Медь в драгоценной шкатулке

Глава 21

— Госпожа Драгоценная супруга, — евнух Шэн поклонился.

— Вы нашли, что я просила?

— Да, госпожа. Но… есть одна трудность. Этот лекарь, его зовут Гань Лу, живёт в соседнем городе. Когда-то он славился среди горожан и пользовался большим авторитетом, однако потом… угодил на каторгу на два года. Теперь ему приходится начинать всё с начала, и желающих лечиться у него немного. Поэтому я уверен, что он согласится рискнуть, если посулить ему хороший куш, вот только не знаю, захочет ли госпожа иметь с ним дело.

— А за что он попал на каторгу?

— Вздумал лечить одного из пациентов средством, не указанным во врачебных канонах. Пациент умер.

— А если бы лечил строго по канонам, а пациент бы всё равно умер?

Шэн Мий развёл руками:

— Тогда это воля Неба.

— Понятно, — я посмотрела в распахнутое окно, за которым садовники возились с клумбой. Было нетрудно отпроситься в моё новое приобретение под предлогом проследить, как идут работы по завершению благоустройства. И если всё пройдёт благополучно… На столе уже лежало законченное письмо его величеству о моём состоянии и о том, что это трудное для меня время я хотела бы провести в тишине и уединении загородного дворца. В конце выражалась надежда на понимание его и её величества. Если император прислушается к моей просьбе и позволит мне остаться, то, конечно, врачей мне пришлют, и я даже дам себя осмотреть, но выполнять их рекомендации меня никто не заставит. Если же всё-таки велят вернуться, то трудность задуманного возрастает… Но не становится безнадёжным.

Очень жаль, что придётся надолго расстаться с Лиутар, но тут уж ничего не поделаешь. Я буду скучать, но оставалось утешаться тем, что о малышке хорошо заботятся, в этом императрица когда-то была совершенно права.

Лекарь Гань Лу… С одной стороны, я, в отличие от закосневших местных, не видела в новаторстве ничего плохого. С другой стороны, оно всё же настораживало. Едва ли здесь есть отработанная методика испытания новых лекарств и процедур, так что эксперимент вольно или невольно ставится на самом пациенте. Но его смерть — вовсе не обязательно вина лекаря, это может быть и пресловутой волей Неба…

А с третьей, обжёгшись на молоке, этот лекарь, скорее всего, теперь будет усиленно дуть на воду и едва ли решится ещё разок отойти от пресловутых канонов. И уж точно не захочет уморить Драгоценную супругу самого императора. Я — его билет в высшую лигу, или хотя бы возможность выйти из нищеты, и нужно быть полным идиотом, чтобы этот билет профукать.

В любом случае, выбор не так чтобы велик. Любой добропорядочный здешний врач, можно не сомневаться, получив предложение тайно лечить кого-то из императорского гарема, в первую очередь пойдёт и донесёт куда надо. И его даже трудно за это осудить, уж слишком высоки ставки.

— Но до каторги, говорите, у него была хорошая репутация?

— Безупречная, госпожа.

— Хорошо. Тогда я с ним встречусь.

— Он уже здесь, госпожа.

Лекарь оказался… Ну, примерно таким, как я его себе и представляла. Уже не молод, ещё не стар. В волосах и небольшой бороде не было седины, но морщинки у глаз прибавляли ему лет. И, я обратила внимание, у него были мозолистые руки. Что ж, каторгой тут, как и везде, служили тяжёлые работы, должно быть, врачу довелось вдоволь помахать кайлом или лопатой.

— Приветствую госпожу Драгоценную супругу, — он встал на колени и поклонился до земли. Я кивнула, как будто в таком положении он мог меня видеть.

— Встаньте, господин Гань, и садитесь.

Лекарь с достоинством уселся на предложенное сиденье. Если он и нервничал, то не подавал виду.

— Скажите, господин Гань, — я решила сразу взять быка за рога, — вы уже имели дело с беременностями и выкидышами?

— Да, госпожа Драгоценная супруга.

— Скажите, если выкидыш происходит не по воле Неба, а благодаря тому, что было принято соответствующее средство, вы сможете это определить?

— Если у меня будет возможность осмотреть пациентку, проверить её пульс, мочу… А также желательно проверить то, что она пила и ела.

— То есть отделить естественные случаи от искусственно вызванных можно?

