Месть Проклятых

Глава 10

По ночной дороге мчались всадники. Бешено нахлёстывали роняющих клочья пены коней, озирались испуганно назад. Только не было в том нужды - кося безумными глазами, почти обезумевшие животные сами стремлись вперёд. Спасаясь от слепого ужаса жестокой и безжалостной смерти и спасая своих седоков, своей неразумностью сотворивших такое. А следом над лесом поднималась не чёрная туча - то проклятие, предвестник вековой тьмы расправляло плечи.

Лес кончился, кавалькада вымахнула в поля. Вынеслась на пологий бугор, с которого днём уже была бы видна и деревушка, кое-как остановили всё порывающихся гнать дальше коней, прислушались.

- Кажется, утихает, - голос брата Зенона дрогнул - то ли от пережитого ужаса, наверняка добавившего седых волос, то ли от промозглой ночной сырости.

Пожилой паладин матери-церкви со сбившимися в спутанную гриву седыми волосами долго всматривался, вслушивался туда, откуда их примчали кони, затем кивнул.

- Похоже, да, - он засмеялся нервно, тряхнул головой. - Что, и вас проняло, братие?

Святой брат Зенон осуждающе поджал губы, благо в неверном мерцании звёзд того никто не мог заметить. Вот же жеребцы эти воины - сами от страха чуть полные доспехи не наложили, а всё туда же... но самое главное не то. Не то, что немалый отряд служителей и воинов церкви Хранителя едва не отправился к праотцам. И не то, что не совсем верно прочтённая молитва, когда один из младших послушников ошибся строкой, едва не доконала людей и животных, разлетаясь вокруг невидимыми, но столь хорошо ощущаемыми ошметьями. А то, что всё-таки сработало - и почти чистый ещё требник с наспех записанными новыми текстами молитв-заклятий обретался у святого брата за пазухой, для пущего спокойствия прихваченный ещё и грубой верёвкой пояса. Но вслух он ответил совсем другое.

- А ведь знатно приложили лесным демонам, - он привычно сотворил над собою знак Хранителя и покосился в ночную тьму, с неудовольствием ощущая, как медленно из поджилков утекает противная дрожь первобытного, слепого ужаса.

- Что да, то да, - паладин хмыкнул, понимающе похлопал по загривку всё ещё нервно подрагивающего коня. - Вся эта нечисть валилась наземь толпами - любо-дорого поглядеть. И накрыли одним махом неплохой кусок - почти полсотни акров?

Лишь недавно получивший сан адепта брат Зенон призадумался ненадолго. Кто б мог подумать, что второе благословение Клауса-дивотворца, которое знает наизусть каждый даже начинающий верующий, при некоторой фантазии и чуть более вольном толковании прочтения превратилось в такое грозное оружие, одним ударом испепелившее зелёные исчадия в громадном лесу? Если б ещё тот щенок не ошибся, выжгло бы ещё больше, да и столь позорно удирать от отката не пришлось бы... нет, братие - епитимью тот послушник всё-таки заработал...

И всё же, следовало признать, что назначенные на сегодняшнюю ночь полномасштабные испытания, в глуши да подальше от досужих глаз, прошли более чем успешно. И теперь святая церковь получила новую силу - грозную, страшную для врагов и неодолимую. Прав был умудрённый годами постов и молитв брат Серафим, что с помощью благости Хранителя можно обратить силу лесных демонов против них самих же.

Брат Зенон старался не вспоминать, что знания обо всём этом матери-церкви принесла одна блудная и надо признать, весьма смазливая овца... как там, бишь, её звали? Да и неважно - тайный совет клириков уже списал её, сбросил со счетов. Нет ей места в дальнейших планах. Надо будет на днях наведаться к потаскушке - пригрозить отлучением да анафемой, а там глядишь, и в свою келью на пару-тройку ночек затащить. Потом можно и солдатне в казармы отдать, парни заслужили лакомый кусочек. Ничего, что блуд есть дело хоть и сладкое, но греховное - усерднее молиться да каяться станут... а сестру потом в назидание другим на костёр, и всё будет шито-крыто.

