Меч истины (Цикл романов)

Глава 1

Очередной череп хрустнул под сапогом Никки, но она, не обращая внимания, продолжала с трудом пробираться дальше. В этом густом лесу сложно было не наступить на кости под ногами и приходилось уклоняться от когтистых ветвей, свисавших над головами. Тропа была коварна даже при дневном свете, но в глубокую ночь в Темных землях она стала почти непреодолима.

Никки никогда не признавала невозможное, тем более, что ей предстояло выполнить поставленную ей задачу.

Груды человеческих останков, покрытых мхом, лежали повсюду в этом мрачном лесу. Пожелтевшие кости выделялись во мраке, освещенные лунным светом, что просачивался сквозь зеленые ветви, похожие на удушливые виноградные лозы. Когда она перелезла через сгнивший ствол дуба, лежавший поперек тропы, ее каблук сокрушил очередной трухлявый череп, раскидав зубы цвета слоновой кости вокруг зияющей челюсти — словно эти давно умершие жертвы норовили укусить ее, подобно людоедам-полулюдям, кишевших не так давно в Темных землях.

Никки не пугалась черепов. Они были лишь останками — она сама оставила после себя их великое множество. Колдунья остановилась, чтобы осмотреть груду костей, сложенных возле покрытого лишайником дуба. Предупреждение? Указатель? Или какое-то украшательство?

У ведьмы Рэд было странное чувство юмора. Никки не могла понять, почему Натан так настаивал на встрече с ней, но свои намерения он раскрывать отказывался.

Пробившись сквозь путаницу ивовых ветвей, Натан Рал окликнул ее:

— Тут есть большая лужайка, колдунья. Через нее мы немного сократим путь.

Никки не торопилась гнаться за волшебником. Нетерпеливость Натана часто заставляла его принимать опрометчивые решения. Она прохладно заметила:

— У нас бы заняло меньше времени, не пробирайся мы через этот дремучий лес посреди ночи.

Длинные светлые волосы колдуньи упали ей на плечи, и она почувствовала испарину на шее, несмотря на прохладный ночной воздух. Пришлось счистить изрядное количество сосновых иголок и обрывки паутины со своего черного дорожного платья.

Остановившись на краю широкого луга, волшебник поднял бровь. Его длинные белые волосы в темноте казались слишком яркими.

— Судя по этим скелетам, мы, должно быть, уже близко к месту назначения. Поскорее хочется попасть туда. Не так ли?

— Ты сам надумал туда идти, не я, — ответила она. — Я сопровождаю тебя по собственной воле — ради Ричарда.

Они вдвоем пробирались по непролазному, бездорожному лесу уже несколько дней.

— В самом деле? Я думал, тебя приставили следить за мной.

— Да, я уверена, что именно так ты и подумал. Возможно, я лишь хотела избавить тебя от неприятностей.

Он изогнул бровь.

— Полагаю, ты в этом уже преуспела.

— Это еще предстоит выяснить. Мы ведь еще не отыскали ведьму.

Натан Рал, волшебник и пророк, имел стройное, мускулистое тело, небесно-голубые глаза и красивые черты лица. Несмотря на то, что этих двоих разделяли многие поколения, лицо Натана со строгими чертами и ястребиным взглядом напоминали Никки Ричарда Рала — лорда Рала, лидера обширной империи Д'Хара, — а теперь и правителя всего остального мира.

Под открытой жилеткой помятая белая рубашка Натана была слишком вычурной, чтобы служить прочной одеждой для путешествий, но он, похоже, не возражал. На плечи был накинут темно-синий плащ. Волшебник носил плотные, но мягкие черные штаны и элегантные кожаные сапоги с расправленным верхом и красной тесьмой для пущего эффекта.

Когда Никки настигла его, он положил руку поверх богато украшенного меча и посмотрел на освещенную звездами лужайку.

— Да, путешествие по ночам утомительно, но, по крайней мере, мы покрываем немалые расстояния. Я провел много веков в одном месте, запертым во Дворце Пророков. Доставь мне удовольствие побыть немножечко непоседой.

— Я тебе его доставлю, волшебник...

Она согласилась сопроводить его к ведьме, но еще не решила, останется ли служить Ричарду и Д'Харианской империи.

— ...но недолго.

Никки тоже была неусидчива, но все же ей нравилось иметь четко поставленную цель.

Он улыбнулся ее резкому тону.

— И они еще говорят, что пророчества покинули мир! Ричард уже тогда предсказывал, что ты сочтешь мою компанию непригодной для совместного путешествия.

— Я считаю, он использовал слово несносный.

— Я совершенно уверен, что он не сказал это вслух.

Спутники пересекли покрытый росой луг по еле заметной тропе, ведущей к деревьям на другой стороне.

— Тем не менее, я рад, что такая могущественная колдунья защищает меня. Это соответствует моему положению как эмиссару Д'Хары. С моими навыками волшебника и пророка мы почти непобедимы.

— Ты больше не пророк, — напомнила ему Никки. — Их больше нет.

— То, что человек потерял свою удочку, не означает, что он перестает быть рыбаком. И меня не смущает потеря пророческого дара. Я все еще могу опираться на свой богатый опыт.

— Тогда, возможно, я должна позволить тебе найти ведьму своими силами.

— Нет, для этого мне нужна твоя помощь. Ты уже встречалась с Рэд, — он указал вперед, — и я думаю ты ей нравишься.

— Я встречалась с Рэд, и да — я осталась жива. — Никки остановилась, чтобы рассмотреть пирамиды округлых черепов выше уровня ее колен, резко контрастирующих с мирным лунным светом. — Но я скорее исключение, нежели правило. Ведьма не жалует посетителей.

Натана это даже не замедлило, да она и не ожидала, что так будет.

— Тогда я использую свое обаяние. Если ты поможешь мне отыскать ее.

Остановившись под открытым небом, Никки всмотрелась в необъятное ночное пространство, и увиденное испугало ее больше, чем какие-то сваленные в кучу скелеты. Звездная россыпь, все эти мерцающие огоньки, разбросанные в пустоте — были совершенно неправильными. Знакомые созвездия, которые она знала почти два столетия, теперь были перегруппированы с перемещением звезд, вызванного Ричардом.

Когда Никки была маленькой девочкой, отец ее выводил ночью и пальцем рисовал картины в небе, рассказывая истории о вымышленных персонажах. И вот, две недели назад, эти вечные образы изменились; сама вселенная изменилась в результате значительного перераспределения магического порядка. И когда лорд Рал перестроил звезды, само пророчество было вырвано из мира живых и отправлено обратно через завесу в подземный мир. Этот катаклизм непонятным способом изменил вселенную; его последствия еще предстоит увидеть и понять.

Никки все еще была колдуньей — и Натан оставался волшебником — но все черты его дара пророчества исчезли. Значительная часть его сущности была просто вырвана из него.

Вместо того, чтобы беспокоиться о потере своих способностей, Натан, казалось, с необыкновенным энтузиазмом воспринял эти неожиданные новые перспективы. Пророчества всегда докучали ему. Заключенный во Дворце Пророков тысячу лет, считавшийся опасностью для мира, он был лишен возможности жить своей собственной жизнью. Теперь, когда пророчества исчезли и оживший император Сулакан отправился обратно в подземный мир, Натан почувствовал себя свободнее, чем когда-либо прежде.

Волшебник был в восторге от того, что Ричард Рал отправил его в качестве эмиссара недавно расширенной Империи Д'Хара, чтобы посмотреть, может ли он помочь людям в Темных землях — тонко замаскированный предлог для Натана, чтобы он шел туда, куда ему заблагорассудится, пока он, якобы, выполняет что-то полезное. Волшебник на самом деле жаждал посетить неизведанные земли. И, кстати, со слов Натана это и звучало как название какой-то реальной страны: Неизведанные земли.

Зная его намерения, Никки не могла волшебнику позволить уйти одному. Это было бы опасно для Натана и, возможно, опасно для всего мира. До сих пор из кровопролитных сражений возвращалась потрепанная д'харианская армия, а погибших все еще подсчитывали и оплакивали. Никки приняла важную миссию: миссию во имя Ричарда.

Все — от Вестландии до Срединных Земель, от Д'Хары и до Темных земель, и даже далеко на юге Древнего мира должны были знать, что лорд Рал стал новым правителем свободного мира. Ричард постановил, что он больше не будет терпеть тиранию, рабство и несправедливость. Каждые земли вправе оставаться независимыми, если их люди последуют ряду общепринятых норм правил и поведения.

Но большая часть мира даже не знала, что они были освобождены, и, несомненно, найдутся мелкие военачальники или тираны, которые откажутся принять новые доктрины свободы. Ричарду нужно было знать, насколько велика его империя, так как много земель оставались неизведанными, и в этом заключалась служба Никки: сбор информации в совместном путешествии с Натаном.

Никки искренне верила в свою миссию. Это был рассвет золотого века. В Древнем мире то, что осталось от Имперского Ордена после императора Джеганя и его предшественников теперь было смешано в кучу местными правителями, некоторые из которых были справедливыми и просвещенными, другие — жесткими и эгоистичными. Если какой-нибудь местный лидер вызовет проблемы — Никки справится с этими трудностями. Хотя она знала, что Ричард поддержит ее полной военной мощью, колдунья не собиралась беспокоить всю армию Д'Хары, если в этом не будет абсолютной необходимости.

И Никки должна в этом убедиться.

На более личном уровне, несмотря на то, что она глубоко любила Ричарда, все же ощущала себя чужой ему: Никки знала, что он принадлежит Кэлен, и она всегда будет чувствовать себя неуместной рядом с ними. Она не должна помешать их счастью.

Отправившись с Натаном в Неизведанные земли, она могла служить Ричарду, а также обрести новую свободу — ведь тоже можно иметь свою собственную жизнь.

— Я слышал, на что способна ведьма.

Натан бодро шагал в приближающемся рассвете. Он перебросил свой синий плащ через плечо.

— Мне нужно кое-что спросить у нее, и у меня нет причин полагать, что ведьма откажет. Мы ведь, в каком-то смысле, практически коллеги.

Они маневрировали между густорастущих молодых березок, отодвигая белоствольные деревца и обходя нагромождения костей. Натан принюхался к воздуху.

— Ты уверена, что мы на правильном пути?

— Рэд мы отыщем, если она сама захочет, чтобы ее нашли. — Никки посмотрела вниз, на распахнутые пустые глазницы, заросшие мхом. — Многие люди после сожалеют о том, что отыскали ее.

— Ах, да: будь осторожен в своих желаниях. — Он усмехнулся. — Возможно, очередное Правило Волшебника.

— Рэд покинула свою землю в горном перевале, усеянную тысячами и тысячами костей и черепов огромной армии полулюдей, убитых ею в одиночку. — Никки посмотрела по сторонам. — Но некоторые из этих останков намного старше. Ведьма уже давно убивает по ей лишь понятным причинам.

Натан был безмятежен.

— Я постараюсь не дать ей повода убить нас.

Гранитные валуны вокруг, затененные пышными кленами и раскидистыми дубами, приняли более внушительные размеры. По шее Никки поползло покалывание, и колдунья подняла голову, чтобы увидеть мускулистое, похожее на кошку существо на верхушке большого, круглого камня. У странного создания были зеленые глаза и в темных пятнышках мех. Увидев их, животное издало звук, похожий не то на мурлыканье, не то на рычание.

Натан прислонился к березе, ничуть не испугавшись.

— Итак, что это за зверь? Раньше я не встречал такого вида.

— Ты прожил большую часть своей жизни в башне, волшебник. В мире много всего, чего ты еще не видел.

— Но у меня было достаточно времени, чтобы просмотреть книги по естествознанию.

Никки узнала животное с первого взгляда.

— Мать-Исповедница назвала его Охотником. Он компаньон Рэд.

Существо навострило уши.

Натан просветлел. — Это должно означать, что мы уже близко.

Не спеша, Охотник спрыгнул с валуна и побежал через березы, указывая путь.

— Он раньше уже приводил нас к ведьме, — пояснила Никки. — Нам надо следовать за ним.

— Конечно, пойдем, — сказал Натан.

Они двигались быстрым темпом, следуя за существом через пестрый березовый лес и спутанный подлесок. Охотник часто останавливался, чтобы заглянуть через плечо и убедиться, что за ним все еще идут.

Наконец, Никки и Натан вышли к тихой, скрытой от глаз низине. Раскидистые ветви гигантского, покрытого лишайником дуба охватывали всю местность, словно огромная крыша. Горьковатый запах дыма поднимался из запущенного вида костра, горящего в кладке камней неподалеку от хижины из полевого камня, построенной напротив противоположного склона.

Словно ожидая их, щуплая женщина сидела на каменной скамье перед хижиной и смотрела пронзительными небесно-голубыми глазами. На ней было облегающее серое платье, а волосы представляли собой множество спутанных красных прядей. Накрашенные черным цветом губы делали ее улыбку зловещей, а не приветливой. Ворон, усевшийся на ее плече, выглядел не менее любопытным, чем сама ведьма.

Зная, насколько опасной может быть Рэд, Никки встретила взгляд этой женщины, не произнеся ни слова. Натан, несмотря на то, что видел те бесчисленные черепа, проигнорировал опасность и шагнул вперед с поднятой в приветствии рукой.

— Ты, должно быть, ведьма. Я Натан Рал. Натан—пророк.

— Волшебник, а не пророк, — поправила Рэд. — Сейчас все изменилось. — Ее черные губы снова улыбнулись без особой теплоты. — Ты Натан Рал, предок Ричарда Рала. Меня называют провидицей и оракулом, и у меня было достаточно видений за последнее время. Я предвидела, что вы двое придете ко мне.

Рядом с ней, тоже встречая посетителей, сидело пятнистое, похожее на кошку существо, моргая зелеными глазами. По- прежнему сидя на каменной скамье, Рэд задержала взгляд на Никки.

— И колдунья Никки. Рада снова тебя видеть.

— Ты никогда не была рада видеть меня, — поправила ведьму Никки. Часть ее хотела призвать свою силу, направить поток разрушения магии Приращения и Ущерба, всё, что может понадобиться, чтобы разнести ведьму в пыль. — Фактически, ты приказала Матери-Исповеднице убить меня.

Рэд рассмеялась.

— Потому что я предвидела, что ты убьешь Ричарда. — Она, должно быть, видела темные ореолы гнева Никки, но не выказала никакого испуга. — Конечно, ты можешь не понять. У меня были только лучшие намерения. Ничего личного.

— И я действительно убила Ричарда, как ты и предсказывала, — Никки вспомнила, что принятие этого решения почти разрывало ее на части. — Остановила его сердце, чтобы он мог отправиться в подземный мир и спасти Кэлен.

— Видишь? Значит, все сложилось к лучшему. И я действительно помогла тебе вернуть его.

Ворон на плече Рэд наклонился вперед, словно кивая. Взгляд ведьмы стал суровым.

— Ну а теперь: зачем вы пришли сюда?

Натан выпрямил спину.

— Мы искали тебя несколько дней. У меня есть к тебе просьба.

Расширив свою черную улыбку, Рэд указала на бесчисленные черепа вокруг нее в низине.

— Я получаю множество просьб. И с нетерпением хочу услышать твою.

Глава 2

Не спросив разрешения, Натан поправил плащ и сел рядом с ведьмой на каменную скамью. Он с преувеличением вздохнул.

— Мне тысяча лет, и иногда я ощущаю возраст в своих костях.

Никки посмотрела на волшебника, не скрывая своего скептицизма. Она путешествовала с ним много дней и много миль, и он казался вполне себе здоровым и подвижным. Никки сомневалась, что такая явная уловка с сочувствием сработает с Рэд.

Ворон спрыгнул с костлявого плеча ведьмы и взлетел, чтобы опуститься на одну из нижних ветвей огромного дуба. Оттуда птица отругала Натана.

Рэд переставила ногу и повернулась к волшебнику.

— Тысяча лет? У тебя должно быть много интересных историй.

— Да, действительно, и это одна из причин почему я здесь. С тех пор, как Дворец Пророков был разрушен, его не дающее стареть заклинание исчезло, так что теперь я старею, как и все смертные.

Он посмотрел на Никки с блеском в глазах.

— Колдунья теперь тоже стареет, хотя она, конечно, молчит об этом.

— «Старение» — слово, сопровождающее определение «течение жизни», старик, — с резким смешком сказала Рэд. — И, я полагаю, ты хотел бы жить полной жизнью.

— На самом деле я только-только начал жить. — Волшебник откинулся на спинку скамьи, будто на отдыхе в парке. — Теперь... что касается моей просьбы. Я слышал кое о чём, что могут делать ведьмы, и мне было бы любопытно, не окажешь ли ты мне честь?

Никки слушала внимательно и была заинтригована, поскольку волшебник отказался посвящать ее в свои планы, несмотря на длительное и трудное путешествие в это место из Народного Дворца.

Рэд взметнула толстыми косами на своей голове, напомнившими беспокойных змей.

— Ведьмы имеют множество способностей: некоторые удивительные, некоторые опасные. Это зависит от того, какая из них тебя интересует.

Он скрестил пальцы на колене.

— Сестры Света обладали путевыми дневниками — особым образом связанными книжицами, в которых они могли описывать свои путешествия, а также отправлять сообщения на большие расстояния. Но книга жизни... Ах, теперь это как-то зовется по-другому. Ты слышала о такой?

Пристальные бледные глаза Рэд, казалось, проявили интерес.

— Я слышала о многих вещах. — Она замерла на мгновение. — И, да, это одна из знакомых мне вещей.

Натан продолжал, как будто ведьме по-прежнему необходимо было объяснять, или, может, это относилось к Никки:

— В книге жизни описывается жизненный путь человека, все достижения и накопленный опыт.

Он наклонился ближе к ведьме, поправляя жилет. Над головой, на дереве, каркнул ворон.

— Я хотел бы начать свою книгу, так как я начинаю новый этап моего существования, новые приключения. — Волшебник потер воображаемое пятно на рукаве своей мятой рубашки и снова взглянул на ведьму. — Можешь ли ты применить магию рассказчика?

Никки стояла в стороне и смотрела на них двоих. Как только у волшебника возникала идея в голове, он был очень настойчив. Она провела Натана по бездорожью, чтобы найти заваленное черепами логово ведьмы — все потому, что он хотел поинтересоваться у Рэд о книге?

— Ты прожил в башне бо́льшую часть своей жизни, волшебник, — сказала Никки с сарказмом, — И думаешь, что весь твой опыт заполнит целую книгу?

Охотник присел на разбросанные вокруг сухие дубовые листья. Кошачье создание сопело носом, подталкивая опавшие желуди, явно не впечатленный просьбой Натана.

Волшебник хмыкнул.

— Если учесть достаточный промежуток времени, интересные события даже утомительной жизни могут заполнить книгу. — Натан повернулся к Рэд. — Я был сочинителем и написал множество популярных рассказов. Ты, возможно, слышала о Приключениях Бонни Дэя? Или Балладе о генерале Утросе? Великий эпос, имеющий отношение к человеческим обстоятельствам.

Никки сделала резкое замечание:

— Ты родился пророком, Натан Рал. Некоторые так и скажут, что твое призвание — сочинять рассказы.

Натан пренебрежительно отмахнулся.

— Да, некоторые сказали бы так, особенно в наши дни, с великими изменениями во вселенной. Я боюсь, что рассказывать истории это все, на что способен сейчас пророк.

Рэд поджала свои черные губы, как бы принимая во внимание его слова.

— Истории из твоей жизни могут составить книгу, Натан Рал — и, да, у меня есть такая магия, чтобы извлечь их. Я знаю заклинание, которое может сохранить все, что ты сделал, в одну книгу, но на этом она закончится.

— Том под номером «один» — сказал Натан с восхищением. — И я готов начать новое путешествие с моей приятельницей Никки.

Никки ощетинилась.

— Я тебе не приятельница. Во-первых, я твой спутник, а во-вторых — опекун и защитник.

Рэд поправила:

— Каждый человек является центральным персонажем своей собственной истории. Возможно, именно так Натан считает тебя, Никки, частью своего повествования.

— Тогда эта история будет неправдивой. — Она не смягчила свой накал. — Эта книга жизни является биографией? Или вымыслом?

Натан усмехнулся ее словам.

Ворон слетел со своей ветки, облетел поляну и сел на другой сук, видимо, для лучшего обзора.

Ведьма поднялась со скамейки.

— Меня заинтересовало твое предложение, Натан Рал. Тебе еще многое нужно сделать — знаешь ты, или еще нет.

Когда она бросила взгляд на Никки, ее длинные красные пряди качнулись, как заведенные маятники.

— И я также многое знаю о твоей жизни, Никки. Твое прошлое могло бы войти в эпос. Поскольку я работаю с магией рассказчика — хочешь ли ты иметь собственную книгу жизни? Это доставит мне удовольствие. — Рэд ощутила тревогу в небесно-голубых глазах колдуньи. — Мне также известно, что для тебя это тоже имеет значение.

Никки подумала о тех бедах, что она пережила, темных делах, которые совершила, изменения, которые она претерпела, о триумфах, и о разрушениях, что оставила после себя. Было ли это важно? Помимо горстки оставшихся в живых тому свидетелей и многих жертв на ее пути, единственный, кто знал эту судьбу, была сама Никки. Она пристально посмотрела на ведьму.

— Нет, спасибо.

После короткого раздумья ведьма махнула рукой и повернулась с улыбкой к волшебнику:

— Итак, значит одна книга жизни для Натана Рала. — Она оставила скамью и направилась к своей хижине. — Сначала мне понадобятся кое-какие ингредиенты. Нужно их приготовить. — Рэд отодвинула в сторону блеклую шкуру, что висела в дверном проеме и нырнула внутрь.

Понизив голос, Никки повернулась к Натану.

— Что ты задумал, волшебник?

Он просто улыбнулся ей и пожал плечами.

Рэд появилась с маленькой миской цвета слоновой кости: верхушкой человеческого черепа. Она поставила ее на скамью рядом с Натаном и потянулась к нему.

— Дай мне свою руку.

Радуясь, что ведьма согласилась на его просьбу, Натан протянул руку ладонью вверх. Рэд схватила его пальцы, поглаживая один за другим странным эротическим жестом, затем провела по линиям на его ладони.

— Вот твоя линия жизни, линия духа и линия судьбы. Они отмечают основные события в твоей жизни, также как кольца на срезе дерева. — Она повернула его руку, изучая вены на обратной стороне. — Эти кровеносные сосуды прослеживают карту твоей жизни по всему телу.

Когда ведьма гладила его вены, Натан улыбнулся, будто она флиртовала с ним.

— Да, это именно то, что мне нужно.

Рэд выхватила нож из искусно спрятанного кармана в сером платье и быстро провела острым лезвием по тыльной стороне его ладони.

Натан вскрикнул, скорее в недоумении, чем от боли, потому что тут же хлынула кровь.

— Что ты делаешь, женщина?

— Ты попросил книгу жизни. — Она схватила его за руку, перевернув ее так, чтобы кровь могла стекать в чашу из черепа. — Как ты думаешь, что мы будем использовать в качестве чернил?

Когда ведьма сжала его пальцы, пытаясь выдавить побольше, Натан заволновался.

— Не думал я, что дойдет до такого.

— Книга жизни человека должна быть написана чернилами, сделанными из пепла его крови.

— А, ну да, конечно, — пробормотал Натан, как будто он знал все с самого начала.

Никки закатила глаза.

Кровь непрерывно текла из глубокой раны. Охотник обнюхал воздух, словно его привлек этот запах.

Когда чаша наполнилась на треть темно-красной жидкостью, Натан спросил:

— Неужели этого недостаточно?

— Нам лучше убедиться, — успокоила Рэд. — Как ты сам сказал: у тебя была очень долгая жизнь.

Удовлетворенная, ведьма выпустила руку Натана и поставила плошку на дымящийся очаг. Почерневшей бедренной костью она растолкала угли, разложив их по краям, чтобы создать в золе ямку. Она уложила туда костяную чашу и стала ждать приготовления крови.

Натан ткнул пальцем в порезанную руку, затем направил немного магии, чтобы залечить рану, не позволяя крови испачкать его любимую дорожную одежду.

Вскоре жидкость в чаше начала пузыриться и дымиться. Она потемнела, затем почернела и выкипела до смолистого остатка.

Свет, просачивающийся сквозь тесные ветви над головой, ближе к вечеру сменил угол падения. Птицы наверху стали устраиваться на ночь среди ветвей раскидистого дуба. Ворон ворчал на них за посягательство на его территорию, но те его игнорировали.

Рэд нырнула обратно в свою хижину, порылась там, прежде чем вернуться с томом в кожаном переплете, который не имел названия ни на обложке, ни на корешке.

— Так случилось, что у меня завалялась пустая книга жизни среди других вещей. Тебе повезло, Натан Рал.

— Да, действительно повезло.

Рэд присела рядом с очагом и двумя длинными костями осторожно сняла чашу. Чернила из крови внутри нее были еще темнее, чем сажа, пригоревшая на ее поверхности снаружи.

Натан наблюдал с большим интересом, когда ведьма ставила дымящуюся миску на каменную скамью. Она открыла книгу жизни на первой пустой странице.

— А теперь мы запишем историю твоей жизни, Натан Рал.

Она кликнула ворона с дерева, и большая черная птица снова устроилась на ее плече. Ворон своим острым черным клювом погладил красные косы ведьмы в знак внимания. Рэд рассеянно потрогала птицу, а затем внезапно ее схватила. Прежде, чем ворон смог вскрикнуть или вцепиться когтями, ведьма свернула ему шею и подхватила, когда тот начал падать. Крылья мертвого ворона напоследок расправились, словно тот решил в последний раз полетать. Голова его откинулась на бок.

Рэд опустила мертвую птицу на скамейку рядом с миской. Проворными пальцами она прочесала хвост и крылья, наконец выбрав длинное перо, оторвала и внимательно осмотрела.

— Да, прекрасное перо. Начнем?

После того, как Натан кивнул, ведьма обрезала кончик пера своим кинжалом, окунула его в черные чернила и коснулась им чистого листа первой страницы.

Глава 3

Книга писалась сама по себе.

Рэд сидела на скамье, держа руки на коленях, не замечая, что ее серое платье испачкалось темной сажей. Ведьма поработала над своим заклинанием, направив магию в перо ворона, и оно приняло вертикальное положение, а затем стало двигаться по странице, записывая историю жизни Натана Рала.

Склонившись ближе, волшебник с мальчишеским восторгом наблюдал, уперев локоть в колено. Никки тоже подошла, чтобы посмотреть, как слова заполняют первую страницу, строку за строкой, а затем переходят к следующей. Всякий раз, как чернила высыхали, перо останавливалось над книгой, Рэд аккуратно брала его из воздуха, окунала в чашу выпаренной крови и снова ставила на страницу. Поток слов возобновлялся.

— Я помню, сколько раз я писал и переписывал «Приключения Бонни Дэя», пока не был удовлетворен написанным, — сказал Натан, качая головой и удивляясь. — А вот это намного проще.

История писалась страница за страницей, рассказывая о долгой жизни Натана как об опасном пророке: о том, как его лишили свободы Сестры Света, стали обучать, а затем управлять им… Как много лет они следили за каждым изложенным им пророчеством, пребывая в ужасе от тех беспорядков, что могли возникнуть в результате ложных толкований. Ну а пророчества почти всегда неверно истолковывались, часто направляя не туда. Простое стремление избежать страшной участи обычно ее же и приближало.

— Люди никогда не учатся, — пробормотал Натан, читая. — Ричард был прав, отвергая пророчества.

Никки была согласна.

— Я не сожалею, что пророчества покинули этот мир.

Слова пролетали быстрее, чем они их могли прочесть, и страницы книги перелистывались сами собой. Никки пробегала глазами по строчкам, ловя некоторые моменты из жизни Натана, те, которые она уже знала. По дороге волшебник много времени рассказывал ей о себе, спрашивала она того или нет.

Он наклонился ближе, когда началась новая глава.

— О, это хорошая часть.

В его одиночестве во Дворце Пророков Сестры иногда жалели Натана, нанимая женщин из лучших публичных домов в Танимуре, чтобы утешить мужчину. Согласно рассказу, написанному в книге, Натан наслаждался разговорами с простыми женщинами — обычными женщинами с мечтами и желаниями. Однажды он прошептал страшное пророчество в ухо доверчивой шлюхе, и молодая женщина в ужасе убежала из Дворца Пророков. В городе она растрепала об этом другим людям, и впоследствии слух пошел дальше, в конечном счете вызвав кровопролитную гражданскую войну… и все из-за опрометчивого разговора Натана в постели с женщиной, которую он больше никогда не увидит.

Сестры наказали пророка за это, ограничив его в правах на свободу, даже после того, как он заявил, что эта «ошибка» вела его к намерению убить маленького мальчика, которому суждено стать безжалостным тираном — тираном, который убил бы бесчисленное количество невинных людей.

— Незначительная гражданская война была лишь малой ценой, чтобы предотвратить такой исход, — заметил Натан, когда его взгляд скользил по словам, написанным его же кровью.

Лишь перо высыхало, Рэд окунала его в чашу из черепа, помешав «чернила», и оно снова продолжало выводить писанину.

Повествование продолжалась и продолжалась, — бессвязно, по мнению Никки, — а перо писало дальше слово за словом. Конечно, бо́льшая часть его приключений произошла только после того, как ему удалось сбежать из Дворца Пророков: его недолгий роман с Клариссой с трагическим концом; взаимодействие с Ричардом Ралом по свержению Имперского Ордена и императора Джеганя; его битва за то, чтобы остановить злобного Ханниса Арка и ожившего императора Сулакана.

Быстрее, чем ожидала Никки, весь объем страниц заполнился. Когда слова из черной крови, наконец, дошли до последней страницы книги, рассказ закончился недавними событиями: «Никки и Натан пробирались по покрытым мхом черепам, чтобы отыскать ведьму в Темных землях». Все чернила в чаше из черепа были израсходованы, и перо, вращаясь, упало на землю.

Натана явно впечатлило его собственное жизнеописание.

— Спасибо тебе, Рэд, — произнес волшебник.

Когда он закрыл обложку, то был рад увидеть, что его имя появилось на кожаном переплете и на корешке.

— Я возьму ее с собой и после почитаю. Уверен, что другие тоже хотели бы ее прочесть. Да и научные библиотеки пожелали бы получить копии.

Ведьма покачала головой.

— Это невозможно, Натан Рал. — Она забрала у него книгу. — Я согласилась создать для тебя книгу жизни, но не говорила, что ты можешь оставить ее себе. Книга останется у меня. Это и есть твоя плата за нее.

Натан нахмурился.

— Но это не то, что я думал… на самом деле…

— Вы заранее не обговорили цену, волшебник, — согласилась Никки. — Прожив тысячу лет, ты должен быть мудрее.

Рэд нырнула обратно в свою хижину, оставив книгу на скамейке, будто намекая Натану: хватай и беги. Но он, конечно же, не стал этого делать. Ведьма вышла с книгой меньшего размера, более тонкой, с кожаным переплетом и с чистыми листами.

— Я возьму твою историю жизни, но дам тебе кое-что, что стоит гораздо больше. Новая книга жизни полна новыми возможностями, а не старыми, черствыми словами. — Она предложила ее Натану. — У меня есть твое прошлое, твоя старая история, но с этой книгой я даю тебе всю твою оставшуюся жизнь. Живи так, как ты хочешь, чтобы она была написана.

Натан разочарованно провел пальцем по гладкой кожаной обложке.

— Спасибо тебе и на этом, — сказал он, держа книгу в руках.

— Я случайно узнала, что ты и колдунья предельно важны для будущего. — Ведьма приблизилась к Никки и понизила голос. — Ты уверена, что тебе не нужна собственная книга жизни? Возможно, узнала бы что-нибудь интересное.

— Я уверена, ведьма. Мое прошлое — это моя история, и мое будущее будет написано мной по-своему, а не через твой контроль или влияние кого-либо еще.

— Я просто хотела предложить.

Рэд отвернулась с непонятной искоркой веселья в глазах, за которым последовала тень неожиданного беспокойства.

— И все же тебе придется сделать кое-что, колдунья, хочешь ли ты слышать об этом, или нет.

Натан открыл свою новую книгу жизни и с удивлением обнаружил, что в ней уже появилась запись.

— На первой странице есть слова: Кол Адэр. — Недоумевая, он обратил взор к Рэд. — Мне незнаком этот термин. Это имя? Или место?

— Это то, что вам нужно отыскать.

Рэд склонилась над очагом и обугленной бедренной костью расшевелила угли, разжигая огонь.

— Ты должен найти Кол Адэр в Древнем мире, Натан Рал. — Она бросила взгляд на Никки. — Вы оба.

— У нас уже есть своя миссия, — возразила Никки. — Здесь, в Темных землях.

— Да неужели? И что это за миссия? Бесцельно блуждать, из-за того, что ты слишком влюблена в Ричарда Рала, чтобы остаться рядом с ним? Это бессмысленно. Бегство от своей трусости.

Никки почувствовала, как загорелись ее щеки.

— Это не совсем так.

Натан встал на защиту своей спутницы:

— После наших последних великих сражений я хотел отправиться сюда, чтобы посмотреть, смогу ли я помочь людям.

Рэд фыркнула.

— Еще одни бессмысленные скитания. Всегда найдутся люди, которые нуждаются в помощи, куда бы вы ни отправились. В Темных землях? В Древнем мире? И какова ваша цель? Вы хотите спасти мир или спасти себя самих?

Никки сменила гнев на раздражение:

— Ты несешь чепуху, ведьма.

— Чепуха, говоришь? Переверни страницу, Натан Рал. Прочти свою новую книгу жизни.

Волшебник с любопытством сделал так, как она предложила. Никки наклонилась ближе, увидев новые слова, написанные на следующей странице.

«Будущее и судьба зависят не только от странствий, но и от выбранной цели. Кол Адэр находится далеко на юге в Древнем мире. Там волшебник узреет то, что поможет ему снова стать целым. Колдунье суждено спасти мир».

— Я помогла спасти мир уже не единожды, — Никки это явно не понравилось.

Но Натан был более взволнован прочитанным.

— Эта игра не для нас, ведьма. Ты подбросила нам эту шутку. Зачем мне снова становиться целым? Я разве что-то упустил? — Он невзначай коснулся своей порезанной руки, которая теперь выглядела совсем не поврежденной.

— Это ко мне никак не относится, — возразила Рэд. — Вы сами видели, что здесь написано, ну а ваши пути предначертаны вам уже давно.

— Пророчества уже не актуальны, — сказала Никки. — Эти древние предсказания ничего не значат.

— Ты так думаешь? — Ведьма стояла на своем. — Даже те изречения, сделанные, когда пророчества имели такую же силу, как ветер и солнце?

Пока Натан разминал пальцы, словно выискивая среди них недостающие, Рэд откинула назад спутанные пряди своих волос.

— Ты как никто другой должна знать, что другим неразумно было бы толковать пророчества.

Никки подтянула шнурки на сапогах и поправила свое черное платье. Она не могла скрыть скептицизм:

— Как я уже сказала, пророчеств больше нет, ведьма. Как ты можешь знать, куда нам следует идти?

Рэд таинственно улыбнулась.

— Временами, я все же кое-что узнаю. Или, может быть, это откровения, которые я предвидела задолго до того, как изменились звезды в небе. Но я знаю, что, если вам небезразличен лорд Рал и его империя Д'Хара, вы прислушаетесь к этому предупреждению и призыву. Кол Адэр. Вам обоим нужно отправиться туда, будь это обычное путешествие, либо с явной целью. Если вы этого не сделаете, то все, над чем работал Ричард Рал, вполне может оказаться безнадежной тратой времени и сил. — Она пожала плечами, выглядя равнодушной. — Впрочем, поступайте, как хотите.

Натан спрятал новую книгу жизни в кожаную сумку на боку и накрыл ее чехлом.

— Как бродячий посол лорда Рала, мое задание — отправиться в места, в которых могут не знать об изменениях в мире. — Он посмотрел на темнеющее небо сквозь сень древнего дуба. — Но точный маршрут остался на наше усмотрение. Мы могли бы отправиться в Древний мир так же, как и в Темные земли.

Никки не была так уверена.

— И ты серьезно примешь на веру ее болтовню, волшебник?

Натан пригладил свои длинные белые волосы.

— Честно говоря, я пресытился Тёмными землями и всем этим мраком. В Древнем мире больше солнечного света.

Никки задумалась о цели своих странствий с волшебником. Она просто хотела служить Ричарду и укрепить целостность его империи, помочь начать долгожданный, золотой век.

— У меня есть личные указания лорда Рала: изучить его новую империю и отправить отчеты о том, что нам встретилось в нашей миссии. Например — из этого Кол Адэр, или, может, из другого места.

— И попутно спасти мир, — добавила Рэд.

Никки не верила в предсказания Рэд. Как та предполагала спасти мир, отправив их в путешествие, да еще в то место, о котором прежде ничего не было известно? Но аргументы волшебника имели смысл.

Древний мир, когда-то являвшийся частью Имперского Ордена, теперь находился под властью Д'Хары. Даже жители этих отдаленных мест хотели бы услышать о своей свободе, узнать, что лорд Рал будет настаивать на их самоопределении и уважении к друг к другу. Ей нужно было удостовериться, что так и будет, и позаботиться попутно о возникших проблемах, чтобы Ричарду не о чем было беспокоиться.

— Да, я отправляюсь с тобой, — решила Никки.

Натан поправил плащ и взвалил на плечи свою дорожную сумку, так же стремясь покинуть ведьму, как и отправляясь на ее поиски. Но Никки заколебалась.

— Прежде чем отправиться на юг, в Древний мир, нам нужно передать лорду Ралу, куда мы вознамерились пойти. У нас нет возможности сейчас с ним связаться. — Она не хотела, чтобы Ричард или Кэлен беспокоились о них двоих, если они исчезнут на какое-то время.

— Мы могли бы найти способ послать весточку, когда доберемся до Танимуры, — предложил Натан. — Или из какого-нибудь другого города по дороге.

Рэд удивила их:

— Я сама позабочусь об этом.

Она подняла обмякший трупик ворона и положила птицу в ладони, распахнув его безжизненные крылья. Ведьма поправила его упавшую набок голову со сломанной шеей, и закрыла свои глаза, концентрируясь.

Через мгновение ворон уже стал извиваться и затрепетал своими перьями. Рэд посадила ожившую птицу на каменную скамью и тот встал на лапки, словно пьяный. Шея все же осталась в неправильном положении, да и в глазах не было огонька жизни, — но птица двигалась, словно марионетка. Ворон расправил крылья, как бы стряхивая остатки смерти, а затем сложил их по бокам.

— Оторви полоску бумаги от страницы своей книги жизни, Натан Рал, — сказала она, вручая ему черное перо. — Чернил хватит, чтобы можно было написать записку для лорда Рала.

Натан так и сделал, нацарапав короткое сообщение на тонком завитке бумаге. Когда он закончил, Рэд плотно скрутила записку и привязала к лапке ворона.

— У моей птицы достаточно жизненных сил, чтобы добраться до Народного Дворца. Лорд Рал узнает, куда вы направляетесь.

Она подбросила неповоротливого ворона вверх. Никки смотрела, как ожившая птица стала падать обратно на землю, но в последний момент вытянула крылья, неуклюже ими захлопав, и поднялась над огромным дубом, скрывшись в сумерках.

Уши охотника навострились. Кошачье существо понюхало воздух, прежде чем кинуться в лес, мелькая среди теней высоких деревьев. За пределами ведьминой низины Никки увидела проблески меха какого-то зверя размером с лошадь, бродящего по зарослям. Охотник радостно побежал за ним, резво пробираясь через кустарник, и исчез вместе с тем большим хищником в глубокой темноте.

Рэд подняла глаза.

— Мать Охотника часто присоединяется к нам за ужином. — Ее губы выказали странную улыбку. — Не хотите ли остаться?

Никки приняла к сведению разбросанные кости и черепа, и решила не рисковать.

— Мы должны идти.

— Спасибо, ведьма, — сказал Натан, когда они направились в надвигающуюся ночь. Даже одни в диком темном лесу Никки надеялась, что они будут в большей безопасности, чем если предпочли остаться в хижине Рэд.

Натан шагал вперед, не обращая внимания на черепа.

— Это будет грандиозное приключение. Как только мы покинем Темные земли, мы сможем отправиться на юг, в Танимуру. В гавани Графана мы обязательно найдем корабль, идущий на юг. Мы отыщем Кол Адэр, и это будет только начало приключений.

Ричард велел ей отправляться к границам Д'Харианской империи, и колдунья решила, что далекий юг вполне приемлемый вариант.

— Я полагаю, что той части мира будет вполне достаточно для наших целей.

Рэд наблюдала за тем, как эти двое исчезли в лесу. Охотник подбежал и сел у очага. Через несколько мгновений его мохнатая мать, размером с медведя, встала рядом, ощетинив мех. Сын, гораздо меньший размером, терся об нее в надежде поиграть, но самка подвинула огромную голову к Рэд, и та почтительно почесала шелковый мех за ушами существа, скрестив ногти обеих рук. Мать охотника издала звук, напоминающий не то рычание, не то мурлыканье; затем она грузно улеглась среди опавших листьев на поляне.

Рэд подняла увесистую книгу жизни Натана. Да, даже тихая и скучная жизнь может состоять из значительных событий за тысячу лет. Она знала, что настоящая хроника лишь только что началась для Натана, и настоящие испытания ожидают их обоих. Хотя Никки и не позволила ведьме создать такую же книгу для нее, Рэд все же была оракулом. Она знала, что жизнь колдуньи, как прошлая, так и будущая, заполнила бы много таких томов.

Колдунье суждено спасти мир.

Прихватив книгу, Рэд отодвинула кожаную накидку над входом и нырнула в свою хижину. Низкое жилище было освещено оранжевым свечением догорающих свечей, установленных в черепах. Передняя комната была маленькой и тесной, но у задней стены, у склона холма, она отодвинула в сторону еще одну дверь-занавеску.

Она вошла в главную часть своего жилища: большой комплекс широких проходов и гротов, вырытых в самом склоне холма. Рэд стояла перед рядами полок, заполненных многочисленными книгами, подобными той, что она держала сейчас в руках. На протяжении многих лет она собрала так много книг жизни, что потеряла им счет.

Но как ни странно, каждая из книг заканчивалась странными и ранее непонятными словами:

«Будущее и судьба зависят не только от странствий, но и от выбранной цели. Кол Адэр находится далеко на юге в Древнем мире. Там волшебник узреет то, что поможет ему снова стать целым. Колдунье суждено спасти мир».

Те же слова в каждой книге. В каждой их сотне. В тысяче. И каждая с тем же предупреждением.

Рэд поставила летопись Натана Рала на пустое место полки рядом с остальными. Бесчисленные книги жизни, почти для каждого из тех черепов, погребенных подо мхом…

Глава 4

Натан и Никки, получив новую цель, несколько скептически отнеслись к миссии, что возложила на них Рэд, и все же шествовали в течение двух недель по Темным землям, прежде чем достичь более населенных районов Д'Хары. Направляясь на юг, они нашли хорошо укатанные дороги и деревни, в том числе постоялые дворы, где можно было отведать домашней еды вместо дичи, и спать на настоящих кроватях, а не ночевать на лесной подстилке. Ричарду Ралу, в бытность его лесным проводником, нравилось выискивать лесные тропы, но Никки предпочитала цивилизацию, да и Натан, само собой, не возражал против удобств.

По пути они собирали слухи и распространяли новости о победе лорда Рала над императором Сулаканом. Большинство людей на юге Д'Хары мало знали о произошедших политических изменениях, но все видели волнение звезд и перемещение их в небе, и с удивлением и тревогой слушали путешественников.

В теплых многолюдных залах гостиниц Натан разводил руки и объяснял глубоким, уверенным голосом: «По правде говоря, конец пророчества означает, что вы можете жить своей жизнью и принимать свои собственные решения. Я сам когда-то был пророком, и я скажу вам по опыту — такие возможности не стоили того. Так что удачи вам в новой жизни!»

Однако многие местные «оракулы» и самопровозглашенные провидцы были не в восторге от таких изменений. Те, у кого был настоящий дар, уже заметили внезапное отсутствие способностей, а те, кто продолжал продавать свои предсказания, наверняка обманывали доверчивых клиентов. Такие «пророки» были возмущены, услышав, что их обвиняют в мошенничестве и шарлатанстве.

Но карательные меры по отношению к ним не было миссией Никки, и она не считала ее «спасением мира». Она двигалась дальше, к своей настоящей цели. Ей надлежало отправиться в Древний мир, на разведку новых земель, которыми теперь управляет лорд Рал, и помочь Натану найти таинственный Кол Адэр, чем бы это ни оказалось. Танимура будет их отправной точкой. Великий портовый город был одним из самых северных бастионов Древнего мира, местом, где сходились основные сухопутные торговые пути.

Когда путники приблизились к побережью, воздух принял свежий, соленый привкус. На широкой дороге через прибрежные холмы движение стало более оживленным. Мимо них проезжали запряженные мулами телеги, а также состоятельные дворяне или купцы верхом на ухоженных лошадях в дорогой упряжке. Фермеры управляли повозками, гружеными овощами или мешками с зерном, направляясь на рынки в портовый город.

Шагая под теплым солнцем, волшебник болтал на разные темы — болтал беспрестанно — но Никки сохраняла энергию для дальнейшего похода. Когда они достигли вершины холма перед ними открылся шикарный вид.

Старый, широко раскинувшийся город Танимура был построен на длинном полуострове, протянутом по сверкающим голубым просторам океана. На западе, прежде чем влиться в море, река Керн пересекала широкую долину. Сельскохозяйственные угодья и деревни усеяли местность, с вкраплениями пятен темных лесов. Взгляд Никки, тем не менее, был заострен на белоснежных зданиях обширного города.

Волшебник остановился, прикрыв глаза.

— Великолепный вид. Подумай о тех возможностях, которые предлагает Танимура. — Он расправил мятые манжеты из-под потертых рукавов и открытый жилет. — Включая и свежую одежду.

Никки сказала тихим голосом:

— Прошло много лет с тех пор, как я была здесь. — Она прищурила свои голубые глаза, осматривая город, отмечая, что помнит, а что изменилось.

— Когда я сбежал из дворца, — проворчал волшебник, — я думал, что никогда сюда не вернусь… но вот мы здесь.

Вплоть до берега вдоль гавани Графана обосновались крупные грузовые и военные суда с кремово-белыми парусами, а также рыбацкие одномачтовые суденышки с треугольными парусами. Губы Никки изогнулись в беспощадной улыбке.

— Вижу, им удалось заново отстроить доки.

Здесь, в гавани, она и ее товарки, Сестры Тьмы, уничтожили «Леди Зефу», — корабль, где их держали в заложницах. Император Джегань позволил женщинам отомстить капитану Блэйку и его отвратительной команде, и даже поощрял это, а Никки и ее спутницы не были милостивы к матросам, которые насиловали их и всячески над ними издевались. Сестрам доставило удовольствие разрывать плоть мужчин на полоски. Затем, сообща направив магию Ущерба, они уничтожили «Леди Зефу». Подняв судно над водой, ломая мачты, словно веточки, они раскидали огромный корабль по докам Графана, посеяв хаос по всей гавани, как будто другие корабли были не более, чем игрушки в руках злобного ребенка.

Хотя это был один из ее самых мрачных моментов в жизни, Никки все же улыбнулась этим воспоминаниям.

Натан тоже смотрел в сторону многолюдного города, погрузившись в собственные мысли. Он понизил голос до заговорщицкого шепота:

— Мы оба оставили такой след в Танимуре, дорогая колдунья, что встретить нас могут неприветливо.

Его взгляд был обращен в сторону южной оконечности полуострова и большого острова недалеко от берега. Остров Халзбанд когда-то был связан с материком впечатляющим каменным мостом, который позволял посетителям, торговцам, ученым и Сестрам Света попадать прямо во Дворец Пророков. Громадное здание стояло тут тысячелетиями — место, куда заточали одаренных мужчин и где их обучали. Дворец был защищен множеством способов, в том числе переплетением заклинаний, которые не позволяли его жителям стареть… Но Натан запустил световой кокон, разрушив дворец, чтобы его магические архивы не могли попасть в руки Джеганя.

Остров Халзбанд теперь стал сплошной пустыней, а дворец словно испарился. Из того, что могла сказать Никки, даже спустя шесть лет ни одна отважная душа не вернулась сюда, чтобы заявить права на эти опустошенные земли.

Волшебник состроил кислое выражение лица, но все же выдавил улыбку.

— Я провел там тысячу лет. Что может быть лучше, чем начать новую жизнь, стерев все следы прошлой?

Он отодвинул темно-синий плащ и похлопал по кожаной сумке на боку, в которой хранилась новая книга жизни с ее зловещим предсказанием.

— Пришло время для новых приключений, прежде чем мы состаримся, хотя, ты и я не привыкли стареть столь же быстро, как все остальные. Танимура ждет нас.

Никки направилась по дороге к городу. Когда они спускались вниз по склону, мимо прокатила повозка, управляемая старым фермером в соломенной шляпе. Мужчина, управляя повозкой, груженой круглыми зелеными дынями, уставился на дорогу впереди как на самую интересную вещь в мире.

Когда Натан попросил подвезти их, старый фермер простым жестом позволил им запрыгнуть. Они уселись в задней части фургона среди сваленных там круглых дынь. Никки подняла одну.

— Похожа на отрубленную голову.

Вол плелся, не сбавляя шаг. Животное не обращало внимания, ведет ли дорога в гору или вниз с горы.

Никки наблюдала за приближающимся городом. Она вспомнила усаженные деревьями бульвары, высокие побеленные здания с черепичными крышами. Флаги развевались на высоких пиках: алые знамена города Танимура и более крупные — империи Д'Хара.

Она и Ричард когда-то останавливались здесь на пути в Алтур'Ранг, когда колдунья вынудила его играть роль мужа, надеясь убедить Ричарда уверовать в Орден. Она была такой страстной, решительной, безжалостной — и такой наивной. Искатель научился тесать камень здесь, в Танимуре…

Никки нахмурилась, предавшись тревожным воспоминаниям.

— Мы не задержимся здесь, волшебник. Достанем припасы для долгого путешествия и найдем корабль, идущий на юг Древнего мира. Я уверена, что тебе не терпится отыскать этот свой Кол Адэр.

— Ну, а ты, конечно, должна спасти мир.

Натан вздрогнул, когда повозка наехала на большой камень на дороге и одна большая дыня откатилась к краю; он ловко поймал ее и положил обратно на неустойчивую груду.

— Но зачем так торопиться? Добрые духи, мы уже недели в пути к Танимуре. Если это пророчество было записано сто лет назад, то зачем так спешить?

— Права ведьма или нет, лорд Рал попросил нас исследовать границы его империи и распространить условия его правления. Все здесь уже и так знают, кто он. Наша настоящая работа — в другом месте.

— Ну, это и в самом деле так, — со вздохом признал Натан. — И мне любопытно найти это место под названием Кол Адэр, которое, по мнению Рэд, мне нужно обязательно увидеть.

Он взглянул на свою рубашку и попытался отчистить жирное пятно от кролика, съеденного, когда они разбили лагерь, и пятно от соуса — это было лучшей пищей, что хозяин гостиницы приготовил им на следующий вечер.

— Но прежде чем мы двинемся дальше, моим первым делом станет приобретение нового дорожного костюма. Без сомнения, в Танимуре есть множество портных и магазинов одежды. Думаю, я найду что выбрать.

Черное дорожное платье Никки все еще было в хорошей форме, а в сумке лежало запасное.

— Ты слишком сильно беспокоишься об одежде.

Он посмотрел на нее поверх своего носа.

— Я провел тысячу лет во Дворце Пророков, облаченный в дурацкие мантии. Теперь, когда я наконец свободен, я имею право себя побаловать.

Никки знала, что она не изменит его решения.

— Я отправлюсь в гавань и отыщу владельца доков. Узнаю, какие корабли готовы к отплытию и где они пришвартованы.

По дороге присоединялось все больше повозок; они проезжали конюшни на окраине города, скотные дворы, где беззаботно бродили свиньи и разный скот. Печи, производящие древесный уголь, стояли, словно высокие ульи, отправляя в воздух сладковатый дым. На площади для собраний плотники без рубашек строили высокую башню, состоящую пока только из одних перекладин.

Бесстрастный возница не сказал им ни слова, лишь только подгонял своего вола. Городские здания стали тесниться друг к другу, а толпы людей увеличились соответственно нарастающему шуму. Люди кричали что-то друг другу, торговцы расхваливали свои товары, прачки развешивали капающую одежду на веревках, натянутых между зданиями.

Неподалеку путники увидели большой рынок, заполненный шаткими деревянными палатками с выставленными безделушками, якобы приносящими удачу, рулонами узорчатой ткани, предметами резьбы по дереву, глиняными горшками в глазури и пучками красных и оранжевых цветов. Старый фермер хлестнул вола хлыстом, направляя животное к рынку, а Никки и Натан соскользнули с повозки, готовые отправиться в самое сердце города. Волшебник выразил благодарность, но старый фермер не ответил.

Стоя и осматриваясь, Натан поправил свой богато украшенный меч в ножнах, проверил, на месте ли книга жизни, расправил сумку и застенчиво почистил рубашку.

— У меня не займет много времени. Как только я найду приемлемого портного, я попрошу его сшить для меня более подходящую одежду. Плащи, рубашки, жилеты, новые сапоги. Да, если я хочу быть послом лорда Рала, выглядеть я должен подобающе.

Глава 5

Древний город Танимура был полон чудес и развлечений, а также опасностей для неосторожного человека. Никки чувствовала себя здесь как дома.

Она уверенно пробиралась в самую глубь города, ее мысли занимали поиск корабля, отплывающего на юг и капитана, хорошо знакомого с портовыми городами Древнего мира. Из того, что описала ведьма, Кол Адэр может находиться далеко в малонаселенных землях на окраинах, не отмеченных на общих картах. Но они найдут это место.

За годы службы у императора Джеганя, когда ее звали Госпожой Смерть, Никки взяла под власть Имперского Ордена множество отдаленных городов. Несмотря на то, что Джегань собирался завоевать Новый мир, он почти не интересовался малонаселенными районами, расположенными далеко на юге его империи. Он как-то сказал ей, что те земли не содержат должного богатства, чтобы стоить его времени.

Несмотря на большое расстояние, Никки была убеждена, что тем людям, живущим в отдалении, также нужно знать о лорде Рале. Она с гордостью расскажет им об их новой жизни без тиранов и угнетения, и уже предвкушала этот момент. Никки сделает это ради Ричарда.

Будущее и судьба зависят не только от странствий, но и от выбранной цели.

Улицы, что вели к гавани, были круты и извилисты. Переполненные здания теснились друг к другу. Эти конструкции, — и в два, и в три этажа, и с надстройками, — заполонили все свободные участки земли. Некоторые дома и магазины наклонились, словно пытаясь сохранить равновесие на склонах холмов. По середине улиц тянулись водосточные канавы, полные коричневой жижей из дождевой воды, смешанной с содержимым ночных горшков.

Женщины с широкими бедрами, собравшись вместе, сплетничали возле колодца, вытаскивая ведра с пресной водой и передавая их угрюмым подросткам. Брехливый лай собак разносился по улицам в поисках разбежавшихся цыплят.

Никки пересекла квартал красильщиков, где в воздухе стоял кисловатый, резкий запах роскошных тканей. Торговцы тканями повсюду развешали рулоны истекающего каплями материала — индиго, желтого шафрана и черного цветов. Их, высушивая, подхватывал морской бриз. В квартале производителей ниток мальчишки бежали по улице и тянули за собой длинные цветные пряди, скручивая их в катушки.

В районе дубильщиков рабочие обрабатывали шкуры — здесь стоял запах кожи. Шустрая ребятня, в основном немытая и дурно пропахшая, бегала, предлагая на продажу прохожим листочки мяты в виде букетиков. Маленькая девочка с черными волосами в косичках подбежала к Никки, размахивая листочками.

— Всего лишь медячок, и вы будете дышать свежестью.

Никки покачала головой.

— Запах смерти меня нисколько не беспокоит.

Тощая девочка не могла скрыть своего разочарования. Одетая в лохмотья, с лицом, покрытым пылью и сажей, выглядела она так, будто давно не мылась и почти ничем не питалась. Отметив ее трудолюбие, Никки все же дала ей медяк, и девочка, радостно смеясь, убежала.

Рынок был очень шумным и пестрел колоритной толпой людей и торговцев, разносящих моллюсков или живых осьминогов в ведрах с мутной соленой водой. Мясники продавали экзотическое привозное мясо: страуса, мускусного быка, зебры и даже жирные серые отбивные якобы из длиннохвостого гара — эти куски, разложенные на досках для оценки, привлекали больше мух, чем покупателей. Копченая рыба болталась хвостами вниз на деревянных стойках, словно сочные боевые трофеи.

Торговцы едой продавали шампуры приправленного мяса, шипящие на углях. Пекари предлагали связки булок румяного хлеба. Две женщины помешивали содержимое дымящегося котла и наполняли в миски то, что они называли похлебкой из кракена: молочного цвета варево с плавающими в нем морскими водорослями, луком и присосками, отрезанными от какого-то большого щупальца.

Никки шла быстрым шагом, ничем не интересуясь и ни на что не отвлекаясь. Жонглеры давали представление на улицах, азартные игроки делали ставки в игре со стаканчиками и костями. Музыкант сидел на опрокинутом горшке, издавая какофонию звуков из струнного инструмента.

В квартале торговцев пряностями мужчины в длинных зеленых халатах торговались по поводу цены тмина, куркумы и кардамона. Беззубая старушка, сидевшая на корточках с краю тротуара, перебирала корни мандрагоры и имбиря. Когда по улице пронесся легкий бриз, торговцы специями бросились укрывать свои корзины, наполненные пылеобразным содержимым. Один человек склонился над глиняной миской с красным перцем, и ветерок, слегка подувший ему в лицо, заставил его зачихать и отступить, размахивая руками.

В общем, Танимура представляла многолюдный, оживленный город. Каждый человек здесь был занят своей повседневной жизнью, и лишь немногие из жителей обращали внимание на большую работу устроения и сохранения Д'Харианской империи. Эти люди не были воинами. Они много лет жили под гнетом Имперского Ордена и пережили потрясения долгой, кровопролитной войны, и даже сейчас толком не осознавали, как коренным образом изменилось их существование. Если правление лорда Рала продержится долго, этим людям, возможно, не понадобится беспокоиться ни о чем.

Когда Никки добралась до более старого, более многолюдного района чуть выше гавани, улицы стали теснее и запутаннее. Здания тут были высокие и выцветшие, и каждая улица внезапно переходила в переулок. Не раз колдунья оказывалась в тупике кирпичных стен с кучами мусора, заставлявших ее возвращаться назад.

Никки свернула в более широкий переулок между наклонными трехэтажными зданиями с потрескавшимися стенами в пятнах. Здания оставляли в тени зловоние застоявшейся воды, крыс и отбросов. Она шла вперед, полагая, что этот проход приведет ее к более широкой проезжей части, но вместо этого он свернул в странные, извилистые закоулки и суженные переходы.

Впереди она услышала испуганный крик и звуки борьбы: грубый смех, удары кулаков по телу, а затем — более глухой — звук ударов сапогами. Она уже подбегала к источнику этих звуков, когда раздался крик боли вместе с мальчишеским смехом:

— Это все деньги, которые у меня есть! — То был голос молодого человека.

Никки зашла за угол чтобы встретиться с тремя мускулистыми мужчинами и жилистым мальчиком, заслонившими парня лет двадцати. Ей потребовалось всего одно мгновение, чтобы оценить картину происходящего, и определить, кто хищник, а кто жертва. Юноша, загнанный в угол этими отморозками, не походил на жителя Танимуры. Его отличали длинные рыжие волосы и бледная кожа, покрытая веснушками; карие глаза парня были полны страха.

Он кинулся на нападавших, но трое более крупных мужчин принялись бить его кулаками. Для них это была лишь игра, и они, казалось, не особо спешили. Мальчик, с виду лет десяти, прыгал с ноги на ногу, сжимая в руке маленький мешочек с монетами, очевидно, украденный у парня.

Один из головорезов — тяжеловесный мужчина с короткими, но необычайно мускулистыми руками, — отвесил солидный пинок по бедру жертвы. Рыжеволосый юноша осел вниз, скользя по липкой, грязной стене. Даже падая, он поднял руки в попытке отбиться.

— А ну-ка, немедленно прекратите! — прокричала Никки.

Крик прозвучал не громко, но все же привлек внимание.

Трое мужчин повернулись, с удивлением уставившись на нее. Глаза курчавого мальчика стали такими же большими и блестящими, как монеты, и он бросился прочь по извилистому переулку, исчезнув так же быстро, как таракан, обнаруженный при свете. Никки проигнорировала мальчика и столкнулась лицом к лицу с тремя мужчинами, представлявшими реальную угрозу.

Головорезы развернулись к ней, готовые к драке, но, когда увидели лишь привлекательную блондинку в черном платье, выражение их лиц переменилось. Один из них захохотал. Все трое разошлись, чтобы обойти колдунью со всех сторон.

Приземистый, крупный мужчина позвал мальчика, что исчез в закоулке:

— Не стоит убегать, маленький ублюдок. Это же просто женщина.

— Пусть бежит, Джерр, мы найдем его позже, — сказал второй: смуглый, с круглым лицом и налитыми кровью глазами, вероятно, от длительного увлечения алкоголем, а не от недостатка сна.

— Мы ведь не хотим, чтобы это маленькое отродье видело, что мы с ней будем делать, — сказал третий мужчина, с засаленными каштановыми волосами, завязанными в хвост. — Он слишком молод для такого обучения.

Рыжеволосый парень попытался встать. У него носом шла кровь и была порвана рубашка.

— Они украли мои деньги!

Человек с налитыми кровью глазами с силой врезал его по лицу. Парень головой ударился о стену.

Никки все же осталась невозмутима и не сдвинулась с места.

— Возможно, вы не услышали меня. Я велела вам остановиться.

— Мы ведь только начали, — ухмылялся Джерр, по всей видимости — лидер. Тут же трое мужчин вытащили свои ножи. Видимо, избиение молодого человека недостаточно развлекло их, и они задумали что-то еще по отношению к Никки. Такие мужчины обычно так и поступали.

Ухмыляясь, троица подошла к колдунье. Человек с хвостиком проскользнул ей за спину, отрезая путь, но отступать она и не собиралась. Очевидно, громилы ожидали, что женщина испугается, но Никки не повела глазом.

— Миленькое черное платье, — произнес Джерр, подняв нож. — Но мы предпочли бы видеть тебя без него. Это все упростит.

Рыжий юноша попытался вскочить на ноги, прижимая руку к своему ушибленному бедру.

— Оставьте ее в покое!

Человек с налитыми кровью глазами прорычал:

— Сколько зубов еще ты хочешь потерять за сегодня?

Никки обвела этих троих ледяным взглядом.

— Прошло уже несколько недель с тех пор, как мне пришлось убить человека. — Она переводила взгляд с одного на другого. — Теперь у меня целых три недоумка за один день.

Бандиты были поражены ее смелостью, и здоровяк Джерр рассмеялся:

— Как ты собираешься это сделать? У тебя даже нет оружия.

Никки встала с опущенными руками, сомкнув пальцы.

— Я и есть оружие.

Она призвала свою магию. У колдуньи было бесчисленное множество способов убить этих людей.

Рыжеволосому, наконец, удалось встать, и тот сдуру попятился к ним, обращаясь Никки:

— Я не позволю им причинить тебе вред! — он нырнул к человеку с хвостиком, сбив того с ног.

Кровавоглазый вскинул нож и направился к Никки, размахивая им перед ней взад-вперед, пытаясь запугать.

— Почикай ее, Хенти, — выкрикнул Джерр, — но не переусердствуй, пока не стоит. Я не хочу, чтобы ее кровь испачкала меня, когда вставлю ей между ног.

Никки могла бы призвать огонь волшебника и сжечь всех троих в одно мгновение, но тем самым опасалась убить также молодого человека и вызвать пожар, способный прорваться через старый город. Можно обойтись и без этого, ведь существовали и другие способы.

Никки создала стену из воздуха, ударившую Хенти, и тот выглядел сейчас так, будто сослепу врезался в невидимое дерево. Когда он на мгновение впал в ступор, Никки воспользовалась магией, чтобы отбросить его назад на пятнадцать футов. Она слишком не деликатничала — не было на то причин.

Кровавоглазый врезался в высокую стену и удар сокрушил ему голову, будто одну из дынь в повозке фермера. Брызги красного цвета широко разлетелись по и так уже заляпанной стене; тело оставило за собой длинный неравномерный след, когда скользнуло двумя этажами ниже к земле.

Не веря своим глазам, Джерр подскочил к Никки с ножом. Она использовала свои способности, чтобы сдавить мужчине горло, не давая ему возможности закричать, затем сомкнула вместе кости на его шее. Глаза лидера выпучились, затем лопнули красными брызгами. Голова откинулась набок, колени обмякли и тело упало вперед.

«Конский хвост» отбился от рыжеволосого юноши, схватившего его, и, рассекая ножом воздух, пытался порезать молодого человека. Тот уклонялся. Затем последний головорез обернулся к Никки, зарычав.

Колдунья остановила его сердце, и тот упал на землю, как поваленный бык.

Рыжеволосый осмотрел кровавую бойню.

— Мы спасены! — Его лицо побледнело, что сделало веснушки на нем более заметными. Юноша посмотрел на троих мертвецов, лежащих в помоях в переулке. — Ты убила их! Милостивая Мать моря, ты… ты убила их. Ты не должна была этого делать!

— Может быть и нет, — сказала Никки, — но это было самое верное решение. Они приняли его за меня. Эти люди грабили бы и других, и в конце концов их все равно бы схватили. Я сэкономила время и силы судье и палачу.

Ошеломленный рыжеволосый парень не мог решить, что делать. С губы у него текла кровь, лицо было опухшее и помятое.

— Просто… они забрали мои деньги, но я сомневаюсь, что они стали бы меня убивать.

Никки окинула взглядом его долговязую фигуру. Молодой человек был одет в свободную домотканую рубашку коричневого цвета и прочные холщовые штаны вроде тех, что носят моряки. При нем не было видно оружия, даже ножа на боку.

— Ты думаешь, что они не собирались тебя убить? Я не собиралась проверять, так ли это.

Юноша с трудом сглотнул, и Никки поразилась, насколько он казался невинным и глупым. Если даже синяки и потеря кошелька не преподали парню должный урок, Никки не желала тратить на него время.

— Если ты будешь ходить по этим переулкам безоружным и невнимательным, у тебя скоро появится еще одна возможность узнать, собираются ли здешние бандиты убить тебя. — Она повернулась, чтобы уйти. — Не рассчитывай, что в следующий раз я окажусь рядом и помогу тебе.

Молодой человек поспешил за ней.

— Благодарю тебя! Извини, этого недостаточно, но все же спасибо. Меня воспитывали выражать благодарность тем, кто сделал для меня что-то хорошее. Я ценю это. Меня зовут Бэннон… Бэннон… — Он сделал паузу, смутившись. — Бэннон Фармер. Я с острова Кайрия. Это мой первый визит в Танимуру.

Никки продолжала идти.

— Я бы даже предположила, что это, возможно, твой последний раз в Танимуре, если не перестанешь быть таким дураком.

Бэннон следовал за ней, продолжая говорить:

— Раньше я выращивал капусту, но захотел увидеть мир, поэтому записался матросом на борт парусного судна. Это мой первый визит в порт, и я тут, чтобы купить меч. — Он нахмурился и хлопнул себя по бедру, словно ограбление ему только почудилось. — Они забрали мои деньги. Этот мальчик…

Никки не проявила ни удивления, ни сочувствия.

— Он убежал. Ты никогда его уже не найдешь. Ему повезло, что он смылся, хотя я бы не стала убивать мальчишку, даже если он вор.

Плечи Бэннона поникли.

— Я искал оружейника. Эти люди показались мне добропорядочными и велели мне следовать за ними и привели сюда. — Он покачал головой. — Полагаю, мне следовало быть более осторожным. — Юноша просиял. — Но ты оказалась здесь вовремя и спасла меня. Ты колдунья? Я никогда не видел ничего подобного. Спасибо, что выручила меня.

Она повернулась к нему.

— Тебе должно быть стыдно за необходимость тебя спасать. Ты должен обладать более здравым смыслом и не позволить себе стать жертвой. У меня нет милосердия к головорезам и ворам, но не будь таких простаков, как ты, которых можно грабить, не был бы и их.

Лицо Бэннона стало ярко-красным.

— Прости. В следующий раз я буду умнее. — Он вытер кровь с губ и носа и размазал ее по своим штанам. — Но, будь у меня свой меч, я бы смог за себя постоять.

Молодой человек прислонился к стене переулка, изо всех сил пытаясь снять левый ботинок.

— Может, у меня осталось еще немного денег.

Когда Бэннон перевернул ботинок, из него выпало несколько монет: две серебром и пять медных. — Я узнал этот трюк от моего отца. Отец научил меня никогда не хранить все свои деньги в одном месте, на случай ограбления. — Юноша искоса взглянул на монетки в ладони. — Этого недостаточно, чтобы купить меч. Я надеялся на изящный клинок с золотой рукоятью и навершием сложной работы. Хотя, может быть, монет хватит для…

— Меч не должен быть красивым, чтобы эффективно убивать, — возразила ему Никки.

— Полагаю, что так и есть, — согласился Бэннон, помещая монеты в ботинок и притаптывая ногой. Он оглянулся на тела троих головорезов в переулке. — Тебе вот меч не понадобился.

— Нет, не понадобился, — подтвердила Никки, — но мне нужен корабль, отправляющийся на юг. — В этот момент она уже вышла из переулка. — Я как раз была на пути в гавань.

— Корабль? — Бэннон спешил за ней, на ходу поправляя ботинок. — Я с корабля — с «Идущего по волнам», — трёхмачтового каррака из Зерримунди. Капитан Илай должен скоро отплыть, как только корабль будет загружен. Вероятно, с сегодняшним отливом. Он может взять пассажиров. Я могу замолвить за тебя словечко.

— Я смогу найти его сама, — сказала Никки, затем смягчила голос, поняв, что молодой человек просто пытается помочь. — Спасибо за рекомендацию.

Бэннон просиял.

— Это меньшее, что я могу сделать для тебя. Ты ведь меня спасла. «Идущий по волнам» — хороший корабль. Он будет отвечать твоим потребностям.

— Я сама это выясню, — отмахнулась Никки.

Молодой человек стряхнул пыль с одежды.

