Магнус Чейз и боги Асгарда. Книга 1. Меч Лета

Глава XVII Я не заказывал бицепсы

Спал я мало. И совершенно точно не видел ни одного сна о доблестной гибели. Ну типа был там, сделал это и удостоился жизни после смерти.

Пока длился обед, мой диван починили и поставили на место. Я сел на него и начал читать свою старую детскую книгу про скандинавскую мифологию. Сведений о Фрее оказалось негусто. Всего одна крохотная картинка. Лес. Там резвится мужик-блондин в тунике. Рядом с ним девушка, тоже блондинка. И пара кошек играют возле их ног.

«Фрей был богом весны и лета, – сообщалось в подписи под картинкой, – а также богом богатства, изобилия и плодородия. Хорошенькая же девушка, которая стоит рядом с ним со своими кошками, это его сестра-близняшка Фрея – богиня любви».

Я швырнул книжку на пол. Похоже, мой отец был богом не первой, а скорее десятой величины и прохлаждался в лесах. Видать, вылетел из обоймы, как вылетают в самом начале звездульки на телеконкурсах вроде «Танцев со звездами».

Сильно ли это меня достало? Да не так чтобы очень. Хотите верьте, хотите нет, но я всегда как-то мало брал в голову личность папаши. Ну ровным счетом не чувствовал себя без него каким-то неполноценным. Знаете, существует много таких, которые с детства и чуть не до самой смерти ноют: вот знал бы я своего отца, моя жизнь обрела бы смысл и мне стало бы ясно, кто я. Так вот, лично мне и так прекрасно было известно, кто я. Я был сыном Натали Чейз. Что же касается смысла жизни… А существует ли он вообще, этот смысл? Когда столько странного повидаешь, сколько пришлось за последние годы мне, возникают большие сомнения.

Другое дело, что у меня накопилось многовато вопросов в списке под заголовком «Вот в это я не врубаюсь».

Вопрос первый и самый главный: как у бездомного парня может быть папой бог богатства и изобилия? Злобненькая такая шуточка, правда?

Вопрос второй: почему большой скверный чувак типа Сурта именно меня выбрал объектом своей атаки. Если он сам лорд Муспелльхейма, его величество Жарь-До-Хруста, мог бы, наверное, остановиться на ком-нибудь позначительней. Ну, хоть на детях Тора, к примеру. У их папаши вон целая видеоиндустрия, а Фрей даже кошек своих не имеет, вынужден у сестренки одалживать.

Вопрос третий про Летний Меч. Если считать, что это тот самый, который я вытащил из реки, как он вообще в воде оказался? И почему он так важен? Вон сколько лет убил дядя Рэндольф на его поиски. И Сэм, перед тем как исчезнуть, сказала, что надо его найти. Значит, он действительно принадлежал моему отцу? Но тогда зачем же бессмертный бог позволил столь важной вещи валяться и ржаветь в течение тысячи лет на дне реки?

Я поглядел на пустой карман. В голове у меня вертелись слова норн, которые я с удовольствием предпочел бы забыть.

Харбингер Волка… Я наконец вспомнил, кто такой этот Харбингер. Предвестник, который сигнализирует о приближении могущественной силы. Ну, как привратник, объявляющий о выходе президента страны. Или как красное небо предупреждает, что быть урагану. Но я не хотел быть предвестником волка. И без того навидался этих зверюг на всю оставшуюся жизнь. Предпочту предвещать мороженое или фалафель.

Не поздновато ли признавать ошибочку, если я уже все равно угодил в эти долбаные эйнхерии? Имя мое написано на двери, и ключ от мини-бара мне выдали.

Эта строка мне нравилась больше. Она вполне могла означать, что я сумею отсюда выбраться. Как, впрочем, и то, что таны меня испарят вспышкой света или скормят своей волшебной козе.

Вот что меня и тревожило больше всего. Когда я последний раз проверял, солнце по-прежнему двигалось с востока на запад. Но вдруг и впрямь повернет в обратном направлении? Кто этот зверь? Волк. Готов об заклад побиться. Вечно только проклятый волк! Если меч должен освободить его, лучше пускай остается потерянным.

Меня мучило смутное воспоминание. Связанный волк. Я взглянул на детскую книжку мифов. Мне на какой-то миг захотелось поднять ее с пола и вновь полистать, но я и так уже был достаточно выведен из себя.