От таких и подобных им размышлений святой брат пришёл в весьма благостное - если не сказать распрекрасное расположение духа. Настолько, что даже великодушно не одёрнул младших паладинов и братьев, что после схлынувшего неодолимого ужаса стали сыпать уж вовсе неподобающим словоблудством. Что ж, их можно понять - сам трясся как овечий хвост. Едва совсем не настигла костлявая. Мыслишки грязные да трусливые появились - да так и просились на язык, чего уж тут лукавить самому с собой.

Ничего-ничего, не согрешив - не покаешься!

В полутьме зажатого меж грубо обработанных каменных стен тоннеля мелькнула еле заметная, но куда плотнее воздуха тень. Она сунулась было на перекрёсток подземных галерей, скупо освещённый чадящим факелом в ржавом железном держаке, неслышно шарахнулась назад. Выждала, пока по перпендикулярному проходу пройдёт суетливый монах-переписчик, и сунулась к своей неведомой цели опять.

В пару прыжков призрачная тень преодолела опасный участок и вновь углубилась в каменный лабиринт, всматриваясь в грубые стены в поисках одной только ей ведомых знаков.

Велика храмовая библиотека известного далеко за пределами Старого Королевства сорокаколонного храма. Естественно, кроме открытого для публичного доступа отделения, тут имелись и запасники для редких трудов и вовсе уж уникальных, дошедших из древности экземпляров. Но почти никто даже из высших посвящённых - круга адептов - не знал, что в глубине подземелий существовало и третье отделение библиотеки, высеченное в скальной толще сгинувшими во тьме веков мастерами.

Вернее, сгинули они как раз здесь - продрогшая не столько от стылого холода, сколь от страха Мирдль отчётливо чувствовала, что каменотёсов убили и похоронили как раз где-то здесь. И после завершения своей работы мастера так и не увидели свет солнца - церковь умеет хранить свои секреты. А что таковые непременно имеются у каждой религии, уж будьте покойны...

Ага!

Под чуткими пальцами расширившееся и обострённое в лесу восприятие уловило где-то за толщей камня пустоту. Наклонившись, женщина пристально и быстро обследовала каждый участок изъязвлённой стены. И под вроде бы ненароком оставленным грубым резцом выступом обнаружилась неприметная выщербинка - а уж отверстие в глубине её это никак иначе, чем замочная скважина?

Всего лишь на миг нахмурилась в раздумье белёсая изящная бровка, а с точёного запястья уже полилась струйкой махонькая змейка. Суетливо ткнулась в отверстие, затрепетала. И тут же застыла изогнутым рычагом.

Мирдль не колебалась ни мига. Недрогнувшей рукой провернула сей необычный ключ - и отъехавший прочь участок стены обнаружил за собой тёмный тоннель, пахнувший в лицо чем-то душным, неживым и на удивление мерзким. Мимолётно оглядевшись, молодая женщина отбросила прочь сомнения и ступила туда, чувствуя как змея уже перетекла обратно на руку.

Дверь позади немедля закрылась - но Мирдль ничуть не обеспокоилась этим обстоятельством. Уж ночное зрение, пригодное в ночном лесу, не спасовало и здесь. И поглядывая под ноги, она стала бесшумно спускаться по грубым ступеням вниз. Словно во владения мрачного подземного бога вела эта винтовая лестница, раз за разом оборачивающая жрицу вокруг себя, но всё время опускающая ниже.

Из-за приоткрытой двери лился столь неуместный здесь золотистый свет. Слышались два... нет, три бубнящих голоса, донёсся запах живых и давненько не мытых человеческих тел. Но не успела затрепетавшая Мирдль прислушаться и заглянуть в щелочку, как запнулась о незамеченный от волнения порожек и со всего размаху влетела в массивную дверь, на удивление бесшумно отворившуюся внутрь подземной комнаты.

За длинным и широким столом сидели два монаха и красивый парень весьма необычного облика. Перед ними в свете трёхсвечного светильника лежали книги и свитки - но куда большее количество оных документов громоздилось вдоль утопающих в полутьме стен и особенно в дальнем углу.

Один из святых братьев, очевидно настолько углубившийся в изучение древнего свитка, написанного ещё не на телячьей коже, а на доставляемом в древности из-за моря пергаменте, что почти потерял связь с реальностью, поднял глаза на грохот предательски лязгнувшей о каменный одверок створки. И стоило всерьёз призадуматься - какой же именно ему привиделась столь неожиданно возникшая на пороге раздосадованная Мирдль. Ибо благообразный святой брат во мгновение ока посерел ликом, судорожно вздохнул. И тут же упал навзничь, суча ногами и хватаясь за грудь трясущимися руками.