— А я собираюсь купить себе меч, чтобы в следующий раз не оказаться беспомощным.

С возникшим проявлением совести он уставился на мертвых головорезов в тени переулка.

— Но что нам делать с ними?

Никки даже не оглянулась.

— Крысы найдут их уже довольно скоро.

Глава 6

Колдунья пошла своим путем. Бэннон вытер кровь с губ и потрогал синяк. Он попытался улыбнуться, это только усилило боль, но все же растянул губы в улыбке. Он должен был улыбаться, или развалится его хрупкий мир.

Холщовые брюки юноши истерлись и запачкались, но все же оставались прочными рабочими брюками фермера, сшитыми на долгие годы, а теперь они хорошо служили ему на борту корабля. Домотканая рубашка была разорвана в двух местах, но он успеет ее зашить после отплытия «Идущего по волнам». Впереди еще много дней спокойного плавания на юг, а Бэннон легко справляется с иголкой и ниткой и все починит.

Когда-нибудь у него будет жена-красавица, которая сошьет новую одежду и, если надо — заштопает ее, как это делала его мать на острове Кайрия. У них будут храбрые дети с сияющими глазами. Пятеро, решил Бэннон. Он и его жена будут вместе радоваться… в отличие от его матери, которая смеялась лишь изредка. У него будет всё иначе, потому что он не такой, как его отец, совсем не такой.

Молодой человек вздрогнул, вздохнул и заставил свои мечты вернуться в яркую и красочную картину, которую ему нравилось держать в голове. Да. Теплый дом, любящая семья, удавшаяся жизнь…

Он привычно отряхнулся, и на этот раз улыбка была настоящей. Бэннон сделал вид, что даже не заметил синяков на лице и ноге. Все будет хорошо. Просто должно быть так.

Он вышел в светлые и просторные городские улицы. Небо было ясным и голубым, а соленый ветерок, дующий с гавани, пах свежестью. Танимура была городом чудес, как он и представлял.

Во время его путешествия с острова Кайрия он просил других моряков рассказать ему истории о Танимуре. То, что они описывали, казалось невозможным, но в мечтах Бэннона было возможно многое, и поэтому он верил им, и не оставлял повода для сомнений.

Как только «Идущий» вошел в порт и причалил к пристани, Бэннон спустился по трапу и с нетерпением устремился в город — хоть что-то в его жизни — будет именно такой, каким он хотел его видеть. Остальные моряки получили свое жалованье и направились в портовые таверны, где готовили еду помимо рыбы, квашеной капусты или вяленого мяса, и где можно было напиться до упаду. Также тут можно было заплатить за… особых дам, что раздвигали ноги для любого мужчины. Таких женщин не было в деревнях Кайрии — а даже если и были — Бэннон никогда их не видел (по правде сказать — и не больно-то стремился).

Пребывая в глубоком запое, отец Бэннона часто называл его мать шлюхой, обычно перед этим избив ее; но матросы «Идущего», казалось, восторгались встрече с проститутками, и совершенно не интересовались избиением этих женщин, поэтому Бэннон не понимал оскорблений отца.

Он стиснул зубы и сосредоточился на солнечном свете и свежем воздухе. Молодой человек рассеянно откинул свои длинные рыжие волосы, отбрасывая эти мысли. Остальные моряки всегда посещали питейные заведения и продажных женщин. Бэннону же, поскольку это был его первый визит сюда, хотелось насладиться достопримечательностями Танимуры, этого чуда из чудес. Он всегда полагал, что мир именно такой.

Таковым должен быть в его представлении.

Белые здания с черепичными крышами тянулись ввысь, красуясь цветочными ящиками под открытыми окнами. Разноцветное белье висело на веревках, протянутых от окна к окну. Смеющиеся дети бегали по улицам, гоняя мяч, пиная и бросая его во время бега: игра, казалось, не имела установленных правил. Мальчик с большой копной волос врезался в Бэннона, затем отскочил и бросился прочь. Молодой человек ощупал брюки и карманы — мальчик прижимался к нему, возможно, пытаясь обшарить их, — но у Бэннона больше нечего было красть, поскольку его уже и так ограбили. Последние деньги были надежно спрятаны в башмаке, и он надеялся, что их хватит, чтобы купить меч по приемлемой цене.

Он сделал два вздоха, закрыл глаза и снова открыл их. Улыбаясь, юноша заставил себя поверить, что тот уличный мальчишка лишь случайно столкнулся с ним, а не потому, что был карманником, пытающимся воспользоваться невнимательностью прохожего.

В поисках кузнеца-оружейника, Бэннон вышел на главную площадь с видом на сверкающую голубую воду и множество парусных судов. Массивная женщина толкала телегу, заваленную моллюсками, какими-то раковинами и потрошеной рыбой. Она, казалось, не особо старалась продать свой товар. Пожилые рыбаки с опухшими от артрита суставами распутывали и связывали рваные рыболовные сети: их руки каким-то образом оставались проворными, несмотря на боль. Чайки летали над головой, бесцельно кружась; птицы кричали и боролись за все жалкие остатки, что находили в качестве еды.

Бэннон наткнулся на магазин кожевников, где стоял круглолицый мужчина с бахромой темных волос, одетый в кожаный передник. Кожевник скреб и обрезал шкуры, в то время как его почтенного возраста жена, стоя на коленях перед лоханью, погружала руки с кожаными лоскутами в ярко-зеленую краску.

— Простите, — обратился Бэннон, — вы не могли бы порекомендовать хорошего мастера-мечника? С приемлемыми ценами.

Женщина посмотрела на него.

— Хочешь присоединиться к армии лорда Рала, не так ли? Война закончилась. Настало время мира. — Она провела по нему глазами вверх и вниз. — Я не знаю, насколько отчаянно они нуждаются в новобранцах.

— Нет, я не хочу вступать в армию, — возразил Бэннон. — Я матрос на борту «Идущего по волнам», но мне сказали, что у каждого достойного мужчины должен быть хороший клинок — а я достойный мужчина.

— В самом деле? — Кожевник добродушно фыркнул. — Тогда, может быть, тебе стоит попытать счастья у Мэндона Смита. У него найдутся всякие разные клинки, и я никогда не слышал о нем жалоб.

— Где я могу его найти? Я недавно в этом городе.

Кожевник удивленно поднял брови.

— В самом деле? Я бы не догадался.

Жена кожевника вынула руки из лохани. Они были до локтей ярко-зелеными, но запястья оставались более темного цвета, не отмываемые от повседневной работы.

— Двумя улицами дальше, после того, как ты почувствуешь запах из лавки засольщика, ты увидишь магазин отливщика свечей.

— Не покупай там свечи, — вставил кожевник. — Он — обманщик: использует главным образом свиное сало вместо пчелиного воска, так что свечи тают мгновенно.

— Я запомню это, — кивнул Бэннон, — но я не собираюсь покупать свечи.

— Пройдя мимо высохшего фонтана, — продолжила женщина, — ты найдешь лавку мастера-мечника. «Мэндон Смит. Превосходные клинки». За свой тяжелый труд он просит справедливую цену, но не оскорбляй его, выпрашивая скидку.

— Я… я не буду. — Бэннон вскинул подбородок. — Я буду честен, если и он будет честен со мной.

Юноша оставил супругов-кожевников и удалился. Дальше без труда нашел магазинчик засольщика овощей. От запаха уксуса защипало глаза и нос, но когда он увидел большие глиняные кувшины с квашеной капустой, то вдруг почувствовал тошноту, и к горлу подкатила желчь. Это напомнило ему зловоние его старого дома, капустные поля Кайрии — словно бездонное подземелье, бывшее прежде его жизнью. Капуста, капуста, капуста…

Молодой человек пошел дальше, тряся головой, чтобы избавиться от запаха. Он миновал лавку нечестного отливщика свечей, даже не взглянув, а затем поразился замысловато изображенной во всю стену общественного здания фреске. На ней было запечатлено какое-то драматическое историческое событие, но Бэннон истории не знал.

Дальше вышел к высохшему фонтану, украшенному статуей прекрасной морской нимфы. Танимура была полна чудес, он почти не хотел покидать этот город, даже после того, как его ограбили и чуть не убили. Было ли это место хуже того, что он оставил?

Бэннон бежал из своего дома в отчаянии, но он также хотел увидеть мир и плавать по океанам из одного портового города в другой. Было бы неправильно остаться в первом посещенном им месте. Но он, несомненно, остался под впечатлением от той прекрасной и пугающе могущественной колдуньи — не похожей ни на кого, кого он когда-либо встречал на Кайрии…

Заметив лавку мечника в конце улицы, парень сел на краю сухого фонтана, снял левый ботинок и опрокинул его, позволив монетам упасть в ладонь: две серебром и пять медных. Это все. От монет натерся волдырь, но Бэннон был рад, что принял меры предосторожности. Он усвоил этот урок благодаря своему отцу.

Никогда не клади все свои деньги в одно место.

Бэннон сглотнул и подошел к мечнику. Превосходные клинки. Снова, по привычке, он коснулся пустых карманов.

— Мне нужно купить меч, сэр.

Мэндон Смит был темнокожим человеком с блестящей лысой головой и густой черной бородой.

— Я думаю, что так оно и есть, молодой человек, так как как ты пришел в лавку мастера-мечника. У меня есть клинки всех видов. Длинные мечи, короткие мечи, с изогнутыми лезвиями, с прямыми лезвиями, с защитой руки, с открытой рукоятью — все из лучшей стали. Я не продаю мечи плохого качества. — Он указал рукой на свой товар, и было видно, что Бэннон не знает, как их оценить. — Какой же меч ты ищешь?

Бэннон отвернулся, потрогав синяк на лице.

— Боюсь, у вас такого нет.

Мэндон пригладил свою густую бороду, но та была непослушна.

— Я могу изготовить любой меч, молодой человек.

Бэннон просветлел.

— Тогда мне нужен меч… более доступный по цене.

Оружейник был поражен. Лицо его потемнело, он нахмурился, прежде чем рассмеяться.

— Действительно непростая просьба! А если точно: насколько доступным должен быть меч? Что ты имеешь в виду?

Бэннон протянул все оставшиеся монеты. Мэндон издал длинный, обескураживающий вздох.

— Это сложная задача. — Его губы искривились в усмешке. — Однако было бы неправильно позволить мужчине ходить без клинка. Улицы Танимуры полны опасностей.

Бэннон сглотнул.

— Я уже это понял.

Мэндон провел юношу внутрь магазина.

— Давай-ка посмотрим, что мы можем подобрать для тебя.

Кузнец стал разбирать плоские полосы металла, которые еще не были сформированы и выкованы. Он порылся в заготовках длинных мечей, поискал среди сломанных клинков, в богато украшенных кинжалах, между зазубренными охотничьими ножами, даже вытащил короткий плоский нож, который выглядел неспособным ни к чему более опасному, чем резка сыра или размазывание масла.

Мечник остановился, присматриваясь к одному неуклюже выглядящему клинку — под стать руке Бэннона. У него было прямое, неукрашенное перекрестье гарды и небольшое круглое навершие. Рукоять обернута в полоски кожи без вычурного тиснения, проволочных выступов или инкрустированных драгоценных камней. Лезвие выглядело блеклым, будто оно было выковано не так превосходно, как остальные клинки. Также не было дола во всю длину и гравировки. Это был простой, но крепкий меч.

Мэндон поднял его, держа рукоять в правой руке, затем перебросил в левую. Он повращал его запястьем, оценивая вес, наблюдая, как тот рассекает воздух.

— Попробуй этот.

Бэннон поймал меч, опасаясь, что тот упадет с досадным грохотом на пол магазина, но его рука, казалось, сама ухватила рукоять. Пальцы сжались, и кожаная оплетка помогла им удержать клинок.

— По крайней мере, он чувствуется солидным. Прочным.

— Да, это так. Лезвие острое, и будет таким держаться долго.

— Я представлял себе его… — Бэннон нахмурился, ища слова, которые не оскорбят мечника. — немного элегантнее.

— А ты посчитал сколько монет за это должен отдать?

— Да. — Бэннон опустил плечи. — И я понимаю.

Мэндон хлопнул его по спине, и этот удар оказался гораздо тяжелее, чем ожидал юноша.

— Ставь свое преимущество во главе, молодой человек. Когда жертва смотрит на лезвие, торчащее у нее из груди, последнее, о чем она думает, это критика по поводу отсутствия орнамента на рукояти.

— Полагаю, что так и есть.

Мэндон опустил взгляд на плоское лезвие и произнес:

— Этот меч был сделан одним из моих самых талантливых учеников, парнем по имени Гарольд. Я поручил ему изготовить хороший и надежный меч. Ему потребовалось четыре попытки, но я знал его потенциал, и был готов вложить в него четыре заготовки.

Кузнец постучал пальцем по прочному лезвию, вызвав чистый металлический звон.

— Гарольд сделал этот меч, чтобы доказать мне, что подошло ему время стать подмастерьем. — Мечник задумчиво улыбнулся, почесав свою черную бороду. — И он доказал. Спустя три года Гарольд стал таким хорошим мастером, что создал невероятно изысканный, превосходный меч — свой шедевр. Поэтому я и назвал его мастером. — Он расправил плечи и откинулся назад со вздохом. — Теперь он один из моих самых больших конкурентов в Танимуре.

Бэннон смотрел на меч с большим почтением.

Мэндон продолжил:

— Это то, что я хочу сказать — может, меч и неказист, но это очень хорошо сработанный клинок, и может сослужить верную службу. А может, он тебе нужен только чтобы впечатлить какую-нибудь красотку?

Бэннон почувствовал, как вспыхнули его щеки.

— Мне придется сделать это как-нибудь по-другому, сэр. Этот меч послужит мне для собственной защиты.

Он поднял клинок обеими руками и взмахнул медленной, изящной дугой. Как ни странно, но это было приятно — возможно, потому что у него никогда не было меча.

— Да, несомненно, — сказал кузнец.

Бэннон расправил плечи, рассеянно кивая.

— Человек никогда не предугадает, когда ему понадобится защитить себя или своих товарищей.

Темные стороны портили его представление мира. В чудесном городе Танимура, казалось, стало больше теней, чем прежде, более мрачных, темных вещей в углах, а не ярких солнечных цветов. Поколебавшись, юноша протянул монеты, те, что у него не отняли воры.

— Вы уверены, что этих денег хватит?

Оружейник взял монеты по одной — две серебряные, четыре медных — сомкнув ладонь Бэннона на последней. — Я никогда не возьму последнюю монету у человека. — Он кивнул в сторону своей лысой головой. — Давай, выйдем. У меня есть место для тренировки на заднем дворе.

Мэндон отвел его за кузницу в маленький дворик с бочками грязной воды для охлаждения его мечей, шлифовального круга и брусков для заточки. В центре грунтовой площадки, усыпанной соломой, стояло видавшее виды сосновое бревно высотой с человека. Пахучие груды свежих щепок лежали вокруг него на земле.

Мечник указал на изрубленный ствол.

— Это твой противник, защищайся. Представь, что это солдат Имперского Ордена. Хех, а почему бы не представить, что это император Джегань собственной персоной?

— В моем воображении хватает врагов, — пробормотал Бэннон. — Новых добавлять не стоит.

Он подошел к тренировочному блоку и взмахнул мечом, предвкушая момент, когда клинок вонзится в дерево. От неожиданной вибрации рука юноши сотряслась до локтя.

Мечник не был впечатлен.

— Ты что, пытаешься срубить подсолнух, мой мальчик? Ну-ка, еще раз!

Бэннон снова замахнулся, и в этот раз звук удара был громче. С бревна упал сухой кусок коры.

— Защищайся! — крикнул Мэндон.

Юноша замахнулся сильнее, крякнув от напряжения, и в этот раз отдача дошла до самого плеча. — Я смогу себя защитить, — шептал он. — Я не буду беспомощным.

Но он не всегда был в состоянии защитить себя и свою мать.

Бэннон снова ударил, воображая, что лезвие рубило не дерево, а плоть и твердую кость. Ударил вновь.

Он вспомнил тот день, когда еле тащился домой примерно спустя час после захода солнца на острове. Вспомнил, как работал на капустных полях в Кайрии, как и все другие молодые люди его возраста. Ему приходилось батрачить, а не работать на собственной земле, потому что его отец потерял свои владения задолго до этого. Отец вечером где-то пропадал — наверняка уже был в таверне, полупьяный. В этом он деле он был мастер.

По крайней мере, это означало, что в их хижине настанет тишина, и Бэннон с его матерью немного побудут в спокойствии. На полевых работах за неделю Бэннон заработал еще несколько монет, выплаченных ему в этот день: во время сбора урожая капусты жалованье было больше, чем обычно.

Юноша уже накопил достаточно денег, чтобы уплыть с острова Кайрия. Он мог уехать еще месяц назад, и сейчас вспоминал, как ему хотелось убраться с этого места, глядя на редкие торговые суда, что отплывали с порта. Такие суда останавливались на островах только раз или два в месяц, поскольку островитянам с их не развитой торговлей и не хватало денег на покупку привозных товаров. Хотя пройдет какое-то время, прежде чем у него снова появится шанс, Бэннон решил, что он не уплывет, пока не появится возможность забрать с собой и мать. Они с ней найдут лучший мир, новый дом, где-нибудь в тех местах, о которых он слышал, — в Танимуре, Народном Дворце или Срединных землях. Даже дикие места без цивилизации в Новом мире были лучше его страданий на острове Кайрия.

Бэннон вошел в дом, сжимая серебряную монету, которую он заработал в тот день, уверенный, что этого, наконец, будет достаточно для места на корабле ему и его матери. Они сбегут вместе в следующий раз, когда ближайший корабль пришвартуется в порту. Он собирался сосчитать накопленные монеты, спрятанные им на дне цветочного горшка на подоконнике. В том горшке были лишь сморщенные останки скалистого анемона, который он посадил, растил, и наблюдал за ним — но тот высох.

Однако, войдя в дом, Бэннон сразу почувствовал запах подгоревшей пищи и медный запах крови. Он остановился, насторожившись. Мать стояла у очага, отвернувшись от горшка, в котором помешивала ужин; она пыталась вызвать улыбку, но ее губы и половина лица напоминали кусок сырой печени. Она делала вид, что все хорошо, но это было не так.

Бэннон уставился на нее, почувствовав недомогание.

— Я должен был быть здесь, чтобы остановить его.

— Ты ничего не смог бы сделать. — Голос его матери охрип и сорвался, без сомнения, от крика и рыданий. — Я не сказала ему, где ты их спрятал, я бы ни за что не сказала ему. — Она снова начала плакать, качая головой. Затем прислонилась к камням очага. — Я бы не сказала ему… но он все равно бы узнал. Он обыскивал твою комнату, пока их не нашел.

Чувствуя кислоту, подступившую к горлу, Бэннон побежал к себе в комнату и увидел разбросанные по полу вещи. Соломенная набивка тюфяка была разорвана вместе с ватным одеялом, которое сшила мать. Цветочный горшок с анемоном был опрокинут, земля разбросана по постельным принадлежностям.

Монеты пропали.

— Нет! — зарыдал он. Эти деньги должны были стать новой надеждой, новой жизнью для них двоих. Бэннон упорно трудился на полях и скопил за год достаточно, чтобы они покинули Кайрию и убрались подальше от этого человека.

Его отец не просто украл монеты — он отнял у Бэннона и его матери их будущее. — Нет! — крикнул он снова в тишине дома, пока его мать рыдала у очага.

Именно так отец и научил Бэннона никогда не хранить все деньги в одном месте. Неважно, насколько хорош был тайник: воры, — такие как его отец — могли оказаться умнее, могли быть беспощадными — или и то, и другое. Но если бы воры нашли хоть какие-то деньги, то, вероятно, не стали бы продолжать поиски в другом месте…

— Добрые духи, мой мальчик! — Голос кузнеца прорвался сквозь темную пелену его воспоминаний. — Ты собираешься разнести в щепки это бревно, сломать меч и вывихнуть себе руку?

Бэннон моргнул и увидел, что он наделал. В неистовом безумии он нарубил огромных зарубок в сосновом брусе, разбросав щепки во все стороны. Ладони его вспотели, но крепко сжимали обтянутую кожей рукоять меча. Обесцвеченное лезвие дрожало, но меч был невредим, и на лезвии не осталось зазубрин.

Плечи болели, руки тоже, запястья тряслись.

— Я думаю… — пробубнил он и тяжело сглотнул. — Я думаю, что проверил его достаточно. Вы правы, сэр. Кажется, это отличный клинок.

Он полез в карман и вытащил последнюю медную монету.

— Это вам, сэр. Будет ли меди достаточно, чтобы вы снова заточили меч? — Он посмотрел на изуродованный тренировочный блок и подавил дрожь. — Я думаю, что он немного затупился.

Мэндон долго смотрел на юношу, затем принял медяк.

— Я заточу его, и клинок послужит еще долго, если будешь о нем заботиться.

— Буду, — пообещал Бэннон.

Мечник взялся за шлифовальный камень, разбрасывая снопы искр во время работы. Бэннон наблюдал, но его мысли блуждали сквозь трясину воспоминаний. Вскоре он должен был вернуться на «Идущий по волнам», чтобы успеть до его отплытия. Остальная часть команды уже должна быть похмельной и несчастной, и такой же бедной, как он.

Он снова изобразил улыбку и коснулся ушибленной губы, игнорируя боль, представляя, что мог бы сделать с головорезами, побеспокой они его сейчас. Теперь он был готов. Молодой человек ненадолго окунулся в свою фантазию — нет, скорее в его веру в счастливую жизнь, счастливую семью, добрых друзей. Этот мир должен был где-то существовать. На протяжении всего детства в Кайрии, всегда, когда отец ругал и бил его, Бэннон Фармер создавал эту картину в своей голове и отчаянно за нее цеплялся.

К тому времени, пока юноша воссоздавал розовый образ того, как все должно быть, Мэндон уже заточил клинок и протянул ему оружие.

— Я даю тебе этот меч и искренне желаю, чтобы тебе никогда не довелось его использовать.

Бэннон улыбнулся, на этот раз почувствовав боль в губе.

— Я тоже надеюсь. И всегда надеялся. — Но он сомневался, что так и будет.

Распрощавшись с Мэндоном, молодой человек покинул лавку и направился к докам, к «Идущему по волнам».

Глава 7

Никки достигла доков гавани Графана, пробираясь через нагромождение мрачных строений в более просторный район торговых складов и зданий администрации. Приемная владельца гавани было многолюдным местом, с распахнутыми настежь дверями и окнами, чтобы впустить свежий бриз. Клерки в куртках с высокими воротниками суетились вдоль доков со своими бумагами и перьями, беседовали с корабельными квартирмейстерами, чтобы все записать и обложить налогами их обычные или экзотические грузы.

Местные гостиницы и таверны украшали кричащие вывески с непривлекательными названиями. «Рыло и Опарыш» оказалось на удивление переполнено людьми, разговаривающих с помощью крика. Перед таверной пухлый мальчик предлагал матросам подгоревшие пирожки с мясом. Те сидели без дела на ступеньках или стояли, прислонившись к стене.

Обслуживая постоянный поток одиноких мужчин в порту, шаткие с виду бордели так тесно прилегали друг к другу, что клиенты одного заведения могли слышать звуки любовных забав в борделе напротив. Фрески, намалеванные на их стенах чьим-то буйным воображением, завлекали невероятными изображениями услуг, которые выполняли их женщины или мальчики. Рассматривая фрески, Никки сомневалась, что многие моряки смогут повторить столь по-гимнастически сложные позиции. Она прикусила нижнюю губу, золотое кольцо в которой когда-то отмечало ее как собственность Джеганя. Исходя из своего вынужденного опыта в палатках солдат, она знала, что, хотя большинство мужчин считали себя великолепными любовниками, обычно они вели себя как животные: быстро и без изящества завершали начатое.

Она прошла мимо палаток ростовщиков: тех сумасбродов, которые финансировали целые парусные экспедиции или ростовщиков помельче, охотящихся на отчаявшихся моряков. Жалкого вида мужчина стоял прикованный к столбу перед одной из лачуг процентщика. Ссутулившись и хмурясь, ему приходилось терпеть, пока в него кидали гнилыми фруктами, но он лишь ухмылялся, когда прохожие издевались над ним.

Никки знала, как в этом случае поступали в Танимуре: находился сострадательный капитан, оплачивал долги бедолаги и брал его в команду на борт корабля; но на «спасенных» таким образом мужчин возлагались невероятно высокие процентные ставки, так что они становились практически рабами. Хотя Никки презирала рабство, ей были мало симпатичны те дураки, что вляпывались в подобные ситуации.

Проходя вдоль набережной, она оценивала корабли, пришвартованные к докам, выискивая тот, — с названием «Идущий по волнам», — который предложил Бэннон Фармер. В основном все корабли были грузовыми торговыми судами, в то время как более узкие корпуса и обтекаемая конструкция выдавали быстроходные дозорные или военные корабли.

Группы волосатых мускулистых мужчин предлагали свои услуги в качестве грузчиков, подобно мулам, перевозящим грузы туда, куда указывали проводившие аукционы торговцы. Рабочие тянули толстые веревки из пеньки по скрипучим шкивам, поднимая ящики и поддоны с палубы.

На одном задымленном и засаленном грузовом судне моряки боролись с блоком и снастями, пытаясь поднять отрубленное щупальце огромного морского существа. Его серая кожа покрывала слизь и украшала куча присосок. Рабочие раскачали конечность, и та глухо шлепнулась через борт, обрызгав доки. Тут же подбежали мясники, и используя пилы и тесаки стали разрубать мясо щупальца на более мелкие куски, в то время как подмастерья разбежались по докам, выкрикивая: «Свежее мясо кракена! Распродажа свежего мяса кракена!». Запах был таким сомнительным и отвратительным, что Никки не могла представить желающих отведать подобную дрянь.

Она была поражена, услышав голос Натана:

— Вот ты где, колдунья. Я готов помочь найти нам корабль, на котором продолжим наше великое путешествие в Древний мир.

Когда Никки повернулась, чтобы взглянуть на волшебника, ее чуть не пробрал смех при виде его внешности. Покинув Народный Дворец, Натан был одет в добротную дорожную одежду, но во время их путешествия по Темным землям, а затем до Танимуры, она поистрепалась, выцвела, ткань на рукавах протерлась, как и подол его плаща. Теперь же он щеголял в новых штанах из коричневой кожи и белой льняной рубашке с накрахмаленными оборками, объемными рукавами с широкими отложными манжетами, каждую из которых скрепляла золотая запонка. На нем был открытый вышитый жилет и прекрасный плащ цвета зеленого леса. Он также нес завязанную сумку, в которой, несомненно, были остальные рубашки — возможно, еще несколько таких же непрактично-белых, что испачкаются за самое короткое время, — а также жилеты, брюки, может быть, даже второй плащ, будто одного было мало.

Натан, по всей видимости, воспринял выражение ее лица как восхищение.

— Хм, мне, возможно, придется пересмотреть свое мнение о Танимуре. В конце концов, это чудесный город, несмотря на мои прошлые неприятности. Целый квартал, отведенный только портным! Там шьют рубашки, куртки, брюки, плащи. Выбор выдающийся! — Он понизил голос до хриплого шепота: — Ты поверишь, что я нашел два переулка, посвященные высокотворческой облегающей одежде для женщин? — Волшебник поднял бровь, и Никки поняла, что он сделал это только для того, чтобы ее позлить. — Я могу проводить тебя туда, колдунья.

— Думаю, не стоит, — возразила она. — Мое черное платье и сменная дорожная одежда еще вполне пригодны, и я путешествую на службе у Ричарда. — Она не была заинтересована в кружевных облегающих платьях, чтобы завлекать мужчин. Никки никогда не нуждалась в кружевах — они ее не прельщали.

Натан продолжал с невозмутимым видом:

— И сапожники делают все виды сапог. — Он постучал своим новым черным сапогом по доскам, поправляя посадку на ноге. — Мастера по ремням, резчики пуговиц, кузнецы по пряжкам — знаешь ли ты такую профессию: кузнец по пряжкам?

Никки представила, как он ходит среди магазинов, увлеченный таким выбором, словно ребенок в кондитерской.

— Я удивлена, что ты так быстро взял под контроль свой разум.

— Ив самом деле! После того, как я впервые сбежал из Дворца Пророков, мы с Клариссой пошли к портному за пределами Танимуры, и тот потратил некоторое время, чтобы, к моему удовольствию, выполнить работу. Очень был щепетильный. — На лице волшебника отразилось какое-то воспоминание. — Но здесь, в городе, с таким необыкновенным выбором, мне просто стоило назвать одежду, которую я хотел, и портной сразу подбирал ее в точности по моему размеру. — Из его горла вырвался довольный звук, когда он поднял сумку. — Я приобрел несколько нарядов.

Натан осмотрел доки, оглядел многочисленные корабли в гавани.

— Итак, я готов отправляться. Ты уже нашла что-нибудь?

Никки подумала о молодом человеке из переулка.

— Я ищу корабль с названием «Идущий по волнам»: трехмачтовый каррак, который должен отбыть сегодня ночью на юг. Это возможно то, что нам нужно.

— Тогда следуй за мной, — сказал Натан, — нам туда.

Она не спросила, откуда волшебник мог это знать, и долго ли он изучал гавань без нее. Вместе они прошли вдоль пирса и обнаружили «Идущего» пришвартованным к третьему доку с конца. Нос корабля украшала фигура красивой женщины с кудрявыми волосами, отброшенные назад, переходящие в океанские волны. Мать моря — суеверие южных прибрежных городов Древнего мира.

Последние тележки и бочки с припасами загружались на борт «Идущего по волнам» для отправления вместе с отливом этой ночью. Моряки несли клетки с курами на палубу, а пузатый кок вел по трапу за веревку дойную корову с печальными глазами.

Моряки собрались возле поручней, наблюдая за действиями в доках; многие из них умирали с похмелья, другие были в синяках от драк. Без сомнения, они спустили или потеряли все свои деньги и вернулись на корабль раньше, не имея возможности продолжать кутеж.

Никки и Натан прошли по трапу, неся свои сумки. Волшебник на палубе помахал пожилому человеку в серой куртке капитана, тот поднялся с деревянного табурета. Видимо, капитану было комфортнее на борту своего корабля вместо пребывания в Танимуре. Из уголка рта мужчина отнял длинную трубку, из которой завивался зеленовато-голубой дым с терпким запахом дурманящей травы.

— Вы капитан Илай? — спросила Никки.

Мужчина поднял свои кустистые брови и поклонился, встретив их, едва они взошли на борт.

— Илай Корвин, госпожа. Мы с вами знакомы?

— Один из ваших матросов рекомендовал нам поговорить с вами о месте на вашем корабле для отплытия на юг, к Древнему миру. Мы хотим отправиться с вами.

Капитан Илай снял свою серую шапку. У него были густые, курчавые черные волосы с небольшими серебряными прядями. Темный край бороды очерчивал его челюсть, но остальная часть лица была чисто выбрита.

— Если вы желаете отплыть сегодня вечером, то это ваш корабль. «Идущий по волнам» — это грузовое судно, но у нас есть места для нескольких пассажиров, если сговоримся в оплате.

— У нас есть нечто большее, чем оплата. — Когда Натан с гордостью выпятил грудь, его новая модная рубашка надулась и ее оборки стали похожи на распустившиеся цветы. Из своей кожаной сумки волшебник вытащил документ и протянул его капитану. — Это приказ лорда Рала, магистра Д'Хары, назначившего меня своим послом по особым поручениям. Защита и статус также охватывают и моего компаньона.

Капитан Илай так быстро окинул взглядом приказ, что Никки поняла — он на самом деле не прочитал ни слова. Мужчину это явно не впечатлило.

— Этот приказ и материальное вознаграждение вполне сойдут для оплаты вашего пребывания на корабле.

Никки почувствовала жар на своих щеках.

— Приказ лорда Рала должен гарантировать нам бесплатное плавание.

— Может, так и должно быть. — Капитан снова надел шапку на голову и вставил в рот трубку. Он глубоко затянулся и выдохнул. — Но такие документы можно подделать. Всегда найдется множество мошенников, чтобы обмануть честного капитана. — Он снова втянул дым из трубки. — Разумеется, у могущественного человека, такого как лорд Рал, магистр Д'Хары, есть сокровищница, достаточно большая, чтобы не обделить меня оплатой вашего проезда.

Капитан указал на соседний корабль, где мужчины в экзотических шелковых панталонах выгружали ящики колючих плодов.

— Для большинства капитанов здесь письмо от правителя, о котором они никогда не слышали, не принесет вам пользы. Что касается меня: я постараюсь быть справедливым.

Корова утробно замычала, когда кок пытался направить ее по трапу к нижней палубе.

— Поставить мир в известность о правлении лорда Рала является частью нашей миссии, — сказала Никки. Она по-прежнему мало верила в важность того, о чем заявила ведьма в Темных землях.

Капитан Илай вернулся к своему табурету.

— И вы можете рассказать каждому члену моей команды о прекрасной новой империи вашего лорда Рала — пока вы платите за свои каюты.

Никки напряглась, готовясь потребовать согласия капитана, но Натан ее опередил.

— Это кажется вполне разумным, капитан. Вы деловой человек, и мы тоже можем быть справедливы. — Он развязал шнурок маленького мешочка на своей ладони и высыпал золотые монеты в протянутую руку капитана.

Удивившись, мужчина посмотрел на деньги, обдумывая свое решение, а затем передал два золотых обратно Натану.

— Этого достаточно, спасибо.

Когда капитан спрятал монеты в свой кошелек, Натан прошептал Никки:

— Мы всегда можем сделать их еще. Возможно, кто-то станет более счастливым?

Вместо того, чтобы таскать с собой огромные мешки монет из казны Д'Хары, Натан использовал свою магию для превращения обычных металлов в золото, поэтому они никогда не беспокоились о деньгах. Люди в Темных землях не использовали денежную оплату, но здесь, в цивилизованных городах Д'Хары Натан считал полезным иногда иметь небольшое количество золота.

— За эти деньги, — добавил волшебник, — я и моя спутница получим отдельные каюты.

Капитан усмехнулся.

— Каюты? Я вижу, вы никогда не были на борту «Идущего». Удивлюсь, если вы вообще когда-нибудь плавали на борту корабля. Да, я могу выделить каюту каждому из вас. Высокородные дворяне сочтут их за уборные, но в каждой такой комнате есть дверь и койка. Через неделю-другую на волнах вы будете думать о них как о прекрасных апартаментах.

Никки не волновали просторные комнаты или мягкая мебель.

— Это нас устроит, — сказала она.

Некоторые из членов экипажа бездельничали на палубе, оценивая новых пассажиров, как если те были какой-то странной рыбой, попавшей им в сети. Поскольку скоро ожидалось отплытие корабля, моряки продолжали возвращаться потоком: кто-то просто брел, шатаясь от похмелья, а кто-то нес вещи, приобретенные в порту. Они смотрели на Натана с любопытством, и, без сомнения, удивлялись его замечательной одежде и прекрасному мечу, но затем задерживали взгляд на Никки, привлеченные ее длинными светлыми волосами и черным платьем, что подчеркивало волнующие изгибы. Никки не заметила никаких следов молодого парня, которого она спасла в переулке.

Уйдя от пристального внимания матросов, капитан направил двоих гостей в их каюты. Пересекая палубу, Никки заметила пятерых мужчин без рубашек, их широкие грудные клетки маячили волнистыми линиями татуированных кругов. У всех пятерых была темная кожа и грязно-коричневые волосы, оттянутые назад и завязанные в подобие хвоста боевого коня. Хотя большинство матросов отворачивались от взгляда Никки, эти надменные полуголые мужчины уставились на нее с нескрываемым голодом.

Заметив их похотливые ухмылки, Натан вышел вперед.

— Дорогу! Разве вы не знаете, что это сама Госпожа Смерть?

Мужчины без рубашек неохотно расступились.

Их каюты в кормовой части корабля оказались такими же маленькими и без лишнего шика, как и сказал капитан Илай. Никки была уверена, что Натан разочаровался в этих комнатах, и поэтому поспешила успокоить волшебника:

— Даже маленькая каюта лучше, чем лежать на земле в лесах Темных земель под холодным дождем и туманом.

— Ты всегда оптимистична, колдунья, — сказал он. — Я согласен.

Когда солнце стало садиться за дельту реки Керн и начался отлив, они вернулись на палубу, чтобы посмотреть приготовления к отплытию.

Капитан Илай выкрикнул несколько команд, и его команда взобралась на мачты и реи, чтобы развернуть паруса. Другие матросы уже скользили по толстым канатам и развязывали веревки со стойки на пирсе. Часовые колокола звенели с башен вдоль всей гавани.

Она все еще не видела Бэннона Фармера на борту и боялась, что рыжеволосый парень наткнулся на другую свору головорезов в переулке и его постигла вполне ожидаемая судьба.

Но, едва матросы приготовились поднять трапы «Идущего по волнам», как в доки вбежал молодой человек с длинными рыжими волосами.

— Подождите меня! Стойте! Эй, вы там, на «Идущем», подождите!

Никки заметила, что теперь при нем был меч, подпрыгивающий и бьющий в бедро во время бега.

Бэннон мчался среди торговцев и рабочих доков, встречающихся на его пути. Он налетел на шатающегося пьяного матроса, который, похоже, тоже не мог вспомнить, где находится его корабль, но Бэннон проскользнул мимо него и взбежал по трапу. Его коллеги-моряки смеялись, некоторые передавали монеты другим со словами: — Я же сказал тебе, что он слишком глуп, чтобы покинуть этот корабль, когда представится шанс.

Капитан Илай бросил взгляд на Бэннона.

— Некоторые из нашей команды держали пари, что вы будете матросом одного рейса, мистер Фармер. В следующий раз не опаздывайте.

— Я не опоздал, сэр. — Бэннон тяжело дышал, отводя волосы с глаз. Его щеки пылали. — Я как раз вовремя.

Когда Бэннон заметил Никки, его лицо просветлело, и широкая улыбка только подчеркнула увеличившийся синяк на разбитых губах.

— Ты здесь! Добро пожаловать на борт «Идущего по волнам».

— Похоже, мы будем тут пассажирами. Этот корабль идет туда, куда нам нужно. — Она вздохнула и добавила: — Спасибо за рекомендацию.

Юноша поднял свой обыкновенный, незатейливый меч.

— Видишь, я нашел клинок. Как я и говорил.

Моряки принялись подшучивать. Один произнес:

— Кто-то называет это мечом — я назвал бы его резаком для травы.

— И на кого ты намерен произвести впечатление этой уродливой железякой? — добавил другой. — Может, на слепую женщину? Или, быть может, на фермера, которому нужно скосить сорняки?

Все они дружно загоготали.

Бэннон хмуро оглядел свой неуклюжий меч, а затем весело усмехнулся.

— Меч не обязательно должен быть красив, чтобы эффективно убивать, — повторил ранее сказанное Никки. — Это крепкий меч. — Он поднял его. — В общем, я так его и назову: «Крепкий»!

Капитан Илай прервал юношу:

— Довольно хвастаться мечом, мистер Фармер. Мне нужны ваши руки и мышцы сию минуту на такелажных канатах. Я хочу быть подальше от кораблей в гавани и в открытой воде до наступления ночи.

Натан, стоя рядом с Никки по правому борту, произнес:

— Ну, мы уже в пути, колдунья. В Кол Адэр, где бы он ни находился. — Он одарил ее кривой ухмылкой. — Кажется, я уже начинаю чувствовать себя самим собой.

Глава 8

Море было темным и спокойным. Полная луна взошла, словно яркий факел, когда «Идущий по волнам» отошел от гавани Графана. Трехмачтовый каррак обошел цепь островков, протянувшихся вдоль острова Халзбанд, где теперь остались лишь стертые в пыль камни от Дворца Пророков.

После того, как они покинули светящиеся огни Танимуры, ночное небо стало бархатно-черным. Никки стояла на палубе и смотрела вверх, пытаясь отыскать новые узоры среди ярких звезд, совсем недавно поменявших местоположение во вселенной.

Полотно туго натянутых ветром парусов отливало кремово-белым оттенком, как и полная луна, светившая над ними. Канаты блестели от тонкой пленки ночной росы. Резная фигура Матери моря смотрела вперёд деревянными глазами, словно выискивая опасности.

Бэннон подошел к Никки, смущенно улыбаясь.

— Я рад, что вы решили отплыть на борту «Идущего».

— И я рада, что ты выжил в Танимуре. — Никки не могла понять: он стал осторожнее или в нем возобладало здравое восприятие самого города. — Это был день, полный сюрпризов.

Молодой человек все еще гордо держался за свой новый клинок.

— Ты была права в отношении меча, что он должен быть практичным, а не красивым. И крепким. Он должен быть крепким. — Юноша держал оружие, будто меч был его самым ценным предметом, вертел и наблюдал, как лунный свет играет по блеклой поверхности. Он махнул им в сторону, выполняя тренировочный удар. — Я не могу дождаться возможности использовать его.

— Не жажди этого, но будь готов, если он вдруг понадобится.

— Да, конечно. А у тебя есть меч?

— Мне он без надобности, — ответила Никки.

Выражение лица юноши изменилось, когда он вдруг вспомнил, что она сделала с теми бандитами в переулке.

— Да, я в этом не сомневаюсь. Я видел, как ты швырнула того человека головой о стену. Она раскололась, словно гнилая тыква! И тот, другой… ты свернула его шею, словно она из холодца! Я даже не знаю, что ты сотворила с третьим. — Бэннон покачал головой. Глаза его были широко распахнуты. — Я пытался сразиться с ним, но он просто… умер.

— Так происходит, когда останавливаешь сердце человека.

— Милостивая Мать моря, — прошептал Бэннон и откинул волосы назад. — Ты, без сомнения, спасла мне жизнь, и была права: я такой наивный. Попасть в такую ситуацию было ошибкой. Я полагал, что мир — славное место, но он темнее, чем я думал.

— Это так, — согласилась Никки.

— Он гораздо темнее, чем мне хотелось его видеть.

Никки задалась вопросом: не отщипнул ли парень немного травки у капитана?

— Лучше видеть опасности повсюду и быть готовым к ним, когда встретишься с ними лицом к лицу. Предпочтительнее удивиться тому, что человек добрее, чем ты думаешь, нежели обнаружить, что он тайный предатель.

Тревожные мысли отразились на лице юноши.

— Полагаю, ты права, и я хочу еще раз тебя поблагодарить. Я очень тебе обязан. — Он пошарил в карманах своих холщовых штанов. — Я принес кое-что, чтобы выразить свою благодарность.

Никки нахмурилась.

— Это не обязательно. Я спасла твою жизнь, потому что оказалась вовремя в нужном месте и потому, что я презираю тех, кто наживается на слабых. — Она не собиралась позволять этому молодому человеку лебезить перед ней. — Мне не нужно от тебя подарков.

Бэннон протянул небольшой сверток мягкой ткани, что держал в ладони.

— Но ты должна принять это.

— Это не обязательно, — повторила Никки более твердым голосом.

— Я думаю, что это необходимо. — Бэннон был настойчив. Он неловко отложил свой меч, присел к борту корабля и развернул сверток, чтобы показать жемчужину величиной со слезу скорбящей женщины.

— Мне не надо подарков, — Никки оставалась непреклонна.

Бэннон отказывался ее слушать.

— На острове Кайрия меня учили выражать благодарность. Мои родители хотели, чтобы я был вежлив со всеми и выполнял свои обязанности. Ты оказалась там, когда я нуждался в помощи. Спасла меня, и наказала тех злых людей. Мой отец говорил, что, если я хочу быть человеком чести, я должен проявить благодарность. Неважно, ожидаешь ли чего-либо взамен. Я должен отдать это тебе.

Дыхание юноши участилось, когда он протянул жемчужину. Она казалась созданной из серебра и льда.

— Это жемчужина желаний — лишь скромное выражение моей благодарности. Капитан говорит, что мы будем еще много дней в плавании, но думаю, что лучше подарить ее сейчас. — Он сосредоточенно кивнул. — Это большая редкость, прими мой подарок.

Мимо них прогуливался вахтенный матрос.

— Редкость? — Его голос прозвучал насмешливо. — Это просто жалкая мелочь. Мы выгрузили два полных сундука с жемчужинами в Танимуре, капитан Илай оплатил ими наше жалованье. Очень скоро мы наполним еще больше сундуков по пути к югу.

Бэннон повернулся лицом к подслушивающему матросу, сжав жемчужину в ладони.

— Зачем ты лезешь в наш разговор?

— Это корабль, капустный фермер! Подумай о другом месте, если ожидаешь на борту уединения.

Словно обороняясь, Бэннон поднял меч.

— Она стоит гораздо больше, ведь это последняя жемчужина желаний. Я хочу подарить ее колдунье, и, если ты не будешь относиться к ней подобающе, она раздавит твое горло и остановит сердце. Я видел такое своими глазами.

Матрос снова засмеялся и удалился.

Хотя Никки не желала такого рода подношения, все же понимала сложность обязательств. И действительно — она спасла его, хотя и не собиралась этого делать.

— Если ты выучил тот урок и научился не быть жертвой, Бэннон Фармер, то это весомое проявление твоей благодарности.

— Для меня все же недостаточное, — настаивал Бэннон, снова протягивая жемчужину. — Просто прими ее. Если хочешь, можешь выбросить за борт, но я делаю, как считаю правильно. Я выполняю то, что должен.

Жемчужина в ее руке казалась скользкой и холодной. Никки покатала ее по ладони кончиком пальца.

— Если я приму эту жемчужину, что этот дар обязывает меня сделать для тебя? Чего ты ожидаешь?

Бэннон покраснел, глубоко смутившись.

— О, нет, ничего! Я бы никогда не спросил… это не то, что ты подумала!

Она сделала голос тверже:

— И все же мне пока непонятно.

— Это жемчужина желаний. Разве ты не знаешь, что это?

— Нет. У нее есть какое-то другое назначение, кроме как являться красивой безделушкой? — Видя, что она его задела, Никки нехотя смягчила тон. — Это красивая жемчужина. Я не знаю, видела ли я когда-либо более прекрасную.

— Это жемчужина желаний, — повторил он. — Ты должна загадать желание. Может, это просто легенда, но я слышал, что такие жемчужины вбирают в себя мечты, и ты можешь осуществить их, если пожелаешь.

— Кто верит в подобную чушь? — Никки была удивлена.

— Многие. Вот почему «Идущий по волнам» получает большую прибыль от каждого рейса. Капитан Илай знает расположение длинной череды особых рифов. Он собирает эти жемчужины и продает их в портовых городах — по крайней мере, так говорят другие моряки. — Он понизил голос и склонил голову. — Это еще только мое первое плавание, как ты знаешь.

Никки держала жемчужину желаний, думая о том, куда они отправились, о миссии, которой ведьма обязала Натана. Без сомнения — предстоит долгое путешествие. Никки посмотрела на серебристо-ледяной шарик под лунным светом и сказала:

— Хорошо, тогда я желаю, чтобы это путешествие помогло нам добраться до Кол Адэр.

Она сомкнула пальцы на жемчужине и положила ее в маленький карман своего черного платья.

Глава 9

«Идущий по волнам» шел на юг в открытом море, оставив берег далеко позади. Проведя много времени в одиночестве во Дворце Пророков, Натан привык к малоподвижному образу жизни, но теперь, пребывая на свежем воздухе, вдыхал свежий бриз.

Танимура теперь осталась всего лишь воспоминанием — тысячелетним воспоминанием, в какой-то мере имевшим к нему отношение. Настало время создавать новые моменты жизни. Рэд обладала книгой жизни его прошлого, но у него есть своя, для целого ряда новых приключений. Теперь, без дара пророчества, каждый изгиб и поворот будущего могут стать для него неожиданностью. Именно так и должно было быть.

Капитан и его команда знали, как управлять кораблем, даже если ветер не дул в нужном направлении. Опытные моряки понимали сложное взаимодействие оснастки и парусов, работающих взаимосвязано, сворачивая и разворачивая паруса так, чтобы поймать дуновения ветра. Это напоминало Натану магию, хотя ее не было в выверенном временем знакомстве с тайнами моря.

Бо́льшая часть команды бывала с капитаном Илаем в многочисленных плаваниях, и каждый матрос занимался своей работой, кроме тех пятерых татуированных мужчин без рубашек — они лежали и ничего не делали. Наблюдая за их бездельем, Натан потерял к ним всяческое уважение, и не только потому, что те плотоядно поглядывали на Никки. Они не проявляли интереса к работе в качестве членов экипажа. Натан предположил, что у этих высокомерных мужчин должно быть свое назначение, иначе капитан просто не позволил бы им находиться на борту. Пока же они оставались, в основном, бесполезными.

Бэннон Фармер был матросом-новичком на «Идущем» и поэтому ему дозволяли разве что выкидывать отходы, откачивать трюм и драить палубу с ведром соленой воды и жесткой щеткой. Но выполнял он тяжелую работу необыкновенно бодро.

Натан видел, как юноша забирается по канатам на платформу впередсмотрящего, или полз по рее, чтобы освободить парус. Однажды Бэннон закончил свои обязанности и присел рядом с волшебником в послеобеденное время, засыпав того вопросами.

— Вы действительно прожили тысячу лет? Как много увлекательных вещей вы должны были сделать!

Натан похлопал по своей книге жизни.

— Меня больше интересует то, что еще предстоит сделать. — Он улыбнулся рыжеволосому парню ободряющей улыбкой. — Но я с удовольствием расскажу тебе некоторые из моих историй, если поведаешь мне свои.

Плечи Бэннона поникли.

— Нет у меня никаких историй. Со мной никогда ничего не случалось. — Уставившись в сторону, он потер исчезающие синяки на лице. — Как вы думаете, почему я сбежал с Кайрии? У меня была там прекрасная жизнь, любящие родители, теплый дом. Но для такого человека, как я, там было слишком тихо и спокойно. — Когда он заставил себя улыбнуться, то поморщился от треснувшего струпа на все еще заживающей разбитой губе.

— Я сажал капусту весной, все лето ее полол, убирал урожай осенью и помогал матери квасить ее на зиму. Не было никаких шансов на приключения. — Он поднял подбородок. — Мой отец становился не весел, видя меня, потому что он так мной гордился. Может, когда-нибудь я вернусь как богатый и знаменитый искатель приключений.

— Все может быть, — Натан обнаружил что-то странное в словах молодого человека.

Бэннон вытащил свой меч, сидя на палубе рядом с Натаном. Сталь была не самой лучшей, но заточен клинок на «отлично».

— Я все еще думаю, что Крепкий сослужит мне отличную службу.

Поскольку молодой человек, казалось, ожидал мудрый совет, Натан решил дать его.

— Клинок может служить своему владельцу, если тот знает, как с ним обращаться. Ты служишь мечу так же, как меч служит тебе. — Он извлек свой меч из ножен, чтобы полюбоваться искусной рукояти, инкрустированной золотом и отблескивающей дорогой сталью. Натан всегда чувствовал, что с ним он выглядел смелым и галантным, человеком, с которым нужно считаться, воином, — а также волшебником. Он стоял и держал меч перед собой, наблюдая за игрой солнечного света на лезвии. Волшебник пристально посмотрел на юношу. — Ты знаешь, как использовать свой меч, мой мальчик?

— Я знаю как им махать, — сказал Бэннон.

— Но мы не рубим капусту. Что, если тебе придется сразиться с кровожадным солдатом Имперского Ордена? Или, что еще хуже, с одним из полулюдей из Темных земель?

Бэннон побледнел.

— Я уверен, что смогу одолеть хотя бы пятерых из них, прежде чем они меня убьют.

— Всего лишь пятерых? Мне что, придется иметь дело с оставшимися тысячами? — Натан, в своих мягких новых штанах, размял руки и согнул колени. — Почему бы нам не попрактиковаться? Я мог бы стать хорошим тренером. Могу научить тебя нескольким движениям, так что, если ты когда-нибудь столкнешься лицом к лицу со свирепой вражеской ордой, то, возможно, убьешь хотя бы пятнадцать, прежде чем тебя свалят.

Бэннон усмехнулся.

— Мне бы это понравилось. — На лице юноши возникло смущенное выражение. — Я конечно не хочу быть убитым, но хотелось бы уложить побольше врагов, окажись я в какой-нибудь великой битве.

— Те, кто сражается на твоей стороне, хотели бы того же самого, мой мальчик. — Натан коснулся подбородка левой рукой. — Мне может и тысяча лет, но я новичок в качестве искателя приключений. С мечом я выгляжу так… браво, как ты думаешь? — Он поставил меч на «точку».

— Вы с мечом выглядите прекрасно, сэр, — признал Бэннон. — Но разве превосходный меч и лихой вид отпугнут орду монстров?

— Полагаю, нет, — согласился Натан. — Возможно, мы оба можем немного попрактиковаться. — Он обхватил рукоять меча и попробовал разные стойки. — Будем ли мы учиться вместе, Бэннон Фармер?

Ухмыльнувшись, молодой человек поднял меч и отступил назад, чтобы встать в боевую стойку или, по крайней мере, некоему ее подражанию, которой он успел овладеть.

Когда Натан сделал выпад, Бэннон рубанул сбоку, навстречу его клинку, и Натану пришлось подстроить дугу, чтобы их мечи, лязгнув, встретились. Затем он ударил, отступив, по мечу юноши, едва тот встал в защиту. В суматохе атаки Бэннон махал и рубил мечом из стороны в сторону.

— Ты что — дровосек, расчищающий заросли? — выругался волшебник.

— Я пытаюсь сразить тысячу вражеских солдат!

— Ценю твое рвение. Ну, а теперь давай попробуем сочетание ударов и уклонений.

Бэннон ответил очередной дикой комбинацией рубящих ударов, которые волшебник легко отразил, хотя сам не являлся мастером-фехтовальщиком. В любом противостоянии Натан всегда полагался на магию как на свою первую линию атаки, а не на меч, но, чтобы проучить самоуверенного юношу, он пробился сквозь защиту Бэннона и ударил его плоскостью клинка.

Словно ужаленный, Бэннон вскрикнул, его лицо покраснело так, что даже исчезли веснушки.

— Ты заплатишь за это, волшебник!

— Считай, что я плачу в рассрочку. — Натан гордо ухмылялся. — Пройдет некоторое время, прежде чем ты сможешь заставить меня выплатить долг.

Несколько моряков наблюдали за их игрой с мечами. Все они громко смеялись.

— Посмотрите на капустного фермера! — фыркнул Карл, мускулистый ветеран множества плаваний, считавший своим долгом убедиться, что Бэннона хорошенько «посвятят».

— И в самом деле, взгляни на него, — отозвался Натан. — Вскоре ты будешь его бояться.

Нападая вновь и вновь, Бэннон выпускал гнев, чем поразил Натана, и даже напугал. Уклоняясь и защищаясь, волшебник проворчал:

— Контролируй свое рвение, мой мальчик. А теперь, давай помедленней. Смотри на меня. Повторяй мои движения.

Эти двое практиковались уже час под палящим солнцем, обливаясь потом от напряжения. После того, как Натан провел с ним несколько основных упражнений, Бэннон стал более уверенно управлять своим оружием. Его глаза блестели, и ухмылка не сходила с лица, когда они ускорили темп. На звон лезвий собралась бо́льшая часть команды.

Наконец, задыхаясь от усталости, Натан поднял руку, подавая знак остановиться.

— Добрые духи, ты получил слишком много наставлений, с которыми едва можешь справиться за один день. Я лучше дам тебе время усвоить то, что ты узнал. — Натан пытался контролировать свое дыхание, а Бэннон не заметил, насколько запыхался сам.

Волосы молодого человека были влажными от пота, но морской бриз обдувал их со всех сторон. Он не проявлял готовности сдаться.

Натан продолжил:

— Может быть, пришло время прочитать тебе историческую лекцию? Хороший фехтовальщик — умный фехтовальщик.

Бэннон держал меч поднятым.

— Но как уроки истории научат меня лучше владеть клинком?

Натан улыбнулся ему в ответ.

— Я мог бы поведать тебе рассказ о плохом фехтовальщике, которому отрубили голову. Это будет достаточно хорошим уроком?

Бэннон вытер лоб и сел на канатную бухту.

— Хорошо, я готов послушать эту историю.

Никки провела весь день на корме, в штурманской рубке капитана Илая. Капитан открыл сдвоенные окна чтобы впустить свежий бриз. Вид океана за ними позволял смотреть на завитки пенящегося следа, оставляемого «Идущим». Эта полоса напомнила Никки о широких имперских дорогах, которые Джегань строил по Древнему миру; но дороги Джеганя стояли и по сей день, в отличие от исчезающего следа от корабля.

— Я бы хотела изучить ваши схемы и карты, — сказала она капитану. — Как эмиссар лорда Рала, я должна знать границы Древнего мира, что установил Имперский Орден. Эти края сейчас являются частью Д'Хары.

Капитан Илай играл своей трубкой с длинным мундштуком, постукивая ей по твердой древесине картографического стола.

— Многие капитаны держат свои маршруты в тайне, поскольку самый быстрый переход — это деньги для торговца. Я когда-то хорошо знал течения, рифы и береговую линию. — Он по привычке втянул конец своей трубки, размышляя, но не зажигал ее в этой комнате с картами, опасаясь шальной искры. — Сейчас, полагаю, это уже не имеет значения.

— Я не составлю вам конкуренцию, капитан, — успокоила Никки. — Меня не интересует карта океана. Я хочу лишь знать береговую линию и внутренний ландшафт. Я и мой спутник ищем место под названием Кол Адэр.

— Никогда о таком не слышал. Должно быть, оно глубоко внутри страны, а любое место вдали от берега не имеет для меня большого значения. — Он почесал щеку. — Но я не хотел сказать, что считаю вас своим конкурентом. Я имел в виду, что нынешние карты не имеют значения, потому что все изменилось, понимаете ли. Теперь все стало по-другому. За последние два месяца течения сместились. Ветры, которые я так хорошо знал, теперь поменяли направление, будто смешались времена года. — Он издал протяжный стон. — И звезды ночью находятся не на своем месте. Как я должен ориентироваться? Мои астролябии и секстанты бесполезны. Карты созвездий не показывают привычные мне звезды. Милостивая Мать моря, я даже не уверен, верно ли указывает компас на север, поэтому прокладываю маршрут инстинктивно.

Никки отлично знала, что произошло.

— Это новый мир, капитан. Пророчества полностью исчезли. Магия изменилась так, что нам надо постигать ее заново. — Затем она обратила к нему взгляд своих ярко-голубых глаз и вдохнула влажный воздух, когда ветерок зашелестел бумагами на столе с картами. — Но кто-то должен стать первым в создании новых звездных карт, первым, кто отобразит сменившиеся течения, и первым, кто найдет лучшие места, где стоит бросить якорь. Вы можете стать одним из них, капитан.

— Это было бы замечательно… считать себя первопроходцем. — Капитан поскреб бороду. — Но мое стремление всегда заключалось в том, чтобы быть успешным капитаном грузового судна, идущего из порта в порт. У меня есть несколько семей, которые я кормлю, и много детей. Я вижу их достаточно редко, и хочу всегда прибыть к ним вовремя.

— Несколько семей? — Никки это удивило.

— Конечно. — Капитан Илай провел пальцами по темным волосам, приглаживая отливающие серебром пряди. — У меня есть жена и две дочери в Танимуре, младшая жена и трое сыновей на побережье Ларрикан, и очень красивая жена в Зерримунди, дочь владельца гавани.

— Знают ли эти семьи друг о друге? — спросила Никки. — Или это обычное явление среди морских капитанов?

— Я забочусь о каждой, куда бы ни отправился. У каждой жены прекрасный дом. Каждый из моих сыновей или дочерей в достатке, с едой, жильем и образованием. Большинство моряков и капитанов посещают бордели в каждом портовом городе, и я знаю многих капитанов, что цепляли какую-нибудь заразу и одаривали этим своих жен по возвращении домой. — Капитан Илай смотрел на бескрайнее море за кормой. — Нет, это не для меня. Я выбрал своих жен, и я им верен. Я честный человек.

Учитывая бесчисленное количество женщин, которых взял силой император Джегань, включая и саму Никки, и как он бросал ее и других женщин в солдатские палатки, чтобы те снова и снова их насиловали, — она не судила капитана Илая Корвина. Она никогда не испытывала склонности быть женой мужчины, или одной из жен, за исключением того времени, когда она заставила Ричарда Рала притворяться ее мужем. Никки тогда представляла себе идеальное существование, уверенная, что она сможет убедить Искателя принять философию Имперского Ордена. Это была непримиримая ложь, и Ричард, возможно, ненавидел ее за это.

Неосознанно, Никки потерла нижнюю губу, все еще представляя давно исцеленный шрам от золотого кольца Джеганя. Никки тогда не понимала, что ее больная мечта заставить Ричарда быть ее мужем была таким же заблуждением, как воображаемый идеальный мир Бэннона Фармера.

К счастью, теперь она — другой человек. Много времени прошло с тех пор, как она тайно была Сестрой Тьмы в течение многих лет, а затем порабощена Джеганем, сломана им, им же извращенно переделана, — пока ее окончательно не исправил Ричард. Теперь она понимала все совсем по-другому. Никки задолжала Ричарду больше, чем могла вернуть. И сейчас он дал ей цель.

— Позвольте все же взглянуть на ваши карты, — наконец сказала она, отгоняя воспоминания. — Чем больше я знаю о Древнем мире, тем больше я знаю в пользу лорда Рала.

Капитан Илай разложил бумаги на столе, сортируя их, пока не нашел ту, что показывала далекий берег к югу от Танимуры.

— Это наши основные остановки. Гавань Лефтон, Херимус, Андалийо, побережье Ларрикан, даже Зерримунди — у нас есть особое соглашение с хозяином гавани, благодаря моей жене. — Он мечтательно улыбнулся при мысли о ней.

Никки провела пальцами по краю карты, не видя признаков Кол Адэр.

— А что дальше, на юге? Эти схемы неполные.

— Никто не ходит дальше на юг без особой на то причины. Это Призрачный берег. Эти места малонаселены, хотя имперские дороги тянутся далеко вглубь этих земель. — Капитан Илай снова втянул свою незажженную трубку, затем отложил ее и вытер губы. — Кто знает, что думали древние императоры, когда строили эти дороги?

Никки хмуро смотрела на города, отмеченные на картах.

— Мне нужно убедиться, что все в Древнем мире знают об окончании войны и поражении императора Джеганя. Мы также просим вас помочь нам, капитан. После того, как мы покинем корабль, я оставлю вам письма, и при посещении вами портов они помогут распространить сообщение о лорде Рале. Все земли должны быть подчинены ему, хотя каждая страна может сохранить свою собственную культуру и управление, если люди не нарушат основные правила, установленные для всех.

— Отличный настрой, — сказал капитан, свертывая карты, — если бы все чувствовали то же самое. Но я сомневаюсь, что вы заставите их согласиться.

— В этом и есть суть нашей миссии. Мы должны будем заставить их это осознать, — сказала Никки со слабой, но уверенной улыбкой. — Я могу быть очень убедительна. А если этого будет недостаточно, тогда есть большая армия Д'Хары, чтобы помочь понять суть дела.

Она и капитан покинули штурманскую рубку, выйдя на верхнюю палубу, с которой могли понаблюдать за матросами, занимающимися своими повседневными обязанностями. Пятеро полуголых мужчин бездельничали, брезгуя работой и командой корабля. Они обратили свои высокомерные взгляды к Никки. Один обратился к ней:

— Поиграешь с нами? У нас найдется для тебя время.

— Ты можешь провести его сам с собой, пока мы не достигнем рифов, — ответил ему капитан Илай. — И я не думаю, что леди захочет с тобой играть.

— Сомневаюсь что они получат удовольствия, реши я позабавиться с ними, — сказала Никки твердым голосом.

Полуголые бездельники ответили отвратительным смехом, который чуть не вывел Никки из себя. Она повернулась к капитану.

— Почему они не работают, как остальные? Что это за бесполезные люди?

— Это ныряльщики за жемчужинами желаний. Они со мной уже три рейса — чрезвычайно выгодные рейсы. — Он кивнул в их сторону. — Сол, Элджин, Ром, Пелл и Буна. Хоть это и ленивые хамы, но заработают за день в десять раз больше стоимости своего пребывания на корабле, как только мы доберемся до рифов.

Глава 10

Чайки кружили над головой, следуя за «Идущим» под ясным небом. Как зачарованный, Натан присоединился к матросам, толпившимся возле поручней и взволнованно указывающих на странное дрейфующее нашествие, что окружало их в открытом море.

Сотни тысяч медуз плавали на поверхности, словно мыльные пузыри, такие же большие, как голова быка, и пульсирующие, словно заливное из мозгов. Неразумные полупрозрачные существа не представляли угрозы, которую Натан мог бы заметить, когда «Идущий» расталкивал их. Некоторые из медуз оставляли на досках корпуса клейкую слизь, но в основном они просто отплывали в сторону.

Капитан Илай стоял на палубе, насторожившись.

— Без паники! Если бы это был морской змей или кракен, я бы забеспокоился, но эти медузы всего лишь небольшая помеха.

Бэннон, глядя на все в изумлении, повернулся к своему наставнику.

— Я никогда не видел подобное на Кайрии, но много видов медуз дрейфуют там близко к берегу в тихих бухтах... я был маленьким мальчиком, и мы с другом бегали туда купаться. Они жалят! — Он печально вздохнул при мыслях о доме. — У нас с Иэном была своя особая лагуна, с приливными заводями. Воду там можно было перейти вброд, но зато мы не видели медуз. Нас обоих как-то сильно ужалили однажды. Моя нога распухла, словно свиная туша недельной давности, а Иэну было и того хуже. Мы едва дошли домой. Отец разозлился, потому что несколько дней я не смог работать на капустных полях.

Лицо юноши потемнело, а затем, словно с него сошли облака, снова улыбнулся.

— Мы тогда очень обрадовались. — Он вздохнул. — Да и те медузы были размером с мой кулак. — Бэннон высунулся далеко за борт, чтобы лучше рассмотреть происходящее. — Готов поспорить, что укус одной из этих тварей убьет вас, и, наверное, раз так пять!

— Быть убитым и одного раза будет достаточно.

Натану нравился молодой человек. Бэннон Фармер казался серьезным и решительным, может, немного наивным, но Натан против этого не возражал. Волшебник писал свои собственные рассказы для таких юношей, как Бэннон, — «Приключения Бонни Дэя» и множество других историй, — которые широко распространились через уста и лютни менестрелей. Сейчас же, Натан не видел причин не взять молодого человека под свою опеку.

Выйдя на свежий воздух, Никки стояла вдали от моряков. Ее густые светлые волосы развевались на ветру, голубые глаза смотрели вдаль. Облегающее черное платье прятало грудь и подчеркивало изгибы тела. Юбка, туго стянутая на талии, ниспадала до колен. На борту она решила отказаться от своих черных дорожных облегающих штанов и высоких сапог. Она выглядела также прекрасно, как произведение искусства, которым восхищались и ценили, не приближаясь и не притрагиваясь.

Бэннон время от времени поглядывал на нее с восхищенным блеском в глазах. Не с вожделением, скорее с юношеской влюбленностью. Натан должен был проследить за этим, чтобы потом все не обернулось проблемой. Молодой человек понятия не имел, с чем он может столкнуться.

Бэннон понизил свой голос до странного шепота, когда спросил Натана:

— Правда ли, что ее действительно звали Госпожой Смерть?

Натан улыбнулся.

— Милый мальчик, наша Никки была одной из самых опасных женщин в Имперском Ордене Джеганя. На ее руках кровь тысяч.

— Тысяч? — Бэннон сглотнул.

Волшебник махнул рукой.

— Больше, чем десятки тысяч, может, даже больше сотни. — Он кивнул. — Да, я полагаю так будет более точно: сотни тысяч.

Хотя Никки, казалось, стояла вне пределов слышимости, Натан заметил ее губы, изогнувшиеся в тонкой улыбке. Он продолжил шепотом: «Она также была Сестрой Тьмы, служила Владетелю много лет, прежде, чем попасть к Джеганю- сноходцу». Волшебник огляделся, заметив, что некоторые моряки тоже его слушают и беспокойно перешептываются. В то время как Бэннон, похоже, был в восторге от прошлого Никки, других это напугало из-за суеверности.

Натан не возражал против этого. Страх вызывал уважение.

— Но то было до того, как Никки присоединилась к лорду Ралу, узрев свет, и стала одним из самых убежденных борцов за свободу. Я говорил тебе, что она остановила сердце Ричарда и отправила его в подземный мир?

— Она… она убила его?

— Лишь на короткое время. Никки отправила его к Владетелю, чтобы Ричард мог спасти дух своей возлюбленной Кэлен. Но это уже другая история. — Волшебник хлопнул молодого человека по плечу. — И в дальнем плавании у нас будет много времени поговорить. Не стоит рассказывать всего сейчас.

Бэннон разочарованно проворчал:

— У меня была скучная жизнь мальчика-крестьянина на тихом острове. Даже и рассказать нечего.

— Однажды тебя ужалила медуза, — заметил Натан. — Найдутся и другие истории.

Юноша откинулся на перила и задумался. Море, переполненное медузами, издавало приглушенные чавкающие звуки, когда существа сталкивались друг с другом.

— Ну, это может было просто моим воображением, — произнес Бэннон. — Мысли человека, как правило, дичают, когда тот плавает один в маленькой лодке в тумане.

Натан рассмеялся.

— Добрые духи, мальчик! Воображение — важная часть повествования. Ты хотел что-то рассказать?

Бэннон поджал губы.

— Вы когда-нибудь слышали о шелки? О народе, что живет на дне моря и наблюдает за людьми на земле? Они следят за нашими лодками и кораблями снизу, им они напоминают деревянные облака, плывущие высоко в их «небе».

— Шелки? — Натан нахмурился, взявшись за подбородок. — Морской народ… ах да! Если память мне не изменяет — а моя память столь же острая, как наточенный кинжал — шелки были созданы, чтобы сражаться в древних войнах волшебников. Людей переделывали с помощью магии в другую форму, как, например, мрисвиз или даже сильфида. Шелки создали как подводную армию, которая могла всплывать и нападать на вражеские корабли. — Он прищурился. — Но они либо вымерли, либо это просто легенда.

— Я никогда не слышал эту часть истории раньше. — Бэннон был удивлен. — Нам немного рассказывали о них на Кайрии. Говорят, иногда шелки исполняют желания.

Натан усмехнулся.

— Если бы мне давали медную монету за каждую историю о мифическом существе, которое исполняет желания, у меня монет стало бы столько, что я мог бы купить все, что мне нравится, а в самих желаниях и не нуждался.

