Медное царство

— А что если приманить их чем‑нибудь?

— Примани, — равнодушно сказала Веста, — только чем?

— А что, хорошая идея! — подхватил Пересвет. — Зачем их все время ловить? И правда, проще приманить, а там уже и брать голыми руками. В беге‑то с ними мало кто сравнится, а вот в хитрости поди не чета им.

— Ну, может, — неохотно согласилась волчица, — но как?

— Как… — Пересвет задумался и обратился к Ивану, — а правда, как?

— Я не зна… — совсем поник Иван, но вдруг спохватился и воскликнул, — солью! Лошади ведь любят соль, так?

Он вопросительно посмотрел на Пересвета. Тот кивнул:

— Любят, как не любить. Мой Хранимир за горстью соли не то что в конюшню пойдет самую захудалую, под седло к чужаку станет. Ну, с седлом, — он виновато похлопал коня, — это, пожалуй, я погорячился, а в общем, — очень любит.

— Так решено! — обрадовался Ваня. — Значит, соль?

— Значит, соль, — кивнул Пересвет. — Тогда возвращаемся?

— Возвращаемся, — твердо сказал Иван и наклонился к Весте. — Возвращаемся, да?

— Ну, если ты решил все‑таки испробовать собственные силы и методы, — хмыкнула волчица, — то, конечно, надо вернуться. В лесу да в поле соли днем с огнем не сыскать.

Она еще некоторое время дулась непонятно на кого, но Ваня по ее тону понял, что Веста уже не сердится, а, похоже, гордится тем, что он наконец решил действовать самостоятельно. Ваня даже покраснел слегка, но виду не подал.

Веста и Хранимир помчались обратно к золотым воротам. Стражник покосился на них с неудовольствием, еще бы, вот моду взяли: туда‑сюда ежечасно шастать! Чай, не проходной двор! Он проворчал что‑то, но наткнулся на такой зловещий взгляд волчицы, что предпочел оставить при себе все возражения.

В городе Веста уверенно повернула к небольшому рынку, состоящему из двух торговых рядов. В одной из тамошних лавок как раз продавали специи и соль. За прилавком стоял хмурый худющий мужичок в рваной рубахе. Пересвет купил у него два золотника соли, заплатил парой медных монет и пересыпал соль в переметную суму. Хранимир, почуяв лакомство, заворочал мордой. Пришлось и ему дать немного соли, которой Пересвет посыпал горбушку. Оказывается, не один только Ваня уносил хлеб из харчевни.

Двинулись обратно. В воротах стражник чуть не лопнул от злости, но опять сдержался и только громко чихнул.

— Кстати! — опомнился Пересвет. — Иван, а ты подумал, как мы будем коней искать? Ведь не почуют же они соль за версту!

— Э… — почесал затылок Ваня, — этого я в расчет не взял. То есть делай как хочешь, а догонять лошадок придется? Так ведь не догоним!

— Не догоним, — согласилась волчица, — я‑то точно. И пробовать не хочу.

— А может, попробовать? — робко предложил Ваня. — Что, если…

— Никаких если! — грубо оборвала его Веста. — Мне пары раз во как хватило, по самое по горлышко. Больше как‑то не хочется.

— Ладно, — вздохнул Иван и вдруг ясно понял, что надо делать. Опять, будто по мановению чьей‑то руки, страх отступил, осталась только решительность и отвага. — Пересвет!

— Что?

— Дай мне своего Хранимира. Я попробую поймать кобылиц.

— А зачем тебе мой конь? — не понял Пересвет. — Он не быстрее Весты будет, а что до того, чтобы лошадок ловить, и вовсе не справится. Ты лучше с Вестой уговорись как‑нибудь!

— Нет, только конь, — твердо сказал Ваня. — Дашь?

— Дам, конечно, мне не жалко, — улыбнулся Пересвет.

Он остановил коня, спешился и вопросительно посмотрел на Ваню. Тот слез с волчицы, погладил ее рукой, подошел к Хранимиру.

— Ну что, друг, — обратился он к коню, — со мной, что ли, поедешь?

Хранимир взбрыкнул, поглядывая на стоящего рядом Пересвета. Тот погладил его по холке:

— Терпи, брат. Чай, не на век расстаемся, на день только. Слушайся Ивана во всем, береги его да смотри не шали.

Ваня, похлопав коня, взобрался в седло. Еле усидел — до того высоким показался ему Хранимир, дух захватывало.

— Не упадешь? — с беспокойством спросила Веста. — Гляди там, поосторожней! Кобылицы, вестимо, на заповедных лугах пасутся, это к востоку отсюда. Ну, ни пуха! Пошел!

— До вечера! Ждите! — крикнул Иван и ударил Хранимира пятками.

Тот заржал и, встряхнув головой, стремглав помчался на восток.

— Осторожнее, — прошептала Веста, глядя ему вслед. — Как думаешь, Пересвет, справится?

— Справится, куда денется, — усмехнулся он, — нормальный мужик, не богатырь, конечно, но и не размазня. Он тебе друг?

Веста потупилась. Помолчала, наконец ответила неохотно:

— Друг.

Больше она не сказала ничего, и Пересвет, поняв, что лучше не лезть с расспросами, пошел по тропинке вдаль. Волчица постояла, подумала и тихонько затрусила за ним.

Тем временем Ваня мчался по ржаному полю. Ветер бил в лицо, седло казалось жестким и неудобным, Хранимир скакал так, что Ивана подбрасывало вверх.

— Полегче! — попросил он коня, но тот, будто нарочно, свернул на какую‑то непроходимую тропку, где проваливался чуть ли не по колено, и то и дело норовил сбросить Ваню на землю. Иван же снова почувствовал в себе прилив непонятных сил и рявкнул, что было мочи:

— Легче!

Хранимир вскинулся, будто не веря, что это крикнул новый наездник, но понял, что с ним не шутят, и стал идти аккуратнее. Ваня же все высматривал впереди, не мелькнет ли где золотая грива, но пока ничего не видел. Вихрем промчались мимо еще одного поля, вдали за холмами замаячил зеленый луг. Хранимир быстро перемахнул через два оврага — сердце у Вани всякий раз уходило в пятки, — прошел последний холм и наконец оказался на лугу. Тут он немного сбавил шаг и почти поплыл в зеленом море. А Иван все смотрел и смотрел вперед, искал глазами золотой всполох посреди травы, пару раз видел, как камнем падал вниз выследивший добычу беркут. Прошли один луг, вышли к небольшой речушке, которую Хранимир, подгоняемый Ваней, перешел вброд, даже не замочив брюха. И снова луг, на этот раз огромный, снова Ваня, щурясь, высматривал вдали кобылиц, и тут сзади раздался стук копыт. Иван оглянулся и охнул.

Мимо него стрелой промчалась одна из царских лошадей, вся в мыле и пене, будто за ней кто‑то гнался. Ваня стремглав бросился следом, не уставая угощать Хранимира ударами пяток. Некоторое время ехали вровень, потом кобылица вздыбилась и поскакала вперед быстрее ветра. Иван не знал, что и думать. В самом деле, кто или что могло так напугать бедную лошадь? И если она здесь, то где остальные кобылицы? Загадка. Ваня оглянулся, но не увидел ничего подозрительного. А когда снова стал смотреть вперед, оказалось, что все три царские лошади стоят смирно на краю обрыва, не зная, что делать дальше. Выглядели они напуганными, жались друг к другу и трясли золотыми гривами. Иван на Хранимире верхом подъехал к ним, боясь, что они разбегутся в разные стороны, но нет, кобылицы будто бы обрадовались, протягивали к нему свои длинные морды и жалобно ржали, оглядываясь назад. Ваня, не зная, чего ждать, спешился, достал из переметной сумы соль, из‑за пазухи кусок хлеба, угостил всех троих. Те если с жадностью, но продолжали дрожать всем телом, смотрели доверчиво на Ивана и беспокойно стучали копытами. Ваня без труда накинул всем троим веревки на шеи, как умел, завязал узлы и привязал лошадей к седлу Хранимира. Снова сел коню на спину, и, поддерживая веревки одной рукой, поехал обратно. Страшно было столкнуться с чем‑то невиданным, чего так испугались три быстроногие лошадки, но Иван надеялся на собственные силы и стал смело подстегивать коня.

Не доезжая до первого луга, он откуда‑то сверху услышал страшный шум. Ваня поднял голову и обомлел: все небо было в птицах. Ястребы, беркуты, соколы, кречеты и другие птицы сбились в огромную стаю. Были здесь вороны и галки, кукушки и соловьи, даже целое полчище воробьев кружилось совсем низко над головами. Иван вздрогнул, кобылицы вовсе в панике едва ли не падали на колени. Один Хранимир был спокоен, будто бы и не видел птичье воинство. Ваня развязал кушак, хлестнул им лошадей крест‑накрест, рявкнул что‑то совсем уж звериным голосом и во весь опор погнал Хранимира в ближайший лес. И как раз вовремя: пара соколов уже примеривались, как бы половчее опуститься на лошадиные хребты, в кровь разодрать их острыми когтями, проклевать головы кривыми клювами. Кобылицы бежали так, что их едва сдерживали прочные веревки, высоко забирали передними ногами, ржали отчаянно и поминутно оглядывались на Ваню.

У самого леска в плечо Ивана ударил клювом огромный ворон. Хлынула кровь, Ваня взвыл, выхватил из‑за пояса меч‑кладенец, рубанул что есть мочи по птице. Попал по крылу, напрочь его отсек и с отвращением скинул искалеченного ворона. Кобылицы уже не ржали, а молча неслись вперед, прочь от страшных птиц. В лесу сразу стало легче, был он довольно густым, через разлапистые ели крупные птицы пробраться не могли. Правда, долго еще преследовали Ваню несколько упорных галок, но с ними Иван разобрался быстро: отломал на скаку огромную еловую ветку и размахивал ею над головой что есть сил. Отстали…

Из леса Ваня выбирался с опаской: вдруг птицы затаились где‑то рядом и только и ждут, как бы напасть? Но все обошлось, и Иван, поглядев на солнце, взял прежнее направление. Кобылицы немного успокоились и шли, во всем покорные Ивану. В скором времени он уже был недалеко от того места, где расстался с Вестой и Пересветом, но, когда оказался там, никого не нашел. Ваня вздохнул, недоуменно пожал плечами и, похлопав Хранимира по холке, погнал его в сторону Золотого царства. Далеко еще было до заката, но Ивану было все равно, он страшно устал и хотел отдохнуть. А если царь откажется принимать кобылиц в конюшни до самой ночи — значит, их можно будет просто оставить у коновязи.

Вошли в городские ворота. Лошадки, почуяв дом, обрадовались. Вчера они готовы были землю есть, лишь бы не возвращаться к царю Кусману, но сегодня, после пережитого страха, кобылицы были рады и темной конюшне.

— Иван, — раздался позади недоверчивый голос Пересвета, — неужто ты привел? Всех троих?!

— Всех, всех, — устало ответил Ваня.

Пересвет восхищенно покачал головой:

— Ну, силен!

— А вы где были?

— Тебя не дождались и решили в город вернуться, — ответила Веста, улыбаясь во всю пасть. — Здравствуй, Иванушка! Я уж себя ругала, что тебя одного отпустила, поверишь ли, свидеться не чаяла! А ты вон какой молодец: и сам живой, и кобылиц привел!

— Привести‑то привел, — проговорил Ваня задумчиво, — да только вот столкнулся с такой бедой‑напастью — все небо заволокло, да только не тучами, а птицами всех мастей. Чуть было они нас не порешили вместе с царскими кобылицами, я вовремя Хранимира в лес повернул. Не знаешь ли ты, что это такое было?

— Рогнеда, — ответил Пересвет за волчицу и сокрушенно поник головой, — ее полчище пернатое, слуги ее верные. Мать моя, княжна северная, королева медная, умеет и в зверя, и в птицу обращаться. Обернуться может она волком, может и черным вороном, да таким, что крыльями полнеба закроет. Звери хоть ей и не покорные, а вот ворона черного да страшного все птицы, сколько их ни есть на белом свете, слушаются. Видно, нынче собирает она войско великое, войско непобедимое — все птицы крылатые, хищники остроклювые!

— Не такое оно уж и непобедимое, — усмехнулся Ваня, — я так и вовсе в лесу укрылся.

— Это оно без царицы такое, — серьезно сказал Пересвет, — когда же Рогнеда встанет во главе, не будет спасения нигде: ни в лесу темном, ни в погребе холодном, ни в колодце глубоком.

— Э, постой, — смекнул Иван, — а что это был за черный ворон, которому я едва ли не целое крыло отсек? Не сама ли царица Рогнеда?

— Тебе везде Рогнеда видится, — фыркнула Веста, — и меня за нее принял, а теперь готов уже каждого воробья за царицу принимать! Сдалась она тебе!

— Ну, сдалась не сдалась, а только убить меня она приказ отдала. Так что у меня с Рогнедой теперь свои счеты, — серьезно сказал Ваня, — потому и говорю, а вдруг тот ворон, что за мной летел, она и есть?

— Что за ворон, — заинтересовался Пересвет, — велик ли?

— Не то чтобы особо велик, — принялся объяснять Иван, — но и не мал. Силен же!.. Кабы не меч‑кладенец, не быть мне живым. Я ему крыло отсек, он и отстал.

— Вот еще выдумал, — усмехнулась Веста, — неужто думаешь, что ты бы в одиночку саму Рогнеду осилил? Нет, друг Иванушка, ты об том и думать забудь. Не Рогнеда то была, верно тебе говорю. Птичье воинство — это все покамест дело десятое. А мы не будем терять времени, отдадим Кусману его кобылок, нарвем яблок, наберем воды и пустимся в обратный путь.

— А может, и Рогнеда… — задумался Пересвет, — да только не о том сейчас думать надо. Права Веста, надо нам поскорее в дорогу отправляться. Только боюсь я, чем это грозит нам…

— В данный момент ничем, — отрезала волчица, — так что и думать забудь. Мы должны сейчас сделать то, зачем сюда приехали, а уж потом будем разбираться дальше.

— Ладно, ладно, — поспешил успокоить ее Пересвет, — как посчитаешь нужным.

— То‑то же, — кивнула Веста, — а теперь… — Она не договорила и вздрогнула всем телом: — Что это?

Ни Ваня, ни Пересвет не видели ничего подозрительного. Веста же крутила головой, прислушиваясь к чему‑то.

— Что там? — тихо спросил Иван.

— Погоди, — бросила волчица, — если это то, о чем я думаю… Если это…

Она не договорила, потому что теперь звук, слышимый ранее только ею одной, стал гораздо явственнее и громче.

— Это же боевой рог! — ахнул Пересвет. — Рог брата моего названого, Всеслава!

— Ты говорила, что медное войско будет идти сюда еще неделю! Разве нет? — изумленно спросил Ваня у волчицы.

— Это конные воины. Видимо, они оставили пехоту позади и шли без отдыха, — с отчаянием в голосе ответил за нее Пересвет. — Если звук рога слышен уже здесь, у нас есть только несколько часов, не более!