«Ты должен найти меч. Ты должен остановить их», – сказала мне Сэм.

Стоило мне подумать о ней, на душе становилось скверно. Да, я по-прежнему на нее злился за то, что она затащила меня сюда. Тем более если вообще по ошибке. Но мне совершенно не нравилось, что ее вышибли из валькирий из-за подредактированного видео, которое выставляло меня абсолютным болваном. (Ну ладно, скромнее: чуть большим болваном, чем я был обычно.)

Мне вдруг расхотелось о чем-либо думать, и я счел за лучшее лечь и поспать, хоть пока и не чувствовал никакой усталости. Наверное, у меня сработало чувство самосохранения, оберегавшее от перегрева мозги.

Кровать показалась мне слишком мягкой. Я перебрался в атриум и лег на траву, уставясь на небо и звезды, видневшиеся в ажуре ветвей и листвы.

В итоге сон все же меня сморил.

Я проснулся от двух резких звуков: громко хрустнула ветка, и кто-то выругался.

Небо над моей головой уже стало серым, как перед рассветом. Несколько листьев, кружась, приземлились рядом со мной на траву. Ветки качались, словно по ним пронесся кто-то тяжелый.

Я замер, глядя и слушая. Ничего. Мне что, эти треск и голос почудились?

Под входную дверь с тихим шуршанием проскользнул листик бумаги. Я поднялся и побрел на ватных спросонья ногах в переднюю.

Вдруг управляющий выставил мне счет и позволяет отсюда выписаться? Дрожащей рукой я поднял бумажку. Нет, не счет. Это была записка.

«Привет, сосед! – было начертано в ней очень красивым почерком. – Присоединяйся к нам завтракать в гостиной номер девятнадцать. Это налево по коридору. Захвати с собой оружие и латы.

Ти Джей».

Ти Джей… Томас Джефферсон-младший. Парень из комнаты напротив.

Учитывая мой вчерашний позорный провал, я был удивлен, зачем ему понадобилось приглашать меня на завтрак. Еще больше меня удивило, что к завтраку нужно явиться с латами и оружием. Или у этих викингов сперва воюют с едой, и она только после этого дает себя съесть?

Больше всего мне хотелось забаррикадировать дверь и как следует спрятаться ото всех в своем номере. Тогда есть надежда, что обо мне здесь в конце концов все забудут, и я, пока эта публика занимается своей йогой до смерти, смогу по-тихому найти нужную дверь и выбраться в Бостон.

С другой стороны, я хотел выведать кое-какие сведения. Мне надо было отыскать маму. Мысль о том, что она где-то здесь, если уж это место для геройских мертвых, по-прежнему не оставляла меня. Вдруг кому-то известно, в какую жизнь она перешла после смерти? Ну хотя бы тому же Ти Джею. Стоит, пожалуй, с ним пообщаться. Тем более парень он вроде вполне дружелюбный.

Я поплелся к ванной и туалету. Унитаз вызывал у меня опасения, и я на него опустился с бдительностью шпиона в тылу врага. Вдруг это какая-нибудь хитроумная шуточка викингов с топорами и арбалетом, которые мигом сработают, едва только сядешь или нажмешь на кнопку спуска воды? Но нет. Эта штука себя повела ничуть не опаснее, чем общественные уборные в парках.

Медицинский шкафчик в ванной порадовал меня еще больше. В нем оказались все туалетные принадлежности, которыми я пользовался и которые любил, пока не лишился дома.

Ну а уж душ… Целая вечность прошла с тех пор, как я последний раз принимал его спокойно и с удовольствием. Вы, вероятно, помните, что процесс моего перехода в Вальгаллу сопровождался волшебной химчисткой, но после сна на траве я был вполне расположен к старому доброму способу освежиться с помощью мыла и теплых ласковых струй воды.

Я в темпе сбросил с себя все слои рубашек и… Куда девался мой собственный торс и чьи это плечи? Откуда взялись на них все эти рельефные выпуклости?

Обычно я избегаю глазеть на свое отражение. Это совсем не то зрелище, которое может мне нравиться. Но сейчас я таращился в зеркало и не мог оторваться.