— Я… я об этом не знаю, — пробормотал Бэннон. — Это просто легенды, что рассказывали в деревне. Бывают же моменты, когда вы просто хотите во что-то поверить.

Натан кивнул, жалея, что поддразнил юношу.

— У меня тоже иногда такое бывает.

Бэннон уставился в море, глядя мимо медуз. Он понизил голос до шепота.

— Бывает, что несчастный человек хочет бежать из дому. Я был молод и глуп… слишком молод, чтобы осознать, что я был глуп.

«И, несомненно, все еще слишком молод», подумал Натан, но сдержал свои слова.

— Я сел в маленькую рыбацкую лодку в полном одиночестве, с намерением навсегда покинуть Кайрию. У меня не было друзей на острове.

— А как насчет Иэна? Тот, кого тоже ужалила медуза?

— Это было позже. Иэн пропал. — Бэннон нахмурился. — Я отправился поздним вечером, когда успокоились волны, зная, что полная луна будет освещать мой путь всю ночь. Я надеялся увидеть шелки, но в глубине души осознавал, что это всего лишь сказки. Мне было рассказано так много всего, что оказалось неправдой. — Юноша выглядел несчастным, но с явным усилием старался выдавить счастливую улыбку. — Однако, всегда есть шанс. Я греб в темноте, со звездами над головой, и продолжал грести, пока не почувствовал, что скоро отвалятся руки. После лодку просто качало на воде. Где-то час я видел темные очертания острова Кайрия, с огнями окон домов и фонарей вдоль берега, высоко на отмели. Затем они исчезли вдали, и я продолжил грести.

— И куда ты собрался плыть? — спросил Натан. — Просто в открытое море?

Бэннон пожал плечами.

— Я знал, что там находится Древний мир, континент, наполненный такими городами, как Танимура, Херимус, Андалийо — целый континент! Я подумал, что если просто отплыву достаточно далеко, то рано или поздно упрусь в берег. — Он смущенно оглянулся. — Выросший на острове не очень хорошо представляет большие расстояния. Я плыл всю ночь, и когда наступил рассвет, то видел лишь воду — вода была повсюду. Прямо как тут. — Он указал за борт «Идущего». — У меня не было ни компаса, ни достаточного количества припасов. Я весь день болтался в открытом море под палящим солнцем и сильно перепугался. Моя кожа покрылась волдырями, а следующая ночь казалась самой холодной чем когда-либо. На третий день исчерпался запас воды и бо́льшая часть пищи. Я чувствовал себя таким глупым. Не было видно никаких признаков земли, и я понятия не имел, в каком направлении находится Древний мир, или даже как снова выйти на Кайрию. Я плакал, как убитый горем ребенок, и не стыжусь признаться в этом. Стоя в шаткой рыбацкой лодке я кричал вдаль, надеясь, что кто-нибудь услышит. После этого чувствовал себя еще глупее, чем даже когда плакал. В ту ночь луна также ярко освещала, но повсюду толстым покрывалом лег туман — хотя покрывалом назвать его было сложно, все же он был холодным и липким. Я дрожал, чувствуя себя самым несчастным. Ничего не видел вокруг — да и не на что было смотреть. Луна была лишь прозрачной пеленой света над головой.

Голос юноши превратился в шепот.

— В туманную, тихую ночь можно слышать звуки издалека, а расстояние вводит в заблуждение. Я слышал всплески, которые, как думал, издавали акулы; было похоже, что кто-то плывет… жуткие звуки. Снова стал звать на помощь. В своем воображении я представил, что это, возможно, шелки пришли спасти меня, но здравый смысл подсказывал: это просто далекий кит или, что еще хуже — морской змей. Я кричал снова и снова, но не слышал ответа. Может, я кого-то напугал своим голосом; я прислушивался к тишине, но не слышал ничего, кроме волн и какого-то всплеска вдали, и чего-то, что могло показаться смехом, хихиканьем… но это не могло быть в самом деле. Я был так растерян, встревожен, измучен, не говоря уже о голоде и жажде, — что в конце концов потерял сознание посреди ночи и погрузился в глубокий сон.

Натан улыбнулся чтобы подбодрить молодого человека.

— В тебе есть талант рассказчика, мой мальчик. Ты меня заинтриговал. И как ты вышел из этой передряги?

— Я не знаю, — Бэннон пожал плечами. — Честное слово: не знаю, как.

Натан нахмурился.

— Тогда тебе нужно поработать над окончанием этой истории.

— О, закончилось все хорошо, сэр. На следующее утро я проснулся и вместо тишины бесконечных волн услышал их плеск на берегу — волн, набегающих на гальку. Тогда же и понял, что моя лодка больше не раскачивается. Я встал и чуть не упал. Меня прибило к берегу острова, к месту, которое я узнал! Это была Кайрия, и та же самая бухта, где мы купались с Иэном.

— И как же ты туда вернулся?

Молодой человек пожал плечами.

— Милостивая Мать моря, я же сказал — не знаю. Ночью, когда я был без сознания от изнеможения; нечто вернуло меня на мой остров, благополучно доставив лодку к берегу.

— Ты уверен? Может, это просто течения, движущиеся вокруг места твоего отправления? В тумане ты мог и не заметить. — Натан взглянул исподлобья. — Ты же не хочешь сказать, что тебя спасли шелки?

Бэннон, похоже, смутился.

— Я уже сказал, что я благополучно вернулся на берег, откуда и отплывал, и не знаю каким образом. Во всем огромном океане, и среди всех островов, я вернулся к тому месту, что называл своим домом, в ту самую бухту. — Он выдержал долгую паузу, затем взглянул на волшебника и улыбнулся. — В мягком грунте берега, возле моей лодки, которая, между прочим, была вытащена гораздо дальше из воды, чем даже при сильном приливе, — я увидел след.

— Какого рода след?

— Он был похож на человеческий… почти. Пальцы ступней были перепончатыми, как у морского существа. Я увидел слабый оттиск того, что походило на край плавника и острые точки, словно от когтей.

Натан усмехнулся.

— Прекрасная история! И ты еще говоришь, что с тобой ничего не случалось.

— И все же… — голос Бэннона звучал неуверенно.

Стая медуз не выказывала признаков уменьшения. Широкоплечий Карл, подбиваемый своими товарищами по команде, поднял гарпун с зазубринами и привязал веревку к металлическому ушку на его хвосте. Пока другие подбадривали и улюлюкали, ветеран-моряк склонился над бортом и бросил гарпун в одну из похожих на большой волдырь медуз. Железный наконечник пронзил оболочку, разрывая желеобразное существо, оставив лишь лужицу с испарениями. Когда останки медузы растеклись среди ее собратьев, те сразу отплыли в сторону, словно шайка грабителей.

Моряки с диким хохотом побежали за гарпунами, но Карл, когда вытащил свой гарпун за веревку, в изумлении хмыкнул.

— Эй, взгляните! Посмотри-ка на это.

Заостренный железный наконечник дымился, словно его травила и разъедала кислота.

Матросы стояли наизготовку, уже собираясь бросить свои гарпуны. В любопытстве, Карл протянул мозолистый палец, но, прежде чем он дотронулся до наконечника, Натан рявкнул предупреждение:

— Оставь это в покое, иначе потеряешь руку так же, как гарпун свое жало.

Капитан Илай сыпал проклятиями.

— Я ведь сказал вам оставить этих медуз в покое! В море для нас и так достаточно опасностей. Не стоит навлекать их еще больше!

С дружным грохотом моряки опустили гарпуны, затем смущенно убрали их подальше.

Глава 11

«Идущий по волнам» шел в сторону юга уже целую неделю. Капитан Илай обошел более крупные прибрежные города Древнего мира, и Никки была озабочена измененными течениями, характером ветров и ненадежными звездами в ночном небе.

— Мы заблудились? — спросила она как-то днем, стоя в носовой части рядом с капитаном.

— Госпожа колдунья, я точно знаю, куда я направляюсь. — Он протер тонкий конец своей трубки большим и указательным пальцами, а затем вложил ее в рот. — А идем мы прямиком к рифам.

Услышав это, к ним подошел Натан.

— Звучит зловеще.

Подгоняемый устойчивым морским ветром, «Идущий по волнам» двигался быстрым ходом. Капитан смотрел вдаль.

— Вовсе нет, если знать, куда плыть.

— И как вы можете быть уверены? Вы утверждали, что карты и течения уже не достоверны, — напомнила Никки.

— Да, это так, но я капитан, и по моим венам течет морская вода. Я чувствую это подсознательно. Но прежде чем я смогу торговать в Зерримунди или гавани Лефтон, мне нужно забрать мой самый ценный груз. Завтра утром вы увидите, что я имею в виду.

Капитан Илай оказался прав.

Приняв свою смену на смотровой площадке высоко на грот-мачте, Бэннон крикнул:

— Полоса пены с юга, капитан! Похоже на бурные волны.

Капитан склонился ближе к резной фигуре Матери моря, прикрыв глаза рукой.

— Это должно быть рифы.

Никки наблюдала за тем, как зашевелились полуголые ныряльщики, словно пробуждаясь от долгого сна.

— Вот теперь потребуются наши услуги, — сказал один из них, — Сол, который, очевидно, был их лидером.

Элджин лениво потянулся.

— Сейчас принесу веревки и грузы.

Остальные — Пелл, Буна, и Ром — принялись за дыхательные упражнения, растягивая плечи и руки. Учитывая размер их грудных клеток и соразмерные легкие, Никки предположила, что эти ребята могут оставаться под водой в течение длительного времени.

Буна сощурил глаза в сторону Никки.

— После хорошего дневного улова жемчужин, может исполнится и наше желание касаемо этой дамочки.

С раздражением Натан принял оскорбление за вызов, но Никки невозмутимо ответила:

— Если я пожелаю, вы впредь не сможете даже помыслить о таких вещах.

Даже без карт, капитан Илай управлял «Идущим» по неспокойной воде, уворачиваясь от темных барьеров торчащих рифов, но кораблю хватало пространства маневрировать по глубоким каналам. Члены экипажа скрутили паруса и крепко привязали их к реям. Когда корабль замедлил ход, моряки бросили якорь в спокойном, укрытом месте, в то время как волны продолжали биться и пениться по внешним краям подводного коралла.

Надежно установив судно на якорь, моряки в нетерпении стали наблюдать за тем, как пятеро ловцов жемчуга приступили к подготовке. Сол рявкал приказы своим товарищам.

— Мы ныряем по двое за раз. Сначала погружаюсь я с Элджином, вторыми — Ром и Пелл. К их возвращению я успею отдохнуть, чтобы нырнуть с Буной. — Он разминал руки за спиной, демонстрируя широкую грудь, отмеченную цепью татуированных кругов.

Ныряльщики открыли глиняный горшок с жиром и стали растирать им кожу. Жир будет сохранять тепло, когда они углубятся в извилистые пещеры и закоулки рифа. По словам Рома, натирающего жиром грудь, он также позволит им лучше скользить в воде.

Как первые в очереди, Сол и Элджин привязали концы длинных пеньковых веревок к своим поясам и закрепили их к фок-мачте. Затем они взобрались на поручни, балансируя на босых мозолистых ногах. Мужчины прикрепили железные гири к крючкам на поясах, чтобы груз тянул вниз не затрачивая их времени и дыхания, погружая до места назначения. Достигнув нужной глубины среди рифов, они могут легко отцепить и сбросить гири, прежде чем всплыть к поверхности.

Два ныряльщика стояли, держа равновесие в солнечных лучах, вдыхая и выдыхая, затем втянули побольше воздуха, расширяя грудь, наполняя свои легкие. Одновременно и молча эти двое нырнули за борт и исчезли с едва заметной рябью на воде. Канат стал разматываться вслед их погружению.

Капитан Илай почесал свою бороду. Он казался вполне довольным и спокойным.

— Мы можем остаться здесь на якоре день или два. Это зависит от того, сколько времени потребуется, чтобы наполнить наш сундук.

— В сундук поместится много жемчужин желаний, — заметил Натан.

— Да, так и есть. — Капитан снял свою шапку, вытер волосы, а затем посадил ее на место.

Прошло уже несколько минут, а Бэннон все смотрел за борт, наблюдая за возвращением двух ловцов жемчуга. Он озирался на Рома и Пелла — те крепили пояса на талиях, цепляя к крючкам железные грузы в сетчатых мешках, готовясь совершить погружение, как только появится первая пара.

— Как вы думаете, я когда-нибудь смогу стать ныряльщиком за жемчужинами? — спросил Бэннон двух мужчин.

Ром посмотрел на него как на насекомое.

— Нет, — ответил он.

Выражение лица молодого человека изменилось, но все же он продолжил вглядываться за борт.

— Вон они! — вскоре крикнул юноша.

Ныряльщики вырвались на поверхность. Задыхаясь, они трясли головами, сбрасывая воду с длинных слипшихся волос. Прошло почти десять минут и Никки поразило, что мужчины могли так долго оставаться под водой. Вместимость их легких оказалась соразмерна их высокомерию.

Ныряльщики схватились за свисающие веревки и взобрались на борт корабля. Сол и Элджин перелезли через перила, окатив водой палубу, и тут же опустошили свои мешки, высыпав множество бугристых серых раковин, напоминающих своей формой ладони, сложенные в молитве.

— Милостивая Мать моря, это замечательно, — воскликнул капитан Илай, когда экипаж набросился на добычу. — Совершенно замечательно.

Команда «Идущего по волнам» приступила к работе. Короткими плоскими ножами моряки раскрывали мокрые раковины и вырывали мякоть, чтобы добраться до серебристо-ледяной жемчужины.

Затем Ром и Пелл нырнули за борт, пока их товарищи отдыхали. Сол растянул губы в ухмылке, обращаясь к Никки:

— Если ты предложишь мне должное вознаграждение, я подарю тебе свою собственную жемчужину желаний.

— У меня уже есть одна. Ее подарил мне Бэннон, — сказала, Никки не задумываясь.

Сол ответил лишь раздраженным ворчанием.

К тому времени, когда Ром и Пелл вернулись на поверхность, с таким же удачным уловом, следующие ныряльщики уже были наготове. В течение нескольких часов мужчины с обнаженным торсом ныряли вновь и вновь; экипаж очищал раковины и извлекал из них жемчужины.

Натан в любопытстве поднял одну из выброшенных на палубу расколотых ракушек.

— Поразительно. Они выглядят как человеческие ладони, сжимающие жемчуг.

— Ладони сомкнулись чтобы исполнить желание, — произнес Бэннон.

В глазах Никки они лишь были грубыми пальцами, что удерживали спрятанные внутри сокровища.

— Эти рифы богаты раковинами, — сказал Буна после третьего погружения. — Здесь их хватит на сотню плаваний.

— И мы сюда еще вернемся, — пообещал капитан Илай.

Поскольку команда «Идущего» получала часть своего жалованья жемчужинами, то они подгоняли ныряльщиков погружаться снова и снова. Никки была рада видеть этих высокомерных бездельников работающими без передышки.

Но в конце дня, когда солнце садилось в сполохах оранжевых и золотых огней, пятеро ловцов изрядно вымотались. Хотя Сол, Элджин и Ром не казались склонными выполнять дополнительную работу, Пелл и Буна все же совершили последнее погружение. Обвязавшись веревками с грузами, мужчины прыгнули в воду.

Матросы сидели на палубе, болтали, выковыривали жемчуг и сваливали отходы за борт. Пелл и Буна уже долго находились под водой — дольше, чем при предыдущих погружениях в этот день. Натан вышагивал по палубе со все более озабоченным взглядом. Капитан тоже выглядел обеспокоенным.

Наконец Сол, нахмурившись, подошел к перилам и наклонился, заглядывая в темную воду.

— Тяните за веревки, надо вытащить их.

Он в напряжении схватил один из мокрых пеньковых канатов, Бэннон взялся за другой.

Канат Бэннона сначала натянулся в его руках, затем внезапно рванул вниз, обжигая пальцы. Юноша вскрикнул и ослабил хватку; канат выскользнул из его рук, хлопнув по корпусу корабля: что-то тянуло его в глубину.

— Ни один пловец не смог бы тащить с такой силой! — буркнул Сол, напряженно борясь с незримым соперником.

Второй канат скрипел, упираясь под действием невидимой силы. Ром и Элджин бросились помогать, в попытке вернуть своих товарищей. Странная хватка тянула с такой мощью, что весь корабль накренился.

Ныряльщики рычали от натуги.

— Поднимайте их! — кричал Сол.

Неожиданно обе веревки лопнули и повисли в воде, словно плавающие водоросли. Быстро работая руками, мужчины яростно потянули одну из них, пока не показался оборванный конец.

— Зачем им понадобилось их резать? — изумился Элджин.

Бэннон уставился на порванный обрубок.

— Конец протерт, а не срезан.

Никки сразу поняла его мысль.

— Что-то разорвало веревку.

Пока неудавшиеся спасатели вытаскивали второй канат, Ром забрался на перила, готовый нырнуть за борт и попытаться спасти своих товарищей, но прежде чем он успел прыгнуть, из воды показался конец второй веревки. На нем болтался привязанный пояс, оставшийся от ныряльщика за жемчужинами. В поясе запутались влажные петли разорванных кишок и три позвонка, будто нападавший просто вырвал пояс сквозь спину человека.

Матросы взвыли от страха и попятились назад.

— Но как?.. — Ром отшатнулся, упав на палубу. — Мы ведь не видели под водой никаких опасностей.

— Что-то ведь убило Пелла и Буну, — сказал Сол. — Что могло сделать такое? Что могло на них напасть?

Элджин взглянул на Никки.

— Может, Госпожа Смерть призвала это чудовище?

Три оставшихся в живых ныряльщика в ужасе и страхе уставились на колдунью, их взгляды быстро стали ненавидящими.

Бэннон в изумлении прошептал Никки:

— Это в самом деле сделала ты? Как убила тех грабителей в переулке?

Никки тихо упрекнула его за это глупое заявление, но увидев, с какой жестокостью были убиты ныряльщики, все же была рада, что остальные стали ее бояться.

Глава 12

Матросы уставились на окрашенную в красный цвет воду и на внутренности, что свисали с крючков пояса. Капитан Илай выкрикнул команду, чтобы они расправляли паруса и снимались с якоря; облака стали собираться плотнее в надвигающихся сумерках. Хотя «Идущий» находился в теплых широтах, далеко к югу от Танимуры, ветер, казалось, приносил с собой смертельный холод.

Проворные моряки вскарабкались на реи, развязывая веревки, остальные взялись натягивать снасти и расправляли паруса. Корабль отошел от рифов, крадучись, словно побитая собака. Штурман с силой приложился к рулю, впередсмотрящий направлял курс, чтобы не проскрести опасные подводные скалы.

— Мы уже потеряли двух человек за сегодня. Я не намерен терять еще больше, — выкрикнул капитан хриплым голосом.

Поймав ветер, каррак отступил от гневной линии рифов и снова вышел в открытые воды. Когда наступила ночь облака скрыли звезды, от которых и так не было толку: капитан не мог ориентироваться по незнакомому ночному небу. Он лишь хотел как можно быстрее сократить расстояние между кораблем и рифами.

Экипаж хоть и был суеверен, если дело касалось смертоносных морских чудовищ, Никки предположила, что, возможно, на Пелла и Буну в глубине напали акула или другой морской хищник. Тем не менее, она настороженно отнеслась к опасности. Мрачное настроение поселилось в команде, словно холодный и удушающий туман. Спустя несколько часов упреки троих обозленных ныряльщиков легли на Никки, будто зараза, и пугливые матросы озирались на нее со страхом. Никки же не предпринимала ничего, чтобы развеять их опасения. По крайней мере, ее наконец-то оставили в покое.

Минуло уже три дня, как корабль покинул рифы; погода продолжала ухудшаться, будто медленно портящийся, перезрелый плод. Озабоченный капитан вышел из штурманской рубки, чтобы взглянуть на сгущающиеся серые тучи и беспокойные, бьющие пеной волны. Он обратился к Никки, словно та была его компаньон:

— С полным сундуком жемчужин, этот рейс оказался весьма прибыльным, несмотря на пролитую кровь. Каждый капитан знает, что он может потерять человека-другого из своей команды, но сомневаюсь, что эти ныряльщики вновь поплывут со мной.

Никки одарила мужчину прагматичным взглядом.

— Вы найдете других. Где их тренируют? В одном из прибрежных городов? На каком-нибудь из островов?

— В Зерримунди. Ныряльщики за жемчужинами желаний там в большом почете.

— Я заметила их высокомерие.

— Будет нелегко подыскать им замену. — Капитан вздохнул. — Эти трое все расскажут, как только мы вернемся в портовый город.

— Тогда разумно вложите свое новое состояние, — посоветовала Никки. — Эти сокровища могут оказаться последним вашим уловом.

Жемчужина, которую подарил ей Бэннон, была спрятана в потайном кармане ее черного платья.

Настало время смены вахты. Матрос спустился с площадки на высоте, а другой, вскарабкавшись по веревочной лестнице, занял его место. Натан присоединился к Никки и капитану на палубе; к ним, подгоняемый ветром, подошел загорелый впередсмотрящий.

— Облака недобро выглядят, капитан. Вы уже можете чувствовать с ветром запах бури.

Капитан Илай кивнул.

— Нам, возможно, придется этой ночью задраиться.

— Могут ли на нашем пути встретиться рифы? — спросил Натан. — Не сядем ли мы на мель? Будет намного сложнее отыскать Кол Адэр, если мы где-нибудь напоремся на подводные скалы.

— Да, я уверен, что это доставит неудобства всем на корабле. — Капитан втянул свою незажженную трубку и прижал рукой шапку, не позволяя ветру сорвать ее с головы. — Мы находимся в открытой воде. Здесь нет неизвестных мне рифов.

Матрос кивнул и вернулся к своим обязанностям. Когда он ушел, Никки понизила голос:

— Вы сказали, что ваши карты более не верны, и что вы не уверены в точности нашего местонахождения.

Капитан Илай смотрел отстраненно куда-то вдаль.

— Так и есть, но я не думаю, что рифы возникнут из ниоткуда.

Когда ветер усилился, обеспокоенная команда выполняла только самые важные дела. Пузатый повар подошел с ведром парного молока — он подоил корову, привязанную в трюме.

— Ей не нравится эта качка, — сказал кок. — В следующий раз молоко из нее может выйти кислым.

— Тогда у нас будет свежий сыр. — Капитан Илай принял предложенный ковш.

Никки отказалась, но волшебник был не прочь испробовать молоко и стал пить, причмокивая губами. Кок предложил ковш и угрюмым ныряльщикам, но те лишь хмуро покосились на ведро, сосредоточив взгляды на колдунье.

— Она могла его отравить, — сказал Ром.

Услышав это, Никки все же решила немного отхлебнуть.

Когда ветер свистел по снастям, а часы медленно тянулись, Натан предложил Бэннону попрактиковаться в мечах на палубе. Звон стали раздавался в порывах ветра, когда эти двое гарцевали взад-вперед, петляя между бухт веревок и открытых дождевых бочек, расставленных для сбора пресной воды в ожидании надвигающейся бури.

Бэннон стал лучше владеть мечом. У юноши была неуемная энергия, которая способствовала противодействию его неуклюжести, и Крепкий оправдывал свое имя, получая и отклоняя удар за ударом от гораздо более искусного клинка Натана. На некоторое время это зрелище вывело из уныния встревоженных членов экипажа.

К тому времени, когда юноша и волшебник израсходовали свои силы, полуденные облака настолько сгустились от надвигающейся бури, что Никки даже не могла разглядеть закат. Вместо этого она просто наблюдала медленно угасающий свет дня.

— Вы покажете мне что-нибудь магическое? — предложил Бэннон Натану, взобравшись на ящик, — слишком высокий, чтобы служить удобным креслом.

— С чего мне тебе это показывать? — спросил Натан.

— Потому что вы волшебник, не так ли? Волшебники всегда вытворяют магические трюки.

— Волшебники используют магию. А трюки выполняют дрессированные обезьяны. — Натан поднял густые брови. — Спроси у колдуньи. Может, она покажет тебе парочку фокусов.

Бэннон окинул взглядом Никки, тяжело сглотнув, и снова повернулся к Натану.

— Я уже видел ее магию в действии, и знаю, на что она способна.

— Ты знаешь далеко не все, — сказала Никки.

Каррак качало во все стороны в неспокойном море, сначала поднимало на волнах, а затем бросало вниз. Хотя у большинства команды были луженые желудки, все же некоторые моряки склонились над поручнями и опустошали их в открытый океан. Мачты скрипели и стонали, паруса дрожали и хлопали на ветру.

Капитан Илай стоял, расставив руки по бокам, застегнув шерстяную куртку на все серебряные пуговицы.

— Свернуть паруса! Ветер усиливается, и нам не нужно, чтобы их разорвало в клочья.

Впередсмотрящий привязал себя к мачте, чтобы не выпасть за борт во время сильного крена.

Демонстративно вздохнув, Натан все же решил выполнить просьбу Бэннона, хотя юноша больше к нему не приставал.

— Итак, следи за рукой, мой мальчик. — Волшебник опустился на колено, пригладив оборки своей дорожной рубашки и энергично потер ладонью об ладонь, словно согревая их. — Это всего лишь маленький ручной огонек, которым мы разжигаем костер или освещаем себе путь.

— Я обычно использую серные спички, иногда кремень и сталь, — поддразнил его Бэннон.

— Тогда у тебя есть своя магия, а мою видеть и вовсе не обязательно.

— Нет-нет, я хочу на это посмотреть! — Он склонился ближе с горящими глазами. — Сотворите огонь, пожалуйста.

Натан сложил ладони в форме чаши. Волшебник нахмурил брови и уставился в пространство, сосредоточиваясь, пока не появился проблеск света. Клочок пламени взвился и задрожал, но, когда порыв ветра хлестнул по палубе, огонек мелькнул и погас. Натан не сумел его поддержать.

Волшебник выглядел совершенно озадаченным. Никки видела, как он создавал пылающие шары огня едва ли не взглядом, не говоря уже о гораздо более ужасном огне волшебника, вызывавшем страшные разрушения. Будто в гневе, Натан вновь попытался сконцентрироваться, а затем нахмурился, когда появился лишь крошечный всполох огня, тут же снесенный нахлынувшим ветром.

— Должно быть, это сложно? — спросил Бэннон.

— Я неважно себя чувствую, мой мальчик, — пробормотал волшебник, словно в оправдание. — Магия требует концентрации, а моя голова сейчас обеспокоена другим. Кроме того, на палубе слишком ветрено, чтобы показывать фокусы.

Бэннон выглядел разочарованным.

— Я не знал, что волшебники могут использовать магию только в идеальной обстановке. Вы сказали мне, что я должен быть готов сражаться мечом независимо от моего настроения.

— Что ты можешь знать о волшебниках? — огрызнулся Натан. — Твои серные спички даже не загорятся при таких условиях.

Словно ужаленный, Бэннон отступил.

Натан продолжил более сдержанным тоном:

— На самом деле это не так, мой мальчик. Мой Хань, кажется, ...препятствует мне. Я не совсем уверен, что с этим можно сделать.

— Ваш Хань?

— Это то, что мы называем силой магии, силой жизни внутри нас, особенно в волшебнике. Хань у разных людей проявляется по-разному. Мой Хань был переплетен с пророческим даром, а также умением использовать магию, и теперь это все разладилось. Но я уверен, что разберусь.

— Вы уверены? Может, это просто морская болезнь? — спросил Бэннон с дразнящими нотками в голосе.

— Возможно, так и есть, — вздохнул Натан.

Взволнованная увиденным, Никки решила, что произошедшее могло обеспокоить волшебника. Натан потерял дар пророчества вместе с последними изменениями в мире, но на его искру магии это не должно было повлиять. Все-таки заклинание огня — довольно простая вещь.

— Пойду в свою каюту. — Натан развернулся, пытаясь сохранить достоинство и равновесие на качающейся палубе. — Если я проголодаюсь, то схожу на камбуз за ужином, когда тот будет готов.

Никки тоже решила укрыться в своей каюте. Она не хотела расстраивать суеверных матросов, оставаясь на палубе при такой скверной погоде.

Несмотря на холодную красоту колдуньи, Сол знал, что она была злой и опасной, с того момента, как впервые увидел ее. Его спутники заметили лишь точеную фигурку Никки, ее длинные светлые волосы и лицо, еще более привлекательное, чем резной лик Матери моря.

Моряки во время долгого пребывания вдали от суши, как правило, снижали свои стандарты женской красоты, но нельзя было отрицать, что Госпожа Смерть намного красивее, чем самая дорогая шлюха, в самом чистом борделе Зерримунди. И Никки была здесь, к ней даже можно было прикоснуться. Всякий раз, когда женщина выставляла себя напоказ на палубе, ее черное платье липло к изгибам и дрожало на ветру, стягивая полные груди. Сол представлял ее груди мягкими и податливыми, будто ждущими, чтобы их приласкали. Он пытался вообразить ее соски, задаваясь вопросом, были они темными или нежно-розовыми, будет ли она вздыхать, если он их ущипнет.

Его напарники-ныряльщики тоже на нее претендовали, но Сол — их лидер, и он должен быть первым. Два их товарища погибли, а оставшиеся в живых кое-что да заслужили. Колдунья обязана им всего лишь несколькими порциями вздохов, от которых сама будет извиваться в удовольствии. На самом деле, она была обязана им жизнью за убитых друзей: Пелла и Буны. Она каким-то образом использовала свою магию, призвав подводных монстров, чтобы убить их. Никки уже несколько дней издевалась над ныряльщиками, отвергая внимание мужчин, оскорбляя их — а теперь мертвы их двое товарищей. В том была лишь ее вина.

По возвращении домой, в Зерримунди, Сола и его собратьев — ловцов жемчуга — примут как героев. Когда он был маленьким мальчиком, его родители обучали глубокому погружению, а затем продали наставнику за часть жемчужного улова Сола в течение следующих пяти лет. Наставник обучал мальчика — а такое обучение состояло в том, что он пытался утопить молодого Сола снова и снова, привязывая тяжелые грузы к его лодыжкам и погружая на дно глубокой лагуны, подсчитывая минуты. Наставник не вытягивал ни одного из учеников-ныряльщиков к желанному воздуху, пока не решал, что те пробыли достаточно долго под водой. Более трети его учеников погибли: их легкие оказывались полны водой, глаза были выпучены, а рты раскрытыми и безвольными.

Сол однажды тоже здорово нахлебался воды, но откашлялся и вернулся к жизни. Тогда мальчик понял, что станет ныряльщиком за жемчужинами желаний. Он мог взять любую женщину в Зерримунди, какую хотел, — что он обычно и делал. Его поклонницы всегда ожидали в качестве подарка жемчужины, которыми тот всегда их и одаривал. Сол всегда мог насобирать их гораздо больше.

В южных рифах запасы ракушек казались неисчерпаемыми, и капитан Корвин платил ему больше, чем можно желать. Это было взаимовыгодное соглашение, дающее Солу и его товарищам силу и статус всякий раз, когда они возвращались в порт.

Но Пелл и Буна домой уже не вернутся — из-за Никки. Колдунья держалась в стороне и вероятно думала, что она неприкасаемая, что ее не обвинят в убийстве его друзей, но Мать моря требовала справедливости, и Сол знал, как ее добиться.

После того, как он нашептал свой план Элджину и Рому, трое встретились на палубе, в месте, где матросы сваливали в кучу ненужные раковины. Большинство их было выброшено за борт, но последняя куча осталась без внимания после того злосчастного происшествия и поспешного отплытия из рифов.

Ловцы принялись своими ножами выковыривать изнутри раковин несъедобное и бесполезное мясо. Сол кое-что знал об этих моллюсках: железы внутри их плоти содержали токсин — яд, достаточно сильнодействующий, чтобы вывести из строя даже колдунью.

Мужчины работали быстро, собирая экстракт, так как повар уже скоро должен подать ужин.

Бэннон впервые заступил на вахту этой темной ночью и заметно нервничал. На Кайрии он видел много ужасных бурь, ревущих в океане, ветров ураганной силы, проносящихся по плоскому рельефу острова и сносящих крыши домов. Рыбацкие лодки в бухтах надежно закрепляли или вытаскивали на берег для большей сохранности.

Он никогда не был в море во время шторма, но чувствовал опасность отовсюду. Резкие порывы ветра пытались вырвать воздух из его легких. Ему не нравился вид облаков и этот шторм.

Свободные от обязанностей моряки спустились на нижние палубы, чтобы предаться играм во мраке под светом фонаря. Кто-то качался в своих гамаках, пытаясь заснуть, когда корабль болтало из стороны в сторону, других тошнило в ведра, которые они опустошали в открытые смотровые окошки.

Бэннон вздрогнул, когда на палубе рядом с ним замаячили три фигуры: стройные мужчины были без рубашек даже при дующем ветре и проливном, холодном дожде. Сол, лидер ныряльщиков, держал горшок, накрытый деревянной крышкой.

— Повар заканчивает накрывать ужин, — услышал Бэннон с их стороны.

Хотя его подташнивало на качающейся палубе, рот юноши наполнился слюной: он не ел весь день.

— Это для меня? — спросил он.

Ром хмуро взглянул на парня.

— Нет, ты получишь свой обед, когда закончится твоя вахта. Но повар хотел убедиться, что колдунья испробует это.

Бэннон нахмурился.

— Он никогда не делал этого раньше.

— Раньше при нас никогда не было шторма, подобного этому, — сказал Элджин. — Лучше всего, чтобы эти два пассажира оставались в своих каютах. Только дураки будут ходить по палубе под дождем и ветром. Они могут упасть за борт, а капитан хочет быть уверенным, что они выплатят ему премию, как только мы окажемся в порту.

Бэннон кивнул. Это имело смысл.

— Мы уже доставляли еду волшебнику, но колдунье… — Сол отвернулся, как бы сгорая от стыда. — Мы ведь были недобры к ней, оскорбляли… — Он протянул горшок Бэннону. — Лучше, если ты доставишь ужин лично.

— Да, будет неудобно, если за это возьмется кто-то из нас троих, — кивнул Ром.

— Было бы неловко… — подтвердил Элджин.

Бэннона это насторожило. Он никогда не видел, чтобы ловцы жемчужин раньше бегали на побегушках у повара. Но большинство матросов находились на нижних палубах. Да и ныряльщики редко выполняли какую-либо работу, поэтому юноша был рад видеть, что они помогают. Возможно, смерть товарищей вызвала изменения в их сердцах.

Кроме того, Бэннон обрадовался возможности принести Никки ужин.

— Доверьте это мне, — сказал он.

Глава 13

Корабль качало под влиянием возрастающей бури, а Никки посмотрела на горшок, доставленный Бэнноном в ее каюту. Она подняла деревянную крышку и понюхала.

— Это рыбная похлебка, — сказал Бэннон, счастливый быть полезным. Он задержался возле двери каюты, когда корабль накренило, но улыбка не сходила с его лица. — Повар хотел убедиться, что ты это съешь.

— Пожалуй, отведаю.

Никки не собиралась рисковать и выходить под порывистый ветер, чтобы пробраться к камбузу. Молодой человек был таким нетерпеливым, таким заботливым; она знала: стоило отказаться от пищи, и тот будет продолжать ей докучать.

— Спасибо.

— Сейчас моя вахта. Я должен вернуться к своим обязанностям. — Бэннон, очевидно, хотел пообщаться с ней, надеясь, что колдунья попросит его остаться ненадолго.

— Да, тебе стоит вернуться. — Никки взяла горшок, окруженный пикантными, рыбными ароматами, и когда молодой человек неловко удалился, она закрыла хлипкую дверь каюты.

Убранство ее каюты состояло из дощатой перегородки, умывальника, узкого зашторенного окошка и небольшой полки. Постелью служила жесткая узкая койка с шерстяным одеялом, а маленькая масляная лампа освещала комнату своим мерцающим пламенем.

Сидя на койке, Никки подняла крышку горшка и щербатой деревянной ложкой помешала молочный бульон. Порции рыбы плавали среди вялой зелени, корявых клубней и кусочков лука. Она попробовала варево — на вкус был кислое, приправленное незнакомыми специями.

На службе императора Джеганя Никки путешествовала по Древнему миру и отведала множество странных кулинарных изысков с сомнительными ароматами, которыми могла наслаждаться только голодная женщина. Это рагу напоминало ей одно из них, возможно потому, что в бульоне свернулось молоко. Но она нуждалась в пище, а это была еда, и ничего более.

Корпус скрипел и сгибался, когда корабль ощущал на себе давление волн и нарастающий ветер. Закончив с трапезой, колдунья повернула ручку в масляной лампе, чтобы убрать фитиль и погасить пламя. В ее тесной каюте теперь была лишь темнота и звуки сопротивляющегося корабля.

Никки лежала на спине на своей узкой койке, пытаясь заснуть, чувствуя, как, подобно волнам снаружи, заиграли внутренности. Вскоре она обернулась покрывалом и ее пробрала дрожь. Озноб становился все сильнее. Мускулы сжались, в голове появился стук.

Через час Никки поняла, что похлебка была отравлена, а не просто испорчена, — и содержала какое-то смертельное вещество. Она должна была догадаться, ей следовало быть более осторожной. Многие пытались убить ее раньше, многие.

Но все же оставалось непонятным: зачем Бэннон решил ее отравить. Нет, она не могла в это поверить. Простой, усердный молодой человек не мог быть ни интриганом, ни изменником. Она доверяла еде, принесенной им лично.

Но одурачить можно было самого юношу.

Никки свернулась калачиком, тяжело дыша, пытаясь погасить огонь в своих внутренностях. На коже выступила испарина, дрожь, усилившись, стала похожа на судороги. Ее мутило, будто кто-то вонзил в живот копье и крутил его вместе с кишками. Он испугалась, что их вырвет, как случилось с тем ныряльщиком.

Едва ли в состоянии что-то видеть или соображать, Никки соскользнула со своей койки и встала, покачиваясь на ослабевших ногах. Колени чуть не подогнулись, но она успела ухватиться за доски перегородки. Кружилась голова. Ее вырвало, словно чья-то невидимая рука дошла до горла и пыталась выдернуть внутренности.

Опершись о стену каюты, Никки едва держалась на ногах, и с трудом заметила, что «Идущий» содрогнулся под шквалом волн. Зрение размылось, но в каюте и так было темно, поэтому она все равно ничего не могла разглядеть. Мышцы казались мокрой тряпкой.

Чтобы ей помогли, Никки нужно было добраться до Натана. Она не могла думать ни о ком другом. Должно быть, волшебник сможет очистить ее от яда и залечить повреждения. Лишь бы только отыскать дверь в этой вращающейся каюте.

Ее снова стошнило — на этот раз рвота залила весь пол, но яд уже успел всосаться. Колдунья попыталась призвать немного магии, чтобы придать себе сил, по крайней мере, чтобы выбраться из этой западни, — но не позволяло головокружение. Мысли вращались, подобно колесу, окаймленному зазубренными лезвиями.

Нужно было скорее найти дорогу на палубу, где, она надеялась, свежий холодный воздух оживит ее.

Никки ощупывала стены каюты, заставляя себя сосредоточиться, зная, что найдет дверь, если просто продолжит двигаться. Как ее можно было потерять в таком тесном пространстве? Она столкнулась с маленькой полкой и вцепилась в нее, навалившись так, что ногти вырвали и обрушили доски. Никки упала и поползла по полу, рука скользила в луже ее же рвоты. Отыскав свою койку, Никки смогла подняться на ноги, затем, нашарив стену, она поплелась по каюте, проделывая мучительные шаги.

Палуба ходила ходуном, но нужно было найти выход. Она знала, что дверь уже здесь… где-то рядом.

Дверь каюты распахнулась, когда кто-то толкнул ее внутрь. Никки откинулась назад и едва сдержала равновесие, увидев в проеме трех мужчин. Она знала, что Бэннон был на вахте, Натан сидел в своей каюте, а остальная часть команды спряталась от бури в нижней палубе.

Никки была здесь совсем одна.

Три ныряльщика столкнулись с ней лицом к лицу. Ром держал небольшую лампу с приглушенным светом, так, чтобы они лишь могли пройти по коридору. Мужчины по-прежнему были без рубашек, а неустойчивый свет лампы отбрасывал тени, подчеркивая их мускулы. Свободные штаны были крепко стянуты на талии — своим искаженным зрением Никки заметила, что Сол возбужден: его мужское достоинство, словно короткий жесткий гарпун, натянуло ткань.

Она отступила на шаг в глубь своей каюты. Колени подгибались, и эта беспомощность заставила Сола рассмеяться. Два других ныряльщика присоединились к своему товарищу, зайдясь хриплым смехом.

— Колдунью, похоже, немного штормит, — съязвил Элджин, захихикав от собственной шутки.

— Она будет подо мной через минуту, — произнес Сол. Он прошел в каюту, остальные держались позади. — Ты будешь слишком слаба, чтобы сопротивляться или использовать свою злую магию, сука, и после того, как мы с тобой закончим, ты останешься слишком вымотана, чтобы двигаться.

— Ну давай, — процедила Никки, и через силу добавила: — Твоя последняя возможность.

— Первым буду я, — сказал Сол. — Эти двое затем продолжат.

Небрежным жестом он толкнул Никки в ее койку. Мускулистый мужчина стоял над ней, прижимая плечи колдуньи к ватному одеялу, нашаривая груди. Она отталкивала его руки, пытаясь в них вцепиться. Никки, несмотря на свою слабость и невозможность призвать магию, воспользовалась ногтями, как оружием, и глубоко продрала мужчине предплечье. Сол тяжело ударил ее по лицу, так, что голова врезалась в койку. Никки замутило от этого удара, но яд внутри вытворял нечто худшее.

Солу удалось сорвать перед ее платья, обнажив грудь.

— Поднеси-ка лампу, Ром. Я хочу их увидеть.

Трое мужчин плотоядно усмехнулись.

— Соски розовые, как я и думал! — сказал Сол, — приятно видеть такое после многодневных мечтаний. — Он положил руку на ее левую грудь, надавив и сильно сжав.

Никки боролась с ядом, глубоко погрузившись в свое сознание, и изо всех сил пыталась призвать силу. Ее насиловали и раньше, и не только сам Джегань, но и бессчетное количество раз его солдаты, когда тот заставлял ее обслуживать их в палатках, быть игрушкой в качестве наказания… и в воспитательных целях.

Могущественный император смог ее принудить, но эти никчемные людишки не были ни сноходцами, ни властителями. Они были отвратительны.

Гнев заставил кровь Никки воспылать. Как бы то ни было, яд — всего лишь химикат, ее магия сильнее. Она была Сестрой Тьмы. Она обладала способностями, украденными у волшебников, которых сама же и убила. Она могла бы призвать огонь волшебника и испепелить этих троих, но тем самым также погрузить в огонь и весь корабль.

Нет, ей придется бороться с ними другим способом, более индивидуальным.

Кряхтя, Сол нащупал тесьму на своих брюках, ослабив ткань на талии. Он стянул штаны, выставляя напоказ свой мясистый стержень.

— Судя по твоему хвастанью, — выдавила Никки, — я ожидала чего-то большего.

Элджин и Ром загоготали. Сол ударил ее снова, затем схватил ее за бедра, раздвигая ноги.

Это случалось уже так много раз. Она была бессильна. Она всегда была вынуждена терпеть.

Но только не сейчас. Даже слабая, даже под действием яда, она сильнее этих мразей. Она была лучше их. Никки почувствовала вспышки огня в ладонях, но ненамного больше того маленького пламени, что смог призвать Натан на ветреной палубе. Этого вполне хватало.

Она прижала свои обжигающие руки к голым плечам Сола, подпалив его кожу. Тот взвыл и попятился. Никки добавила побольше магии в огонь, но пламя вспыхнуло и ослабло.

Ныряльщики в страхе отступили.

— У нее еще остались силы для чар!

— Не так много, — прорычал Сол и вернулся к колдунье.

Обычно призывать огонь не составляло труда, но она видела, что Натан тоже испытывал затруднения со своими способностями. Тем не менее, Никки знала более простые заклинания. Она могла двигать воздух и смешивать его потоки, создавая ветер. Теперь колдунья создала движение воздуха в тесной каюте, но не просто ветер, а кулак.

Невидимый удар оттолкнул Сола, и тот настолько изумился, что даже исчезла эрекция. Двое его товарищей стояли не двигаясь, с заметными выпуклостями ткани на штанах, хотя возбуждение, скорее всего, было связано с предвкушением физического удовольствия от насилия.

Сол очухался.

— Сука, ты сейчас точно ляжешь и…

Никки проигнорировала действие яда, не обращала внимание на головокружение и сильное недомогание. Она снова призвала поток воздуха, концентрируя его, и с силой толкнула, используя как оружие.

Шторм снаружи яростно бушевал, ветер нещадно хлестал корабль. Дождь стучал своими каплями так громко, что никто не мог слышать звуков борьбы внутри ее каюты. Но если она заставит громче завопить этих людей, кто-нибудь да услышит.

Никки управляла воздушным потоком, придав ему форму руки… а затем и кулака, чтобы сжать им яйца Сола.

Тот вскрикнул от неожиданности.

Никки создала из воздуха еще две ладони, которыми схватила мошонки ныряльщиков. Мужчины завопили, размахивая руками, пытаясь сопротивляться невидимой хватке.

— Я предупреждала вас. — Колдунья поднялась с койки, не беспокоясь о своей обнаженной груди, и обвела этих троих взглядом голубых глаз. — Я предупреждала тебя — теперь выбирай: хочешь, чтобы я их оторвала или просто раздавила?

С маской красной ярости на лице, Сол бросился к ней. Никки с помощью воздуха усилила хватку на его мошонке, а затем крутанула, будто вырывая затычку из фляги. Она сдавила свой воздушный кулак внезапно, но не слишком быстро, и не могла не почувствовать, что каждое из его яиц лопнуло под ее натиском, словно гнилые виноградины. Сол издал пронзительный вопль, которым никак не мог не выразить свою дикую боль.

Не предоставив мужчинам возможности умолять, поскольку у нее не было интереса к милосердию, Никки раздавила мошонки других ныряльщиков, оставив их стонать и скулить на полу ее каюты в невозможности справиться с криком.

— Я думаю, ты предпочел бы, чтобы я тебя убила. — Никки прикрылась своим платьем. — Я могу изменить свое мнение и вернуться. — Стоя прямо на непослушных ногах, она посмотрела на корчащихся мужчин. — Даже отравленная, я великодушнее вас.

Времени приубраться в каюте не оставалось — внезапная атака сотрясла корабль.

Глава 14

Дышащие воздухом воришки проплывали над головой на своем огромном корабле, таком уязвимом на границе между водным домом и небесами. Темный остов рассекал волны там, в вышине, надменный, но такой досягаемый. Силуэт его то размывался, то сливался с водой, что свидетельствовало о сильном шторме на поверхности. Те хрупкие существа, должно быть, сражались за свою жизнь с ветром и дождем, но здесь, внизу, вода была спокойной, теплой и умиротворяющей. Настоящий дом.

Шелки не были теми, кто объявил войну.

Слияние течений доносили лишь слабые отголоски свирепствующей бури. Королева шелки могла почувствовать мельчайшую разницу в привкусах соли, ведь вода проходила сквозь тонкие жаберные щели на ее шее. Хотя шелки были сейчас далеко от лабиринта рифов, где они держали свое драгоценное сокровище, королева все еще ощущала вкус горьковатой, чуждой порчи присутствия человека в воде.

Она плыла быстрее акулы благодаря перепончатым рукам, ее красивая гладкая кожа легко скользила в воде. За королевой, подобно стае хищных рыб, тянулась целая армия водных существ. Разгневанные, они неслись по течениям; их тела украшали острые плавники, когти же могли покалечить и кракена. Королева шелки много раз доказала это в подводных битвах, потроша акул-молотов голыми руками, раскидывая их внутренности в облаках мутной крови. Как и люди, шелки помнили дни великих человеческих войн тысячи лет назад, когда и была создана их раса. Это были легендарные времена, времена их рабства.

Из истории шелки известно, что волшебники истязали и видоизменяли неугодных людей, превращая беззащитных пловцов в смертоносное водное оружие для сражений в их войнах. В то время шелки слыли ужасом моря, затопляя целые вражеские флотилии.

Но это было давно, и дышащие воздухом волшебники давно забыли о своих детищах. Эти отвергнутые воины — бывшие люди — теперь преобразились и усовершенствовались, ушли в глубокие холодные воды, построили дома в рифах и на морском дне. Шелки теперь были свободны от людей: могли веселиться, спариваться, исследовать мир. У них была своя собственная цивилизация, неизвестная воздуходышащим, мирная и безмятежная.

До тех пор, пока люди не вторглись, пока воры не пробрались в хитросплетения рифов и не отняли те вещи, что были самыми ценными для шелки; потери эти были невосполнимы. Все их мечты…

Шелки убили и пожрали тех двух воров, что приплыли за их жемчужинами. Они схватили ныряльщиков, удерживая их под водой. Королева знала, что слабые воздуходышащие скоро утонут, израсходовав воздух из своих изможденных легких, но подобная легкая смерть не являлась достаточной платой. Своими длинными когтями королева разорвала горло первого ныряльщика, наблюдая, как красная кровь хлынула во взрыве пузырьков.

Второй ныряльщик пытался сбежать от ее солдат, но оказался слабым и неспособным ускользнуть. Когда ее народ закончил пить кровь из зияющей раны на шее первой жертвы, королева шелки смотрела в широко раскрытые от страха глаза второго человека, наблюдая за его последним глотком воздуха, как он задыхается в изумлении и ужасе. Прежде, чем свет померк в глазах ныряльщика, она разорвала его горло и дала своему народу пищу.

Это было лишь начало — и этого было недостаточно.

По форме корпуса корабля над головой и нескончаемому привкусу покрытому ракушками дереву в воде, королева шелки знала, что это тот же корабль, уже несколько раз грабивший их рифы. Она знала, что он вернется, и поэтому морской народ должен был остановить людей. Возможно, если они убьют всю команду и затопят деревянное судно, одной этой битвы станет достаточно. Люди могут быть достаточно мудры, чтобы держаться подальше.

Возможно… но возможно нет. И тогда уже будет всеобщая война.

Ее народ жаждал крови. У человеческой крови был более резкий, более яркий вкус, чем у рыб, и сегодня шелки наедятся досыта.

Она дугой взмыла вверх, скользя к судну, что висело над головой. Как по команде, более сотни ее подопечных подобрались к корпусу и вцепились в скользкую древесину своими когтистыми руками. Удар за ударом, они поднялись к враждебному им воздуху и взобрались на борт корабля.

Перешагнув этих троих, Никки проигнорировала стоны оскопленных мужчин, валявшихся посреди каюты на полу в ее рвотных массах. Она все еще ощущала слабость от яда, но была удовлетворена тем, что ловко обезоружила несостоявшихся насильников. Никки оставила их и покинула каюту.

«Идущий по волнам» содрогался в агонии бури, и колдунья натыкалась на стены узкого коридора, пытаясь добраться до каюты Натана. Она задалась вопросом, слышал ли старый волшебник крики мужчин, но ревущий шторм и хлещущий ветер были настолько громкими, что она вообще с трудом могла мыслить. В голове стучало. Внезапно Никки согнулась пополам и ее вырвало на палубу. Она надеялась, что волшебник все же поможет ей и вытянет из нее яд.

Однако, добравшись до его каюты, Никки обнаружила дверь открытой. Он по какой-то причине вышел на палубу в такой ветер и брызги волн. Едва она появилась снаружи, холодные капли дождя ударили в лицо, ледяная дрожь заставила взбодриться и ветер разбросал волосы во все стороны. Никки втянула воздух и прокричала Натана по имени.

Немного погодя колдунья увидела его цепляющимся за канат у основания бизань-мачты. Длинные белые волосы волшебника болтались по плечам словно мокрые веревки. Натан закутался в промасленный плащ, но шторм свирепствовал с такой силой, что он, несомненно, все равно весь вымок. Судя по выражению его лица, волшебника явно тошнило, и Никки не удивилась бы, узнав, что тот тоже отравлен. Но, скорее всего, Натана просто укачало. Он держал свой меч при себе, словно намереваясь сражаться с дождем.

Никки ступила на омываемую волнами палубу, будто норовя почерпнуть энергию бури и отбросить затянувшееся действие яда. Ее черное платье промокло насквозь, но равновесие она пока сохраняла. Никки пробиралась вперед, схватившись за канат, чтобы удержаться, когда корабль упал с гребня волны, а затем снова поднялся в вызывающей тошноту качке.

Натан, заметив ее, расплылся в широкой ухмылке.

— Ты неважно выглядишь, колдунья. Шторм тебе не по душе?

— Мне не по душе яд, — прокричала она в шуме волн. — Но я поправлюсь. К несчастью, капитану Илаю придется подыскать новых ныряльщиков за жемчужинами.

Больше она ничего не сказала.

Натан слегка кивнул, сделав какие-то собственные выводы.

— Я уверен, что ты позаботилась о них, как они того заслужили.

Волны бились о нос, разливая пену по палубе словно из помойного ведра. Несколько бочек с провиантом сорвались с привязи и покатились, врезались в стену и вылетели за борт, скрывшись в волнах.

Натан, не сдаваясь, по-прежнему держался за канат, а затем выпрямил спину и обескураживающе рассмеялся.

— Хорошая буря и неприветливая команда предрекают отличное приключение, ты не находишь?

Никки попыталась подавить боль, которая эхом отзывалась в голове и вязала в узел желудок.

— Я делаю это не ради приключений, а для лорда Рала и его империи.

— Я думал, тебе полагается спасти мир.

— Так полагает ведьма. — Она согнулась, когда очередной спазм скрутил живот. — Я позволю Ричарду спасти мир так, как он сам того пожелает.

Впередсмотрящий привязал себя к платформе для безопасности и продолжал следить за скалами, рифами или каким-нибудь неожиданно возникшим берегом. Корабельная качка делала его похожим на конец перевернутого маятника; он яростно держался за жизнь.

Грозовые тучи, словно душитель своей веревкой, плотно стянули ночное небо. Вспышки молнии освещали море и оснастку корабля неровными фрагментами жидкого серебра.

Когда Никки услышала знакомый крик, она прикрыла глаза от дождя, чтобы увидеть насквозь промокшего Бэннона, спускающегося с реи на грот-мачте. Он держал свой меч при себе, словно в небе тоже можно было обнаружить врагов. Это было непрактично, но молодой человек, куда бы он ни пошел, повсюду таскал этот клинок с собой. Натан смотрел на своего молодого протеже одновременно с гордостью и скептицизмом.

На полпути с мачты Бэннон уставился в бушующее море и прокричал что-то непонятное. Юноша отчаянно на что-то указывал.

Когда очередная большая волна врезалась в корабль, «Идущий» накренился под безумным углом. Вода прокатилась по палубе, сметая канаты, ящики и обломки. Один молодой моряк был застигнут врасплох — он потерял опору и его руки соскользнули с перил. Мужчина кувыркался и катился, пытаясь зацепиться, пока не поймал какую-то неустойчивую перегородку, ухватившись за нее.

Никки попыталась собрать контроль над воздухом и ветром чтобы помочь несчастному матросу и попытаться его спасти. Затем она заметила то, что вызвало такой ужас на лице Бэннона с высоты его перекладины.

Цепляющийся моряк потерял хватку и едва не вылетел за борт в бурлящие волны. Какое-то существо перелезло через перила — человекоподобная фигура с когтями и перепончатыми руками. В панике молодой моряк хватался за все подряд, в надежде на спасение, и та тварь поймала его. Бледнокожее существо схватило матроса за полосатую рубашку, а другой рукой за мокрые каштановые волосы.

На мгновение показалось, что скользкая тварь спасла мужчину, но затем та открыла рот, полный острых треугольных зубов, и впилась ими в голову моряка, вырвав половину лица вместе со скальпом. Моряк кричал и брыкался, но чудовище разорвало ему горло, затем бросило тело на палубу, искупав жертву в крови и морской воде.

Никки интуитивно узнала это существо.

— Шелки, — прошептала она. — Это должно быть шелки.

Матросы подняли тревогу, когда еще дюжина скользких фигур поднялась из-за борта, взобравшись на корпус «Идущего» и устроив толчею на палубах.

Глава 15

Вторгшиеся существа были блестящими и гладкими, с мускулами, подрагивающими под их серо-зеленой кожей. Никки вспомнила историю Натана о том, что шелки были некогда людьми, которых мучительным образом переделали в расу водных воинов. Эти твари, однако, выглядели так, будто давно уже забыли свою человечность.

Они широко раскрывали своих рты-щели, задыхаясь в дождливом воздухе, демонстрируя ряды треугольных клыков. Их большие глаза покрывала пленчатая мембрана, а щелочки зрачков расширились, выхватив взглядом нескольких дюжих моряков, стоящих на вахте. По спине, от самой безволосой головы, сбегал вниз зубчатый плавник, оборки которых также украшали их предплечья и ноги.

«Идущий по волнам» стал уязвим, попав в этот свирепый шторм. Матросы едва могли пережить ярость непогоды, и в довесок ко всему через борт карабкался этот смертоносный морской народ. Выкрикивая призывы о помощи, моряки разбежались по палубе в поисках гарпунов и багров, чтобы использовать их в качестве оружия.

Трое шелки стремительно бросились в атаку, подобно рыбкам, мелькнувшим вспышкой в ручье. Ветеран-моряк Карл схватил гарпун, но ему пришлось отбиваться лишь его деревянной рукоятью: мужчина случайно схватил тот, чье острие было съедено кислотой медузы, что превратила оружие в подобие дубины. Тем не менее Карл яростно защищался, разбив лицо одному шелки, ударив того по гладкой голове. Жаберные щели существа захлопали, заструилась кровь.

Две другие твари смяли Карла. Большой моряк боролся и отбивался, но один напавший удерживал его, а второй разорвал грудную клетку, отделив ребра. Вместе, монстры вонзили руки в зияющую рану и выдернули скользкие органы, пока Карл неистово вопил в порывах бушующего ветра.

Никки встала у двери на кормовую палубу, все еще борясь с дезориентацией, пытаясь призвать свою магию и какое-нибудь заклинание, что позволит ей вступить в бой. Яд и так ее ослабил, к тому же пришлось дать отпор Солу и его мерзким товарищам. Она была не в лучшей форме для атаки.

Тем не менее, колдунья вцепилась в остатки свих сил, пытаясь вызвать огненный шар, но ветер вырывал его из рук. Холодный, мокрый поток хлестнул ей по лицу, нарушив концентрацию. Смахнув соленую воду с глаз, Никки использовала свой гнев, чтобы сфокусироваться — и в правой ее руке расцвел огонь. Ну наконец-то. Она почувствовала прилив облегчения.

Шелки-самец, рыскавший неподалеку, сосредоточил на ней прищуренный взгляд. Существо бросилось в атаку в тот момент, когда Никки швырнула огненный шар, расплескавшийся брызгами по его скользкой груди. Пламя обожгло и покрыло пузырями кожу твари, и та загудела странным резонансным воем, эхом отразившимся сквозь жаберные щели на его шее. Смертельно раненный, шелки пошатнулся и рухнул на палубу.

Бэннону удалось ловко слететь с реи, удерживая меч в руках. Юноша выглядел испуганным, но готовым сражаться. Когда парень попытался пробиться к волшебнику и колдунье, Натан его заметил.

— Помни, чему я тебя научил, мой мальчик! — Голос волшебника прозвучал сурово и мрачно.

Более десятка морских существ перебрались через борт корабля и обрушились на моряков. Двое коренастых мужчин стояли бок о бок, тыча и разя зазубренными железными наконечниками гарпунов. Они вспороли слизистые шкуры, сумев поранить трех противников, прежде чем на них навалилось еще пятнадцать тварей. Мужчины продолжали колоть своими гарпунами, пока когтистые руки не вырвали оружие. Шелки обратили гарпуны против моряков со смертоносной беспристрастностью.

Бэннон продвигался по качающейся палубе, пытаясь сохранить равновесие, и махал своим мечом, отбиваясь от монстров. Лезвие Крепкого было острым, и юноша снял руку одному противнику, затем ударом со спины рубанул по шее другого, почти снеся тому голову.

Шелки бросился к Бэннону сзади, вытянув перепончатые руки, но Никки успела создать очередной огненный шар и швырнуть его в голову существа. Сполохи пламени точно поразили цель, плоть шелки вспарила и взорвалась. Визжа, тварь прыгнула за борт, оставив свою жертву.

Бэннон повернулся, изумленно моргая, и выкрикнул Никки едва слышные слова благодарности.

Моряки на палубе продолжали звать подмогу, и услышав, кто-то из команды распахнул люк, выглядывая снизу. При виде толпы существ в нижних палубах прозвучала команда подъема. Сплотившись, мужчины похватали оружие, какое могли найти, и вылезли на оборону корабля.

Пока моряки спросонья выбирались в открытый шторм, шипящие твари уже собрались возле люка. Первый матрос, высунувший голову на воздух — высокий, худой мужчина, умевший штопать паруса — был подхвачен когтями шелки под подбородок; монстр зацепил его за челюсть и поднял, словно рыбу за леску. Моряк дергал головой, руки и ноги бились в конвульсиях, пока чудища его потрошили, залив кровью остальных матросов, пытающихся подняться. Наконец, шелки отбросил тело и прыгнул вниз с лестницы, вторгшись на нижние палубы; члены экипажа оказались в ловушке и были тут же растерзаны.

Четверо морских созданий рыскали по палубе, залитой соленой водой и проливным дождем. Никки, несмотря на головокружение, стояла непреклонно и вызывающе. Она ощущала вырывавшуюся изнутри ярость, и напомнила себе, что когда-то была Сестрой Тьмы и отняла силу у многих волшебников. Даже ослабленная ядом, она была сильнее, чем любой враг, с кем эти существа когда-либо имели дело.

Завыл ветер, Никки почерпнула его энергию и преобразовала, подзывая бурю ближе. Когда шелки бросились на нее с Натаном, колдунья, выбросив сгусток воздуха, оттолкнула их назад. Этот удар подкинул вверх шестерых существ над перилами борта и отправил их далеко в море.

Шагнув вперед, Натан поднял обе руки, пытаясь призвать заряд собственной магии. Никки могла сказать по его стойке и пристальному выражению лица, что старик должен создать могущественное заклинание. Когда на борт «Идущего» взобрались еще десять водных атакующих, Натан жестом направил на них магический обстрел, и на лице волшебника отразилось недоумение, когда ничего не произошло. Он снова и снова безрезультатно взмахивал руками, пока шелки не ринулись к нему, ничуть не испугавшись.

— Натан! — крикнула Никки.

Старый волшебник все пытался призвать магию, но ему не удавалось. Он казался слишком сконфуженным, чтобы устрашиться.

Бэннон вовремя оказался рядом, размахивая мечом. Он разрубил ближайшего шелки. Едва упал один, парень тут же заколол второго, окинув темной усмешкой волшебника.

— Я спасу вас, если будет нужно.

Натан в замешательстве смотрел на свою пустую руку.

— Я даже и не предполагал, что мне понадобится твоя помощь.

Никки решила, что волшебник тоже отравлен. Саму ее трясло и кружилась голова. Последнее заклинание не оставило сил, но Никки не могла позволить себе так просто сдаться — морских тварей прибывало слишком много.

Светловолосый моряк поднял пустую бочку и бросил в шелки. Существо схватилось с ним в момент, когда по палубе прокатилась огромная волна, сметая обоих за борт. Этот матрос, подумала Никки, уже никогда не всплывет живым в этом бурлящем котле волн.

Капитан Илай выскочил из своей каюты, выкрикивая команды своим людям.

— Шелки! — закричал он, будто встречался с ними прежде. — Черт бы вас побрал, оставьте мой корабль в покое!

При нем была его сабля и длинная дубина, которой тот подгонял непослушных матросов. С оружием в каждой руке мужчина двинулся вперед, чтобы встретить неприятеля.

Заметив капитана, шелки взяли его в кольцо. Он твердо стоял на мокрой палубе. Когда существа подошли ближе, капитан ударил дубиной вбок и дико рубанул своим клинком.

Сабля оттяпала перепончатую кисть по запястье, а он продолжал рубить и бить, отгоняя шелки, которых вокруг сходилось все больше. Дубина плющила слизистые лица, ломая острые зубы, но руки тварей оказались ловчее. Наконец, один схватил дубину и вырвал ее из рук капитана.

Окруженный, мужчина продолжал сражаться саблей, кромсая нападавших, пока одно из чудищ не ударило дубиной по его запястью, раздробив предплечье. Тот ахнул от боли, не в силах более удерживать меч, и изогнутый клинок зазвенел по палубе.

Не имея возможности обороняться, капитан отступил в штурманскую рубку, прижимая к себе сломанную руку. Он забаррикадировал дверь, но шелки, легко расколов дерево, ворвались в комнату. За криками капитана Илая быстро последовали звуки разбитого стекла окна кормы. Вырвавшись в ночь, тело мужчины упало в волны, накатывающие на корабль. Морские существа нырнули вслед, чтобы устроить себе пирушку, прежде чем тот успеет утонуть.

Буря не собиралась успокаиваться, а Натан безуспешно пытался призвать свой дар. Никки использовала каждый знакомый ей трюк, вызывая сложные комбинации магии Ущерба и Приращения, творя стрелы черной молнии. Разряд пронзил сердце первому попавшемуся шелки, оставив в теле дымящуюся воронку.

В сравнении с колдуньей Натан выглядел уныло.

— Моя магия… Я не могу обнаружить свою магию! Она пропала! — Он снова поднял руку, пытаясь сотворить заклинание, выкручивая пальцы. Его лазурные глаза наполнились яростью, но все было тщетно. — Пропала!

У Никки не было времени разбираться, что с ним не так. В отчаянии ей удалось вызвать смертельный сгусток огня волшебника. Она его выпустила, когда потрескивающий шар заклокотал в руке. Огонь волшебника вздулся, как комета, и охватил сразу четырех шелки, загнавших в угол моряка. Крики моряка оборвались вместе с шипением чудищ — те корчились и вопили, когда смертельное пекло уничтожило их всех. Но бесконтрольный огонь волшебника продолжал жечь палубу, обугливая штабеля бочек и воспламеняя доски корпуса судна. Волшебный огонь продолжал сжигать все на своем пути, пока проливной дождь и волны не залили его неугомонную ярость.

Никки обмякла, и не была уверена, что у нее остались силы, хотя нужно было продолжать борьбу — шелки неуклонно прибывали.

Трое слабых и жалких мужчин, шатаясь, вышли из прохода кают в кормовой палубе. Полуголые ныряльщики шли вымученными, осторожными шагами, слепые и потерянные. Сол, Элджин и Ром едва могли двигаться, и, конечно же, не могли принять участия в бою.

Но все же кое-какую пользу принесли: по крайней мере, временно отвлекли атакующих шелки.

Когда два морских существа обступили ныряльщиков, глаза Сола были полны боли. Он протянул руку, будто не понимая, что шелки не один из его товарищей по команде. Водное существо охватило перепончатой рукой его горло, хлопнув мужчину о стену, другой рукой уцепившись за низ живота. Крючковатый коготь шелки вонзился глубоко в лобковую кость Сола и, медленно дернув руку вверх, тварь вспорола того до горла, как рыбак, ножом потрошащий свой улов. Внутренности вывалились, словно влажные и спутанные веревки. Затем шелки передал тело в руки другого существа. Тот широко раскрыл труп, острыми зубами закопавшись в грудную полость, и принялся поедать сердце.

Другие существа схватили бормочущего Элджина; ныряльщик без толку отбивался от монстров голыми руками, и шелки также разорвали его и отбросили в сторону на съедение другим.

Третий ныряльщик, Ром, развернулся в попытке убежать, но шелки схватил его сзади и вспорол спину, выхватив позвоночник с несколькими ребрами. После этого, существо также отбросило желеобразный мешок кожи на палубу.

Оставив попытку сражаться магией, Натан выхватил из ножен свой богато украшенный меч и вскинул его, бросая вызов морскому народу. Встав плечом к плечу с Бэнноном, двое мужчин напали на чудищ. С беспощадным выражением лица Бэннон размахивал Крепким, словно дровосек, прокладывающий себе путь через заросли.

Волшебник вошел в новую роль — фехтовальщика. Он сбросил свой залитый дождем плащ, создавая свободу передвижения и взмахнул клинком в изящной дуге, попав одному из монстров под подбородок и вспоров тому горло до самих шейных позвонков. Ударив с разворота, Натан рассек другого от плеча по грудь.

Пока Никки восстанавливалась после огня волшебника, ее обступили двое шелки. Она призвала немного силы, отбросив их в сторону стеной из воздуха, но этого оказалось недостаточно, чтобы швырнуть монстров за борт. Через несколько мгновений шелки вернулись, разозленные, и колдунья столкнулась с ними, уже готовая делать все, что угодно.

В панике один матрос взобрался вверх по канату, пытаясь найти спасение на высоте. Он добрался до реи на грот-мачте, а затем подтянулся к сомнительно-безопасной смотровой площадке. Шелки, увидев его там, беззащитного, полезли к нему по веревкам. Мужчине некуда было бежать.

С громким треском молния ударила по верхушке мачты, разнеся ее всю в щепки, сбросив моряка с платформы. Его дымящее тело продолжало ковылять, пока не рухнуло воду и не исчезло из виду.

Ударная волна также отбросила взбирающихся наверх шелки. Падая, один из них схватился за свернутый парус, расправляя его и взрезая ткань когтями. Со стоном, дымящаяся и расколотая мачта повалилась, сокрушив оснастку и сломав фок-мачту.

Пока Натан глазел в растерянности на масштабы этих бедствий, одно из существ набросилось на него сзади, схватив волшебника за спину и порвав его прекрасную новую рубашку. Бэннон выбросил меч сбоку и пронзил ребра шелки. Он использовал все свои силы, чтобы оторвать умирающее существо от волшебника, затем топнув по слизистой груди и выдернув свой клинок.

— Спасибо, мой мальчик, — произнес Натан в недоумении.

— У меня был хороший учитель, — сказал Бэннон.

Никки потянулась за остатками силы, чтобы создать второй шар огня волшебника, но знала, что этого будет недостаточно.

Лицо Бэннона осунулось, когда он посмотрел в сторону носовой части.

— Милостивая Мать моря, они продолжают прибывать!

Глава 16

Штормовые волны окатывали палубу, но так и не могли смыть кровь убитых моряков. Шелки пожирали своих жертв, норовя отхватить сердце и печень, разгрызая руки и ноги.

Никки призвала еще одну ветвистую иссиня-черную молнию, захлестнув ей чудищ словно девятихвостой плетью. Вонь поджаренного мяса и медный запах крови смешались с отвратительным зловонием выжженной, соленой слизи.