— Надо спешить! — опомнилась наконец Веста. — Если это так, любая задержка гибельна для нас! Ваня, живо!

Ваня вскочил ей на спину, Пересвет на Хранимира. Кобылиц хлестнули, и они быстро поскакали прямо к площади. У самых конюшен лошадки немного заартачились, но Иван, доведенный до предела, что есть мочи вытянул каждую кнутом, взятым у Пересвета. Это помогло, и кобылицы, с укором косясь на Ваню, одна за другой вошли в конюшню. Пересвет навесил засов и спросил:

— Теперь куда?

— К царю, — бросила Веста на бегу, — за молодильными яблоками и живой водой!

Пересвет кивнул и помчался следом за волчицей, которая быстро бежала по знакомым коридорам и темным переходам дворца. Нигде не было видно людей, дворец словно бы вымер, не было слышно ни шума, ни гула голосов. Тронный зал тоже оказался пуст, на полу валялись какие‑то свитки и бумаги. Несколько книг в переплетах из красного бархата грудой лежало возле окна. Кусман как сквозь землю провалился, сколько его ни звали, никто не отзывался. Все трое обошли весь дворец, заглядывали в каждый угол, но все было напрасно, здесь не было никого.

— И что теперь делать? — спросил измученный Иван. — Как мы теперь добудем молодильных яблок?

— Очень даже просто, — зевнула тоже порядком уставшая Веста, — ты вроде с самого начала предлагал их украсть? Так радуйся, богатырем ты уже побывал, теперь пора и татем поработать.

— Как украсть? — опешил Ваня. — Зачем украсть?

— А ты предлагаешь нам дожидаться возвращения Кусмана? — возмутилась волчица. — Так он, может, совсем отсюда сбежал!

— Но как же, — недоумевал Иван, — как же… Погоди! А почему мы их тогда с самого начала не украли?

— Почему, почему… — протянула Веста и добавила сурово: — Не положено, и все тут!

Ваня пожал плечами и решил больше не спорить. Веста же, оглядевшись по сторонам, довольно рыкнула и побежала куда‑то вниз по лестнице. Пересвет молча следовал за ними, не задавая никаких вопросов, только с неудовольствием оглядывался по сторонам и находил в Золотом дворце все большие и большие несуразицы.

Через небольшую дверцу, обитую полинялым шелком, Веста выбежала во внутренний дворик. Оглянулась, обнаружила, что Пересвет не идет следом, и резко спросила:

— Ну, что стоишь?

— Поезжайте, куда следует, — махнул тот рукой, — мой Хранимир сюда не пройдет, а без коня идти проку мало. Я вас на площади ждать буду.

— Хорошо, — кивнула волчица и помчалась по двору, посыпанному мелким желтым песком.

Двор оказался на удивление чистым и опрятным, всюду росли цветы в деревянных кадках и плескалась вода в небольших фонтанах. Откуда взялась такая красота посреди Медного дворца, было загадкой, но Веста, не теряя времени даром, побежала в небольшой проход между колючими кустами. Мигом исцарапала собственные бока и Ванины ноги, но шустро пробралась в небольшой сад, со всех сторон окруженный растительностью, да так, что и незаметно было, что сад этот находится в самом дворце. Удивительные в нем росли деревья: могучие их стволы было не обхватить и двум взрослым людям, а дети так и вовсе могли бы водить вокруг них хороводы. Плескалась вода в небольшом ручейке, рядом с ним росла старая узловатая яблоня и ее ветви склонялись почти до земли под тяжестью наливных яблок.

— Это и есть живая вода, — показала Веста на ручей, — да куда ж ты идешь? Вот куда надо!

Она осторожно нагнула траву, и Ваня увидел, как вода из ручья падает в большую чашу из зеленого малахита, наполняет ее до краев и выплескивается прямо на землю. От воды шел пар, но когда Ваня прикоснулся к ней, она оказалась невероятно холодной.

— А во что наливать? — шепнул он Весте.

— В кувшинец, конечно, — так же шепотом ответила она, — живую воду можно наливать только в кувшинец о двенадцати рылец, в другом она тотчас превратится в простую воду.

— А где его взять‑то? — спросил Иван. — Я думал, нам его царь Кусман даст!

— Даст он, как же. Ты сюда гляди!

Волчица указала Ване на большой корень яблони, который выступал из земли, словно огромная змея.

— Копай здесь! — приказала она.

Ваня начал копать руками, дело у него не заладилось, и Веста, фыркнув, стала копать сама. Она лихо работала передними лапами, комья земли так и полетели во все стороны. Вскоре волчица наткнулась на что‑то твердое, ликующе взвизгнула и крикнула Ивану:

— Есть! Давай сюда, а то, не ровен час, разобью!

Ваня опустился на колени, сунул руку по локоть в выкопанную яму, понял, что так просто не достанешь, лег и запустил руку до самого плеча. Кончиками пальцев он нащупал что‑то округлое, подхватил, не удержал и постарался забраться еще глубже. Кое‑как он сумел зацепить кувшинец за ручку и потянул наверх. Тот не поддавался — видимо, крепко сидел на толстом яблоневом корне. Наконец что‑то хрустнуло, и Иван, отдуваясь, вытащил кувшинец на белый свет. Волчица одобрительно ткнула его носом.

— Молодец, Иванушка.

Ваня кивнул, отряхнул землю и стал рассматривать кувшинец. Был он довольно странным, имел очень широкое горлышко, во все стороны от которого расходились маленькие носики, ровным счетом двенадцать, все на разной высоте, спиралью вились они вокруг кувшинца. Иван решил, что из такого сосуда можно наливать воду сразу в двенадцать чашек. Ваня поднес кувшинец к чаше, сполоснул под сбегающей струей и опустил кувшинец в воду. Набрал до краев и, прижимая его к груди, осторожно понес.

— Закрыть бы его чем, — обеспокоенно сказал он Весте, — или так сойдет?

— Сойдет, — кивнула волчица, — теперь яблоки.

— Чуть не забыл про них! — вскрикнул Иван и, поставив кувшинец на землю, пошел к яблоне. Сорвал одно яблоко, которое на ощупь оказалось чуть теплым, и обернулся к Весте: — А сколько их рвать‑то?

— Штук шесть, не больше, — откликнулась та, — две пары Далмату отдашь, одну себе оставишь.

— Зачем? — удивился Ваня.

— Не помешает.

Иван сорвал еще пять яблок с самых нижних веток. Срывая последнее, тихо проговорил:

— Прости меня, царь Кусман! Все‑таки пришлось воровать прийти, и чем же, выходит, я лучше прочих?

— Ты чего там бормочешь? — подозрительно спросила Веста. — С кем разговариваешь?

— Сам с собой, — вздохнул Ваня, — сам с собой…

— Ну, раз ты уже заговариваться начал, давай‑ка яблоки по карманам спрячь, а кувшинец бери в руки да держи крепче.

— Нет у меня карманов, — сокрушился Иван, — разве что за пазуху положить.

И он, заправив рубаху в штаны, подвязал ее как следует кушаком. Яблоки клал осторожно, стараясь, чтобы все они уместились на животе, не перекатываясь за спину. Наконец яблоки были уложены и Ваня, обняв одной рукой драгоценный кувшинец, взобрался верхом на волчицу. Она только того и ждала, стрелой сорвалась с места, возвращаясь старым путем. Колючие кусты, дворик, сам дворец — все это промелькнуло так быстро, что Ваня только и успел подумать, что видит он Золотой дворец скорее всего в последний раз. Он совершенно по этому случаю не грустил, обидно было только, что не удалось попрощаться с царем Кусманом.

Пересвет сидел рядом с Хранимиром, покуривал трубочку, но быстро вскочил на ноги, как только увидел Весту.

— Быстро! — только и бросила она на бегу, и Пересвет, вскочив на коня, поскакал следом.

Вскоре все оказались за воротами, сердце у волчицы стучало так, что Ваня это чувствовал и решил немного ее успокоить:

— Веста, милая, все позади. Мы справились, то есть нет: ты справилась. Спасибо тебе за это, даже и не знаю, как отблагодарить.

— Рано благодаришь, — отмахнулась волчица, — нам еще в Далматово царство попасть надо, а тут медное войско наступает, проскочим ли?

— Проскочим, — уверенно кивнул Пересвет, — чтобы мы и не проскочили? Не бывать тому!

Скакали быстро, у Вани шумело в ушах, волосы развевались на ветру, глаза приходилось прикрывать от летящей пыли. Все чаще, все ближе слышались звуки рогов, вот уже можно было различить гортанную речь, отдельные приказы, доносился до слуха путников и громкий перезвон стали. Но тут Веста свернула куда‑то на неторную дорожку, побежала вдоль крохотной речушки, поперек которой были навалены осиновые стволы. Волчица быстро перебралась на другую сторону, Пересвет замешкался, уговаривая Хранимира ступить на опасный мостик, но наконец тоже перебрался. Вдоль берега росли чахлые березки и ивы, склоняющиеся ветвями до самой воды, чуть дальше начинался лес. Волчица направилась прямо к нему, оглянулась, увидела, что Пересвет хоть и отстал, но едет следом, и побежала дальше.

— Сейчас, Иванушка, мы в Серебряное царство другим путем пойдем, звериной тропой.

— Это как? — спросил Ваня. — Что за дорога такая?

— Путь‑дороженька, по которой пешему не пройти, конному не проехать, птице не пролететь, мышке не прошмыгнуть, — сказала Веста. — Только волки да лисы знают эту тропку и хотят по ней без опаски.

— Волки — это понятно. А как же Пересвету быть? — удивился Иван. — Ведь он же конный?

— Проведу, делов‑то, — усмехнулась волчица, — это ведь только так говорится, что ни пройти ни проехать, но он‑то со мной будет. И вообще, — наставительно добавила она, — одному в незнакомый лес лучше не соваться.

— Не буду, — пообещал Ваня.

Лес оказался довольно темным, ветви деревьев сплетались над головой в огромный зеленый купол. Было тихо, птицы не пели, ветер не качал ветвей, нигде не было видно никакого зверья, видимо, этот путь и правда был необитаем. Веста свернула на небольшую тропинку, вытоптанную в густой траве, и быстро побежала по ней.

— Где это мы? — спросил вдруг Пересвет в полный голос, который прозвучал здесь подобно грому.

Волчица рявкнула:

— Тихо! В лесу мы! — И, увидев, как он смутился, добавила уже мягче: — Это дорога в Серебряное царство. Рогов уже не слыхать, мы ушли далеко в сторону. Сделаем большой крюк, пройдем мимо гор и только тогда сможем прийти туда незамеченными. Но, друг мой, заклинаю тебя, веди себя пристойно. Это не простой лес, это не простая тропа, и любой, даже самый ничтожный звук может нас выдать.

Пересвет понимающе кивнул и что‑то шепнул своему Хранимиру. Видимо, тоже просил его соблюдать тишину и не заржать ненароком.

Дорога сузилась и теперь уже была едва заметна. Веста шагала медленно, проверяя путь перед собой лапой, пару раз останавливалась, нюхала воздух и обходила тропу стороной, возвращаясь к ней, только пройдя лесом еще с пяток саженей. Ване отчаянно хотелось пить, и он ругал себя, что ему вечно чего‑то не хватает. Особенно мучило то, что в руках у него был целый кувшин, наполненный чистой водой, а пить ее никак нельзя. Впрочем, почему нельзя?

— Веста, — позвал Ваня.

Она откликнулась не сразу.

— Веста!

— Чего тебе? — буркнула она недовольно. — Чего еще?

— Пить очень хочется, — признался Иван, — мочи нет. Можно я глоток отопью?

— С ума сошел? — охнула она. — Али так пошутил неудачно?

— Не, я серьезно, — удивился Ваня, — а что такого? Она же вроде живая, наверное, еще и дюже полезная!

— Живая‑то она живая, — усмехнулась волчица, — да только польза в ней для здорового не велика. Слыхал, поди, что одно и то же снадобье кого лечит, а кого и калечит? Так же и вода эта. Слепцу она зрение вернет, хромого на ноги поставит, старика омолодит, это все так и есть, все верно и правильно. А вот ежели кто здоровый такой воды отхлебнет, мигом все здоровье порастеряет, язвами да струпьями покроется, силы все в сыру землю уйдут. Тебе оно надо?

— Не надо, — еле выговорил Иван, радуясь, что решился спросить раньше, чем выпил из заветного кувшинца, — но пить хочется страшно.

— Ничего, — кивнула Веста головой, — сейчас до ручья дойдем — напьешься вволю.

— Хорошо бы, — вздохнул Иван, у которого уже в горле все пересохло.

Он немного пошевелил затекшими плечами, подхватил кувшинец поудобнее и уложил на него подбородок. Даже глаза прикрыл, но только на мгновение, потому как Веста уже остановилась рядом с журчащим ручейком. Ваня слез с нее, поставил свою ношу на землю и, поддерживая рукой рубаху с яблоками, жадно припал к воде. Оказалась она холодной и необыкновенно вкусной, Иван пил и все никак не мог напиться. Веста тоже подошла к ручью, выпила немного и намочила в воде лапы. Пересвет не стал пить, но коня напоил вдоволь, тот пил очень жадно, беспрестанно всхрапывал и тряс большой головой.

— Напились? — спросила волчица. — Тогда поехали, ночь скоро. А в лесу ночью, сами знаете, каково: только сумерки схлынут и настоящая тьма в пору вступит — всяк беги прочь за двери дубовые, во палаты каменные. Звери и те кто в норе, кто под кустом схоронятся. А кто не спрятался — с черным всадником повстречается.

У Вани мурашки пробежались по телу от одной мысли, что он может остаться в лесу ночью.

— А кто такой этот черный всадник? — осторожно спросил он Весту. — Чем он опасен?

— Всем, — коротко ответила волчица.

Подъехавший Пересвет пояснил:

— Три всадника — красный, белый и черный — все служат во имя одного и того же. Красный — Ясное Солнышко, он приходит вместе с солнцем, пробуждает целый мир ото сна, гонит прочь ночное марево. Белый всадник — ясный день, он является, когда солнце поднимется уже высоко над вершинами деревьев, разгоняет утренний туман. Все живое славит его! Черный же всадник приходит тогда, когда мир теряет краски, а сумерки сгущаются так, что уже сложно различить что‑то вокруг. Он приходит вместе с ночью, он несет ночь на своем черной плаще, звезды мерцают в гриве его могучего коня. Стар и млад, человек и зверь, змея и птица — все стремятся скрыться раньше, чем наступит час черного всадника. А кого настигнет ночь в пути и кто не разожжет костра, того коснется всадник полой своей одежды и превратит в черный пепел. Так‑то, друг Иван.

— Понятно, — кивнул подавленный Ваня. — А неужели с этим всадником никакого сладу нет?