Второй оказался не только моложе, но и куда крепче духом. Видимо, и телом тоже - ибо вскочил, с грохотом переворачивая лавку, и потянулся рукой к рукояти виднеющейся из-под бумаг утренней звезды.

Мирдль не стала дожидаться. Она уже всё решила для себя там, наверху, когда кусая в сомнении губы притаилась в тени каменного портика у входа в храмовое книгохранилище. Тот или те, кто умыслили да сотворили столь изуверские святые молитвы, жить просто не имеют права... заодно и сквитаемся за поруганный лес...

Она не раз и не два видела, как Айлекс разминается по утрам своей мордобойской зарядкой. Присматривалась из-под своих длинных, якобы совсем смежившихся ресниц, запоминая каждое движение стройного и влекущего к себе тела, завершающееся замедленным ударом. А потом мысленно примеряла на себя, прокатывая по телу движение и повторяя последовательность десятки раз. И даже якобы с неохотой согласилась на предложение Айлекса научиться паре-тройке приёмов, изо всех сил старалась не показаться слишком уж блестящей ученицей...

Шаг и затем удар-прикосновение изящной девичьей ладони оказался куда более страшным в действии, нежели то виделось на уроках. Крепкого сложения святой брат с литыми плечами хекнул изо рта кровью, сминаясь безвольной куклой с пронзившими внутренности обломками рёбер, и отлетел в угол. И ноги, виднеющиеся из-под обрушившейся груды книг, лишь раз-другой судорожно дёрнулись - и затихли.

- Неплохо, - от звуков этого наполненного скрытой силой мелодичного голоса молодая женщина почувствовала, как по спине вприпрыжку промчалась стая мурашек.

Стройный парень с одной серьгой в ухе неспешно и вдумчиво поднял на неё чёрные, непонятные своей равнодушностью глаза. И заглянув в эти провалы, ведущие в бездны человеческой души, Мирдль со страхом и омерзением поняла, что человек этот вовсе не пьян или безумен - он попросту иной. Совсем-совсем иной. Не от мира сего - в буквальном смысле слова. Ибо в руке вставшего, невесть откуда появилась и тускло сверкнула истекающая чёрным огнём шпага.

"Не иначе, как тот самый, тёмный бард, о коем вскользь как-то упомянул брат Зенон" - насторожившаяся женщина проворно отскочила в сторону, отгораживаясь от главного виновника всех бед широким, заваленным свитками столом.

Однако человек, сияющий чёрным мерцанием то ли от своей природы, то ли от разлитой по всему телу мрачной силы, повёл себя странно. Вздрогнул, недоумённо посмотрел куда-то вниз - и плашмя рухнул на стол, опрокинув бронзовый подсвечник и разметав бумаги. Заскребли по столешнице скрючившиеся пальцы, дрогнуло и тут же забилось в хриплой агонии тело.

Миг-другой Мирдль в сомнении и с осторожностью присматривалась к дёрнувшемуся в последний раз мужчине, а затем её вновь пронзил слабый беззвучный вихрь - то отлетела прочь ещё одна грязная и святая одновременно человеческая душа. Жрица с содроганием узнала этот страстный вопль. И только потом молодая женщина осознала отсутствие на запястье уже ставшей привычною тяжести браслета.

- Послушай, голубушка, уж не слишком ли ты разошлась? - но скользнувшая обратно на руку змейка лишь укоризненно блеснула в ответ рубиновыми огоньками глаз. И совсем уж показалось, наверное, что удовлетворённо облизнулась крохотным раздвоенным язычком. У-у, стервочка - цапнула такого певца! Хоть и мрачным, диким был его дар, а всё же умел он трогать сердца как немногие.

Мирдль вспомнила однажды слышанный чарующий, чуть хрипловатый голос Дэсвишера. Ах, как же красиво он пел "Have you ever seen an angel in the dirt?"... И чего же не хватало прославленному во всех краях барду? Славы, денег, внимания первых красавиц? Ну, посидел бы немного в каталажке за оскорбление дворянского сословия - да потом всё одно выпустили бы. Уж таланту такого уровня прощают многое, если не почти всё. Да и заступники нашлись бы на всех уровнях - от не совсем трезвых портовых грузчиков до чопорных герцогинь. Нет же, стакнулся с чокнутыми фанатиками...