Выпустив молнию, Никки закачалась, едва сохраняя равновесие, продолжая бороться с тошнотой и бьющей молотом болью в голове. Когда она отшатнулась, восстанавливая силы, Натан встал на ее защиту от прибывающих существ. Хотя магия волшебника оказалась бессильна, его меч, все же, оставался смертоносным оружием.

Неистово и безрассудно Бэннон рубил налево и направо, забывая прикрыть свой фланг. Противник поднырнул и полоснул по его левому бедру когтем, оставив длинный разрез. Натан подскочил и обезглавил тварь, пока та не причинила более серьезные повреждения. Лицо шелки смотрело вверх, когда катилась голова, толстогубый рот рефлекторно открывался и закрывался, выставляя острые зубы. Натан пнул отрубленную голову за борт, словно мяч в игре Джа'Ла.

Никки почуяла изменение в поведении нападавших. Она посмотрела в носовую часть — одно существо, более примечательное, чем остальные, поднялось над поручнями. Эта особь, очевидно, была женского пола: ее зеленоватое тело покрывала расцветка леопардовых пятен. Все шелки с почтением повернулись к своей королеве.

Несмотря на воющий ветер, бьющиеся волны и скрип перекладин, на «Идущем» воцарилась тишина. Королева шелки стояла на носу корабля, повернувшись спиной к резной деревянной фигуре прекрасной Матери моря. Она говорила жутким, певучим голосом, словно никогда не произносила слов на человеческом языке, или впервые оказалась на воздухе за всю свою жизнь.

— Воры должны умереть. Ваша кровь не сможет оплатить причиненный вами ущерб.

— Мы ничего не крали! — воскликнул Натан.

Глаза Бэннона широко раскрылись, будто юноша вдруг понял суть ее претензий. Как и Никки.

— Жемчужины желаний, — произнесла колдунья.

— Жемчужины желаний — это семена наших мечтаний, — сказала королева шелки. — Слезы нашей сущности, наше величайшее сокровище. Шелки больше не часть вашего народа, больше не часть вашего мира. Мы пришли вернуть наши мечты. Наши жемчужины.

Тела мертвых моряков на палубе намного превышали числом оставшихся в живых. Сам корабль был практически разрушен, его грот-мачта опрокинута, фок-мачта разбита, огонь горел в обрывках парусов и поломанных реях. Озлобленные шелки шастали внизу, обыскивая нижние палубы и грузовой трюм. Немногочисленные крики сопровождали звон мечей и удары дубин, пока не были убиты последние матросы.

Сквозь большой открытый люк Никки могла слышать жалобное, постепенно возрастающее мычание молочной коровы, а затем стихло и оно. Вскоре трое шелки вернулись на палубу, неся большие куски сырого, кровавого мяса в дар своей королеве.

Когда существо-самка сверкнуло взглядом на Никки, Бэннон и Натан встали бок о бок; двое здоровенных шелки поднялись на открытую палубу. Они несли деревянный сундук, обнаруженный ими за запертыми дверьми в грузовом отсеке, и бросили его с грохотом перед величественным созданием. Глазные щели королевы распахнулись, когда ее последователи сорвали крышку с такой силой, что полностью оторвались петли и раскололись деревянные стенки.

Сундук был полон жемчужин, собранных недавно в рифах.

Взглянув на сокровища, жестокая королева зачерпнула жемчуг своими перепончатыми руками и подняла их, как чудесные капли. Она вскинула подбородок, испуская шипящий вопль:

— Семена наших мечтаний!

Королева швырнула жемчужины в воду, возвращая их в море. Она черпала и черпала все больше жемчужин желаний и осторожно, с любовью, бросала их в бушующий океан, будто сажая семена. Так и продолжала, пока не опустел весь сундук.

Словно услышав невысказанную вслух команду, шелки с удвоенной яростью бросились в атаку на последних отчаявшихся защитников «Идущего по волнам».

Бэннон и Натан встали по обе стороны от Никки, держа мечи, готовые сражаться насмерть. Когда морские твари подступили к ним, Никки открылась своей магии, призывая всё, что знала сама или похитила у других волшебников. Несмотря на то, что в ней осталось так мало силы, она решилась на отчаянный поступок, сумев призвать огонь волшебника. В ее руках возникла небольшая пылающая сфера, она дополнила ее обычным огнем, сделав ярче, чем ореол иллюзии, — шелки казалось, что колдунья держит в своих ладонях солнце.

Потрескивающий шар огня волшебника был наготове, но Никки удерживала его в качестве последней защиты. Используя эту последнюю надежду, она сомневалась, что у нее вообще останется искра магии, с которой можно будет атаковать. Но Никки не нуждалась в магии: она взяла нож у одного из погибших моряков — с ним и решила продолжить биться.

Королева шелки шагнула им навстречу. Остатки ее воинов зарычали и забулькали. Никки подняла огонь волшебника для противостояния.

— С этим я могу убить большинство из вас, включая и королеву. Желаете попробовать моего огня?

Женщина-шелки была ужасна, и в то же время великолепна. Когда морской народ подступил ближе, некоторым из них Бэннон показался любопытен. Их жаберные щели задрожали. Королева задержала взгляд на молодом человеке.

— Мы тебя знаем, — наконец произнесла она. — Мы спасли тебя однажды. Почему ты вернулся?

— Мы не желали никому вреда. — Бэннон, глядя на нее, моргал, весь покрытый кровью. Порезы и следы когтей покрывали его кожу и лицо, с меча капала кровь и слизь убитых им противников. Он разочарованно прошептал: — Я думал, что шелки это волшебные создания. Я призывал вас спасти меня, тогда, когда был моложе. Но теперь я вижу, что вы просто чудовища.

Румянец покрыл леопардовые пятна на теле женской особи, оборки плавников на ее теле развернулись.

— Мы — чудовища?

Снизу раздался громкий треск, грохотом прокатившийся по палубе, болезненный, разрушительный удар пол корпусу: шелки разбивали корабль. Грозовая молния снова разделила небо надвое.

Королева повернулась к Никки — колдунья даже не вздрогнула. Ее потрескивающий шар огня отражался в гладкой зеленоватой коже существ. Несмотря на всех убитых ими шелки, более шестидесяти морских тварей сейчас остались с ними лицом к лицу.

Все остальные моряки на борту были убиты. Никки, даже используй она огонь волшебника, понимала, что уничтожит лишь немногих, пока неожиданно не вспомнила.

Она порылась в складках своего платья, найдя потайной карман, и извлекла жемчужину, подаренную ей Бэнноном после их отплытия из Танимуры. На кончиках пальцев ощущался холод. Эта жемчужина желаний, вероятно, была последней на борту корабля.

«Семена наших надежд».

Она держала ее в пальцах свободной руки. Королева шелки зашипела. Другие существа отреагировали, забулькав, готовые ринуться вперед, даже несмотря на угрожающий шар волшебного огня Никки.

Пока шелки пристально наблюдали за ней, Никки забросила жемчужину в море так далеко, как смогла, и волны, взбиваемые бурей, быстро поглотили ее.

— Пусть рыбы заберут мои желания, — сказала она. — Я делаю свою жизнь сама.

Королева посмотрела на нее с уважением, и наконец объявила: — Может, вы действительно не воры. — Она повернулась к своей армии оставшихся в живых созданий. — Мы закончили.

Забрызганные кровью шелки похватали лежащие рядом человеческие трупы и утащили их за борт, в бушующее море. Другие взяли с собой тела своих убитых товарищей.

Стоя на разбитом борту корабля королева шелки долго смотрела на Никки, переводя взгляд на огонь волшебника, прежде чем повернуться и прыгнуть за борт изящной, грациозной дугой. Остатки ее народа присоединились к ней, покинув «Идущий по волнам».

Они оставили Никки, Бэннона и Натана в одиночестве, доверив буре закончить разрушение.

Глава 17

«Идущий по волнам» был смертельно ранен. Две его мачты были сломаны, а порванные паруса хлопали обрывками. В битве с шелки разбился нос судна, оснастке также пришел конец. Палуба тоже сильно пострадала, к тому же под ней произошла большая резня. С открытых люков доносился запах крови и внутренностей.

Никки и ее спутники стояли бок о бок, единственные выжившие на корабле, в напряженном ожидании возобновления атаки подводных существ. Более не в состоянии поддерживать поток магии, колдунья наконец позволила шару огня волшебника рассеяться. Никки надеялась, что новых нападений не последует, хотя королева шелки не давала никаких обещаний. Едва огненный шар исчез, она глубоко вздохнула и схватилась за обрывок каната, чтобы сохранить равновесие.

Когда «Идущий» взлетел на высоком гребне волны и снова рухнул вниз, у всех троих подогнулись колени.

— Сожалею, что я не смог помочь тебе во время битвы, колдунья. — В голосе Натана звучало недоумение и испуг. Он взглянул на свои ладони. — Я так и не обнаружил в себе магию. Я пытался вызвать заклинания, которые использовал всю свою жизнь, даже самые простые. Но так ничего и не вышло.

— Это был разгар битвы. Вы не могли сосредоточиться, — сказал Бэннон. — Но ваш меч оказался смертоносным, и вы меня спасли.

— О, и не единожды, я полагаю. — Натан выдавил подобие улыбки. — Но и ты спас меня. Я даже сбился, считая поверженных нами врагов. — Плечи старика поднялись и опустились, и он снова повернулся к Никки. — Как бы я ни старался, коснуться своего Хань так и не смог. — Волшебник осторожно провел пальцами по шее. — Может, на мне металлический ошейник, которого я не вижу? Невидимый Рада'Хань мешает мне использовать мои силы?

Никки прекрасно понимала, как Сестры во Дворце Пророков контролировали своих одаренных учеников-мужчин с помощью железного ошейника, блокирующего их от использования жизненной силы. Натан, будучи пленным пророком, большую часть жизни носил такой ошейник, как и Ричард, когда он был принят Сестрами на обучение.

— Мне не известно ни одной внешней силы нейтрализующей твой дар, волшебник, — сказала Никки, когда они поднялись на ноги. — Но ты утратил магию еще до того, как появились шелки. Ты даже не смог вызвать пламя, чтобы показать Бэннону трюк.

Натан опустил голову.

— Добрые духи, я знал, что потерял дар пророчества, но теперь еще и утратил свою магию? Я больше не ощущаю себя целым.

Дождь продолжал их заливать, а ветер был настолько сильным, что капли казались увесистыми градинками. Еще одна сломанная рея раскололась и рухнула на палубу, снесенная резким порывом ветра. Волны бились в нос, заставляя вздрагивать весь корабль, и Никки едва держалась на ногах, крепко вцепившись в канаты.

— Если мы переживем эту ночь, я с удовольствием рассмотрю возможные причины утраты твоей магии, — сказала она.

Бэннон пытался подойти к ним ближе. Вода стекала по лицу юноши, и Никки не могла с уверенностью сказать, что это не слезы.

— Что же нам теперь делать? — спросил он.

Никки заметила мрачные ноты в своем ответе. — Нам надо выжить. Все зависит от нас самих.

Палуба стала опасно крениться: «Идущего» понесло по подошве волны.

— Мы должны обыскать трюм, — сказал Бэннон. — Могут остаться и другие выжившие.

— Да, мой мальчик, лучше нам проверить. — Натан обменялся с колдуньей взглядом. Они оба понимали, что выживших больше нет.

Никки вспомнила, что слышала снизу звуки погрома, устроенного морскими существами, когда те рушили доски корпуса.

— Нам также стоит выяснить, какой ущерб нанесли шелки. Думаю, они намеревались потопить корабль даже после того, как всех поубивали.

Втроем они спустились вниз через открытые люки. В замкнутом пространстве все было в крови и внутренностях, и вызывало рвотные позывы, будто в лавке мясника, заставленной ночными горшками. Они нашли голову коровы и обрывки ее шкуры, которую шелки сорвали и оставили лежать, словно брошенную занавеску от перегородки.

Шелки оставили растерзанные тела мертвых матросов на нижних палубах, и сорвали гамаки с переборок и опорных балок. Один молодой моряк висел на крючке от гамака, зацепленный за него затылком.

Сильный шум воды, затопляющей грузовой отсек, звучал еще более зловеще. Когда были подняты люки, и они заглянули в трюм, Никки удалось создать небольшой огонек на ладони, чтобы осветить чернильные тени. Часть корпуса была пробита и расколота снаружи, треснувшие доски вдавлены вовнутрь. Плавая под судном, шелки, должно быть, ломали корпус, пока не пробили зубастую дыру. Вода беспрестанно ревела, заполняя трюм.

— «Идущий по волнам» собирается тонуть, — вынес вердикт Натан. — Вопрос всего лишь нескольких часов.

— Мы можем запечатать люки, — предложила Никки. — Ограничимся затоплением трюма. Выиграем полдня.

— Разве мы не можем залатать корпус? — спросил Бэннон. — Я мог бы задержать дыхание, сплавать вниз и посмотреть, что можно сделать.

Морская вода хлестала внутрь, уже наполовину заполнив отсек. Никки поняла, что сила потока разрушит любой ремонт быстрее, чем тот будет предпринят.

— Будь у меня моя магия, — вздохнул Натан, — я мог бы восстановить доски, нарастив на них древесину.

— Предоставь это мне, — сказала Никки.

С помощью магии Приращения можно было использовать само дерево для отстройки уже существующего. Никки потянулась в себя, но каждая клеточка ее тела задрожала, выжатая насухо. В битве она использовала много сил, и коварный яд по-прежнему не отступал.

Но корабль, тем не менее, продолжал тонуть, и колдунья не могла терять времени. Никки зажмурилась, сосредоточила свои мысли, призывая все, что только оставалось. Своим даром она ощутила разбитые доски корпуса, их неровные края, и использовала чары, чтобы заставить древесину разрастаться. Колдунья сращивала пробоину струпом поверх раны, но вода продолжала прорываться, и сформированное дерево разрушалось, заставляя ее начинать все заново.

Натан положил руку ей на плечо, словно придавая силы, но почерпнуть из него она ничего не могла. Вместо этого Никки подумала о своем гневе, о смертоносных шелки, подумала о Соле, Элджине и Роме и о том, что они сделали с ней, — что они сделали со всей командой «Идущего по волнам». Последствия вышли далеко за пределы их попытки изнасилования, потому что, если бы эти дураки ее не отравили, Никки была бы на пике своей силы, и шелки никогда их не разгромили.

Лишь мгновение отвращения и ярости, — и она обнаружила крохотную искорку, потянула больше магии и снова стала сращивать доски, сближая их, пока не запечатала отверстие, пробитое шелки в корпусе. Когда вода, наконец, перестала заливать трюм, колдунья вздрогнула.

— Всё, поправила, но корпус все еще уязвим.

Бэннон радостно вздохнул.

— Теперь, когда мы больше не тонем, у нас есть время поискать деревянные обломки! Я нырну и залатаю пробоину. Так мы сможем ее укрепить.

Следующий час молодой человек посвятил этой задаче, задерживая дыхание, как ныряльщик, погружаясь в затопленный трюм. Остатки груза плавали вокруг: ящики, тяжелые бочки, рулоны парусины и несколько тел моряков. Но Бэннон в итоге успешно залатал эту магическим образом восстановленную пробоину.

Снаружи шторм продолжался с полной силой, и когда они наконец поднялись на покосившуюся палубу, то с тревогой посмотрели на разорванный такелаж, сломанные мачты и обугленные пятна от огня волшебника в носовой части корабля.

На корме, в навигационной рубке, творился беспорядок. Штурвал был свален с пьедестала, и течения с ветрами гнали неуправляемые обломки корабля вперед. Не было ни капитана, ни карт, возможность управления отсутствовала. Ночь уже казалась бесконечной, и давящая тучами темнота оставалась непроглядной.

Стоя на носу и прикрыв глаза, Бэннон указал вперед.

— Взгляните на воду, на ту полосу пены! — Затем он закричал в тревоге: — Это рифы! Много рифов!

С удвоенной яростью буря подталкивала беспомощный корабль вперед, и Никки увидела, что их неизбежно влечет к зубчатым скалам с их бурлящими брызгами.

— Держитесь! — прокричал Натан.

Никки пыталась манипулировать ветром и волнами, но корабль уже стал неуклюжей, обреченной рухлядью. Море, вместе со скверными и капризными ветрами, ухватило его безжалостной хваткой.

С ужасным скрежетом судно столкнулось с рифами. Темные скалы разломали киль и пробили трюм. Палубные доски раскололись и разлетелись вдребезги. Бизань-мачта повалилась в воду.

Во вспышках молний, освещавших ночную тьму, Никки будто бы заметила темные очертания далекой береговой линии. Невозможная и недостижимая, та земля дразнила надеждой на безопасность. Но это длилось лишь мгновение.

Морская вода с гневом захлестнула борт и большой корабль развалился и затонул.

Глава 18

Натворив достаточно разрушений, буря утихла и отступила. Разрозненные облака двигались словно маркитанты за армией завоевателей. Волны накатывали и омывали каменистый песок.

Никки очнулась от криков чаек, дерущихся за какой-то ценный кусочек падали. Все тело было разбито. Ее мышцы и кости ломило, мутило живот — в основном от морской воды, которой она наглоталась в борьбе с волнами, пытаясь выплыть на берег в эту штормовую ночь. Колдунья смахнула с лица сухой песок, согнулась и ее вырвало кислой желчью. После откинулась на спину и подняла глаза на палящее небо, пытаясь успокоить круговерть мыслей и воспоминаний.

Она слышала грохот волн, бьющихся о берег мыса, но здесь, на длинном полумесяце песчаного пляжа казалось безопасно. Приподнявшись на локте, чтобы постепенно оценить ситуацию, она сначала осмотрела свое тело. Кости были целы, появились только ушибы и ссадины от падения за борт и от удара о берег, когда ее выбросило волной.

Никки снова глубоко вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоить тошноту. Ее сердце билось, кровь циркулировала, воздух наполнял легкие. Силы восстановились, и снова можно было прикоснуться к материи магии — неотъемлемой части всей ее жизни. Она была слишком немощна от яда ныряльщиков, а Никки терпеть не могла чувствовать слабость.

Поток воспоминаний обрушился, как стремнина: шторм, атака шелки, кораблекрушение…

Колдунья поднялась на ноги и стояла, покачиваясь, но скоро обрела равновесие. Она была жива, но совсем одна.

Чайки пронзительно вопили, бросая вызов друг другу. Черно-белые крылья в суматохе распластались вокруг нескольких трупов убитых моряков, выброшенных на берег. Птицы сражались над их телами, клевали плоть, ссорясь из-за лакомых кусочков, хотя пирушка выдалась на славу — способная набить глотки сотням чаек. Одна птица схватила болтающееся глазное яблоко и выдернула его, держа за зрительный нерв, и тут же улетела, когда четыре ее сотоварища попытались взять ее штурмом с обвинительными воплями.

Сначала Никки решила, что этим трупом может быть Бэннон, но после увидела, что у мертвеца длинные светлые волосы. Это был один из незнакомых ей моряков. Поскольку мертвым помочь она уже не могла, Никки оглядела береговую полосу в поиске оставшихся в живых.

Пляж был усыпан обломками, принесенными штормом: расколотые доски корпуса, разбитые бочонки; рея, обмотанная канатами и рваной парусиной. Большие бочки лежали под песком, наполовину захороненные отливом, словно кости, брошенные в пылу азарта гигантами в причудливой игре.

Она стояла неподвижно, как статуя, пытаясь восстановить баланс своих мыслей. Уже много сил затрачено, чтобы найти Кол Адэр, а их выбросило на этот пустынный берег, к тому же непонятно куда. Она не верила, что у ведьмы были какие-то тайные знания. Никки стояла тут, вся в ушибах, потрепанная и потерянная, и не ощущала себя готовой спасти мир никоим образом, не во имя Ричарда Рала, и не за кого-бы то ни было.

Даже с бьющимися волнами, свистящим ветром и криком чаек, Никки чувствовала победу гнетущей тишины. Она была одна.

Затем услышала голос:

— Колдунья! Никки!

Она развернулась, чтобы увидеть идущего к ней Бэннона Фармера. Юноша был весь мокрый, его рыжие волосы скомкались и спутались, лицо покрывали синяки, левая щека была разбита и сменила цвет, лоб пересекал длинный порез. Но ухмылка затмевала эти детали. Он перепрыгнул большой изогнутый обломок сломанного корпуса, взгромоздившегося на скальном выступе.

— Милостивая Мать моря! Я не думал, что найду еще кого-то живого. — Его домотканая рубашка сохла на жарком солнце, оставляя на ткани искрящуюся корку соли. — Я очнулся с песком во рту, рядом никого не было. Меня занесло в приливную заводь футов на пятьдесят от берега. Я кричал, но никто не отзывался. — Молодой человек поднял руку со своим лишенным изящества мечом. — Тем не менее, я как-то удержал Крепкого в руках.

Никки пробежала по юноше глазами, проверяя, нет ли на нем более серьезных ран, которых тот мог не заметить. На поле битвы колдунья часто становилась свидетелем того, как потрясение и страх обманывали человека, на самом деле серьезно раненного. Бэннон, кажется, был неповрежденным и вполне живым.

— Ты нашел Натана? — спросила она.

Лицо молодого человека исказила тревога.

— Нет, ты первая, кого я увидел. — Он расправил плечи. — Но я только начал поиски, и уверен, что Натан жив. В конце концов, он же великий волшебник.

Никки нахмурила брови, зная, что Натан не мог использовать магию во время атаки шелки. Беспокоясь о старом волшебнике, она спустилась по пляжу, стряхивая остатки боли и головокружения.

— Где ты уже искал? Ходил ли в ту сторону?

— Я пришел оттуда, — указал Бэннон. — Там меня прибило волной. Но большая часть обломков корабля разбросана здесь. Возможно, течения вынесли Натана в том направлении.

Солнечный свет так ярко отражался от песка, что у Никки заболели глаза. Она прищурилась, прикрыв лоб, чтобы осмотреть линию берега, изгибавшуюся крутыми мысами, что притягивали, будто магнитом, свирепые волны. Барашки разбивались о скалы, и взрывной гул волн можно было слышать даже за мили. Если тело Натана бросило в этот котел, то наверняка уже разбило всмятку.

С неожиданной прытью Бэннон устремился вперед, зовя волшебника по имени. Никки была почти уверена, что они отыщут его труп распластанным на песке, под оживленным скоплением чаек.

На полпути к самому сильному грохоту волн Бэннон и Никки увидели реи с парусами, лежащие на пляже погребальным саваном среди обломков разбитых ящиков. Юноша заметил сваленную кучу бочек, веревок и рулонов хлопковых тканей. Никки догоняла молодого человека, когда тот поднял рваный кусок парусины и прокричал:

— Он здесь!

Бэннон схватился за мятую рубашку на плечах Натана. Старик лежал лицом вниз, накрытый сломанной бочкой. Его лицо закрывала путаница длинных белых волос. Когда Никки увидела его неподвижным, то первым делом решила, что он мертв, и его, утонувшего, выбросило на берег.

Бэннон откатил бочку и положил мужчину спиной на песок. Кожа Натана стала бледно-серой, веки даже не подрагивали. Юноша склонился над ним, послушал дыхание, потрогал щеки волшебника и открыл глаза. С настойчивым, решительным взглядом он перевернул его, охватил своими руками талию Натана сзади и уперся кулаками ему в живот. Он надавил коротким, резким рывком, заставив Натана забиться в конвульсиях. Бэннон снова сжал руки так сильно, что Никки подумала, как бы парень не сломал ему позвоночник. Вместо этого, изо рта Натана вырвался фонтан морской воды. Его снова затрясло, а затем он закашлял.

Руки волшебника слабо шлепали по Бэннону, но молодой человек проявил удивительную силу. Он снова положил его спиной на песок и стал сгибать его длинные ноги, подталкивая колени Натана к груди так сильно, как только мог. Натан зашелся в кашле, выплеснув еще больше воды изо рта прежде чем, наконец, у него хватило сил оттолкнуть Бэннона.

— Довольно, мой мальчик! Я выжил, как и собирался. — Он выглядел несчастным. Покачал головой, затем провел пальцами по волосам.

Никки с любопытством посмотрела на молодого человека.

— Он нахлебался воды. Но где ты этому научился?

— На Кайрии знают, как спасти утонувших рыбаков. Часто это не помогает, но, если еще остается искра жизни, и можно выгнать воду из легких, Мать моря иногда позволяет человеку вновь дышать.

— Я не просто человек, — хрипло произнес Натан. — Я волшебник. — Он согнулся и его вырвало большим количеством морской воды.

— Очевидно, Мать моря проявила милосердие, — сказала Никки.

Натан сел, все еще шатаясь, и прислонил руку к правому виску, где из длинной глубокой раны на лбу сочилась кровь.

— Я рад снова ощущать себя живым. Хороший способ начать день. — Волшебник снова коснулся раны, поморщившись, затем закрыл глаза, явно концентрируясь, и посмотрел на Никки с несчастьем на лице. — Увы, дар все еще ускользает от меня. Могу ли я смиренно просить тебя о исцелении, колдунья? Устранить хотя бы одну маленькую неприятность. — Он одарил ее неожиданно встревоженным взглядом. — Или сила тоже тебя покинула? У тебя во время битвы были какие-то затруднения…

— Я в порядке, — сказала она. — Это были последствия отравления ядом, которым угостили меня ныряльщики. К счастью, мне уже лучше, в отличие от них самих.

Бэннон повернулся к ней со странным выражением.

— Ныряльщики отравили тебя? — Юноша вытер песок с покрасневшего глаза.

Никки внимательно изучала его лицо.

— Да, яд был в горшке с похлебкой, доставленной тобой. — Она могла сказать по его глазам, что он об этом не знал, и это придало ей немного облегчения. — Вот почему я была настолько слаба, что едва могла сражаться с шелки. Меня терзал яд.

На лице Бэннона появилось смятение.

— В еде, что принес я? Я отравил тебя? Я не знал! Я не хотел! Милостивая Мать моря, мне очень жаль, я…

Никки знала, что при подобных обстоятельствах Джегань убил бы молодого человека за подобную ошибку, медленно и мучительно. Были времена, когда Госпожа Смерть поступила бы также, но теперь Никки изменилась. Ричард изменил ее. Увидев неподдельную скорбь Бэннона, его открытую честность, она вспомнила, почему у нее не возникли подозрения по поводу принесенной им еды.

Медленно кивнув самой себе, Никки произнесла:

— Вот почему они использовали тебя, Бэннон Фармер. Я бы никогда не подумала, что ты способен на предательство, или на то, чтобы каким-то образом мне навредить.

— Я не… Я бы никогда не стал тебя травить.

— Понимаешь, твоя наивность послужила оружием, что другие обернули против меня. Они тебя одурачили. — Ее голос стал тверже: — Не позволяй этому повториться.

Когда юноша, заикаясь, стал рассыпаться в извинениях, Никки разминала пальцы, вновь чувствуя магию и силу.

— Это уже не имеет значения. Я оправилась. — Она приложила руку к виску Натана и легко призвала то, что нужно, чтобы соединить разорванные края раны.

Натан с облегчением вздохнул.

— Спасибо. Это было не страшно, но неприятно.

Затем, повернувшись к Бэннону, Никки осмотрела его потрепанный вид. — А теперь ты.

Молодой человек сделал шаг в сторону, испугавшись ее магии, или, быть может, неуверенный в том, что она действительно его простила.

— В этом нет нужды, колдунья. Травмы совсем незначительные. В свое время всё само заживет. — Он коснулся пореза на бедре.

Но Никки, уверенная в том, что полностью контролирует свои силы, потянулась, чтобы схватить его за руку.

— Я настаиваю.

Колдунья позволила силе влиться в юношу — синяки исчезли, порезы исцелились, и с лица сошли проблески страха.

— Это замечательно! Я чувствую, что снова могу сражаться с шелки. — Он сжал свой меч.

— Будем надеяться, что нам не придется этого делать, мой мальчик, — произнес Натан.

Никки смахнула песок со своего черного платья и откинула с глаз волосы.

— Я хочу, чтобы вы были в целости и сохранности. У нас есть незавершенное дело.

Она посмотрела вверх и вниз по побережью.

— И нам нужно узнать, где мы находимся.

Глава 19

Приведя себя в более-менее пристойный вид, Натан для начала решил поискать среди обломков свой меч, а также любые другие предметы, которые могут сойти полезными для выживания. После всех несчастий, выпавшим им на долю, у него не было надежды вернуть драгоценное оружие, но благодаря удачи, свой вычурный клинок он все-таки нашел. Меч был зажат между разбитым винным бочонком и ящиком с ярко окрашенными тканями на продажу, бывшими теперь безвозвратно загубленными.

Волшебник вытащил меч и, со вздохом удовлетворения, выставил его на лучи солнца.

— Так намного лучше! — Он подмигнул Бэннону. — Теперь мы с тобой, мой мальчик, можем защитить нашу колдунью от любых неприятелей.

— Чайки и крабы, несомненно, уже дрожат от страха. — Никки закатила глаза и занялась серьезным делом. — Прежде, чем мы куда-либо отправимся, мы должны взять любые припасы, которые только сможем найти. Никто не скажет, как далеко мы от цивилизации, или как долго будем добираться в Д'Харианскую империю.

Даже после их испытаний Никки упорно продолжала думать о том, что́ ей нужно совершить для Ричарда и его видения будущего.

Среди истерзанных трупов матросов с «Идущего», нашелся неповрежденный бочонок питьевой воды, из которого все напились. Рядом лежал ящик соленого мяса. Натан был обескуражен тем, что потерял все свои новые рубашки, жилеты и плащи, приобретенные в Танимуре, но он обнаружил сундук моряка, в котором ждала свежая рубашка, оказавшаяся впору Бэннону, черепаховый гребень и пакет промокших писем, чернила в которых расплылись и смазались. Несколько понятных для чтения слов указывали, что это были записки от далекой возлюбленной, которая теперь никогда не получит весточку от своего возлюбленного.

— Возьми только то, что можем использовать. — Никки вытащила длинный боевой нож безымянного матроса, лежавший на дне его сундука. Она прикрепила ножны к своей талии. Поединок с коварным ядом сделал ее слабой и недееспособной, но колдунья выучила этот урок. Даже если она не сможет использовать магию, Никки не позволит себе остаться безоружной. Больше никогда.

Используя обрывки паруса, они создали импровизированные тюки для переноски найденных предметов. Сразу после того, как солнце достигло зенита, троица отправилась дальше по обширному пляжу.

Утесы вокруг них возвышались отвесными песчаными уступами, усеянные пучками пампасной травы и сочной серебристой лебедой. Они подошли к месту, с которого можно было хорошо рассмотреть сверкающее море. Никки не заметила ни парусов, ни приближающихся кораблей, ни даже полосы вспененной воды, которая указала бы рифы, о которые разбился «Идущий по волнам».

— Нас, должно быть, занесло далеко на юг, — сказала Никки, осмотрев путь, по которому шли. Судя по картам капитана Илая, колдунья решила, что они могли оказаться где-нибудь на Призрачном береге.

На этой пустынной земле, лишенной каких-либо признаков человека, как гром среди ясного неба стояла некая конструкция, явно созданная руками. Бэннон, со своим острым зрением, заметил ее первым, указывая вперед через ветреные возвышенности на мыс в полумиле от них, на которой стоял монолит из камней, очевидно построенный людьми и явно расположенный там, чтобы его можно было увидеть издалека.

— Навскидку трудно сказать, насколько велико это сооружение, — прищурившись, произнес Натан.

Никки двинулась в ту сторону.

— Мы должны пойти и посмотреть. Это может дать нам ориентир, возможно, укажет путь к соседнему городу или военному форпосту.

Скудная травянистая пустошь над пляжем обманывала зрение, и мыс с его каменной башней казался намного ближе. Когда путники приблизились, Бэннон был разочарован:

— Это просто куча камней.

— Это указатель. Пирамида из камней — это путевая отметка, — возразил Натан.

Указатель являл собой башенку из аккуратно сложенных камней, с самыми большими валунами вокруг основания, сложенных тесно, чтобы сформировать прочный фундамент, на котором была составлена неустойчивая, высокая пирамида. Вершина пирамиды была лишь на голову выше Натана. У основания росла густая поросль трав, а оранжевые и зеленые лишайники пестрели на грубой, почерневшей поверхности каменной насыпи. Камни эти не были похожи на другие, что лежали в округе.

— Кто-то пошел на большие трудности, чтобы это соорудить, — заметила Никки. — И она, очевидно, стоит здесь уже долгое время.

Волшебник прикрыл глаза руками и уставился в сверкающий океан.

— Возможно, эта постройка предназначена для моряков, как место, отмеченное на их картах. Или сигнальная башня… как-бы то ни было, дать сигнал мы никому не сможем. — Он вздохнул. — Маловато хвороста, чтобы сделать хороший костер.

Никки повернулась к нему с легкой улыбкой.

— Шар огня волшебника, брошенный ввысь, лучше привлечет чье-либо внимание.

Бэннон крутился возле пирамиды, ища какие-нибудь подсказки. Он присел на корточки, откинув лишайник и мох.

— Ох ты! На этих камнях внизу вырезаны слова, — сказал юноша, обнажив высеченные буквы. — Это послание.

Никки и Натан встали рядом, чтобы рассмотреть камень. Колдунья застыла на месте. Эти письмена гласили: «На Кол Адэр».

— Отлично. — Натан разогнулся, издав довольный звук. — Полагаю, это путевая точка, которую мы искали.

Никки пробрало холодом, когда она увидела огрубевшие, обветренные слова, высеченные на следующем камне:

«Там волшебник узреет то, что поможет ему снова стать целым».

Слова на третьем камне заставили ее горло пересохнуть.

«Колдунье суждено спасти мир».

Натан удивленно посмотрел на нее и вскинул руку, разминая пальцы.

— Снова стать целым? Как ты думаешь, это значит, что я смогу снова коснуться своего Хань? Использовать магию? Рэд знала! Она знала!

Никки нахмурилась, чувствуя, как стянуло живот.

— Как бы мне не хотелось признаваться в этом, но это придает правдоподобность тому, что написала ведьма.

Бэннон смутился.

— Что? О чем вы? О пророчестве? — Он переводил взгляд с одной на другого.

— Пророчеств больше не существует, — сказала Никки, но ее слова звучали неубедительно. Возможно, если это предсказание было достаточно старым, то сгорело в ткани мироздания, прежде чем всё привычное изменилось само по себе…

— Я думал, что мы потерпели кораблекрушение и потерялись, — удивленно сказал Натан. — Как ни странно, эта катастрофа, возможно, привела нас именно туда, куда мы и должны были прийти.

— Я предпочитаю выбирать направление сама, — возразила Никки, но она не могла спорить со своими глазами. Ей не нужно было пророчество, чтобы помочь спасти мир или поддержать Ричарда Рала любым возможным способом. И если ей нужно было отправиться в это таинственное место, называемое Кол Адэр, тогда она сделает это, как и Натан.

Волшебник поджал губы, рассматривая камни.

— Только дурак пытается противостоять такому явному пророчеству. При этом человека обычно касается та же участь, но в гораздо худшем виде.

Никки двинулась дальше, оставив камни позади.

— Мы идем к Кол Адэр, где бы он ни находился, — сказала она.

После того, как высокая каменная пирамида осталась в отдалении, Никки услышала громкий треск и грохот в ветреном безмолвии за ними. Они все одновременно развернулись, чтобы увидеть, как рушится нагромождение сложенных камней. С вершины посыпались камни, подминая центр, и все сооружение развалилось, став лишь грудой булыжника. Пирамида послужила своей цели.

Спустившись с высоты к мысам, они натолкнулись на кости чудовища. Длинный скелет развалился меж камней и зарослей травы повыше линии прилива. Его голова была размером с повозку — из треугольного черепа торчали клыки-кинжалы, а глазницы были размером с пещеру. Позвоночник чудища растягивался вдоль скал, к пляжу, как костяной канат длиной с десяток лошадей. Бесчисленные изогнутые ребра образовали длинный и разрушенный тоннель, который сужался ближе к хвосту существа.

— Это не дракон, — заметил Натан.

— Драконы в основном вымерли, — подтвердила Никки.

Бэннон скрестил руки на груди.

— Это морской змей, но только маленький. Мы часто видели их плывущими возле берега Кайрии во время брачного сезона, когда цветут водоросли.

Глядя на длинный скелет, Никки предположила, что существо умерло в море и его тело приливом выбросило на берег, где чайки и другие падальщики начисто все объели. Всего на нескольких изгибах костей остались высохшие кусочки плоти.

— Если это маленький морской змей, я рада, что «Идущий» не столкнулся с его сородичами.

Путники шли по пляжу, пока ближе к вечеру не начался прилив. Солнце опустилось пылающим шаром в водные просторы. Троица брела, не встретив ни дорог, ни деревень, ни доков, ни даже остатков давнишних костров, которые указали бы на присутствие человека. Эта земля казалась дикой, незаселенной и неисследованной.

Бэннон ускакал вперед, направляясь к большому утесу, который преградил им путь, вынуждая идти к морю.

— Надо спешить. Начинается прилив, и он перекроет нам дорогу. По мне так лучше пройти по пляжу, чем взбираться в эти скалы.

Дальше путники хлюпали, идя по щиколотку в воде, обходя препятствие и перелезая через покрытые водорослями камни.

— Нам сюда, — сказал Бэннон. — Будьте осторожны, не оступитесь.

Но когда они зашли за угол, в бухту, молодой человек застыл на месте. Он расправил руки, чтобы поймать равновесие на высокой скале.

Никки увидела то, что привлекло его внимание. Словно игрушка, на пике скалы торчал неизвестный разбитый корабль. Мало что сохранилось от его шпангоутов, досок корпуса и длинного киля. Время и непогода превратили его в похожие на скелет останки.

Натан сделал паузу, чтобы отдышаться.

— Очень интересно. Что это за тип корабля?

Никки поняла, что изогнутый нос обломков был украшен свирепой, змеиной резной головой: морским змеем, похожим на кости, встреченные ими недавно. Доски корпуса были грубо тесаны и составлены одна поверх другой, а не край к краю, как у более совершенного «Идущего по волнам». Несколько неповрежденных шпангоутов корабля изгибались, покрытые мхом и водорослями. Остальная часть корпуса развалилась.

Никки повернулась к Бэннону. Тот застыл на месте, словно увидел злой дух.

— Эта конструкция тебе знакома?

Юноша слишком быстро покачал головой. Натан это заметил.

— Почему ты дрожишь, мой мальчик?

— Мне просто холодно, и я устал. — Он прочистил горло и побрел по камням. — Скоро будет темно. Нам стоит продолжить двигаться и подыскать место для лагеря.

Никки огляделась и приняла решение.

— Это вполне подходящее место. Бухта укрыта, и эти развалины выше линии прилива. Они обеспечат нам убежище.

— И готовые дрова, — согласился Натан.

Бэннон, казалось, был не уверен.

— Но, быть может, если мы продолжим путь, то найдем какую-нибудь деревню.

— Ничего подобного. Это намного лучше, чем спать на обдуваемых скалах. — Натан подобрался ближе к зловещему кораблю-змею. — С хорошим костром все будет гораздо лучше. — Он начал собирать разбитые доски для растопки.

Никки нашла уютное место в изгибах разрушенного корпуса.

— Песок здесь мягкий. Мы можем сложить тут камни для костра.

— Пойду, поищу что-нибудь на ужин, — в голосе Бэннона слышалось поражение, — может, найдутся крабы, моллюски, или мидии в лужах от прилива.

Он поспешил в сгущающиеся сумерки. Натан собрал обломки дерева для костра, но ему пришлось положиться на магию Никки, чтобы разжечь его. Вскоре у них было потрескивающее пламя.

После волшебник нагреб песка в качестве подушки и расположился на земле. Никки приволокла отполированное волнами бревно чтобы использовать его в качестве импровизированного сиденья. Натан опустил локти на колени и уставился в яркий костер, выглядя несчастным.

— Не думаю, что когда-либо чувствовал себя таким утомленным и потерянным, даже зная, что мы на пути к Кол Адэр.

— Мы перенесли немало трудностей, волшебник. Эта не больше и не меньше. — Никки ткнула палкой в костер.

— Я в растерянности, потому что моя магия подвела нас, когда была нужнее всего. Всю мою жизнь со мной был дар. Я потратил столько столетий, запертый в том жутком дворце, выдавая пророчества, вынужденный их записывать, чтобы, в итоге, их толкование оказалось ложным. — Он фыркнул. — У сестер были лучшие намерения, но их результаты оставляли желать лучшего.

Старик поменял позицию, но, похоже, сидеть все же было неудобно.

— Они считали меня опасным! Пророчество было неотъемлемой моей частью, сплетено с моей плоть, костями и кровью, и когда Ричард отправил машину предсказаний обратно в подземный мир, он распутал эту часть меня.

— Ричард сделал то, что было необходимо, — сказала Никки.

— В этом нет сомнений, колдунья, и я не жалуюсь. — Волшебник пошарил в своем тюке и вытащил черепаховый гребень, который он взял из сундука безымянного матроса. Он начал бороться с путаницей на голове, морщившись, когда неопрятные волосы сопротивлялись его усилиям.

— В мире лучше без этого проклятого пророчества.

Волшебник поднял руку, сконцентрировался — даже закрыл глаза — но ничего не произошло.

— Но теперь я теряю остатки своей магии. Я не смог должным образом использовать свой дар с самого начала шторма, перед нападением шелки. Я пытался, но… ничего. Как такое может быть, колдунья?

— Ты спрашиваешь, покидает ли тебя сама магия, также, как и пророчества? Я не вижу взаимосвязи. Мой дар функционирует как надо. — Затем, подумав, она добавила: — Пока меня не отравили.

— Но я был пророком и волшебником. — Натан взглянул на нее, блеснув лазурными глазами. — Если дар пророчества во мне распался, возможно он был связан с остальной частью моего дара? Невозможно вырвать одну свободную нить из сложного гобелена, не распустив другие его части. Могло ли это повредить весь мой Хань? Вероятно, вырвав дар пророчества, Ричард ослабил другие пряди, что связывали магию? — Он протянул руки к пламени, заметно напрягшись. — Что, если я не смогу снова создать световой кокон? Или манипулировать водой? Или сотворить огонь? Придется ли мне прибегнуть к карточным фокусам, как странствующему шарлатану? Как я смогу снова стать целым?

— У меня нет для тебя ответов, волшебник, — сказала Никки.

Он выглядел уязвленным. — Возможно, ты не сможешь больше так обращаться ко мне.

Прервав их, Бэннон вернулся с охапкой помятых устриц и мидий, которые он вывалил в песок у края костра.

— Там были и крабы, размером с мою ладонь, — сказал молодой человек. — Я не смог принести их всех, и крабы разбежались. Схожу половлю их позже.

Натан палочкой подтолкнул раковины к углям. Вскоре они зашипели и стали плеваться влагой. Ракушки раскрылись, ловя в агонии воздух. Бэннон палкой вытащил их из огня, перекатывая по песку.

— Они готовятся быстро.

Натан с Никки взяли по горячей устрице, перекидывая с руки на руку, пока не смогли вскрыть раковины достаточно широко, чтобы добраться до мякоти внутри. После, как они поглотили весь улов, Бэннон снял головешку с огня и снова отравился в темноту. Вскоре он вернулся с крабами, которых они тут же и зажарили.

Присев на гладкое бревно возле Никки, Бэннон положил меч себе на колени и осторожно провел пальцем по краю лезвия. Он продолжал озираться вокруг, чем-то сильно обеспокоенный.

Наконец, получив возможность подумать и составить планы, Никки посмотрела на скелетные остатки разрушенного корабля-змея, а затем подняла глаза в небо, вглядываясь в измененные созвездия.

— Завтра мы решим, куда нам идти.

Не обращая внимания на их обсуждения, Бэннон принялся бросать пустые раковины на деревянные шпангоуты заброшенного корабля.

Натан открыл кожаную сумку сбоку, радуясь, что при нем все еще осталась книга жизни. Она была в основном сухая, пустые страницы понесли небольшой урон. Используя грифельный стилус, приобретенный в Танимуре, волшебник набросал береговую линию на одной из пустых страниц.

— У меня нет картографических инструментов, но у меня отличный глазомер. — Натан добавил участки скал, пляж в форме полумесяца, место высокой каменной пирамиды, а также скрытую бухту, в которой произошло крушение корабля-змея. — Трудно составить точную карту, если не знаешь, с чего начать, но я сделаю все возможное. В конце концов, я посол, и Ричард захочет иметь карту, когда мы вернемся домой. — Он сосредоточенно водил руками, глядя вниз на страницы, потом разочарованно вздохнул. — Заклинание, создающее карту, могло бы сделать всё гораздо лучше, но сойдет и так.

— По крайней мере, в этой книге есть чистая бумага. Она не совсем бесполезна, — сказала Никки.

Натан выпрямился, когда ему пришла в голову мысль. Он посмотрел на Никки и вытянул палец.

— Ведьма не была бесполезной. Она знала, что мы должны оказаться здесь — в частности, ты.

— Да — чтобы спасти мир, чтобы спасти империю Ричарда. Я уверена, что все прояснится… как только мы найдем хоть кого-нибудь, кому можно задать вопросы.

Бэннон посмотрел на них двоих.

— Итак, если мы найдем место под названием Кол Адэр — к вам вернется ваша магия? И колдунья спасет мир?

— Да! — сказал Натан, затем нахмурился. — Возможно. Или, может быть, это просто дурацкое, непонятное предсказание, которое вообще не заслуживает внимания.

— Никто не может быть уверенным в словах ведьмы, — добавила Никки. — Да и пророчества больше не существуют.

— У нас есть другой выбор? В любом случае — мы все здесь. Когда мы с тобой отправились исследовать Древний мир, эти поиски казались бессмысленными, но сейчас они более чем важны.

— Тогда мы отправимся в Кол Адэр, — сказала Никки, встав с краю костра, — как только поймем, где его искать.

Глава 20

Бэннон плохо выспался, несмотря на приют бухты и знакомую колыбельную прибоя. В тревоге он боролся с водоворотом мыслей обо всем, что произошло за последние несколько дней, и боялся того, что может ждать их впереди.

Проснувшись, он вызвался постоять на часах, предавшись мыслям в самые темные часы ночи. Он вскакивал на все звуки в темноте, боясь, что какой-нибудь крепкий и беспощадный человек подкрадется с пляжа, чтобы схватить его, заткнет рот и свяжет. Но это было лишь его воображением… и его воспоминаниями.

Пока прекрасная колдунья спала на песке неподалеку от Натана, Бэннон пребывал в умиротворении, мысленно меняя мир так, как он того хотел, и улыбался сам себе довольной улыбкой. Волшебник выглядел встревоженным, лежа возле угасающего огня; он казался спящим, но глаза были открыты. На рассвете, однако, его веки сомкнулись.

Молодой человек разбудил своих спутников, едва утренний свет коснулся высоких скал. Он был поражен тем, как мгновенно проснулась Никки, не зевая и не потягиваясь. Колдунья вскочила на ноги, ее синие глаза настороженно горели. Лицо ее прояснилось, когда она мгновенно оценила обстановку. После она смахнула песок с черного платья, которое, несмотря на все испытания, помятым совсем не выглядело, что само по себе казалось Бэннону волшебством.

Он увлекался хорошенькими девушками на Кайрии, но Никки отличалась от любой женщины, встреченной им когда-либо. Она была более красивой и умной, чем девушки с острова, но было в ней и нечто большее. Колдунья казалась восхитительной, но при этом опасной. Бэннон смущенно покраснел, когда Никки застала его уставившимся на нее, — и она отвернулась, но с выражением, выдававшим мало теплоты во взгляде.

Дальше троица продолжила путь по пустынной местности. Оставив маленькую бухту позади, Бэннон издал тихий вздох облегчения от того, что они оказались в стороне от крушения зловещего корабля Норукай…

— Пляж становится более каменистый, — заметила Никки, смотря дальше на юг вдоль берега. — Нам лучше отправиться вглубь этой территории.

Волшебник согласился.

— Там мы, вероятно, отыщем какое-нибудь поселение, поскольку на этом участке побережья не видели ни доков, ни лодок.

— Я подыщу способ подняться вверх, — вызвался Бэннон. Наскоро разведав, он выбрал подходящий маршрут, зигзагами осыпая песчаник со скал. Остальные последовали за ним, нога в ногу, и вместе достигли открытой, ветреной равнины над прибоем.

Дул порывистый и холодный ветер, по небу плыли редкие облака. Высокая пампасная трава и низкая растительность колыхались, будто по равнине несся в панике кто-то невидимый. Темно-зеленые кипарисовые деревья сгорбились от постоянного шторма, их растущие пучками ветви указывали в сторону преобладающих ветров.

Натан и Никки обсуждали свои планы, но шелестящий бриз уносил их слова от ушей Бэннона, когда он ходил впереди с разведкой. Он не хотел, или, скорее всего, не мог набраться храбрости, чтобы поговорить с прекрасной колдуньей. Бэннон хотел услышать, где выросла Никки, была ли она довольна той жизнью, были ли у нее любящие родители и как они ее воспитывали. Бэннону не нужно было это знать от нее — на самом деле он этого не хотел. Он просто представлял это в своей голове.

Натан вздрогнул, когда из спутанных зарослей травы неожиданно выпорхнула чернокрылая крачка. Старый волшебник нагнулся.

— Ах, взгляните, тут гнездо, и что еще лучше — три яйца. — Он положил их на ладони. — Ими мы и позавтракаем.

Бэннон подошел к нему, чувствуя урчание в животе.

— Яйца? Мы собираемся разводить новый костер?

Путники были лишь час в пути. Никки взяла яйца из рук Натана.

— Не стоит останавливаться. Позволь мне. — Она охватила их пальцами и Бэннон увидел, как поднимаются завитки пара. Спустя несколько мгновений Никки протянула ему одно яйцо — скорлупа была такой горячей, что юноше пришлось перекатывать его в руках. — Мы можем есть и на ходу, — сказала Никки. — Надо покрыть большое расстояние, даже если мы не знаем, куда идем.

Натан закончил завтрак и бросил яичную скорлупу на землю. Он потер ладонь об ладонь, затем вытер их о штаны.

С вытянутых мысов путники могли видеть побережье, уходящее змеей вдаль на юг на многие мили. Холмы на равнине покрывали темные сосны и сребролистые эвкалипты с шелушащейся корой.

Все трое поддерживали устойчивый темп. Волшебник окликнул Бэннона:

— Если заметишь больше ориентиров, указывающих путь на Кол Адэр, мой мальчик, — дай нам знать.

Бэннон с радостью согласился, но потом понял, что Натан просто его дразнил. Но, может и была такая возможность, хоть и маловероятно?

Он рыскал впереди, собирая подножный корм, пробиваясь сквозь изогнутые кипарисы, затем исследовал группы сосен и пряно-пахнущие эвкалипты. Не заметив никаких признаков человеческого жилья, молодой человек подумал: может, они первые люди, кто ступил на эту неосвоенную землю? Это было замечательно и пугающе одновременно.

Остров Кайрия был заселен бесчисленные поколения назад. Люди выращивали капусту и плавали в рыбацких лодках, и единственная местная радость — это редкое торговое судно, заходившее в маленькую гавань. Он долго притворялся, что его молодые годы прошли прекрасно, что каждый сосед махал в сердечном приветствии, каждый был готов помочь друг другу, погода всегда была солнечная, еда на столе отменная и огонь горел в очаге даже в самые холодные зимние ночи.

Он покинул это место… место, которое существовало только в его воображении.

Его ограбили в темных переулках Танимуры. Он сражался с кровожадными шелки, и видел, как убивают его товарищей по плаванию, уверенный, что тоже погибнет той ночью. Но он выжил после того как «Идущий по волнам» потерпел кораблекрушение на неизвестном берегу. Он оставил Кайрию ради этого, оставил твердые кулаки отца и пьяные крики, оставил своих родных. И котята…

Бэннон содрогнулся от своих воспоминаний. Отмахнувшись от высоких, хрупких стеблей пампасной травы, юноша обогнул пригорок и нырнул в шелестящие заросли кипариса, предлагающие убежище от ветра. Даже со всеми страшными испытаниями все это было лучше, чем Кайрия. Гораздо лучше.

Исследуя дальше, он вошел в лес. Тут же услышал звон ручья, текущего меж сосен к великолепной круглой заводи с гладким песчаным дном. Юноша увидел серебристых маленьких рыбок, мелькающих в воде и избегающих его тени. Бэннон опустился на колени в траву и цветы на краю пруда и зачерпнул горсть холодной, чистой воды, испробовав ее. Пресная вода!

Он изучал стремительных рыбок, но те были слишком малы, чтобы утруждаться: горсткой таких едва насытишься, даже если суметь их наловить. Вода, однако, была чистой и восхитительной на вкус. Юноша наполнил свой бурдюк и снова нырнул в сосны и эвкалипт, выйдя на нескончаемый ветер.

Теперь, стряхнув свои темные воспоминания, Бэннон почувствовал легкость в ногах и продолжил свою разведку. Да, он перенес страшные трудности, но он сделает все как нельзя лучше. Он напомнил себе, что покинул Кайрию в намерении искать приключения, — и нашел их. Маленькая, укрытая тенью часть у него внутри признавала, что сбежал он со своего острова в потрясении и отрицании того, что произошло… но он снова прогнал эти мысли, моргнул, и взглянул на мир со светлой стороны. Бэннон еще раз вдохнул полной грудью.

— Я не убегаю — я исследую! — сказал он вслух достаточно громко, чтобы убедить себя. Он был в незнакомой стране, но с великим волшебником в качестве наставника, человеком, который учил его истории и владению мечом. И еще есть таинственная и прекрасная колдунья Никки, которая все больше и больше вторгалась в его мысли. Бэннон не мог ей не увлечься.

Бродя по травянистым мысам, он направился назад, к краю утеса, чтобы посмотреть, как накатывают волны. Юноша задавался вопросом, кем была Никки, и что движет ею. Думает ли она о нем тоже? Бэннон задумался над тем, что ему сделать, чтобы Никки его заметила, и считала его достойным спутником, а не просто кем-то мимолетным.

Бэннон заглянул за край и заметил нечто, похожее на яркий петушиный хвост, мелькающий в воздухе. Вспышка цвета привлекла его внимание, зажатая на склоне мшистого песчаника, и он опустился на колени, чтобы рассмотреть скопление необычных цветов, растущих в пределах вытянутой руки. Соцветия были с самым ярким, самым насыщенным фиолетовым цветом, виденным им когда-либо, с прожилками алого и брызгами желтых тычинок в центре. У них были толстые мясистые стебли и зеленые, клиновидные листья.

Красивые цветы подкинули ему идею — превосходную идею. Красивые цветы для красивой женщины!

Бэннон вытянулся, протягивая руку за край, и собрал букет из четырех соцветий. Это был маленький жест, но, возможно, Никки будет благодарна, и обратит на него внимание.

Молодой человек поскакал по траве обратно, ища своих спутников, и выдохся, пока их догонял. Бриз раздувал его рыжие волосы, когда он поспешил к Никки.

Протягивая ей цветы, юноша вдруг растерял все учтивые слова — их словно вырвал из уст ветер — и осталось лишь выпалить:

— Я нашел их для тебя.

Никки нахмурилась с проблеском раздражения, но, когда взглянула на цветы, ее лицо выказало интерес. Она прищурила свои голубые глаза и протянула руку, чтобы взять лишь один цветок из букета. Никки проявила особую осторожность, коснувшись стебля кончиками пальцев.

Бэннон ожидал, что колдунья улыбнется в восторге или кивнет с благодарностью. Он не мог вспомнить, видел ли он когда-нибудь ее искреннюю улыбку.

— Где ты их нашел? — требовательно спросила она.

— На обрыве, — указал юноша. — Они росли из трещины в скале.

— Эти цветы очень редкие. Я могла бы использовать их много раз. — Она окинула взглядом Натана.

Глаза волшебника расширились, едва тот взглянул на букет.

— Ты знаешь, что это такое, Бэннон Фармер?

— Симпатичные цветочки?

— Цветы смерти[5], — сказала Никки, изучая один цветок в руке.

Бэннон в растерянности посмотрел на остальные.

— Цветы смерти, — повторила она. — Одно из опаснейших растений в мире. Их чрезвычайно сложно найти, и они являют собой большую ценность. Ассасины заплатили бы царский выкуп за эти четыре. Но их гораздо больше, чем нужно. — Она подняла стебель в руке. — Одного будет более чем достаточно.

— Что… Что ты имеешь в виду? — Глядя на фиолетово-алые цветы, он почувствовал, как его кожа покрывается мурашками.

— Ты желаешь погубить целый город, мой мальчик? — спросил Натан. — Или, быть может, всего одну деревню?

Бэннон моргнул, все еще пытаясь понять значение их слов.

— Вы имеете в виду, что они… ядовитые?

Лицо Никки сгладилось в завораживающей ухмылке, когда она покатала толстый стебель пальцами, не касаясь срезанного конца.

— Цветок смерти имеет множество применений. Из лепестков можно сделать чернила, настолько смертоносные, что любая жертва, которая читает послание, написанное ими, умрет мучительной и долгой смертью. Потребление даже одного семени вызовет ужасные мучения, сравнимые с проглатыванием стеклянных осколков, затем их изрыганием, и проглатыванием их снова и снова.

Живот Бэннона скрутился в узел.

— Я… я не думал…

Никки продолжала:

— Настойки, экстракты и зелья могут быть сделаны из всех частей этого цветка. Алхимики и лекари императора Джеганя проверяли различные смеси на своих пленниках. — Она вскинула брови. — В этих экспериментах погибло около пяти тысяч человек. Лагеря для испытуемых стали известны как «Места криков». Император Джегань ставил свой шатер поблизости, чтобы засыпать, слушая эту «музыку».

Бэннон почувствовал слабость. Он стоял, дрожа, и смотрел на цветы в своей руке, боясь пошевелить пальцами.

— Даже прикосновение сока к коже приведет к сыпи и лопающимся фурункулам. — Никки посмотрела на цветок, который держала сама, явно впечатленная, хотя совсем не так, как того хотел Бэннон. — Я тебе очень благодарна. Никогда не знаешь, когда могут потребоваться подобные меры. — Она аккуратно завернула цветок в обрывок ткани и засунула его в свой тюк. — Я осталась довольна, чтобы ты знал.

В замешательстве и страхе, что его ладони и руки вот-вот покроются язвами или взбухшими нарывами лишили юношу дара речи. Он обернулся и стрелой помчался навстречу ветру в сторону сосен, в намерении добраться до пруда и ручья. Добежав до заросшего берега, сразу бросил цветы смерти в водоем, так далеко, насколько мог, затем опустился на колени и погрузил руки в пруд, зарыв пальцы в песок. Он вычищал и скреб ладони, пальцы, запястья и руки. В отчаянии Бэннон пытался вспомнить любое место, куда касался цветок смерти. Набрав воду в ладони, юноша собрался облить лицо, но не осмелился поднести руки ко рту или глазам.

Даже когда его ладони выглядели чистыми, он погружал их в песок, вычищая снова и снова. Молодой человек тер ладони уже много раз подряд, пока не стала стираться кожа на пальцах, не порозовели ладони и не заболели костяшки. Наконец, Бэннон отступил, тяжело дыша, все еще опасаясь, что яд попал внутрь.

Он сглотнул. Что еще можно сделать? Здесь противоядия не найти… если оно вообще существует.

Сердце бешено колотилось, пульс мчался наперегонки, и он изо всех сил пытался обрести самообладание. Наконец, юноша оставил пруд и побежал, чтобы догнать Никки и Натана.

В сумерках четыре карликовых оленя прокрались из эвкалиптового леса, где в течение дня отдыхали в тенистых зарослях. Сейчас они отважились выйти, аккуратно ступая копытами по веткам, пока пробирались по едва заметной звериной тропе.

Хотя на прибрежных мысах шастали несколько крупных хищников, олени обладали природной осмотрительностью, и тихо пробирались к пресноводному водоему, где устраивали водопой каждую ночь после заката. Олень неуверенно и пугливо приблизился к краю пруда. Животные сделали несколько шагов, затем остановились, их уши подрагивали, выискивая любую угрозу, а затем снова двинулись вперед. Один остался в качестве часового, а трое подошли к воде.

Олень почувствовал что-то неладное. Вода была гладкой и прозрачной, как всегда, но они заметили, не осознавая, мерцающие серебряные очертания, плавающие на поверхности пруда. Сотни маленьких рыбок, которые всегда мелькали, словно маленькие зеркальные вспышки в последних солнечных лучах, теперь всплыли к верху брюшком, окрасив воду пятнами.

Олень изо всех сил пытался понять, что изменилось. Застыв, как статуи в лесу, животные ждали долгие минуты, но никто к ним не приближался и не нападал. Наконец, один из оленей погрузил морду в воду и стал пить. Двое присоединились, напившись вдосталь. Когда настала очередь самца, тот тоже утолил жажду и все исчезли в сумеречных тенях…

К следующему утру множество рыбок все еще дрейфовали на поверхности, хотя некоторые уже начали тонуть. Четыре карликовых оленя также лежали мертвыми на берегу.

Глава 21

Они расположились в укрытии зарослей кипариса. Ночью утих сводящий с ума заунывный бриз, что позволило расползтись густому туману. Холодные, мокрые заросли добавили уныния всем троим, пока они прижимались к небольшому костру, подкидывая влажные веточки в попытке сохранить пламя. Никки использовала магию для поддержания огня, но пламя давало слишком мало тепла.

Никки никогда особо не заботилась о собственном комфорте, пока могла сохранять дееспособность. Теперь, когда они потерпели кораблекрушение на неизвестном побережье, несмотря на то, что каменная пирамида неожиданно подтвердила их направления в Кол Адэр, она не могла предположить, сколько миль им нужно будет пройти, прежде чем они найдут какое-нибудь поселение в этой дикой прибрежной пустоши.

Никки напомнила себе, что несмотря на безлюдность этой земли, какой бы она ни была суровой и дикой, — теперь она была частью Д'Харианской империи. Никки выполняла то, что и обещала лорду Ралу, и, если уж на то пошло, шла бы от одного края мира к другому, окажись это необходимым. Но ни она, ни Натан не могли продолжить свои поиски, пока не найдут какую-нибудь деревню или город.

Наконец утро осветило мрак, и Никки перестала тратить усилия на то, чтобы поддерживать бесполезный костер.

— Мы должны двигаться дальше. Это нас немного согреет.

Натан распутывал свои длинные белые волосы гребнем из черепахи.

— Я не знаю, сможет ли даже бег держать нас в тепле. — Он разочарованно глянул на свою влажную и мятую рубашку. — Никогда не осознавал, как много раз полагался на свой дар. Немного магии всегда позволяло мне согреться в ветреный, промозглый день, подобный этому.

Никки взвалила на плечо свой тюк.

— Нам не станет холоднее, чем сейчас, но хоть пройдем подальше.

Бэннон прищурился, глядя в туман.

— Но как мы увидим, куда идем?

— Увидим, когда туда доберемся, — сказала Никки.

Натан спрятал свою книгу жизни в кожаную сумку и застегнул клапан.

— Сомневаюсь, что сегодня смогу добавить хоть немного подробностей на свою карту.

Они отправились в путь. Руководствуясь шумом океана справа, путники держались подальше от края, чтобы оставаться в безопасности.

— Я не столько беспокоюсь о падении с обрыва, как если мы достигнем края мира, — сказал Бэннон, тяжело дыша. — Вот тогда мы упадем, так упадем.

Натан поднял кустистые брови.

— Ты думаешь, мы найдем самый настоящий край мира, мой мальчик?

— Я видел границы карт, которые…

— Если мы найдем край мира, тогда узнаем, что достигли границ империи лорда Рала. — Никки не желала тратить времени и усилий, чтобы беспокоиться о таких вещах. — Тогда мы повернем и продолжим исследования в другом направлении.

— Надеюсь, к этому времени мы отыщем Кол Адэр, — произнес Натан.

С тех пор, как он предложил ей цветы смерти, молодой человек, казалось, поутих. Прежде, чем поубавить пыл юноши, Никки заметила яркий блеск в его глазах, признав, что он, вероятно, очарован ею, и эти чувства были крайне неуместны. У него слишком разыгралось воображение.

Натана имел определенную привязанность к молодому человеку. Несмотря на тысячелетнюю разницу в возрасте, у этих двоих оказалось много общего, так как даже у старого волшебника возникали приступы наивности рядом с юношей.

Тумана стало меньше в течение часа, пока они продолжали идти, но похолодало. Бэннона пробирал озноб.

— Может, нам стоит отойти вглубь этой местности, в густой лес, где, по крайней мере, нас укроют деревья?

Никки покачала головой, не сбавляя шаг. Она решительно шла по прямой линии, побеждая расстояние, как если оно было ее врагом.

— Если будем следовать линии берега, то с большей вероятностью обнаружим устье реки или порт. И мы сможем увидеть гораздо дальше, как только рассеется туман.

Натан не сводил глаз из-под ног, поглощенный поиском ягодных кустов, дикого лука или птичьих гнезд с яйцами к завтраку. Бэннон рыскал впереди, как настоящий разведчик.

Ветер снова успокоился и туман накрыл юношу, так что Никки не видела его, пока тот внезапно не возник прямо перед ней. Он выглядел застенчивым, впервые улыбаясь с того момента фиаско с цветами смерти. На этот раз Бэннон держал в руках несколько оранжевых лилий с длинными стеблями.

— Я нашел их для тебя, колдунья. Надеюсь, они понравятся больше, чем те ядовитые соцветия.

Никки восприняла подношение с прохладой.

— Но я оценила цветок смерти. Я подробно рассказала тебе обо всех его применениях.

— И все же это красивые цветы, — настаивал Бэннон, протягивая их ей. — Травяные лилии. Их выращивают по всей Кайрии. Они не продержатся долго, после того, как их сорвали, и я хотел бы, чтобы ты их приняла. — Когда Никки проигнорировала, лицо юноши дрогнуло. — Разве они тебе не нравятся?

Колдунья признавала, что Бэннон Фармер вполне способный юноша, и он доказал свою храбрость в бою с шелки. Она позволяла ему сопровождать ее до тех пор, пока считала его полезным, или, по крайней мере, пока он не стал помехой. Никки могла себе представить компанию и похуже, но его увлечение стоило пресечь еще в зародыше.

Она поняла, что ее ответ на его вчерашнее неловкое предложение недостаточно его оттолкнуло. Ей нужно было высказаться прямо, или придется рано или поздно его убить.

Никки вспомнила те времена, когда с ней жестоко обращались, когда она вынуждена была проводить недели с солдатами Джеганя в качестве игрушки для их садистских удовольствий, а также моменты, когда Джегань брал ее сам, иногда избивая до крови. С ее искаженными впечатлениями так называемой любви она убедила себя, что влюблена в Ричарда Рала. В то время Никки была Сестрой Тьмы, развращенной на службе Владетелю, а также в жестоком рабстве у императора. Ее попытка выразить свою ошибочную любовь к Ричарду — заставив его жить с ней как муж с женой — только еще больше привела Искателя в негодование.

В конце концов Никки усвоила этот урок. Она лично убила Джеганя, и теперь беззаветно служила Ричарду по своему собственному желанию. Она знала, что любит Ричарда, что он единственный мужчина, кого она может любить… но теперь это была другая любовь. У него есть Кэлен, и он никогда не удовлетворится Никки ни в каком смысле, независимо от того, насколько он уважает ее и ценит. Из-за своей безоговорочной преданности, Никки вдолбила себе в голову покорить Древний мир для Ричарда Рала, в одиночку, если на это будет необходимость.

У нее не было времени и терпения для молодого идиота, который посчитал ее хорошенькой.

Бэннон сиял, когда Никки потянулась к цветам, но вместо того, чтобы принять их, она схватила его за запястье. Сжав ладонь, она выпустила предупреждающий поток магии, вызвавший в плоти юноши множество уколов, подобно граду стальных игл.

Его карие глаза расширились, рот раскрылся от шока. Прежде, чем молодой человек мог что-то сказать, Никки проговорила сквозь зубы:

— Я позволяю тебе остаться с нами, потому что ты нравишься Натану, и потому, что ты можешь помочь нам добраться туда, куда нам нужно. Но знай, — она понизила голос до рычания, — я не какая-то глупая деревенская девка, украдкой ищущая поцелуя.

Его пальцы охватил спазм, и Бэннон уронил лилии на землю. Никки даже не взглянула на них. Она крепко сжимала его руку.

— Я… я очень сожалею, колдунья!

Ей надо было удостовериться, что проблемы больше не возникнет. Она не смягчила свой голос.

— Мы столкнулись с серьезными проблемами, непонятно где находимся и должны выяснить где, чтобы продолжить нашу миссию. Если ты когда-нибудь встанешь у меня на пути, я, недолго думая, заживо сниму с тебя шкуру.

Он таращился на нее с нескрываемым ужасом и смятении, которое вскоре должно перерасти в надлежащее уважение. Никки больше не нужно будет беспокоиться обо всякой ерунде с его стороны.

Она отпустила его запястье, Бэннон стал сгибать руку, встряхивая ее, как будто сбрасывая боль.

— Но… но… я только… — бормотал он, но Никки не хотела быть частью его простодушного взгляда на мир или его ностальгии по мирному дому на острове.

— Я слышала твои истории, что ты рассказывал о себе. Я не являюсь частью твоего идеального детства. Ты меня понимаешь, дитя? — Она использовала последнее слово умышленно.

Его напуганное выражение лица внезапно потемнело, как будто она оторвала струп от незажившей раны.

— Оно не было идеальным. Никогда. — Смущенный, молодой человек повернулся, чтобы найти Натана, стоявшего неподалеку с обеспокоенным и сострадательным взглядом на лице.

Никки не вмешивалась, когда волшебник, утешая, положил ладонь на плечо Бэннона.

— Лучше ты пойми, как обстоят дела, мой мальчик. Помни, ее звали «Госпожа Смерть».

Бэннон ушел с опущенным лицом в сгущающийся туман.

— Нет, я никогда этого не забуду, — сказал он.

Туман вокруг него стал таять.

Глава 22

После их трехдневного путешествия мысы перешли в лесистые холмы и богатые травой пастбища. Бэннон нервно держался подальше от Никки и проводил много времени с волшебником. Хотя она больше не говорила о том инциденте, Никки чувствовала облегчение оттого что юноша выучил свой урок.