— Почему же, есть, — хмыкнула Веста, — утра дождаться. А если серьезно говорить, то о каком ладе да уговоре ты речь ведешь? Неужто сможешь своими силами так сделать, чтобы день не кончился и ночь не наступила?

— Не могу, — Ваня слабо улыбнулся, — но очень бы хотелось.

— Хотелось ему, — она фыркнула, — ладно, теперь тихо. Дорога небезопасная.

Она подставила Ивану свою спину, тот взобрался верхом да так и охнул: воды он выпил слишком много, в животе таинственно клокотало и булькало. Пересвет тронул поводья Хранимира, и все вместе отправились дальше. Начинало темнеть, подул резкий холодный ветер, Ваня ежился и глубже запускал руки в белую волчью шерсть. Хуже всего было ногам — без сапог они совсем озябли, штаны не грели. Ветер пробирался под рубаху, от ледяного кувшинца мерз живот. Несладко было Ване, но он терпел, думая только о том, что им надо скорее выбираться из леса. Волчица мчалась так быстро, как могла, поминутно оглядывалась через плечо на Пересвета, опасаясь, как бы он не сбился с пути. Наступили сумерки, тропинка была еле заметна, и Веста бежала, уже не разбирая пути, стараясь только не попасть в заросли елок или колючего кустарника.

Лес кончился, вышли к подножию большой горы. Узенькая тропинка вилась посреди жесткой травы, тут и там встречались крупные булыжники, Хранимир то и дело спотыкался и жалобно ржал. Волчица припустила во весь дух, нюхала воздух и пару раз завыла, подняв морду к небу.

— Чего ты? — тревожно спросил Ваня, порядком напуганный. — Сама говорила: тише!

— Говорила, — согласилась Веста, — но это было в лесу. А сейчас пусть все знают — волк на тропе.

— Кто знает?

— Все, — отмахнулась она, — кто есть, и кого нет.

Иван хмыкнул и больше не задавал вопросов, втайне надеясь на то, что рано или поздно Веста сама ему все расскажет. Так и оказалось, волчица, немного погодя, заговорила:

— В наших краях обычно царит мир и покой, днем ходи где хочешь, только с наступлением темноты следует опасаться бродить вдали от дома. Но есть два места, в которые не стоит заходить и при свете дня, — это Горе‑лес, в котором ты уже побывал, и звериная тропа, по которой мы прошли только что. Горе‑лес не показался тебе опасным, чужака вообще мало что там может напугать. Звериная же тропа закрыта для людей, да и не всем животным дано по ней пройти. Сумеречный лес, вечно мрачный, вечно темный, опасен сам по себе, но, если ты пришел туда без злого умысла, он не навредит тебе. Тропу же охраняют силы тех, кто вечно скитается вдали от любопытных глаз, тех, кто предпочел одиночество толпе и мрак солнечному свету. По тропе ходят не простые звери, простых она не пропустит. Здесь ходят олени, отбившиеся от стада, здесь летают орлы, которым не дано взлететь до облаков, лисы, убежавшие из своих нор, змеи, которые не ползают более по земле. Отшельники, отверженные — вот кто ходит по этой тропе. Хожу и я, именно потому и смогла провести по ней вас, именно поэтому ни ты, ни Пересвет не столкнулись с тем ужасом, который встречается здесь, не услышали голоса, полные боли, не услышали раздирающие сердце стоны. Вы остались живы, пройдя тропу, а это не каждому удается. Бурый медведь, прошедший здесь, становится совсем седым, сова теряет голос, даже мыши и те сбиваются с пути, чтобы вечно остаться в сумеречном лесу, во власти горя и отчаяния. Так что, — она вздохнула, — теперь все позади. Мы обогнем гору и окажемся прямо перед Серебряным царством. Не знаю, взято ли оно в кольцо, думаю, что скорее всего его охраняет лишь ничтожная часть армии Елисея. Остальные же пошли в Золотое царство по долгой дороге, той самой, по которой мы шли прежде. Сейчас, наверное, они уже входят в городские ворота. И входят не как захватчики, а как полноправные хозяева — как ты видел, воевать им не с кем. Жители царства не сумеют дать им отпор, они ведь не воины!

— Не воины, — согласился Пересвет, слышавший весь разговор, — но разве у царя Кусмана нет войска?

— Войско‑то есть, — усмехнулась Веста, — да только где оно! Сколько лет не было ни войн, ни бед, армия регулярно собиралась для учений, но воины никогда не воевали! Они набраны частью из крестьян, частью из горожан, им бы в руки соху или садовую лейку, вряд ли кто‑то умеет держать меч!

— Плохо дело, — Ваня вздохнул, — значит, им уже никто не поможет.

— Никто, — согласилась волчица, — а ты‑то что переживаешь? Тебе царь Кусман, что, родственник? Брат, сват? Ты его и видел только один раз!

— Ну и что с того, что один раз, — возразил Иван. — Далмата я тоже видел не больше, но мне жаль, что он потерял корону!

— Еще не потерял, — серьезно сказал Пересвет, — я царя Далмата знаю, так просто он не сдастся. Он скорее будет готов умереть, нежели добровольно отдаст право на престол.

— Да, это так, — подтвердила Веста, — он нипочем не пойдет на поклон к Рогнеде!

— Но как бы смел и отважен он ни был, — Пересвет тяжко вздохнул, — он обречен. Кстати, а откуда ты его знаешь? — спросил он у Весты.

Та помолчала и потом негромко проговорила:

— Далмат был моим другом и учителем. Я почитала его как отца, слушалась во всем и сейчас не испытываю к нему ничего, кроме благодарности. Мой долг — ему помочь, но я вряд ли смогу это сделать. Единственное, что мне подвластно, — это отправить к нему Ивана с живой водой и молодильными яблоками. Мне не вернуть ему былой славы, мне не справиться с медным войском, не разогнать осаду, но дать силу рукам и зоркость глазам я постараюсь.

— Мы постараемся, — кивнул Ваня, — спасибо тебе, Веста.

Волчица только вздохнула.

Ночь приближалась стремительно, дорога пошла вниз, куда‑то в туманную долину близ горы. Фыркая, Веста раздвигала лапами кусты, бежала по чавкающим кочкам посреди небольшого болотца. Хранимиру было тяжелее, он с трудом переступал ногами и мотал головой, стараясь выбирать места посуше и поровнее.

— Скорее! — не оборачиваясь, крикнула Веста. — Мы уже близко!

Пересвет подстегнул коня, и тот, заржав, быстро догнал волчицу. Побежали рядом. Вот впереди уже забрезжил слабый свет от стен Серебряного царства, но тут за спиной раздался стук копыт.

— Темный всадник! — с отчаянием воскликнула Веста. — Темный всадник едет следом!

Ваня быстро оглянулся, увидел далеко позади черный силуэт, различил всхрапывание коня, услышал, как свистит взмахивающая плеть. Он вцепился в шею волчицы сильнее прежнего, чуть не выронил драгоценный кувшинец и закрыл глаза, решив: будь что будет, раз спасения все равно не предвидится. Вперед ушел Пересвет на быстром своем Хранимире, Веста силилась его догнать, но, обессиленная, спотыкалась и то и дело была готова упасть. Черный всадник приближался стремительно, вот уже Иван видел огромную голову его коня, всю в клочьях белой пены, но тут волчица последним отчаянным рывком влетела в серебряные ворота. Всадник промчался мимо, только пыль поднялась столбом. Наступила черная ночь.

Ваня осторожно слез со спины волчицы, поставил кувшинец на землю. Веста, тяжело дыша, лежала без движения, глаза ее были закрыты. Подъехал Пересвет:

— Как она?

— Не знаю, — развел руками Иван.

Он чувствовал себя виноватым: без него волчица могла бы бежать вдвое, если не втрое быстрее. Но потом он решил, что она сама согласилась ему помогать, и успокоился.

Тем временем Веста, облизав нос, хрипло проговорила:

— Успели! Я уж думала, не сумею.

— Смогла, смогла, — успокоил ее Ваня, — ты молодец! Как мне отблагодарить тебя?

— Сколько раз говорить, — проворчала волчица, — ненужно мне твоих благодарностей! А впрочем, принесешь воды — скажу тебе спасибо.

— Я мигом! — воскликнул Иван и тут же опомнился. — Принести‑то принесу, но ведь город захвачен! Или нет?

— Я что‑то не вижу ни одного нашего солдата, — признался Пересвет, — все тихо и спокойно!

— Войско ушло, мирных жителей не тронули, — устало сказала Веста, — непонятно, зачем было приходить под стены слабой державы с такой могучей армией. Все воины, которые остались, сейчас наверняка окружили дворец.

— Да, скорее всего так, — согласно кивнул Пересвет, — только почему серебряные ворота не охранялись?

— А ты видел, чтобы охранялись ворота в Золотом царстве? — усмехнулась волчица. — От кого их охранять? Не охранялись раньше, не будут и теперь — кто устоит перед медным войском?

— Никто, — кивнул Иван. — Ладно, я пошел за водой. Кувшинец оставляю здесь, а яблоки… — Он одно за другим достал молодильные яблоки из‑за пазухи. — Пересвет, можно положить их в переметную суму Хранимира?

— Можно, зачем спрашивать, — улыбнулся тот, — я давно хотел предложить тебе это.

— Спасибо, — сказал Ваня и стал перекладывать сияющие плоды в седельные сумки.

Хранимир поглядывал на него с неодобрением, косился злым глазом и всячески выказывал свое недовольство. Но Иван быстро со всем справился, Застегнул сумку и весело посмотрел на Весту:

— Подожди немного, милая! Я сейчас.

И он быстро побежал по знакомой улочке к фонтану, где уже побывал в свой прошлый визит в Серебряное царство. Было безлюдно и тихо, в домах не горел свет, не было слышно ничьих голосов, даже деревья не шелестели листьями. Серебряное царство как будто вымерло. Затаилось, спряталось все живое, в воздухе пахло только горелыми ветками, будто по всему городу жгли костры. Ваня шел быстро, вот уже он увидел вдалеке мраморные плиты фонтана. Не было слышно ни журчания, ни плеска — фонтан не работал, но мраморная чаша была наполнена до краев ледяной водой. Иван зачерпнул ее в ладони, напился и умыл лицо, вспомнил, что воды ему набрать не во что, и стал оглядываться вокруг в поисках какого‑нибудь ведра, нечаянно оставленного забывчивой хозяйкой. Ему не повезло, нигде не было ни ведра, ни плошки, зато валялись на земле черепки от разбитого кувшина. Ваня поднял один, другой, повертел в руках, нашел осколок от днища, куда можно было налить немного воды, и опустил его в чашу. Набрал, и, стараясь не расплескать, бережно понес волчице. Вдруг сзади послышались шаги, Ваня обернулся и обомлел: к нему подходили три дюжих молодца, все как на подбор были статны, могучи и плечисты. Одеты были молодцы в кожаные доспехи. Ивана грубо схватили за грудки:

— Кто таков? Куда идешь?

— Да вот, — пролепетал Иван, — воды взял напиться!

— А ведро где? — прорычал один из молодцев. — Али ты врешь?

Ваня молча протянул ему свой черепок. Тот подозрительно оглядел его и строго спросил:

— Разбил, что ли?

— Разбил, — кивнул Ваня.

— Так‑то ты, — взревел другой, — бережешь добро своего царя Елисея! А ну, дай сюда!

И он, выхватив черепок из Ваниных рук, жадно выпил из него всю воду. Иван молчал.

— Колодец где? — спросил его воин.

— Фонтан, — поправил Ваня и показал рукой, — вон там.

— Там, говоришь? — строго спросили его. — Ну ладно, проваливай!

Ивана толкнули в спину, один из воинов что есть силы хватил черепком о землю, и тот разлетелся на несколько частей. Молодцы дружно расхохотались и зашагали к фонтану, а Ваня, отойдя на пару шагов, во все лопатки помчался к Весте.

— Там, — он лихорадочно размахивал руками, — медные воины!

— Знамо дело, что воины, — открыла глаза волчица. — Воду принес?

— Нет, отобрали, — сокрушенно вздохнул Иван.

— Лешак их побери! — рыкнула Веста. — Ну да ладно, чай, не помру.

— Я могу еще сходить, — отважно предложил Ваня, но она махнула на него лапой: сиди уж, чего там.

— Как же нам попасть во дворец? — поинтересовался Пересвет. — Он наверняка взят в кольцо.

— Взят, — согласилась волчица, — а ты что, рассчитывал, что мы войдем к царю Далмату через главные ворота? Не бывать такому. Придется порядком потрудиться. Ваня, садись ко мне на спину да держись крепче. Поедем на разведку.

Ваня встряхнулся, взял кувшинец и залез на волчицу. Та, вздыхая и кашляя, тихонько побежала по ночному городу, да так, что шагов ее было не слышно. Пересвет ехал следом, слышно было только, как мелодично позвякивали колечки в сбруе Хранимира. Навстречу никого не попадалось: ни жителей, вздумавших прогуляться под луной, ни стражников, обходивших город с дозором, ни медных воинов. До площади дошли свободно и без задержек. Тут путники увидели, что Серебряный дворец был окружен высоким и, судя по всему, наспех сооруженным забором из гладких сосновых бревен. Стояли бревна один к одному, верхние концы их были остро обтесаны, так что о том, чтобы перепрыгнуть через забор, не могло быть и речи. Вдоль забора стояли высокие воины с секирами. Волчица жадно облизала кончик носа и поинтересовалась у Вани:

— Ну как? Как во дворец проберемся?

— Не знаю, — развел руками Ваня. Подумал немного и обратился к Пересвету: — Скажи, брат, а здесь знают о твоем побеге?

— Сомневаюсь, — задумчиво ответил Пересвет, — разрозненные части наших войск почти не сообщаются, за исключением срочных дел. Мой побег вряд ли можно назвать делом первейшей важности, так что, думается мне, здесь вряд ли кто‑то об этом знает.

— Но ведь тогда, — обрадовался Иван, — мы можем пройти во дворец запросто, как свои люди! Надень доспехи, скажи, что ты посланник Рогнеды, и смело ступай к царю! Нас возьмешь с собой как соратников или как пленников, неважно. Главное — во дворец мы можем войти открыто, не таясь!

— Хорошая мысль, — одобрила волчица, — жаль, сама не догадалась. Но молодец, Иванушка. А ты как думаешь, Пересвет?

— Мысль‑то хороша, — степенно ответил тот, — да только боязно мне напрямую идти. Не лучше ли какой ход потайной отыскать?

— Некогда искать, — отрезала Веста, — сказывай, согласен или нет?

— Согласен, — вздохнул Пересвет, — чего уж тут. Двум смертям не бывать…

— …а одной не миновать, — подхватил Ваня.

Пересвет ему улыбнулся и начал облачаться в доспехи. Иван помогал ему, наконец все было закончено. Пересвет застегнул пряжку на плаще, расправил плечи и стал будто бы еще выше ростом. Перед Вестой и Иваном стоял теперь воин медного войска, сильный, холодный и безжалостный, и не верилось уже, что это тот самый Пересвет, добрый друг и надежный товарищ.