— В большинстве случаев да, госпожа. Хотя многое зависит от применённого средства и состояния здоровья беременной.

— Хорошо, — я глубоко вздохнула и невольно коснулась живота. — Я ношу ребёнка, господин Гань. Но у меня есть основания думать, что… некие люди… не желают его появления на свет. Поэтому я не хочу прибегать к услугам отдела врачевания. Согласитесь ли вы его заменить?

Лекарь погладил бородку. Удивлённым или испуганным он не выглядел. Вот задумчивым — да.

— Обдумайте, сколько нужно, — предложила я. — Отвечайте свободно. Если вы скажете «нет», то получите плату за визит и спокойно вернётесь домой, и я никогда больше не вспомню, что вообще к вам обращалась.

— Господин Шэн уже предупредил меня, что дело деликатное и опасное, и дал возможность подумать. Я согласен, госпожа.

— Отлично, — я расслабилась и едва не протянула ему руку для рукопожатия. — Тогда вы поселитесь здесь, вам выделят комнаты во дворце. Вам нужно кого-нибудь оповестить, что домой вы не вернётесь… в всяком случае, в ближайшее время?

— Я живу один, госпожа Драгоценная супруга. Но мне хотелось бы забрать из дома кое-какое имущество, в основном лекарства, книги и инструменты.

— Проинструктируйте слуг, вам всё привезут в ближайшее время, так аккуратно, как только можно.

Не отпускать лекаря предложил Шэн Мий, и я, подумав, с ним согласилась. Вот если бы Гань Лу отказался, у него была бы возможность донести, потому что у меня просто рука бы не поднялась причинить вред другому человеку, а прижать его, чтоб обеспечить молчание, мне нечем. Но я всё же отвергла идею поставить врача перед фактом, что отныне он служит мне и за порог дворца не выйдет, хочет он того, или нет. Если от человека так много зависит, лучше дать ему возможность выбора. Что ж до возможного доноса… В конце концов, я беременная дура-баба, у меня паранойя. Так бы я и сказала императору, если б спросил.

— Тогда я с вашего позволения приступлю к своим обязанностям прямо сейчас, — господин Гань встал и поклонился. — И для начала я бы хотел осмотреть вас, а так же ваше жилище и запасы. Включая личные вещи. Если вы боитесь отравы, то, увы, опыт подсказывает, что отравлено может быть что угодно.

— Резонно, — согласилась я. — Усин, покажи господину Ганю мои покои. Пусть осмотрит всё, что захочет.

Усин молча присела и прошла к выходу. По лицу было видно, что всё происходящее ей не по душе, но в присутствии посторонних она молчала.

Поиски лекаря принесли результат. Не прошло и получаса, как он наведался в беседку, где я коротала время в ожидании, пока обыск кончится. В руках у врача была серебряная баночка с жидкими румянами.

— Осмелюсь спросить, госпожа — откуда это у вас?

— Не помню. Из Службы внутренних покоев, должно быть… А что?

— Видите ли, в эти румяна, судя по запаху, добавлен сок сонной травы. Он не опасен для жизни, но, будучи нанесённым на кожу, сильно обжигает её, так что достаточно нескольких минут, чтобы образовались пузыри и нарывы, которые плохо заживают, оставляя некрасивые шрамы. Должно быть, вы до сих пор не использовали эти румяна?

— Нет, — я с опаской посмотрела на баночку. Я действительно мало пользовалась косметикой, так что иные баночки и коробочки стояли у меня уже по паре-тройке лет. Иногда их содержимое выбрасывали, когда оно портилось, та же рисовая пудра, например, со временем протухала и начинала вонять. И я действительно в упор не помнила, откуда у меня взялась именно эта вещица. Может, и правда из Службы, а может и подарок, на дни рождения мне обязательно дарили какую-нибудь косметику. Теперь уже вряд ли выяснишь. Что ж, это не первый раз, когда меня пытаются изуродовать, но холодок по спине пробежал нешуточный.

— Продолжайте искать, — сказала я. — Проверьте все вещи. Вообще все.

Лекарь продолжил, и весьма добросовестно. К вечеру его улов пополнился свежим чаем, доставленным на кухню из столицы, который я, к счастью, не успела попробовать, и благовониями для курильницы. Самое обидное было то, что эти благовония мне нравились.