Она слышала, как Натан рассказывал молодому человеку интересные моменты из истории или свои размышления о том времени, когда он был заперт во Дворце Пророков. Некоторые из этих легенд звучали для Никки абсурдом, как и вообще события в жизни волшебника, но Бэннон не мог определить, что может быть правдой, а что нет. Он упивался каждым рассказом Натана, как кот, окунувший морду в миску со сливками. По крайней мере, это их занимало, пока они брели вместе, и Натан, по возможности, делал наброски карты в своей книге жизни.

На пятый день путники наткнулись на дорожку, которая была довольно широкой и вполне пригодной для путешествия, чтобы назвать ее охотничьей тропой. Впереди виднелись пни от срубленных деревьев.

— Значит, здесь есть люди! — закричал Бэннон.

Тропа вскоре стала расширяться, а затем превратилась в настоящую дорогу. Взойдя на подъем, они увидели холмы, тянувшиеся к аккуратной, округлой бухте, в которую вливалась узкая река. Большая деревня, застроенная деревянными домами, магазинами и складами возникла по обе стороны реки. Высокий деревянный мост соединял оба берега. Пристани упирались в воду, предоставляя причал для небольших лодок в бухте. Участок скалистой местности прилегал к дальнему краю гавани, отмеченному смотровой башней.

На холмах раскинулись террасные сады и пастбища, где пасли овец и крупный рогатый скот. Вдоль причалов люди выгружали улов с рыбацких лодок. Растянутые на остовах сети сушились на солнце. Повыше пляжа плотники ремонтировали пять опрокинутых лодок.

— Я уже начал думать, что нам придется обойти весь мир, — сказал Натан.

Никки кивнула.

— Мы узнаем, где находимся, и определим куда нам идти дальше. Также можем уведомить их о правлении лорда Рала, и, возможно, кто-то здесь расскажет нам где найти Кол Адэр.

— Я полагаю, ты беспокоишься о спасении мира, колдунья, — сказал Натан. — Как и я озабочен тем, чтобы снова стать целым.

Губы Никки образовали прямую линию.

— Я буду сдержанно судить о том, насколько серьезно можно воспринимать слова ведьмы.

Натан хмуро взглянул на свою рубашку, разочаровавшись обвисшими и рваными оборками наряда, купленного в Танимуре лишь две недели назад.

— По крайней мере, в таком городке должен быть портной, у которого я смогу сменить свою одежду. Ненавижу чувствовать себя таким… неряшливым.

Учитывая те бесплодные, пустынные земли на всем протяжении их пути с севера, Никки задумалась, как часто эти люди видели странников. Когда она заметила другие дороги, ведущие вверх по реке, а также рыбацкие лодки и солидную гавань, то поняла, что местные жители должны иметь связь с другими населенными районами — только не с пустынными землями на Призрачном береге.

На окраине городка дорога повела их мимо кладбища на холме, склоны которого покрывали надгробия. На этих низких камнях были высечены имена, хотя из других могил торчали деревянные столбики с именами, вырезанными на дереве. Эти шаткие вехи были расставлены слишком близко, чтобы отметить отдельные места захоронения. Увидев все это, Бэннон, казалось, очень встревожился.

Натан провел пальцами по обветренному дереву с почти нечитаемыми именами.

— Я полагаю, что два типа надгробий указывают на систему классов? Богатые могут позволить себе добротные каменные плиты и просторное место для могилы, а тем, кому повезло меньше, отмечены простыми столбами?

— Возможно под ними вообще нет тел, потому что некого было хоронить, — предположила Никки. — Например, когда рыбаки тонули в море.

Лицо Бэннона стало серым.

— Думаю, что это мемориалы не для мертвых людей, а для пропавших.

Натан нахмурил брови.

— Пропавших? Что ты имеешь в виду, мой мальчик?

— Вероятно их… похитили. — Молодой человек с трудом сглотнул.

Никки повернулась, чтобы одарить его суровым взглядом.

— Похищены кем?

— Возможно, работорговцами. — Голос его стал шепотом.

Эта мыль обеспокоила Никки, и колдунья продолжила путь более быстрым, более решительным шагом. По новым законам лорда Рала работорговцам не было места на его земле, и Никки надеялась, так или иначе, донести это до остальных.

Когда они добрались до окраины городка, дети, играющие на грязных улицах, заметили троих путешественников, пришедших с совершенно неожиданной стороны, и взволнованно стали звать своих родителей. Полные женщины были заняты стиркой, а две пожилые пары сидели вместе, починяя рыболовные сети, натянутые меж деревянных скамеек. Мужчины и женщины, работающие на овощных грядках и фермерских полях, уставились на незнакомцев.

Натан отряхивал дорожную пыль, песок со штанов и рубашки, хмурясь самому себе.

— Я не очень презентабельно выгляжу для странствующего посла Д'Хары. — Он похлопал меч в ножнах на бедре. — Но, по крайней мере, мой прекрасный клинок говорит о том, что я некая знаменитость.

Бэннон положил руку на плетеную кожей рукоять своего меча, но не придумал, что сказать.

Никки предупредила их обоих:

— Мы не будем извлекать мечи, если в этом не будет нужды. Мы пришли с вестью, что в Древнем мире воцарился мир. Они будут рады это услышать.

Женщина средних лет, с каштановыми волосами, завязанными в толстую косу, подняла руку в знак приветствия. Десятилетний мальчик рядом с ней уставился на пришельцев, словно те были чудищами с моря. «Они пришли с севера! Но на севере ведь ничего нет?» говорил он, энергично указывая на путников.

— Добро пожаловать в Ренда-Бэй, — сказала женщина. — Судя по вашему виду, вы проделали долгий путь.

— Мы потерпели кораблекрушение, — ответила Никки.

— Мы шли много дней, — вставил Бэннон. — И рады, что нашли вашу деревню.

— Ренда-Бэй? — произнес Натан. — Отмечу это на своей карте.

Людей собиралось все больше, а Никки оценивала скромные дома, деревянные общественные здания, сады и клумбы. Дети не выглядели оборванными и голодными. Основная деятельность в городке была связана с очисткой рыбы в больших корытах на деревянных столах возле причала. Железные стеллажи, нагруженные рыбными филе, висели над дымящимися от углей водорослями. Ряды широких емкостей, наполненные морской водой были расставлены вдоль пляжа под солнцем; вода медленно испарялась, оставляя осадок ценной соли.

Жители городка засыпали их вопросами. Натан и Бэннон бессвязно вели рассказ, а шум разговоров вокруг все возрастал.

— Созывайте собрание, — прервала Никки, — и мы обратимся сразу ко всем, чтобы нам не нужно было повторять.

Они встретили главу города, человека по имени Холден, мужчину старше тридцати лет, с густыми каштановыми волосами, отмеченными проседью на висках. Путники узнали, что до недавнего времени тот владел собственным рыболовным судном, прежде чем посвятил свои дни местной администрации.

Холден привел их на городскую площадь, где уже собралось много людей, желающих услышать рассказ странников. Никки позволила говорить Натану, потому что волшебник был вполне доволен звучанием собственного голоса.

— Я Натан Рал, в настоящее время представитель магистра Ричарда Рала, правителя империи Д'Хара, человека, одержавшего победу над императором Джеганем. — Он посмотрел на людей, словно ожидал радостных возгласов. — Возможно, вы задавались вопросом, почему вы больше не находитесь под сокрушительным сапогом Имперского Ордена?

Лица жителей городка не проявляли ни ужаса, ни понимания.

— Мы слышали о Джегане, — сказал Холден, — но прошло уже три десятилетия, даже больше, с тех пор как мы видели войска или любого представителя Имперского Ордена.

— Мы плыли на корабле, — вмешался Бэннон, — который шел к югу от Танимуры — на «Идущем по волнам», под командованием капитана Илая Корвина. На нас напали шелки, — сотни шелки, может даже тысячи! Они перебили команду, и наш корабль сел на мель в рифах. Выжили только мы трое. Вы первые люди, которых мы видим с тех пор.

Многие из слушателей пялились на странников с ужасом и восхищением, в то время как другие хмурились с явным недоверием, будто ожидая, что потерпевшие кораблекрушение приукрашивают свои истории.

Никки прервала юношу:

— Из важных новостей, что мы вам принесли, спешим сообщить, что лорд Рал сверг злых тиранов и теперь вы все свободны. Вам не нужно бояться угнетения, рабства или тирании. Чтобы укрепить свою империю, лорд Рал созывает эмиссаров, дабы принять всеобщий свод законов, с которым все должны согласиться. Это будет золотой век в истории человечества. — Она скрестила руки на груди. — И вы все часть этого.

Натан оживился, глядя на жителей деревни.

— У вас есть карты. Вы должны знать эту область. Выберите нескольких ваших лучших людей, чтобы отправить их на север, в Новый мир, в сердце Д'Хары — Народный Дворец, чтобы вы могли присоединиться к лорду Ралу. Он обеспечит защиту и поддержит нужды вашей деревни. Сейчас очень важное время для строительства новой империи.

Холден имел особенность искренне кивать, демонстрируя, что он прислушивается к людям, когда те выражают свои опасения, но мужчина не казался убежденным.

— Это обнадеживающие новости, и я горжусь тем, что слышу о достижениях вашего лорда Рала. — Он указал на собравшуюся публику. — Наши люди здесь торгуют с деревнями выше по реке и с крупными городами на юге, и мы практически не слышали о Д'Харе или Танимуре. Вам же стоит знать, что мы свободны от тирании и рабства… но все те, кто мог бы нам угрожать, также слышали эти новости?

— Они услышат, — сказала Никки.

Глава городка развел руками, сказав вполне рассудительно:

— Ваш лорд Рал слишком далеко, чтобы оказать какое-либо влияние на нашу жизнь. Как может Д'Хара помочь нам с другой стороны света? Мы здесь сами по себе… против кого-либо, кто может позариться на нас.

— Он сможет вас защитить, — сказала Никки. Она отлично знала, что не стоит недооценивать Ричарда.

Холден примирительно улыбнулся и больше спорить не стал.

— Тем не менее мы примем это к сведению, и добро пожаловать в Ренда-Бэй. Мы поможем вам чем сможем, поскольку вы, кажется, остались без ничего.

— Неплохо было бы поесть, — сказал Натан, — и раздобыть новую одежду. — Волшебник поднял свой порванный рукав. — У вас есть портной? Мне нужно несколько новых нарядов.

— Мы также будем вам признательны в провизии, — добавила Никки, — прежде чем продолжим наше путешествие. Мы ищем место под названием Кол Адэр.

Люди не проявляли никаких признаков понимания, но предложили помочь в любом случае. Когда по площади пошли разговоры, Холден объявил:

— Сегодня вечером у нас будет приветственный ужин. Выдался удачный сезон и наши лодки доставили прекрасный улов красноперки. Мы нажарим ее для банкета.

Натан улыбнулся.

— Мы ценим ваше гостеприимство, и, думаю, нам очень понравится хорошая еда. Теперь у кого я могу попросить новую рубашку?

В эту ночь жители деревни расставили длинные столы на праздничной площади, чуть выше доков в гавани. Теплый, дружеский свет исходил из окон деревянных домов, а собравшихся окружали высокие факелы. Горшки со свечами мерцали вдоль деревянного моста, перекинутого через узкую реку.

С наступлением сумерек люди пришли на приветственный пир. Жирная красноперка, приправленная морской солью и пряными травами, жарилась на углях в ямах. Трапеза сопровождалась клубнями, сваренными в больших котлах, и салатом из горьковатых цветков.

Никки обнаружила, что красноперка — темная, мясистая рыба с сильным ароматом. У Бэннона была уже вторая порция, пока он разговаривал со своими собеседниками за длинным столом. К их большому восхищению юноша описал множество блюд, которые можно приготовить из капусты.

Натан получил новую, серую домотканую тунику со шнуровкой впереди. Старый волшебник нашел цвет нелицеприятным, но согласился, что это намного превосходит лохмотья его некогда прекрасной одежды.

— Большое тебе спасибо, моя дорогая Дженн, — сказал он низкой, темноволосый женщине с простыми чертами лица, но красивыми глазами. Она была одной из городских портних, и сама делала ткани и шила одежду для своей семьи и остальных.

— У тех портных в Танимуре, посещенных мной в последний раз, было множество моделей и фасонов на выбор, бесчисленные виды тканей, разнообразные покрои. — Натан вздохнул. — Но они и рядом не стояли с тобой по красоте и доброте.

Дженн хихикнула.

— Вы должны поблагодарить моего мужа. Эта рубашка полагалась Филиппу.

Рядом с ней сидел пожилой широкоплечий мужчина, почти такой же высокий, как Натан. У него были плотные, вьющиеся темные волосы и суровое лицо. Когда Натан спросил его о шраме, пересекавшем его нос, тот объяснил, что рыболовный крючок однажды вспорол его до хряща, когда оборвалась леска.

— У меня много рубашек, а ты, очевидно, нуждаешься больше, чем я, — сказал Филипп. — А я могу похвастаться, что посол лорда Рала носит одежду, сшитую моей женой. — Его большая мозолистая рука сжала тонкую руку Дженн. Мужчина смаковал очередной кусок красноперки. — Приятно наслаждаться рыбой, которую мне больше не нужно ловить. Те дни для меня остались в прошлом.

— Филипп — успешный рыбак, — объяснила Дженн, — но он предпочел быть корабелом. Мы только недавно построили новый сухой док, и он будет ремонтировать рыболовные суда и строить новые на продажу.

Филипп с гордостью улыбнулся.

— Первую, которую создам, я планирую назвать «Леди Дженн».

— Это наверняка увеличит запрашиваемую за нее цену, — сказал Натан.

Городской лидер Холден поднялся посреди трапезы, и болтовня стихла.

— Мы приветствуем наших гостей из далеких земель. Мы дали то, что смогли, и надеемся, что Мать моря вспомнит нашу доброту к странникам.

Пока жители деревни веселились и подбадривали друг друга, Никки слышала бормотание селян, уверенных, что Мать моря много раз благоволила им в прошлом. Она поняла, что у Ренда-Бэй нет вооруженных охранников, нет сильного воинства и вообще никакой защиты. Никки знала, что если кто-то полагается на бесплотных божеств для решения проблем, то эти проблемы обычно остаются нерешенными.

Неожиданно несколько жителей поднялись со скамей, указывая на темную гавань. Яркий предупредительный огонь возник в сторожевой башне в южной части волнорезов. Там кто-то бросил факел в груду сухой древесины, которая превратилась в пылающий сигнальный костер. Когда Холден увидел огонь, на его лице отразился страх.

Взглянув в сторону гавани, Никки увидела зловещие силуэты четырех больших темных кораблей, приближающихся к бухте с неестественной скоростью.

Холден посмотрел на Никки с бледным выражением лица.

— Где же защита вашего лорда Рала?

Никки выпрямилась.

— Она уже здесь.

Глава 23

Жители городка в панике стали разбегаться с пиршества. Кто-то побежал домой, чтобы схватить ножи, дубинки, луки, — что угодно, что можно было использовать в качестве оружия. Натан и Бэннон оба выхватили свои мечи, встав вместе возле праздничных столов. Выражение лица молодого человека сильно отличалось от того, что Никки видела прежде, когда он сражался с шелки. На этот раз вместе со страхом в нем присутствовало отвращение.

Массивные темные корабли быстро скользили вперед, хотя в эту ночь не было бриза. Каждое судно было одномачтовым, с одним широким парусом, окрашенным в темно-синий цвет, чтобы стать невидимым ночью.

Никки услышала всплески воды и грубые выкрики людей. Напряженно вглядываясь в ночь, колдунья усилила свое зрение изменяющим расстояние заклинанием, которое позволило ей увидеть, что четыре корабля также оснащены длинными рядами весел. Весла врезались в воду словно лезвия топора, и, откидываясь назад, толкали судно вперед, затем поднимались в воздух, взметая брызги при лунном свете, и снова ударяли по воде.

— Норукайские работорговцы! — Голос Бэннона сорвался.

— Норукайские работорговцы, — отозвался Холден, затем добавил: — Приготовьтесь защищаться! Еще один набег!

— Что такое, мой мальчик? — спросил Натан. — Кто они?

— Кошмары.

Корабли работорговцев приблизились быстро, сокрушив небольшую рыбацкую лодку, когда уперлись в причал Ренда-Бэй. Гортанный хор призывных выкриков донесся с баркасов. Никки пробрал озноб, когда она увидела, что изогнутые носы всех четырех кораблей щеголяли резным чудовищным морским змеем. Колдунья узнала узоры того разрушенного корабля, который они нашли в укрытой бухте в первую ночь на берегу.

Четыре корабля налетчиков качались в гавани, словно разбушевавшиеся быки. Яркие оранжевые полосы взмыли в небо с палуб баркасов, дугой упав по деревне, разя улицы, крыши домов и неудачливых горожан. Несколько горящих стрел застряли в перекрытиях крыш, поджигая строения.

Группы людей мчались с ведрами, чтобы остановить распространение огня, в то время как остальные защитники сходились к докам, неся оружие, какое смогли найти. Но даже хватило одного взгляда, чтобы Никки могла понять: жители городка никогда не смогут разогнать такой агрессивный налет. По ее предположению, четыре корабля Норукай несли около трехсот воинов. Она повернулась к Натану.

— Наш долг сразиться с ними.

Волшебник поднял меч.

— Ты читаешь мои мысли, колдунья.

Выпустив магию, Никки зажгла яркий огненный шар в руке и бросила его в воздух, где тот стал расширяться, становясь более размытым, пока не взорвался высоко над головой, подобно разрядам молний. Свечение озарило большие корабли-змеи и самих налетчиков, толпившихся на палубе. Ближайшие два судна врезались в причал, закрепились железными крючьями и перекинули тяжелые доски, а воины с кораблей позади опустили в воду небольшие лодки и погребли к берегу.

Дженн и ее муж Филипп совместно с Натаном готовились к атаке.

— Духи, спасите нас! — воскликнула Дженн.

— Я спасу вас, — сказала Никки.

Волшебник повернулся к бывшему рыбаку.

— Ваш народ воюет с Норукай? Почему они атакуют Ренда-Бэй?

— Для них мы жертвы, — ответил Филипп. Лицо его осунулось. — Обычно они совершают набег на одной лодке, хватают пять или шесть жертв и исчезают в ночи. Но это… это самое настоящее вторжение.

— Тогда мы прибыли вовремя, — сказала Никки.

Воины Норукай прогремели по причалу, устремившись к поселению, другие выпрыгивали из лодок и бежали по мелководью на берег, неся дубины, веревки и сети.

Волшебное свечение рассеялось в воздухе, но магия в Никки лишь возрастала. Она протянула свой разум в одном направлении, коснувшись магии Приращения, и одновременно зачерпнула магию Ущерба. Объединив их, она призвала зазубренную плеть черной молнии, которой подстегнула первых трех захватчиков, что приблизились к концу пристани. Ее молния разорвала тела на дымящие ошметки, и здоровенные мужчины рухнули кучей костей.

Несмотря на это неожиданное сопротивление, работорговцы не выказали ни намека на страх, и даже не проявили осторожность. Они бросились в атаку, насмехаясь над ее молнией, уверенные в своей непобедимости. Отряд из четырех человек покинул причаленные лодки и побрел к пляжу. Никки убила их с той же легкостью.

Воины Норукай были коренастыми мужчинами с несоразмерно широкими плечами, бритыми головами и голыми руками. Одежда их состояла из жилетов с чешуйчатой броней, сделанной из кожи какой-то рептилии. Вызывали жуть их щеки, через которые тянулись зашитые разрезы от уголков губ по всей челюсти, напоминая этим рот змеи. Теперь, когда они взревели в бесстрашном боевом кличе, челюсти мужчин широко раскрылись, как у готовой к атаке гадюке. Лишь немногие норукайцы несли мечи или копья — остальные, очевидно, готовились оглушить и схватить свои жертвы живыми. Они намеревались пленить людей из Ренда-Бэй.

Второй дождь огненных стрел, выпущенных с палубы корабля Норукай, забросал поселение. Пожар уже охватил несколько деревянных строений, и Никки, увидев, как пламя прыгает с одной крыши на другую, выбросила руки вперед и призвала контроль над воздухом и ветром. Сильным порывом ветра она разметала пламя, затем, вытянув воздух, всосала весь кислород и погасила огонь.

Натан, глядя на нее, простонал.

— В этом я тебе не помощник, — сказал он, сжимая меч. — Но я приму участие и без магии.

Он и Бэннон, высоко подняв клинки, ринулись на мускулистых работорговцев, заполонивших берег. У молодого человека, готового к битве, был странный взгляд в глазах — но не от страха. Он казался одержимым.

У жителей Ренда-Бэй имелись свои мечи и копья, но люди, казалось, не были искусными в их использовании. Холден, выкрикивая приказы, смело встретил волну атакующих, несмотря на отсутствие тактического плана.

Никки наблюдала, как четвертый корабль захватчиков врезался в другой причал, раскалывая дерево под выкрики воинов. Она не собиралась позволить им добраться до берега. Ее больше не парализовал яд, магия была на пике своей силы, и колдунья могла сделать гораздо больше, чем просто вызвать ветер или молнию.

Она призвала большой бурлящий шар огня волшебника, расплавленную сферу, которую она бросила в нос корабля Норукай, едва тот налетел на поврежденную пристань. Волшебное пламя испепелило резную фигуру змея и перекинулось через нос корабля. Сполохи разлились по палубе и подожгли пятнадцать работорговцев, облаченных в броню. Мужчины пронзительно завопили, когда их кожа вскипела на костях. Их уродливые, разрезанные рты раскрылись в крике так широко, что разорвались челюсти.

Огонь волшебника погасить нелегко, и поэтому он сжег палубные доски вместе с высокой мачтой, принявшись за темно-синий парус, взревев мерцающим оранжевым занавесом. Во время атаки шелки на «Идущем по волнам», Никки могла сотворить лишь слабые шары огня волшебника — буря и волны смягчали его пыл, — но здесь, в доках Ренда-Бэй, волшебное пламя проносилось по вражеской палубе и пожирало корпус корабля.

Многие норукайцы попрыгали за борт, кто-то был охвачен огнем. Корабль превратился в пылающий маяк. Предсмертные вопли горящего врага удовлетворили Никки. Хотя она изменилась с тех пор, но крики эти напомнили ей командующего Кардифа, которого она сжигала заживо, поджаривая на вертеле перед людьми недавно завоеванной деревни, чтобы доказать, насколько она безжалостна.

К этому моменту сотни норукайцев пробрались в город. Вскинув свои дубины и сети, воины встретили селян, которые сражались тем оружием, что подвернулось под руку. Безобразные мужчины не проявляли никакого страха и были гораздо более искусны со своими дубинками и сетями, в сравнении с жителями деревни с их редко используемым оружием.

Работорговцы бросили утяжеленные сети на группу из трех человек, которые кинулись на них с пиками и мечами. Запутавшись, люди спотыкались и метались, пытаясь сбросить сеть, но норукайцы обступили их и принялись избивать дубинами, пока те находятся в замешательстве. Действия воинов казались хорошо согласованными. После того, как трое жертв потеряли сознание, норукайцы связали их, словно диких животных. Затем подняли пленников за ноги и за руки и потащили на ближайший корабль.

Горящие стрелы продолжали взмывать в воздух, словно падающие звезды. Никки пыталась потушить их одну за другой, прежде чем те смогут упасть, одновременно пытаясь бороться с пожарами — но успеть везде она не могла. Воспламенений было сотни. Норукайцы, казалось, собирались уничтожить весь городок, сея хаос, чтобы можно было нахватать побольше жертв. Работорговцы, рыская повсюду в поисках цели, двигались словно профессиональные охотники, но не как хорошо упорядоченная армия. Затем они ворвались в город.

Натан твердил самому себе, что клинок может быть таким же смертельным, как атака магией, если им владеет опытный фехтовальщик. Его новая рубашка была удобной, чистой и свободной, пока он не бросился в передние ряды крепких воинов Норукай, размахивая мечом во все стороны.

Дженн и Филипп безрассудно присоединились к битве вместе с волшебником. Филипп держал длинный багор, который он использовал словно рыбак. Он метнул его подобно гарпуну и тот пробил грудь одному из нападавших. Несмотря на то, что мужчине с безобразными шрамами багор вошел в сердце, тот, падая, продолжал цепляться за древко.

Жена Филиппа, невзирая на маленький рост, оказалась довольно ловкой. Дженн мелькала среди атакующих с длинным мясницким ножом, отрубив руки одному из работорговцев и вспоров бок другого, пустив кровь по вскрытым ребрам.

Натан, ухватив меч обеими руками, использовал все свои силы. Его клинок прошел через широко раскрытый рот одного из гротескных норукайцев, срезав верхушку головы. Бэннон рядом с волшебником вился вихрем, не замечая, куда рубил и кромсал. Даже эти воины отступили от безумной, бесконтрольной атаки молодого человека.

Но это сдержало норукайцев ненадолго. Они издали шипящий рык, бывший, видимо, их странным боевым кличем, и новая группа захватчиков двинулась вперед с длинными копьями наперевес. Каждое копье заканчивалось наконечником из кости бивня какого-то неизвестного животного, с заостренными зазубренными краями. Когда передние ряды работорговцев пронеслись, держа толстые дубины, метатели копий заняли свои позиции и определили место поражения.

Городской глава Холден стоял на одном из дощатых столов на праздничной площади и созывал своих людей для сплочения.

— Встаем на защиту! Не позволим им забрать наших жен и детей! Не позволим…

Один из метателей завел руку назад и швырнул копье мощным броском. Оружие просвистело в воздухе и вошло в живот Холдена. Окровавленный бивень вылез из спины мужчины.

В передних рядах Натан рубил мечом налево и направо, срубая руки и пронзая грудные клетки. Он поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть копье, летящее на него. Волшебник почувствовал пульсацию внутри, тупую боль, которую принял за искру магии. Он потянулся в себя, пытаясь ухватиться за это, чтобы отклонить копье — простое заклинание, создаваемое инстинктивно. Время, казалось, двигалось так медленно… но мерцание магии исчезло, внезапно угаснув. Магия снова его покинула, и он оказался беспомощен.

Бэннон схватил его за руку и отдернул в сторону, копье просвистело мимо.

— Следи за собой, Натан. Ты мне нужен живым, чтобы помочь мне убить побольше этих животных.

Сарказм в голосе юноши потряс Натана. Казалось, что-то было задействовано внутри него: глаза молодого человека были дикими, губы вытянуты назад, а его обычно веселая улыбка превратилась в гримасу смерти. Кровавые капли на лице юноши стали заметнее веснушек.

Бэннон прыгнул вперед, не обращая внимания на дубины, сети и клинки работорговцев. Его рыжие волосы разметались, и он беззвучно взвыл, когда разрубил шею коренастому мужчине, а затем рассек плечо другого.

— Животные! — вскричал он.

Жестким взмахом Крепкого парень вскрыл кишки другого нападавшего. Тот лишь ухмыльнулся при виде своих кишащих змеями потрохов, и потянулся, чтобы схватить руку Бэннона, держащую меч. Но молодой человек оторвался, и в развороте срубил руку работорговца. В безумном, злобном возмездии он отсек и другую руку, так что из обрубков хлынула кровь на обнаженные внутренности человека.

— Тебя убьют, мой мальчик! — предостерегающе выкрикнул Натан. Он побежал за Бэнноном, стараясь не отставать, когда норукайцы обступили этого неожиданно дикого нападавшего.

Один из вражеских метателей копья швырнул свое оружие в юношу, но Натан вовремя взмахнул мечом, ударив по древку с громким треском, отбросив копье в сторону. Костяное копье отлетело под углом, срикошетило и воткнулось между лопатками другого наступающего норукайца.

Обступив швею Дженн, работорговцы набросили на нее сеть. Женщина пыталась стянуть ее, упав на землю. Затем она вытащила свой окровавленный нож в попытке рассечь сеть, но двое мускулистых воинов склонились над ней и вскинули свои дубины, чтобы обездвижить женщину.

Натан подошел к ним сзади и заколол одного из работорговцев в спину. Когда его товарищ повернулся, чтобы взглянуть на Натана, Дженн освободила свою руку и погрузила мясницкий нож ему глубоко в икру. Взревев, он потянулся, чтобы схватить лезвие, и Натан снес его голову одним четким ударом. Старый волшебник быстро откинул оставшиеся лохмотья сети, освободив Дженн. Маленькая женщина выползла, обессиленная и дрожащая.

Подбежал ее муж, покрытый кровью и преисполненный благодарностью.

— Ты спас ее. Спасибо, волшебник, — сказал Филипп. Он потянулся к своей жене, но одна из падающих огненных стрел сразила его в затылок. Стальной наконечник стрелы, все еще плюющийся горящей смолой, выскочил из его горла. Филипп ухватился рукой за стрелу, как будто в недовольстве, что она отвлекла его от воссоединения с женой. Дженн закричала, Филипп повернулся к ней, — в его глазах читались слезы и тоска, — а затем рухнул замертво.

Бэннон взвыл на небо, рубя мечом падающий дождь стрел. Он бросился на еще двоих норукайцев с такой яростью, что те отшатнулись назад, и Натан был вынужден помочь юноше, оставив Дженн рыдать над своим павшим мужем.

Пожар начал распространяться по городу. Никки потушила их столько, сколько смогла, но эта битва была проиграна. Колдунья поняла, что, если она не сможет прогнать этих атакующих, уже не будет значения, сгорит ли Ренда-Бэй.

Жители городка хорошо проявили себя, хотя к тому моменту по меньшей мере тридцать человек были избиты до беспамятства, связаны, и их тащили на первый корабль захватчиков. Десятки норукайцев поднимались на борт, топая по палубе. Громкий барабанный бой грохотал из трюма, весла поднимались и опускались, когда галерных рабов принудили оттолкнуть корабль от причала.

Никки призвала больше черных молний и швырнула их вниз, убив шестерых воинов Норукай, посчитавших себя в безопасности на борту отходящего корабля. Она и не полагала, что сможет остановить отчаливающее судно, поэтому колдунья посвятила свои усилия оставшимся захватчикам на берегу.

Более сотни работорговцев все еще продолжали атаку. Они видели Никки и ее силу, и некоторые, видимо, решили, что прекрасная, могущественная колдунья станет достойным рабом. Они были дураками.

Один из воинов с ужасной челюстью раскачивал булаву с шарами и цепью, а двое держали наготове свои сети, закрыв Никки с обеих сторон. Воины должно быть решили, что она будет легкой мишенью.

У колдуньи не было на это времени. Она протянула руку, направляя силу от одного к другому в быстрой последовательности, останавливая их сердца холодом. Мужчины упали замертво, запутавшись в своих же сетях.

Никки тяжело дышала, хватая воздух и разминая пальцы. У нее хватало сил чтобы вызвать еще один заряд огня волшебника. Этим она могла сжечь отступающий корабль работорговцев, но также и убить всех на борту, включая и новых пленников. А может, жертвы предпочли бы эту судьбу? Не ей было решать за них. Нет, она сразится с норукайцами здесь.

Никки призвала огонь волшебника и не стала концентрировать его в шар, а просто бросила шлейф смертоносных магических огней в шеренгу надвигающихся работорговцев, охватив брызгами, по крайней мере, тридцать из них. Неумолимое инферно не исчерпало себя. Даже капля огня волшебника, не больше, чем ее ноготь, продолжала жечь, пока не проходила сквозь жертву.

Извиваясь и вопя, норукайцы падали как деревья в лесу во время пожара. Несмотря на то, что она чувствовала себя истощенной из-за слишком большого расходования магии, Никки призвала обычный огонь и отправила его в полет. Огонь поразил паруса и мачты двух кораблей, повергая в огонь окрашенную ткань. Вскоре суда захватчиков охватило пламя.

Натан и Бэннон сразили каждый по пятнадцать или двадцать работорговцев. Мужчины продолжали атаковать своими мечами, как и сотни кричащих, разозленных жителей деревни. Норукайские копьеметатели бросили последние из своих копий в толпу, без разбора выбирали цели.

С последними силами Никки послала стену из ветра, сплошной таран из воздуха, который повалил воинов Норукай. Под натиском разъяренных и вооруженных жителей городка работорговцы, наконец, отступили.

Когда норукайцы отчаянно пытались погасить горящие паруса на своих разрушенных кораблях, жители накинулись на ближайший корабль с криками и проклятиями. Под аккомпанемент угрожающего барабанного боя, рабы на веслах стали отталкивать змеиное судно, отрывая его от причала и оставляя за собой обломки.

Никки достала нож и увидела, что у нее еще есть работа. Ей не нужна была магия, чтобы поубивать отставших, когда их корабли отступили. Ей, и жителям деревни, предстояла впереди еще долгая ночь.

Глава 24

Даже когда корабли Норукай, словно прихрамывая, исчезли в ночи, в Ренда-Бэй остались боль и ужас от последствий их погрома. Жители городка собрались вместе, чтобы потушить пожары, позаботиться о раненых, сосчитать мертвых — и пропавших без вести.

Натан взглянул на свой меч, весь покрытый спекшейся кровью. Его новая домотканая рубашка, которую Дженн сшила когда-то для своего мужа, теперь была порвана и пропитана кровью. Волшебник обнаружил себя уставившимся на ткань одежды, счищая липкую, мерзкую грязь. Магия была намного чище, чем это! Осознав, что сосредоточился на такой незначительной мелочи, волшебник понял, что чувствует сейчас последствия шока.

Он проверил ладони и руки, провел пальцами по своей голове, чтобы убедиться: возможно, он ранен и не замечает этого. В пылу битвы воин мог получить тяжелые ранения и не обратить на них внимания, пока не упадет замертво от потери крови. К счастью, Натан нашел лишь незначительные порезы, ссадины и шишку за правым ухом. Он даже не помнил, что его ударили.

— Я, кажется, вполне невредим, — пробормотал он про себя, оглядывая людскую суматоху. Кто-то стоял оглушенный и беспомощный, а другие бегали, отчаянно пытаясь помочь. Натан осознал с болью в сердце, что несмотря на краткое ощущение своего дара во время битвы, — магией сейчас он не владел, и не мог исцелить даже свои небольшие раны.

Бэннон Фармер выглядел потерянным и опустошенным, будто тряпка, отжатая и оставленная сушиться. Он был покрыт кровью, клочками вырванных волос, серыми ошметками мозгов и даже осколками костей, застрявших в ткани его рубашки. Во время битвы юноша сражался, будто одержимый духом войны — Натан никогда не видел ничего подобного. Теперь, однако, Бэннон выглядел как сломленный мальчик.

Натану же следовало беспокоиться о покалеченных и умирающих. Без могущественных целителей с даром, людям Ренда-Бэй требовалось ухаживать за своими ранеными традиционными способами. У них было всего несколько опытных лекарей, которые лечили болезни или ранения подобно рыболовному крючку, порвавшему нос Филиппа, оставившему длинный шрам.

Натан тяжело сглотнул, вспомнив этого человека. Дженн стояла на коленях рядом с телом своего мужа, лежащим на земле на праздничной площади; погасшая стрела все еще торчала из его горла. Он умер с выражением удивления на лице: по крайней мере, мужчина не страдал от боли. Дженн рыдала, склонив голову и вздрагивая плечами.

Переходя от человека к человеку, Натан помогал целителям перевязывать ножевые раны и стягивать тканью разбитые головы. Жертвы стонали и кричали от боли, поскольку врачи использовали иглу и нить, чтобы зашить самые ужасные порезы. Когда ночной бриз повеял ему в лицо, запах крови и дыма пересилил соленый, йодистый запах залива. Так много разрушений…

К счастью, Никки использовала все свои силы, а Натан знал, насколько грозной колдуньей она была. Он и сам являлся сильным волшебником — или, по крайней мере, был им когда-то. Будь с ним его дар сегодня, Натан, во избежание человеческих потерь, сам сплел бы заклинания столь же разрушительные, как у Никки. Налетчиков изгнали бы прежде, чем те успели высадиться на берег. Все эти люди, лежащие ранеными или мертвыми, были бы живы, заботились о своих посевах, ставили сети и день за днем плавали за новым уловом.

Он не справился. Магия его подвела — и, в свою очередь, он подвел людей Ренда-Бэй. Натан Рал потерпел неудачу.

Если бы только он мог забросать огнем волшебника суда Норукай, сжечь их паруса и отразить высадку захватчиков! Он мог использовать связывающее заклинание, чтобы помешать им двигаться, или даже наложить паутину сна и повалить их, как стебли скошенной пшеницы, вот тогда жители Ренда-Бэй могли связать работорговцев, захватить их корабли и освободить пленников, прикованных цепями к веслам, словно животные в загоне…

Натан сжал кулаки, стиснул зубы и крикнул:

— Я — волшебник!

Даже если пророчество покинуло этот мир, он не мог лишиться всего. Он отказывался верить в то, что с исчезновением пророчества пропали и его умения, и не важно, что там загадочно предсказала ведьма. Нет, магия по-прежнему была с ним — он это знал. Магия являлась его частью, и он был одаренным!

Натан почувствовал, как в нем вспыхнул гнев, по его предплечьям до самой груди прошло потрескивание, словно невидимая молния пронеслась по венам. Да, он узнал эту искру!

Магия, возможно, дремала в нем, но Натан ее пробудил, упираясь ногами и цепляясь в нее изо всех сил, как пленники, которых работорговцы тащили к своим кораблям.

— Я волшебник, и я контролирую свою магию! — сказал он сам себе. Он мог бы использовать ее, чтобы сейчас же помочь этим людям.

Волшебник заметил двух пожилых знахарок рядом с человеком, который издавал хриплые, булькающие звуки. Натан, все еще чувствуя восстанавливающее покалывание в пальцах и теле, поспешил к ним. Он мог им помочь.

Бедняга лежал на спине со сломанным норукайским копьем в груди. Зазубренный наконечник из кости хоть и прошел мимо сердца, все же пробил ему легкое. Кровь стекала с его синих губ, и мужчина беспрестанно кашлял. Тут его охватили судороги, и две целительницы, растерявшись, уже ничего не смогли для него сделать.

Когда Натан подошел, женщины покачали головами. Лицо жертвы исказилось тихой болью. Глаза округлились и остекленели. Он снова закашлял, и на губах выступила розовая кровавая пена.

— Мы можем только ждать, пока Мать моря заберет его, — сказала одна из женщин. По ее измазанному кровью лицу текли слезы.

Натан взглянул на сломанное древко, вертикально торчащее из тела умирающего мужчины.

— Нам надо удалить копье, — сказал он.

Вторая женщина покачала головой.

— Если вы сделаете это, бедняга сразу умрет. Пусть человек побудет в мире и спокойствии.

— Он умрет если даже оставить копье. — Лазурные глаза Натана были непреклонны. — Возможно, есть шанс. Это превосходит ваши умения, но у меня есть магия — позвольте мне попытаться. — Две женщины уставились на Натана, и он попросил их уйти. — Вы можете оказать посильную помощь остальным.

Они кивнули, осторожно коснулись умирающего и поспешили к другим покалеченным горожанам.

Едва знахарки исчезли, Натан схватил скользкое от крови копье. Как можно мягче и аккуратнее, чтобы причинить мужчине меньше боли, он вытащил древко. Умирающий, задыхаясь, вскрикнул. Изо рта его хлынула кровь, а из рваной дыры в груди она вырвалась красным потоком. Бедняга корчился, а его поврежденное легкое издало громкий всасывающий, хрипящий звук. Ему осталось жить несколько минут.

Натан призвал магию, ухватившись за ее покалывание, коснулся своего Хань и усилил ее до всплеска, до целого потока энергии. Магия Приращения. Он делал это много раз прежде — очень много раз. Для него, как одаренного, это являлось детской игрой, и волшебник знал, что сможет ее контролировать.

Натан прижал руки к зияющей ране, придавив ладонями поток крови. Он чувствовал силу исцеления и позволил магии политься через него. Своим вернувшимся даром волшебник разыскал порванные кровеносные сосуды, разорванные ткани легких в грубой дыре, которую оставило копье в груди и спине. Он мог соединить мышечные волокна, срастить расколотые фрагменты костей. Он мог все исправить! Связав все это воедино, можно снова сделать этого человека целым… целым, как ведьма Рэд и сказала Натану о нем самом. Снова стать целым! Дар не покинул его. Магия все еще была ему подконтрольна, хотя Кол Адэр он еще не отыскал.

Натан стиснул зубы и сосредоточился сильнее, исцеляя этого человека. Магия извивалась, как змея, пытаясь вырваться, но Натан делал все от него зависящее. Он мог исцелять. Все было под контролем. Его сила снова была с ним!

Неожиданно, коварно извиваясь, магия исцеления вырвалась, отпрянула, и сделала совершенно противоположное его намерениям. Вместо того, чтобы запечатать кровоточащую рану, магия отскочила с рикошетом, обернувшись монстром, который, вместо восстановления, принялся уничтожать.

Магия продолжала течь из Натана, когда он прижимал ладони, чтобы остановить кровь, и произошло непоправимое обратное действие — ребра несчастного вышли наружу и вывернули рану от копья до огромных размеров. Сердце и легкие вывалились в ужасном взрыве крови и тканей. Мужчина даже не успел вскрикнуть — он откинулся назад, выгнув шею, а затем рухнул.

Натан уставился на свои залитые кровью руки с отвращением и недоумением. Он чувствовал магию и пытался исцелить этого беднягу… но вместо спокойной смерти человека разорвало, как перезрелый плод. И это сделал Натан! Он все равно бы умер, но не так!

Натан отшатнулся, открывая и закрывая рот, но слов подобрать не мог. Он думал, что утратил свою магию, но это было хуже, чем просто остаться бессильным! Дар обратился против него. Если его способности вернулись, то почему он не смог их контролировать?

Волшебник в смятении смотрел на жуткий, искореженный труп, в уверенности, что сейчас набежит толпа, обвинив его в ужасном преступлении. Натан сомневался, что даже в свои самые худшие дни, Госпожа Смерть — Никки — совершала подобные ужасные вещи.

Волшебник, подняв глаза, встретил остекленевший взгляд Бэннона. Казалось, молодой человек пребывал в ужасе от событий этой ночи, и этот новый случай не сильно на него повлиял.

Желчь подкатила к горлу волшебника, он отвернулся, его плечи поникли. Натан не хотел, чтобы Никки тоже это видела, хотя, возможно, колдунья могла помочь ему понять, что же произошло. Как мог его дар так жестоко обратиться против него? Сейчас, даже чувствуя вновь вернувшуюся магию, он больше не смел ее использовать. Возможно, это приведет к еще худшим бедствиям.

Еще одна поразительная мысль пришла в голову: а реши он бросить шар огня волшебника на один из кораблей Норукай во время битвы? Если яростные, раскаленные до бела сполохи нанесли обратный удар, это уничтожило бы половину городка Ренда-Бэй.

Натан застонал и отошел от людей, которые подкладывали под головы свернутую ткань, занимались перевязкой раненых и бандажом сломанных костей. Ему было стыдно и страшно.

Он был опасен.

Натан схватил ведро и присоединился к группе людей, борющихся с огнем, чтобы помочь потушить последние возгорания, которые до сих пор распространялись по городу. Этим самым, по крайней мере, он не нанесет большой урон.

Глава 25

Пожары в Ренда-Бэй полыхали до утра, остатки дыма продолжали завиваться в сером небе, перекрашивая рассвет. Дома и лодочные навесы все еще тлели, некоторые обгорели до почерневших каркасов. Группа рыбаков спасала шесть лодок из разрушенных доков, а люди по всему городу с потухшими взорами оценивали ущерб, разговаривая подавленными голосами.

Никки размышляла о непринужденной жизни предыдущего дня: о спокойных соседских беседах, о незамысловатой городской деятельности и маленькой, но оживленной рыночной площади, — о том, что обычная жизнь теперь разрушена мечами, огнем и кровью из-за прошедшего набега.

Бэннон, казалось, пребывал в ступоре, сидел, приходя в себя на треснутой деревянной скамье рядом с опрокинутым корытом для потрохов. Серебряная рыбья чешуя в утреннем свете усыпала деревянную емкость, словно мелкие монетки. Он обхватил плетеную кожей рукоять Крепкого обеими руками, как бы набираясь из него силы. Рубашка юноши была разорвана и заляпана сажей и кровью.

Подойдя к нему, Никки заметила по крайней мере пять глубоких порезов на его руках, по всей спине и плече. Молодой капустный фермер погрузился в свои мысли, переваривая последствия битвы. Выглядел он состарившимся.

Никки, несмотря на усталость из-за слишком большого расхода магии во время битвы и лечения тяжелораненых, все же нашла немного силы, чтобы исцелить порезы и раны Бэннона. Тот даже их не замечал.

Натан подошел к ним с замученным взглядом, его длинные белые волосы и заимствованная рубашка покрывала слипшаяся кровь. На ладонях кровь высохла и спеклась.

Когда Бэннон поднял взгляд на своего наставника, на лице юноши появились признаки жизни. Натан сказал мягким голосом:

— Ты сражался прошлой ночью как непревзойденный воин, как если кто-то наложил на тебя чары буйной ярости, но я знаю, что это не заклинание.

Лицо молодого человека было бледным и подавленным.

— Работорговцы атаковали деревню. Мне пришлось сражаться. Что еще я мог сделать?

— Ты сделал все как надо, — признала Никки. — Сражался яростней, чем даже в битве с шелки.

— Это были работорговцы, — произнес юноша, будто этого объяснения вполне хватало. С явным усилием, Бэннон пытался совладать с собой, и даже справился с притворной, злобной улыбкой. — Именно это я и должен был делать. Я ненавижу даже мысль о том, что людям пришлось пострадать… и многих поработили. Они… у них была славная жизнь, здесь, в Ренда-Бэй, и я не хотел, чтобы она разрушилась.

Никки взглянула на Натана. Тот скептически нахмурился. Никто из них не доверял объяснению Бэннона.

— Это приемлемый ответ, — сказала Никки, — но он не полный. Скажи мне правду.

На лице юноши отразилась тревога.

— Я… я не могу. Это тайна.

Колдунья знала, что пришло время быть жесткой, надавить на него так, чтобы он ответил. Раны Бэннона были намного глубже, чем на самом деле, и могли стать либо грубыми шрамами, либо опасными, незаживающими рубцами. Ее мнение о юноше изменилось на прошлой неделе, и Никки подозревала, что он не просто наивный и беззаботный деревенский мальчишка. Ей нужно было выяснить о нем больше.

Схватив Бэннона за рубашку, она подняла парня на ноги и приставила лицом к себе, чтобы привлечь его внимание к своим обжигающим голубым глазам.

— Мне не нужны твои секреты, чтобы пощекотать свое любопытство, Бэннон Фармер. Я спрашиваю, потому что мне нужно знать ответ. Ты наш спутник, и поэтому твои действия могут повлиять на мою собственную миссию. Может, ты ненадежный? Может, ты представляешь опасность для меня и тому, что я должна сделать для лорда Рала? — Она смягчила голос. — Или ты просто храбрый, но безрассудный боец?

Шатаясь, Бэннон посмотрел на колдунью, а затем на Натана умоляющим взглядом. Он оторвал взгляд от сожженных обломков ближайшего судна Норукай, наполовину затонувших в спокойной бухте. Никки внезапно вспомнила, как странно вел себя молодой человек, когда они расположились лагерем возле древнего остова потерпевшего бедствие корабля-змея.

— Ты уже видел эти корабли раньше, — прошептала она. — Ты знаешь о Норукай.

Наконец, он произнес:

— Это из-за Иэна… моего друга Иэна. Работорговцы… — Он глубоко вздохнул. Его карие глаза были налиты кровью от огня и дыма, а также от судорожных рыданий. Глаза эти содержали гораздо больше тайн, ясную и отчетливую память о детстве, которую надо было вскрыть, чтобы выявить истину.

Вытягивая из себя слова, словно человек, отдающий свои сокровища ростовщику, Бэннон начал свой рассказ.

— Мы с Иэном были друзьями детства на острове Кайрия. Бегали к берегу друг с другом наперегонки по ветреным лугам, и однажды обошли весь остров — нам потребовался целый день. Это был весь наш мир. Мальчишками, мы пололи сорняки на полях и помогали собирать кочаны капусты, но в основном оставались предоставлены самим себе. У нас с Иэном была особая бухта на дальней стороне острова, где мы могли обследовать лужи от прилива. Большую часть времени мы просто играли — лучшие друзья, одногодки. Тринадцатилетние на тот год… в тот последний год.

Его голос стал хриплым и напряженным.

— Однажды утром мы с Иэном встали рано, потому что знали, что прошел отлив. Мы отправились в нашу особую бухту, спускаясь вниз по песчаным утесам, ища твердую опору, насколько были способны мальчишки. С собой взяли пустые мешки, привязанные к поясам, так как знали, что принесем домой хороший улов моллюсков и крабов к ужину. В основном мы наслаждались компанией друг друга, не сильно стремясь возвращаться домой… где не было спокойно. — Он сказал это мрачным голосом.

— Ты всегда описывал свой остров как идиллически превосходный, но скучный, — напомнила ему Никки.

Юноша обратил к ней свои печальные, пустые глаза.

— Ничто не бывает безупречно, колдунья. Разве не ты говорила мне об этом? — Бэннон покачал головой и уставился на дотлевающий корабль Норукай.

— В тот день наше с Иэном внимание занимали лужи после отлива. Мы выискивали крабов-отшельников, удирающих среди морских анемонов, и маленьких рыбок, которые оказались в ловушке до следующего прилива. Вот так и не заметили лодку работорговцев, обходящую мыс. Шесть норукайцев заметили нас, погребли к берегу и спешно высадились. Прежде чем мы с Иэном это заметили, нас уже окружили. То были крепкие, мускулистые мужчины с бритыми головами и с этими ужасными шрамами зашитых ртов. При них были сети, веревки и дубинки. Они — охотники… а мы просто добыча. — Бэннон моргнул. — Это мне напомнило группы охотников из моей деревни, которые шли по травянистым пастбищам и по мысам с сетями и стучали по горшкам, чтобы загнать и окружить коз для зимнего убоя. Норукай вели себя также. Они пришли за мной и Иэном. Мы закричали и побежали, Иэн опережал меня. Я подбежал к подножию утесов и стал взбираться, прежде чем первые двое работорговцев смогли меня догнать. Я был вне их досягаемости, но моя нога соскользнула, и я упал. Мужчины схватили меня, раскачали и бросили на каменистый пляж, выбив воздух из моих легких, так, что я не мог издать ни звука. Иэн что-то кричал на половине пути от пляжа. Он почти убежал. — Бэннон шмыгнул носом. — Он мог бы уйти. Я отбивался, но их было двое, а норукайцы очень сильны. Они пытались связать мне руки. Другой работорговец схватил меня за ноги. Я не мог вырваться, даже не мог кричать, а когда я перевел дыхание, мой голос охрип. Я брыкался и пинался. Когда они обматывали веревку по моим запястьям, я услышал громкий крик: Иэн вернулся, крича на работорговцев. Те бросили на него сеть, но промахнулись, Иэн увернулся и подбежал ко мне. В борьбе он схватил одну из норукайских дубинок и ринулся через каменистый пляж, прыгая через лужи. Мой друг вернулся, чтобы спасти меня. Иэн замахнулся дубинкой. Я услышал треск черепа одного из тех, кто пытался меня связать. Кровь хлынула у него из глаз и носа. Ворча, другой мужчина вцепился в Иэна, но мой друг врезал тому по зубам, превратив его губы в месиво. Иэн кричал, чтобы я бежал, и я сорвал с себя путы, вскочил на ноги и понесся к утесу из песчаника. Я бежал, как никогда раньше. Скинув веревки с запястий, я стал взбираться, спасая свою драгоценную жизнь. Иэн что-то кричал, но я не оборачивался. Я не мог! Я нашел первую твердую опору и поднялся выше. Мои пальцы кровоточили, ногти сорвались. — Бэннон тяжело дышал, рассказывая эту историю. На лбу юноши заблестел пот. — Я взбирался выше и выше, а затем обернулся и увидел работорговцев, окруживших моего друга. Двое из них снова бросили сеть. Мужчины, у которых он сумел отнять дубинки, теперь били его кулаками. Они столпились вокруг него и не давали вырваться. Иэн кричал.

Голос Бэннона превратился во всхлипывания.

— Иэн вернулся, чтобы спасти меня. Он рисковал своей жизнью, чтобы остановить тех людей, пытавшихся меня связать. Он сделал это, чтобы я мог убежать! Но когда норукайцы схватили его, я замер и мог только наблюдать, как его, запутавшегося в сети, били ногами, снова и снова. Когда Иэн кричал от боли, те лишь смеялись. Я видел кровь, текшую из раны на его лице — и не предпринимал никаких действий. Мужчины связали его запястья и лодыжки веревкой, а я просто смотрел. В этой сети должен был оказаться я. Мой друг помог мне, а я просто наблюдал!

Бэннон ослабил хватку и позволил Крепкому упасть с грохотом на землю. Он, словно прячась, прижал ладони к глазам.

— Я был на полпути вверх по утесу, когда работорговцы снова двинулись ко мне, и меня охватила паника. Взобравшись наверх, я снова посмотрел на пляж. Норукайцы тащили моего друга к баркасу. Он все еще боролся, но я знал, что потерял его. Потерял! Я поймал последний взгляд Иэна, полный отчаяния. Иэн знал, что он никогда не сможет сбежать… и он знал, что я не вернусь, чтобы спасти его. Даже на таком большом расстоянии его глаза встретились с моими. Я бросил его. Мне хотелось кричать, что мне жаль, хотел пообещать, что приду за ним, но голос пропал. Я задыхался. — Он отвернулся. — Это все равно было бы ложью. Иэн уставился на меня с потрясением и в смятении, как будто не мог поверить, что я его предал. Я заметил ненависть в этих глазах, перед тем, как работорговцы бросили моего друга в лодку. И я просто побежал.

Бэннон тряс головой, всхлипывая.

— Я покинул своего друга. Я ему не помог. Он вернулся, чтобы спасти меня, а я… я просто спасал себя, убегая. — Голос парня напрягся, и он снова всхлипнул. — Милостивая Мать моря, он боролся за мое спасение, а я его бросил.

Молодой человек взглянул на кровь на рубашке, на порезы на руках. Он коснулся глубокой раны на шее и вздрогнул от удивления, явно не помня, как ее получил. Слезы в его глазах не могли смыть жалящие, болезненные воспоминания.

— Вот почему я так яростно сражался с работорговцами здесь, в Ренда-Бэй, и почему я так сильно их ненавижу. Я оказался трусом, когда норукайцы забрали Иэна. Тогда я не сражался, но теперь у меня есть меч, и я буду биться до последнего вздоха. — Он поднял Крепкий с земли и осмотрел, довольный тем, что лезвие все еще выглядело острым. — Я не могу спасти Иэна, и больше никогда его не увижу… но я буду убивать работорговцев всякий раз, когда они мне попадутся.

Глава 26

Целый день разгребая завалы скорбящие жители Ренда-Бэй порядком измотались. Со смертью Холдена, человек по имени Тэддиус взял на себя должность городского главы. Тэддиус был мускулистым рыбаком с квадратным лицом, с длинной, вьющейся бородой. Жители городка его любили, но мужчина, казалось, находился совершенно не в своей стихии.

Никки весь день наблюдала за людьми. Она ненавидела рабство, и в том была ее миссия — прекратить тиранию и угнетение во имя лорда Рала, а также для успокоения своей собственной души. В некотором смысле, именно так она могла помочь спасти мир для Ричарда, но сомневалась, что это является тем пророчеством, что ведьма имела в виду.

Натан и Бэннон смыли грязь с рук и лиц, но их волосы все еще оставались спутанными, а одежда испачкана давно засохшей кровью.

Собравшись, жители устроили торжественную процессию к кладбищу на склоне холма, вытянувшись в ряд с мулами и лохматыми волами, запряженными в телеги для перевозки мертвых. Народ, утомленный, удрученный и убитый горем, разошелся, чтобы отметить места захоронения для тридцати девяти жителей, погибших в битве. Горожане несли кирки и лопаты, но казалось, что их страшила эта задача: копать все эти могилы.

— Мы также должны установить двадцать два деревянных столба, — сказал Тэддиус дрожащим голосом, — чтобы помнить хороших людей, взятых в плен захватчиками.

— Выбейте имена в камне, и сделайте деревянные вехи, — сказала Никки. — Я использую свой дар и помогу вам с другой работой. — Она выпустила поток магии, убрав в сторону дерн и грунт на склоне холма, выкопав ровную могилу. Это было несложно, и колдунья продолжила процесс, сделав похожую могилу рядом с первой, а затем третью. Ей предстояло вырыть их еще много.

Люди наблюдали. Они слишком устали, чтобы удивляться и были слишком напуганы, чтобы выразить свою признательность. Закончив тридцать девятую могилу, Никки отошла в сторону, чувствуя усталость.

— Я искренне надеюсь, что вам их не понадобится больше в ближайшем будущем.

С небольшой церемонией и обещанием, что оплачут их позже, люди Ренда-Бэй похоронили своих мертвецов. Мужчины и женщины произносили вслух имена, вынимая каждое тело из телеги и опуская в могилу — и фермеров, и плотника, и веселого пивовара, двоих маленьких мальчиков, погибших при пожаре в доме, в котором они нашли убежище, и городского главу Холдена, который отказался от своей морской жизни, чтобы возглавить Ренда-Бэй.

Портниха Дженн произнесла имя своего мужа и зарыдала, склонив голову над могилой, когда тело Филиппа было спущено вниз и засыпано землей.

— Он просто хотел строить лодки, — сказала она. — После того случая с рыболовным крюком мой муж предпочел остаться на суше. Он думал, что так будет безопаснее. — Ее плечи вздрогнули. — Безопаснее…

Натан стоял рядом с маленькой женщиной, его взгляд помрачнел, и он опустил голову. Неловко, швея протянула ему свернутое серое одеяние. — Это еще одна рубашка Филиппа, Натан. Ты сражался с нами, ты спас меня, и… — Голос ее сорвался, когда она всхлипнула. Женщина шмыгнула носом, ее губы задрожали. — Твоя новая рубашка испортилась. Филипп хотел бы, чтобы ты принял эту.

— Это была бы честь для меня. — Волшебник прижал чистое белье к груди.

Хотя они и сражались вместе с людьми Ренда-Бэй, Никки не чувствовала, что ее миссия здесь завершилась. После того, как могилы были засыпаны, и резчики по дереву вырезали имена на новых столбиках, колдунья обратилась к жителям, прежде чем те покинули кладбище.

— Вот почему вам нужен лорд Рал, — сказала она. — Его цель — прекратить насилие и кровопролитие, уничтожить работорговлю, чтобы все были свободными и могли жить своей жизнью. Да, он далеко, но армия Д'Хары не потерпит такого беззакония и угнетения. Это займет время, но мир изменится — мир уже изменился. Вы, наверное, заметили звезды.

Люди бормотали, слушая ее с мрачным настроением после всех их испытаний.

Никки продолжила речь уверенней:

— Но вы должны нести ответственность за самих себя. Когда наладите быт, отправьте представителей в долгое путешествие на север, в Народный дворец. В Д'Харе они поклянутся в своей верности лорду Ралу и расскажут ему, что здесь произошло. Расскажут о странах древней империи, которые нужны лорду Ралу, и он вас не подведет.

— Прежде чем отправлять посланников, — добавил Натан, — мы напишем для него сообщение, а также краткое изложение того, что видели мы сами. Если кто-то мог бы его доставить, мы были бы очень благодарны.

Тэддиус тяжело сглотнул.

— Несмотря на то, что вчера они потерпели поражение, Норукай вернутся. Как скоро ваш лорд Рал отправит свою армию?

Никки не закончила.

— Нельзя просто ждать помощи. Все люди сами несут ответственность за свои жизни, свои судьбы. Вы должны улучшить оборону и вам понадобится больше, чем сигнальный костер и смотровая башня. Работорговцы уверены в вашей слабости, и именно поэтому они охотятся на вас. Самый лучший способ обеспечить себе спокойствие, это сила. Вероятно, прошлая ночь стала для них уроком. Мы оказались здесь вовремя и помогли вам, но этого вам больше не понадобится, если вы сами перестанете быть жертвами.

— Вы можете научиться защищаться, — вставил Бэннон, отводя взгляд. — Как это сделал я.

— Но как? — спросил Тэддиус. — Возвести стены вдоль берега? Протянуть цепь ограждений по всей гавани? Как нам собрать армию? Где мы возьмем оружие? Мы же просто рыбацкая деревня.

— В дополнение к сигнальному костру и смотровой площадке, — предложил Натан, — постройте сторожевые башни по обе стороны гавани, и будете готовы послать дождь огненных стрел на головы налетчиков, что подберутся к вам. Держите несколько баркасов наготове, чтобы выйти и потопить норукайцев, прежде чем они войдут в гавань. Суда налетчиков сгорят, прежде чем смогут добраться до берега.

Никки добавила твердым голосом:

— Норукайцы — работорговцы, а не завоеватели. У вас есть преимущество, так как они хотят взять вас живыми, иначе какая им будет польза. Другие бы просто вас всех перебили.

— Я была бы счастлива сама поубивать их, — прорычала Дженн.

Никки была с ней согласна.

— Пусть ничто вас не сдерживает. Вооружите своих людей, чтобы они могли лучше сражаться.

— Держите багры и копья наготове на причале, — сказал Бэннон. — Даже если работорговцы прорвутся, ваши люди смогут с ними сразиться, когда те попытаются высадиться.

— Заставьте их подумать дважды, прежде чем они вернутся сюда вновь, — сказала Никки. Она заметила возрастающую решимость среди людей, как медленно разгорающийся огонь, и осталась довольна. — Когда ваши раны станут шрамами, и вы отстроите свои дома, не забывайте, что здесь произошло, или это повторится вновь.

На следующий день Никки, Натан и Бэннон отправились к небольшому зданию, которое служило городской ратушей Ренда-Бэй. Внутри пахло дымом. Три стеклянных окна были разбиты, крыша частично обгорела, но жители успели погасить огонь, прежде чем тот нанес серьезный урон.

Осанка мускулистого главы городка казалась сгорбленной из-за взвалившихся на него обязанностей.

— Мне понадобятся рабочие, чтобы помочь восстановить это помещение, но это займет время. Наша первоочередная задача — укрепить нашу оборону, как вы и сказали. — Тэддиус взглянул на троицу с надеждой. — Не могли бы вы остаться, чтобы защищать нас? Мы видели, насколько могущественна ваша магия, колдунья. И волшебник мог бы попытаться использовать свою магию.

У Натана был болезненный вид.

— Нет… это может быть опасно.

Никки прикусила нижнюю губу.

— У меня есть большая цель на службе лорда Рала, и теперь мы должны двигаться дальше. Шторм сбил с курса «Идущий по волнам», и нам необходимо взглянуть на карты и определить, где мы находимся.

— Нам нужно найти место под названием Кол Адэр, — сказал Натан. Он похлопал книгу жизни в кожаной сумке. — Нам было сказано, что нас там ждет нечто важное.

— У нас есть кое-какие карты, — сказал Тэддиус, рассеянный и встревоженный. — Они где-то здесь. — Мужчина порылся в шкафах Холдена, отодвигая в сторону старые документы, в которых перечислялись имена зарегистрированных рыбацких лодок, реестр налогов и карты землевладений. Наконец он нашел старую и оборванную карту, показывающую Призрачный берег — южную часть Древнего мира, отмеченную паутиной четких прямых линий, соединяющих территорию.

— Это имперские дороги, построенные Императором Джеганем для перемещения его армии, но он провел мало времени на далеком юге. Все, что я знаю, это то, что портовые города Зерримунди и Херимус где-то здесь. — Тэддиус указал на вершину карты. — Дальше на севере —Танимура. До меня доходили слухи о Новом мире, но я ничего о нем не знаю.

Пока Никки изучала карту, Натан достал свою книгу жизни и быстро набросал некоторые детали на свои зарисовки, исправляя некоторые грубые неточности местности, которую они посетили.

— Кол Адэр… — Тэддиус тяжело опустился в кресло за старым столом Холдена. Брови нахмурились, когда мужчина смотрел на карты, но они казались ему незнакомыми. Он поскреб свою кудрявую бороду. — Сам я лично почти не бывал за пределами Ренда-Бэй. Даже в своей рыбацкой лодке я никогда не заплывал вне поля зрения побережья. Хотя из историй, слышанных мной о далеких странах, я считаю, что Кол Адэр находится внутри материка, за пределами горного хребта, за огромной плодородной долиной, и дальше за горами. Место, которое вы ищете, укрыто где-то в тех горах… если верить рассказам.

Глава провел рукой по восточной части карты, словно изображая рельеф на исцарапанном столе.

— Сюда давно издалека не заходили путники. — Он указал на середину карты. — Но мы знаем о других поселениях вверх по реке, портах, шахтерских городках, деревнях. — Тэддиус заметно вздрогнул. — А вот там, в море, есть острова, обдуваемые ветрами труднопроходимые скалы, в которых живут норукайцы. — Он прервался, а затем продолжил вполголоса: — Я бы не советовал вам туда соваться.

— Мы и не собираемся, — сказал Натан. — Мы ищем Кол Адэр.

— Можете ли вы снабдить нас провизией, снаряжением, одеждой, для нашего путешествия? — спросила Никки. — Мы практически все потеряли в кораблекрушении.

— Ренда-Бэй должна вам гораздо больше, чем мы сможем когда-либо отплатить, — произнес Тэддиус.

— Если вы отправите своих эмиссаров в Д'Хару с нашим посланием к лорду Ралу, то вы отплатите этим сполна.

Оставшись еще на один день чтобы помочь селянам обустроить жизнь, троица снова отправилась в путь. Все одели чистую одежду. Меч Бэннона, заточенный и смазанный маслом, висел на боку в ножнах. Изысканный меч Натана также был вычищен, отполирован и заточен.

Бэннон казался чем-то взволнован, когда они вышли на дорогу.

— Можем ли мы сделать небольшой крюк через кладбище? Я хочу кое-что сделать.

— Мы уже отдали дань памяти павшим, мой мальчик, — возразил Натан.

— Мне нужно другое, — сказал Бэннон.

Никки заметила, что молодой человек изменился после недавних событий. Он больше не казался таким веселым и наивным… или, может, его хорошее настроение всегда было неким театральным действием.

— Я не хочу задерживаться надолго, — сказала она.

— Спасибо, — произнес молодой человек.

Путники шли по склону холма, пока не достигли новых могил — свеженасыпанной земли, в которой лежало тридцать девять покоящихся тел. Бэннон сразу направился к тем могилам, что были утыканы деревянными вехами. Двадцать два новых столба, вбитые в землю, содержали имена людей, взятых в плен работорговцами.

Бэннон, сжав кулаки, брел среди столбов, пока не выбрал один — из чистого, светлого, ошлифованного дерева. На одной стороне жители городка вырезали имя «МЕРРИАМ».

Бэннон опустился на колени с противоположной стороны вехи. Юноша вытащил меч и, неловко его держа, острием вырезал три буквы в свежем дереве. Слезы блестели в его глазах, когда он смотрел на имя.

«ИЭН».

Натан торжественно кивнул.

Бэннон встал и вложил меч обратно в ножны.

— Теперь я готов отправиться в путь.

Глава 27

Они шли вдоль реки вглубь материка, оставив городок Ренда-Бэй и ожидая встретить «Неизведанные земли» — фермы, поселки лесорубов и горняцкие поселения, о которых упоминал Тэддиус. Может, кто-нибудь там знает больше о Кол Адэр и укажет им направление.

Изредка по реке проплывали плоскодонки: фермеры или торговцы везли свои товары в Ренда-Бэй. Рулевые на лодках шестами направляли нагруженные посудины вниз по течению. Кто-то приветственно махал руками, другие просто провожали взглядом незнакомцев, идущих вдоль реки.

После испытаний с кораблекрушением, Никки словно ощутила новый толчок к действиям. Ее длинное черное дорожное платье было вычищено и залатано. Натан одел домотканую рубашку, оставшуюся от Филиппа, и у Бэннона также появился новый комплект одежды.

Когда путники шли все дальше по долине реки, у Бэннона, казалось, снова возникли его приятные фантазии о жизни, но теперь Никки поняла, что улыбка парня и его оптимизм были всего лишь показными. Сейчас она это видела. По крайней мере, тот больше не пытался с ней заигрывать: она выбила из него это глупое влечение.

Но молодой человек был не из пугливых. Он приблизился к ней, завязав разговор.

— Колдунья, сдается мне, что, как и пророчества, желания иногда исполняются неожиданным образом. И твое желание сбылось.

Она прищурила голубые глаза.

— Какое желание?

— Жемчужина желаний, которую я дал тебе на «Идущем по волнам». Помнишь?

— Я выбросила его за борт, чтобы задобрить королеву шелки, — сказала Никки.

— Произошла цепочка событий. После того, как ты загадала желание, мы отплыли на юг, были атакованы шелки и тот шторм разбил корабль. Но мы нашли камень-указатель, подтвердивший пророчество ведьмы. Затем мы направились в Ренда-Бэй, где сразились с работорговцами, и глава города рассказал нам, что он знает о Кол Адэр. Понимаешь? Это было твое желание — добраться до Кол Адэр. — Он развел руками. — Это же очевидно.

— Твоя логика также же прямолинейна, как у пьяницы, спускающегося по ледяному холму в бурю, — сказала она. — Свои желания я воплощаю сама, и свою судьбу тоже. Никакая магия шелки не изогнула события всего мира вокруг моих желаний, лишь для того, чтобы поместить нас сюда, именно в это место. Мы бы в любом случае вышли сюда сами.

— Желания опасны, как и пророчество, — вмешался Натан, приближаясь к ним. — Они часто приводят к неожиданным результатам.

— Тогда я буду осторожна, чтобы не загадать более легкомысленных желаний, — сказала Никки. — Я из тех, кто самолично определяет свою собственную жизнь.

Путешественники шли уже несколько дней и им встретились несколько поселений, больших и малых. Натан и Никки собирали любую информацию, которую только могли, и рассказывали об империи Д'Хара и о новом правлении Ричарда. Жители отдаленных деревень слушали новости, но такая неясная и далекая политика мало влияла на их повседневную жизнь. Натан обозначал названия деревень на своей рисованной карте, и они двигались дальше.

Однажды, когда он представился как волшебник Натан Рал, жители деревни попросили продемонстрировать его возможности, и он смутился в замешательстве. «Что ж, магия, это особенная вещь, друзья мои, ее не используют для игр и представлений», сказал он.

Никки, услышав это, зыркнула на него скептическим взглядом. Когда Натан обладал своими способностями, он использовал их при каждом удобном случае, если считал это полезным. Теперь, однако, волшебнику пришлось притворяться, что подобные демонстрации были ниже его достоинства. Когда деревенские дети узнали, что Никки колдунья, вместо Натана стали приставать к ней, хотя лишь один ее взгляд заставил ребятню быстро пересмотреть свои просьбы.

