Эльрик из последних сил пытался воспротивиться ярости Ариоха. Он вытянул левую руку, словно желая ухватиться за ткань пространства-времени и замедлить свой полет сквозь измерения, а правой цеплялся за рунный меч, воющий и содрогающийся от гнева на владыку Преисподней, который все остатки энергии потратил на эту мелкую, бессмысленную месть своему слуге. В этом Ариох был ничуть не лучше прочих обитателей Хаоса, всегда готовый пренебречь вечным ради сиюминутного. Впрочем, Хаос в этом отношении был достоин доверия ничуть не более Закона, каковой также был склонен к бессмысленным жертвам - только ради давно утративших всякий смысл принципов, а потому приносил смертным не меньше бед во имя Рассудка, чем Хаос - во имя Чувства.
Альбинос размышлял об этом, проносясь сквозь миры множественной вселенной - и полет его длился почти целую вечность, - ибо когда вечность ускользает от понимания, то вскоре разуму остается лишь непреходящая боль ожидания, которое никогда не исполняется. Вечность есть конец всякого времени, конец мукам ожидания, это начало жизни, жизни безграничной!
И Эльрик стремился объять величие и красоту этого возможного совершенного мироздания, пребывающего в вечном изменении, на грани Жизни и Смерти, Закона и Хаоса - все приемлющего, все любящего, всеобъемлющего мироздание вечно меняющихся обществ, природных сознании, развивающихся реальностей, ценящих свои и чужие отличия, постоянно пребывающее в гармоничной анархии - ибо, как ведомо истинным мудрецам, таково естественное состояние всякой и каждой твари во всяком и каждом мире, кое некоторые представляли единой разумной сущностью, совершенной Суммой Единения.
Любовь человеческая, размышлял альбинос, по мере того как вселенные поглощали и исторгали его одна за одной, - это единственное, что есть у нас постоянного, единственное качество, с помощью которого мы способны одолеть неизбежную логику Энтропии.
В этот миг меч затрепетал в его руке, изогнулся, точно пытаясь вырваться на волю, возмущенный подобным сентиментальным альтруизмом. Но Эльрик крепко вцепился в рукоять, ибо это ощущение сделалось для него единственной оставшейся реальностью, единственным якорем в обезумевшем потоке Пространства и Времени, где смысл цвета сделался бездонным, а смысл звука непостижимым.
Буреносец вновь попытался выскользнуть. Альбинос стиснул кулак, и рунный клинок своей волей начал полет сквозь измерения. Мелнибонэец преисполнился благоговения перед силой черного меча, казалось бы, рожденного Хаосом, но не хранящего верность ни Хаосу, ни Закону, хотя он не служил и Равновесию. Рунный меч был силой настолько самоценной и самоцельной, что ей редко нужны были внешние проявления, однако коренным образом противостоящей всему, что ценил и за что сражался Эльрик - словно был глубокий иронический смысл в этом одновременном противостоянии и симбиотическом единстве пламенного идеалиста и циничного солипсиста; возможно, то был символ сил, борющихся в сознании каждого человека, нашедший свое крайнее драматическое воплощение в слиянии Буреносца и последнего из Владык Мелнибонэ…
Альбинос летел теперь вслед за рунным мечом, который теперь сам прокладывал им путь - словно рвался назад, против воли Ариоха, противопоставляя его силе свою собственную. Эльрик не мог понять, что движет Буреносцем. Едва ли то был гнев, упрямство или иные, столь же примитивные эмоции. Он скорее готов был поверить, что клинок стремится - по ему лишь одному ведомым причинам - встать на защиту некоего принципа, которого придерживался столь же неукоснительно, сколь Закон - своих незыблемых правил; словно меч тщился излечить загадочную деформацию космической материи, предотвратить событие, которое невозможно было допустить…
Эльрик оказался захвачен межмировым ураганом; в сознании его сосуществовали тысячи противоположностей, в один миг он становился тысячами разных созданий, проживал десятки жизней, и столь огромным сделалось мироздание, столь необъятным, что он сходил с ума, пытаясь осмыслить хоть малую толику всего того, что угрожало здравости его рассудка. И альбинос молил меч замедлить бег, хоть немного передохнуть, пощадить его.
Но он сознавал, что для меча забота о нем лишь вторична, а главное оказаться там, в той единственной точке множественной вселенной, где он считал, что оказаться ему необходимо… Возможно, то был просто импульс, неосознанный инстинкт…
Ощущения Эльрика размножились и изменились.