Тишина нарушалась лишь треском свитка, что как живой корчился в огне единственной не погасшей свечи. Вот пергамент наконец распрямился, не прекращая извиваться - и заполыхал вовсю.

- Да, это было бы лучше всего, - Мирдль кивнула, пробежав взглядом по корешкам и обложкам собранных здесь книг.

Какая гадость! Труды чернокнижников и заклинания вызовов демонов, плоды раздумий бессонных ночей некромантов и даже - о мерзость - трудолюбиво собранные со всего света тайные обряды шаманов сгинувших в веках племён каннибалов и трупоедов.

И всё же, откуда-то из угла словно тянуло тонкой, еле ощутимой струйкой свежести. И поддавшись наитию, Мирдль брезгливо принялась рыться в груде знаний, коим лучше бы никогда и не рождаться на свет.

Со страниц одной вроде как сама собой раскрывшейся толстой чёрной книги на неё зашипела ожившая с рисунка здоровенная змея, и похолодевшая от испуга женщина едва не завизжала изо всех сил. Но тонкий пересвист шевельнувшейся на руке змеюшки - и неведомый гад покорно убрался в с треском захлопнувшийся следом том, оставив после себя облачко приторной вони и древней пыли.

В конце концов Мирдль таки добралась до источника свежести. Им оказался древний том святого писания в рассыпающемся кожаном переплёте с окованными бронзой углами и даже застёжкой-замочком. Поковыряв неподъёмный труд, она не долго думая разломала осыпающуюся зелёными хлопьями полосу и выдрала изнутри неповреждённую книгу, отшвырнув на захламлённый пол громоздкий и уже ненужный чехол.

На столе заполыхало ярче, огонь перекинулся и разыгрался вовсю - то уже загорелись и остальные свитки по соседству, выстреливая с чадным дымом буквы и слова. Некоторые не сгорали сразу, кружили в воздухе диковинными светящимися мотыльками - но Мирдль не стала раздумывать над природой сего необычного явления. От чада и копоти и без того пришлось пригнуться почти к самому полу. И в таком состоянии женщина пробиралась к двери, спотыкаясь и поскальзываясь на книгах и фолиантах. В слезящиеся от едкого дыма глаза бросилась рукоять шпаги, всё ещё мерцающей потусторонним тёмным сиянием, и сама не зная зачем женщина подхватила её. Закашлялась, покачнулась, но упрямо шагнула вперёд.

- Брат мой, Южный Ветер... - нерешительно прошептала Мирдль внезапно пересохшими губами, когда уже выскочила в коридор и обернулась в проём комнаты.

И хотя от поверхности её отделяла добрая сотня шагов дикого камня, он услышал - и отозвался. Взвились как живые белые с прозеленью волосы, погладили кожу лица и шеи шелковистыми прядями. Вихрем взметнулись свитки и тома, вспыхнуло все жарким пламенем, как не бывает даже если полить маслом. Закружился горячим вихрем огненный хоровод, и в языках пламени почудилось зачарованно смотрящей Мирдль улыбнувшееся лицо. Но судя по тому, что этот некто подмигнул, а в сердце откуда-то появилось стойкое ощущение, что эта свалка грязных и запретных знаний будет выжжена дотла - её действия не только одобрили, но даже и поддержали.

Пока женщина испуганной белкой мчалась наверх, внизу завыло, загудело словно в гигантской дымовой трубе - то горячий Южный Ветер нагонял в подземную камеру свежего воздуха, чтобы потом развеять остатки сгоревших бумаг по безжизненным, выжженным солнцем пустыням полудня...

Сестра Стефания не сдерживала слёз. Маленькая озёрная нимфа, которая только в этом году выучилась ласковыми прикосновениями нежных пальчиков уговаривать распускаться лилии да кувшинки, окончательно истаяла ручейком грустных зеленоватых искорок. Утекла меж ладоней целительницы, упрямо вталкивавшей жизнь в изувеченное благостью Хранителя тельце.

- О нет! Как же так... - безнадёжно прошептала жрица и расплакалась от собственного бессилия совсем.