— Они вообще должны были препятствовать зачатию, — объяснил господин Гань. — Должно быть, вы редко их зажигали?

— Да, я не люблю сильных запахов, — согласилась я. А на корабле, который катал двор и послов по Великому каналу, и где, по моим подсчётам, и произошло зачатие, я и вовсе выставила курильницу за порог: в сравнительно небольшой каюте даже приятный запах становился чрезмерным. Да плюс диета из-за расстройства желудка, которую я к тому же не соблюла до конца. Так что если мне что и подмешивали в еду, оно не сработало.

— Везде свой нос сунул! — ворчала вечером Усин, помогая мне раздеться перед сном. — Наглец редкостный. Надел высокий убор и думает, что ему всё можно.

— Оставь, он не делает ничего, чего бы я сама не попросила.

— Не понимаю, если уж старшая сестра хочет остаться здесь, почему не привезти лекаря с собой?

— Я им не доверяю.

— Неужели старшая сестра доверяет этому проходимцу?!

— Он зависит от меня, — объяснила я. — А лекари Внутреннего дворца — от её величества.

— Моё мнение — зря старшая сестра вздумала скрывать своё положение. Даже от меня!

— Ну, не обижайся, — попросила я. — Нас могли подслушать.

Да и сама Усин могла проговориться. Своими подозрениями насчёт императрицы Эльм я не делилась даже с ней: уж слишком велик был пиетет перед Небесной Повелительницей, Матерью Народа и так далее, как тут её ещё титулуют. Это я вижу ревнивую недалёкую бабу, а для остальных все особы, настолько приближенные к императору, и сами неизбежно приобретают ореол сакральности.

Я потёрла подбородок, вспоминая, как мы обсуждали с Гань Лу меры предосторожности. Лекарь вызвался следить за тем, как мне готовят еду, проверять её, и составил список торговцев продуктами из своего городка, которых можно было бы приглашать в мой дворец и покупать у них продукты — всякий раз разных, чтобы исключить возможность подкупа. Кроме того, решено было отказаться от всяких изысков, вроде соусов, специй, солений и тушений. Рис, свежие овощи, фрукты, яйца, варёное или жареное мясо, готовые хлебцы и печенье, в которые трудно что-нибудь подмешать, а также вода и заваренный при мне чай отныне должны были составлять весь мой стол. И воду из местного колодца для готовки и питья нужно набирать только в моём или его присутствии.

И, разумеется, всё присланное из Таюня отдавать ему на проверку, а потом складывать в самую дальнюю кладовку.

Через несколько дней пришёл ответ на отправленное в столицу послание, и я вздохнула с облегчением. Император лично написал разрешение. Судя по тону письма, он был не очень доволен, но указал, что понимает моё состояние, и добавил, что я должна будут вернуться сразу же, как ситуация разрешится и моё здоровье позволит. Меня это более чем устроило. Понятно, что он ждёт очередного выкидыша, но я собиралась преподнести ему сюрприз.

Однако получилось так, что сюрприз преподнесли мне. Миновал праздник Звёзд, в который я загадала здоровья себе и своему ребёнку, летняя жара начала спадать, сменяясь осенней прохладой, когда прискакавший из столицы гонец привёз известие, что его заскучавшее по своей любимице величество решило посетить дворец Успокоения Души. А когда императорский кортеж уже показался в пределах прямой видимости от ворот, по знамёнам стало понятно, что его сопровождает императрица собственной персоной.

Спрашивать, кой чёрт принёс сюда её величество, было неуместно и бесполезно, пришлось приветствовать августейшую чету по всем правилам — земными поклонами и пожеланиями здоровья и долголетия. Император, правда, сразу же поднял меня, пристально оглядел и сказал, что я хорошо выгляжу. Лучащаяся лаской и дружелюбием императрица в свою очередь спросила, как я себя чувствую, похвалила парк и вид на дворец, и сказала, что скучала по младшей сестре. Я, старательно улыбаясь, пригласила их в зал, рассыпаясь в извинениях за скромный приём и сетуя на то, что поздно узнала о высочайшем визите. В общем, политес был в полной мере соблюдён. Иочжун тоже был сдержан, и когда императрица спустя полчаса едва клеившейся беседы на троих испросила позволения переговорить со мной наедине, спокойно разрешил. После чего поймал мой взгляд и подмигнул: перетерпи, мол, ночью придёт наше время.