— Вперед! — рявкнул он и вдруг, заломив руки Ване за спину, потащил его перед собой.

Кувшинец он успел выхватить у Ивана еще раньше и теперь нес его, держа рукой за одно из рылец. Веста хотела на него броситься, но он сделал ей жест рукой, и волчица отступила, сообразив, что это не более чем игра. Хранимир шел в поводу, довольный тем, что под ногами у него ровная дорога, а не болотная жижа.

— Кто идет? — окликнул Пересвета первый же стражник у частокола. — Стоять!

Пересвет презрительно на него посмотрел и рявкнул так, что по площади прошлось эхо:

— Царевич Пересвет! Сын владычицы Рогнеды!

Стражник как стоял, так и упал, выронив секиру из рук:

— Прости, государь, не признал!

— Где уж тебе, — фыркнул Пересвет и требовательным тоном вопросил — Скажи, воин, где пленный царь Далмат, ибо я хочу его видеть?

— В опочивальне своей дочери Калины, — с облегчением отрапортовал стражник, довольный уже тем, что царевич на него не гневается, — денно и нощно его стерегут наши воины!

— Хорошо, — важно бросил Пересвет и милостиво кивнул, — разрешаю тебе и дальше нести свою службу, солдат!

— Премного благодарен, государь, — кивнул стражник, подобрал секиру и встал по стойке „смирно“, руки по швам — ни дать ни взять бравый вояка.

Пересвет медленным шагом брел вокруг частокола, заговаривая с каждым стражником. Он раздавал приказы, ругал за плохое усердие в несении службы, топал ногами и говорил, что обязательно при случае все доложит царице Рогнеде. Стражники бледнели и дрожали, умоляли о милости, кое‑кто был готов даже пасть на колени перед царевичем. Наконец Пересвет оказался возле ворот, сделанных из особо крупных бревен, в два обхвата каждое. Здесь уже дежурили с полдюжины стражников, высоких ростом и с такими толстенными шеями, что у рубах, в которые они были облачены, грозили лопнуть вороты.

— Кто такие? — лениво вопросил один из громил, подслеповато глядя на Пересвета. Видимо, природа, наградившая его изрядной статью, не сочла нужным позаботиться о зрении. — Чего надобно?

— Царевич Пересвет! — громко ответствовал Пересвет. — К плененному царю Далмату!

— А это кто? — недоверчиво хмыкнул стражник, поглядывая на Ивана и волчицу.

— Перебежчик из местных, — коротко бросил Пересвет, — и его ручной волк.

— Волк, говоришь? — заинтересовался страж. — А отчего не на цепи?

— Ручной же, — Пересвет нетерпеливо поморщился, — он с нами. Отвори ворота.

— Прости, царевич, — развел стражник руками, — не положено! Приказ царицы Рогнеды!

— Я сын царицы Рогнеды! — воскликнул Пересвет и распахнул на груди рубаху, показывая горящий камень у себя на груди. — Великая царица послала меня сюда для ведения переговоров с пленными!

— Государь, — стражник повалился ему в ноги, — не вели казнить! Я думал, что ты сын царя Елисея!

— Встань и отвори ворота, — прорычал Пересвет, — или я прикажу тебя немедля повесить!

Стражник проворно вскочил на ноги и при помощи пятерых товарищей, которые до сих пор молчаливо внимали разговору, стал отворять тяжелые створки ворот. Те долго не поддавались, но наконец, когда все вшестером навалились на них могучими плечами, громко заскрипели и начали медленно открываться. Пересвет достал молодильные яблоки из седельных сумок, оставил Хранимира рядом со стражниками и, толкая Ваню перед собой, вошел внутрь. Веста прошмыгнула следом, и ворота закрылись.

Прежнего забора больше не было, его полностью разрушили, остатки втоптали в землю, пройдясь не одной сотней подкованных железом сапог. До дворца было рукой подать, все вместе быстро добрались до крыльца и открыли двери. Нигде не было слышно ни звука, людей не было, видимо, вся стража, сосредоточенная во дворце, была где‑то возле самих царских покоев. Не таясь, как в прошлый раз, волчица быстро мчалась вверх по парадным лестницам, где при свете свечей были видны грязные следы и кровавые подтеки. На самом верху возле царских покоев в карты резались человек с пятьдесят воинов, кто‑то был уже сильно пьян и едва держался на ногах, кто‑то с ожесточением грыз ногти и считал деньги, пересыпанные на ладонь. Игра шла вовсю, часть игроков была в одних нательных рубахах, кое‑кто сидел без сапог, поджав под себя босые ноги. Стоял гул, как на любой гулянке, в шуме голосов можно было различить ругань, пьяный смех, крики, стоны. Какая‑то полуголая девица бродила между играющими, криво усмехаясь и покачивая крутыми бедрами.

— Воины!

Могучий рев Пересвета перекрыл все голоса, эхом раскатился по дворцу. Игра тотчас прекратилась, слышно было только, как кто‑то продолжает хихикать в углу.

— Воины Медного царства! — произнес Пересвет уже тише. — Что вижу я?

Произошло всеобщее смятение, вояки, узнавшие царевича, спешно прятали карты и приводили в порядок свое платье.

— Воины Медного царства! — продолжал Пересвет. — В то время как моя мать, великая царица Рогнеда, ведет победоносную, но отчаянную борьбу с непокорными державами, что делаете вы, лучшие из лучших в великом войске царя Елисея?

В наступившей тишине кто‑то пьяно захохотал и произнес:

— Ишь ты, как царевич радеет за свое войско! А я слыхал, что на подступах к Золотому царству…

Волчица сработала молниеносно: метнулась к говорящему и мигом успокоила его ударом могучей лапы. Тот слабо всхлипнул и, скорчившись, затих на полу. Пересвет еще некоторое время продолжал распекать воинов, но затем сказал:

— Впрочем, я здесь не с тем, чтобы указывать вам на ненадлежащее несение службы. Я имею поручение от матери моей, царицы Рогнеды. Я должен говорить с плененным царем. Ведите меня к нему.

От толпы служак шустро отделился воин, тощий, как прутик, и воскликнул тонким голосом:

— Я отведу тебя к Далмату, царевич!

— Веди, — милостиво разрешил Пересвет, — а остальным прошу иметь в виду: обо всем творящемся здесь будет незамедлительно доложено царю Елисею и царице Рогнеде!

Воины сокрушенно качали тяжелыми с похмелья головами. Девицу тут же подхватили под белые рученьки и повели прочь, чтобы гневный царевич не увидел сего непотребства. Тощий вояка почтительно шагал впереди, оглядываясь и вздрагивая каждый раз, когда ему казалось, что Пересвет неодобрительно на него смотрит. Наконец он остановился перед дверью, уже знакомой Ване после его знаменательного ночного приключения в Серебряном дворце, и проговорил:

— Это, царевич, и есть опочивальня царевны Калины. Здесь же мы держим царя Далмата, неусыпно следя за каждым его шагом. Нужно ли мне сопровождать тебя на допросе?

— Не стоит, — строго ответил Пересвет, — возвращайся к своим и помни, что царица Рогнеда никому не прощает пьянства, блуда и вольнодумства!

— Слушаюсь, царевич, — поклонился воин и удалился на цыпочках, сокрушенно качая головой при мысли о грядущем возмездии.

Пересвет, убедившись в том, что стражник уже далеко, отпустил Ивана и шепотом спросил:

— Я тебя не задавил ненароком?

— Нет, — прохрипел Ваня, у которого отчаянно затекли спина и запястья, — напугал только.

— Это ничего, — улыбнулся Пересвет, — а теперь веди‑ка нас к царевне. Ты ведь с ней уже знаком? Да не просто знаком — в жены, говорят, сватали?

— Откуда знаешь? — изумился Иван. — Я тебе не рассказывал!

По лукавой морде волчицы Ваня понял, что это она обо всем поведала Пересвету, хотел было обидеться, но вместо того только рассмеялся:

— Эх ты какая! Сразу видно — женщина, не умеешь язык за зубами держать.

Веста только фыркнула. Открыли дверь, быстро прошли комнатушку, где раньше дежурили богатыри, охранявшие птицу‑огнецветку, и вошли в царевнину опочивальню. В нос сразу ударил резкий запах гари. Когда все трое пригляделись, увидели, что в светлице медленно тлеет занавеска, загоревшаяся от свечи. Ваня быстро подбежал, сорвал ее и затушил, затем отворил окно и впустил в светлицу свежий воздух. Только потом осмотрелись. На кровати под пологом, где прежде спала царевна Калина, теперь крепким сном спал царь Далмат. Сама Калина спала, свернувшись калачиком, на ковре рядом с окном, так что Ваня едва на нее не наступил. Он подошел к царю, который во сне казался просто маленьким старичком, и осторожно потряс за плечо:

— Батюшка царь!

Далмат не просыпался. Ваня потряс сильнее:

— Батюшка царь!

— А? — не открывая глаз, просипел царь и тут же заворчал горестно: — Да что же это такое! В мои‑то годы, в былые‑то годы… Мы пленникам хоть поспать спокойно давали ночью! Молодежь беспутная!

— Батюшка царь! — в третий раз воскликнул Иван. — Это же я, Ваня, помнишь? Я тебе живой воды и молодильных яблок обещался привезти — так вот, я принес!

— Ой, прочь, прочь! — отмахнулся царь, повернулся на другой бок и укрылся с головой толстым одеялом.

Ваня не отступал и закричал уже в самое ухо Далмату:

— Батюшка царь! Да что ж это такое, — он с отчаянием посмотрел на Весту, — не просыпается старик!

— Кто это старик? — мгновенно проснулся царь и гневно посмотрел на Ивана. — Это какой еще старик? Я еще, поди, поскриплю малость, потопчу землю, рано меня еще в старики записывать!

Ваня не мог удержаться от смеха, даже Пересвет и тот заулыбался.

— Царь Далмат, — наконец почтительно продолжил Иван, — али ты меня не помнишь?

— А? Кто? — Царь потянулся и потер глаза руками. — Ванька! Ты, что ли?

— Я, — заулыбался Иван, — я, царь‑батюшка!

— Экий ты прыткий! — покачал Далмат седой головой. — А я уж думал, ты все, с концами! Я‑то вишь как, — он скорбно пожевал губами, — на старости лет да в полон попал. И к кому! Не к ворогу какому, а к своему же приятелю давнишнему, Елисею‑царю!

Ваня хотел было рассказать, что царь Елисей тут ни при чем, но предпочел сразу перейти к делу. Он взял у Пересвета четыре молодильных яблока и кувшинец с живой водой и протянул их царю:

— Отведай, батюшка! Все, как ты просил, заслужил я у владыки Кусмана!

— Да неужто добыл‑таки? — не поверил царь.

— Добыл, — кивнул Ваня, — да ты пей, пей!

Далмат взял в руки кувшинец о двенадцати рылец и, смеясь, как ребенок, осторожно понюхал воду. Посмотрел на Ивана:

— Неужели и впрямь живая вода?

— Живая и есть, — уверил тот, — да ты пей, батюшка!

Царь охнул, еще раз понюхал, тронул пальцем, облизал его и вдруг, резко выдохнув, жадно припал к кувшинцу. Выпил едва ли не половину, затем вспомнил, что надо еще умыть глаза и, налив из самого нижнего рыльца себе воды в ладони, ополоснул лицо. Крякнул по‑молодецки:

— Эх, хороша водица, жаль, мало! Теперь закусить бы!

Он взял золотое яблочко и засунул его целиком в рот. Сжевал с хрустом, взял второе, съел, даже огрызка не оставил. Третье Далмат ел уже не спеша, явно наслаждаясь вкусом, обсосал все семечки и, подержав немного на ладони, проглотил и их. К четвертому яблоку царь и вовсе долго примеривался, смотрел на него, причмокивал губами, оглаживал пальцами. Вдоволь налюбовавшись, он откусил от него кусок и проглотил не жуя. Оставшееся он доедал мучительно долго, тщательно разжевывая каждый кусочек и что‑то пришептывая. Наконец с яблоками было покончено, и царь Далмат, довольно вздохнув, допил из кувшинца остатки воды.

— Вот так вот! — Он похлопал себя по животу. — Эх, хорошо, жаль только мало!

— И чего? — помимо воли вырвалось у Вани.

Царь посмотрел на него недоуменно:

— А чего дальше? Покушал — и на бочок!

— На какой еще бочок? — изумился Иван. — А молодеть ты, царь‑батюшка, собираешься или нет?

— Отчего мне молодеть надобно? — не понял Далмат. — При такой‑то жизни не то что молодеть, помрешь раньше сроку.

— Так яблоки же, — запротестовал Ваня, — молодильные‑то! И вода живая!

— Это как это живая? — сонно спросил царь. — Что ж ты раньше не сказал!

— Да я сказал вообще‑то, — осторожно проговорил Иван, глядя на царя с изумлением, — и про яблоки молодильные, и про воду. Вы же меня за ними и посылали!

— Я посылал? — удивился Далмат. — Да, точно… Ишь, память‑то у тебя какая! Ну, молодильные так молодильные, я не возражаю. А теперь баиньки.

— Как это баиньки! — едва не закричал Ваня. — Почему это баиньки! Я тебе, царь‑батюшка, службу сослужил, яблоки и воду достал, а там уж твое дело — молодеть или нет. А только птицу‑огнецветку ты мне отдай!

— Какой ты сердитый, — огорчился Далмат, — да забирай ты свою птицу на здоровье, нужна она мне больно. И дочку еще прихвати в придачу, толку‑то с нее…

— Нет уж, царь‑батюшка, — усмехнулся Иван, — дочку ты свою, пожалуй, себе оставь, а мне огнецветку отдай, да так, чтобы клетка не зазвенела и по всему дворцу перезвон не пошел.

— Эх, не жалеешь ты старика, — заохал царь.

Но все‑таки встал и подошел к серебряной клетке, в которой сидела чудо‑птица и, по всей видимости, крепко спала. Не спеша вытащил из‑под клетки золотую дощечку, от которой расходились тонкие, как волос, нити. Перерезал одну за другой и протянул клетку Ивану:

— На уж, владей. Заслужил.

— Спасибо тебе, государь! — низко поклонился Ваня. И не удержался все‑таки, спросил: — Царь‑батюшка! А молодеть‑то когда будешь?

— Утро вечера мудренее, — неопределенно ответил царь, — с твоего позволения…

Он грузно взгромоздился обратно на свое ложе и мгновенно захрапел пуще прежнего. Ваня постоял, посмотрел на него и обернулся к своим молчащим до сих пор спутникам:

— Пойдем, что ли?

— Куда идти посередь ночи! — хмыкнула Веста. — Все равно, если нас раскроют, не скрыться от расправы. Так что останемся здесь до утра, чай, до рассвета никто не решится нас жизни лишать. Ты как думаешь, Пересвет?

Пересвет пожал плечами:

— Делай, как считаешь нужным.

