжайте». Телеграмма была подписана главным врачом портлендской больницы. Я схватил календарь, лежавший на прикроватном столике, и в тусклом свете свечи понял, что роды у Марго начались преждевременно. Сердце мое сжалось от внезапной боли и страха. Ранние роды — это всегда риск.

— Джозайя, — произнес я, и мой голос был хриплым, едва слышным. — Немедленно разбудите Артура. Пусть собирается. И прислугу. Всех не надо, мне будет достаточно в дороге одного лакея.

— Сам поеду — покачал головой негр

Тащиться три дня обычным экспрессом? Я решил не экономить — заказать персональный поезд дабы не стоять на вокзалах и не ждать. Благо знакомство с Вандербильтом позволяло все сильно ускорить.

Когда мы прибыли на центральный вокзал, поезд уже стоял под парами. Два локомотива, с их блестящими черными корпусами и высокими трубами, дымящимися в холодном утреннем воздухе, плюс один-единственный вагон.

— Дядя Итон, — Артур, бледный и взволнованный, стоял рядом со мной, его глаза были полны тревоги. — Стоило так тратиться? Три тысячи долларов!

— Стоило! Я и так затянул отъезд в Портленд.

Мы поднялись по ступенькам в вагон. Внутри царил уют — мягкие диваны, обитые бархатом, небольшой столик, накрытый для завтрака. Джозайя, уже успевший распорядиться, чтобы нам принесли кофе, стоял у окна, его лицо выражало глубокую озабоченность. Раздался гудок, поезд тронулся. Медленно, с глухим стуком колес, состав начал набирать ход. За окном проносились улицы Нью-Йорка, его дома, его суета. Постепенно город сменился пригородами, затем полями и лесами.

Два скоростных паровоза, работающие в тандеме, гнали наш вагон по стальным рельсам с невероятной скоростью. Земля дрожала, воздух гудел, а пейзажи за окном сливались в одну, размытую полосу. «Зеленая улица», обещанная Вандербильтом, была соблюдена неукоснительно. На всех станциях, мимо которых мы проносились, стрелки переводились, семафоры горели зеленым, а встречные поезда ждали нас на запасных путях, давая дорогу нашему экспрессу. Мы неслись вперед, словно стрела, выпущенная из лука.

Весенняя Америка, с ее пробуждающейся природой, проносилась мимо, словно яркая, движущаяся картина. Деревья, с первой листвой тянулись к небу, их ветви, словно тонкие пальцы, ловили бледные лучи солнца. Реки, освободившиеся от ледяных оков, несли свои мутные воды, отражая в них голубое небо и белые облака. Изредка мы проезжали мимо небольших ферм, с их аккуратными домами, сараями и пасущимися на лугах животными. Воздух за окном был свежим, прохладным, наполненным запахом талой воды, свежей земли и распускающихся почек.

Артур сидел напротив меня, его взгляд был прикован к пейзажу, но я видел, как он напряжен. Он нервно теребил край своего пиджака, его губы были сжаты в тонкую линию.

— Дядя Итон, — произнес он, его голос был тихим, почти шепотом. — Ведь все будет хорошо? Если…

— Никаких «если», Артур, — резко оборвал я его, стараясь придать своему голосу твердости. — Марго — сильная женщина. Сильнее, чем многие мужчины. Она справится.

Я посмотрел ему в глаза, пытаясь передать свою уверенность.

— Давай завтракать.

Поезд мчался вперед. Бункеровка углем, заправка водой проходила молниеносно.

Часы тянулись мучительно медленно. Мы ели, пили кофе, пытались читать, но мысли постоянно возвращались к Марго, к ребенку. Я думал о том, как изменится моя жизнь, наша жизнь. О том, что теперь я не просто банкир, не просто магнат. Я — отец. И эта мысль, одновременно пугающая и невероятно радостная, наполняла меня новым смыслом, новой целью.

За окном уже темнело, и закат, окрашивающий небо в багровые и золотые тона, сменился глубокой, бархатной ночью. Звезды, яркие и холодные, рассыпались по небосводу, а месяц, тонкий серп, висел над горизонтом, освещая наш путь. Поезд продолжал свой бег, его стук колес, монотонный и ритмичный, казался колыбельной.

Мы пересекли Скалистые горы. Поезд замедлил ход, пробираясь сквозь узкие, извилистые ущелья, где над нами возвышались темные, мохнатые пики кряжей, покрытые снегом. Воздух стал холодным, разреженным, а ветер, выл, ударяясь о стекла вагона. Но постепенно горы сменились более пологими холмами, потом равнинами, и воздух стал мягче, теплее. Мы въезжали в Орегон.

Я чувствовал, как приближается Портленд. Напряжение росло, меня всего потряхивало. Поезд начал замедлять ход. Стук колес стал глуше, потом совсем затих. За окном появились огни города — сотни, тысячи маленьких огоньков, рассыпавшихся по холмам, отражающихся в реке. Портленд. Состав плавно въехал на перрон, дав гудок, остановился. Двери вагона распахнулись и уже по лицам встречающих я все понял. Что-то случилось.