— Усин, принеси чая, — распорядилась я, с поклоном усаживая императрицу с западной стороны комнаты. Вообще-то гостя полагалось сажать с восточной, но императора с императрицей это не касалось, они были хозяевами везде, где бы не оказывались. Мелькнула праздная мысль, а как бы сели два императора, доведись им оказаться в одной комнате? Но такого, насколько мне известно, не случалось никогда. Вот цари доимперской эпохи, бывало, ездили друг другу в гости, и, надо полагать, церемониал был разработан, но подробностей я не встречала ни в одной хронике.

— Садись, — улыбнулась её величество. — Давно мы с тобой не говорили, Соньши.

— Да, ваше величество, — согласилась я. Если не считать распекания на аудиенциях, то с самого моего ареста, но этого я, конечно, добавлять не стала.

Усин внесла поднос с чаем, и я сама разлила его по чашечкам. Руки ещё помнили навык, приобретённый в бытность мою комнатной девушкой вот этой самой женщины, что сидит сейчас напротив.

Мы обе пригубили чая. Пауза слегка затягивалась.

— Император необыкновенно к тебе щедр, — нарушила наконец молчание императрица.

— Да, ваше величество.

— Не буду лукавить — я теряюсь в догадках, чем ты это заслужила. У тебя удивительная судьба, Соньши. Два дракона, отец и сын, любят тебя даже больше, чем своих старших жён.

— Вы можете мне не верить, ваше величество, но я не искала такой судьбы.

— Не имеет значения, верю я тебе, или нет. Когда его величество решает, нам остаётся лишь подчиняться. Но мне интересно: теперь, когда ты на вершине, помнишь ли ты ещё того, благодаря кому поднялась из мрачной долины прямо к синим облакам?

— Вы имеете в виду его высочество?

— Именно.

— Конечно, я его помню, ваше величество. Но мне не следует лишний раз упоминать о нём в присутствии его величества. Государю это не нравится.

— Так значит, — Эльм Илмин вздохнула, — можно не рассчитывать, что ты попросишь о милости для него и поможешь ему вернуться в столицу?

— Ваше величество, если бы в моих силах было помочь наследному принцу, я бы сделала всё, от меня зависящее. Но боюсь, что обратившись с такой просьбой к его величеству, я лишь поврежу его высочеству.

Императрица помолчала, потом медленно кивнула.

— Что ж, воля Неба превыше власти даже Сына Неба, и мы можем лишь смириться. Пей чай, он у тебя весьма неплох. И этот виноград хоть и не так сладок, как в прошлом году, но есть можно. Так что теперь мы просто выпьем чаю и поговорим о погоде и о том, как ты обустраиваешься в новом дворце.

Я послушно сделала глоток зелёного чая — я его не любила, но, говорят, он полезнее чёрного. Императрица умела поддерживать беседу, она расспрашивала с неподдельным, кажется, интересом и даже дала мне пару советов, звучавших вполне дельно. Ещё примерно полчаса прошли не так уж и плохо, и я даже почти поверила, что её величество приехала только за тем, чтобы закинуть удочку насчёт Тайрена, да, возможно, из любопытства. Жаль, что нельзя было расспросить её о новостях из столицы, вернее, может и можно, но я не решилась, не чувствуя себя с ней достаточно свободно.

Впрочем, новостями меня снабдила Усин, успевшая поболтать со свитскими августейшей четы.

— Говорят, перед праздником Звёзд были новости из крепости Тамчи, — шёпотом доложила она. — Её высочество Мекси-Цу была в тягости, но проносила ребёнка не больше трёх месяцев и потеряла. Его величество дал позволение отправить к его высочеству двух наложниц. Принося жертву в праздник, он молился о внуках.

Я кивнула, закусив губу. Действительно впору поверить, что династия проклята и вырождается. Бедный Тайрен, как бы он ни относился к жене, но дети тут считаются благословением богов. К тому же рождение у него сына могло бы смягчить императорское сердце.

Но если его величество и горевал о несостоявшемся прибавлении в семействе, то со мной он об этом говорить не пожелал.

— Что это у тебя тут? — спросил он, оглядев кабинет, куда я его пригласила для ужина наедине.

— О… Это я пытаюсь от скуки составить хронологическую таблицу истории обеих империй и царств до них.