Бэннон предложил показать трюки со своим мечом, но это их не заинтересовало.

Когда они покинули эту деревню, Натан тихо поклялся:

— Больше не буду упоминать о своей магии… пока снова не стану целым после посещения Кол Адэр. Сейчас же не осмелюсь даже и пытаться.

— Тебе все же стоит попробовать, — предложила Никки, когда они продолжили путь по лесистой дороге. — Ты вообще чувствуешь свой Хань? Возможно, ты и потерял свой дар, но мог бы его вернуть.

— Или навлеку ужасающие бедствия. — Лицо Натана посерело. — Я не рассказал тебе, что случилось в Ренда-Бэй, когда я… пытался исцелить мужчину.

Путники продолжили путь по хорошей дороге, в предгорья, после того, как река разветвилась, и они выбрали северный ее рукав.

— Я видела как ты помогал некоторым раненым, — сказала Никки.

— Ты не видела ничего. — Натан смахнул рукой муху, кружащую возле его лица. — Бэннон был свидетелем… но до сих пор мы это не обсуждали.

Молодой человек моргнул.

— Я так много видел в ту ночь, но сейчас думаю, что мои воспаленные глаза не могли воспринять всего. Я не помню… Я совсем ничего не помню.

— Одно из норукайских копий пронзило грудь мужчины, и тот умирал, — начал Натан. — Даже целительницы знали, что его нельзя спасти. Но я ощутил в себе намек на магию. Я был в отчаянии, и хотел себя проявить. Видя, как ты спасала город с помощью своего дара, колдунья, я понимал, что тоже мог бы помочь. Я был в ярости и хватался за любую слабую искру магии, затем что-то почувствовал и попытался это использовать.

Волшебник прервался, будто запыхавшись, хотя дорога была вполне ровной, и вытер пот с шеи. Груз его рассказа казался таким тяжким бременем, что тот не мог идти и говорить одновременно. — Я хотел его исцелить… но многое изменилось во мне. Добрые духи, я больше не могу понять свой дар. Думая, что коснулся своего Хань, я выпустил то небольшое количество силы, что смог обнаружить: это должна была быть магия Приращения. Я хотел соединить ткани человека, залатать его легкие, остановить кровотечение… — На лазурных глазах Натана заблестели слезы.

Никки и Бэннон остановились.

— Я пытался его исцелить… — голос Натана срывался. — Но моя магия сделала все наоборот. Произошла отдача, и вместо того, чтобы закрыть раны бедняги и остановить кровь, мои чары… разорвали его на части. Несчастного разворотило, но я лишь пытался его спасти!

Бэннон с ужасом посмотрел на волшебника.

— Кажется, я припоминаю. Я уставился прямо на него, но… не видел, или не верил тому, что видел.

Никки пыталась понять сказанное Натаном.

— Ты почувствовал, как магия вернулась к тебе, но все произошло противоположно тому, что ты намеревался сделать?

— Я не знаю, было ли это в точности наоборот… это было неподвластно контролю, и в то же время дико. Мой Хань казался мстительным, он боролся с моими действиями. Этот бедный человек… — Он посмотрел на Никки. — Полагаю, колдунья, если бы я высвободил такую магию в битве с норукайцами, я вполне мог бы уничтожить всю Ренда-Бэй. Я мог бы погубить тебя и Бэннона.

— Чувствуешь ли ты сейчас в себе дар? — спросила Никки.

Натан колебался.

— Может быть… я не уверен. И ты должна понять, что я боюсь даже пробовать. Могу ли я так рисковать? Нет, не хочу даже пытаться. Что, если я попытаюсь создать простой огонек на ладони, и вместо этого разгорится обширный лесной пожар? Те деревенские дети, которые выпрашивали небольшой фокус… Я мог бы убить их всех. Магия, которую я не могу контролировать, — хуже, чем вообще отсутствие магии.

— Это зависит от обстоятельств, — сказала Никки. — Если нас преследует армия чудовищных воинов, неконтролируемый лесной пожар может оказаться весьма кстати.

Как обычно, Бэннон попытался подбодрить своих спутников:

— Очевидно, наше лучшее решение — найти Кол Адэр как можно скорее. Это вернет нам нашего волшебника.

— Да, мой мальчик, очень простое решение, — вздохнул Натан, зашагав по дороге быстрым шагом.

Три дня спустя, миновав лесистые холмы со слабыми признаками жилищ людей, они вышли на широкую имперскую дорогу, которая пересекала неровную местность и уходила вниз в обширную долину. Дорога имела направление на север, словно прямое копье, брошенное Джеганем в сторону Нового мира.

С гребня холма путники смотрели вниз на заброшенный тракт, когда-то давно проложенный великой армией. Сейчас дорога выглядела обветренной и заросшей.

Натан повернулся к Никки.

— В бытность твою Госпожой Смерть, какая-нибудь из ваших экспедиций заходила так далеко на юг?

Она покачала головой.

— Джегань не считал эти пустынные земли достойными его усилий, хотя с его древних карт мы знали, что когда-то за пределами Призрачного берега были великие города и средоточие торговли.

— Эта дорога, возможно, построена другим императором, — улыбнулся Натан. — В истории Древнего мира их было полно. Ты слышала о императоре Кургане? О военачальнике, которого звали Железным Клыком?

Они спустились на широкую пустую дорогу. Никки подняла бровь.

— Я кое-что помню из истории, которую изучала во Дворце Пророков, но это имя мне не знакомо. Было ли правление этого Железного Клыка чем-то особенным?

— Я провел тысячу лет изучая историю, дорогая колдунья, и бесчисленные правители претендовали на историческую значимость, но император Курган, возможно, был самым скверным правителем со времен войн волшебников. По крайней мере, со слов его летописцев. Я удивлен, что ты не знала о нем.

— Джегань предпочитал, чтобы я помогала ему творить историю, а не размышлять о ней, — сказала Никки. Она, конечно же, сама вошла в историю, когда убила Джеганя — без фанфар, без зрелищности, именно так, как и просил Ричард.

— У нас впереди долгая прогулка, так что хватит времени на рассказы. — Натан побрел вперед по великой пустой дороге, которая повела их в нужном направлении. — Пятнадцать веков назад император Курган завоевал бо́льшую часть Древнего мира, и обширные земли на юге. — Он ухмыльнулся Бэннону, шедшему по покрытой травой брусчатке. — Не так давно, всего за пятьсот лет до моего рождения.

— Пятьсот лет? — Бэннон, казалось, не мог вообразить этот промежуток времени.

— Курган был жестоким и беспощадным, но он получил прозвище «Железный Клык» в основном из-за своего жеманства: он заменил свой левый клык. — Натан открыл рот и постучал кончиком пальца по соответствующему зубу. — Заменил его длинным железным острием. Я не сомневаюсь, что от этого он выглядел устрашающе, хотя не могу представить, как можно было есть с этой штуковиной во рту. — Волшебник фыркнул. — И он должен был регулярно менять его из-за ржавчины.

— Как по мне — звучит не очень устрашающе, — сказала Никки.

— О, он был довольно грозным и могущественным. Безжалостные войска Железного Клыка сминали одну страну за другой, призывая всё новых бойцов, что увеличивало его армию... и тем самым помогало ему завоевать больше земель и призывать больше солдат. Это был нескончаемый поток. Но, боюсь, наш дорогой Ричард теперь начинает понимать, что завоевать территорию — это одно, а управлять ею — совсем другое. Падение Кургана состояло в том, что он действительно верил в хвалебные слова своих менестрелей и глашатаев, хотя, насколько я могу судить, истинным гением Железного Клыка был его верховный главнокомандующий — генерал Утрос.

— Даже императору нужны толковые военачальники, чтобы завоевать и удержать так много земель, — заметила Никки.

Натан поэтично продолжил:

— Генерал Утрос был стратегом, который вел армию Кургана к победе за победой. Утрос захватил всю территорию Древнего мира во имя своего императора. — Легко шагая по древней имперской дороге, волшебник бросал взгляды на предгорья на востоке, в предполагаемом направлении к Кол Адэр. — И как только Утрос исчез, Железный Клык просто ничего не мог сделать без своего генерала.

— Что случилось с Утросом? — спросил Бэннон. — Его разгромили и убили?

— Как ни странно, но я не совсем уверен. Однако у меня есть кое-какие мысли. Та история намного запутаннее списка военных кампаний. Видите ли, император Курган женился на прекрасной королеве с одной из самых больших земель, захваченных им. Ее звали Маджел. Некоторые говорят, что она была колдунья, потому что ее красота действительно завораживала. — Он криво улыбнулся Никки. — Возможно, как и красота нашей колдуньи.

Никки хмуро посмотрела на него.

Натан продолжил рассказ:

— Красота Маджел была настолько восхитительной, что генерал Утрос попал под ее чары. Она нашла его привлекательным мужчиной, не говоря уже о его храбрости и могуществе; к тому же, он был правой рукой, что превосходила самого Железного Клыка, который, возможно, был не столь впечатляющим, как молва о нем. — Он пренебрежительно махнул рукой. — Или, может, в этом нет ничего магического. Может, просто императрица Маджел и генерал Утрос влюбились друг в друга. Мне также ясно, как и многим ученым-историкам, что Утрос хотел завоевать мир, затем свергнуть Кургана и оставить Маджел себе.

— Что случилось потом? — спросил Бэннон.

Натан остановился у выветрившегося камня высотой ему по плечи. Камень был установлен на обочине дороги в качестве указателя расстояния, хотя выбитые на нем буквы уже давно стерлись. Он вынул свою книгу жизни, открыл карту и взглянул на предгорья, пытаясь сориентироваться. У основания столбового камня не было никакого намека на пробирающее холодом пророчество, или на Кол Адэр, — что почти успокоило Никки.

— Утрос взял бо́льшую часть имперской армии — девятьсот тысяч лучших солдат Кургана — в поход, чтобы завоевать могущественный город Ильдакар. И он просто исчез, вместе со всей армией. По общепринятому мнению, считается, что они дезертировали — все девятьсот тысяч. Возможно даже присоединились к силам Ильдакара. Неожиданно оказавшись без армии, император Курган оказался слабым и совершенно потерянным. Затем он обнаружил доказательства любовной связи императрицы Маджел и Утроса, и в ярости от этой измены Курган обнажил ее, заковал в цепи и выставил в центре городской площади. Император заставил своих людей смотреть, как обсидиановым кинжалом он отрезал с ее красивого лица узкие полоски, не затронув глазных яблок, чтобы женщина могла наблюдать, как тот отделяет остальную часть ее кожи, полоску за полоской. В конце Курган выколол ей глаза и, убедившись, что она еще жива, высыпал из урны хищных плотоядных жуков на сырое, кровавое мясо, оставшееся от ее тела.

Бэннон выглядел так, будто его сейчас стошнит. Никки мрачно кивнула, представляя, что Джегань вполне мог бы сам сделать нечто подобное.

— Императоры, как правило… экспрессивны, — произнесла она.

Волшебник продолжил:

— Железный Клык сделал это, чтобы вселить ужас в сердца своих людей, но тем лишь возмутил их, потому что люди полюбили императрицу Маджел. Его народ был настолько разъярен, что поднял восстание и сверг императора Кургана, а у того не оказалось армии, чтобы защитить себя, лишь горстка имперских стражей, многие из которых так же возмутились преступлением, которому были свидетелями. Люди убили Кургана и протащили его тело по улицам, пока вся плоть не сорвалась с костей. Затем подвесили его труп за лодыжки на высокой башне дворца, пока галки не вычистили все до скелета.

— Это то, что и должно произойти с тиранами, — сказала Никки. — Сам Джегань без всяких отличий был похоронен в общей могиле.

Натан шел, улыбаясь.

— И, конечно же, граждане выбрали нового императора, который оказался столь же беспощаден, сколь и деспотичен. Некоторые люди ничему не учатся.

Глава 28

Подножия гор поднимались из долины реки, образуя горный хребет, и, согласно полученным им ранее сведениям, за этими горами должна простираться широкая плодородная долина, с рядом более высоких гор за ней. И там они найдут Кол Адэр.

Натан ожидал, что путешествие будет довольно непростым. Он поправил себя: вполне в духе приключений. Во время малоподвижных столетий, проведенных во Дворце Пророков, волшебник ждал именно этого, хотя и не предвидел потерять по пути свой дар.

Оставив твердую и прямую имперскую дорогу, ведущую на север, трое путешественников направились к холмам, поросшим осинами. Лес был до жути красив с его высокими ровными стволами, с зеленовато-серой корой и дрожащими листьями, которые шептались и шелестели на ветру. Они шли по ковру из мягких, приятно пахнущих листьев.

К концу дня Натан нашел открытое место возле ручья и предложил разбить лагерь. Бэннон отправился поохотиться на кроликов к ужину, но вернулся только с несколькими спелыми дикими яблоками и охапкой рогоза, чью мякоть, по его словам, можно приготовить как заправку, а если покажется пресным, сделать пюре. Они добавили копченую рыбу из своих рюкзаков, предоставленную им людьми Ренда-Бэй. Вскоре Никки погрузилась в сон, а Натан травил малоизвестные и жестокие байки из истории. По крайней мере, для Бэннона это представляло интерес.

На следующий день они продолжили путь по холмистой местности, следуя по тропе достаточно широкой, чтобы использовать лошадь, хотя уже много дней не видно было никаких деревень. Натан сверился со своими записями.

— Впереди должен быть городок. Локридж, согласно карте. — Он нахмурился, глядя по сторонам, все еще пытаясь сориентироваться. — По крайней мере, насколько я могу судить. Мы должны легко добраться до него ближе к ночи.

— Я счастлив просто путешествовать с вами как с моими спутниками, — сказал Бэннон, — пока вы мне это позволяете.

Натан задавался вопросом: сколько дней, месяцев или даже лет им понадобится, чтобы найти Кол Адэр. Но как только они достигнут этого таинственного места — будь это гора, город или волшебный источник, — он снова станет целым. А пока старик чувствовал себя пустым и выбитым из колеи. Хотя он был вполне дееспособным без своего дара, — неплохой фехтовальщик и настоящий искатель приключений, — магия являлась его частью, и ему не нравилась мысль, что собственный Хань стал непокорной и мятежной силой.

Увы, чем дальше путники отдалялись от Ренда-Бэй, тем менее надежной становилась карта Тэддиуса.

— Я уверен, что тамошние горожане окажутся в состоянии нам помочь, — громко произнес Натан.

Когда они достигли изгиба хребта и вышли на открытый горный пласт, из которого торчала только одинокая узловатая сосенка среди камней, Натан сделал паузу чтобы осмотреться, воспользовавшись открытым видом с этого места.

Бэннон указал на высокий хребет в нескольких милях от них — большой гранитный пик, который, словно цитадель, возвышался над другими холмами.

— Там есть какая-то башня. Как вы думаете, что это?

— Еще одна пирамида из камней? — спросила Никки.

— Нет-нет. Эта намного больше. Думаю, огромная башня.

Натан приложил руку к бровям. Утреннее солнце слепило глаза, не позволяя разглядеть детали, но все же волшебник рассмотрел каменную сторожевую башню, увенчанную частично разрушенными зубцами.

— Да-да, ты прав, мой мальчик. Но я не вижу там ни движения, ни людей. — Он прищурился сильнее. — Кажется, там безлюдно.

— Это отличное место для возведения сторожевой башни, — заметила Никки. — В качестве дозорного аванпоста.

Натан медленно повернулся, оглядывая хребты, деревья и открывшийся ландшафт.

— Да, это самая высокая точка в округе. Оттуда человек может видеть довольно далеко. — Его волнение возросло, когда в голову пришла идея. — Я мог бы отправиться туда и через несколько часов вернуться на главную дорогу. Оттуда должен быть отличный обзор близлежащей местности и возможных окольных путей.

Никки пожала плечами.

— Если ты чувствуешь, что это необходимо, волшебник, я могу тебя сопровождать.

У Натана, едва он повернулся к ней, возникло странное чувство, будто его защищают. Поскольку волшебник потерял свой дар, Никки явно чувствовала, что должна быть его защитником, его опекуном. — Нам не обязательно идти туда всем вместе. — С магией или без, Натан Рал вовсе не был ребенком, нуждавшимся в няне. Он фыркнул. — Оставь это мне. Я пойду туда, осмотрюсь и обновлю карту, пока вы двое продолжите путь. Как только доберетесь до того городка, думаю вы найдете жилье и договоритесь о еде. Когда я вернусь к вам, я, конечно, буду очень голоден.

Бэннон сиял, делая шаг вперед.

— Я пойду с тобой, Натан. Возможно, тебе понадоблюсь я и мой меч, чтобы защитить от возможных опасностей. К тому же, составлю компанию. Расскажешь мне еще своих историй.

Натан знал, что молодой человек говорит искренно. На самом деле, Бэннона, вероятно, пугала мысль остаться наедине с Никки, но Натан хотел сделать все сам. С тех пор, как он утратил хватку над магией, волшебник боялся даже предпринимать попытки, чтобы не вызвать какую-нибудь неизвестную катастрофу, и чувствовал необходимость доказать свою собственную значимость.

— Как бы заманчиво это ни звучало, мой мальчик, мне не нужна твоя помощь. — Он понял, что сказал это непреднамеренно резко, и смягчил тон: — Говорю тебе, все будет хорошо. Позволь мне пойти одному. Я пойду вдоль хребта, видишь — это выглядит довольно просто. — Натан обезоруживающе рассмеялся. — Добрые духи, если я не смогу найти самую высокую точку в округе, тогда я точно бесполезен! Нет необходимости вам обоим шагать так много миль.

Никки, видя его решимость, согласилась с ним.

— Это твое решение, волшебник.

— Просто убедитесь, что вам не нужна моя помощь, пока меня нет рядом, — добавил Натан с намеком на сарказм, и подтолкнул Бэннона в плечо. — Иди с колдуньей. Что, если ей понадобится защита твоего меча? Не оставляй ее.

Никки поморщилась от такого предложения, а Бэннон кивнул со всей серьезностью своему новому заданию.

Без дальнейших прощаний волшебник шагнул в узкие ряды осин, следуя к вершине гребня хребта, наметив расстояние до дозорной башни. Он поспешил выйти из поля зрения, потому что не хотел, чтобы Никки или Бэннон передумали и приняли решение присоединиться к нему. «Я все еще волшебник, черт возьми!» пробормотал он. Хань все еще оставался в нем, хотя теперь ощущался не как прирученное животное и больше походил на бешеную собаку, посаженную на цепь. Но, по крайней мере, у него есть его меч, боевые навыки и тысячелетние знания, на которые можно опереться. Он мог справиться с простой разведывательной экспедицией.

Волнистые ряды холмов направили Натана вниз по склону к оврагу, а затем повели к очередному возвышенному участку. Волшебник бегло взглянул на башню, которая все еще казалась на многие мили далека от него, но не позволил себе расстраиваться. Он достигнет намеченной цели, подойдет к башне и узнает, что сможет. Эта территория не исследована, а он станет первым странствующим послом Д'Хары чтобы узреть все это, во имя магистра Ричарда Рала.

Ноги ныли, когда он продирался через ухабистую местность. Натан приостановился, поразившись ряду тайных символов, обнаруженных им вырезанными на коре большой упавшей осины. Древние письмена разбухли и поистерлись по мере роста дерева. Язык символов оказался ему незнаком: не древне-д'харианский, и ни один из старых языков заклинаний из свитков и книг, которые он изучал в Танимуре. Эти отметины напомнили ему, что он действительно находится в месте далеком от его знаний…

Оставшись один в глуши, за много миль от своих спутников, но в относительной безопасности, Натан позволил себе хорошенько обдумать, как изменилось его положение с тех пор, как он и Никки оставили жизнь в Д'Харе. Да, он определенно пребывал в отличной форме для человека его возраста: мускулистый, физически здоровый, активный, ловкий. И, стоит отметить, очень хорошо владел мечом. Но его магия где-то затерялась, и это беспокоило его так, что сложно было выразить словами, — а Натан Рал считал себя очень красноречивым человеком.

Волшебник никак не мог забыть ужас той обратной реакции, когда он пытался исцелить раненого в Ренда-Бэй, как магия уклонялась и увиливала, когда Натан пытался ее использовать. Он боялся тех последствий, к которым могло все привести. Всякий раз, пытаясь дотянуться до нее, стараясь коснуться, ухватиться, Натан чувствовал лишь намек, отголосок... а затем острую боль. Он не хотел, чтобы его друзья находились рядом, если произойдет какое-нибудь чудовищное обратное действие, но хотелось больше об этом разузнать.

Теперь он решил воспользоваться своим шансом. Здесь, в лесу, идя по заросшим деревьями хребтам, вдалеке от кого-либо еще, Натан решился на эксперимент.

С учетом обстоятельств, волшебник решил не баловаться огненным заклинанием, потому что можно было легко разжечь большой пожар, который невозможно будет потушить. Как и Никки, он легко мог манипулировать воздухом: подтолкнуть легкий бриз, закрутить ветерок. Возможно, он мог бы попробовать.

Натан оглядел окружающий его лес, с его невообразимо похожими стволами осин, с создающими крону округлыми листьями, которые рябил ветерок в ветках над головой. Что ему терять? Старик потянулся в себя в поисках своего Хань, пытаясь вытянуть достаточно, чтобы можно было создать легкое дуновение, легкий ветерок, чтобы расшевелить веточки и листья. Нежное, маленькое завихрение…

Сначала ничего не происходило, но волшебник поднапрягся, потянулся чуть глубже, высвобождая свой Хань, подталкивая его, чтобы создать слабенький бриз, легкий порыв ветра.

Листья зашевелились и неожиданно воздух стал втягиваться к нему. Ветер закрутился и завился, становясь циклоном. Натан хотел лишь слабо подтолкнуть, но воздух со свистом пронесся вокруг него и, подобно урагану, с ревом бросился вверх.

Натан боролся, пытаясь схватиться руками за пустоту, стараясь притянуть его, сдержать свою силу, — но ветер только усилился, и его же магия пошла против него. Затрещали ветки над головой. Толстый осиновый сук обломился пополам и рухнул на землю неподалеку. Листья оторвались и разлетелись в воздухе, словно зеленые конфетти. Буря продолжала нарастать, расталкивая сучья, бьющиеся, будто в припадке ярости.

— Остановись! Добрые духи, хватит! — Натан пытался сосредоточить свой Хань, дотянуться до внутренней заслонки, чтобы успокоить самого себя, и, наконец, ветер и буря стихли, и он остался стоять, тяжело дыша.

Его белые волосы спутались и сбились. Натан держался за крепкий осиновый ствол. Это совсем не то, что он намеревался сделать! И это был еще более зловещий намек на опасные последствия, с которыми он мог столкнуться, попытайся он использовать свою магию. Большую часть времени Натан не мог обнаружить свой дар вообще, но когда попытался поработать с заклинанием, то и представить не мог, что произойдет такое.

Это было, конечно, не то, чего он хотел.

Натан обрадовался, что Никки и Бэннон этого не видели. Старик не мог позволить себе нести ответственность за то, если вдруг снова ошибется. Горло пересохло, но дыхание постепенно выровнялось.

— Совершенно необычно, — произнес он, — но не хотел бы я такое повторять. До тех пор, пока не пойму больше.

Через час очередная возвышенность показала ему, что он покрыл половину расстояния до сторожевой башни, и Натан прибавил темп. Уже был поздний полдень, и он хотел все рассмотреть, поправить свои записи и вернуться на основную тропу — и к деревенскому уюту, как он надеялся, — до наступления темноты.

И, да, — он не станет снова баловаться магией.

Дозорная башня стояла на вершине скалистого утеса, усеянного приземистыми сосенками, росших среди большой россыпи валунов. Ближайшая сторона выступа горной породы оказалась отвесной, неподъемной скалой, поэтому Натан проделал путь к более уступчивой стороне утеса, где обнаружил еле заметную тропинку, но вполне широкую, чтобы могли идти в ряд трое мужчин… или для того, чтобы по склону могли скакать боевые кони.

Бриз усилился, пока Натан выбирался из лесочка и взбирался на открытый участок вокруг основания сторожевой башни. Каменное строение оказалось гораздо более внушительным, чем он решил сначала, и взмывало высоко в небеса. Выросшая перед ним башня была восьмиугольной, плоские стороны сооружения составляли огромные блоки. Такой гигантский проект должно быть потребовал грандиозных затрат рабочей силы, либо могущественной магии, чтобы вырезать и собрать подобные глыбы.

Он остановился, чтобы отдышаться и оглядеть окружающий ландшафт. Из этой высокой цитадели часовые могли следить на многие мили во всех направлениях. Натан задался вопросом: возможно, она была построена императором Курганом во время Срединной войны, и тогда волшебник представил себе, как генерал Утрос сам поднимается на ее вершину, с которой может осмотреть только что им завоеванные земли.

Натан слышал лишь гнетущую тишину, давящую со всех сторон. Он вытянул шею, чтобы взглянуть на вершину одинокого строения и увидел большие смотровые окна. На некоторых даже осталось неповрежденное застекление, хотя в основном стекла были разбиты. Несколько зубцов стен упали и лежали большими блоками у основания, словно невероятных размеров игрушки.

Натан крикнул:

— Эй, здесь есть кто-нибудь? — Дозорные заметили бы его приближение не ранее, чем за час, и одиноко идущий человек стал бы легко уязвим, поднимаясь по широкой тропе к вершине. Если бы кто-то и вознамерился напасть на него, у того, конечно, имелись широкие возможности. Волшебник же хотел начать дружественный разговор. — Эге-гей? — снова воззвал он, но услышал лишь бормотание и шепот ветра в выбитых окнах, в которых даже не ютились птицы.

Несмотря на тревогу, Натан чувствовал обнадеживающее присутствие своего меча. Он больше не пытался использовать магию, но напомнил себе, что не окажется беспомощным, столкнись он вдруг с какой-либо угрозой. Волшебник ступил ко входу разрушенной башни, возле которого лежала рухнувшая со своих петель массивная деревянная дверь. Он напрягся, сделав глубокий вдох. Натан пообещал своим спутникам, что сделает все сам, и сумел проделать весь этот путь не затем, чтобы испугаться подняться и осмотреть вид.

— Я пришел с миром! — крикнул он во весь голос, затем пробормотал про себя: «По крайней мере, пока вы не заставите меня передумать».

Старый волшебник перешагнул через упавшую дверь и прошел под аркой, чтобы увидеть еще ряд дверей, железные прутья и опускные решетки — все было разорвано и переломано. Железные штыри были выкорчеваны со своего места в блоках и перекручены, словно какой-то запредельной силой.

Внутри главного помещения широкая каменная лестница восходила по боковой стене, ведя по восьмиугольной спирали. Пять древних скелетов в давно истлевших доспехах лежали разбитыми на полу в центре, как если они упали с большой высоты лестницы.

Несмотря на то, что Натан не ощущал свой Хань и не смел даже пытаться призвать его, он мог ощутить силу внутри этой сторожевой башни, пульсирующую энергию, как будто это строение было обстреляно магией атакующего волшебника… или, может, здесь все пропиталось магией защитников, пытавшихся спасти башню.

Натан начал подъем по лестнице и почувствовал одышку — он мужчина вполне здоровый, с приспособленными к путешествию мышцами, — но ему ведь уже тысяча лет.

Свистящий бриз становился все громче, когда он достиг вершины сторожевой башни — широкой, пустой смотровой камеры с обитым железом деревянным полом, древние доски которого совсем окаменели. Хотя часть наружной стены была сломана, повреждения не казались связанными с возрастом строения. Фактически, вместо того, чтобы просто отвалиться и упасть вниз под действием притяжения земли, недостающие каменные блоки были отброшены далеко от основания башни… словно взрывом.

Каждая стена восьмиугольной смотровой камеры имела просторное окно, которое позволяло часовым наблюдать во всех направлениях. В каждом окне — широкие, темно-красные стекла. Три из восьми окон были разбиты, — от времени, или грубой силой, — и теперь осколки разбитого стекла окровавленными кинжалами выступали из оконных рам. Оставшиеся пять окон чудесным образом оказались не повреждены, несмотря на их возраст, что привело Натана к догадке: стекла были усилены не без помощи магии. Ветер зашептал громче, протискиваясь сквозь разбитые окна.

Стоя посреди открытой площадки, волшебник медленно повернулся, пытаясь определить, что здесь произошло. На окованном железом полу лежали скелеты, облаченные в древние доспехи. На блоках каменной стены остались пятна почерневшей крови, а длинные белые борозды казались царапинами, будто кто-то ногтями в отчаянии пытался продолбить камень.

Натан шел по деревянным доскам. Одна из досок издала предостерегающий треск, словно собираясь отойти. Волшебник инстинктивно отпрянул назад и его сапог опустился на бедренную кость одного из павших воинов. Споткнувшись, он потерял равновесие, упал на стену и вытянул руки, пытаясь ухватиться.

Его рука уцепилась за подоконник смотрового окна, из которого торчало разбитое красное стекло. Натан зашипел от боли и отстранился, глядя на глубокий порез на ладони. Сочилась кровь, и он поморщился.

Глядя на рану, он пробормотал: «Было бы слишком простой задачей исцелить себя, будь у меня магия». Старик смутился своей неуклюжести, несмотря на то, что был здесь один. Теперь ему придется перевязать порез и подождать, пока Никки о нем не позаботится.

Именно тогда Натан понял, что звук ветра приобрел странный характер. Сама башня стала издавать сильную вибрацию. Яркий, алый свет в дозорном помещении усилился, пульсируя от брызг крови, что он оставлял за собой.

Пять неповрежденных красных окон начали светиться.

Глава 29

Продолжая путь, Никки двинулась через лес, и Бэннон поспешил за ней.

— Не волнуйся, колдунья, я смогу тебя защитить. Женщина, странствующая одна по пустынной тропе может привлечь неприятности, но, если какой-нибудь человек со злыми намерениями увидит меня и мой меч, то подумает дважды, прежде чем посмеет тебя потревожить.

Она повернулась к нему с прохладным взглядом.

— Ты видел, на что я способна. Сомневаешься в моей способности позаботиться о любой возникшей проблеме?

— О, я знаю о твоих силах, колдунья, но другие могут не догадываться. А вот мое присутствие здесь, с острым клинком, — он похлопал по мечу, — обязательно предотвратит неприятности. Лучший выход из сложной ситуации — сначала убедиться, что она не возникнет. — Юноша понизил голос. — Ты сама меня этому научила, после того, как спасла от тех головорезов в Танимуре.

— Да, было дело. — Никки слабо кивнула ему в знак подтверждения. — Но не заставляй меня спасать тебя снова.

— Не буду, обещаю.

— Не давай обещаний, потому что обстоятельства могут заставить сожалеть о них. Ты обещал своему другу Иэну, что всегда будешь рядом с ним? Что ты не бросишь его во время опасности?

Бэннон тяжело сглотнул, но продолжал идти рядом.

— У меня не было выбора. Я ничего не мог поделать в той ситуации.

— Я не обвиняю тебя, и не говорю, что у тебя был выбор. Я просто указываю, что если ты дал такое обещание, то должен был его сдержать.

В течении десяти шагов юноша молча размышлял.

— Ты знаешь, что мое детство прошло не так счастливо, как бы я того хотел. Это не значит, что я не могу надеяться на лучшее. — Он отодвинул в сторону осиновый сук, свисающий над тропой. Никки пригнулась и продолжила движение. — А как насчет тебя, колдунья? У тебя было ужасное детство? Кто-то, должно быть, причинил тебе много боли, что ты стала такой. Твой отец?

Никки остановилась. Бэннон прошел еще несколько шагов, прежде чем заметил это. Он повернулся.

— Нет, мой отец не причинял мне боль. На самом деле он был довольно добрым. Он занимался изготовлением доспехов и был хорошо известен. Отец показал мне созвездия. Я выросла в деревне, бывшей вполне милым местом, я полагаю, — до прихода Имперского Ордена. — Никки подняла взгляд, и, наконец, сказала вслух то, о чем раньше молчала: — Моя мать сделала мое детство кошмаром. Она травмировала меня наставлениями, которые сама называла истиной, заставила меня думать, что мой трудолюбивый отец — злой человек, и что его убеждения угнетают всех людей. И Имперский Орден усилил эти убеждения.

Колдунья зашагала более быстрым темпом, не заботясь о том, поспевает ли Бэннон за ней.

— Мать заставляла меня жить в ужасных, грязных местах. Вши вообще не сходили с меня, но все это было для моего же блага, говорила она, что это нужно для создания меня как личности, для самопостижения. — Никки усмехнулась. — Теперь я ненавижу свою мать, но мне потребовалось полтора столетия, чтобы понять это.

— Полтора столетия? — удивился Бэннон. — Но это невозможно. Ты, ты…

Она повернулась, чтобы взглянуть на него.

— Мне больше ста восьмидесяти лет.

— Значит, ты бессмертна? — спросил юноша, широко раскрыв глаза.

— Сейчас я старею как все люди, но у меня впереди еще долгая жизнь, и я намерена сделать многое.

— Как и я, — сказал Бэннон. — Я буду сопровождать тебя и приложу все усилия, чтобы помочь тебе и волшебнику Натану достичь вашей цели. Я еще покажу, на что способен.

Никки едва окинула парня взглядом.

— Ты можешь остаться с нами, пока не станешь помехой.

— Я не стану помехой. Обещаю. — Он понял, что сказал, и прикусил язык. — Я имею в виду, я не обещаю, но сделаю все возможное, чтобы не быть помехой.

— И ты это узнаешь?

Бэннон кивнул. — Безусловно. Не сомневаюсь.

Никки удивила его самоуверенность.

— И как ты это узнаешь?

— Потому что ты скажешь мне об этом, недвусмысленно. — Лицо молодого человека было настолько серьезным, что она не могла не поверить ему.

Хотя широкая тропа говорила о том, что по ней когда-то ходило множество странников, поваленные осины и дубы лежали тут уже несколько лет, и ей и Бэннону приходилось часто через них перебираться или обходить. Если впереди и была деревня, тамошние жители не часто ходили здесь. Никки не видела ни человеческих следов, ни других признаков путешественников, и решила, что им вдвоем, вероятно, снова придется расположиться на ночлег в лесу.

Молодой человек вновь нарушил тишину.

— Как ты думаешь, есть ли у кого-то та лучшая жизнь, которую я себе представляю? Ты веришь, что существует такое идиллическое место?

— Мы должны сами его сотворить, — ответила Никки. — Если люди создают деспотичное общество, если они дозволяют быть правителям-тиранам, тогда они получают то, что заслуживают.

— Но разве не может существовать мирной страны, где люди могут просто быть счастливыми?

— Наивно тешить себя такими фантазиями. — Никки поджала губы. — Но лорд Рал пытается построить мир, в котором люди будут свободными. Если они захотят сделать такое идиллическое место, у них появится такая возможность. Вот на что я надеюсь.

Тропа расширилась до дороги, лес поредел и стал сначала парком, затем обширной территорией, на которой путники увидели подворья с посевами на пахотной земле. Фермерские дома были построены из бревен и покрыты черепичными крышами.

— Это, вероятно, отдаленные фермы той деревни, которую мы ищем, — сказал Бэннон. — Посмотри: деревья вырублены, земля расчищена. И ограждения сделаны из природного камня.

— Однако, я не вижу ни одной живой души, — заметила Никки.

Несмотря на то, что на дороге сохранилась колея, она заросла травой, прячущей возможные следы копыт или колес. Путники прошли мимо каменных ограждений, которые заметно обрушились; сорная трава торчала из трещин. Даже поля заросли бурьяном. Это место казалось совершенно заброшенным.

Никки стала более осторожной в нависшей тишине. На одной из ферм в поле росли высокие подсолнухи с крупными поникшими головами, их желтые лепестки торчали вокруг бурого центра.

— Эти поля превратились в дикорастущие уже несколько сезонов назад, — указал Бэннон, — обрати внимание, как они высажены. — Он покачал головой. — Ни один капустный фермер не допустил бы подобного беспорядка. — Бэннон подошел к ближайшему подсолнуху и провел руками по щетинистому стеблю. — Они были посажены рядами несколько лет назад, но затем выросли и остались неубранными. Новые подсолнухи разбросаны повсюду: птицы разносят их семена, а в следующем году поле расширится еще дальше. — Юноша огляделся. — И посмотри на огород. Он совершенно запущен.

Никки встревожилась.

— Эту ферму покинули. Как и все остальные.

— Но почему? Земля выглядит плодородной. Видишь эти посевы? Почва темная и благодатная.

Услышав странный звук, колдунья развернулась, готовая выпустить свою магию, на случай, если ей придется атаковать, но это оказались лишь блеющие козы. Двое животных — серая и белая — выскочили, привлеченные их разговором.

— Видела бы ты себя сейчас! — усмехнулся Бэннон.

Козы подошли ближе, и каждая позволила ему погладить себя по шее. — Ты выглядишь так, будто хорошо питаешься, — сказал он козе, и с недоумением нахмурился, глядя на Никки. — Животные ходят где хотят и разоряют огород. Моя мать никогда не позволяла козам приближаться к нашему дому.

Путники подошли к бревенчатой хижине с ветхой, местами обвалившейся черепичной крышей. Рядом лежала перевернутая телега с подрессоренными колесами, вся покрытая бурьяном.

— Здесь никто не живет, — сказала Никки. — Это очевидно.

Они обошли стороной ферму, где неожиданно встретили две декоративные статуи — мужчина и женщина в натуральную величину, одетые в крестьянскую одежду. Выражения на их каменных лицах выказывали ужасные страдания. Губы мужчины растянулись в муке, лицо обращено к небу, мраморные глаза широко распахнуты, а рот широко раскрылся в бессловесном стенании. Женщина сгорбилась, поднеся руки к лицу, словно в плаче, или, возможно, она в отчаянии царапала глаза.

Бэннон выглядел глубоко расстроенным, и Никки не могла не вспомнить каменные резные фигуры императора Джеганя и брата Нарева, заказанные ими в Алтур'Ранге, изображающие вместо величия человечества его порочность и страдания. Джегань и Нарев хотели, чтобы все статуи отражали самые ужасные эмоции, в точности такие, что видела Никки сейчас. Тут был некий последователь учения Нарева?

Когда она жила с Ричардом в Алтур'Ранге, тот работал резчиком по камню, и в конечном итоге изваял захватывающий образ человеческого духа — статую — которую он назвал «Истиной»[6]. Именно тогда Никки пережила кардинальное прозрение. Она изменилась.

Это был конец ее жизни и как Госпожи Смерть, и как Сестры Тьмы.

Но тот, кто изваял эти фигуры, по-видимому, не обрел того же прозрения.

— Нам надо поискать другую усадьбу, — сказал Бэннон. — Мне не нравятся эти статуи. Кто хотел держать нечто подобное возле своего дома?

Никки взглянула на него.

— Очевидно, тот, кто не разделяет твое видение идиллического мира.

Глава 30

Ветер, свистящий вокруг часовой башни, принял более низкую тональность и стал похож на чей-то последний стон. Невредимые багровые стекла в окнах комнаты наблюдения переливались и пульсировали, словно пробуждаясь.

Натан поднял свою порезанную руку, окропив каплями крови ладонь.

— Добрые духи, — пробормотал он.

Когда верхняя смотровая площадка сторожевой башни стала пульсировать насыщенным злобным светом, волшебник уставился на светящиеся красные стекла, больше с увлечением, чем в страхе. Хотя он не мог использовать свой дар, но по-прежнему ощущал в себе неугомонную магию — извивающуюся, неуправляемую. Его врожденный, непредсказуемый Хань чувствовал настрой на происходящее.

Память щекотала задворки разума Натана, и он улыбнулся с осознанием.

— Кровавое стекло! Да, я слышал о кровавом стекле.

Температура вокруг него возросла, будто стекло отражало тепло какого-то далекого вулканического огня, но эти чары подогревались кровью. В любопытстве волшебник подошел к одному из неповрежденных стекол; тряска стала громче и мощнее.

Кровавое стекло являло собой орудие волшебников во время войны. Оно было связано с кровью: закалено и сформировано в кровавых жертвоприношениях, так что эти окна объединяло кровопролитие. В самых жестоких войнах провидцы военных командиров могли смотреть сквозь окна кровавого стекла, чтобы следить за продвижением своих армий — сражениями, победами, кровавой резней. Кровавое стекло не раскрывало фактического места действия, а скорее характер боли и смерти, что позволяло военачальникам составлять топографию их побоищ.

Натан стоял рядом с ближайшим окном и вглядывался в светящееся алое стекло. С вершины этой сторожевой башни он ожидал увидеть огромное расстояние — старые имперские дороги, горные хребты, может даже широкую плодородную долину, что пролегала между ними и Кол Адэр.

Вместо этого он рассматривал безжалостный марш армий, сотни тысяч бойцов, орудовавших мечами и щитами и заполонивших все пространство, будто саранча. Кровавое стекло было настолько прозрачным, что старик мог смотреть сквозь время и расстояние на эту панораму, усиленную примесью крови на стекле.

Пространство античного Древнего мира было необъятно, и позволяло ему оценить размах завоеваний и битв, нескончаемые армии императоров и бесчисленные кровопролития. Чужеземцы наносили удары по деревням, убивая мужчин, пытавшихся защитить свои дома и семьи, насиловали женщин, обезглавливали детей. После диких и недисциплинированных воинов появился еще один тип хищников: организованные армии с механизмами, двигающиеся безукоризненным строем, убивающие бесстрастно и неумолимо.

Натан прошел вдоль восьмиугольной стены башни и вгляделся в окно второго кровавого стекла. Оно сияло еще ярче, и армии, виденные в нем, казались ближе. Стекло задрожало, и вся массивная конструкция башни загудела, будто пробуждаясь… словно испугавшись.

Натан развернулся, услышав звук — грохот пустотелых костей. Он посмотрел на расчлененные скелеты, разбросанные по обитому железом деревянному полу площадки. Они будто бы сдвинулись? Свет, заполняющий сторожевую башню, казалось, изменился, став густо-багровым. Снаружи вечернее солнце опустилось ниже, но этот смертоносный магический свет совершенно не зависел от него. Занервничав, Натан положил скользкую от крови руку на рукоять своего меча, затем поднял ладонь, чтобы взглянуть на алые капли, что бежали по запястью.

Снова резко повернувшись на громкий стук костей, старик ничего не увидел. Несомненно, скелеты двигались. Волшебник поспешил взглянуть на два других не разбитых красных стекла и увидел наступающую армию. Она казалась более зловещей, чем другие, более реальной.

На воинах были надеты остроконечные стальные шлемы, чешуйчатые доспехи и щиты, украшенные стилизованным пламенем. Натан вспомнил это пламя… эмблема армии императора Кургана! Посредством колдовского приближения он увидел грозного военачальника в авангарде, и понял, что смотрит на самого генерала Утроса, проявленного сквозь кровь и время.

Ветер, огибая сломанные стены, завыл громче, словно невидимая буря пронеслась по вершине утеса. Донесенные ветром, раздались крики солдат, звон стали и глухой стук марширующих сапог. Красный свет стал более насыщенным, словно сиял сквозь туман из мелких капель крови.

Натан вытащил меч, крепко сжав пальцы на узорной рукояти, но кровь на ладони мешала хватке. Он медленно повернулся, но среди разбросанных костей не было заметно никакого движения. Волшебник поспешил заглянуть в другое окно и увидел, что армия генерала Утроса марширует к высокой цитадели — непоколебимый поток вооруженных людей, сходящихся к сторожевой башне. Каким-то образом магия призвала их: эти беспощадные солдаты казались абсолютно реальными. Воины шли штурмом по широким каменным дорожкам, приближаясь к башне с трех сторон. Натан уставился на ощетинившуюся, неумолимую силу, приближающуюся к нему.

Очередной стук отвлек внимание Натана от кровавого стекла. Развернувшись, волшебник увидел затрясшиеся кости давно забытых защитников, — они содрогнулись и стали собираться. Залитые красным светом из жутких окон, скелеты поднялись, подобно марионеткам.

Натан вскинул меч, чтобы сразиться с ними, но те оказались всего лишь небольшой и неуклюжей угрозой. Его гораздо больше беспокоили полчища солдат-призраков, окруживших башню. Он мог слышать их внизу: огромное скопище мечей, доспехов и мышц. Хриплый голос — Утрос? — выкрикнул на языке с акцентом, который Натан каким-то образом все же разобрал:

— «Захватить башню. Убить их всех!»

Окруженный удушающим красным светом, Натан приготовился сражаться со скелетами. Грохот стучащих ног донесся со ступеней башни. Он изо всех сил пытался найти в себе магию, и был готов выпустить свой непокорный дар, независимо от того, вызовет тот бедствие, или нет: Натан был здесь совсем один. Даже если обратная реакция его магии вызовет ужасные разрушения и сровняет эту дозорную башню с землей, это, по крайней мере, не причинит вреда ни Никки, ни юному Бэннону, но, возможно, уничтожит этих призрачных солдат.

Один из оживших воинов, цокая костями, направился к нему, вытянув костлявые руки, будто вообразив Натана захватчиком. Волшебник рубанул мечом по его шейным позвонкам. Череп слетел и покатился по деревянному полу, клацая челюстями. Бесплотные руки потянулись, пытаясь уцепиться за него. Натан их разбил, расколов сочленение костей. Затем развернулся, ударив по другому скелету, одетому в лохмотья кольчуги и пнул сапогом, чтобы разнести шаткие кости третьего гремящего противника.

Появилась угроза посерьезнее: бронированные призрачные воины с эмблемами огня на щитах и большими мечами протиснулись через дверь в башню, по двое в ряд, мерцая в темно-красном свете.

Натан попятился к стене, надеясь найти защиту у каменных блоков, хотя укрыться ему было негде.

Поток давно умерших солдат ломился в дверь, словно желая захватить часовую башню и просто сдавить своим численным преимуществом.

Волшебник столкнулся с ними лицом к лицу, собрав все свои силы.

— Ну давайте, идите ко мне!

Он взрезал воздух клинком, в надежде, что все же найдет в себе оборванную нить магии. Хань, однако, не ощущался. Придется обойтись одним мечом.

Как ни странно, сейчас Натан хотел, чтобы Бэннон был рядом. Он и молодой человек могли положить десятки врагов прежде, чем силы покинут их. «Я должен сделать это сам!». Его прямые белые волосы разметались по сторонам, когда он бросился на древние останки.

Багровый свет кровавого стекла пульсировал вокруг, и казалось, что он пребывает в трансе. Волшебник взмахнул мечом на одного из древних воинов, готовый к жесткому удару по чешуйчатой броне, плоти и кости. Но меч прошел насквозь, и враг рухнул. Натан не медля рубанул другого, пройдя мечом сквозь туманную броню.

Возникла острая боль в лодыжке: одна из цепких костлявых рук схватила его сапог, как тиски. Тряхнув ногой, Натан отбросил ее в сторону, а затем пригнулся, когда на него навалился еще один древний воин. Волшебник осознал, что кричит. Он едва мог видеть сквозь плотный, почти осязаемый свет, окруживший его.

Натан потерял следы своих передвижений. Он был в дикой боевой ярости. Похоже, что магия кровавого стекла, насилие и убийства, что впитала история этого места, овладела им. У него не было выбора, кроме как сражаться и поубивать как можно больше этих врагов, прежде чем его собственная кровь зальет пол, прежде чем его собственное тело ляжет здесь, среди древних мертвецов, и не станет вскоре таким же скелетом.

Волшебник метнулся через всю платформу, заметив, что враги становятся нечеткими багровыми тенями, и услышал кристаллический звон разбиваемого стекла. Он кружился, нападал и рубил, не видя результата своих действий. Ударял и разбивал, ударял и разбивал. Его кровь и его меч, казалось, сами знали, что делать.

Тяжелый лязг и резкий толчок ста́ли его меча о камень встряхнули волшебника, рассеивая красные отблески в глазах. Транс прервался. Враг исчез.

Изнуренный, Натан тяжело вздохнул. Его руки дрожали. Кровь из порезанной ладони стекала вниз по рукояти на лезвие, но это были единственные следы крови, замеченные им. Едва он моргнул, как воздух прояснился, снова проявляя яркий желтый солнечный свет в помещении. Кровавое стекло исчезло.

В своей ярости Натан разбил оставшиеся стекла. Красные окна больше не показывали видения побоищ и убийств, лишь пейзаж в наклонных солнечных лучах. Призрачная армия и пережитки войн многовековой давности растворились, заклинание кровавого стекла было уничтожено.

То, с чем он сражался, оказалось иллюзией. Скелеты лежали повсюду, усыпав пол костями, и волшебник не мог сказать, действительно ли те ожили, или он только что сражался со своими кошмарами.

Натан долго стоял, переводя дыхание и дрожа от усталости. Затем через силу улыбнулся.

— Вот это было приключение. Довольно увлекательное приключение.

Своей раненой рукой старик вытер пот со лба, не заботясь о том, что на лице остался мазок крови.

Он был один в башне, и ветер, шелестящий сквозь разбитое стекло, звучал как далекие вопли призраков.

Глава 31

Покинув заброшенную и жуткую усадьбу, Никки и Бэннон продолжили путь по поросшей сорными растениями дороге вдоль домов и ферм. Праздно гуляющие козы увязались за ними, но в конце концов бросили эту затею и побрели на дикое кукурузное поле — перспектива куда более соблазнительная, чем Бэннон, почесывающий их за ушами.

Большинство жилых домов, встреченных по дороге, были пустыми, а возле некоторых, к тому же, стояли во двориках статуи, вызывающие тревогу своими мученическими позами. Как люди могли чувствовать потребность в такого рода украшательствах? Никки направилась к главной части города, напряжение ее нарастало в ожидании возможной опасности, что может встретиться впереди. Несмотря на то, что земля казалась плодородной, а погода благоприятной, дома вокруг явно были пустыми уже много лет.

— Это не имеет никакого смысла. Куда все подевались?

Никки задержалась возле большого дома с заросшими клумбами, неряшливым садиком и поникшими яблонями с полусгнившими яблоками, истерзанные птицами. Тут же стояли еще две статуи: мальчик и девочка не старше девяти лет, плачущие каменными слезами стоя на коленях, с выражением полного отчаяния на лицах.

Бэннон уставился на скорбные фигуры, а Никки разозлилась на того безумного скульптора, упивавшегося отображением этого страдания, сознательно выставив этих людей на показ. Никки не испытывала ярких эмоций, когда император Джегань заказывал подобные скульптуры, потому что знала, какой он был безжалостный и порочный человек. И лишь Никки, с ее сердцем из черного льда, была ему под стать.

Но в этом отдаленном городишке, вне пределов досягаемости Имперского Ордена, кто-то зачем-то решил изобразить очень похожую убогость. Никки сочла это тревожным знаком.

Путники вышли к ручейку, стекающему по лесистому склону; водяное колесо мельницы использовало его поток. Вода когда-то омывала лопасти, вращая жернова, но за годы без ремонта колесо разболталось на оси и издавало громкий, скрипучий звук. Несколько досок в стенах мельницы ввалились внутрь.

Наконец Никки и Бэннон достигли и самого городка с сотнями домов, окружающих главную площадь и рынок. Большинство жилищ были построены для отдельных семей, но стояли и двухэтажные деревянные дома, выстроенные из деревьев, растущих на холмах, и каменные — из камней с близлежащей каменоломни. Повсюду было абсолютно пустынно.

На безлюдной площади стоял высохший каменный фонтан, была кузница, пришедшая в негодность, — ее горн долгое время простоял без дела. Рядом находились тихая и пустая гостиница с трактиром, склад, несколько лавок купцов, общественная столовая, конюшня и амбары, заполненные старым сеном, хотя лошадей замечено не было. На деревянных столах и прилавках, расставленных по площади, лежали остатки товаров от некогда оживленной торговли: сморщенная кожура и фруктовые косточки — все, что осталось от продукции в фермерских ларьках. По городской площади носились одичавшие куры.

Множество незначительных деталей осели в сознании Никки, но ее внимание зациклилось на многочисленных статуях на площади. Бесчисленные каменные фигуры были расставлены повсюду: по рынку, в дверных проемах, у овощных лавок, у колодца. Бэннону, казалось, стало невмоготу. Каждая из скульптур несла тот же ужас и муки — гладкие мраморные глаза широко раскрыты в возмущенном недоверии или сжаты в яростном отречении; каменные губы, стянутые назад, застыли в рыданиях.

Бэннон покачал головой.

— Милостивая Мать моря, зачем кому-то было это делать? Я всегда стараюсь представить себе мир в лучшем виде. Кто же хотел вообразить себе подобное? Зачем кому-то в этом городе понадобилось творить такое?

— Потому что они все были виновны, — внезапно раздался низкий голос.

Бэннон и Никки развернулись, чтобы увидеть лысого человека, выходящего из темного, деревянного здания, напоминающего дом важной персоны. Этот человек шел по улице: высокий и худой, с неестественно удлиненным черепом. На его голове, чуть повыше бровей, покоился золотой венок. Длинная черная мантия незнакомца струилась во время движения. Воронкообразные рукава переходили в манжеты, а толстая золотая цепь служила поясом вокруг талии. Пронзительные глаза незнакомца были самыми бледно-голубыми, какие Никки когда-либо видела, и такими же прозрачными, как вода в горном ручье. Лицо мужчины имело столь мрачный вид, что даже Владетель, должно быть, выглядел жизнерадостнее.

Бэннон инстинктивно извлек свой меч, встав на защиту, но Никки сделала шаг вперед.

— Виновны в чем? И кто ты такой?

Тощий человек остановился перед ними, оказавшись вблизи заметно выше ростом. По всей видимости он был удовлетворен видом многочисленных страдальческих статуй.

— Каждый из них был виновен в своих преступлениях, в своих собственных неблагоразумных поступках. У меня займет слишком много времени, чтобы перечислить их всех.

Никки столкнулась с безжалостным, тусклым взглядом мужчины.

— Я спросила твое имя. Ты единственный, кто здесь остался? И куда девались остальные?

— Я — Судья[7], — ответил незнакомец глубоким баритоном. — Я принес правосудие в этот город Локридж, как и во многие другие.

— А мы просто путешественники, — сказал Бэннон. — Ищем пищу, ночлег и возможность пополнить наши припасы.

Никки сосредоточила свое внимание на странном человеке.

— Ты волшебник. — Она почувствовала его дар и магию.

— Я — Судья, — повторил мужчина. — Я опираюсь на свой дар и чувство долга. Мне дана сила, чтобы нести правосудие.

Незнакомец обвел их строгим взглядом, его водянистые глаза охватили фигуры Никки и Бэннона — он будто вскрыл их и обыскал на предмет порочности.

— И кто тебя на это назначил? — спросила Никки.

— Меня назначило правосудие, — сказал мужчина, словно Никки была самым глупым человеком, которого он когда-либо встречал. — Много лет назад я был всего лишь мировым судьей, перебирался из округа в округ со всеобщего согласия, потому что люди требовали беспристрастного выполнения закона. Я путешествовал из города в город, народ представлял мне обвиняемого, а я служил судьей: выслушивал перечень законов, нарушенных преступником, смотрел на виновного и определял — правда ли сказанное о нем, а также устанавливал наказание за преступление.

Незнакомец приложил длиннопалую руку к центру груди, укрытой черной мантией.

— Это был мой дар. Я мог узнать правду в чьих-либо словах. Посредством магии я определял, были люди виновными или нет, а затем выносил соответствующий приговор, который и оглашали городские главы. Все было со всеобщего согласия. Таков был наш суд.

— В точности, как Исповедница, — сказала Никки. — То есть — Исповедник.

Странный мужчина одарил ее отсутствующим взглядом.

— Я ничего не знаю о Исповедницах. Я — Судья.

— Но где все люди? — спросил Бэннон. — Если вы вынесли приговор и жители с ним согласились, тогда где они все? Почему люди покинули этот город?

— Город они не покидали, — произнес мрачный чародей. — Но изменилось мое призвание, став более значительнее. Я стал значительнее. Амулет, с помощью которого я определял истину и невиновность, стал частью меня, сделав меня намного могущественнее.

Судья раздвинул складки черной мантии и выставил обнаженную грудь с амулетом: золотой треугольной пластинкой с резными декоративными завитками, тайными символами и формами заклинаний, окружающих темно-красный гранат. Амулет висел на тонкой золотой цепочке на шее.

Но амулет был не просто украшением — золотой треугольник слился с плотью Судьи. Кожа на груди мужчины была покрыта волдырями и шрамами, будто кто-то вдавил в нее горячий металл, как в мягкий воск свечи, позволив плоти вокруг затвердеть. Часть цепочки проходила сквозь ключицу и сухожилия шеи Судьи, и тот был теперь постоянно с ней связан. Гранат в центре светился насыщенным, тлеющим магическим огнем.

— Что с вами случилось? — Бэннон ахнул.

Каменный, обвиняющий взгляд чародея обратился к молодому человеку.

— Я стал Судьей. Преступления, по которым в течение многих лет я выносил приговор, были в основном мелкими — нападения, воровство, поджог, прелюбодеяния. Иногда случались убийства или изнасилования, но главное случилось здесь, в Локридже… — Мужчина проскочил мимо них водянистым взглядом, поверх их голов, будто призывая духов. — Именно здесь я изменился. Жила тут одна женщина, Рева, — начал он рассказ, — у которой были три прекрасные дочери: самой старшей восемь лет, младшей только три. Женщина была довольно привлекательна, как и ее дочери, но муж ее — звали его Элис — возжелал другую. Он изменял своей жене, и когда Рева узнала об этом романе, то решила, что это ее вина, — что она уделяла слишком много внимания своим дочерям в ущерб мужу. Рева в отчаянии хотела вернуть любовь своего мужчины, — волшебник произнес это с отвращением, — и сошла с ума. Она задушила всех своих дочерей, пока те спали, чтобы убедиться, что дети больше не встанут между ней и мужем. Ей казалось, что Элис полюбит ее сильнее. Когда муж пришел домой той ночью, после тайной встречи с любовницей, Рева с гордостью показала ему свое деяние. После раскрыла объятия и сказала, что ее жизнь и ее сердце теперь снова принадлежат только ему. Элис, увидев своих дочерей мертвыми, взял топор из поленницы и убил свою жену, нанеся шестнадцать ударов.

Выражение лица Судьи оставалось бесстрастным, когда он излагал свою историю.

— И когда я пришел, чтобы судить Элиса, то коснулся его лба. Все мы думали, будто знаем, что произошло. Я же призвал силу своего амулета, и узнал всю историю целиком — познал мысли виновного и его черное, отравленное сердце. Зная ужас преступления его жены, я обнаружил, что сделал этот человек на самом деле. Да, он убил свою жену после того, как та погубила их дочерей. Не было никаких возражений по поводу злодеяния, что совершил Элис, и некоторые даже ему сочувствовали. Но только не я. Я обнаружил в Элисе самую отвратительную вину, потому что он убил Реву не из-за ужаса ее преступления, как ожидали мы все. Заглянув в сердце Элиса, я увидел, что на самом деле он считал свою семью помехой, и был доволен тем, что ее не стало, используя это как оправдание, чтобы избавиться от неугодных ему близких. Он считал, будто все сойдет ему с рук. Грех мужчины заполнил меня, зарядив амулет его преступлением. Магия усилилась, и я выпустил ее в диком неистовстве. Я был зол и переполнен гневом и заставил Элиса ощутить свою вину, заставил его испытать тот момент самого величайшего, самого сильного ужаса — он вошел в его разум, в нем же и застыл. Я превратил его в камень в то мгновение, когда он испытал самую сильную, самую мучительную вину его жизни, заставив переживать этот ужасный момент.

Судья издал протяжный вздох.

— И выплеск той магии освободил меня. — Волшебник коснулся шрама, где амулет слился с плотью на его груди. — Я стал не просто магистратом, не просто тем, кто раскрывает правду обвиняемого. Я стал Судьей. — Голос чародея становился все более и более зловещим. — Моя обязанность — защитить эти земли. Я должен найти любого, кто несет в себе груз вины. Я не могу позволить путешественникам пройти через горы в плодородную долину за их пределами. Я должен остановить распространение греха.

Бэннон громко сглотнул и сделал шаг назад, вскинув меч.

Никки не двигалась, хотя была готова сражаться.

— И ты судил всех этих людей таким же образом?

— Всех. — Судья обратил на нее бесцветный взгляд, леденящий кровь. — Только тому, кто без вины дозволено пройти дальше. — Он сузил глаза. — И в чем твоя вина, колдунья?

— Моя вина — не твоего ума дело, — дерзко ответила Никки.

Впервые она увидела, как тонкие, бледные губы Судьи подернулись, что могло означать некую тень улыбки.

— Увы, но очень даже моего.

Гранат в его амулете засветился.

Никки отреагировала, когда что-то коснулось ее, готовая высвободить магию, но внезапно обнаружила, что не в состоянии ничего предпринять. Ее ступни застыли на месте, невозможно было двигать ни руками, ни ногами.

Бэннон ахнул:

— Что… происходит?

— Я — Судья. — Мужчина шагнул ближе. Вплавленный амулет в его груди стал пульсировать. — Наказание, которое я назначаю для всех преступников, заключается в том, что они должны испытывать момент своей наибольшей вины. Беспрестанно. Я сделаю тебя каменной в этой изящной позе, чтобы ты находилась в том наихудшем моменте до тех пор, пока длится само время.

Ноги Никки похолодели и налились свинцом. Она не могла повернуть голову, но краем глаза увидела свою руку и черное платье — все стало белым. Становилось каменным.

— Тебе нечего бояться, если ты непорочна, — продолжал мужчина. — Я — Судья, и ты предашься справедливому суду.

Он подошел ближе. Никки попыталась найти способ бороться, призвать магию, но глаза ее затуманились. В голове возник жужжащий рев, словно ее наполнил рой тысяч пчел.

Никки едва могла видеть чародея, но до нее дошли его мрачные слова:

— Увы, во всех этих землях мне еще, видимо, только предстоит найти кого-то совершенно безвинного.

Глава 32

Когда магия Судьи сомкнулась вокруг нее, как стиснутый кулак, Никки изо всех сил сопротивлялась, но тело оставалось неподвижным, а мозг словно окаменел — она едва могла мыслить. Это была ловушка.

Темный волшебник, должно быть, ощутил мощь ее дара и атаковал так, что Никки не смогла сопротивляться — заклинанием, с которым она никогда не сталкивалась прежде. Плоть стала твердеть и кристаллизоваться. Само время, казалось, остановилось. Теплые тона ее кожи превратились в холодный, серо-белый мрамор. Никки почувствовала, как сдавило легкие и невероятно потяжелели кости.

Зрение затуманилось, когда стали каменеть глаза. Голубые зрачки, потрескивая, затвердели, и последним, кого она увидела, был Бэннон, с его длинными рыжими волосами и бледным, веснушчатым лицом. Выражение лица юноши часто было таким невинным, таким веселым и далеким от реальности, что действовало Никки на нервы. Теперь, однако, оно выдавало отчаяние и муку. Челюсть его отвисла, рот скривился, и, хотя в ее ушах взревел звук внезапно ворвавшейся тишины, Никки будто бы услышала, как тот сказал «котята», прежде чем стать полностью каменным — скульптурой человека, погребенного под лавиной невыносимой скорби и вины.

Когда мир в глазах Никки поблек, все, что она смогла увидеть, было кошмарными отголосками ее прошлых поступков. Ее воспоминания всплыли, будто тоже оказались сохранены в превосходно высеченном камне. Ужасные, будоражащие воспоминания…

Вздрогнув от воспоминания встречи с призрачной армией, проявившейся посредством кровавого стекла, Натан покинул сторожевую башню. Одинокий и настороженный, он пробирался через темный, зловещий лес, когда солнце опустилось ниже линии холмов.

Волшебник не ожидал, что этот незапланированный поход займет так много времени, но такой опыт оказался очень ценным: он много увидел и узнал, хотя бы ради исторической значимости. Эти земли Древнего мира пропитались кровью давних битв, что вели мелкие полководцы друг против друга после установления великого барьера, отделившего Новый мир во время древних войн волшебников. Изучать историю было одно, а вот пережить ее — совсем другое.

Натан пробирался через длинные тени, направляясь назад, в сторону еле заметной дороги, по которой он шел со своими спутниками, но опасался, что в сгущающихся сумерках пройдет мимо тропы.

Как бы ни хотелось присоединиться к Никки и Бэннону в городке, в надежде на хорошую гостиницу и горячую пищу, волшебник все же решил устроить ночлег тут. Натан жаждал рассказать своим спутникам о дозорной башне так же, как стремился отведать местный эль. Вместо этого, ему, похоже, придется провести эту ночь в одиночестве в лесу.

— Не всё в приключениях должно быть завораживающим и занимательным, — сказал он вслух.

Он нашел тихую полянку под большим вязом, рюкзак можно было использовать в качестве подушки. Ночь становилась все темнее и холоднее, а Натан, сидя под ветвями, размышлял, как же ему не хватает магии, и о том, что случилось, когда он пытался с ней поупражняться по пути к башне. Сейчас, глядя на кучу собранных им сухих палок, волшебник не мог не подумать, как было бы просто разжечь веселый костерок, владей он магией. Натан не умел использовать кремень и огниво. У него не было на это ни терпения, ни навыков — зачем Натану Ралу когда-либо это было нужно, если можно было просто щелкнуть пальцами для создания огня?

Смирившись, волшебник поужинал холодной пищей и закутался для тепла в свой коричневый плащ из Ренда-Бэй, а затем улегся спать беспокойным, мятежным сном. Домотканая льняная рубашка, ранее принадлежавшая Филиппу, неплохо сохраняла тепло.

Натан отправился в путь ни свет, ни заря, продираясь через низкую поросль и кустарники, инстинктивно идя в правильном направлении, и когда он, наконец, наткнулся на основную дорогу, почувствовал внезапный всплеск удовлетворения. Теперь оставалось догнать Никки и Бэннона. Согласно карте, Локридж, довольно крупный город, должен быть всего в нескольких милях впереди.

Было уже позднее утро, когда волшебник увидел первую заброшенную усадьбу. Он попил из колодца, уверенный, что никто не будет против, и отогнал двух надоедливых коз, жаждущих его внимания. Отвратительные декоративные статуи поблизости казались странными и неуместными, но Натан и до этого видел много необычных и необъяснимых вещей. Люди часто имели довольно сомнительные предпочтения в искусстве, совсем как эти скульптуры.

Дорога проходила мимо других ферм и жилых домов, все они также были безлюдны и их населяли похожие статуи с мучительным видом. Возможно, какой-то мелкий местный лордик вообразил себя скульптором и потребовал, чтобы каждый его подданный имел у себя его отвратительную поделку.

К полудню Натан добрался до городка, типичного горного поселения с вполне ожидаемыми магазинами и домами, рынком, площадью, конюшней, гостиницей, кузницей, гончарной, плотницкой, — но городок был переполнен сотнями статуй каменных людей, запечатленных в момент ужасных кошмаров.

Натан осторожно шел вперед, почесывая щеку, аккуратно ступая в своих высоких кожаных сапогах, словно боясь пробудить эти жуткие скульптуры. Он чувствовал себя здесь незваным гостем. При обычных обстоятельствах волшебник должен был ощущать чары или признаки опасности, но копнув в себя поглубже, нашел лишь скорченную, спящую магию, — спутанный клубок, оставшийся после того, как его дар пророчества был вырван с корнем. Хань оставался беспокойным и неугомонным, и Натан не решился его использовать, зная, к чему это может привести.

При других обстоятельствах можно было и крикнуть во весь голос, но здешняя тишина казалась слишком зловещей, даже страшнее той, в древней сторожевой башне. Ощутимый ужас и отчаяние в лицах этих скульптур невольно заставили поежиться. Он видел тут разных людей: торговцев, фермеров, прачек, детей…

Две статуи, стоящие на площади Локриджа обособленно, выглядели белее и чище, нежели другие — видимо, то были новые творения, созданные безумным ваятелем. Ужасное выражение лица молодого человека на первый взгляд казалось неузнаваемым, но затем Натан вдруг понял: Бэннон!

Рядом с юношей стояла прекрасная колдунья, чьи изгибы и изящное платье могли стать шедевром любого скульптора с богатым воображением. Лицо Никки выражало меньше страданий, чем лица других статуй, но явно искажалось болью, словно чувство вины и сожаления разбилось на многочисленные острые осколки, а затем вновь собралось, но в неверном порядке.

Натан содрогнулся, будто от холода, медленно озираясь вокруг. Здесь явно сработали какие-то ужасные чары, и, хотя волшебник не мог вспомнить ни одного заклинания, которое могло бы вызвать такое, но был уверен, что это не просто скульптуры его друзей, а сами Никки и Бэннон, каким-то образом ставшие ими.

Звучный баритон прорезал кристальную тишину городка:

— Ты невинный человек? Или явился для суда, как и остальные?

Высокий, облаченный в черное мужчина шел в его сторону, его вытянутую лысую голову окаймлял золотой венок. Мантия на груди незнакомца распахнулась, открывая пузырчатые шрамы и воскоподобную кожу, обгоревшую вокруг золотого амулета.

Насторожившись, Натан ответил:

— Я прожил тысячу лет. Трудно остаться безвинным и непорочным за все это время.

— Человек добродетельный мог бы.

— Однако, чувство вины не особо довлело надо мной. — Натан был уверен, что именно этот мрачный волшебник создал заклинание, обращающее в статуи, подстерегая и превращая в камень свои жертвы, включая Никки и Бэннона. — Я путешественник, эмиссар Д'Харианской империи. Странствующий посол по особым поручениям.

— А я — Судья. — Человек шагнул вперед и темно-красный гранат на его вплавленном амулете стал светиться.

В другой раз Натан атаковал бы своей магией, но в отсутствии дара, который мог бы помочь, его рука метнулась вниз, чтобы схватить рукоять меча. Двигалась она непривычно медленно и вяло. Натан понял, что его ступни приросли к месту, и догадался, что происходит.

Судья приблизился, вперив в него взгляд бледно-голубых глаз.

— Только безвинные пройдут дальше, но я найду твою вину, старик. Я обязательно ее найду.

Никки оказалась заперта в каменной галерее своей жизни, обличительных ее моментах. У нее не было выбора, кроме как столкнуться с ужасными вещами, которые она совершила, с невежеством ее собственной жизни… Госпожа Смерть… слуга Владетеля. Этот психологический груз был намного тяжелее, чем даже самые огромные горы.

Она пытала и убивала многих по долгу ее службы у Джеганя. Она содействовала Имперскому Ордену, ложно полагая, что служит всему человечеству добиться равенства, помогая бедным и немощным, раздавая им богатства жадных хозяев жизни. Никки не чувствовала за это никакой вины.