Злое дело умыслили святые братья, одним махом умертвив целый лес и одним только эхом искалечив обитателей близлежащих местностей. Грязное, неразумное - и вот теперь отлучившаяся якобы для сбора трав женщина в меру своих сил облегчала страдания доверившихся ей изувеченных созданий. И обе младшие послушницы, что ещё неуверенно, кое-как призывали Силу Жизни, как по команде тоже залились слезами - ну как можно обижать таких?

Брат Фелер, что рыскал поблизости, карауля нежданых свидетелей и по мере сил помогая и ободряя обгорелым, изуродованным созданиям, уже чувствовал что ещё немного - и он сорвёт с груди блистающий знак Хранителя. Зашвырнёт на середину укромно струящейся по печально притихшему лесу реки. И судя по закаменевшим в ярости лицам, трое молодых паладинов, что патрулировали по сторонам, склонны были бы поступить точно также - и разразиться в адрес Хранителя самыми богохульными и святотатскими словами.

Как ты мог допустить такое?..

Паладин взглянул под копыта и не выдержал. Рывком соскочил с понурого коня, тоже чувствующего разлитую в воздухе беду. Подхватил на руки махонькое тельце лохматого ушастого духа, что на остатке сил едва тащил своё полуобгорелое естество по поникшей траве - и чуть не бегом припустил туда, куда вела того надежда на спасение.

И таки успел - сестра Стефания резко смахнула с чуть опухших глаз слёзы и, поджав скорбно губы, принялась за безобидного духа, ещё вчера мирно присматривавшего за мелкой живностью и букашками на ежевичной поляне. И обе помощницы, с незрячими от слёз и натуги взорами слаженно принялись помогать ей. Малыш пискнул еле слышным шепелявым голоском, расслабился. И до столбом стоящего паладина, что уже едва сдерживал свою ладонь на рукояти верного меча, донеслось легчайшее дуновение облегчения. Удалось. Это создание Леса - удалось спасти.

- А ведь грязное знание принесла сестра Мирдль... - одна из послушниц осторожно подпитала своей благостью расслабившееся в неге от схлынувшей боли существо, бережно напоила свежим берёзовым соком, что неустанно таскала одна из здешних уцелевших нимф.

- Не то говоришь, Карина, - брат Фелер получил успокаивающий знак от своего парня с той стороны реки, и вновь опустил взор. - Сестра Мирдль принесла Силу - это верно. Только вот, воспользовались ею наши братья и сёстры во Хранителе так, как лично мне и в дурном сне не привиделось бы.

Целительница напоследок придирчиво осмотрела задремавшего духа, осторожно погладила его и передала на руки прихрамывающего лесного воителя с залепленной листвяным компрессом боком. Проследила взглядом, как тот шкандыбая отнёс малыша здешней дриаде, и неодобрительно покачала головой.

- И всё же, брат мой - дурное дело сотворили, как ни крути... - Карина устало потянулась, потёрла ноющую поясницу и тут же склонилась над пострадавшей мордашкой потешного лесного дудошника, что даже сейчас не выпускал из лапок свою сопилку и с надеждой смотрел на молодую жрицу пустыми впадинами лопнувших от незримого пламени глазниц.

Брат Фелер вздохнул и помассажировал сестре Стефании плечи - целительница если не собралась загнать себя работой в гроб, то уже весьма и весьма оказалась к тому близка. Но спуску не давала ни своим ученицами, ни тем более себе.

- Ну представь себе, сестра, что кузнец отковал клинок. Он может стать мечом в руках обороняющего землю от орков солдата - или оружием грабителя. Острой сталью в руке паладина, защищающего вдов и сирот - или же кинжалом в руке отцеубийцы. Как кто распорядится... но кузнец тут ни при чём.

- А всё же, она не только догадывалась, к чему могут привести открывшиеся ей таинства Силы Жизни - и даже чуть ли не в открытую подталкивала к тому не слишком разборчивых в средствах адептов, - сестра Стефания замолчала, поджав губы по своей привычке, и осторожно принялась выдавливать гной из обожжённой лапы глухо порыкивающей медведицы. - Потерпи, дорогуша... вот и всё. Теперь компресс из листьев подорожника, и до завтра заживёт. И не вздумай вылизывать - а то я тебя знаю.

От её усталого и тем не менее не потерявшего несомненно ласковые интонации воркования брат Фелер угрюмо улыбнулся. Да, церковь Хранителя уже не та, что раньше - мало осталось среди жрецов и воинов чистых душ. И наверное, права была сестра Мирдль, собираясь выжечь язву калёным железом... о, а вот и она сама, легка на помине.