Розы испускали томительно-сладостный звон, музыка его отца струилась по венам с изумленной печалью… с изнуряющим страхом… словно давая понять, что время на исходе, и вскоре у Садрика не останется иного выхода, кроме как. навеки соединиться душою с сыном…
Завывающий рунный меч содрогнулся, словно мысль эта была противна его устремлениям, логике его неосмысленной решимости выжить, не идя на компромиссы ни с одним живым существом - даже с Эльриком, ибо тому предстояло угаснуть, как только он. исполнит предначертанную ему судьбу, смысл которой до сих пор был не ведом никому, даже рунному мечу, существовавшему в ином Прошлом, Настоящее. и Будущем, недоступном обитателям Нижнего, Срединного и Верхнего мира, и все же клинок стремился к своей цели, призывая на помощь столь могущественные силы, какие никогда не использовал прежде, даже когда забирал души для Ариоха…
- Эльрик!
- Отец, боюсь, я потерял твою душу!.
- Мою душу тебе никогда не потерять, сын мой…
Яркая внезапная вспышка золотисто-розового сияния клинком полоснула по глазам, ледяной воздух хлестнул кожу, и послышались ритмичные звуки, такие знакомые, такие чудесные, что сперва одна, затем другая слезинка скатились на за мерзшие щеки…
Да, Гейнор Трон заполучил
И трех сестер он захватил.
Одна - прелестный Лепесток,
Другая - осени Цветок,
А третья - розовый Бутон,
Что не для счастья был рожден.
Рыдая, Эльрик рухнул в широко раскрытые объятия маленького поэта с большим сердцем, мастера Эрнеста Уэлдрейка.
- Сударь, дорогой мой! Мой добрый старый друг! Приветствую вас, принц Эльрик. За вами кто-то гонится?: - И он указал на склон горы, по которому съехал альбинос, прорезав в снегу глубокую борозду.
- Я счастлив видеть вас вновь, мастер Уэлдрейк! - воскликнул мелнибонэец, стряхивая с одежды снег и гадая, уже не в первый раз, не привиделся ли ему весь этот головокружительный полет сквозь вселенные… или всему виной был, к примеру, драконий яд, затуманивший ему рассудок. Осмотревшись на утоптанной, окруженной заснеженными березами полянке, он увидел Буреносец, небрежно прислоненный к дереву, и на краткий, чистый миг познал неизъяснимую ненависть к рунному клинку, эту часть себя самого, без которой он не мог существовать или же (как твердил ему тихий внутренний голос) с которой он сам не желал расставаться, ибо лишь в ярости кровавого боя обретал забвение от мук совести. Нарочито неспешно он подошел к дереву, взял оружие и вернул его в ножны, точно самый обычный меч, затем вновь обернулся к приятелю.
- Как вы здесь оказались, мастер Уэлдрейк? Вам знакомо это измерение?
- Вполне знакомо, равно как и вам, принц Эльрик. Мы все еще в мире Вязкого Моря.
Лишь теперь альбинос осознал, что Черный Меч вернул их в тот самый мир, откуда пытался изгнать Ариох. А значит, у адского клинка были свои причины находиться здесь. Но он ничего не сказал об этом Уэлдрейку, и тот принялся рассказывать, как им с Черион Пфатт удалось отыскать ее бабушку и дядю.
- Однако Коропита мы так и не нашли, - заключил поэт. - Фаллогард убежден, что сын его где-то поблизости. И потому мы тешимся надеждой, милый принц, что вскоре все Пфатты вновь соберутся дружной семьей. - Он понизил голос до заговорщического шепота. - Поговаривали даже о нашем браке с дражайшей Черион…
Но, прежде чем он вновь принялся читать подходящие к случаю стихи, послышался шум и из-за заснеженных деревьев на поляну уверенным шагом вышла Черион, несущая носилки, где, улыбаясь и кивая, точно королева, восседала старуха Пфатт. С другой стороны носилки поддерживал ее сын, как всегда взъерошенный и растрепанный, который дружески улыбнулся при виде альбиноса, как будто встретил давнего знакомца в местной таверне. И лишь Черион приняла его настороженно.
- Я ощутила вашу гибель больше года назад, - заметила она негромко, опустив носилки на снег. - Был взрыв - и вы утратили всякое существование. Как вы ухитрились выжить? Вы что, подобны Гейнору, или это просто оборотень в обличье Эльрика?
- Уверяю вас, сударыня, - отозвался альбинос, - я по-прежнему тот, кого вы знали. Не знаю почему, но Судьба пока не позволяет мне погибнуть. Скажу больше, пока что мне всякий раз удавалось пережить свою гибель вполне безболезненно.
Эта шутка окончательно убедила ее, что с мелнибонэйцем все в порядке, и она с виду успокоилась. Но он чувствовал, что мысленно и всеми доступными ей способами она продолжает прощупывать его.