— Тогда остаемся, — уверенно сказала волчица, — а как только рассветет — в путь.

Ваня согласно кивнул и улегся на полу рядом с царской кроватью. Веста легла рядом, привалившись к нему теплым боком, а Пересвет, недолго думая, прикорнул возле царевны Калины.

Иван долго не мог заснуть. Он вдыхал свежий ночной воздух, врывавшийся в царскую опочивальню из открытого окна, обнимал Весту за шею, чувствуя непонятную нежность. Он не мог не признать, что волчица ему нравится, более того, она нравилась ему настолько, что было даже удивительно: как это зверь может вызывать такие странные, будоражащие душу чувства. Конечно, не раз приходила Ивану мысль, что Веста не простая волчица, он вспоминал и царицу Рогнеду, умеющую обращаться в ворона и волка, вспоминал встречу в колодце с царевной лягушкой, и думал, думал, думал… Потом незаметно для себя он уснул и во сне видел Весту в золотой короне, грустную отчего‑то Светлояру и царя Далмата, который уговаривал Ваню стать его зятем. Дальше Иван провалился в глубокий сон без сновидений, да так и проспал до самого рассвета.

— Ваня!

Громогласный бас заставил Ивана подпрыгнуть. Он дернулся, ударился головой о кровать и прикусил язык. Было очень больно, зато весь сон слетел мгновенно, и Ваня осторожно открыл глаза. Сначала он ничего не увидел перед собой, потом все‑таки догадался развернуться и уткнулся носом в чью‑то могучую ногу.

— Ваня!

Ваня поднял голову и обомлел. Перед ним стоял царь Далмат, но в каком виде! Где его былые морщины, где согбенная спина и седые волосы! Над Иваном нависал добрый молодец, статный, как сосна, и крепкий, как железо.

— Далмат? — недоверчиво спросил Ваня и поднялся на ноги.

Далмат, уперев руки в боки, добродушно расхохотался:

— Далмат и есть, Ванюшка! Экие яблоки‑то оказались! Прибавилось силушки, поди, еще поболе будет, чем в молодые годы!

— Ну и ну! — только и смог сказать Ваня и обошел царя Далмата кругом.

Живая вода и молодильные яблоки и в самом деле сотворили чудеса: царь сбросил лет тридцать и был до того хорош, что хоть сейчас на доброго коня да в жаркий бой. Ивану пришла в голову мысль:

— Царь‑батюшка! А что если тебе набрать молодцев покрепче да всем вместе и изгнать прочь всю эту нечисть? Войско‑то ушло к Золотому царству, здесь осталась малая часть. Ежели взяться всем вместе да поднажать как следует — к вечеру здесь и духу не останется от чужаков!

— Славно, Ваня, славно, — кивнул Далмат, — я сам о том думал. Да только где ты их наберешь — молодцев этих? Все, кто был, или полегли, или в полон взяты. Разве что три моих верных богатыря — Будимил, Будимир и храбрый витязь Будислав. Но где они ныне, в каких краях, не ведаю.

— А разве они не воевали вместе со всеми, когда медное войско подошло к стенам города? — удивился Иван.

Царь только плечами пожал:

— Не воевали, Ванюша. Осерчал я на них больно за то, что они тебя в покои дочери моей допустили, да и на младшего, Будислава, по сию пору гнев держу: ишь, чего удумал, с Калиной шашни заводить! Вот и прогнал всех троих с глаз долой, из сердца вон. А сегодня уже сколько раз пожалеть успел — мои‑то богатыри хоть и на водку больно падкие, да только в бою полусотни лучших вояк стоят! Коли они бы все вместе сейчас навалились да со мной потрудились, порубили бы мы всех врагов до единого!

— Да, — вздохнул Иван, — жаль, что ты их прогнал, царь‑батюшка! Но тут уж ничего не поделаешь. А теперь, — тут Ваня поклонился, — не гневайся, государь, но пора мне товарищей будить да в путь‑дорогу отправляться.

— Куда это еще? — недовольно поморщился царь. — Отчего остаться не хочешь? Али я тебе наскучил?

— Что ты, царь Далмат, — взмахнул Ваня руками, — разве может мне надоесть твое царское величество? А только птица огнецветная, что ты мне за службу подарил, мне не для утехи и не для забавы нужна. Должен отвезти я ее в державу медную, царю Елисею на поклон. Обещался мне владыка Медного царства за нее дочь свою, Светлояру‑царевну отдать. Невеста она моя, — добавил Ваня.

— Ишь ты, — так и хлопнул в ладоши Далмат, — чего выдумал, за семь верст киселя хлебать! Коли тебе так жениться на царевне приспичило, бери мою Калину! И девка сама хороша, и приданое…

Тут царь завел свою прежнюю песенку, сводящуюся к тому, что Иван должен непременно стать его зятем. Ваня как мог отнекивался, поначалу вежливо, потом уже грубее, наконец не выдержал и, взвыв, бросился будить Весту. Царь не отставал:

— Да погоди! Куда ты, чумной! Тебе же, дураку, такую невесту предлагают! Такую девку! Все при ней: и лицом пригожа, и статью…

— Веста, — простонал Иван, — вставай, милая!

Волчица шумно вздохнула и потянулась. Открыла глаза и посмотрела на Ваню:

— Здравствуй, Иванушка!

— Доброе утро, — облегченно улыбнулся Иван и, оглянувшись на царя с тревогой, быстро зашептал ей на ухо: — Спасай, милая, мне тут снова Калину сватают, я уж не знаю, куда деваться!

— А ты чего же? — хихикнула волчица. — Она что, девка и впрямь ничего, бери — не пожалеешь!

— А, чтоб вас! — в сердцах воскликнул Ваня и пошел будить Пересвета под непрекращающийся бубнеж царя Далмата.

— Пересвет!

— …а в приданое дам я торговых городов сколько стребуешь…

— Вставай, Пересвет!

— …свадьбу, коли захочешь, сыграем с размахом, музыкантов назовем столько, что и раньше не бывало, и впредь не будет…

— Пересвет! — заорал Ваня в бешенстве. — Да вставай же!

Царь будто ничего не замечал и продолжал как ни в чем не бывало:

— Царство поделю по‑братски. Половина тебе — половина мне, как хошь, так и правь. А как войдешь в пору, да сам станешь царствовать…

Но тут, к счастью для Ивана, как раз проснулся Пересвет и зевнул до того громко, что колыхнулся полог над кроватью.

— Доброе утро, Иван!

— Доброе, доброе, — пробормотал Ваня, окончательно одуревший от назойливого сватовства.

— Здравствуй, Пересвет, — улыбнулась подошедшая Веста, — ну как, в дорогу, что ли? Теперь наш путь лежит в Медное царство!

— В дорогу, — кивнул Пересвет, взял из рук Вани клетку и завернул ее в» попавшийся под руку коврик.

Птица попыталась что‑то вякнуть, но так почему‑то и не решилась, ограничившись жалким писком, больше похожим на кваканье.

— Ну, вперед, — кивнул Иван, — давай веди меня, Пересвет!

Тот взял его за ворот рубахи и, вежливо кивнув царю, пошел из горницы. Веста, ткнув на прощание носом царя в живот, шустро побежала за ним. Только тут Далмат опомнился:

— Куда?! А как же свадьба?

Иван простонал и понесся вперед, волоча за собой Пересвета. Тот, с трудом держа в руках тяжеленную клетку, еле поспевал, боялся ненароком придушить Ваню, но в то же время и не мог отпустить его ворот, зная, что стражники будут особо зорко следить за тем, как он обращается с пленником. В коридоре, где еще вчера шла развеселая гулянка, сегодня было все прибрано и вычищено до блеска. Четверо подтянутых стражей стояли у четырех дверей, крепко сжимая боевые топоры. Как по команде, они низко поклонились царевичу Пересвету, и только один из них осмелился робко у него поинтересоваться:

— Как прошел допрос, государь?

— Хорошо, — коротко ответил Пересвет, — царь Далмат уже почти готов передать царствование великой царице Рогнеде.

— Вот это новость так новость! — восхитился стражник и тут увидел в руках у Пересвета серебряную клетку. — А птичку ты куда нести изволишь?

— В подарок царю Елисею, — честно признался тот, — по личной просьбе.

— Эвон оно как! — глубокомысленно протянул страж. — А я и не знал, что царь Елисей птичками интересуется.

— Интересуется, — ответил Пересвет уже на ходу, — потому и просил меня.

— Угу, угу, — согласно закивал страж, — ну, значит, обрадуете батюшку.

Пересвет открыл дверь и быстро пошел прочь. Пару раз еще попадались на пути воины и стражники, но все были уже уведомлены о том, что ночью к царю Далмату явился сам царевич, и не задавали никаких неприятных вопросов.

Из дворца все выбрались спокойно, если не считать того, что уже на крыльце птица решила подать голос. Но на нее никто не обратил внимания, а Пересвет, дотолкав Ваню до ворот, с шумом поставил клетку на землю.

— Конь мой где? — строго обратился он к дежурившим стражникам.

Те, поклонившись, хором ответствовали:

— В конюшне, государь!

— Привести, да поживее! — приказал Пересвет.

Один из стражников еще раз поклонился и быстро побежал за Хранимиром. Остальные молча стояли, вытянувшись в струнку и ожидая, что же скажет грозный царевич. Но Пересвет молчал, еще крепче сжимая Ванин ворот, и о чем‑то крепко думал. Через несколько минут из конюшни прибежал запыхавшийся стражник, ведя в поводу могучего коня. Хранимир был перекован, грива заплетена в мелкие косички, сбруя начищена до блеска.

— Молодцы, постарались, — одобрительно кивнул Пересвет, взобравшись в седло, — кто главный конюший?

— Я, царевич, — нахально соврал стражник, бегавший за конем, — Мишатой Остромирычем люди зовут!

— Молодец, Мишата, — похвалил его Пересвет, — хорошо свое дело знаешь!

Стражник довольно засопел, а Пересвет, тычком усадив Ваню перед собой, легонько ударил Хранимира по бокам. Конь взвился и помчался стрелой, Веста побежала следом.

— Эх, — хлопнул Мишата в ладони, — хорошо дело слажено! Теперь и царь отметит, а главное, царица не забудет: еще бы, уважил сынка!

Остальные завистливо на него посматривали, коря себя за нерасторопность. А тем временем царевич мчался по улицам города, которые уже заливали красные рассветные лучи. У ворот он чуть не столкнулся грудь в грудь с воином верхом на вестовом коне, обругал его и поскакал дальше. А если бы Пересвет догадался затребовать у вестового грамоту, которую тот вез от самой царицы Рогнеды, то прочитал бы в ней, что царица требует взять его, Пересвета, в полон как изменника и привезти к ней на суд и расправу. Но этого сделать он почему‑то не догадался, зато наконец отпустил Ваню.

— Ну что, брат Иван, дальше со мной поедешь или на волчице верхом?

Ваня посмотрел на Весту. Та улыбнулась, видя его недоумение, и со смехом сказала:

— Видно, суждено мне тебя на себе возить, да я и не отказываюсь, мне уже и непривычно как‑то одной бежать. Слезай‑ка ты, Иванушка, с Хранимира и залезай ко мне на спину.

Ваня покраснел, но все‑таки спрыгнул с коня и, потрепав Весту по голове, забрался на нее верхом.

— В путь! — звонко сказала волчица. — До вечера надо нам добраться до Медного царства. А время не ждет, — она тревожно взглянула на небо, — не успеем оглянуться — уже и солнце сядет. В путь!

— В путь, — повторил Пересвет и похлопал Хранимира по спине, — никогда ты не подводил меня, друг, не подведи и сейчас. Быстрее ветра донеси до самых медных ворот!

Конь всхрапнул и, встрепенувшись, поскакал вслед за Вестой.

Ехали долго, солнце уже успело подняться высоко, да так и застыло на одном месте, посылая на землю раскаленные лучи. Было душно и жарко, снова где‑то вдалеке заворчал гром, но в небе пока не появилось ни единого облачка. Дорога шла вдоль пшеничного поля, налитые колосья слабо покачивались на ветру, васильки тянули вверх свои синие головки. Справа текла река, узкая и вся заросшая травой, на другом ее берегу виден был луг с травой, пожухлой от зноя. Поле давно закончилось, теперь путь шел через небольшую березовую рощу, деревья в ней росли редко, так что от солнца не было никакого спасения. После рощи началось еще одно поле, ячменное, за ним снова пшеничное, а потом уже до самого горизонта тянулась равнина, заросшая ковылем. Ваня, убаюканный ее однообразием, начал клевать носом, зато Весту, как ни странно, тянуло поговорить.

— Скоро в Медном царстве будем, — начала она, — а там и с Елисеем свидишься, огнецветку отдашь.

— Угу, — сонно пробурчал Ваня и покосился на клетку со зловредной птицей, которая оставила в его памяти только мрачные воспоминания.

— А там, — продолжала волчица, — и Светлояру увидишь.

— Светлояру‑то? — мигом проснулся Иван. — Это да, увижу.

— Увидишь, — медленно проговорила Веста, и Ване почему‑то показалось, что в ее голосе проскользнула грусть.

Он насторожился:

— Что ты?

— Ничего, — быстро ответила волчица, — за тебя радуюсь. Невесту наконец получишь.

— Да, невесту… — Ваня ненадолго задумался, — только почему невесту? Мы с ней не собирались пожениться.

— Как это? — удивилась Веста. — Ты же ее любишь.

— Люблю… — еще задумчивее произнес Иван и будто бы с удивлением переспросил: — Люблю?

— Любишь, — подтвердила волчица подозрительно дрожащим голосом, — иначе зачем бы ты отправился в такой путь!

Ваня не ответил, стараясь правильно подобрать слова. Наконец он со вздохом сказал:

— Я не знаю царевну Светлояру. Я знаю Свету, с которой мне было хорошо и спокойно. И любовь моя к ней спокойная. Я не готов на подвиги и безумные поступки ради нее. И я не впаду в печаль, если ее со мной нет.

— Но ведь ты, — Веста не могла поверить, — ведь ты уже совершил подвиг и безумство! Ты отправился в путь, и не просто куда‑то, а сам не зная куда! Ты столько повидал и столько сделал для того, чтобы быть с ней! Ты не можешь ее не любить.

— Не могу, — согласился Иван, — и мне сложно объяснить тебе то, что я сейчас чувствую. Я любил и люблю не саму Светлану, и тем более не царевну Светлояру, я люблю быть с ней, я люблю покой и уют рядом с ней. Я люблю не человека, а чувства. Чувства, которые он у меня вызывает. А Светлана вызывает у меня уверенность в том, что и завтра все будет так же спокойно. Но чем дольше я здесь, — тут Ваня тяжело вздохнул, — тем больше я понимаю, что мне уже не нужен покой. Я изменился. Мне теперь не стать прежним. И самое главное, что я здесь понял, это то, что мой путь стал важнее цели. Важнее Светлояры. Кроме того…

Он замешкался, волчица нетерпеливо спросила его:

— Что ты хотел сказать?