Тень под притихшей согнутой вербой сгустилась на миг, и из неё шагнула красивая, до сих пор необычного диковатого облика молодая женщина. Не рассчитала чуть, влетела по инерции в сонную воду, разгоняя по ней круги и сонных лягушек.

- А, чтоб твои дети телевизора боялись! - беззлобно ругнулась она и выскочила на берег. Раздосадованно вытрясла из сандалий воду и тину, огляделась. Зашлёпала и зачавкала сюда, на ходу доставая из широкого рукава рясы растрёпанную книгу.

- Сестра, посмотри - кажется, я нашла нечто особенное. Да и ты, брат Фелер...

Паладин заинтересованно приблизился, заглянул через плечо сестры Стефании, что испачканным в листвяном эликсире пальцем водила по строкам древнего святого писания, меж которых бисерными буквами теснились слова пометок и ещё чьи-то старые и полустёршиеся замечания. Это было послание к неофитам из проповеди-на-холме, причём куда старше даже самых старых из известных вариантов.

- Но послушайте, это же чёрт знает что такое! - жрица в сердцах всплеснула руками, едва не выколов брату Фелеру глаз. - В современных текстах всё переиначено - но так тонко, что если не знать, то и внимания не обратишь. Вон, как раз те замечания да поправки и есть почти наш, современный вариант... кто ж такой наглый оказался?

Мирдль едва не ответила. Уж личный знак древнего демона чернокнижья - Томаса Аквилонского - она в подземельях приметила не на одной потемневшей от времени книге. И лучше бы никому не знать о том. Забыть, не подпитывая вниманием и ненавистью всё норовящий никак не угомониться дух величайшего из чёрных колдунов прошлого.

А сестра Стефания, перелистнула несколько страниц, вчиталась, и на её глазах высохли даже слёзы. Чуден, чуден и сладок свет истины... жаль только, что в середине книги точно так же дюжины страниц не хватает - всё та же таинственная тринадцатая глава...

На покрытое коркой запёкшейся крови лицо маркиза Делоржа набежала тень. Он проследил взглядом красных от ветра глаз, как потерявшую сознание худенькую девчонку унесли к целителю, и отвернулся. Позволил собеседникам увлечь себя от распахнутых ворот на стену и только тут продолжил разговор.

- Вот так, граф... город и замок мы не удержали. Не знаю, какой силой обладают нынче проклятия паладинов церкви, но мои люди взрывались изнутри, разлетаясь в ошметья кровавой слизи.

Повелитель Семигорья подавленно молчал, и по его склонившемуся лицу сбегали не слёзы, но морщины. Удар, который утром нанесла святая церковь Хранителя, оказался куда более страшен, нежели беззвучно сотрясший мирозданье позапрошлой ночью. И вот теперь в горный замок примчался окровавленный маркиз с парой шатающихся от усталости солдат - да целители пользуют сейчас его десятилетнюю дочь, что отец успел подхватить на бешеном скаку и унести прочь из родового гнезда.

- В самом замке ни одна даже самая хлипкая дверь не вылетела - но сила жрецов легко поражала защитников, на зависть любому мору, - в голосе маркиза скользнула горечь. - Мои сыновья были уже на стенах, и первый удар смёл их вместе с сотней людей. Я задержался у себя, чтобы набросать и разослать с голубями несколько сообщений хотя бы ближайшим соседям... а потом, когда сбежал из своих покоев во двор, оказалось, что защищать замок мне уже не с кем...

Старый граф заиграл желваками, успокаивающе положил ладонь на плечо обезумевшего от горя и усталости дворянина.

- Маркиза?

Тот покачал головой.

- Фелиция была в летнем саду. Она закрыла своим телом дочь... и то, что осталось от неё и служанки, мне не забыть никогда. Я смутно помню, как подхватил малышку к себе в седло и через мост, на тот берег... и по лесной дороге сюда, к вам, - всё же он нашёл силы поднять лицо. - Граф Эверард, я не прошу у вас убежища или защиты - но прошу уберечь мою дочь.

Роджер, будущий граф Эверард, глухим голосом выдавил сквозь давно побелевшие от гнева губы:

- Я воспитаю её, как свою родную - клянусь!