- Вы поистине поразительное создание, Эльрик Мелнибонэйский, промолвила наконец Черион Пфатт и повернулась к бабушке.
- Рад, что вы отыскали нас сударь! А мы как раз получили весьма любопытные сведения о моем пропавшем сынишке, - воскликнул радостно Фаллогард Пфатт, как видно, не разделявший подозрений племянницы относительно Эльрика. - Так что постепенно мы все вновь соберемся вместе. По-моему, вы уже знакомы с женихом Черион?
Девушка вспыхнула до корней волос, к собственному смущению, но взор, брошенный ею на маленького поэта, ничем не отличался от того, что бросал на нее саму некий ящер, ибо в выборе влюбленных нет ничего, кроме загадок и парадоксов.
А матушка Пфатт открыла рот, где еще поблескивали несколько острых зубов, и завопила что есть мочи:
- Динь-дон, колокол звонит! Динь-дон, красиво говорит! - Словно в старческом слабоумии вообразила себя безумным попугаем.
Но избраннику внучки она помахала вполне дружески и тут же подмигнула Эльрику, а когда он подмигнул ей в ответ, хитро улыбнулась.
- Темные дни для лилейного молодца, светлые дни для темного юнца! Пир для добрых, пир для злых, пир для Хаоса чумных. Пир для черта, пир для Сына, мрачный день для исполина. В ночь расцветут бутоны лесные, по земле поплывут корабли морские. Динь-дон лилейному молодцу, динь-дон негодяю и храбрецу. Моря засевай, по чащобе плыви, Хаос пришел в ту землю, где Три.
Но когда они принялись допытываться, что за смысл в ее нескладных стишках, да и есть ли он там вообще, она захихикала и потребовала чаю.
- Матушка Пфатт - жадная старуха, - доверительно прошептала она Эльрику. - Но свой долг она выполнила, разве не так, викарий? Матушка Пфатт под деревом спала; пятерых сынов она Вечности дала.
- Так вы говорите, Коропит где-то рядом? - обратился Эльрик к Фаллогарду Пфатту. - Вы чувствуете его?
- Слишком много Хаоса, понимаете, - ответил ясновидящий. - Трудно разделить его… трудно что-то разглядеть. Трудно позвать. Трудно расслышать ответ. Все в тумане, сударь. Космос всегда неспокоен, когда действует Хаос. Видите ли, этот мир под угрозой. Первые попытки его захватить были сделаны давно. Но что-то мешает им.
Эльрик сперва подумал о рунном мече, но он знал, что адский клинок не помогает, но и не препятствует событиям идти своим чередом; клинок лишь стремился вернуться в тот мир, где хотел оказаться в определенный момент времени. Так что Хаосу здесь противостояла иная сила. Может быть, таинственные три сестры? Он ничего не знал о них, кроме того, что они несли с собой сокровища, за которыми охотились и он, и Гейнор… ну и еще балладу Уэлдрейка, но она была сочинена самим поэтом, и там не было ничего, кроме выдумок.
Да и существовали ли эти сестры на деле? Может, они были сотворены воображением барда из неведомого Патни? Может, все тратили время в погоне за химерами - плодом поэтической фантазии романтического ума?
И вот за Гейнором в погоню,
Не зная страха, три сестры,
Чтобы вернуть свои дары,
Отправились, себя не помня…
- Ну так что же, сударь, - говорит Эльрик, помогая разводить огонь, ибо Пфатты собирались устроить привал на этой поляне еще до его внезапного появления, - могут эти ваши стихи помочь нам отыскать сестер?
- Признаюсь, сударь, я слегка изменил их, включив все новое, что узнал за последнее время, так что в поисках истины на меня едва ли стоит полагаться разве что в самом глубинном смысле. Как и на большинство поэтов. Что касается Гейнора, кое-что мы о нем разведали. Но о мастере Снаре - увы, ничего. Любопытно, что сталось с ним.
- Он пожертвовал собой, - отозвался альбинос просто. - Больше того, он спас меня от смерти. Мне кажется, он сумел изгнать Ариоха из этого измерения - и погиб от руки владыки Преисподней.
- Так вы потеряли союзника?
- Потерял союзника, мастер Уэлдрейк, и потерял врага. Потерял, похоже, еще год жизни. Но не могу сказать, чтобы мне не хватало общества моего покровителя, герцога Энтропии…
- И все же угроза Хаоса остается, - заметил Фаллогард Пфатт. - В этом мире я чую его повсюду. Пока он выжидает - но готов пожрать все, до чего сумеет дотянуться!