— А, неважно, — отмахнулся Ваня и с улыбкой добавил так тихо, что она не смогла расслышать: — А кроме того, я встретил тебя…

Веста замолчала. Быстро бежала она по ковыльному ковру, жадно вдыхала аромат травы, запах свежего ветра, теплой земли. На шаг позади волчицы скакал Пересвет, порядком измученный дорогой. Он плохо спал ночью, несколько раз просыпался и беспокойно осматривался по сторонам, часто задерживал взгляд на спящей царевне и, улыбаясь, снова ложился на пол. Крепко задремал он только после третьих петухов, но тут уже потихоньку начало рассветать, проскакал далеко за серебряными стенами красный всадник, и взошло солнце. С тяжелой головой и слипающимися глазами оседлал Пересвет верного своего Хранимира, хотел плеснуть в лицо холодной водой, но решил, что не стоит терять время на такие мелочи, а теперь вот жалел. Сухой степной воздух усыплял, от начинающейся жары сильно клонило в сон. Царевич Пересвет клевал носом, тряс головой, но ничего не помогало, перед глазами было только какое‑то белесое марево, мысли путались, и ему приходилось делать значительные усилия, чтобы удержаться в седле.

— Ты ничего не слышишь? — Голос волчицы был тревожный.

— Что, — с трудом ворочая языком, спросил Пересвет, — что такое?

— Ничего, говорю, не слышишь?

Пересвет прислушался, но не услышал ничего, кроме шелеста травы.

— Ничего, — вяло произнес он, — ничего нет.

— Эх, — досадливо пробурчала Веста и обратилась к Ване: — А ты что‑нибудь слышишь?

— Нет, — ответил Иван и тут же насторожился. — Погоди‑ка! Кажется, что‑то слышу!

— Ну что, что, — торопливо спросила волчица, — что именно?

— Кажется, — осторожно сказал Ваня, — кто‑то песню поет. Или просто громко ругается.

— Ругается, — подтвердила Веста, — и хорошо, однако же, ругается!

Тут наконец и Пересвет различил сначала какой‑то невнятный гул, а потом, подъехав поближе, и обрывки разговора.

— Да ты чего творишь, дурная твоя голова! — вопил громкий женский голос, одновременно и ругая, и вразумляя кого‑то. — Я тебе что говорила, пенек ты эдакий? Говорила: раздобудь нам хворосту! Ты на кой целое дерево приволок, злыдень? Чего я теперь с этим бревном делать буду?!

Приглушенный бас что‑то ей отвечал, но что именно — слышно не было.

— Ты чем думал, олух? — не унималась дама. — Где ты посреди степи топор возьмешь?!

Ваня наконец узнал и голос, и манеру говорить и радостно зашептал на ухо волчице:

— Да это же Яга! И Темнополк наверняка там же!

— Какая это Яга? — удивленно спросил Пересвет. — Та самая, что ли, о которой ты мне рассказывал?

— Она, она, — закивал Ваня, — вот это здорово!

— Очень здорово, — подавленно хмыкнула Веста, — теперь подумай, как ты будешь перед ней за Медногрива отчитываться.

Иван нахмурился и потер лоб. Сказал задумчиво:

— А что можно поделать? Коня не воротить, не бегать же мне от Яги по всем царствам! А повинную голову меч, как говорится, не сечет.

Веста только фыркнула. Она крепилась изо всех сил, но и ей было страшно — о силе Яги ходили легенды, и что она сделает с тем, кто погубил ее любимого коня, даже подумать было жутко. Но Ваня был прав, скрываться и прятаться было глупо, так что волчица смело подъехала к пылающему костру, рядом с которым сидела, уже не ругаясь, Яга, а рядом с ней притулился и смущенный Темнополк. Пересвет, подъехав первым, спешился, отвесил низкий поклон и проговорил:

— Доброго вам дня, добрые люди!

— Люди! — расхохоталась Яга и кивнула Темнополку. — Нет, ты слышал?

— Слышал, — улыбнулся Темнополк и протянул Пересвету руку, — и ты здравствуй, добрый человек. Кто таков будешь? Куда путь держишь?

— Пересвет, сын Рогнеды, — представился тот и быстро оглянулся на подъехавших волчицу и Ивана, — мы с товарищами едем в Медное царство к царю Елисею на поклон.

— Ну и ну, — присвистнула Яга, — это кто там? Ванька, ты, что ли?

Ваня спрыгнул со спины Весты и, потупившись, подошел к ней.

— Ну, здравствуй, здравствуй, — ехидно прищурившись, начала Яга, — а чего это ты, милый, коня сменил? Али разонравился тебе мой Медногрив?

— Нет, не разонравился, — еле слышно пробормотал Ваня и весь похолодел в ожидании суда и расправы.

Яга не заставила себя долго ждать.

— Ах, не разонравился, значит! — начала она подозрительно мягким голосом. — Значит, полюбился тебе мой конек?

— Полюбился, — кивнул Ваня, понимая, что отступать уже некуда.

Яга помолчала несколько секунд и вдруг разразилась такими воплями, что страшно стало даже ко всему привыкшему Темнополку.

— Ты чего же творишь, Ванька‑разбойник! Ты же не колченогую кобылицу сгубил! Я тебе поверила, как брату родному, лучшего коня своего под честное слово отдала и что получила взамен? Проворонил, проспал, ушами прохлопал! Остались от Медногрива рожки да ножки!

— Не было у него рожек, — простонал Иван.

Яга разошлась еще больше:

— Не было, говоришь? Верно, не было! Сейчас у тебя будут! Как превращу тебя в козленочка — будешь знать, как чужих коней губить!

— Не кричи! — свистящим шепотом произнесла подошедшая волчица и немигающим взором уставилась Яге в лицо. — Кому как не тебе знать, что Иванушка не виноват! Я его коня съела, с меня и спрос будет.

— С тебя, говоришь? — с подозрительным спокойствием проговорила Яга. — Ну, раз с тебя…

Она взмахнула рукой, явно готовясь сотворить какое‑то заклятие, сорвались уже с пальцев голубоватые огоньки, но тут Ваня упал на колени и обнял Весту за шею. Закричал, с отчаянием глядя на Ягу:

— Не трогай ее! Превращай меня во что пожелаешь, но только не трогай ее!

Яга опешила. Щелкнула пальцами, задумчиво стряхнула пламя на землю. Помолчала, плюнула с досадой:

— А ну вас к лешему. Оба болваны, что один, что другая.

Иван вздохнул и зарылся лицом в белую волчью шерсть. Сердце отчаянно билось в груди, только сейчас Ваня понял, как сильно успел он привязаться к Весте и как много она для него значит. Он осторожно погладил ее по мягкому, будто бы бархатному уху, легонько поцеловал в нос, покрытый короткой шерстью, в самый кончик носа, который оказался холодным и мокрым, в глаза, в пушистые бугорки над глазами, где росли длинные черные волоски.

— Не бойся, она не тронет, — тихо шептал он ей, крепко обнимая и прижимая к себе.

Веста дрожала всем телом, но не от страха, как думал Ваня, а от одного ей ведомого чувства, незнакомого, но почему‑то очень приятного. Глаза у волчицы были закрыты, голову она склонила Ивану на грудь и тихонько посапывала носом, вздыхая и постепенно успокаиваясь.

— Ну, наобнимались? — рявкнула Яга, устав созерцать подобную идиллию. — Может, делом займемся? Решим, как дальше быть?

Она ворчала и ругалась, но по голосу было понятно, что Яга больше не сердится. Первым заговорил Пересвет, поняв, что сейчас толку от товарищей не добиться.

— Я царевич Пересвет…

Яга не дала ему договорить:

— Знаю, что Пересвет. Можешь не рассказывать, как ты от своих отбился и как дурней в Серебряном царстве провел, это я и без тебя знаю. А вот ты, поди, и не знаешь, что на тебя охота началась. Тут уж матушка твоя расстаралась, хочет живьем поймать и в Сторожевую башню заточить. Будешь там на пару с сестрицей названой жить‑поживать да добра наживать. Тьфу!

Яга со злостью хлопнула себя по бедрам и подбежала к сидящему Темнополку:

— А ты чего сидишь? Я тебе что сказала? За хворостом ступай, здесь мы и без тебя разберемся! Работничек, тоже мне! Думал, ночь отмахал, теперь отдыхать можно? Не дождешься у меня! Взялся за гуж — не говори что не муж, давай живо, чтобы одна нога здесь, а другая там!

— Не дюж, — осторожно поправил ее удивленный Ваня, полностью уверенный в том, что ослышался.

— Кому как, — сварливо ответила Яга, довольно посматривая вслед удаляющемуся Темнополку, — пока ты коня моего губил да кобылиц отлавливал, другие не зевали и времени зря не тратили. Обручились мы давеча…

— Вот оно как! — изумился Иван и тут же спохватился: — Ну тогда поздравляю!

— И без поздравлений тошно, — Яга только рукой махнула, — давай уж, рассказывай, что вы без меня наворотили. Я что‑то знаю, что‑то не знаю, так что говори как есть!

Ваня вздохнул и стал сбивчиво рассказывать о том, что с ним произошло с той поры, как простился с Ягой и Темнополком. Когда дошел до того момента, когда он вместе с кобылицами убегал от птичьего полчища, Яга насторожилась и стала просить, чтобы он постарался вспомнить все подробности. Ваня припомнил, что у ворона он срубил едва ли не крыло целиком, ворон упал на землю, широко раскрывая окровавленный клюв.

— Ну ты хорош! — восхитилась Яга. — А я все тебя ругала, мол, не годишься ни на что! А тут на тебе — самой Рогнеде навредить сумел!

— Какой Рогнеде? — удивился Ваня. — Это был просто большой ворон.

— Экий ты, право, дурень, — не удержалась Яга, — это и была сама царица Рогнеда! Умеет она обращаться и в зверей, и в птиц. Тут прослышала я, что какой‑то молодец отсек ей мизинец начисто на левой рученьке! А вон оно что, оказывается, ты расстарался!

— Неужели это была она? — Иван никак не мог поверить. — Зачем же она на меня нападала?

— Это она на тебя еще не нападала, — усмехнулась Яга, — иначе не сносить бы тебе головы. Так, пугнуть хотела, да кобылиц златогривых погубить, ты, считай, под горячую руку ей попал. А то, что тебя почти не тронула, так, видать, не ожидала от царского пастуха такой прыти.

— Вот как, — задумчиво проговорил Ваня, — никогда бы не подумал.

— Не подумал, говоришь? — Яга так и расхохоталась. — Да я тебе давно говорила, что нечего тут думать, делом надо заниматься! Добыл, что ли, птицу‑огнецветку?

— Добыл, — улыбнулся Иван, — да не один добыл, товарищи подсобили!

— Товарищи — это хорошо, — одобрила Яга, — товарищи да друзья‑приятели — это пуще всякого добра да богачества будет! Так ты, говоришь, сейчас прямиком к Елисею во палаты метишь? На поклон ему огнецветку понесешь?

— Да, — кивнул Ваня, — все, как обещался, исполнил. Теперь дело за самим Елисеем.

— Что у него за дела, — фыркнула Яга, — али не знаешь, что теперича Рогнеда всем в Медном царстве заправляет! Елисей совсем плох стал, опоила его царица зельем, состарила раньше времени, теперь ждет не дождется, когда он помрет, чтобы полновластной хозяйкой Медного царства стать!

— Не бывать тому! — воскликнул Пересвет, сверкая гневными глазами. — Пусть она моя мать, но и Елисей — названый батюшка! Хоть он и суров с нами был, поблажек да спуску никому не давал, да только люблю я его как отца родного! Не позволю я матушке сгубить Елисея‑царя! Раньше сам голову на плаху положу, а батюшку в обиду не дам.

— Хорош, хорош, — кивнула Яга, — всем ты, царевич, хорош, горяч только безо всякой меры. Елисей — враг мой извечный, сгубил он Василену‑красавицу, племянницу мою родную, за то ему и прощения нет. Да только мир мне дороже всякой мести будет, худо при Елисее жилось, а Рогнеда и вовсе зверь будет. Сама царство долго в руках держать не сумеет и другим не даст. Не терпит она боярскую волю, не слушает она стариков седобородых, все своей головой решать думает, а власть пуще самое себя любит. На том она головушку свою и погубит, если еще не погубила. Слыхал ты, верно, что заключила царица Рогнеда военный союз с владыкой Ерусланом, царем Сумеречного государства?

— Слыхал, — помрачнел Пересвет, — как не слыхать!

— А слыхал ли ты про то, что над Рогнедой Еруслан насмехается да со свету сжить решается?

— Не слыхал, но думаю, что так и есть.

— И все так думают, — назидательно проговорила Яга, — а что с того толку! Я тебе больше скажу: как захватит Рогнеда Золотое царство да как объявит себя владычицей трехдержавной, соберет Еруслан могучее войско, пойдет войной на Рогнеду‑царицу. И тут уж не обессудь — с землей сровняет Медное царство, следа от него не останется, и построит на его месте град Студенец.

— Что это за город такой? — удивился Иван. — Зачем он Еруслану?

— А затем, что давно он мысль вынашивал, как бы собрать в одном месте всех магов да чародеев великих, чтобы их руками всем светом править. И где такому граду быть выстроенным, как не на землях Медного царства! Край тот непростой: там небо с землей сходятся, звезды ночами падают, месяц белый по воде, как посуху, гуляет.

— Я что‑то там ничего особенно не заметил, — признался Ваня, — город как город.

— Да что с тебя взять, — махнула на него Яга рукой, — ты дальше своего носа ничего не замечаешь, и, как только на тебя царевна Светлояра клюнула, ума не приложу.

— Это я на нее клюнул, — усмехнулся Иван, — я и понятия не имел, что она царевна. Мне, если честно, неважно, какого она рода и племени. Я ее сейчас только из плена хочу спасти.

Яга посмотрела на него как‑то по‑особому проницательно и, погрозив ему пальцем, спросила:

— Ой ли! Так уж ты по своей ненаглядной Светлоярушке соскучился?

Ваня мудро промолчал и, заметив на себе лукавый взгляд волчицы, быстро сменил тему:

— Птица‑огнецветка у Пересвета, клетка серебряная к седлу привязана. Как бы нам теперь во дворец к царю Елисею попасть?

— Так и попасть, — пожала Яга плечами, — главное, чтобы с Рогнедой не встретиться. Да это не беда, царица, как я знаю, сейчас черным вороном кружит над Золотым царством, ей не до тебя. Так что к Елисею смело можем идти, никого не опасаясь и не робея.

— Хорошо, — кивнул Ваня, — тогда не будем терять времени. Поехали?

— Поехали, — согласилась Веста, — залезай ко мне на спину. Пересвет, где ты там?

— Шустрые какие! — возмутилась Яга. — А я, думаете, так здесь посреди степи и останусь? Не бывать тому! Я с вами поеду. Только Темнополка подождать надо, опять он где‑то загулял.