— Зачем? — искренне удивился Иочжун. Что ж, я уже заметила, что здесь люди действительно придавали куда меньшее значение летоисчислению, чем мои соотечественники. Время начинало исчисляться заново с каждым новым монархом: «на седьмом году правления такого-то…» Это было ещё ничего, пока речь шла об одной стране, можно было просто просуммировать количество лет, проведённых на троне каждым императором. Но когда речь шла о нескольких царствах, высчитывать, когда что произошло, становилось той ещё задачкой. О создании такой таблицы я подумывала, ещё когда читала хроники с Тайреном, и теперь вернулась к этой идее, благо в моём окружении появилось уже два образованных человека, у которых можно было уточнить значение иероглифа, а также прочие возникающие по ходу дела вопросы. Шэн Мий и Гань Лу отвечали исправно, даже охотно, хотя тоже явно удивлялись моему увлечению. И потому я смело взялась за труд, взяв за точку отсчёта основание Великой империи.

— От скуки, ваше величество, — повторила я. — У меня на родине принято считать все годы по порядку, вот я и решила попробовать. Это увлекает.

— А-а… Ну и как успехи?

— Я в основном составила хронологию Северной империи, и теперь пытаюсь разобраться, что было до неё. Но у каждого царства и княжества тогда была своя хроника, иногда не одна, и к тому же не все сохранились. Довольно много разночтений. В одном месте говорится, что князя Тин-цаня убил его брат, а того в свою очередь убил племянник, а в другом — что Тин-цань покончил с собой после поражения от войск царства Ду, а о брате не сказано вообще ничего. Или вот тут написано, что Лао-цань из Бинь умер на тринадцатом году правления, но в хрониках соседнего царства говорится, что он проправил всего одиннадцать лет, а если почитать «Анналы царства Лэ» и посчитать по годам их царя, то и вовсе только девять…

Однако мои изыскания его величество явно не слишком интересовали, и спросил он явно для проформы. А потому, покивав, он тут же перевёл разговор на другую тему:

— Я побеседовал с твоим врачом.

— О… С Гань Лу?

— С ним, если только у тебя тут нет другого. Он показался мне человеком опытным и знающим, зря императрица… Ладно. Я не возражаю, чтобы он и впредь присматривал за тобой.

— Меня уверили, что он лучший в своём деле, — осторожно сказала я. — Благодарю ваше величество.

Так значит, император не знает о каторге? Странно, что императрица, если она возражала против кандидатуры лекаря, не донесла до супруга этот отнюдь не являющийся тайной факт. Или император знает и всё равно не возражает? Спросить я так и не решилась. Император сел за накрытый столик и жестом предложил мне занять место напротив.

— Как поживает ваше величество? — я взялась за рис с варёным мясом. Видимо, в беседе императора и лекаря этот вопрос затрагивался, так как Иочжун, за обе щеки уписывавший карпа под маринадом из винного осадка, скромность моего блюда никак не прокомментировал.

— Да всё так же, — вздохнул он. — Дела, дела, дела…

— У вашего величества тяжёлая ноша.

— Это верно. Я уже не тот, что был раньше, да и в молодости мне было далеко до моих предков, что создали нашу империю. Хотя, между нами, порой мне кажется, что и им больше повезло с подданными.

Я проглотила напрашивающийся комментарий про плохого танцора, которому известно что мешает.

— Подданные доставляют вам беспокойство?

— В былые времена, когда случалось несчастье, люди все вместе преодолевали его, не ропща на богов и Сына Неба. Они брались за труд, пытаясь облегчить ношу правителя. А теперь что? Они ждут, что власти придут и всё сделают за них. Ропщут, что им никто не помогает после наводнений. Хотя для того, чтобы требовать помощи, сперва стоило бы платить подати как следует!

Я снова схватила себя за язык, не поинтересовавшись, были ли эти подати посильными, и не стоило ли их пустить на укрепление дамб и плотин.

— Ну, ничего, — закончил император. — Вздумают бунтовать — армия быстро приведёт их в чувство.

— Неужели дошло уже до опасности бунта?

— Да тут никогда не скажешь, — махнул рукой его величество. — Когда пошумят и разбегутся, а когда попрячутся по лесам и начнут набеги. В тех местах уже давно неспокойно… Но настоящих восстаний в империи не было со времён моего прадеда. Так что не забивай себе голову, Соньши. Тебе сейчас нужно думать о своём здоровье.