- Неужели мы так нужны Хаосу? - удивилась его племянница.
- Нет, дитя. - Дядя покачал головой. - Нельзя сказать, что он алчет нас. Мы для него, по-моему, просто раздражитель. Совершенно бесполезный. Но он был бы рад разделаться с нами. - Он прикрыл глаза. - Он гневается, я чувствую это. А теперь еще Гейнор… Зрю его - чувствую на вкус - на запах - Гейнор сейчас я найду его - вот он скачет… исчез, исчез… Вот он опять - скачет куда-то - все еще ищет сестер. И скоро найдет их! Он желает обрести некую странную силу. Те, кому он служит, жаждут заполучить ее. Без нее им не покорить это измерение. А, сестры - вот и они - наконец я чую их. Они тоже кого-то ищут. Гейнора? Хаос? Что же? Союз? Они ищут - нет, не Гейнора… Проклятый Хаос, он стишком силен!.. Опять туман. Все расплывается… - Вскинув голову, он со всхлипом втянул в себя сумеречный воздух, словно едва не захлебнулся в море видений.
- Гейнор направлялся к восточным горам, - заметил Эльрик. - Сестры все еще там?
- Нет. - Фаллогард Пфатт нахмурился. - Они давно уже покинули Майнс, но… время… Гейнору удалось выиграть время… ему помогли… неужели ловушка? Что? Что такое? Я его не вижу!
- Нам нужно пораньше сняться с лагеря, - заявила Черион с присущей ей практичностью, - и попробовать отыскать сестер до Гейнора. Но первый наш долг - по отношению к семье. Коропит здесь.
- В этом измерении? - удивился Эльрик.
- Или в ближайшем отсюда. - Она отломила кусок засахаренной шкурки и предложила альбиносу, но тот покачал головой: ему не по вкусу были сласти ее родного мира, где, по уверению Уэлдрейка, повара были еще хуже, чем у него на родине.
- Интересно, - пробормотала она чуть погодя, - знает ли хоть кто-то, кроме меня, насколько сам Гейнор устремлен ко злу? - И уставилась в огонь, пряча глаза от остальных.
Поутру пошел мягкий снег, скрывая оставленные ими накануне шрамы, заметая тропы впереди, и мир застыл в ледяном безмолвии. Путники двинулись в путь, ориентируясь по видневшимся над головой утесам и определяя направление по размытому солнечному свету, - но шли они без колебаний, упрямо, ведомые психическим чутьем ясновидцев, в этом мире, где они оказались едва ли не единственными смертными.
Они останавливались ненадолго, чтобы передохнуть, согреть матушке Пфатт травяного настоя - травы и сладкое вяленое мясо были их единственными припасами. Затем они вновь шли, выбирая места, где меньше снега, собирая кору и мох, которые приносили показать старухе, и та, рассмотрев все как следует, заявила, что мир этот лежит под снегом уже больше года и здесь, несомненно, видна рука Хаоса, помянула также Ледяных Великанов и Народ Холода, о котором рассказывали в ее родных краях. По ее словам, эта раса правила в Корнуэле задолго до того, как тот получил свое имя на языке людей. Был один принц, сказала она, из древней расы, и он взял в жены девушку человеческого рода. То были ее предки по матери.
- Отсюда мы обрели дар Второго Зрения, - доверительно прошептала она Эльрику на стоянке, потрепав того по плечу. Она обращалась с альбиносом, точно с любимым внуком. - И были те люди похожи на тебя, только не такие бледные.
- Мелнибонэйцы?
- Нет-нет! Слова не имеют значения. Они называли себя вадхагами, те, что были еще до мабденов. Так что, может статься, мы с тобой родня, принц Эльрик? - На миг она перестала притворяться слабоумной, и, взглянув на нее, альбинос подумал, что смотрит в лицо самому Времени.
- Что ты об этом думаешь, принц Эльрик?
- Вполне возможно, сударыня, - мягко отозвался тот. Он чувствовал, что она несет на плечах тяжкое бремя, и был рад, что может хоть немного облегчить ее ношу задушевным разговором.
- И, боюсь, мы рождены, чтобы влачить на себе всю скорбь мира.
После чего старуха вновь заквохтала и запела хриплым голосом:
- Динь-дон-дон! Старый Пим идет в свой дом! Мальчик юный, мальчик славный, сердце пусть отдаст для Мая. Кровь цветет, кровь растет, пусть богатство прирастет! - И принялась выбивать сумасшедший ритм ложкой о миску. - И из крови прямо в мозг боль придет, придет, придет!