Когда-то давно Никки сожалела, что пропустила похороны своего отца — Сестры не позволили ей покинуть Дворец Пророков. Ее отец был целеустремленный оружейник и отличный знаток своего дела (теперь она это понимала), человек, чью работу ценили заказчики, пока Орден не разорил его. Никки оказалась частью этого краха, как преданная молодая девушка с мозгами, промытыми ее же матерью, став уверовавшим, искренним последователем.

Когда кто-то верил и следовал тому, что было ложно, должна ли быть в том его вина?

Находясь во Дворце Пророков в течении многих лет, Никки также не присутствовала при смерти ее властолюбивой матери. Однако она посетила похороны, хотя не чувствовала вины за утрату этой жестокой женщины. Чтобы добыть прекрасное черное платье для церемонии, Никки позволила лапать и обнимать свое тело отвратительному портному, но то была цена, которую она согласилась заплатить. Она сделала то, что было необходимо. В этом не было вины. И с тех пор Никки предпочитала в платьях черный цвет.

По мере того как эти забытые, темные воспоминания, воскресали в ее сознании, Никки чувствовала необходимость искупить похищение Ричарда у его возлюбленной Кэлен, вынудив Искателя отправиться с ней в притворном сотрудничестве в Алтур'Ранг. Это деяние было ужасным, даже если Никки делала это, чтобы уверить Ричарда в правильности своих убеждений. В итоге колдунья влюбилась в него, но сама тогда не понимала, что те чувства были ложными и извращенными.

Возможно, самым худшим ее деянием был момент, когда Ричард воспротивился ее ухаживаниям и отказался заняться с ней любовью, и поэтому она бросилась на другого мужчину, позволив тому грубо с ней обращаться, ударить ее и изнасиловать, хотя изнасилованием это не являлось, поскольку все произошло по ее собственному настоянию. И все это время она знала, что из-за материнского заклятия, связывающего ее с Кэлен, Исповедница переживала все те физические ощущения, которые испытывала Никки… и Кэлен в сердцах поверила, что Ричард изменил ей, что он, безумно и страстно, получал удовольствие с Никки.

Это должно было причинить Кэлен душевные страдания… и Никки была тому несказанно рада.

Да, вот за это она чувствовала вину.

Но Никки уже была спокойна по этому поводу: Кэлен и Ричард ее простили. Та озлобленная, порочная личность, кем она была давным-давно — «Госпожа Смерть», — осталась в прошлом. Она в нем не погрязла и ее не преследовали призраки плохих поступков. Она служила Ричарду, сражалась за него, и помогла свергнуть Имперский Орден. Она приказала Джеганю умереть. Она служила Ричарду с неустанной преданностью и убила бессчетное число кровожадных полулюдей из Темных земель. Она сделала все, что просил Ричард, даже остановила его сердце, чтобы тот отправился в подземный мир на спасение Кэлен.

Она отдала ему все — кроме своего чувства вины. Никки за это чувство не держалась. Даже совершая эти преступления, она не ощущала ничего.

И теперь, в этом новом путешествии ее новой жизни, она служила цели гораздо более важной — не только ради этого человека, Ричарда Рала, которого она любила, но и ради его мечты, — и в этой службе не могло быть никакой вины. Никки была колдуньей. У нее была сила волшебников, которых она погубила. При ней были все заклинания, которым ее обучили Сестры. И в ее душе была сила, превосходящая любое воображаемое призвание этого заблуждавшегося Судьи.

Магия все еще оставалась ей подвластна, и не этому человеку суждено вершить над ней правосудие.

Тело Никки, возможно, превратилось в камень, сковав ее мысли в удушающем чистилище, но эмоции и прежде были схожи с камнем, и сердце ее было из черного льда. Это было ее защитой. Теперь она призвала ее, чтобы высвободить хоть какую-то искру магии, которую только могла обнаружить, найти в себе проблеск стремления воспротивиться тому наказанию, что наложил на нее этот мрачный чародей.

Ярость в ней росла, а вместе с ней вспыхнула и магия. Никки не была каким-нибудь невежественным, кровожадным сельским жителем, и не являлась мелким воришкой. Она была колдуньей. Она была Госпожа Смерть.

Изнутри, да и снаружи, Никки ощутила, что камень дал трещину…

Вытянутое лицо Судьи было бледным и суровым, будто кто-то стер с него все веселье. Видимо, ему не доставляло удовольствия разъяснять суть наказания Натану, сплетая заклинание, чтобы захватить старика в ловушку.

— Они все виноваты, — приговаривал он, — все эти люди. Моя работа не закончится никогда…

Натан напрягся, пытаясь двинуть своей окаменевшей рукой. «Нет, нет...». Его рука почти достигла меча, но даже коснись он рукояти, пользы вышло бы немного. Каменное заклятие окружило волшебника и уже принялось за мышцы, останавливая время в самом теле. Натан не мог сражаться, не мог сбежать, даже едва мог двигаться. Его единственным спасением было использовать магию, чтобы хлестнуть ответным заклинанием. Но ведь Натан даже не смог разжечь костер, а что уж говорить о противостоянии такому могущественному чародею.

Даже призови он магию, Натан знал, что она очень капризна и не будет ему подконтрольна. Он не забыл, как пытался исцелить раненого мужчину в Ренда-Бэй, разорвав беднягу с помощью того, что должно было быть магией исцеления. Натан лишь пытался ему помочь…

Возможно, это именно тот страшный момент вины, который Судья заставит его переживать до тех пор, пока длится век камня.

Он услышал потрескивание — заклинание принялось за его кожаную сумку, а также дорожную одежду и книгу жизни. Теперь волшебник едва мог дышать.

Натан почувствовал, как магия в нем стала извиваться, словно змея, ускользающая в заросли. Какое это будет иметь значение, если он коснется ее сейчас, и та отзовется? Что может причинить больший вред, чем та передряга, в которую он попал? Даже Никки была заперта в камне, и Бэннон, бедный Бэннон, был парализован в бесконечной муке.

Натану терять было нечего. Плевать на то, какую неожиданную реакцию может вызвать его магия, если он сможет ее освободить и нанести ответный удар — пусть даже что-нибудь нелепое — по крайней мере, это будет хоть что-то.

Легкие сдавило, когда каменный груз вины сжимал его и душил, но все же удалось выдохнуть несколько слов: «Я Натан… Натан-пророк…» Он ухватил еще немного воздуха и выдохнул еще пару слов: «Натан-волшебник!»

Магия выползла из него, подобно зубастому угрю, пугающему из темного подводного укрытия. Натан выпустил ее, не зная, что будет делать дальше… и даже не заботясь об этом. Он выбросил ее, даже не пытаясь контролировать.

Волшебник услышал и почувствовал в своем теле шипение раскаленного камня. На мгновение пришла уверенность, что он взорвется, что череп разлетится на куски от этой неконтролируемой силы.

Статуя Никки, казалось, стала изменяться, становиться мягче, и бесчисленные трещины, как по яичной скорлупе, поползли по белой каменной поверхности, запечатлевшей совершенство колдуньи. Натан и не думал, что это делает он. Его собственная магия была здесь… клокотала и извергалась на Судью, как горячее масло.

Мрачный волшебник попятился, немало удивившись.

— Что ты делаешь? — Он вскинул одну руку, другой прижимая свой амулет. — Нет!

Каменное заклятие, которым Судья окутал волшебника, словно удушливым покрывалом, теперь соскользнуло и слилось с необузданной магией Натана. Случилась обратная реакция, приведшая к неожиданным последствиям.

Суровый мужчина выпрямился, а затем в ужасе вздрогнул. Его челюсть распахнулась и выражение лица приняло безысходное отчаяние. Бледно-голубые глаза побелели, мантия закостенела, превращаясь в камень.

— Я — Судья! — вскричал он. — Я Судья. Я вижу вин…

С громким треском Никки вырвалась из своей каменной тюрьмы, каким-то образом использовав свою силу. Зрение Натана обострилось: он почувствовал, как камень сползает с его тела, подобно песку в песочных часах. Плоть потеряла твердость и кровь снова побежала по венам.

Неконтролируемая магия Натана по-прежнему извивалась и хлестала Судью, тот корчился и вопил, постепенно застывая — его одеяния становились мрамором.

— Ты — виновен! — сказал Натан преображающемуся чародею, едва снова смог дышать. — Твое преступление состоит в том, что ты судил всех этих людей.

Камень пленил Судью, потрескивая по его коже, застывая вокруг широко раскрытых глаз. — Нет! — Это было не отрицание, а ужас и осознание. — Что я наделал? — Его голос стал скрипучим, грубым, когда затвердело горло и чародей больше не мог дышать окаменевшей грудью. — Все эти люди… — Камень запечатлел лицо мужчины в выражении неизмеримого сожаления и досады, рот раскрылся, когда из него вырвалось последнее, недосказанное «Нет!»

Судья стал самой новой статуей в городке Локридж.

Взглянув на эту каменную фигуру, Натан почувствовал, что его необузданная магия рассеялась. Он больше не мог к ней прикоснуться. Волшебник глубоко вздохнул и снова ощутил текущую в нем жизнь.

Глава 33

Когда Судья обратился в камень, его заклятие утратило силу и рассеялось по всей округе.

Никки, сбросив каменные оковы, медленно выпрямилась и протяжно вздохнула, ожидая что из легких выдохнется пыль. Светлые волосы и кожа на шее вновь обрели упругость, зашевелилась ткань черного платья. Приподняв руки, она окинула взглядом ладони.

Своим стремлением Никки разрушила каменное заклятие, что окутало ее, но Натан пошел дальше и сокрушил хватку, сплетенную Судьей. Теперь старый волшебник сгибал руки и топал ногами, чтобы восстановить кровообращение, с недоумением качая головой.

Статуя Бэннона возле них, с застывшим выражением безысходного отчаяния, медленно наливалась цветом. Кожа порозовела, оранжевые веснушки и рыжие волосы вновь обрели свой цвет. Однако, вместо удивления вновь обретенной жизни, Бэннон упал на колени на городскую площадь и издал резкий вскрик. Его плечи затряслись, он склонил голову, всхлипывая.

Натан попытался успокоить обезумевшего молодого человека, похлопывая его по плечу, однако тот молчал. Подойдя ближе к Бэннону, Никки сказала мягким голосом:

— Теперь мы в безопасности. Что бы ты ни пережил, это было твоим прошлым. Это то, кем ты был, а не кто ты есть сейчас. В этом нет вины. — Она догадывалась, что юноша продолжал страдать из-за потери своего друга Иэна.

Но почему он произнес слово «котята», когда стал превращаться в камень?

На улицах и на площади вокруг глухой хруст постепенно становился гулким треском, сопровождаемый ветерком, что звучал как изумленный шепот. Никки обернулась и посмотрела на горожан, замурованных в камне жестоким правосудием злобного чародея — один за другим люди приходили в движение.

Когда сборище замученных скульптур обрело плоть, их по-прежнему переполняли кошмарные воспоминания, которые они так долго переживали. Затем начались рыдания и вопли, слившиеся в какофонию стенаний. Эти люди были настолько втянуты в свои собственные муки, что даже не пытались осмотреться и понять, что сейчас они свободны от ужасного заклятия.

Бэннон наконец поднялся на ноги, его глаза покраснели и опухли, на пыльном лице остались дорожки от слез.

— Теперь мы в безопасности, — сказал он, словно утешая жителей городка. — Все будет хорошо.

Некоторые из людей Локриджа услышали юношу, но большинство по-прежнему оставались в смятении и ничего не понимали. Мужья и жены, заметив друг друга, тут же кинулись в объятия. Дети, плача, бежали к своим родителям, чтобы снова очутиться в теплом уюте крепкой семьи.

Люди Локриджа, наконец, заметили троих незнакомцев. Один мужчина представился как мэр Раймон Барр.

— Я говорю от имени жителей этого городка. — Он взглянул на Никки, Натана, и Бэннона. — Это вы спасли нас?

— Мы, — ответил Натан. — Мы обычные путешественники, что ищут свою цель и горячий ужин.

С нарастающим гневом горожане заметили гротескную, пораженную ужасом статую Судьи. Никки указала на каменную фигуру извращенного человека.

— У цивилизованного мира должны быть законы, но справедливость не имеет место быть, если человек с отсутствием совести выносит приговоры, лишенные сострадания или милосердия.

— Если каждый из нас несет в себе чувство вины, тогда мы живем день ото дня осуждая себя, — добавил Бэннон, — Смогу ли я сам когда-нибудь забыть?..

— Никто из нас не забудет такое, — произнес мэр Барр. — И никто из нас не забудет вас, чужестранцы. Вы спасли нас.

Стали подходить другие горожане. На трактирщике был фартук, заляпанный пищей, которую он разносил неизвестно сколько лет назад. Фермеры и бакалейщики уставились на ветхий вид городка, на свои разбитые прилавки, остатки сгнивших фруктов и овощей, полуразрушенные ставни на окнах гостиницы, обвалившуюся крышу конюшни, старое сено в сарае.

— Как давно это было? — спросила женщина, чьи темные каштановые волосы выпадали из непослушного пучка. Она вытерла руки о подол. — Последнее, что я помню — была весна. Сейчас, похоже, лето.

— Но лето какого года? — уточнил кузнец. Он указал на дверные петли ближайшего полуразвалившегося сарая. — Взгляните на эту ржавчину.

Натан подсказал им какой сейчас год по Д'Харианскому летоисчислению, но эти люди далекого юга, с задворок Древнего мира по-прежнему жили по календарю какого-то древнего императора, поэтому названная дата для них ничего не означала. Они даже не помнили Джеганя и шествие Имперского Ордена.

Хотя мэр Барр был так же в замешательстве, как и все жители, все же пригласил всех на городскую площадь, где Никки и Натан дали разъяснения случившемуся. Каждая жертва помнила о своем столкновении с Судьей, и большинство из них вспоминали более ранние времена, когда странствующий магистрат прибыл судить их мелких преступников, и выносил справедливые приговоры — до того, как магия овладела им, прежде чем амулет и дар превратили его в монстра.

Одна женщина, держащая на руках маленьких сына и дочь, подошла к каменной статуе человека, причинившего им столько зла. Она мгновение стояла молча, затем лицо ее исказила ненависть, прежде чем плюнула на белый мрамор. Подошли другие, сделав то же самое.

После трактирщик предложил кузнечным молотом и долотом разбить вдребезги статую Судьи. Никки торжественно им кивнула.

— Я не буду вам в этом мешать.

Жители Локриджа мрачной, яростной толпой долбили и разбивали ненавистную им статую, пока Судья стал ничем иным, как осколками камня в пыльном крошеве. Превратив скульптуру в кучу щебня, люди заметно устали, хотя довольными не выглядели.

— Нам стоит вернуться в наши дома и наладить жизнь, — объявил мэр Барр, — наведите порядок в домах, позаботьтесь о наших садах. Отыщите других жертв этого человека и объясните, что произошло.

— Магия изменилась, и мир также подвергся изменению, — сказал Натан, — даже сместилось ночное небо. После наступления ночи вы обнаружите, что созвездия отличаются от тех, которые вы помните. И мы еще не знаем всех переделок в мире.

Никки добавила:

— В Д'Харианской империи лорд Рал низверг императоров, что угнетали как Древний мир, так и Новый. Мы пришли сюда, чтобы исследовать эти новые территории и рассказать вам, что повсюду может быть мир и свобода. Мы нашли этот город, освободили вас и уничтожили Судью. — Она взглянула вниз на неузнаваемые куски щебня, заметив гладкий изогнутый кусочек, который прежде мог быть ухом. — Этот человек — из числа тех монстров, с которыми ведет борьбу лорд Рал. — Колдунья расправила плечи. — И мы тоже.

Люди бормотали, переваривая эти новости, а Натан продолжал обеспокоенно качать головой.

— Я изучал магию на протяжении многих веков, — сказал он Никки, — и припоминаю истории о том, как древние волшебники Ильдакара обнаружили способ превращать людей в камень. Некоторые из них даже называли себя «скульпторами». Они использовали не только осужденных преступников, но и воинов, побежденных на их великой игровой арене. Такие статуи использовались как декорации.

Он провел большим и указательным пальцами по гладкому подбородку.

— Подобная магия делала больше, нежели просто превращала плоть в мрамор, как при алхимических опытах. Нет, это заклинание было иной формой магии, позволяющая замедлять и останавливать время, превращая плоть в камень, как если для нее прошли тысячи веков. Мне нужно будет обдумать это в дальнейшем.

В оставшуюся часть дня Никки и ее спутники узнали, что когда-то сеть дорог в горах соединяла множество других городов, и многие из этих поселений обслуживались одним и тем же магистратом. Никки опасалась, что Судья также обратил в камень и тамошнее население, но теперь, когда заклятие исчезло, эти люди также должны возродиться. Возможно, только что пробудилась вся эта часть Древнего мира…

— Спасти мир, как предсказала ведьма, так, колдунья? — задумчиво произнес Натан.

— Ты имеешь к этому такое же отношение, как и я, — напомнила она.

Волшебник просто пожал плечами.

— Благородный поступок по-прежнему остается хорошим деянием, куда бы ни привел долг. Я покинул Народный Дворец, чтобы помочь людям, и я счастлив делать это.

Никки не могла с ним не согласиться.

Встревоженные горожане разошлись, чтобы отыскать свои заброшенные дома и начать жизнь заново. Никки, Натан и Бэннон присоединились к трактирщику и его жене за трапезой из жидкой овсяной каши, сваренной из небольшого мешка с зерном, удивительным образом не испорченного.

Бэннон, однако, оставался крайне расстроенным и тщетно пытался найти покой и умиротворение. Он был раздражительным, пугливым, задумчивым, и, наконец, когда троица осталась без лишних ушей в одной из пыльных комнат гостиницы, Никки спросила его:

— Могу предположить, что ты все еще страдаешь от пережитого. Теперь заклинание разрушено. Что ты видел, когда оказался в каменной ловушке?

— Со мной все хорошо, — хрипло произнес Бэннон.

Никки не желала отступать.

— Выражение вины на твоем лице было несколько иным, чем когда ты рассказывал нам об Иэне и работорговцах.

— Да, приятного было мало.

Никки ждала, вдохновляя его своим молчанием, пока тот не выпалил:

— Это были котята! Я вспомнил человека с моего острова. Он утопил мешок с котятами. — Бэннон отвел взгляд от колдуньи, прежде чем продолжить. — Я пытался остановить его, но он бросил их в речку, и котята утонули. Я хотел их спасти, но не смог. Они мяукали и плакали.

Никки подумала обо всех страшных вещах, пережитых ею, о своем чувстве вины, которое она отбросила, о крови, которую пролила, о разрушенных ею жизнях.

— Это самая тяжкая вина, которую ты чувствуешь за собой? — Она ему не поверила. — Даже тяжелее той боли после случившегося с Иэном?

Карие глаза юноши, повернувшись к Никки, вспыхнули от гнева.

— Кто ты сейчас? Судья? Не тебе мерить мою вину! Ты не знаешь, как сильно это разбило мне сердце, как я скверно себя чувствовал. — Бэннон вышел в поисках другой свободной комнаты, где он мог бы переночевать. — Оставь меня в покое. Я больше не хочу об этом даже думать. Молодой человек закрыл дверь, невзирая на продолжающиеся вопросы.

Никки проводила взглядом его удаляющуюся фигуру, пытаясь оценить правдивость сказанных им слов, но было что-то неладное в глазах Бэннона, в выражении его лица. Он скрывал настоящий ответ, но колдунья решила не давить на юношу сейчас, хотя рано или поздно ей нужно будет это узнать.

Все здесь, в Локридже, прошли свои собственные испытания. Утомленная, Никки отправилась искать кровать, надеясь, что они будут спать спокойным сном без кошмаров.

Глава 34

Оставив жителей Локриджа заново обустраивать жизнь, Никки, Натан и Бэннон побрели по узкой старой дороге в глубь гор. Несмотря на то, что мэр Барр был поглощен работой, мужчина подтвердил им, что Кол Адэр действительно находится там, — за горами и широкой долиной. Испытание с Судьей подтолкнуло Натана как можно скорее обрести свои силы любыми средствами.

То, что некогда было широким трактом, по которому проходили торговые караваны, теперь заросло от долгого бездействия. Темные сосны и толстые дубы медленно посягали на это пустое пространство, оставленное человечеством, с намерением его заполнить.

Бэннон был на удивление замкнут, не проявляя особого интереса к их путешествию. Его обычная жажда разговора и позитивное мировоззрение куда-то подевались. Юноша все еще находился под впечатлением от того, что Судья заставил его увидеть и пережить. Никки столкнулась с последствиями своего темного прошлого и уже давно преодолела это чувство вины, но у Бэннона было гораздо меньше опыта в превращении свежих, кровоточащих ран в зарубцевавшиеся шрамы.

Натан попытался подбодрить молодого человека.

— Мы отлично проводим время. Хочешь ненадолго остановиться, мой мальчик? Немного схлестнемся на мечах?

Ответ Бэннона был на удивление непредсказуем:

— Нет, спасибо. Я вполне нахлестался с шелки и работорговцами Норукай.

— Это правда, мой мальчик, — произнес волшебник с натянутой улыбкой, — но упражняясь с мечом, ты можешь позволить себе повеселиться.

Никки обошла покрытый мхом валун посреди тропы, затем оглянулась.

— Возможно он думает, что убивать по-настоящему — вот настоящее веселье, волшебник.

Бэннона как будто ужалили.

— Я делал то, что должен был сделать. Люди нуждаются в защите. Можно не успеть вовремя, но если уж это случилось, то сделать надо все возможное.

Путники достигли стремительного потока, бурлящего по скользким скалам. Никки подобрала юбки и пошлепала по мелководью, не беспокоясь о промокших сапогах. Натан, однако, пошел вниз по течению, где обнаружил упавший ствол дерева и использовал его в качестве мостика. Он осторожно перебрался на другую сторону, затем повернулся лицом к Бэннону — тот едва глядел под ноги, шагая по бревну.

Никки продолжала наблюдать за молодым человеком, все больше беспокоясь о терзающей его душевной боли. Ее спутник, столь озабоченный и апатичный, вполне может подвергнуться потенциальной угрозе, столкнись они с ней, и Никки не желала допускать подобного.

Она встретила Бэннона, едва тот сошел с бревна на мягкий мох отмели.

— Нам нужно разрешить ситуацию, Бэннон Фармер. Нарыв лучше вскрыть, не дожидаясь его нагноения. Я знаю, что ты не сказал правду, — по крайней мере не всю.

Бэннон сразу насторожился и отступил, на его лице читался страх.

— Правду о чем?

— Что показал тебе Судья? Какая вина гложет тебя изнутри?

— Я уже говорил. — Бэннон отступил, словно желая сбежать. Он побледнел. — Я не смог остановить человека, когда тот топил мешок с котятами. Милостивая Мать моря, я знаю, что это выглядит в твоих глазах по-детски, но не тебе судить, как моя вина может на меня влиять!

— Я не судья тебе, — сказала Никки, — и не хочу быть ею. Но мне нужно понять.

Подойдя к ним по берегу ручья, Натан вмешался в разговор.

— То есть, ты хотел бы, чтобы мы верили, будто Судья посчитал потерю котят более достойной осуждения, нежели исчезновение твоего друга вместе с работорговцами? — Волшебник задумчиво улыбнулся, пытаясь выглядеть сострадательным. — Хотя, по правде, я сам люблю котят. Сестры во Дворце Пророков однажды позволили мне завести котенка — четыреста лет назад. Я заботился о нем, он вырос в кошку, и, я полагаю, она была счастлива бродить по дворцу и охотиться на мышей и крыс, где ей хватало места разгуляться. Это было много веков назад... — Голос Натана наполнился грустью. — Кошка, конечно же, давно мертва, и я не вспоминал об этом уже долгое время.

Никки попыталась смягчить свой суровый голос, незначительно в этом преуспев:

— Ты наш спутник, Бэннон. Может, ты преступник? Я не собираюсь тебя наказывать, но мне необходимо знать. Ты можешь являться препятствием для нашей миссии и угрожать безопасности страны, в которой находишься.

— Я не преступник! — огрызнулся юноша, и зашагал вдоль ручья, стараясь держаться в стороне. Никки пошла за ним следом, но Натан положил руку колдунье на плечо и слегка покачал головой.

— Как бы то ни было, я не осуждаю тебя, — окликнула она молодого человека. — Я могла бы месяцами перечислять людей, которым причинила боль. Однажды даже поджарила заживо одного из своих генералов, прямо посреди деревни, чтобы показать ее жителям, насколько я безжалостна.

Бэннон обернулся и уставился на колдунью одновременно с удивлением и отвращением. Никки скрестила руки на груди.

— Ты не смог помешать кому-то утопить мешок с котятами. Может, это и правда. Но я не верю, что Судья осудил тебя на веки вечные из-за такого пустяка.

Бэннон плеснул на лицо прохладную воду, затем отошел от ручья и стал подниматься по склону, усеянному луговыми лилиями.

— Это долгая история, — вздохнул он, не глядя на Никки.

Натан, стоя за его спиной, произнес:

— Этот разговор может подождать, пока мы не разобьем лагерь. Также стоит поискать что-нибудь поесть.

Бэннон, пробираясь через кустарник, спугнул пару рябчиков. Две упитанные птицы, кудахтая, заковыляли быстрыми шагами и сорвались в полет. Никки, сделав небрежный жест рукой, выпустила магию. Недолго думая, она остановила птичьи сердца, и рябчики замертво упали на землю.

— Вот теперь можно поужинать, к тому же здесь хорошее место для ночлега. Пресная вода из ручья, дрова для нашего костра — и подходящее время для историй.

Бэннон выглядел побежденным. Не говоря ни слова, юноша взялся за сбор сухих веток, Натан принялся ощипывать птиц, а Никки использовала свою магию, чтобы разжечь огонь. Пока готовилась еда, колдунья наблюдала за парнем: тот уходил в свои воспоминания, как рудокоп, разгребающий кучи камней, сортируя щебень и пытаясь решить, что оставить.

Чуть позже Бэннон обглодал дочиста свою часть трапезы, сбегал обратно к ручью, чтобы умыться, и вернулся. Он поднял подбородок и тяжело сглотнул. Никки видела, что молодой человек готов.

— На острове Кайрия… — начал он. Его голос прозвучал надтреснуто. Юноша глубоко вздохнул. — Вернувшись домой… В общем, я сбежал не оттого, что моя жизнь была слишком тихой и скучной — эта жизнь не была счастливой.

— Жизнь иногда такой и бывает, мой мальчик, — произнес Натан.

— Точнее, только такой и бывает, — Никки была более категорична.

— Мои родители были не совсем такими, какими я их описывал. Ну, разве что моя мать. Я любил ее, и она любила меня, но мой отец… мой отец… — Его глаза метались взад-вперед, как будто искали подходящее слово, а найдя, смело его использовали: — Он был подлецом, и достойным всяческого порицания. — Бэннон поймал себя на том, что, будто-то бы боится духов, которые сейчас поразят его, пока он расхаживает тут взад-вперед. Затем тот странный взгляд снова возник на лице юноши, словно он пытался раскрасить свои воспоминания. — У моей матери была кошка окраса «тэбби», которую она очень любила. Кошки обычно спят возле теплого очага, но эта предпочитала свернуться калачиком на коленях матери. — Бэннон сощурился. — Мой отец был грубым пьяницей и жестоким человеком. Свою жалкую жизнь он не считал собственной ошибкой, напротив — делал нашу жизнь несчастной, считая, что мы несем за это ответственность. Он бил меня: иногда палкой, но обычно кулаками. Мне кажется, ему это нравилось. Хотя, я всегда являлся его запасным вариантом. Я мог и убежать, а отец не желал прилагать много усилий и поэтому вместо меня отрывался на матери, загоняя ее в угол у нас дома. Бил ее всякий раз, когда проигрывал в азартную игру в таверне, или, когда у него заканчивались деньги и он не мог купить вдоволь выпивки, или прикладывал руку, потому что ему не понравилась еда, которую она готовила, или потому, что приготовила мало. Он заставлял мою мать кричать, а затем наказывал ее за крик — за громкие крики, которые могли слышать соседи — хотя все знали, как он жестоко с ней обращался в течение многих лет. Но отцу нравились крики матери, и, если бы она терпела боль, отец избивал бы ее еще сильнее. Поэтому матери пришлось пройти по этой узкой дорожке ужаса и боли, чтобы выжить — что бы мы с ней могли выжить.

Бэннон опустил голову.

— Когда я был маленький, я просто не мог противостоять отцу. А когда стал постарше, когда мог защититься от него, я просто был не в силах это делать, потому что этот человек научил меня его бояться.

Юноша так тягостно сидел на упавшем стволе дерева, что казалось вот-вот упадет.

— Кошка была особым сокровищем моей матери, ее отдушиной. Мать гладила животное на коленях и тихонько плакала, когда уходил отец. Кошка как будто принимала в себя ее боль и горести. Каким-то образом это помогало матери, как ничто другое. Это не было магией, но явно исцеляло.

Натан закончил есть рябчика и отбросил кости в сторону, затем склонился вперед, внимательно слушая. Никки не двигалась. Она наблюдала за выражением лица молодого человека, его нервными движениями, впитывая каждое слово.

— У кошки случился приплод из пяти котят: мяукающие и беспомощные, и такие славные. Но мама-кошка умерла при родах. Мы нашли котят в углу на следующее утро, сосущих уже холодный, окоченевший трупик, пытаясь согреться теплом материнского меха. Они так жалобно мяукали. — Бэннон сжал кулаки, его взгляд устремился в воспоминания. — Моя мать, подняв мертвую кошку, выглядела так, как будто что-то сломалось внутри нее.

— Сколько тебе было тогда, мой мальчик?

Бэннон смотрел на старого волшебника, как бы пытаясь сформулировать ответ на вопрос.

— Это случилось меньше года назад.

Никки была удивлена.

— Я хотел спасти котят, ради моей матери. Они были такими крошечными, с самым мягким мехом и острыми коготками. Когда я их держал, они постоянно вертелись. Мы напоили их молоком из наперстка — о них надо было заботиться. Эти котята нам с матерью стали утешением… но мы даже не успели дать им имена — ни одному — как отец все же их обнаружил. Однажды ночью он пришел домой в ярости. Я понятия не имел, что его так разозлило. Хотя причины, по-моему, никогда не имели значения — нам с матерью не нужно было их знать, ведь в каком-то темном уголке его проспиртованного разума виноватыми всегда оказывались только мы. Он знал, как причинить нам боль — о, он знал, как это сделать. Отец ворвался в дом, схватил мешок с луком, висевший на стене, и высыпал содержимое на пол. Несмотря на то, что мы пытались оградить его от котят, отец хватал их по одному и пихал в пустой мешок. Котята жалобно мяукали, взывая о помощи, но помочь им было никак — отец нам не позволил.

Лицо Бэннона потемнело. Юноша не смотрел на своих слушателей.

— Я попытался ударить отца, но тот отмахнулся. Мать его умоляла, но тому нужны были лишь котята. Он знал, что от этого матери будет гораздо больней, чем от его кулака. «Их мать мертва», прорычал он, «и я не желаю, чтобы вы тратили молоко». — Бэннон сказал это с отвращением. — Его слова о трате нескольких наперстков были таким абсурдом, что я не мог найти ответа. И тут отец хлопнул дверью и исчез в ночи. Мать всхлипывала и рыдала. Я хотел бежать за ним, и даже драться, но остался, чтобы успокоить ее. Она охватила меня руками и рыдала мне в плечо. Отец забрал последнее, что она любила, последнюю память о ее любимой кошке. — Юноша тяжело сглотнул. — Но я тотчас решился что-нибудь предпринять, так как знал, куда он направится. Неподалеку протекал глубокий ручей, и отец, видимо, решил бросить мешок туда. Котята могли утонуть — мокрые, холодные и беспомощные, если им не помочь. Уже не думая о своих действиях, я знал, что получу побои — но отец бил меня и раньше — а у меня никогда не было шанса спасти что-то, что я любил, спасти то, что любила моя мать. Поэтому я выбежал в ночь за отцом. Я хотел его преследовать, кричать проклятия, обзывать грубым чудовищем. Но мне хватило ума молчать. Я не посмел ему сообщить, что иду за ним следом. Ночь была темной и облачной, и отец был настолько пьян, что ничего не замечал вокруг. Он даже не мог представить, что я смогу ему противостоять. Я никогда не делал этого прежде. Достигнув ручья, я видел мешок в его руке — тот извивался и корчился. Отец не злорадствовал, он даже не думал о том, что делает. Безо всяких угрызений совести он просто бросил завязанный мешок из-под лука в бурную воду. Под тяжестью камней тот пару мгновений качался, уносимый потоком, затем ушел под воду. Я был уверен, что слышал плач котят. Милостивая Мать моря…

Голос юноши словно сдавило в тисках.

— Времени у меня было мало: котята вот-вот могли утонуть, все решали минуты. Я не мог рисковать и позволить отцу поймать меня, ведь подойди я слишком близко, ему лишь стоило протянуть руку, и он бы меня схватил своими ужасными лапами за рубашку или за руку. Тогда уж и избил бы до потери сознания, может, даже сломал бы мне пару костей — но, что хуже всего, он помешал бы мне спасти котят! Я прятался в темноте минуту — долгую, мучительную. Сердце бешено колотилось. Отец даже долго не стоял, чтобы насладиться своей жестокой работой. Постояв у ручья с дюжину вдохов, он скрылся в ночи, туда же, откуда и пришел. Я помчался вдоль ручья так быстро, как мог, постоянно натыкаясь о камни и ивовые кусты. Рыскал глазами по холодному течению, пытаясь разглядеть в тусклом лунном свете какие-либо признаки бултыхающегося мешка. Бежал по отмели, спотыкаясь в брызгах, но мне нужно было спешить. После весенних дождей вода поднялась, и поток стал заметно быстрее, каким я его помнил. Я не мог видеть, как далеко унесло теперь котят, но впереди, вдоль изгиба ручья, я на мгновение заметил, как мешок всплыл, прежде чем снова ушел под воду. Споткнувшись о поросшие мхом камни и скользкую грязь, я упал в воду, но мне было все равно. Зайдя в глубину, я пробирался вперед и греб руками, пытаясь схватить мешок. Хватался за водоросли, порезался о ветки, но мешок все уплывал, оставаясь под водой. Я больше не мог слышать котят, и знал, что прошло слишком много времени, но попыток своих не оставлял. Затем бросился вперед и нырнул, пока, наконец, не поймал его, ухватив пальцами вокруг за складки грубой ткани. У меня получилось! Смеясь и плача, я выдернул тяжелый мешок из воды. Едва его поднял, как с него потоком хлынули ручейки, я споткнулся и растянулся на берегу. Своими окоченевшими, кровоточащими пальцами долго не мог развязать мокрый узел, стал рвать его ногтями, и, наконец, ткань разошлась. С потоком воды выбросило котят. Я помню, как снова и снова повторял «Нет, нет, нет!» Эти бедные, хрупкие существа вывалились, скользкие и влажные, как рыбы из сети. И они не двигались. Ни один. Я поднял их, мягко надавил, их маленькие язычки были высунуты, я дул в их крошечные мордочки, пытаясь заставить их пошевелиться. В моей голове постоянно слышалось как они зовут на помощь, жалобно мяукая, пытаясь набрать воздух, увлекаемые под холодную воду. Они были такие маленькие и даже не знали своей мамы. Я знал, что они звали меня и мою мать, но мы их не спасли — мы их не спасли!

Бэннон сгорбился и всхлипнул.

— Я бежал так быстро, как только мог. Я пытался достать мешок из воды — пытался что есть силы! Но все котята оказались мертвы, все пятеро.

Натан слушал с сострадательным видом. Он поглаживал свой подбородок, сидя на камне возле костра.

— Ты старался изо всех сил. Больше ты ничего не мог сделать. Ты не можешь постоянно нести в себе эту вину. Это убьет тебя.

Когда Бэннон плакал, Никки пристально за ним наблюдала.

— Это не то, отчего он чувствует за собой вину, — вполголоса сказала колдунья.

Старый волшебник был поражен, но Бэннон взглянул на Никки, с, на удивление, взрослым взглядом.

— Ты права, — хрипло ответил он. — Не из-за этого.

Он сплел пальцы, затем разъединил, снова найдя в себе смелость продолжить.

— Я нашел мягкое место под ивой возле ручья и голыми руками выкопал ямку. Похоронив котят, я накрыл их мокрым мешком, словно одеялом, которое могло бы согреть в ту холодную ночь. Поверх могилы положил камни, чтобы потом показать матери это место, но я не хотел, чтобы о нем знал мой отец. Затем долго там стоял, оплакивая их, а после пошел домой. Я знал, что не смогу скрыть от отца следы слез и мокрую одежду. Он, вероятно, избил бы меня за это, а может просто посмотрел бы с самодовольным выражением. Тогда, с гибелью котят, я не думал, что он может причинить мне большую боль, к тому же я порядком измотался. — Молодой человек сглотнул. — Но я пришел домой, чтобы обнаружить нечто гораздо худшее.

Никки почувствовала, как напряглись ее плечи, и тут же одернулась. Бэннон продолжил говорить мрачным голосом, словно у него больше не осталось никаких эмоций.

— Утопив котят, отец вернулся домой, где его поджидала мать. Она решила, что с нее хватит. После всей боли, страхов и страданий, причиненных ей, убийство этих невинных животных стало для нее последней каплей. Когда он, шатаясь, вошел в дверь, мать его уже ждала. Позже, увидев эту сцену, я догадался, что произошло. Как только отец вошел в дом, мать, держа наготове топор за дубовое топорище, словно воин свою булаву, напала на него с криком, ударив по голове. И ведь ей почти удалось, но удар прошел вскользь: этого хватило, чтобы выступила кровь, возможно, даже треснул череп — и, конечно, оказалось достаточно, чтобы отец зашелся в гневе. В бесполезных усилиях мать пыталась ранить его, возможно даже убить. Но отец, увернувшись, вырвал топор у нее из рук… — Бэннон сглотнул и зажмурился. — И избил ее до смерти. К тому времени, как я вернулся домой, похоронив котят, мать была уже мертва. Он разбил ее лицо так, что на нем не осталось живого места, и я даже не мог ее узнать: левый глаз был сплошным месивом, сломанные части черепа выступали наружу, обнажая мозг. Ее рот стал просто рваной дырой, и вокруг лежали разбросанными зубы. Некоторые из них впились, будто украшения, в то, что когда-то было лицом…

Голос Бэннона стал более тихим и дрожащим:

— Отец подошел ко мне с окровавленной, разбитой рукоятью топора, но защитить себя мне было нечем, — меча тогда еще не было. Я все равно с воем бросился на убийцу. Я… я даже не помню этого. Наносил удары, царапал, колотил в грудь… В этот раз соседи, услышав крики моей матери, более ужасные, чем когда-либо прежде, подоспели спустя несколько мгновений после моего прихода. Они меня спасли, иначе и мне настал бы конец. Я кричал, пытаясь драться, стараясь ему навредить. Но соседи оттащили меня и усмирили. К тому времени ярость покинула и отца. Кровь покрывала его лицо, одежду и ладони. Какая-то ее часть была кровью из раны на голове, куда его ударила мать, но большая часть принадлежала ей самой. Кто-то поднял тревогу, и одна добрая женщина отправила своего маленького сына бегом в город, за магистратом.

Бэннон часто дышал и ломал пальцы, уставившись в маленький костер подобно заблудшей душе, прежде чем смог продолжить. Где-то наверху закричала и взлетела с одной из сосен ночная птица.

— Я не смог спасти мешок с котятами. Я не смог помешать отцу утопить их, как бы ни старался. Я бросился в ручей и пытался их поймать, пока не стало слишком поздно. Но знал, что уже слишком поздно, и тратил драгоценное время на то, чтобы похоронить их и оплакать… когда должен был находиться в другом месте — спасать свою мать.

Он посмотрел на своих слушателей, и пустая боль в его карих глазах пронзила сердце Никки глубоким холодом.

— Если бы я остался с матерью, возможно, смог бы ее защитить. Если бы я не бегал за котятами и остался дома, то постоял бы за нее и спас. Мы с ней вместе встретили бы отца и уж как-нибудь от него отвязались. После той ночи отец уж точно никогда бы не причинил боль матери и мне. Но вместо этого я побежал спасать котят, оставив свою мать одну с этим монстром.

Бэннон снова встал, отряхнув штаны. Продолжил он тоном разведчика, доставившего отчет:

— Я оставался в Кайрии до тех пор, чтобы увидеть, как моего отца повесят за убийство. У меня оставалось несколько монет, и из сочувствия жители деревни собрали мне деньги на жизнь. Я мог бы иметь небольшой домик, завести семью, работать на капустных полях. Но дом сильно пропах кровью и кошмарами, и в Кайрии меня ничто уже не держало. Итак, я записался на борт ближайшего корабля, который зашел в нашу маленькую гавань — на «Идущий по волнам». Покинув свой дом, я никогда не собирался возвращаться, в надежде найти лучшее место. Мне хотелось жить так, как я себе это представлял.

— Значит, ты изменил свои воспоминания, прикрыв их тьму фантазиями о той, лучшей, по твоему мнению, жизни, — сказал Натан.

— И ложью, — вставила Никки.

— Да, это была ложь, — сказал Бэннон. — Настоящая правда… слишком ядовита. Я просто старался сделать все лучше. Разве это было неправильно?

Теперь Никки была уверена, что у Бэннона Фармера доброе сердце. В своей голове, и в том, как он описывал свою выдуманную жизнь другим людям, молодой человек изо всех сил пытался превратить мир в такое место, которого не будет никогда.

Когда волшебник положил руку ему на плечо, желая подбодрить, Бэннон вздрогнул, словно внезапно вспомнил о побоях своего отца. Натан руку не убрал, но, будто тисками, усилил хватку.

— Теперь ты с нами, мой мальчик.

Кивнув, Бэннон тыльной стороной ладони вытер слезы. Он выпрямил плечи и ответил со слабой улыбкой:

— Согласен. И это очень хорошо.

Даже Никки вознаградила его одобрительным кивком.

— В тебе больше ста́ли, чем я думала.

Глава 35

Дождь и мрак сопровождали их в течение следующих четырех дней, пока они держали путь в горы. Утро каждого дня было наполнено туманом, день насыщен моросящим дождем, а ночью шли полноценные ливни. Низко нависшие облака и истекающие каплями деревья не позволяли путникам смотреть вдаль, и невозможно было оценить высоту и массивность гор впереди. Но, в конце концов, Никки знала, что с какой-нибудь высокой точки можно будет рассмотреть обширную долину, что раскинулась между ними и Кол Адэр.

Никки шла, завернувшись в серый шерстяной плащ, который дал ей хозяин гостиницы; плащ стал тяжелым, пропитавшись водой. Бэннон и Натан выглядели столь же плачевно, и промозглый мрак угнетал так же сильно, как и молчание молодого человека.

На пятую ночь после Локриджа ливень усилился и снизилась температура воздуха, пробирая до костей влажным холодом. Никки была рада обнаружить внушительную приют-сосну: пирамидообразное дерево с плотными, опущенными ветвями. Для тех путешественников, которые знали, как распознать эти деревья, приют-сосны создавали надежное убежище в лесу. Ричард однажды показал ей, как их найти и применить с пользой.

Никки встряхнула ветки с длинными иголками, чтобы разогнать скопившиеся бусинки дождевой воды, затем отодвинула лапу, открывая темную и уютную ложбинку под деревом.

— Спать мы будем здесь.

Волшебник нашел удобное место под нависшими ветвями.

— Эх, если бы ты смогла раздобыть жареную баранину и кружку эля, колдунья, у нас была бы прекрасная ночь.

Бэннон сидел, прижав колени к груди, и по-прежнему молчал.

— Будь доволен и этим, — хмыкнула Никки. Она использовала свою магию чтобы зажечь небольшой костер внутри убежища, и дымок, пахнущий свежим деревом, завился сквозь склоненные ветви. Поскольку все промокли и замерзли, Никки с помощью магии высушила одежду, так что путники впервые за несколько дней почувствовали тепло и уют.

— Неприятные условия я могу и потерпеть, — пояснила колдунья, — но не тогда, когда мне это не нужно. Нам лучше хорошо отдохнуть и восполнить силы. Пока невозможно сказать, как далеко нам еще идти.

— Само путешествие является частью нашей цели, — сказал Натан. — После того, как мы найдем Кол Адэр, и я снова стану един со своей магией, нам стоит исследовать остальную часть Древнего мира.

— Давайте сегодня хорошо отдохнем, — сказала колдунья, — а завтра изучим хоть весь мир.

Они вскипятили воду над огнем и приготовили отменный суп с ячменем, сушеным мясом и специями. Затем собрали достаточное количество дождевой воды в котелок снаружи приют-сосны, чтобы можно было заварить горячий чай.

Бэннон завернулся в сухой плащ и сделал вид, что заснул. Натан посмотрел на него с беспокойством.

— Приключения редко оказываются такими, как ожидаешь, — тихо сказал он Никки, но Бэннон, конечно же, все слышал, что волшебник, без сомнения, и предполагал.

На следующий день, когда они продолжили путь сквозь моросящий дождь, шлепая по грязным, скользким лужам, Натан размашисто вытащил свой меч и подскочил к Бэннону.

— Ты еле тащишься, мой мальчик. Когда твои глаза не видят ничего впереди, дракон сможет подобраться ближе, прежде чем ты его заметишь. — Он вскинул меч и преградил юноше путь. — Защищайся, или ты для нас бесполезен.

Бэннон был поражен, хотя волшебник помахивал мечом явно без злобы и делал это нарочито медленно, чтобы смущенный молодой человек имел шанс уклониться.

— Прекрати, Натан! Что ты делаешь?

— Пытаюсь тебя пробудить.

Волшебник взмахнул мечом вновь, на этот раз более настойчиво.

Бэннон отскочил в сторону, нащупав рукой Крепкий в ножнах.

— Я не хочу с тобой сражаться.

— Очень жаль, — сказал Натан, подходя к нему. — Когда ко мне приближаются враги, жаждущие крови, я всегда даю им понять, настроен ли я на бой. Это очень важно. — Он снова замахнулся и Бэннон вскинул меч, чтобы с громким звоном встретить удар. Воробьи в ветвях над головой испуганно разлетелись в поисках ветки посуше и поспокойнее.

Никки точно знала, что делает Натан, хотя она также понимала апатию молодого человека. После того, как Бэннону пришлось столкнуться с фактом, что его тоска по прошлой жизни была не более чем глупая фантазия, он стал похож на корабль, брошенный на произвол судьбы без штурвала и парусов. Никки много лет строила щиты вокруг своего разума и сердца, но Бэннон был еще слишком молод.

Натан удивленно вскрикнул, когда его противник контратаковал, рассекая клинком воздух. Громогласный звон стали против стали эхом раздался по раскисшему лесу.

— Так-то лучше, мой мальчик! Я хочу быть уверен, что ты сможешь справиться, если на нас снова налягут монстры.

Натан не думал сдаваться, и они залезли в молодую поросль. Бэннон развернулся, защищаясь и усиливая атаку, заставив волшебника отступить; затем, после яростного потока ударов, дерущиеся на мгновение остановились. Лицо Бэннона оживилось, он поднажал, подталкивая Натана, и волшебник, поскользнувшись на грязной тропе, тотчас упал на спину. Юноша тоже потерял равновесие и растянулся рядом со своим наставником. Соперники тут же вскочили, задыхаясь и смеясь. Оба изрядно вывалялись в грязи.

Никки наблюдала за ними, скрестив руки на груди, натянув тем самым шерстяной дорожный плащ. Встретив взгляд Натана, она признательно ему кивнула.

Волшебник протянул руку молодому человеку и подтянул его к себе.

— Добрые духи, дождь не прекратился, но это хоть вывело тебя из уныния.

— Прости, — пробормотал Бэннон. — Когда я хотел покинуть Кайрию, я думал… да, возможно, я сбежал, но теперь я понимаю, что это совсем не так. — Он поднял измазанный грязью подбородок. Дождь лил не переставая, большие капли падали сверху с густых ветвей нескончаемым холодным потоком. — Я хочу идти с тобой. Это путешествие, о котором я всегда мечтал.

— Хорошо, — сказал Натан. — Тогда продолжим наши поиски.

Никки пошла впереди группы.

— Если мы пройдем подальше, то, возможно, выйдем наконец из этого дождя.

Чем выше они поднимались, тем холоднее становились ночи, но дождь, наконец, прекратился. Ливень продолжался довольно долго, смыв всю грязь с их одежды.

Через пару дней небо очистилось от облаков, став ярко-голубым, и Никки нарастила темп ходьбы, подбодренная солнечным светом. К этому моменту дорога стала похожа на звериную тропу, и путники не повстречали ни одной живой души с тех пор, как покинули Локридж. Никки теперь понимала, почему император Джегань не потрудился отправить свои армии в эти отдаленные земли: тут почти некого было завоевывать.

Иногда они натыкались на руины больших каменных зданий, которые со временем пришли в негодность и поросли лесом.

— Эти земли, вероятно, тысячи лет назад пребывали в самом расцвете, — сказал Натан. — После того, как был возведен великий барьер в конце войн волшебников, Сулакан и его последователи вынуждены были отступить на юг, поскольку Новый мир для них оказался недосягаем. Тут были города и дороги, рынки, шахтерские поселения, великие правители и, — междоусобные войны. Фактически, император Курган посвятил большую часть своих завоеваний южной части Древнего мира.

— Вот почему мы мало о нем слышали, — сказала Никки. — Он был неважен в историческом контексте.

— Он был достаточно важен для здешних людей, — возразил волшебник.

— Я не вижу тут никого живого, — сказал Бэннон.

— Используй свое воображение. Люди жили здесь когда-то.

Путники остановились у поросшего мхом и травой фундамента. Плиты, выложенные на земле, говорили о том, что здесь когда-то стояла внушительных размеров крепость, но теперь из-под булыжника торчали ее разрушенные останки.

— Мир, как правило, обходит тебя стороной, когда ты живешь одинокой жизнью в башне. — Натан продолжал говорить, а Никки и Бэннон следовали за ним, обходя руины. — Я рассказывал вам о том, как по глупости пытался сбежать из дворца? Я был молод и слабо представлял насколько неприступной была моя тюрьма.

Никки нахмурилась.

— Сестры никогда не упоминали о том, что ты пытался бежать.

— Мне тогда было лишь сто лет, по сути — просто мальчишка. Я был дерзким и готовым на риск… и мне было невообразимо скучно. Да, я имел свободу перемещения по верхним комнатам башни, мог просматривать замечательные книги в библиотеке, но такие забавы развлекали молодого человека до тех пор, пока тот не начинал мечтать. Я не хотел быть их ручным пророком, поэтому многие месяцы выхаживал свой план. Да, Сестры надели на мою шею железный ошейник, и с Рада'Хань они могли контролировать меня и мою магию. — Губы волшебника скривились в улыбке, и он откинул назад свои прямые белые волосы. — Поэтому мне надо было проявить находчивость, а не просто использовать заклинание-другое, чтобы выбраться. Когда я сказал Сестрам, что мне холодно, они принесли мне больше одеял, и я, используя лишь крошечную часть дара, распутал волокна ткани, которые собрал в веревку — длинную веревку — нитку за ниткой. Она была вполне надежная, чтобы выдержать мой вес. Я провел неделю будучи вежлив и внимателен на занятиях, дабы усыпить бдительность Сестер, а затем, безлунной ночью, я пробрался в одну из самых высоких комнат и забаррикадировал дверь изнутри, пояснив, что всю ночь собираюсь изучать книги заклинаний. Я был любознательным молодым человеком и хотел стать сильным волшебником, хотя знал, что Сестры никогда меня не освободят. — Натан непроизвольно потер шею, как будто по-прежнему ощущал на ней железный ошейник. — Потому что пророк — это слишком опасно, знаете ли.

Он посмотрел на Бэннона, чтобы убедиться, что молодой человек его слушает.

— Я открыл высокое окно и крепко привязал веревку. Я исключил возможность использования заклинания левитации, поэтому прибегнул к более традиционным средствам. Когда я залез на подоконник и глянул вниз, мне показалось, что падать придется до самого подземного мира. — Натан вскинул бровь, поглядывая на Бэннона. — Когда живешь в каменном мешке, трудно понять ощущение необъятности небес или долгого падения вниз на землю. Но я уже все решил. Обернул веревку вокруг пояса и начал спускаться по стене.

Никки скептически отнеслась к этой истории.

— Дворец Пророков охранялся заклятиями и щитами. Никто не мог просто вылезти в окно и сбежать.

Волшебник поднял палец.

— А как ты думаешь, почему Сестры установили все эти защитные заклинания? Женщины полагали, что щитов, удерживающих нижние двери, будет достаточно. Они не думали, что я окажусь настолько глуп, чтобы подняться на самую высокую башню. — Он прочистил горло. — Важная часть рассказа состоит в том, что я полез вниз по веревке со стены башни — я бы добавил, что это было очень храбро. Но просчитался: когда до низа башни оставалось какая-то сотня футов, веревка закончилась. И я просто повис!

Натан выдержал паузу для интриги и снова посмотрел на Бэннона.

— Я знал, как использовать магию Приращения, поэтому стал наращивать веревочные пряди. Можно было и догадаться, что Сестры обнаружат это посредством Рада'Хань, но что мне оставалось делать? Обратно, конечно, подняться уже не представлялось возможности. Я удлинял веревку фут за футом, но для этого требовалось много энергии. Я был так измотан, что к тому времени когда достиг земли, едва мог держаться за веревку.

Он издал долгий, задумчивый вздох.

— К тому времени подоспели Сестры и схватили меня, как только мои ноги коснулись тротуарной плитки.

— Даже если бы ты покинул Дворец Пророков и пересек мост в Танимуру, твой Рада'Хань не позволил бы тебе сбежать, — сказала Никки. — Сестры схватили бы тебя в любое время. Поэтому я считаю твою историю сомнительной.

— Этот рассказ должен был просто вас развлечь, но у него также есть смысл. — Он повернулся лицом к Бэннону. — Иногда надо быть смелым, чтобы совершить великое дело, но как бы ты ни был смел, все может сойти на нет, если забыл все грамотно спланировать.

Путники с трудом поднимались вверх по крутой дороге. Ближе к самому высокому участку деревья заметно поредели.

Натан размял ладони.

— После этого Сестры держали меня взаперти под таким присмотром, что я больше никогда не смог спланировать серьезный побег. Поэтому я забавлял себя написанием чужих приключений и тайно распространял их по всей земле. Они стали довольно популярными и многие их полюбили.

Путники, запыхавшись, наконец добрались до вершины хребта и перешли его, чтобы взглянуть на захватывающий дух вид.

Когда они расспрашивали о том, как добраться до Кол Адэр, им неоднократно говорили об огромной плодородной долине, поросшей зелеными лесами, в пахотных угодьях и с селениями людей. Но это зрелище было совсем не то, что они ожидали увидеть.

Когда троица рассматривала ландшафт, Никки видела вплоть до горизонта лишь коричневую пустошь. Это была не зеленая долина, а высохшая и потрескавшаяся земля, вся в кратерах и ограниченная на севере высоким плато. Сильно поросшие лесом предгорья сливались с бледной, расплывчатой границей смерти. Пыльные смерчи кружили по иссушенной низине. Белые просторы сверкающей соли указывали на высохшие озера. Теперь осталась лишь отравленная почва и страшное опустошение, распространившееся наружу от центра на многие мили.

И эта мертвая область явно расширялась.

Натан глубоко и разочарованно вздохнул.

— Мне придется обновить свою карту.

Глава 36

Старая дорога, покрытая мертвой растительностью, приняла более мрачный вид и повела вниз по скалистой тропе к широкой пустынной долине. Когда Никки вдохнула, воздух донес горелый запах пыли с примесью разложения: видимо, испарения вперемешку с теплым ветром исходили с предгорий.

Они остановились на крутом скалистом пригорке, чтобы осмотреть чашу долины. Никки едва различила прямые линии дорожек по бесплодным землям, покрытые теперь надуваемой пылью, но когда-то явно протоптанные людьми. Также видно было и небольшие деревни, и поселения покрупнее, и, кажется, руины большого города.

— Эта местность явно была обитаема, но по неизвестной причине тут все высохло, — сказала колдунья.

— На окраине этой пустоши еще остались поселения. — Натан указал на участок, на котором зеленая растительность исчезала в потрескавшейся бурой земле. Он прикрыл рукой глаза и всмотрелся в сторону туманного горизонта за край долины.

— Эта вездесущая пыль ухудшает видимость, но далеко на востоке заметны возвышающиеся горы, — указал он. — Кол Адэр может быть где-то за одним из тех перевалов.

— Но как нам пересечь это запустение? — спросил Бэннон.

Никки осмотрелась вокруг.

— Мы можем обойти долину с севера, придерживаясь зеленых участков предгорий.

— Я бы посетил одну из этих деревень, — предложил Натан. — Хотелось бы узнать, что там произошло, если это место когда-то было огромной плодородной долиной. — Он неприязненно скорчил гримасу. — Сдается мне, что тут постаралась не природа.

Никки прикусила нижнюю губу.

— Согласна. Лорду Ралу стоит об этом узнать.

— И мир, возможно, нуждается в спасении, колдунья, — сказал Натан без какого-либо намека на юмор. Никки не ответила.

Дорога спускалась вниз, и путники вошли в бесплодные земли, где скалы возвышались подобно монолитам из красноватого песчаника, выеденного ветром и влагой. Местная флора переходила с высоких сосен в поросль узловатых дубков, мескитовое дерево и колючую юкку — единственное, что здесь сохранилось, поскольку местность стала менее гостеприимной.

В разгар дня Никки убрала свой походный плащ. Ее черное платье было удобным, но сквозь подошвы сапог жестко проступали камни. Бледное лицо Бэннона под солнцем сильно загорело.

Дорога вела по пути наименьшего сопротивления, следуя вдоль отвесных гладких скал и извиваясь в высохшем каменистом русле. Сверху посыпались камушки, и путники краем глаза заметили движение — ящерки бросились врассыпную с нагретых солнцем камней в тень расщелины.

Никки вслушалась в тишину, нарушаемую слабым ветерком и шорохом ветвей. Она сощурила глаза, почуяв движение чего-то более крупного, нежели ящерица. Вместе с Натаном колдунья мгновенно насторожилась, пока Бэннон продолжал брести, отвлеченный пейзажами. Затем остановился и он.

— Что такое? К нам кто-то крадется? — Юноша извлек свой меч.

— Я не знаю, — сказала Никки. — Но я что-то слышала. — Она оставалась неподвижной, расширяя чувства и пытаясь распознать возможную невидимую угрозу.

Все ждали в напряженной тишине. Натан нахмурился.

— Вообще-то, я ничего не слышу.

Внезапно все трое услышали взрыв звонкого смеха и тонкий детский голосок. Они посмотрели на скалы над головой, на гладкий утес, изъеденный редкими, еле заметными уступами. Из укрытия выше поднялась девчушка. Небольшого роста, щупленькая, на вид ей было около одиннадцати лет.

— Долго же я следила за вами. — Она положила руки на бедра и снова хихикнула. — Мне было интересно, сколько времени потребуется, чтобы вы меня заметили. Я собиралась вас удивить!

Одетая в лохмотья, выглядела она как беспризорница. На голове торчала непослушная копна пыльных каштановых волос, больше похожая на клубок, чем на локоны. Ее медово-карие глаза сверкали, рассматривая путников. Кожа отливала карамелью, лицо было треугольное, с узким подбородком и высокими скулами. Руки девочки были жилистыми, а из-под неровной юбки, сшитой из лоскутов, торчали длинные и худые ножки. Четыре крупные ящерицы с разбитыми и окровавленными головами свисали, подвешенные за хвосты на веревочке, повязанной вокруг ее талии.

— Подождите меня, — окликнула она. — Я уже спускаюсь.

— Кто ты? — спросила Никки.

— И почему ты шпионила за нами? — требовательно добавил Натан.

Сама подобно ящерице, девочка, не боясь упасть, спустилась по каменной стене, ища руками и ногами казавшиеся невидимыми опоры. Обута она была в мокасины, сшитые из веревок, ткани и обрывков кожи. Преодолев последние пять футов, она ловко приземлилась на камни перед тремя путниками. Тельца ящериц на ее бедре болтались в разные стороны.

— Я шпионила за вами, потому что вы чужие, и потому, что вы интересные. — Она подняла глаза. — Меня зовут Тистл[8].

— Тистл? — спросил Бэннон. — Что за странное имя. Возможно потому, что ты колючая?

— Или потому, что от меня трудно избавиться — прямо как от сорняка. Я из деревни Верден-Спрингс. Вы идете туда? Я могу вас проводить.

— Мы сами не знаем, куда мы идем, — сказала Никки. — Ты здесь одна?

— Только я и ящерицы, — ответила Тистл. — Ящериц осталось теперь не так много, потому что я сегодня хорошо поохотилась. — Девчушка присела на корточки рядом с ними и открыла сумку, висящую на другом бедре. — Я не часто вижу людей. Как правило, я единственная, кто отправляется на такую охоту. Все остальные в Верден-Спрингс целыми днями трудятся, чтобы просто выжить.

Она открыла сумку и вытащила полоски сухого, сероватого мяса.

— Это вчерашние ящерицы. Хотите немного? Они сушились весь день, поэтому мясо получилось как надо. — Вложив полоску себе в рот, она схватила ее передними зубами и разорвала в клочья. Жуя и глотая, девочка продолжала протягивать руку с подношением.

Бэннон, Никки и Натан взяли небольшие порции сушеной ящерицы. Бэннон посмотрел на мясо скептически, но волшебник, не раздумывая, принялся жевать.

— Мой дядя Маркус и тетя Луна учили меня гостеприимству, — продолжала Тистл. — Они говорят, что мы должны быть добры к незнакомцам, потому что те, вполне возможно, смогут нам помочь.

— Мы могли бы помочь, — сказала Никки, думая о своих основных поисках, — но начала нам нужно узнать, что у вас там приключилось. Как далеко твоя деревня?

— Неподалеку. Я охочусь всего два дня, а припасов у меня хватит на неделю. Маркус и Луна не ждут, что я вернусь домой так рано. — Улыбка Тистл расширилась. — Они будут удивлены, когда я приведу гостей. Вы уверены, что можете нам помочь? Можете ли вы остановить Шрам от разрастания? — Она хмыкнула, откровенно их оценивая. — Хотя не думаю, что вы настолько сильны.

— Шрам? — спросил Бэннон.

— Она должно быть имеет в виду запустение, — предположил Натан. — Вся та долина, что впереди нас.

— Мы называем это «Шрамом», потому что так это и выглядит, — пояснила Тистл. — Я слышала рассказы о том, какой красивой была долина, когда я была совсем ребенком. Поля, сады и леса — здесь когда-то даже росли цветочные сады. Вы можете себе представить? — Она фыркнула. — Цветочные сады! Люди тратили воду, удобрения, и хорошую почву, чтобы выращивать цветы!

Никки почувствовала грусть девочки: ее невинное замечание было едким указанием на то, какой жизнью жили люди в ее деревне, поскольку опустошение постоянно расширялось.

Тистл продолжала щебетать:

— Вы можете помочь нам, если сумеете разрушить заклинание Пьющего жизнь и вернуть землям плодородие. Как бы я хотела это увидеть! Всю свою жизнь я мечтала, что земля снова станет красивой. — Она вскочила на ноги, готовая идти, и побежала, окликнув через плечо: — Вы действительно думаете, что можете уничтожить Пьющего жизнь?

— Кто такой Пьющий жизнь? — спросил Натан.

Никки предупредила девочку:

— Мы не обещали, что можем чем-то помочь.

Когда Тистл покачала головой, ее спутанные каштановые завитки качнулись, словно сорняки на ветру.

— Все знают о Пьющем жизнь! Это злой волшебник в сердце Шрама, вытягивающий жизнь из мира, чтобы кормить свою собственную пустоту. — Она понизила голос. — Так говорит мой дядя Маркус. Большего я не знаю.

— Разве твои дядя и тетя не беспокоятся о тебе, пока ты бродишь одна в дикой природе по нескольку дней? — спросила Никки.

— Я могу позаботиться о себе. — Тистл бойко шагала, перепрыгивая через камни. Без промедления, она нагнулась, чтобы схватить скальные обломки правой рукой и продолжила двигаться, зная, что все следуют за ней. — Мои родители умерли, когда я была совсем маленькой. Дядя Маркус и тетя Луна заботилась обо мне, но у них нет лишней еды и воды, поэтому я, в основном, сама добываю себе пропитание, и стараюсь принести достаточно, чтобы помочь и им.

Тистл дернула голову влево, сосредоточившись на еле заметном движении. Быстрее, чем Никки могла представить, девочка швырнула камни. Они, цокая, с грохотом поразили цель. Тистл поскакала туда, остановилась и присела на корточки чтобы достать маленькую ящерицу, которую убила, и подняла ее, поджав губы.

— Слишком мала, чтобы стоить усилий.

Тем не менее, девчушка прицепила ее к талии к остальным тушкам.

— Тетя Луна говорит — никогда не выбрасывай еду. Пищу довольно сложно добыть в нынешние дни.

Энергичная девочка вела их быстрым темпом, за которым Никки еле поспевала. Натан и Бэннон начали отставать, еле тащась по грубым камням. Тистл неслась вперед, радуясь новой компании.

— Ты очень красивая, — сказала она Никки. — А какой у вас дом? Откуда вы пришли?

— Мы издалека, с севера, — ответила Никки. — Из Нового мира.

— Мой мир единственный, который я знаю. А там, где вы живете, есть деревья, вода, цветы?

— Да. И города… и даже цветочные сады.

Тистл нахмурилась.

— Цветочные сады? А почему ты оставила такое хорошее место и отправилась сюда?

— Мы сами не знали, что окажемся здесь. Мы путешествуем уже долгое время.

— Я рада что вы пришли, — сказала Тистл. — Вы можете сразиться с Пьющим жизнь и найдете способ вернуть долину и весь прежний мир.

Никки ощутила холод, когда вспомнила слова Рэд.

— Может, поэтому мы и оказались здесь.

— Мы сделаем это, дитя, — произнес Натан, — если это будет в наших силах.

Они пробирались вдоль расширяющегося русла и вокруг утесов, где погибали последние деревья и уже давно высохли ручьи. Тистл с гордостью указала вперед.

— Это моя деревня.

Никки, Натан и Бэннон остановились. Зрелище их явно не впечатлило.

Верден-Спрингс, очевидно, когда-то был крупным, процветающим городом на пересечении имперских дорог, лесных троп и торговых путей, что вели к плодородным сельскохозяйственным угодьям и торговым деревням посреди долины. Но сейчас скопление низких домиков из саманных кирпичей стягивалось в убогую деревушку, видимо с таким же блеклым населением что и окружающий пейзаж.

Вдоль улиц тянулся шлейф пыли. От здания к зданию валялись кучи камней. Тележка со сломанным колесом и без каких-либо признаков лошади стояла, прислоненная к груде булыжников. Бесчисленные пустые строения сплошь покрывала пыль, некоторые из них окончательно развалились.

Никки насчитала не более двадцати человек, что трудились под палящим солнцем. Одеты они были в потертые одежды, с широкополыми, сплетенными из сухой травы шляпами на головах. Несколько мужчин работали у городского колодца. Один из них свесился с веревкой за каменную стенку. Слышались слова: «Продолжайте копать! Прокопаем поглубже, и обязательно снова найдем чистую воду». Другие тянули из колодца прикрепленную к шкиву вторую веревку с ведром на конце, в котором были только ил и грунт.

Чтобы сообщить о своем прибытии, Тистл издала громкий, пронзительный свист. Мужчина у колодца поднял глаза, остальные в измождении бросили работу и оглянулись.

— Это мой дядя Маркус, — возвестила Тистл, — я говорила вам о нем. Дядя, эта женщина — колдунья, а старик — волшебник, у которого нет магии.

— Моя магия по-прежнему со мной, — поправил Натан. — Просто в настоящий момент она недоступна.

— Другого зовут Бэннон, — продолжала Тистл. — Но что он может делать я не знаю.

Молодой человек досадливо нахмурился.

Маркусом оказался худой мужчина с щетинистой бородой и темно-каштановыми волосами, покрытыми проседью. Рубашка его забрызгалась грязью от возни в колодце, поверх нее был накинут выцветший кожаный жилет.

— Я приветствую вас в Верден-Спрингс, странники, — сказал он, — но я не могу вас достойно встретить. И никто из нас не сможет.

— Я принесла ящериц! — воскликнула Тистл.

— Ну, тогда мы можем устроить пиршество, — улыбнулся Маркус. — Ты всегда приносишь больше своей доли, Тистл. Сегодня у нашей семьи будет хороший ужин, а также и у наших гостей.

Также представилась тетя Луна — темнокожая женщина в серой юбке и платке из лохмотьев, повязанном поверх головы. Платок, ныне выцветший, когда-то был ярко-красным. Перед их домом Луна ухаживала за большими глиняными кадками, перемешивая густую, темную грязь, удобренную содержимым ночных горшков. В каждой кадке росла россыпь зеленых овощей. Луна вытерла руки о подол и взъерошила волосы девочке.

— Мы можем даже поискать свежие овощи. Лучше съесть их сейчас, чем позволить Пьющему жизнь забрать их.

Тистл фыркнула.

— Пока овощи находятся в горшках, Пьющий жизнь не сможет добраться до них. Пройти сквозь кадки он не в силах.

— Может, он просто не очень усердствует, — сказала тетя, поправив выцветший красный платок.

Сельские жители зароптали. Имя «Пьющий жизнь», казалось, наполнило их страхом.

— Мы рады вашему прибытию, — говорил Маркус, ведя их по главной улице. — Если бы вы посетили другие города поблизости, вы бы нашли их пустыми. Верден-Спрингс — единственный, что остался. Остальные люди ушли, или просто… пропали. Мы и сами этого не знаем. — Он вытер пыль со лба.

— А почему вы не покинули это место? — спросил Натан, указывая на пустынную деревню, высохший колодец и запыленные улицы. — Вы, несомненно, могли бы найти лучшее место для жизни, чем здесь.

— Когда-нибудь тут снова будет цветущая долина, как и десятки лет назад. Мы знаем, какой прекрасной она может быть, — сказала Луна, и несколько сельских жителей подле нее согласно закивали.

— Я же могу это только представить, — сказала, просияв, Тистл.