Волосы на голове оставались такими же, как и прежде. Разве что чище обычного и меньше спутаны. Но все привычно: разделены на прямой пробор и доходят до подбородка. Цвет их тоже не изменился – русый.

«Ты выглядишь, как Курт Кобейн, – дразнила меня раньше мама. – Мне все нравится в Курте Кобейне, кроме того, что он умер».

Видишь, мама. Теперь у нас с Куртом и это общее.

Глаза у меня не мамины. Они серые и большие, в точности как у моей кузины Аннабет. Только, в отличие от нее, у меня еще в них застыла пугающе-призрачная пустота. Совсем, между прочим, неплохо, если вынужден жить на улице.

То есть в волосах и в лице я ничего нового не обнаружил, а вот торс был чужой.

С тех самых пор, как у меня в детстве началась астма, я стал жутко худым. Грудь впалая, ребра торчат наружу, сквозь бледную кожу проглядывают все вены. Наши с мамой походы ничего в моем телосложении не меняли. Так что же это за выпуклости выпирают теперь у меня на руках и торсе?

То есть на самом-то деле ничего уж такого жуткого. Не подумайте, будто я превратился в Капитана Америку. Я по-прежнему оставался стройным и даже бледным. Но руки у меня стали весьма рельефными, а при взгляде на грудную клетку перестало казаться, что любой порыв ветра может ее продырявить насквозь. Кожа сделалась толще и глаже. С нее исчезли и сыпь, и царапины, и укусы насекомых – вечные спутники жителей улиц. Даже шрама на левой ладони, который я заработал в десятилетнем возрасте, когда порезался охотничьим ножом, больше не было.

Теперь мне наконец стало ясно, отчего я вчера без особых усилий швырнул диван. И почему, очутившись в Вальгалле, начал чувствовать необычную бодрость в теле. Как это Хундинг назвал? Переходом на новый уровень?

Я сжал кулак.

Сам не пойму, что вдруг на меня нашло. Видимо, увидав свое новое тело, я достиг критической точки, и накопившиеся за последние сутки злость, страх, неуверенность потребовали хоть какого-то выхода. Меня выдернули из жизни. Мне угрожали. Меня унижали. И к тому же, не спрашивая, апгрейдили. Я не просил этот номер «люкс». И не заказывал себе бицепсов.

Кулак врезался в стену. В самом прямом и буквальном смысле.

Он прошел сквозь гипсокартон и металлическую арматуру.

Я вытащил руку назад и осторожно пошевелил пальцами. Ни единого перелома. Даже ведь не ушибся.

Зато в стене, над вешалкой для полотенец, зияла дыра, в точности повторившая форму моего кулака.

– Да-а, – протянул потрясенно я. – Быть мне, видимо, здесь любимцем местной обслуги.

Душ несколько успокоил меня, и я, натянув на себя махровый халат с вышитыми на груди инициалами «О.В.», прошлепал босиком к шкафу с одеждой. Внутри оказались три пары синих джинсов, три зеленых футболки с этикеткой «собственность отеля «Вальгалла», нижнее белье, три пары хороших беговых кроссовок и меч в ножнах. А к гладильной доске был приставлен щит с золотой руной Фрея в центре.

Я быстро оделся.

Затем провел минут десять в глубокой задумчивости, соображая, как присандалить меч в ножнах себе на ремень. Я левша, но значит ли это, что меч нужно повесить с правой стороны? А может, есть какие-нибудь специальные мечи для левшей? Если так, то чем они отличаются от мечей для правшей?

Я попытался вытащить эту хрень из ножен и чуть не прорезал джинсы. О, каким же я славным героем буду на поле боя!

Может, правда, и этот меч у меня в руках загудит и сам начнет направлять мою руку в нужную сторону? Я попробовал им помахать. Нет, обычный кусок молчащего металла без направляющих опций. Я одержал небольшую победу, умудрившись не отрезать себе ни одного пальца, пока засовывал его в ножны. Потом закрепил щит на спине, как у воинов на вчерашнем обеде. Ремень мне врезался в шею, едва не придушив.

Я опять погляделся в зеркало и сказал своему отражению:

– Замечательно, сэр. Вы выглядите как стопроцентный придурок.

Отражение со мной спорить не стало.

И я пустился на поиски завтрака, который должен буду сразить своим метким мечом!