— Здесь я, здесь стою, — рассмеялся Темнополк, — все думаю, заметишь ты меня али нет.

Яга оглянулась и с изумлением увидела Темнополка, стоящего у нее за спиной с охапкой хвороста в руках. Где он его раздобыл в степи, было загадкой, но еще более удивительным было то, что подкрался он к Яге совершенно беззвучно и теперь хохотал, глядя на ее испуганное лицо.

— Что, не ожидала? — ухмылялся он. — А я таков, знамо дело!

— Эх ты, — Яга с досадой толкнула его в грудь обеими руками, — нашел время шутки шутить! Бросай хворост да костер туши, пора в путь трогаться, в Медное царство возвращаться!

— Ну пора так пора, — согласился Темнополк, пожил хворост на землю и быстро затоптал костер.

Яга тем временем прихорашивалась, поправляла толстую косу и оглядывала себя в маленькое зеркальце, которое было у нее за поясом. Оставшись собой вполне довольной, она поочередно оглядела сначала Весту, потом Пересвета, а потом взглянула на Ваню и всплеснула руками:

— Это еще чего такое?

— А что? — смутился Ваня, не понимая, о чем речь.

— Сапоги твои где? — возмущенно воскликнула Яга.

— А, сапоги, — вздохнул Ваня, — сапоги, они…

И он вкратце рассказал о своем ночном приключении. Яга немного его поругала, но не слишком, думая, видимо, о чем‑то своем. Темнополк в это время уже седлал коня и ждал, когда Яга скажет свое слово.

— Поехали, — наконец проговорила она задумчиво, — ну, руку‑то ты жене подашь или как?

Темнополк протянул руку, и Яга ловко взобралась на коня впереди него.

— Поехали! — повторила она требовательнее.

Ваня сел верхом на волчицу, и все вместе быстро поскакали вперед, к Медному царству. Пересвет ехал немного позади, дремал, позволив Хранимиру самому выбирать себе дорогу.

— Во дворец пойдешь один, — начала Яга, — мне туда дорога заказана, да и Темнополку тоже.

— Не один, — возразила Веста, — я не брошу Иванушку. Мы пойдем к Елисею вместе.

— Да что ты понимаешь! — возмутилась было Яга, но, заметив холодный взгляд волчицы, осеклась на полуслове.

— Не сердись, — виновато улыбнулся ей Ваня, — мы с Вестой вместе столько всего пережили, что расстаться не сможем! Да и боязно мне одному к царю Елисею на глаза показываться, он же меня казнить хотел!

— Я не сержусь, — неожиданно ласково ответила Яга, — я все понимаю.

— Спасибо тебе, — искренне сказал Иван, — чем бы мне отблагодарить тебя?

— Больно сдалась мне благодарность твоя, — уже прежним ворчливым тоном заговорила она, — эка невидаль! Ничего мне от тебя не надо, у меня своя корысть!

— Какая корысть? — заинтересовалась Веста.

— Своя! — строго сказала Яга, и больше от нее ничего нельзя было добиться.

Солнце поднялось высоко и припекало уже довольно сильно. Очень хотелось в тень, но степь стелилась до самого горизонта, нигде не было видно ни единого деревца, только мелкий кустарник выставлял из земли свои колючие лапы. Волчица бежала, тяжело дыша, с высунутого языка капала слюна и мгновенно высыхала, не успев долететь до земли.

— Далеко еще? — осторожно спросил ее Ваня, поглаживая по ушам. — А то, может, остановимся где передохнуть?

— Никаких остановок! — рявкнула на него Яга. — Теперь уже до Медного царства без привала!

— Да и толку нет, — мягко добавил Темнополк, — нигде ни реки, ни ручейка, вмиг здесь изжаримся! Одно скажу: есть, не доходя до самого царства, рощица небольшая тенистая, там и отдохнем немного.

— Какой еще отдых?! — возмутилась Яга.

— Остановимся в роще, — сказал Темнополк таким тоном, что всем стало ясно — спорить с ним бесполезно.

Прошло еще около часа изматывающего пути, кони сильно притомились, про волчицу и говорить не приходилось — она готова была упасть без сил в любую минуту. Но вот наконец степь кончилась, и путники вошли в рощу, про которую говорил Темнополк. Она и вправду оказалась тенистой, росли в ней стройные березки и хлипкие осины со стволами, покрытыми серым мхом. Где‑то вдали журчал родник, и волчица, хрипло вздохнув, быстро помчалась к нему. Ваня спрыгнул с ее спины и побежал своим ходом, то и дело спотыкаясь о камни и корни. В тени одинокой рябины действительно был родник, струйка ледяной воды пробивалась на свет из‑под большого камня, разливаясь в небольшой, но довольно глубокий ручей. Веста примчалась первой и, войдя в воду, стала шумно пить. Иван последовал ее примеру, ступил в ручей босыми ногами, с наслаждением ощутил, как отступает усталость, и, зачерпнув воды в ладони, вдоволь напился. Тем временем подошли и остальные. Пересвет и Темнополк напоили своих коней, Яга, засучив рукава, сунула под струю воды голову и долго фыркала, вздрагивая от холода.

Когда наконец все закончили плескаться, Ваня спросил:

— А теперь что? Прямо в Медное царство?

— Туда, — кивнул Темнополк, — теперь уже совсем недалеко. Погляди‑ка!.

Ваня посмотрел, куда указывал ему Темнополк, и увидел знакомое сияние, которое сперва принял за пожар.

— Это оно?

— Оно, — кивнула Яга. — Ну, тронулись, что ли?

Пересвет, который уже успел задремать, недовольно открыл глаза, понял, что она не шутит, и со вздохом взобрался на коня. На спину Весте сел Ваня, Темнополк с Ягой оседлали своего Темновеста, и всей компанией поскакали прочь из радушной рощи прямо во владения царя Елисея. Дорогой Ваня шепнул волчице на ухо:

— А как тебя примет царь Елисей?

— Леший его знает, — отмахнулась та, — понятия не имею.

— Ну все‑таки, — не отставал Иван, — как думаешь? Узнает ли тебя? Или ты в чем‑то провинилась перед ним?

— Перед ним — ни в чем, — посерьезнела Веста, — а узнать — не узнает. И вот еще что…

Тут волчица остановилась и лапой стащила с шеи драгоценный сапфир. Несколько секунд она смотрела на него, а потом протянула Ивану:

— Держи вот. Спрячь как следует!

— Хорошо, — Ваня, ничего не понимая, покорно спрятал камень за пазухой, — а зачем?

— Надо так, — строго сказала волчица, — не спрашивай зачем.

— Хорошо, — согласился Иван, — не буду. А что это за камень такой, спросить можно?

— А то тебе Пересвет не рассказал! — усмехнулась она.

— Рассказал, — Ваня кивнул, — что это сапфир князя Ингвара, но откуда же он у тебя?

— Подарили, — усмехаясь, сказала Веста.

— Знаю, что подарили, — поморщился Иван, — но почему? И почему такой же камень на груди у Пересвета?

— А вот, — с нарочитой строгостью проговорила волчица, — не время еще, Иванушка, рассказывать тебе обо всем. Придет срок — сам узнаешь.

— Ну ладно, так и быть, — грустно согласился Ваня, — тогда буду ждать.

— Вот и молодец, — улыбнулась Веста. — Гляди‑ка! Вот мы и прискакали!

У самого подножия огромной горы лежало, раскинувшись на много верст, Медное царство. Окружала его большая стена, до того высокая, что, если смотреть на ее верх, с головы падала шапка. Сияла она на солнце, словно пламя, била в глаза сотней огненных лучей. Дубовые ворота, обитые медными листами, оказались заперты на замок, два дюжих молодца стояли справа и слева и спрашивали у каждого прохожего и перехожего, кто таков и по какой надобности едет в Медное царство. Пересвет так и охнул:

— Никогда при Елисее ворота на замок не запирались!

— То ли еще будет, — покачала головой Яга, — уж если я готова пойти на выручку врагу моему, царю Елисею, значит, весь мир с ног на голову перевернулся!

— Но согласись — это неслыханно! — горячился Пересвет.

— Почему же неслыханно, — пожал Темнополк плечами, — в других государствах так и заведено. А кое‑где и вовсе не пускают в стольный град без специальной бумаги о семи печатях.

— Это еще зачем? — удивился Пересвет.

— Не знаю, да только так оно и есть.

— Ну и ну, — только и сказал Пересвет. — Братцы, как же мы пройдем мимо этих богатырей? Не говорить же мне, что я царевич, они меня мигом под стражу возьмут!

— А ты не говори, — усмехнулась Яга, — скажи, что ты простой воин, дескать, храбро сражался, был ранен и теперь отпущен к своим на заслуженный покой. А как отлежишься да раны залижешь — снова в бой пойдешь.

— Врать нехорошо, — Пересвет покачал головой, но тут же добавил: — А что поделать! Придется.

Все двинулись прямиком к воротам. Стражники уже давно поглядывали в их сторону и сейчас, не дождавшись, пока подъедут Ваня с Вестой, начали выспрашивать:

— Кто идет? Откуда прибыли?

— Едвига, знахарка из лесного княжества, — высокомерно кивнула Яга. — Муж мой, Берсень Берестович, рыбарь.

— Рыбарь, говоришь? — спросил один из стражников, поглаживая толстое брюхо. — А где же твоя рыба и снасти?

— За снастями в Медное царство и едем, — ответила за Темнополка Яга, — в нашей глуши не купить.

— Ясно, — грустно сказал стражник, уже представивший, как он будет есть ароматную уху. — А ты кто таков? — обратился он к Пересвету.

— Градко Зарубыч, — представила его Яга, — воин царя Елисея, раненный в бою, на побывку едет.

— Ты, баба, помолчи, — поморщился стражник, — пущай сам сказывает, где воевал и к кому едет. А то, может, он вовсе и не раненый, а беглый солдат.

— Ах ты, дубина! — взъярилась Яга. — Так‑то ты, расподлая твоя душа, обращаешься с воинами медного войска?! Хорошо же тебе рассуждать, чурбан эдакий, когда сам сидишь в тепле да довольстве рядом с домом, в ус не дуешь и дерешь почем зря пошлину с бедных путников! Ишь ты какой, мздоимец окаянный! Да неужто ты решил, что беглый вояка вздумал из войска притопать прямиком в стольный град? Да неужто ты решил, что не схоронился бы он под кустом и под листом, пережидая войну да напасти? Дурная твоя голова! Да неужто ты…

— Ладно, ладно, — взмолился бедный стражник, не ожидавший такого нападения от простой знахарки, — коли вы без поклажи, так проходите быстрее.

— Подождешь, — мстительно заявила Яга, — вон с нами еще парнишка едет!

— А это еще кто?

— Это Ерш Ежесил, плотник.

— Плотник, — обрадовался второй, до сих пор молчавший стражник, — вот это хорошо! Вот это нам кстати! А не возьмется ли он починить нам ворота?

— Не возьмется! — строго сказала Яга. — Он к самому царю едет, в его покоях лестницу починять!

— Эге! Важная птица! — зацокал стражник языком. — А что за зверь с ним такой чудной?

— Это ты зверь, — Яга подняла кверху тонкий палец, — а это ручной волк, Ерш Ежесил его царю на потеху везет!

Веста хотела возмутиться, но быстро смекнула, что стражникам ни к чему знать, что она умеет говорить, и промолчала. Первый, наиболее упитанный страж снял замок и навалился плечом на створку ворот. Второй постоял, почесал затылок и пару раз тоже потолкал ворота, которые никак не хотели поддаваться. Тогда слез с коня Темнополк и, поплевав на ладони, взялся за дело сам. С его помощью все пошло куда как веселее, и вот уже створки ворот, скрипя, начали медленно открываться. Не дождавшись, пока они откроются полностью, Яга пустила Темновеста шагом, и он, едва не задев головой верхней арки, вошел в город. Следом двинулись Веста с Иваном и Пересвет. Замыкал шествие Темнополк, который остановился, чтобы помочь стражникам закрыть ворота.

— Да как же вас, — удивился он, — таких малосильных и на такое дело поставили?

— Никого дюжее не нашлось, — грустно развел руками стражник, — остальные все на войну ушли.

— Плохо дело, — посочувствовал Темнополк, — ну да не беда, чай, вернутся воины по домам — вас сменят.

— Сменят, — стражник с удовольствием закивал, — я‑то ведь простой приказчик, а это брат мой, он и вовсе ткач. Мы даром что дюжие, а к тяжелому труду непривычные.

— Эх, — Темнополк похлопал его по плечу, — ну ничего, друг, держись, немного осталось.

— Хорошо бы, — вздохнул стражник и, кивнув, пошел обратно на свой пост за воротами.

Темнополк догнал Ягу и лихо вскочил в седло.

— Ну, во дворец?

— Во дворец, — кивнула она, — проводим Ваню до самой площади, там и дожидаться будем. Только Пересвета спрятать надобно, не ровен час, узнают его.

— Надо, — согласился Пересвет, — но только куда мне деться, да так, чтобы в любой час к вам на выручку поспеть?

— Схоронишься на любом постоялом дворе, там смотрят только на то, сколько монет у тебя в кошеле. А как прознать, где мы да что с нами, это не твоя забота. Я сама тебя покличу, если будет надобность.

— Да откуда ты все знаешь? — не выдержал Ваня. — И про то, что со мной приключилось, и про все…

— Оттуда и знаю, — хмыкнула Яга, не вдаваясь в подробности, — положено мне так — и всего делов.

— Ну ладно, знай, — милостиво разрешил Иван.

Пересвет снял с седла серебряную клетку и протянул ему:

— Держи, брат. Не скрою, дюже рад от нее избавиться, ну и говорлива же оказалась птаха твоя! Клетку трясет, прутья грызет, щебечет и щебечет, ничем ее не заткнуть!

— Она еще и кусается знатно, — поделился с ним Ваня, — а это вообще зарез, чуть палец мне не оттяпала.

— Ну и птичка, — охнул Пересвет, — и на кой же царю Елисею такое счастье?

— Красива больно.

— Ну разве что… — пожал Пересвет плечами, — по мне так свернуть проклятой голову и чучело набить.

Птица, услышав угрозу, возмущенно захлопала крыльями, но Иван с такой силой тряхнул клетку, что всякая охота буянить у огнецветки мигом отпала.

— Пойдешь по той дороге, — начала Яга, обращаясь к Пересвету, — там свернешь налево, увидишь вывеску…

— Да что ты мне рассказываешь, — добродушно перебил ее тот, — я же здесь родился!

— Родиться родился, да дюже переменился, слушай, что тебе говорят! — рявкнула на него Яга. — Войдешь в дверь под вывеской, окажешься в харчевне, спросишь хозяина, его Гостяйкой кличут. Проси горницу без окон, что подле кухни. Будет Гостяйко отказываться да отнекиваться, ты ему золото посули, он и станет посговорчивее. В той горнице ты схоронись да нас жди‑поджидай, а коли услышишь посвист тонкий, знай, что это я тебя на помощь кличу. Тут уж времени даром не теряй, седлай коня да скачи прямиком к площади. Все понял?