Граф хмуро кивнул.

- Хорошо сказано, сын мой, - он вздохнул, уставясь в каменные плиты двора невидящим взглядом. Затем встряхнулся и поднял голову. - Маркиз, если вы собираетесь повернуть коней обратно и затем геройски пасть в бесславном бою, это будет не лучшее решение.

Делорж сдержался из последних сил.

- Мне больше ничего не остаётся, граф. Если сумею достать мечом хотя бы одного святошу - умру затем с лёгким сердцем.

- Кстати, - поинтересовался сын графа Эверарда. - С какого расстояния достаёт нынешняя благость жрецов и паладинов церкви Хранителя?

Маркиз хмуро задумался, и на его грязное лицо набежало сомнение. Он пожал плечами и сообщил - как минимум с двухсот шагов. Затем с кислой миной признал, что его меч и даже копьё куда короче.

- Послушайте, маркиз, - решился Роджер, - Я ничего не могу обещать лично вам. Наверняка сейчас штурмуют замки баронов... Но чует моё сердце - когда святоши полезут в мои земли, каждый хороший боец будет на вес золота. Примите моё гостеприимство, отдохните... а я, кажется, догадываюсь, что можно предпринять.

Как ни было мерзко на душе у маркиза, но брови его от удивления поползли вверх. Он поднял недоумевающий взгляд на старого графа, и от спокойного выражения глаз того ему отчего-то стало не по себе.

- С каких это пор сын распоряжается в замке при живом отце?

Только сейчас он обратил внимание на еле заметную бледность на челе старого графа, на какую-то восковую прозрачность кожи. И увиденные перемены ему здорово не понравились - с детства он привык, что властитель Семигорья вечен и несокрушим словно дуб. И что его слово по-прежнему ценится даже не на вес золота - на вес крови. Если и есть в этом мире что-то постоянное и надёжное, то это старый граф Эверард.

- Да, мой друг, - голос вельможи прозвучал хоть и негромко, но всё же не дрогнул. - Я уже огласил свою волю и после своей кончины власть переходит моему сыну Роджеру. Моё время здорово укоротили...

Маркиз проследил за его сверкнувшим ненавистью взглядом и содрогнулся - с одного из заострённых кольев, словно колючим венцом опоясывающих привратную башню, на уходящую в низины дорогу смотрела освещённая заходящим солнцем голова брата Тавира. Остекленевшие глаза словно провожали взглядом медленно бредущий купеческий караван, будучи не в силах наглядеться последний раз. И седые волосы шевелились на ветерке, будто жрец ещё был жив и просто замер в раздумьи. Картину портил лишь блестящий знак Хранителя, забитый кем-то глубоко в рот. А на потемневшем от времени дереве уже присохла тёмная, почти чёрная человеческая кровь.

- Как это произошло? - маркиз Делорж судорожно сглотнул.

- Стража у входа в покои отца оказалась усыплена, - неохотно отозвался новый граф Эверард. - А граф принимал вечернее омовение... вот тут-то святоша и приблизился, обманув слуг. Кинжал был отравлен.

Рука ошеломлённого маркиза рванула пропотелый и запылённый ворот, и с него на камни стрельнула отлетевшая перламутровая пуговка.

- Неужто нет способа?.. - его осипший на ветру голос окончательно сел.

Старый граф закрыл глаза, подставив лицо легчайшему порыву летнего ветерка и улыбнулся - тонко, легко, как умел лишь он. Разумеется - способ есть. И Айлексу едва ли не силой пришлось дать укорот, чтобы тот не применил свои меры. Только зачем? Годом раньше, годом позже - нет, лучше сейчас, пока болезни и старческое слабоумие ещё окончательно не завладели телом и помыслами некогда одного из сильнейших воинов пограничья...

- Есть ли что-то другое, что способно сплотить дворян против общего врага, кроме известия о злодейском убийстве повелителя Семигорья?

Подавленное молчание было ему ответом. И маркиз, не стесняясь застящей глаза мокрой пелены, с горечью подумал, что никогда ему не быть столь же великим человеком, как этот старый худощавый граф, в каждом слове и поступке которого больше смысла и благородства, чем в дюжине здоровенных и горластых баронов да рыцарей. И с уходом прославившего своё имя в доброй дюжине легенд Горного Дракона, графа Эверарда, закончится целая эпоха.