- Мамочка! О, Чресла моего Творения! Мало мне туманов Хаоса, да тут еще ты с этими дикарскими напевами! - взмолился Фаллогард Пфатт, заламывая руки.
- Пусть приходят, обгложут мамочкины косточки! - с пафосом воскликнула старуха, но сын ее не пожелал продолжать игру.
- Мама, мы почти нашли Коропита, но дальше дорога пойдет тяжелее. Надо беречь силы. И придерживать язык, и не сыпать заклинаниями и стишками - а то мы оставим за собой такой след в астрале, что хоть армию за нами вслед пускай! Это неосторожно, мама.
- Осторожностью крыс не морят, - отозвалась матушка Пфатт, но подчинилась, признав правоту сына.
Эльрик заметил, что воздух понемногу становится теплее, иней тает на деревьях и хлопья снега падают на землю. После полудня, под лучами палящего солнца, они увидели строй покрытых коркой льда зверолюдей - диковинно вооруженных воинов, застывших в самых причудливых позах; под слоем обжигающе горячего на ощупь льда глаза статуй жили, рты кривились в безмолвном крике боли. Маленькая армия Хаоса, согласился Фадлогард Пфатт с Эльриком, побежденная неведомым колдовством - возможно, силами Закона? Теперь они оказались в пустыне, по которой струился явно искусственного происхождения поток - с водой, вполне пригодной для питья.
На другой день пустыня кончилась, и глазам их предстал густой лес. Листва деревьев была длиной в рост человека, а стволы - тонкие и гибкие, как девичьи тела, кроны полыхали золотом, багрянцем, киноварью и аквамарином, но каждый лист пронизывали розоватые, алые и серые жилки - точно лес этот питался кровью.
- Похоже, именно здесь мы отыщем блудное дитя! - воскликнул Фаллогард Пфатт, но мать его с сомнением взглянула на густосплетение ветвей, стволов, цветов и листвы. Нигде не было видно тропинки сквозь чащу.
Фаллогард Пфатт, возглавив отряд, уверенно потрусил вперед, так что племяннице, несшей носилки с ним вместе, приходилось почти бежать. Она просила его замедлить шаг - но он не слушал, пока наконец не оказался в гуще липкого змееподобного леса.
Обрадовавшись тени, Эльрик прислонился к податливому стволу. Он словно провалился в мягкую плоть. Выпрямившись, он перенес вес тела на другую ногу.
- Это работа Хаоса, - сказал он. - Мне знакомы эти создания полуживотные-полурастения - первые, кого Хаос отправляет завоевывать новый мир. Обычно их создают из ошметков неудавшегося колдовства, и ни один император Мелнибонэ не унизился бы до подобной дряни. Но у Хаоса, как вы, должно быть, уже успели заметить, не хватает вкуса. Тогда как у Закона его, напротив, слишком много.
Идти по лесу оказалось куда проще, чем они боялись. Лишь порой случайная почка нежно прилипала к лицу или к руке, или сверкающее зеленое щупальце обнимало кого-то за плечи. Но тварям этим явно не хватало подпитки Хаоса, и они не могли надолго задержать целеустремленных путников. Пока наконец, совершенно внезапно, лес из органического не сделался кристальным.
Свет мириадов оттенков падал сквозь призму древесных крон, сверкал, отражаясь от ветвей, хрустальных листьев, стекал по стволам и лианам - но Фаллогард Пфатт упрямо продолжал свой путь сквозь джунгли, и ничто не могло задержать его.
- А это, должно быть, работа Закона? - спросила Черион у Эльрика. - Вея эта бесплодная красота…
- Согласен, - отозвался тот, любуясь игрой света, падавшего, преломляясь тысячами оттенков, заливая все вокруг, так что путники шли словно по колено в рубинах, изумрудах и аметистах. Огни играли и у них на коже, так что Эльрик наконец перестал отличаться внешне от своих спутников, разряженный, подобно им, в сияющий пестротой шутовской костюм, ежесекундно, с каждым шагом меняющий цвета и оттенки.
И вот наконец они ступили под своды огромной пещеры, залитой серебристым сиянием, Где слышалось лишь далекое журчание ручья, - и вздохнули с облегчением, ощутив покой, что прежде Эльрик испытывал лишь в Танелорне.
Здесь Фаллогард Пфатт наконец остановился, и они с племянницей опустили носилки на ароматный мох, устилавший пол пещеры.
- Мы пришли туда, где не правит ни Хаос, ни Закон, - возможно, здесь царство Равновесия. Здесь мы найдем Коропита.
И вдруг откуда-то сверху, из дальней галереи, раздался истошный крик:
- Быстрее, глупцы! Сюда! Там Гейнор! Он схватил сестер!