Я опустила глаза. Вспомнилось, как когда-то, когда принц Тайрен удирал втайне от папеньки из дворца и из прихоти потащил меня ужинать в винный дом, мы обсуждали, что можно противопоставить таким вот недовольным. Но то был Тайрен… Ему бы я сейчас напомнила, что и падение Великой империи началось со стихийного выступления недовольных, и что иные вещи проще предотвратить, чем бороться с их последствиями.

Как говорит местная пословица, народ для государя, что вода для лодки — может нести, а может и утопить.

Тянущая боль внизу живота отвлекла меня от размышлений на политические темы. Я старательно прислушалась к себе, забыв жевать, но через несколько секунд меня отпустило. Однако к концу трапезы боль вернулась. И когда я поднялась…

На светлой подушке моего сиденья виднелось красное пятно. Пока ещё небольшое.

— Что такое? — донёсся до меня голос его величества. Я молча указала на след крови — слов у меня не было. Император взглянул, после чего быстрым шагом прошёл к двери и распахнул её.

— Лекаря! — потребовал он громовым голосом. За дверью ахнули, послышался топот ног. Я продолжала стоять, в оцепенении глядя на подушку и уже чувствуя, как намокает бельё и что-то стекает по ноге. Но как? Как?! Мы же пытались… Этого не должно было случиться!

— Боги милостивы, — император обнял меня. — Будем уповать на помощь Неба. Всё будет хорошо.

Я заторможено кивнула.

Интерлюдия 2

К рассвету суматоха стихла, и император, проведший бессонную ночь, расхаживая по кабинету, встретился с выскользнувшим из спальни хозяйки врачом.

— Ну, как?

— Нам не удалось спасти ребёнка, ваше величество, — с поклоном доложил Гань Лу. — Но кровотечение остановилось. Если оно не возобновится, жизнь госпожи Драгоценной супруги вне опасности. Однако ей нужен постельный режим как минимум в течение недели, а также покой и продолжение лечения до конца следующего месяца.

— Делайте всё, что нужно, — махнул рукой Иочжун. — Отвечаешь за её здоровье головой, понял?

— Слуга принял указ. Ваше величество, дозвольте сказать ещё несколько слов?

— Ну?

— Когда госпожа Драгоценная супруга оказала недостойному слуге честь и решила воспользоваться его скромными умениями, она поделилась своими подозрениями. Госпожа Луй опасалась, что на её дитя могут покуситься, и решила принять меры безопасности, — император нахмурился, но перебивать не стал. — Она крайне тщательно с помощью недостойного следила за тем, что ест и пьёт, не пользовалась ни косметикой, ни благовониями, и даже воду из колодца набирали исключительно под присмотром. Беременность протекала хорошо, и ничто не предвещало несчастья. Но вчера днём, оставшись наедине с её величеством, госпожа впервые попробовала чай, приготовленный без её или моего присмотра. И меньше чем через пять часов началось кровотечение.

— На что ты намекаешь? — император был мрачнее тучи.

— Ваше величество, я сохранил чай, который пили госпожа и её величество. Буквально вырвал его из рук принёсшей его служанки. Всё дело в нём.

— Это что же ты хочешь сказать? — вкрадчиво спросил император, но уже на следующий фразе его голос загремел подобно грому: — Ты смеешь утверждать, что кто-то покусился на моего — моего! — ребёнка?! И кого ты в этом обвиняешь? Императрицу?!

— Слуга никого не смеет обвинять без доказательств, — врач упал на колени и ткнулся лбом в пол.

— Хочешь выслужиться? Показать свою незаменимость? А знаешь ли ты, что бывает за клевету на вышестоящих?! — император резко выдохнул и в который раз прошёлся от стены к стене. Гань Лу молчал, не меняя позы, и когда его величество снова заговорил, его голос прозвучал мягче: — Говоришь, Соньши подозревала, что её кто-то травит? Тебе ли не знать, что беременные женщины частенько плохо соображают. Тебе не стоило идти у неё на поводу.

— Ничтожный заслуживает смерти за то, что прогневал ваше величество и осмеливается настаивать на своём, — Гань Лу наконец поднял голову. — Однако в чай госпожи была добавлена материна трава, и я могу это доказать.