- Не печальтесь, друг мой, - голос графа на удивление оказался мягок и чуть даже ласков. - Я и не рассчитывал жить вечно. И так пожил неплохо, да с толком - спасибо богам.

И такова оказалась сила слов, что стиснувший зубы маркиз только вздохнул - этот человек даже смертью своей сумеет до судорог насолить врагам. И Делорж с печалью и благоговением спрятал жемчужинку этого ощущения на самое донышко шкатулки своей души. Чтобы иногда, в час веселия или печали, вспоминать о былом и думать о будущем...

- А что насчёт той девицы, помощницы святоши?

Лик старого графа разгладился. Он смотрел с высоты внешней стены на зеленеющие, чуть затуманенные дымкой низины и снова улыбался легонько.

- Сдувайте пылинки с неё - вот лучший совет, что я могу вам дать. Совет, заметьте - а не приказ.

Новый граф не счёл возможным в присутствии гостя скрывать своё недоумение.

- Отчего так, отец?

Не сразу ответил сэр Вильям, ещё недавно бывший графом Эверардом. Покивал головой своим думам, и маркиз поймал себя на мысли, что дорого дал бы за то, чтобы узнать, в каких далях сейчас странствуют помыслы старого вельможи.

- Маркиз, отчего у вас родовой знак - готовая к атаке змея? А у нас дракончик?

- Так от роду повелось... - начал было отвечать тот, прежде чем сообразил, что уж кто-кто, а граф подобных вопросов просто так задавать не станет.

Тот повернулся, задумчиво погладил камень кладки, на котором виднелись царапины после штурмов прошлых лет.

- Самый-самый первый из рода - его звали Эверард - за свою жизнь кем только не успел побывать. Разбойник и альфонс, кстати - ещё не самые худшие из его занятий. Но потом, господа, он стал солдатом. Хорошим солдатом, а потом даже десятником.

Глаза его смеялись, видя изумлённое нетерпение обоих куда более молодых мужчин.

- Но одна лишь тонкость, господа - он был десятником в войске Хранителя.

Если бы с ясного неба сейчас прогремел гром и разнёс в щебень башню, возле надёжного бока которой обретались трое дворян, то двое из них точно не заметили бы того.

- Да-да, в войске Хранителя. И в последней битве с демонами, о которой в наше время не слыхали разве только младенцы, когда решалось, кому будет принадлежать этот мир и наша армия штурмовала Тёмную Твердыню, десятник Эверард заменил раненого сотника и храбро повёл отряд на приступ. И в конце концов, с горсткой уцелевших храбрецов сумел захватить привратную башню.

Старый граф помолчал немного - словно то ли собираясь с силами, то ли вспоминая воочию события седой старины.

- Когда поверженные демоны оказались наконец скинуты в подземные глубины, где обитают и поныне, Хранитель отблагодарил даже самого последнего барабанщика или кузнеца в своём войске. И оказался отнюдь не скуп. Тогда-то Эверард и получил графский титул да выбрал себе передающийся по мужской линии родовой знак - маленький симпатичный дракончик. От него-то и идёт наш род.

Маркиз пошатнулся и глубоко вдохнул чистого горного воздуха - его так захватил рассказ, что едва не затянул его самого в те славные и давние времена. Он почесал своё предплечье, где непостижимым образом шевельнулся встревоженный чем-то собственный знак.

- А моя змейка? И к чему это вы?

Граф опять еле заметно улыбнулся. Соображаете-то вы быстро, молодёжь, да вот нет в вас мудрости. Хотя, какая молодёжь - сыну сорок, да и маркиз всего на пару лет моложе...

- Насчёт вашей змейки спросите у святой сестры Мирдль - вдруг и ответит. А к чему это я рассказал? А подумайте сами, господа, как следует обращаться с носителями подобного знания - и можно ли равнять их с теми еретиками, кто забыл и отринул учение Хранителя. Кто извратил всё, оставив видимость веры, и идёт на нас нынче войной. С теми, кто едва не уничтожил ваш род, маркиз.

Склонивший голову маркиз Делорж думал недолго. Он стал на одно колено и как величайшую честь воспринял разрешение старого графа поцеловать ему руку. Уж согласитесь, узнать в один пусть и столь тяжёлый день, что твой предок оказался легендой и дрался под знаменем самого Хранителя - новость куда как лучше иных других...