Пересвет молча кивнул и, поклонившись всем, быстро помчался по улице, указанной Ягой.

— Ну, одного молодца вроде пристроили, — вздохнула Яга довольно, — поехали дальше.

Снова тронулись в путь, на этот раз уже без задержек. До дворца доехали быстро, Ваня еще успел удивиться, как же изменился город. Во многих домах ставни были наглухо заколочены досками, некоторые колодцы были завалены тяжелыми каменными глыбами, лавки и трактиры были заперты, а некоторые и вовсе хранили следы от пожаров. Нигде не было видно ни души. Медное царство запомнилось Ивану многотысячными толпами и разряженными людьми, теперь же его поражала давящая тишина, которая словно накрыла город огромным куполом. Даже солнце над головой и то было какое‑то зловещее, как будто бы оно выжигало заброшенный город своими жаркими лучами. Наконец впереди показалась городская площадь, непривычно тихая и безлюдная. Дворец казался огромным зверем, который словно зубами ощерился медными колоннами, щурился черными глазами‑окнами и готов был в любой момент броситься на незваных гостей. Ване очень не хотелось идти туда, но он подумал о том, что в Сторожевой башне было куда как страшнее, и смело сказал:

— Ну, мы пошли.

— Не боишься? — хитро прищурилась Яга. — Небось душа в пятки ушла?

Иван задумался над ее словами, но с удивлением обнаружил, что страх исчез, словно и не было его. Снова появилась странная уверенность в том, что у него все получится, снова захотелось рваться вперед, в бой.

— Не боюсь! — воскликнул он и спокойно взглянул на медный дворец.

Дворец как дворец, колонны да крыша, окна, закрытые резными ставнями. Стены расписаны дивными узорами, а что больно мрачный — так с чего бы обители грозного царя быть уютным домиком?

— Пойдем, Веста, — сказал Ваня и погладил волчицу по голове, — мы справимся.

— Обязательно справимся, — подтвердила она и быстро взобралась по деревянным ступеням на огромное крыльцо.

Иван толкнул дверь рукой в полной уверенности, что она крепко заперта, но, к его удивлению, та широко распахнулась, пропуская гостей в просторные сени. Ване стало немного не по себе, он ожидал какого‑то подвоха, но все было спокойно, слышно было только, как где‑то наверху тихо капает вода. Веста огляделась, увидела справа широкую лестницу, крытую расписным ковром, и побежала по ней наверх.

— Хорошо ты здесь ориентируешься, — одобрил Иван, он‑то здесь все уже позабыл.

— Ты бы здесь столько прожил, тоже каждый уголок бы знал, — хмыкнула волчица.

Она поднялась по крутым ступеням до самого верха и пошла прямо по длинному коридору, тускло озаренному факелами. Дошла до самого конца и поскреблась лапами в большую дверь, обитую золотыми и медными пластинами. Ваня слез, навалился плечом, и дверь широко распахнулась, да так, что он едва устоял на ногах. За дверью оказалась зала, уже знакомая Ивану, с мраморной лестницей и пурпурным балдахином. На троне крепко спал царь Елисей, а его храп далеко разносился по всем уголкам просторного помещения, отдавался раскатистым эхом и смолкал где‑то под потолком.

— Надо его разбудить, — тихонько шепнула Веста Ване на ухо. — Я останусь здесь, внизу, спрячусь за колоннами, а ты иди к нему наверх, если что — прыгай ко мне.

— Тут же высоко! — возразил Иван.

— Ничего, не глиняный, не разобьешься, — хмыкнула волчица, — иди давай!

— Иду, — покорно кивнул Ваня, — только вот…

Он не договорил, махнул рукой и, потрепав Весту по макушке, быстро взбежал наверх по мраморной лестнице. Остановился прямо перед царем Елисеем и начал трясти за рукав:

— Батюшка царь! Не изволь гневаться!

Батюшка царь только всхрапнул, да так могуче, что Ваня даже подпрыгнул.

— Батюшка царь!

Елисей не просыпался. Иван дергал его за руки, тянул за одежду, под конец даже, рассердившись, пару раз дернул за бороду, но все было напрасно.

И вдруг в тишине, нарушаемой только царским храпом, раздались чьи‑то шаги. Ваня вздрогнул, посмотрел вниз и успел только увидеть, как прочь убегает Веста, поджав хвост и даже, кажется, слабо поскуливая. По зале шла женщина, при одном только взгляде на которую Иван сразу понял, что это и есть сама царица Рогнеда.

— Он не проснется, — сказала она негромким приятным голосом, — теперь уже никогда не проснется.

Ваня вздрогнул и, решив, что бежать некуда, сам спустился по ступенькам вниз. Только тут он сумел как следует рассмотреть царицу и все никак не мог отвести от нее глаз.

Царица Рогнеда была прекрасна. Льдисто‑голубые глаза лучились холодным светом, черные брови почти сходились на переносице. Кожа царицы была белая, как мрамор. Светлые косы спускались чуть ли не до пола, были они перекинуты на грудь и в каждую вплетена голубая лента. На Рогнеде был длинный белый летник, перетянутый широким красным кушаком, на груди красовался сложный рисунок из драгоценных камней. Широкие рукава были перехвачены выше локтя жемчужными зарукавниками, а по краю оторочены серебряной тесьмой. На левой руке Рогнеды не было мизинца, поэтому она старалась прятать покалеченную руку в длинный разрезанный рукав. Царица медленно ступала ногами в красных сафьяновых сапожках и, улыбаясь, приближалась к нему.

— Здравствуй, Иванушка!

Ваня замер, пораженный ее красотой, и не сразу сообразил, что надо ответить на приветствие. Наконец он опомнился:

— Здравствуй, царица!

— Зачем пришел? — спросила Рогнеда и, не дожидаясь, пока он ответит, показала рукой на клетку с огнецветкой. — Что, добыл?

— Добыл, — кивнул Ваня, — царь Елисей обещал мне за птицу‑огнецветку…

— Отдать в жены свою дочь, мою падчерицу, Светлояру‑царевну, — закончила за него царица.

— Да, — согласился Иван, — как мне его разбудить?

— Никак, — отрезала царица, продолжая улыбаться, — забудь о Светлояре. Я не отдам свою падчерицу замуж за простолюдина. Я вообще ее никому не отдам!

Тут Рогнеда расхохоталась и, взяв серебряную клетку из Ваниных рук, распахнула дверцу. Птица‑огнецветка шустро выбралась наружу и, взмахнув смятыми крыльями, уцепилась когтями за рукав царицы. Зловеще что‑то каркнула, точь‑в‑точь как ворона, а царица, взмахнув рукой, подбросила ее в воздух. Огнецветка, кувыркнувшись в воздухе, наконец взлетела и, покружив немного по зале, вылетела в растворенное окно.

— Вот и все, — тихо проговорила Рогнеда, взяв Ваню за подбородок, — у тебя больше нет выкупа за царевну. Твой путь был лишен смысла с самого начала. Возвращайся домой. Здесь тебе больше нечего делать.

— Не лишен, — со слепой яростью проговорил Иван, — пока я здесь, все имеет свой смысл и цель!

— Вот как? — насмешливо спросила Рогнеда. — Значит, имеет?

— Имеет, — твердо сказал Ваня. — Царица! Отдай мне Светлояру!

— Ты не понял меня, Иван? Я никому не отдам свою падчерицу в жены. Она не невеста тебе более!

— Она никогда не была моей невестой! — закричал Ваня, собрав всю волю в кулак. — Отпусти ее, царица! Что тебе проку с пленницы?

— Ах вот ты как заговорил, — усмехнулась Рогнеда, — чай, и Светлояра тебе уже не мила?

— Отдай, — повторил Иван, глядя в пол, — отдай добром, царица!

— Никогда! — расхохоталась она ему в лицо. — Ступай прочь! Прочь!

И тут Ваня почувствовал, что его телом овладевают какие‑то странные силы, доселе ему незнакомые и неведомые. В голове помутилось, перед глазами все поплыло, но уже через мгновение он видел все гораздо четче и яснее, чем прежде. Руки и ноги будто одеревенели, налились свинцом и потеряли чувствительность, но и это ощущение длилось недолго, сменившись вдруг воздушной легкостью, да такой, что, казалось, стоит только захотеть, и можно смело взлететь к потолку. Но Ваня не взлетел, вместо этого его рука сама собой потянулась к мечу и, подчиняясь какой‑то непонятной силе, подняла его над головой. Запястье будто ожило, меч пару раз прокрутился в руке, засияв странным светом, и тут рука сама собой пошла вперед, чертя в воздухе странные узоры. Рогнеда едва успела отскочить, как меч со свистом рубанул воздух и снова пошел в атаку, увлекая за собой Ванину руку.

Улыбка сползла с лица царицы. Она оскалилась, показав острые белые клыки, и, подобрав полы одежды, быстро проговорила:

— Хочешь драться? Изволь!

Руки Рогнеды сами собой превратились в птичьи лапы и отчаянно замолотили по воздуху. Тело начало быстро съеживаться и обрастать черными перьями, со звоном упали вниз драгоценные серьги и зарукавники, змеями взвились ленты, вспыхивая голубым пламенем. Еще миг — и на месте Рогнеды оказался уже знакомый Ивану огромный черный ворон с искалеченным крылом. Но, несмотря на рану, летал он превосходно, взлетал к самому потолку и камнем падал вниз, на Ваню, который так лихо орудовал мечом, что не успевал сам себе удивляться. Во все стороны летели перья, Иван разрубил ворону ногу и срезал несколько острых когтей, но тот только еще злее на него бросался и яростно рвал Ванины плечи и руки. Рубаха уже потемнела от крови, от нее остались одни лоскутья, но Ваня не чувствовал ни боли, ни усталости. Снова и снова взмахивал он мечом, который светился все ярче и ярче, накалялся так, что жег руки и оставлял в воздухе огненные полосы.

Наконец Иван обессилел. Мощь, которая появилась в его теле, стала угасать, пока не исчезла совсем. Тут Ваню повело в сторону, руки повисли, как плети, и он рухнул на пол, увидев в последний миг, как черный ворон, распластав крылья, летит, чтобы разорвать ему горло. А потом сознание Ивана угасло, но ворон так и не сумел до него добраться, потому что из‑за двери белым вихрем вылетела обезумевшая Веста и с диким воем бросилась на черную птицу. Мощным ударом лапы она сбила ворона на пол, схватила зубами и, рыча, стала трепать изо всех сил, тряся головой так, что сама еле устояла на ногах. Но ворон был не простой птицей, и он, пропоров когтями губу волчице, вырвался из ее зубов, а затем, теряя перья, вылетел в то самое окно, через которое улетела огнецветка.

— Иванушка! — подергала Веста Ваню за руку. — Иванушка!

Ваня не отзывался. Волчица тыкала его носом в живот, облизывала, перекатывала с боку на бок и наконец придя в отчаяние, начала кричать уже в полный голос:

— Иванушка! Иванушка! Иванушка!

— Что с ним?

Веста быстро обернулась, лихорадочно сверкая глазами. Увидела Ягу и воскликнула:

— Я испугалась Рогнеды! Я бросила Иванушку! Что делать теперь? Мне не жить, если он мертвый лежит!

— Живой он, живой, — успокоила ее Яга, — только после сражения с царицей Рогнедой и первейший богатырь на ногах не устоит.

— А почему он не откликается? — недоверчиво спросила Веста. — Почему у него глаза закрыты?

— Положено так, — хмыкнула Яга, — видишь, дышит? Значит, живой. А открыты у него глаза или закрыты, неважно. Понести его сможешь?

— Смогу, — быстро ответила волчица, — только положи его мне на спину.

Она еще раз облизала Ваню и легла рядом, вытянув окровавленные лапы. Яга осторожно приподняла бесчувственного Ивана и уложила его на волчью спину.

— Пойдем отсюда.

— Пойдем, — согласилась Веста и пошла осторожно, стараясь не растрясти раненого.

Яга ступала рядом, одной рукой придерживая Ванину голову, а в другой держа меч‑кладенец, который она не забыла подобрать. В дверях они замешкались и обе оглянулись на царя Елисея, который продолжал крепко спать, сидя на своем медном троне.

Из дворца выбрались благополучно, никто не попадался на их пути, даже вода и та перестала капать. На улице их встретил Темнополк, он с тревогой посмотрел на Ваню, но, увидев спокойное лицо Яги, тоже успокоился.

— Что с ним?

— Сражался с Рогнедой, — усмехнулась Яга и протянула Темнополку меч, — твоим мечом.

— О как, — удивился Темнополк, — силен оказался Иванушка, не всякого кладенец слушаться будет! Светлояра где?

— В башне, где еще быть.

— А Елисей что?

— Спит крепким сном и спать будет, пока Рогнеда с него заклятие не снимет, — нахмурилась Яга. — Я, грешным делом, хотела уж его зарубить сонного, но во сне и зверя меч не сечет. Вот как пробудится, тогда и будем счеты сводить, — она помрачнела и добавила: — Если, конечно, проснется.

— Ладно, — кивнул Темнополк, — а сейчас куда пойдем?

— К Пересвету, — ответила, подумав, Яга, — если он все не перепутал и не завалился куда‑нибудь в кабак, полный царских соглядатаев.

— Да ладно тебе, — рассмеялся Темнополк, — он, может, и странный, но уж не совсем дурной.

— Больно ты его знаешь! — возразила Яга.

Темнополк приложил палец к губам и тихонько произнес:

— Я его знаю чуть больше, чем ты.

— Откуда? — вскинулась Яга.

— Да уж знаю, — загадочно проговорил он и тут же спросил у нее: — Ты собираешься и дальше помогать Ивану?

— Конечно, — ответила Яга с удивлением, — или ты предлагаешь бросить его раненого?

— Да я не об этом, — махнул Темнополк рукой, — раненым не бросают ни друга, ни врага. Я имею в виду, будешь ли ты ему помогать и впредь? Как я понимаю, огнецветка ему не пригодилась, а Светлояру царица Рогнеда нипочем не отдаст. Как теперь быть?

— Утро вечера мудренее, — неопределенно протянула Яга, которая, видимо, и сама думала о том же. — Сначала Ваню на ноги поставим, да и сами отдохнем. А там уже решим, как быть.

— Хорошо, — кивнул Темнополк, — тогда пойдем скорее к Пересвету. Скоро закат, а там и до сумерек рукой подать. Мне пора в путь.

— Мы туда и идем, — Яга пожала плечами, — быстрее нельзя, не ровен час, Ваню загубим. А ты не спеши, раз солнце еще не село, всяко успеешь.

— Ну ладно, — неохотно согласился Темнополк, который всегда боялся опоздать.

До постоялого двора добрались быстро, хотя Веста старалась идти как можно медленнее, попутно изводя Ягу вопросами: «Ну как он?»