Луна продолжала:

— Я убеждала своего мужа собраться и уйти в горы. Мы слышали, что там, за хребтом, могут быть другие города, и даже океан, если пройти достаточно далеко на запад. — Женщина тяжело вздохнула. — Океан! Я уже не могу вспомнить такое количество воды. В то время, когда родилась Тистл, в долине было озеро, прежде чем Шрам распространился так далеко.

— Мы не уйдем. — Маркус счистил высохшую грязь со своего кожаного жилета. — Мы будем изо дня в день биться за наше существование. — Мужчина расправил плечи и с большой гордостью добавил: — Мы — люди стойкие.

— Стойкие? — Никки подняла брови, думая, что безрассудные — более подходящее описание.

Глава 37

Когда опустилась ночь, Никки и ее спутники сидели вокруг костра у дома Маркуса и Луны, построенном из глиняных кирпичей. Дом был просторный и прохладный, с большой комнатой в центре, с деревянными балками, составляющими потолок и маленькими высокими окнами ниже глиняной черепичной крыши. Этот большой дом говорил о более благополучных временах.

Сидя снаружи в теплых сумерках, пока готовился ужин, Натан и Бэннон рассказывали взрослым историю своих странствий, а Никки изложила о новой, золотой эпохе лорда Рала, хотя было ясно, что ни Маркус, ни Луна уже ни на что не надеялись.

— Нам едва хватает воды, чтобы выжить, — сказал Маркус, — и наша пища быстро уменьшается. Как я уже говорил, другие города, которые занимали эту долину двадцать лет назад, затихли и вымерли. — Он, сгорбившись, стиснул кулаки, и обратился к Никки: — Я рад слышать о свержении тиранов, но может ли ваш лорд Рал прийти нам на помощь? Шрам продолжает расти.

Никки посмотрела прищуренным взглядом.

— Мы здесь. И сейчас. Но нам нужно больше знать о Пьющем жизнь.

Беспокойные морщины появились на лице Натана.

— Не уверен, какую помощь могу предложить я, колдунья, по крайней мере, пока мы не доберемся до Кол Адэр.

Тистл сидела в пыли рядом с Никки, скрестив ноги, готовя свежих ящериц к ужину.

— Кол Адэр? Это далеко. — Девочка своим маленьким окровавленным ножиком сняла кожу с очередной ящерицы, насадила ее на палочку и передала Бэннону, чтобы тот мог поджарить ее на костре в яме. Немного привередливо, молодой человек опустил тушку к углям, и вскоре мясо стало пузыриться и шипеть. Бэннон вытирал ладонью рот, вращая палочку над очагом, чтобы ящерица не сгорела.

— Как быстро растет Шрам?

— За двадцать лет вымерла вся долина, и опустошение продолжает распространяться, — пояснила Луна. — Наша деревня — одна из последних на окраине.

— Шрам растет быстрее, когда Пьющий жизнь набирает могущество… а аппетит его неуемен, — добавил Маркус. — Я помню, когда начало погибать сердце долины: незадолго до того, как поженились мы с Луной. Но мы останемся здесь, ведь уже и так долго продержались.

Ночь молчала, но ветерок доносил пепельный воздух, подпорченный горечью. В разбросанных глиняных домах и более крупных каменных строениях вокруг городка, жители молча ели свой ужин на улице, держась раздельно друг друга. Верден-Спрингс впал в зловещую тишину, словно вызванную упоминанием имени Пьющего жизнь.

Луна выглядела грустной.

— Верден-Спрингс населяла тысяча человек, а теперь осталось меньше дюжины семей.

— Мы — двадцатка сильнейших, — настаивал Маркус. Было ясно, что они раньше уже спорили об этом.

— На другой стороне гор есть леса и сельхозугодья, — сказал Бэннон, — там достаточно места, чтобы поселиться вам всем и быть счастливыми.

— Это только отсрочит нашу судьбу, — возразил Маркус, упрямо нахмурившись. — Шрам распространяется, и рано или поздно Пьющий жизнь поглотит весь мир.

— Если кто-нибудь не остановит его, — сказала Никки с твердостью в голосе.

Тистл сохранила немного оптимизма:

— Я хочу остаться, пока эта земля вновь не станет плодородной и прекрасной, какой она была до того, как умерли мои родители. Я помню это… совсем немного.

— Ты была слишком юной, — сказал Маркус.

Храбрая девочка закончила свежевание самой маленькой ящерицы, которую готовила для себя. Она облизнула кровь с пальцев, оставив красные мазки по уголкам рта. Никки потянулась к ней, чтобы стереть пятна.

— Твое лицо все в пыли.

— У нас нет возможности помыться, — пояснил Маркус.

Хихикнув, Тистл облизала пальцы и размазала лицо слюной, немного оттерев пыль.

Путешественники дополнили трапезу, предложив сушеные фрукты и оставшуюся копченую рыбу со своих припасов. Копченая красноперка из Ренда-Бэй оказалась в диковину для девчушки, она поморщилась от ее вкуса и сказала, что предпочитает мясо своих ящериц.

Никки вернулась к разговору.

— Кто такой «Пьющий жизнь»? И как его можно победить? У него есть слабые места? — Возможно, это и была та причина, по которой путники оказались здесь. Она вспомнила слова ведьмы: колдунье суждено спасти мир.

Маркус растер каблуком пыль на земле.

— Мы не знаем всей истории. Мы всего лишь простые деревенские жители, пострадавшие от этой постоянно растущей порчи. Но знаем, что он был волшебником из Клифуолла, и что-то пошло ужасно плохо. — Мужчина откусывал последние кусочки мяса с жареной ящерицы, выбирая остатки, а после захрустел косточками, оценивая каждую по-отдельности. — Вот где вы найдете способ уничтожить его — если это еще можно сделать.

— А что такое Клифуолл? — спросил Натан.

— Огромный архив магических знаний. Мы думали, что это место на протяжении веков было лишь легендой, — сказала Луна.

Тистл вскочила с места.

— Это место действительно существует, я сама его видела!

— Ты не забредала так далеко, дитя, — упрекнул Маркус.

— Заходила! У меня заняло четыре дня ходьбы до плато, но я сделала это.

— Оно было скрыто со времен древних войн волшебников, — продолжила Луна, — но вновь появилось пятьдесят лет назад.

Волшебник поднял брови и посмотрел на Никки.

— Огромный архив? Похоже, что это место, мы, несмотря ни на что, должны исследовать. Вероятно, там можно отыскать что-нибудь, что помогло бы моему… положению, может даже до того, как мы доберемся до Кол Адэр. — Он погладил подбородок. — Как и происхождение Пьющего жизнь, разумеется.

Медово-карие глаза Тистл заискрились.

— Я могу отвести вас туда. Я видела это место своими глазами!

— Так, девочка… — Маркус бросил на нее гневный взгляд.

— Говорят, кто-то разрушил заклинание маскировки Клифуолла несколько десятилетий назад, — сказала Луна. — Его месторасположение все еще в тайне, но те таинственные люди, что охраняли его, пригласили нескольких ученых из городов в долине. Это произошло незадолго до того момента, как Шрам начал свое распространение и принялся уничтожать все города и фермы.

Поднялся одинокий бриз, принеся с собой еще больше пыли. Никки услышала крик охотящейся ночной птицы и какое-то шевеление в пустых домах. Неожиданно она заметила тени в темных переулках между заброшенными каменными строениями. Колдунья села прямо, тотчас насторожившись, пытаясь проникнуть в темноту своим взглядом.

Также в воздухе она ощутила магию — но не обычную ее вездесущую вибрацию, которой она всегда могла коснуться. После прибытия в Верден-Спрингс Никки почувствовала странные и тревожные нотки того, что сочилось из Шрама, но теперь это резко усилилось, словно поток тепла после внезапного открытия дверцы печки. В напряжении колдунья поднялась на ноги и отложила палочку с последними остатками жареной ящерицы в сторону. Отойдя от огня, она вышла на широкую, сухую улицу.

Прежде чем Маркус или Луна успели спросить ее, что случилось, ночь наполнилась криками.

Глава 38

Существа двигались в ночи в тихом шелесте пыли. Испуганные крики донеслись с одного из немногих населенных домов на окраине деревни. Там задумчиво сидели старик со старухой снаружи дома, возле небольшого костра.

Никки уже бежала в ту сторону, ее черное платье мелькало в темноте черной тенью. Еще один крик. Она приблизилась к костру, где сидела пожилая пара, и увидела множество силуэтов: седовласый мужчина и женщина боролись с окружившими их странными фигурами.

Освещенные слабыми всполохами костра напавшие на них существа выглядели изможденными и костлявыми. Недолго думая, Бэннон бросился вперед, извлекая Крепкий из ножен. Перед этим Никки увидела, что твари являли собой высушенные останки людей — их кожа ссохлась и приняла бурый цвет сушеного мяса.

Тистл нагнала Бэннона и Никки.

— Пыльные люди! Раньше они никогда не приходили в город.

Три сморщенных оживших трупа обступили пожилую пару, которая отчаянно пыталась отбиться. Оружия у стариков не было, в отличие от Никки. Колдунья протянула руку и выпустила свою магию. Удар ветра молотом подбросил одного из Пыльных людей в воздух, будто тот был набит соломой. Когда он врезался в кирпичную стену дома, его тело развалилось и рассыпалось, словно сухие ветки.

Старуха колотила своего нападавшего, сгребая ногтями высохшую плоть, но мумифицированная фигура охватила женщину руками. Сразу же сухая земля под их ногами преобразилась, становясь не более плотной, чем вспененная вода. Высушенное создание увлекало старуху вниз, в провал из пыли, пока оба не исчезли под землей.

Увидев, как исчезла его жена, старик стал отбиваться более отчаянно. Сильный удар его руки снес череп костлявого существа, но даже без головы тварь продолжала схватку. Земля под ногами старика превратилась в жижу, и он провалился в нее до колен, издав отчаянный вопль, потянувшись в попытке за что-либо ухватиться.

Никки снова нанесла удар сконцентрированного магией воздуха, настолько резкий и сильный, что тот разнес вдребезги нападавшую на старика нежить, но еще четыре жутких пыльных монстра выползли из-под земли, возникнув из жидкой грязи, как разящие гадюки. Они вместе схватили старика и утащили с собой. Крики мужчины затонули в песке.

Никки и Бэннон прибыли слишком поздно. Земля разгладилась, монстры исчезли, оставив только рябь сухой пыли.

Бэннон пригнулся с поднятым мечом, готовый к продолжению атаки, поворачиваясь из стороны в сторону в поиске новых врагов. Никки схватила его за рубашку и оттащила с того места, где земля только что была сухим зыбучим песком.

Из других домов умирающего города крики эхом раздавались в ночи — еще больше людей подверглось нападениям.

Натан, наконец, добрался до своих спутников, держа меч наготове.

— Кто эти нападавшие? Вы их видели?

— Пыльные люди, — пояснила Тистл. — Пьющий жизнь поглощает людей повсюду, где только может, а затем превращает их в своих марионеток.

Никки встала рядом с девочкой.

— Будь осторожней.

— А где сейчас безопасно? — спросила она, и Никки не смогла ей ответить.

Тьма заполнила улицы Верден-Спрингс, очаги и лампы в каменных домах давали слишком мало света, чтобы быть в чем-то уверенным, и земля пока не успокаивалась. Поднялся ветер, неся в город удушающий туман из пыли.

Никки осторожно повела свою группу обратно в центр города.

— Держитесь возле меня.

На обычно спокойных улицах корчилась и шевелилась грязь, порождая все больше ужасов. Костлявые руки поднимались из-под земли, выставляя длинные когтистые пальцы с затвердевшей на суставах серо-коричневой кожей. Сухая земля становилась такой же жидкой, как вода, и Пыльные люди выплывали на поверхность, чтобы поохотиться на последних выживших.

Цепкие мумифицированные руки выскочили возле ноги Натана, потянувшись к его темным сапогам. Пальцы одной крепко вцепились, но волшебник, взмахнув мечом, отсек кисть и пнул, освободившись от захвата.

Бэннон рванул вперед и мечом и рассек один из оживших трупов вдоль ребер, расшвыряв позвонки, но существа продолжали выползать из-под земли подобно армии ужасных марионеток.

Никки взорвала магией двух существ, отбросив их от Тистл, прежде чем те схватили девочку за руку.

Бэннон разрубил на части очередной оживший труп, а затем рассек другого из середины вверх ударом со спины. Однако, едва юноша бросился к третьему, грязная улица под его ногами превратилась в сыпучее месиво, и он споткнулся. Молодой человек испуганно взвизгнул, когда стал тонуть, но волшебник, оказавшись рядом, схватил его за запястье и вырвал из пыльной западни.

В центре городка стоял, возвышаясь, помост из кирпичей и черепицы, — сцена, на которой когда-то давали представление менестрели, и городские лидеры выступали с речами.

— Бежим к каменной площадке! — крикнула Никки.

Все еще держа руку Бэннона, Натан пошатнулся и потерял равновесие, когда земля снова пришла в движение. Оба споткнулись, но продолжили пробиваться вперед в направлении каменной платформы. Никки подтолкнула их своей магией, слегка подкинув, чтобы ее спутники могли миновать сжиженную пыль. Оказавшись на стабильной почве, мужчины вскарабкались на помост, как на островок безопасности.

Из ужасных криков, что раздавались по городу, Никки поняла, что Пыльные люди атаковали и другие семьи, уничтожая дома. Она должна была сопроводить своих спутников в безопасное место, прежде чем попытаться защитить кого-либо еще.

Прыгая на своих тощих ножках, Тистл ахнула, когда грязная улица под ней провалилась. Девочка погрузилась по пояс, но Никки успела ее подхватить. С огромным усилием колдунья вытащила и отбросила ее подальше от хватких рук Пыльных людей. Тистл оказалась ближе к каменной платформе, и тут же, перекатившись, вскочила на ноги и преодолела остаток пути бегом.

Никки развернулась в полукруге, расставив руки, и магией отшвырнула назад атакующих, присоединившись наконец к своим спутникам на помосте. Плитка под ногами не шевелилась, но высушенные трупы неуклонно наступали.

Бэннон и Натан расположились на противоположных углах сцены, высоко подняв мечи, и крушили всех подступающих противников. Когда высохшие монстры приближались, еле волоча ноги, Никки подумала о хрупкой сухой древесине, которую жители деревни собирали для своих очагов. Все дерево здесь, в Шраме, было высохшим, как трут, твердым, плотным… и горючим.

Она выпустила поток магии, увеличивая температуру внутри атакующих. Сгустки горячего оранжевого пламени вырвались из груди созданий, но даже сгорая, ужасные мертвые тела продолжали тащиться вперед. Запах горящих костей и сухожилий наполнил воздух, с каждой плетущейся фигуры поднимался приторный черный дым.

Натан и Бэннон, не переставая, рубили их мечами, даже неугомонная Тистл вытащила свой ножик, которым снимала шкурки с ящериц.

Большинство криков в отдаленных зданиях стихли до зловещей тишины, но возгласы неподалеку звучали знакомыми голосами.

— Это дядя Маркус и тетя Луна, — воскликнула Тистл, — мне нужно вернуться домой!

Издалека Никки увидела опекунов девочки, пытающихся отбить натиск Пыльных людей. Тистл попыталась к ним удрать, но Никки схватила ее за плечо.

— Нельзя. Улицы поглотят тебя.

— Я должна! Надо их спасти!

Никки действительно должна была выручить опекунов Тистл — или хотя бы попытаться.

— Мы можем пробиться, — крикнул Бэннон, срубив мечом голову очередного монстра. Голова отскочила от земли и покатилась, как пустотелая тыква.

— Нет, не сможем, — сказал Натан. — Не успеем сделать и трех шагов как земля поглотит нас.

Со своего сомнительного убежища группа наблюдала, как Маркус разнес одного из Пыльных людей камнем из очага. Красный платок Луны сполз, когда женщина колотила нападавших деревянными вертелами в каждой руке. Она ткнула крепкую палку прямо в пустую глазницу ближайшего монстра, но даже с пробитым черепом существо продолжало наступать.

В мгновение ока Никки спланировала, как лучше пробежать от каменного помоста до дома Тистл.

— Мне нужно как-то обезопасить путь туда.

Открытые грязные улицы были смертельно опасными, но стоило попытаться изменить плотность самой земли, чтобы пыль не стала возможным провалом. Она направила поток силы в грязь и песок, используя магию Приращения, чтобы объединить, сформировать и сплавить песчинки вместе. Рыхлая пыль затвердела в подобие узкой дорожки, словно перед ними только что замерз ручей.

— Бежим! Они все еще могут прорваться, но это пока сдержит их и даст нам время. Бежим!

Остальные не стали ее расспрашивать. Вместе все спрыгнули с безопасной платформы. Никки неслась вперед, чувствуя хруст остекленевшего песка под ее сапогами. Колдунья ощущала дрожь от движения Пыльных людей под землей, досадливо пытающихся пробить барьер своими когтями. Твердая поверхность должна была продержаться всего несколько секунд — вполне достаточно, чтобы позволить людям добежать.

Наконец, группа добралась до дома Тистл. Ее тетя и дядя были покрыты кровавыми царапинами, израненные когтями Пыльных людей, от которых они отбивались. Выцветший красный шарф Луны сбился набок, и женщина откинула его с глаз. Никки выпустила еще один поток силы, чтобы поджечь двух ближайших монстров.

— Возьмите Тистл и скорее внутрь! — крикнула она женщине.

Маркус и Луна, шатаясь, побрели к двери. Пол их дома, выложенный глиняной плиткой, как Никки надеялась, обезопасит всех от атаки снизу.

В доме негде было спрятаться, но он являлся их последним пристанищем. Освободившись от цепких рук нежити, Маркус и Луна отступили вглубь дома.

Бэннон и Натан, прежде чем вломиться в дверь, сокрушили еще двоих монстров у порога. Позади них дорожка из расплавленного песка дала трещину, затем распалась на части. Пыльные люди полезли из-под земли, раздвигая твердые плиты.

Маркус и Луна стояли в углу дома, прижимаясь друг к другу. Луна всхлипывала, а Маркус открывал и закрывал рот, словно не зная, что сказать. Когда опекуны увидели, что с Тистл все в порядке, они с облегчением вскрикнули и жестом позвали девочку к себе.

Натан захлопнул деревянную дверь и поставил на место перекладину, хотя баррикада казалась довольно слабой. Высохшие существа принялись колотить по двери и царапать ее когтями. Доски дали трещины и стали раскалываться.

Никки осмотрела дом, изучая возможные укрытия. Бэннон и старый волшебник стояли спиной к спине с мечами наизготовку, пока продолжался грохот в дверь. Пройдет немного времени, и Пыльные люди вот-вот ворвутся внутрь.

Тистл стояла рядом с Никки, ее глаза были дикими, но полны решимости.

— Мы в безопасности? — спросила она.

Луна протянула руки.

— Иди сюда, девочка. Вместе будет безопаснее.

Не успела Тистл сделать и шага в их сторону, как твердая глиняная поверхность в углу стала жидкой и пол раскрылся, словно люк в охотничьей яме. Луна и Маркус закричали, когда костлявые руки схватили их за ноги и потащили к себе.

Никки бросилась им на помощь, но в этот момент армия Пыльных людей, выломав подпертую дверь, ввалились внутрь. Натан и Бэннон пытались их сдерживать, размахивая мечами из стороны в сторону. Оба угрюмо молчали, сражаясь изо всех сил.

Никки почувствовала, как под ее сапогами стала двигаться плитка: фундамент явно не выдерживал. Взглянув вверх в поисках пути отхода, колдунья заметила обитые железом деревянные перекладины, протянутые вдоль потолка здания из глиняных кирпичей. Балки уходили к верхнему окну, что вело на крышу. На ночь окно было открыто. Это был их единственный выход.

— Тистл, я подброшу тебя вверх. Ухватись за балку и проберись к окну.

Колдунья схватила тощую девочку. Без лишних препирательств Тистл вытянула руки и Никки подкинула ее ввысь, девчушка схватилась за перекладину и ловко перекинула через нее свои тонкие ножки. Поймав равновесие, Тистл побежала вдоль балки к открытому окну.

Никки повернулась к двум мужчинам.

— Бэннон, Натан, вам нужно взобраться туда же.

— Ты тоже меня подбросишь, колдунья? — спросил Натан. Затем волшебник откинулся назад, чтобы расколоть высушенный череп очередного нападавшего. — Думаешь, я могу летать?

— Нет, не летать. С магией я буду контролировать воздух и изменю ваш вес. И тогда смогу вас подбросить.

Без лишних слов она выпустила свою силу и подкинула Натана вверх, чтобы тот мог схватиться за перекладину; повторила то же самое с Бэнноном. От неожиданности молодой человек чуть не выронил свой меч, но сумел ухватиться за балку, не потеряв оружие.

Тистл была уже почти возле окна. Двое мужчин, держа равновесие на перекладинах, потянулись вниз. Никки вскочила, протягивая к ним руки, когда десять неуклюжих монстров ворвались в жилище. Бэннон и Натан ловко поймали колдунью и подтянули к себе.

Пыльные люди заполонили дом, протягивая руки к потолку, не в силах добраться до четырех потенциальных жертв над их головой.

У открытого окна Тистл оглянулась и уставилась в пустой угол, который только что поглотил ее тетю и дядю. Слезы текли по пыльному лицу девочки, оставляя дорожки.

— Полезай на крышу, — крикнула ей Никки. — Там мы должны быть в безопасности.

В этот момент основание кирпичных стен сдвинулось с места и те стали рушиться, как будто прочная конструкция сама превращалась в пыль.

— Быстро!

Тистл перебралась через окно и выскочила на черепичную крышу, Бэннон и Натан спешно двинулись за ней. Скользя по деревянной перекладине позади всех, Никки, посмотрев вниз, увидела огромное сборище Пыльных людей, вылезающих из разломанного пола. Стены, дрожа, стремительно покрывались трещинами.

Она поняла, что даже крыша не будет им безопасным местом.

Группа сидела, жадно глотая ночной воздух, слушая глухое шипение армии Пыльных людей, бредущих по улицам Верден-Спрингс.

Дом Тистл начал обрушаться. Одна стена осела вниз, сделав неустойчивой крышу, вниз посыпалась черепица, застучав о землю, словно выбитые зубы. Бэннон попытался сохранить равновесие, но поскользнулся и съехал вниз, когда под ним сломались плитки. Он смог зацепиться за анкерную балку, и Натан схватил юношу за рубашку и втащил назад, в их временное прибежище.

Никки стояла на краю, ища возможный путь отхода. Осиротевшая девочка бросилась на другую сторону и указала на прилегающее каменное строение, квадратное, с плоской крышей — здание магазина, сложенное из каменных блоков.

— Сюда! Здесь, кажется, безопаснее!

Пропасть между зданиями простиралась на шесть футов. Но от безысходности, все четверо, подталкиваемые магией, побежали по рушащейся черепице, прыгнули и приземлились на плоскую крышу здания напротив.

Позади них дом Тистл рухнул, кирпичные стены обвалились, увлекая за собой крышу. Девочка с ужасом наблюдала за происходящим.

Стоя на соседнем здании, гораздо более прочном, Бэннон топнул ботинком.

— По крайней мере, здесь довольно крепкая поверхность, хоть и подперта старой древесиной. Эти каменные стены не должны так просто рухнуть.

Натан указал на проем, ведущий вниз, в главный зал магазина.

— Но эти существа могут следом за нами подняться на крышу.

В подтверждение его слов, Пыльные люди выбили открытую, ничем не подпертую дверь внизу здания и ворвались в заброшенный магазин. Они неумолимо стали подниматься вверх по лестнице.

— Мы все еще в западне. — Никки обвела взглядом окраину города, скалистые утесы и каньоны на задворках Верден-Спрингс. — Если мы сможем выбраться из города, тогда там, среди скал, Пыльные люди не смогут атаковать нас из-под земли. Может быть, мы сможем укрыться на выступах горной породы.

— Это слишком далеко, — сказал Бэннон, тяжело сглотнув, стоя на краю крыши.

— А эти твари слишком близко, — добавил Натан.

— Они медленные… только если не поймают нас в западню, — сказала Никки.

Кряхтя, со скрежетом, двое монстров вскарабкались по лестнице и поднялись наверх, пройдя сквозь люк. Никки сбила обе фигуры вниз по ступенькам, но по внутренней лестнице поднималось еще больше трупов.

Колдунья огляделась вокруг и поняла, что в остальной части города наступила тишина. Криков слышно не было.

— Остались только мы? — прошептала Тистл.

Никки не искала поводов расслабиться.

— Да. Но отсюда надо выбираться.

Группа с тревогой наблюдала, как обвалились два недавно заселенных кирпичных здания — магия Пьющего жизнь превратила эти сооружения в пыль.

Разозлившись, Никки сосредоточилась на массивных скалах за пределами города — место возможного прибежища, где твердая земля могла бы их защитить. Лучше там, чем здесь.

— Будьте готовы, — сказала она. — Я собираюсь сплавить пыль, как раньше. Я сделаю дорожку, но она не продержится долго. И еще куча Пыльных людей незамедлительно устремятся за нами вслед. Нам просто нужно двигаться поживее. — Она повернулась к девочке. — Ты сможешь?

— Конечно, смогу, — ответила Тистл. — Только скажи, когда.

Никки оценила взглядом самый короткий путь к скалам за городом и махнула рукой.

— Вон туда. Не оглядывайтесь, и ни в коем случае и не останавливайтесь — просто бегите. Я сделаю землю твердой, но с крыши все-таки придется спрыгнуть.

— Я бы хотел сделать замечание по поводу моих старых костей, — пробубнил Натан, — но сейчас не время.

Бэннон указал вниз:

— Меня больше беспокоят вон те старые кости.

Никки выпустила свою магию и обозначила путь. С магией Приращения она создала прочную структуру, объединив песок и пыль в плоские, твердые островки. Получились только каменные кочки, поскольку у нее не хватило сил, чтобы сделать твердой всю поверхность. Этого, однако, было вполне достаточно. Островки стали возникать друг за другом.

— Бежим! — закричала она. — Остальные кочки я сделаю по пути.

Не колеблясь, Тистл спрыгнула с крыши и приземлилась в мягкую грязь. Не дожидаясь, когда Пыльные люди среагируют, она вскочила на ближайшую каменную кочку, затем на следующую, и убежала вперед. Никки спрыгнула вслед за ней, стараясь не отставать, чтобы можно было создавать тропу, поспевая за девочкой.

Натан и Бэннон упали следом. К этому времени кто-то из Пыльных людей понял, что делают их предполагаемые жертвы, и тощие мумии устремились следом за ними, обходя уцелевшие городские здания. Два сухих трупа поднялись слева от Тистл, огибая сплавленный песок. Заметив это, Никки сердито зарычала и ударила воздухом, который разбил Пыльных людей на осколки костей и обрывки сухой плоти.

Но существ прибывало все больше.

Никки с девочкой бежали к скальным выступам, Бэннон и Натан не отставали. Наконец, все они покинули заброшенный город. Добравшись до скал, Тистл карабкалась вверх, находя за что зацепиться руками и ногами. Трое следовали за ней по отвесным стенам утеса, пока не достигли относительной безопасности на каменных выступах.

Тистл не хотела останавливаться.

— Я знаю путь, следуйте за мной. Если мы углубимся в каньоны, эти монстры никогда нас не отыщут.

Вместе группа устремилась в ночь. Поднявшись на скалы выше, Никки оглянулась через плечо, чтобы увидеть, как последнее из кирпичных зданий обратилось в пыль. Затем стали двигаться и каменные постройки, земля под ними растаяла и поглотила здания. Вскоре все признаки Верден-Спрингс исчезли навсегда.

Глава 39

Даже напуганная и шокированная, Тистл знала дорогу через темную пустошь. Движимая исключительно адреналином, девочка вела их под светом звезд вдоль ровных, гладких скал в глубину каньонов, подальше от досягаемости Пыльных людей. Все были слишком измучены и потрясены, чтобы о чем-либо разговаривать. Девчушка явно пыталась переварить недавние события, в которых она выживала с таким неистовым упорством, что привела Никки в восхищение.

Наконец, спутники достигли вершины утеса, выше любой угрозы приспешников Пьющего жизнь, и Тистл присела на плоской скале под звездами. Ее тонкие ножки с выпуклыми коленками еле держались, плечи поникли. Она положила руки на свою лоскутную юбку и просто уставилась в пустынную даль.

Никки встала рядом с ней.

— Полагаю, теперь мы в безопасности. Спасибо.

Девочка задрожала, а Никки не знала, как ее успокоить. К счастью, подошел волшебник и склонился к сироте.

— Мне очень жаль, дитя. Это был твой дом, твои тетя и дядя…

— Они заботились обо мне, — дрожащим голосом произнесла Тистл. — Но я проводила большую часть своего времени в одиночестве. Со мной все будет в порядке. — Она подняла взгляд с пламенной решимостью, но когда ее медово-карие глаза встретились с Никки, то сразу наполнились слезами. Губы девочки задрожали, затряслись плечи. — Дядя Маркус и тетя Луна всегда говорили, что я взяла на себя за них слишком много обязательств. Слишком колючая, говорили они. — Она шмыгнула носом, но Никки видела ее железную волю. — Со мной все будет в порядке.

— Я знаю, — сказала Никки. — Так и будет.

Через мгновение девочка зашлась в рыданиях, потирая глаза. Бэннон неловко обнял ее за плечи, прямо как старший брат. Она обернулась, обняла его в ответ и расплакалась ему в грудь. Молодой человек моргал, не зная, чем помочь ее горю, и просто сжимал ее в объятиях.

— Здесь мы отдохнем, — объявила Никки, оглядываясь на месте. — Тут вполне безопасно. Выдвинемся завтра утром.

— Сейчас нигде не безопасно, — сказала Тистл твердым голосом. Она вздрогнула. — Кроме как с вами. Вместе мы будем в безопасности.

Никки встала на часы первой, пока остальные попытались уснуть. Беглецы растеряли свои рюкзаки и дорожные принадлежности во время безумного отступления, но все же выбрались. Никки, обладая магией, могла помогать своим спутникам, но предположила, что способности Тистл к выживанию будут иметь важное значение в их миссии, даже если группа уйдет далеко от распространяющегося запустения.

Бэннон и Натан растянулись на голых камнях, пытаясь расслабиться. Измотавшийся старый волшебник крепко спал, с глазами, закрытыми лишь наполовину, так что Никки могла видеть только белки между его век. Она привыкла к тому, что волшебники спят с открытыми глазами: жуткая особенность, которая шокировала тех, кто не привык такое лицезреть. Однако теперь она больше беспокоилась о том, что глаза Натана Рала оставались в основном закрыты. Возможно, это было еще одним признаком того, насколько он отдалился от магии с тех пор, как изменился мир. Он больше не был целым. Откуда Рэд знала, что их ждет?

Никки сидела молча, пялясь на звезды, все еще пытаясь распознать новые созвездия, но никакие идеи не шли в голову. Она с подозрением прислушивалась к каждому шороху листвы и цоканью камушков в ночи, но все звуки издавали снующие туда-сюда грызуны.

Наконец-то она могла спокойно поразмышлять. Она задумалась об империи Д'Хара, обширном Древнем мире, об этом, главным образом, неизвестном континенте и о том, что лорд Рал нуждался в ней для его исследования. Как ей предстоит спасти мир? Сама эта идея казалась смешной. Прямо сейчас ее самой непосредственной заботой был Пьющий жизнь, кем бы он ни был. Его Шрам распространялся, охватывая все больше и больше территории. И вот он уже атаковал их своими Пыльными людьми.

Никки подумала, что это было первой ошибкой Пьющего жизнь. Теперь это стало личное.

Ей нужно было узнать больше об этом злобном волшебнике: какова была его цель, как и почему он высушил тех людей из долины и превратил их в своих оживших слуг. Было ли это ему так необходимо — похищать больше душ, поглощая их энергию? Темная магия Пьющего жизнь, какой бы она ни была, распространялась, словно сильнейший яд, более смертоносный, чем тысячи цветов смерти, вроде того, который она все еще держала при себе, свернутым в кармане черного платья.

Она знала, что сейчас им нужно отыскать место под названием Клифуолл.

Увидев людей Верден-Спрингс, которых утащили в пыльный грунт, включая тетю и дядю Тистл, Никки ощутила сильную решимость. У нее была глубокая ненависть к угнетению, истреблению или порабощению добрых людей. Пьющий жизнь являл собой олицетворение тирании, и Никки считала это частью своей миссии во имя Ричарда: положить конец данной угрозе. Пророчество это или нет, колдунья знала, что ей нужно делать дальше.

Сиротка проснулась перед рассветом, мгновенно насторожившись. Тистл огляделась, увидела Никки и вскочила, чтобы оказаться рядом с ней. Они сидели молча в течение долгого времени, прежде чем девочка заговорила.

— Я могу провести нас в Клифуолл — знаю, что смогу. Там вы встретите ученых и узнаете у них, как уничтожить Пьющего жизнь. Я ненавижу его! И я отведу тебя туда.

— Я тебе верю, — сказала Никки. — И ты скоро нам это докажешь. Натан и я — ученые от магии. Если ответ существует, мы найдем его. — Колдунья сощурила голубые глаза и посмотрела на растерянную маленькую девочку. — Независимо от того, что находится в библиотеке, я клянусь тебе: мы найдем способ избавить мир от человека, который это сделал.

Тистл серьезно кивнула. Невыплаканные слезы полились из ее больших глазах.

— А после этого я смогу остаться с тобой? У меня… больше никого не осталось. — Когда ее голос в конце сорвался, девочка скрыла это, громко прочистив горло. Она отвела взгляд, как бы стыдясь своего отчаяния.

Никки не могла представить, как поведет за собой это дитя, какой бы талантливой та ни была, в их трудном путешествии в Кол Адэр. Но Тистл слишком много пережила за одну ночь, и колдунья просто ответила: «Мы посмотрим», — лучше, чем вообще лишать ее надежд.

Как только рассвело, все готовы были двигаться дальше. Тистл потрясла Бэннона и Натана за плечи, чтобы разбудить.

— Возможно, потребуется несколько дней, чтобы добраться до Клифуолла, а каньоны на плато похожи на лабиринт, но, если вы пойдете за мной, я проведу вас безопасным маршрутом.

Девочка одарила их вымученной улыбкой. Бэннон связал сзади свои распущенные волосы.

— Но у нас нет ни воды, ни пищи. Все осталось в рюкзаках.

Тистл уперла кулаки в свою поношенную юбку и вскинула подбородок.

— Я найду все, что нам понадобится.

Она вскочила и повела их вдоль вершины утеса, а затем еще выше, в каньоны, оставшиеся от некогда плодородной долины, которая теперь стала Шрамом. Казавшееся бесконечным пространство гладких скал рябило вперемешку с пластами красных скальных образований, выпирающих подобно позвоночнику какого-то мифического чудовища.

Ландшафт был усеян головокружительно сложным лабиринтом расщелин и каньонов, глубоких ущелий, пропасти которых, казавшиеся Никки бездонными, вели в небытие. Приглушенные красные и коричневые оттенки чередовались с темно-зелеными пятнами кедровых сосен, мескитных деревьев и даже высоких кактусов. В нижней части каньонов колючие черные ветки с бледно-зеленым пухом указывали на густые заросли тамариска, перекрывших русло. Эта пустыня с естественной растительностью не была заражена, распространение порчи Пьющего жизнь не продвинулось столь далеко… но Никки подозревала, что все здесь изменится в ближайшее время.

Натан прикрыл рукой глаза и посмотрел через пустыню на высокогорья.

— Прекрасно, предоставляем это тебе, Тистл. — Он положил руку на кожаную сумку, в которой по-прежнему держал свою книгу жизни — одно из немногих вещей, что ему удалось сохранить. — Но я впадаю в отчаянии при одной мысли: как все это перенести на карту? Как нам здесь не заблудиться?

— Я уже сказала, что буду вашим проводником, — напомнила девочка. — Я могу показать вам место, где был скрыт Клифуолл многие тысячи лет. Я все это уже исследовала и знаю, куда идти.

— Ты все это исследовала? — Голос Бэннона прозвучал скептически.

— Мне уже одиннадцать лет, — фыркнула Тистл.

— Я не вижу никаких оснований сомневаться в ней, — сказала Никки и пошла вслед за девочкой, перескакивая с камня на камень, карабкаясь по крутым склонам, пока Бэннон и Натан упорно трудились, чтобы не отставать.

Тистл повела их вдоль выступов-перстов с края каньона, затем они снова вернулись к более глубокому ущелью. Во время отдыха сиротка держалась возле Никки и оглядывалась на бесплодную пустошь Шрама, бывшую теперь много миль позади них. Тистл издала долгий, задумчивый вздох, ее лицо являло собой маску грусти.

— Я слышала, что люди говорили о том, как прекрасна была когда-то эта земля, с лесами, реками и полями. Словно рай, идеальное место для жизни. Когда мои дядя и тетя рассказывали об этом, то начинали плакать, говоря, насколько все изменилось за мою жизнь. Это звучало так замечательно. — Она шмыгнула носом. — Вот почему дядя Маркус и тетя Луна настаивали на том, чтобы остаться здесь. Они говорили, что наша долина когда-нибудь станет прежней. — Девочка посмотрела на Никки. — Вы ведь сможете все вернуть, да, Никки? Я буду вам помогать! Вместе мы будем сражаться и вернем жизнь в эту долину.

Девочка проявляла такую несгибаемую надежду, что Никки не хотела ее разочаровывать.

— Возможно, так и будет.

В конце долгого дня пути Тистл привела их к устью широкого каньона, и обнаруженная ими труднопроходимая тропа вывела на самое его дно.

— Там будет вода и место для лагеря.

В самом деле Тистл точно знала, где найти отличное убежище под каменным выступом, и путники устроили костер из хрупкого тамариска и мескитового дерева, горящий ароматным дымком. Просачивающаяся рядом вода позволила всем напиться и умыться.

Когда настали сумерки, девочка сбегала за изгиб каньона и вскоре вернулась с четырьмя ящерицами для ужина. Они поджарили рептилий целиком и Никки захрустела чешуйчатой кожей и косточками.

Тистл вела их в течение трех дней, поднимаясь выше на плато через пустынные заросли: мескитные деревья, полынь, кусты креозота и колючую юкку. Они поднялись на возвышенности, оставив Верден-Спрингс далеко внизу, сделав круг по предгорьям, что обступили огромную долину, и поднялись на высокое плато.

По мере набора высоты почва стала более мягкой и местность вокруг разрезали каньоны поглубже. Уверенная в том, куда направляется, девочка повела их через лабиринт. Никки, Натан и Бэннон понятия не имели, где они находятся и как вернуться назад. Несмотря ни на что, колдунья глубоко доверяла этой девчушке.

Одним ясным утром, когда путники шли через все более расширяющиеся каньоны, а каменные стены стали переходить в выветренные столбы, возвышающиеся подобно жутким и уродливым стражникам, Никки спросила девочку:

— Сколько тебе было лет, когда умерли твои родители?

— Я была очень маленькой, — ответила Тистл. — В то время в Верден-Спрингс было много людей. Шрам еще не распространился до нашего городка, но Пьющий жизнь представлял опасность, хотя пока был далеко. Я помню лицо моей матери… она была очень красива. Когда я вспоминаю о ней, я думаю о зеленых деревьях, широких полях, текущей воде и красивых цветках… цветочных садах. — Она рассмеялась над нелепостью идеи тратить пространство сада на обычные цветы.

— Когда Шрам поглотил долину, мои родители попытались собрать остатки нетронутого урожая. Они отправились в миндальный сад, потому что даже на мертвых деревьях могли остаться орехи. Мать и отец больше не вернулись… — Тистл долго шла молча, возглавляя группу вокруг напирающих со всех сторон изъеденных ветром стен. — Шрам может выглядеть мертвым, но некоторые существа связаны с Пьющим жизнь, и он не просто убивает их. Он изменяет их и использует.

— Подобно Пыльным людям? — спросила Никки.

Тистл кивнула.

— Но не только людей. Также пауков, сороконожек и вшей — ужасных, омерзительных вшей.

Никки будто скрутило изнутри.

— Ненавижу вшей.

— Вши также пьют жизнь, — сказал Бэннон. — Неудивительно, что они нравятся этому злому волшебнику.

— Что убило твою мать и отца? — спросил Натан.

— Скорпионы — большие скорпионы, что поселились среди миндальных деревьев. Когда мои родители пришли, чтобы собрать орехи, скорпионы напали на них и ужалили. Спустя несколько дней дядя Маркус с парой односельчан пошли их искать, и обнаружили тела моих родителей: их лица распухли от укусов… но даже их мертвые тела Пьющий жизнь превратил в Пыльных людей. Мои родители напали на дядю Маркуса…

Ее слова оборвались, но Тистл не было нужды продолжать рассказ о том, что жители деревни разошлись кто куда. — После этого я осталась с тетей и дядей. Они сказали, что присмотрят за мной и позаботятся. — Ее голос стал мрачным. — Теперь нет и их. Как и Верден-Спрингс. — Тистл тяжело сглотнула. — Нет моего мира.

— Но ты с нами, дитя, — сказал Натан. — Мы сделаем все, что в наших силах.

Бэннон пробился вперед.

— Да, так и будет, если мы когда-нибудь доберемся до Клифуолла.

Взглянув на Никки для уверенности, сиротка кивнула.

— Мы будем там уже завтра.

На следующее утро Тистл повела их по дну каньона. Его каменистая поверхность выглядела так, будто когда-то давно неоднократно претерпевала наводнения во время штормов. Стены каньона поднимались ввысь, закрыв небо, и сходились, отвесные и непроглядные.

Волшебник нахмурился, пытаясь угадать направление по удлинившимся теням.

— Ты уверена, что это не тупик, дитя?

— Вон туда. — Тистл поспешила вперед.

Каньон сузился, и Никки почувствовала себя неловко и уязвимо, понимая, что это могло оказаться идеальным местом для засады.

— Он смыкается, — сказал Бэннон. — Посмотрите вперед — там тупик.

— Нет, — настаивала девочка. — Идите за мной.

Она повела их туда, где каменные стены образовали конец ложа каньона, оставив только то, что выглядело как узкая щель между двух несостыкованных скал. Тистл повернулась к путешественникам, затем встала боком, проскользнула в трещину и ...исчезла.

Никки шагнула вперед, чтобы увидеть, что трещина была хитроумно скрытым проходом, который проходил через узкий изгиб в глухой стене. Протолкнувшись через этот проход, вызывающий неприятные ощущения клаустрофобии, Никки увидела впереди свет.

Девочка, ловко виляя меж стен, ступила в расширяющийся каньон. Вскоре и Никки присоединилась к ней, Бэннон и Натан появились следом. Никки перевела дух.

Все они впились взглядом в Клифуолл.

Глава 40

Сеть каньонов на другой стороне, скрытая за узким каменным проходом, была целым миром, отрезанным от остальной части ландшафта. Их стены возвышались баррикадами, крутые скалы-персты простирались подобно вытянутым ладоням по всему высокому плато. Никки и ее спутники были ошеломлены этим зрелищем. Это место оказалось скрытой сетью тайных, недоступных каньонов.

Главный каньон, разрезавший плато, был широк и богат на растительность, его пересекала извилистая серебряная лента ручья, который собирал по каплям воду из многочисленных источников. На сочных зеленых травах паслись овцы, а огороженные поля густо заросли высокой пшеницей и стеблями кукурузы. На овощных грядках теснились тыквы и бобовые, которые выкладывали на узких уступах и нишах в скалах. Вдоль водного потока росли сады, многие деревья в которых сейчас цвели. Деревянные ящики содержали ульи, наполняющие слабым гудением воздух. Сотни людей работали на полях, пасли стада и сновали туда-сюда по стенам каньона с помощью деревянных лестниц. Это было процветающее, благополучное общество.

Вокруг скал, окружавших каньоны, большие выступы и свесы создавали естественные защищенные пещеры, в которых выложили здания из глиняного кирпича и саманные постройки. Некоторые из естественных гротов занимали только два или три жилища, в то время как выступы помассивнее содержали настоящий город из глинобитных башен, соединенных проходами.

На противоположной стороне каньона находился необычайно огромный пещерный грот, зияющий альков, в котором расположились каменные здания с блочными фасадами. В их архитектуре чувствовался дух древнего величия. Никки поняла, что это, видимо и есть легендарный архив волшебников, обнаруженный сравнительно недавно.

Клифуолл был похож на крепость в своем огромном, защищенном укрытии из блочно-каменных сооружений с пятью и десятью этажами, с массивными квадратными стенами и оборонительными постройками. Узкую, извилистую дорожку, высеченную в скале, дополняли узловые канаты и короткие лестницы, обеспечивающие доступ со дна каньона к зияющему гроту на высоте.

Пройдя через узкий проход в каньоне, Натан откинул голову назад и с благоговейным трепетом смотрел на все это, широко раскрыв рот.

— Это напоминает мне Дворец Пророков. Ах, как я скучаю по его библиотеке.

На Бэнноне было то же выражение удивления на лице, какое Никки видела на нем в городе Танимура.

— Дворец Пророков в самом деле был таким большим? — спросил юноша.

Натан усмехнулся.

— Размер — штука относительная, мой мальчик. Скалы и свесы, безусловно, создают внушительный вид, но дворец был как минимум в десять раз больше.

— В десять раз! — воскликнул Бэннон. — Милостивая Мать моря, это невозможно!

— Не нужно сравнивать, — сказала Никки. — Клифуолл достаточно впечатляет, и у него есть преимущество: он не разрушен. Возможно, здесь мы найдем то, что нам нужно знать о Пьющем жизнь.

При ярком дневном свете кто-то из местных жителей заметил гостей, вошедших через скрытый вход в каньон. Двое мальчишек, работающих на овощной грядке в половине пути к скале, свистнули тревогу. Пронзительный звук отразился эхом, усиленный угловатыми стенами каньона. Стали сходиться люди, обратившие внимание на сигнал тревоги.

Хотя Никки, возможно, предпочла бы сначала разведать каньонные постройки, чтобы оценить защиту Клифуолла на наличие возможной угрозы, Тистл крикнула и помахала приближающимся людям.

— Привет! Мы чужаки с той стороны. Нам нужно заглянуть в ваш архив.

Все больше тревожных свистов эхом отзывались из поселений алькова, а в возвышающейся крепости архива Клифуолла десятки людей засуетились возле окон и дверей. Никки не смогла удержать Тистл, когда девочка смело шагнула в каньон, уверенная, что все эти люди будут рады их приветствовать.

Группа обитателей Клифуолла поспешила к четырем путешественникам. Тистл уперла руки в бедра на своем оборванном платья, и крикнула громче:

— Мы здесь, чтобы сразить Пьющего жизнь! Я привела вам колдунью, храброго мечника и старого волшебника.

— Я не выгляжу таким старым, — пробубнил Натан, гордость которого явно была задета. — И я — пророк, как и волшебник… хотя в настоящее время пока не могу использовать ни одну из этих способностей. — Он постучал по своей голове. — Тем не менее, все знания находятся тут.

— Они здесь, чтобы узнать, как остановить Шрам, — провозгласила Тистл.

Натан оглядел приближающихся людей.

— Здравствуйте! Мы так понимаем, у вас есть архив знаний? Древние записи, которые могут оказаться полезными в борьбе с этим ужасным врагом, который наносит урон земле?

Никки добавила более твердым голосом:

— Информация, которая даст нам средства и оружие, чтобы победить его? Нам нужно все это.

Один средних лет фермер, одетый в коричневую тунику, покрытую измельченной травой и соломой от скошенной пшеницы, сказал:

— Тогда вам нужно увидеть Саймона. Он старший ученый-архивариус Клифуолла. — Мужчина указал на возвышающийся альков крепости выше утеса, где более дюжины людей шли вниз одной шеренгой по узкой дорожке на встречу с путниками.

— И Виктория. Им нужно увидеть Викторию, — добавила женщина, плотный пучок бледных волос которой был повязан серым платком. У нее были широкие бедра, короткие мозолистые пальцы рук и бицепсы, более массивные, чем у Натана и Бэннона вместе взятых. — Она единственная решает, какие знания следует хранить меммерам.

Фермер счистил с себя мякину, затем вставил стебель травы меж зубов.

— Теперь все зависит от рода знаний, которые им нужны, — сказал он.

— Мы уже много лет не видели чужаков и ученых с той стороны, даже до того, как Шрам уничтожил долину, — сказал, пыхтя, краснолицый пастух, уловив суть разговора.

— Ученые нуждаются в новой крови, — добавила массивная женщина. — Никто здесь не нашел способа остановить Пьющего жизнь. Помощь в этом нам бы не помешала.

— Клифуолл скрывался за маскировочной пеленой в течение тысяч лет, — сказал рыжеволосый мужчина. — И, хотя чары исчезли, духи наших предков будут терзать нас, если мы вот так просто передадим это знание любому замызганному посетителю, который им заинтересуется! Мы очень осторожно относимся к допущенным сюда ученым извне.

— Мы здесь, чтобы помочь, — сказала Никки.

— И не такие мы и замызганные, — добавил Натан.

— Я не чужеземка, — настаивала Тистл. — Однажды, год назад, я наблюдала за вами, а вы меня даже не заметили. Я единственная выжившая из Верден-Спрингс.

— Никогда не слышал об этом месте, — пробубнил пастух.

— Это потому, что вы никогда не выходили из этих каньонов, — сказала Тистл. — Остальная часть мира исчезает, пока вы прячетесь здесь. Все умирает, а вы даже этого не знаете.

Никки положила руку на плечо девочки, успокаивая ее.

— Мы пришли сюда, чтобы помочь. Если у меня будут нужные сведения, возможно, я смогу найти способ остановить вашего врага.

— И вернуть зеленую долину, — вставила Тистл. — Эти трое могут это сделать.

Все повернулись, видя группу облаченных в мантии ученых, спешивших к ним из архива с высокой крепости. Толпа фермеров принялась одновременно тараторить:

— Саймон, эти люди пришли с той стороны.

— Эта девочка привела их. Говорит, что она из места под названием Верден-Спрингс.

— Она — колдунья, а тот — волшебник.

— И пророк.

— Виктория, смотри, это колдунья!

— Им нужны наши знания, они хотят заглянуть в наши архивы…

— Нам ведь нужны были новые ученые?

Пока Никки пыталась разобрать что-либо в этой болтовне, один мужчина шагнул вперед, — очевидно, главный.

— Я Саймон, старший ученый-архивариус Клифуолла. Я руковожу каталогизацией знаний, сохраненных здесь мудростью древних.

Натан поднял брови.

— Старший ученый-архивариус? Ты выглядишь довольно молодым для этой работы.

Саймону на вид было чуть за тридцать, его густые каштановые волосы торчали непослушными клочками, поскольку у мужчины явно не было желания заботиться о себе. Его подбородок и щеки покрывала жиденькая бороденка.

— Я достаточно взрослый для своей работы, а начинал ее молодым. Меня привезли сюда двадцать лет назад как одаренного знаниями, с одного из городков долины.

— Пелена маскировки исчезла лишь пятьдесят лет назад, — сказала почтенного вида женщина, которая заняла свое место рядом с архивариусом — Виктория, предположила Никки. Ей было за шестьдесят; свои побеленные сединой каштановые волосы, связанные в косу, она смотала в спираль вокруг головы. На гладком лице женщины признаки морщин были заметны лишь вокруг глаз, а округлые щеки пылали здоровым розовым цветом. Ее теплый голос, с шероховатыми краями, звучал для Никки как голос доброй бабушки из детской сказки.

— Мы являлись хранителями Клифуолла еще со времен древних войн волшебников, — продолжала женщина, — и лишь недавно открыли архивы для посторонних. Ученики Саймона завершили почти половину работы по каталогизации. Но мои меммеры могут разъяснить, что вам нужно знать, прямо из наших воспоминаний — как только вы убедите нас в необходимости этого.

Глава 41

Саймон и Виктория в сопровождении остальных исследователей повели гостей по отвесной скале к архиву в крепости. Когда они шли узкой тропой, которая вела их зигзагами вдоль скальной стены, Никки могла видеть размеры возвышающихся зданий, выстроенных внутри пещерного свода, и была впечатлена размером древней библиотеки. Огромные каменные фасады построек Клифуолла оказались выше, чем она предполагала сначала.

— Довольно внушительно, — сказала колдунья, пытаясь представить, как такой гигантский город мог быть построен в таком изолированном месте. — Возможно, Дворец Пророков был лишь в пять раз больше.

Тистл неслась вперед по опасной дорожке, не пропуская ни ступенек, ни поручней. В нетерпении девочка остановилась на полпути и оглянулась.

— Ну же, Никки. Разве ты не хочешь увидеть библиотеку?

Натан, поднимаясь по поверхности скалы, восхищался огромными зданиями, фасадами башен, окнами и арками с внушительными главными дверями, вдвое превышающими рост человека.

— Взгляните на массивные каменные блоки в этих стенах. Единственный способ возвести такую крепость — особенно в таком изолированном каньоне — только посредством магии.

— Могущественной магии, — согласилась Никки. — Видимо, незадолго до того, как Древний мир был от нее очищен.

Волшебник остановился на крутой дорожке, коснувшись гладкой скалы слева. Он кивнул.

— Да, усилий тут приложили немало.

Взобравшись к навесу громадного свода, Тистл уже ждала их перед огромными каменными зданиями.

— Милостивая Мать моря, — прошептал Бэннон. — Я никогда не видел ничего подобного.

Виктория посмотрела на него со смущенным выражением, отразившемся на ее розовощеком лице.

— Твоя Мать моря не имела к этому никакого отношения, молодой человек. Она слишком далеко, и не помогала нам. Все было достигнуто за счет человеческого труда, и это стоило жизни и сил многих одаренных волшебников.

Саймон осматривал здания с явным почтением.

— Самые могущественные волшебники мира явились сюда тайно еще во времена древних войн волшебников. Им потребовались годы, чтобы построить и спрятать это место под величайшим покровом секретности, но их игра стоила свеч. Император Сулакан и его сокрушительные армии не обнаружили это богатство знаний волшебников, помещенное сюда. Маскировочная пелена держалась на протяжении столетий, скрывая Клифуолл от любых посторонних глаз. Только жители близлежащих каньонов помнили о существовании городка.

— До последних пятидесяти лет, — сказала Виктория с явной гордостью в голосе. — И теперь это древнее знание вновь доступно всем.

Никки повернулась, чтобы посмотреть на каньон, в котором скрылись полуденные тени. Несколько пастухов спали в палатках на каньонных пастбищах, не отходя от своих стад. В многочисленных углублениях, усеивающих скалы напротив, она заметила и другие жилища, освещенные очагами и лампами, но внушительный комплекс Клифуолла сиял ярче, когда одаренные ученики использовали магию для освещения архива библиотеки.

— И мы учимся и практикуемся, по мере наших возможностей, — восторженно произнес Саймон.

Самое дальнее строение с правой стороны алькова бросилось Никки в глаза. Большая башня была повреждена — растаяла — как будто камень стал свечным воском. Свес гладкой скалы согнулся, напоминая ей опустившееся веко. Окна заплыли, будто растаяла и сползла ледяная скульптура, которая затем замерзла от резкого похолодания.

Прежде чем Никки успела спросить об этих повреждениях, ученики открыли высокие двери и Саймон провел всех через главные каменные ворота в переднюю башни.

— Это только внешняя крепость, но Клифуолл гораздо больше, чем то, что вы видите здесь. Весь комплекс тоннелей проходит через сердце плато вплоть до скал с другой стороны.

Внутри главного здания библиотеки высокие сводчатые потолки подпирали толстые стены из добытого камня. Шаги людей эхом повторялись по полу входного портика с синей плиткой. Яркое свечение исходило от нескончаемых ламп, зажженных с помощью магии и равномерно расположенных вдоль стен. По каменным залам шли ряды деревянных полок, заставленные разнообразными томами с необычными разновидностями кожаных корешков. Также тут были свернутые свитки и даже обожженные глиняные таблички, испещренные символами, значение которых Никки не распознала.

Натан жадно провел взглядом по полкам.

— Не могу дождаться, когда приступлю к чтению.

Саймон усмехнулся.

— Это лишь небольшая часть томов, извлеченная учениками: они показались им интересными. Основные хранилища знаний, гораздо более обширные, находятся глубоко под плато. Здесь хранятся знания разного рода.

Трое очаровательных молодых послушниц подошли к Виктории: миловидные и бойкие, все на вид не старше двадцати. Почтенная женщина кивнула им с легкой улыбкой.

— Спасибо, что присоединились к нам, мои дорогие. Мы примем во внимание вашу помощь. — Она представила их гостям. — Это мои самые преданные помощницы: Одри, Лорел и Сейдж.

Послушницы были одеты в белые сорочки, обтянутые вокруг их талий тканевым ремнем. Каждая девушка была по-своему потрясающе красива. У Одри — высокие скулы, полные губы и пышные, темные волосы, почти иссиня-черные. У Лорел были свободно вьющиеся, клубнично-белокурые волосы, за исключением косички с одной стороны; глаза зеленые, губы тонкие, а белые зубы сверкали в улыбке. Волосы Сейдж отливали насыщенным, красновато-каштановым цветом, густые и блестящие, а грудь была самой большой из троих девушек.

Никки и Натан одарили их вежливым кивком, а Бэннон низко поклонился. Лицо юноши покраснело от смущения, когда девушки стали вертеться возле него, уделяя больше внимания молодому человеку, чем другим.

Виктория заворчала на них:

— Эти чужестранцы должно быть устали и голодны, поэтому позвольте нам всем поесть, пока мы слушаем их рассказы. Ступайте и приготовьте дополнительные тарелки. Сейчас как раз время обеда. — Пожилая женщина улыбнулась. — Нас ждет жареная антилопа и свежая кукуруза с медовыми фруктами. Кедровые орехи на десерт.

Никки была поражена, осознав, насколько она была голодна.

— Мы будем очень вам благодарны.

— Гораздо лучше, чем жевать поджаренных ящериц, — усмехнулся Натан. Когда Тистл стрельнула в него рассерженным взглядом, он примирительно поднял руку. — Не то чтобы мы не ценим еду, дитя. Я просто имел в виду, что у меня будет немного больше разнообразия.

В обеденном зале стояли длинные дощатые столы, покрытые льняными скатертями. Мужчины и женщины всех возрастов собрались на полуденную трапезу. Некоторые приглушенно беседовали, обмениваясь новыми открытиями, обнаруженными в забытых свитках. Многие казались слишком занятыми, чтобы заметить незнакомцев; они проглотили мясо и овощи, вернувшись к своим книгам не дожидаясь десерта.

После того, как все заняли места на длинных скамьях, Саймон отрезал себе смачный кусок мяса, затем передал блюдо Никки и Натану. Наполнив свою тарелку, Натан взял слово:

— Пожалуйста, расскажите нам больше о Клифуолле — о том, как и для чего он был построен.

Саймон принял на себя обязанности рассказчика, как часть своей работы ученого-архивариуса.

— Три тысячи лет назад, в начале Великой войны, волшебников в Древнем мире преследовали и убивали, и всякое проявление магии было под запретом. Император Сулакан посылал отряды, чтобы обыскать округу и уничтожить любую магию, которой он не мог завладеть. Он и его предшественники не желали, чтобы кто-то владел могущественными знаниями, собранными в течение поколений. Но волшебники так легко не сдавались и распространяли известия из города в город, от архива к архиву. Императорские армии намного превосходили по численности, и волшебники знали, что, когда они в конце концов потерпят поражение, их жизненно важные знания будут уничтожены. Поэтому величайшие из одаренных ученых собрали все книги магии и пророчеств и убрали их из всех известных библиотек, спрятав все тома, бывшие в единственном экземпляре.

Тистл сидела на скамье, обращая на разговор мало внимания. Она пальцами зацепила вторую порцию мяса антилопы и кукурузы. Было очевидно, что девочка давно не ела такую еду, возможно, никогда в своей жизни.

Саймон перевел взгляд с Натана на Никки.

— Волшебники-отступники обнаружили это место в лабиринте каньонов на плато, где никто не мог их выследить. В течение многих лет, пока Сулакан продолжал свои завоевания, отчаянные волшебники контрабандно вывозили книги, свитки, таблички и магические артефакты в новое укрытие. Они построили Клифуолл, чтобы сохранить эти знания, и многие из них отдали свои жизни, чтобы защитить его, умирали под ужасными пытками, но не раскрыли местонахождение этого каньона. Когда каждая из единственных книг и словарей остались на хранение в лабиринтах камер и полок, волшебники поняли, что они не могут положиться даже на изоляцию этих каньонов, чтобы сохранить знание в безопасности. Им нужно было что-то более могущественное.

— Более долговременное, — добавила Виктория.

Глаза Саймона заблестели.

— И вот, волшебники вызвали непроницаемый щит — не поддающуюся обнаружению маскировочную пелену, которой обнесли пещерный грот. Вся эта сторона оказалась скрыта. Никто не мог ничего видеть, кроме гладкой, естественной поверхности скалы.

Виктории, по всей видимости не нравилось, как архивариус вел этот рассказ.

— Пелена была не только скрывающим заклятием, но также и физическим барьером. Никто не мог его обнаружить и через него пройти. Клифуолл должен был оставаться запечатанным, и надолго, до тех пор, пока те, кто искореняет магию, сами не будут уничтожены.

Никки обменялась взглядом с Натаном.

— Как Барах спрятал Храм Ветров — унес самые важные магические знания, отправив весь храм в подземный мир, где никто не смог бы до него добраться.

— И вот это огромное множество знаний было сохранено во время великих потрясений, — закончил Саймон. — Без Клифуолла и пелены маскировки все было бы потеряно в зачистках Сулакана. Вместо этого, знания оставались нетронутыми здесь тысячи лет.

— Не все, — сказала Виктория резким голосом. — У нас также имелась альтернатива.

Неохотно уступив, Саймон позволил почтенной женщине перехватить повествование, а пока он выбрал початок жареной кукурузы на блюде, с треском принявшись его поглощать.

— Вещественная документация была запечатана в архивах, — объяснила Виктория, — но у древних волшебников созрел второй план, гарантирующий, что знания не будут потеряны. Они подстраховались, что кто-то всегда будет их помнить. Кто-то особенный. — В ее заботливых глазах промелькнул огонек. — Среди людей, которые спокойно жили здесь, в каньонах, и служивших в качестве хранителей Клифуолла, волшебники выбрали тех, кто был одарен особыми способностями памяти, и сделали их меммерами. Людей, идеально запоминающих, магически усилили заклинанием «совершенная память», чтобы они могли запомнить и сохранить все строки бесчисленных документов.

— С какой целью? — спросил Натан.

— Зачем? Конечно, чтобы помнить, — ответила Виктория. — Прежде, чем волшебники наложили маскировочную пелену и всё запечатали, меммеры изучили труды в архиве, фиксируя каждое слово в памяти. — В ее голосе прозвучали нотки гордости. — Мы — ходячее воплощение архивов. Все годы, когда архив был запечатан, мы ничего не забывали. Только мы сохранили знания.

Никки это напомнило о том, как Ричард запомнил всю «Книгу сочтенных теней», строку за строкой, страницу за страницей, когда он был простым лесным проводником в Вестландии. Джордж Сайфер заставил его выучить всю книгу от корки до корки и после сжег все страницы, чтобы злобный Даркен Рал не смог получить доступ к ее содержимому. Несмотря на то, что эта книга, в конечном счете, оказалась ошибочной копией, Ричард использовал эти знания, чтобы одержать победу как над Даркеном Ралом, так и над императором Джеганем.

Но «Книга сочтенных теней» была всего лишь одной книгой. Каждый из этих меммеров хранил в памяти сотни томов. Никки с трудом могла представить невероятный размах задачи этих людей.

Виктория постукивала пальцами по столу.

— Я — один из меммеров, как и все мои помощники.

Словно по сигналу, Одри, Лорел и Сейдж вошли в столовую с чашами медовых фруктов. Три молодые девушки вначале нарочно предложили десерт смущенному Бэннону, затем расставили тарелки и чаши, чтобы все могли отведать угощение.

Натан выбрал блестящий ломтик персика, посмаковал, затем слизал мед с пальцев. Он посмотрел на Викторию, нахмурив лоб.

— Каждый из вас поместили тысячи и тысячи томов в своей памяти? Я нахожу это удивительным, хотя, боюсь, в это трудно поверить.

Лицо Виктории сморщилось.

— Нет, один человек не мог удержать все эти знания, даже с нашим даром и заклинаниями, усиливающими память. Поэтому волшебники разделили задачу среди наших предшественников. Каждый из первых меммеров занимался изучением конкретных томов. В общей сложности, с достаточным количеством меммеров наши предшественники сохранили большую часть архива, но книги разделили по множеству разных умов. И таким образом меммеры обучали последующие поколения, передавая им знания из книг, в зависимости от того, сколько помощников было доступно. — Она постучала пальцем по голове. — Поэтому, все знания сохранились здесь.

Никки не заинтересовали сладкие фрукты, и колдунья передала чашу Тистл, которая сразу принялась перебирать десерт.

— Значит, вы заучивали и пересказывали все эти тома в течение тысяч лет? Ничего не потеряв? Не допустив ошибки?

— Старшие меммеры тренировали и практиковали нескольких помощников, — сказал Саймон, — обучая их строчке за строчкой, чтобы ученики запомнили каждое слово, каждого заклинания. Таким образом, меммеры сохраняли знания в целости на протяжении веков, хотя сами книги были заперты за долговременным барьером. Нас всех спасала пелена маскировки.

Он сделал паузу, чтобы отпить родниковой воды из бокала, а затем вытер рот и тяжело вздохнул.

— К сожалению, все волшебники, достаточно могущественные, чтобы снять пелену, погибли в древних войнах, и никто не мог получить доступ к скрытым здесь знаниям. Они были потеряны навсегда, непроницаемая маскировка запечатала их в этом месте, и никто не мог прорваться сквозь нее.

Виктория перебила его:

— Пока я не выяснила как это рассеять, тем самым открыв архив и сделав знания доступным для изучения. Пятьдесят лет назад. — Она выбрала три большие клубники и быстро съела их, затем вытерла пальцы и губы тканевой салфеткой. — В то время я была юной семнадцатилетней девушкой.

Саймон оглядел учеников, сидящих вдоль стола, многие из которых уткнулись в книги, сосредоточившись на них даже во время еды.

— Да, и это все изменило. После недоступности скрытого архива на протяжении тысячелетий жители каньонов внезапно получили доступ к огромной сокровищнице информации. Но что они могли с ней делать? Это были простые жители деревни, ведшие тихую, безмятежную жизнь. Все это время они мало знали о внешнем мире. И даже меммеры — они могли изложить слова, которые запомнили, но не всегда понимали, что говорят. Некоторые фолианты были на языках, которые никто не мог понять.

— Мы узнали много нового. — Виктория перехватила повествование с остротой в голосе. — Но также признали, что нам нужна помощь. Жители каньонов время от времени торговали с городами в большой долине, хотя нас считали примитивными и странными. Войны волшебников давно закончились, и, насколько мы могли судить, в Древнем мире воцарилось спокойствие. Итак, когда пелена маскировки сошла, мы решили привлечь знатоков извне. Лучших и самых способных ученых из долины, тех, кто проявлял способность к дару. Мы были осторожны и пригласили только особенных, а затем направили их сюда через лабиринт каньонов, из долины и в плато.

— В общей сложности, этот архив теперь поддерживает сотни преданных делу учеников, — перебил ее Саймон. — Я был одним из тех, кто явился сюда как одаренный ученый, хоть и гораздо позже — одаренный в обоих смыслах этого слова. Меня вызвали, когда я был молод и нетерпелив, чтобы я мог посвятить свою жизнь переучиванию всех утраченных знаний. Я был достаточно опытен в чтении и устном переводе, и изучил множество языков. По сути, я был настолько талантлив, что занял здесь видное положение. — Его довольная улыбка перешла в беспокойный, хмурый взгляд. — Я пришел двадцать лет назад, сразу после того, как сбежал Пьющий жизнь.

Настроение Виктории заметно ухудшилось.

— В течение многих лет у нас не было новых учеников. Города в долине исчезли, поглощенные растущим Шрамом. — Ее голос стал мрачным. — Мы единственные, кто остался. До сих пор опустошение Пьющего жизнь нас пока не коснулось, но это всего лишь вопрос времени, максимум нескольких лет.

Саймон мрачно кивнул.

— Наша основная работа в архиве — просто понять, что у нас есть. Так много знаний, но в таком беспорядке! Даже спустя полвека две трети книг предстоит упорядочить и каталогизировать.

— Все мои меммеры вспоминают отдельные фрагменты, — сказала Виктория. — Мы пытаемся обмениваться информацией, чтобы можно было хотя бы объясниться друг с другом. Это как гигантская головоломка.

Голос Саймона принял саркастический тон:

— Да, и то, что, по словам меммеров, они помнят, не всегда можно проверить с помощью печатной документации. — Он взял медовый ломтик апельсина и высосал его. — К счастью, сейчас мы можем изучить все свитки и тома, и специализированные меммеры больше не нужны. Целые группы учеников читают книгу за книгой, изучают и переводят, с целью переучить все эти знания… и использовать их. Когда-нибудь мы станем великими волшебниками, но это займет время. Мы все самоучки, и некоторые из нас имеют больший дар, чем другие. Мы пытаемся найти заклинание, достаточно мощное, чтобы сразиться с Пьющим жизнь. — Он тяжело сглотнул и отвернулся. — Если мы вообще осмелимся сделать это.

— Волшебники-самоучки? — Никки была настроена скептически. — Сестры Света годами тренировали одаренных молодых людей, чтобы использовать их Хань, чтобы понять их дар, а вы пытаетесь тренироваться сами? Использовать древние, и, возможно, неверно переведенные книги?

Брови Натана сошлись вместе, выказывая его озабоченность.

— Боюсь, мне также следует беспокоиться о том, что меммеры, вероятнее всего, исказили некоторые строки, неверно запоминая слова из поколения в поколение. Такие незначительные ошибки могут не значить ничего важного в легенде или рассказе, но в мощном заклинании последствия могут стать ужасающими.

Пока Виктория сидела, надувшись, а Саймон бормотал оправдания, Никки внезапно вспомнила поврежденную, полу-расплавленную башню в алькове Клифуолла и сделала собственные выводы.

— Вы уже допускали ошибки, не так ли? Опасные ошибки.

Саймон и Виктория выглядели смущенными. Ученый-архивариус признался:

— Был один… несчастный случай. У одного из наших амбициозных учеников произошел инцидент: эксперимент прошел неудачно и главное библиотечное хранилище, в котором хранятся наши книги о пророчествах, оказалось сильно повреждено. Мы многое потеряли. — Он тяжело сглотнул. — Стены оплавились и затвердели, и мы тех пор больше туда не ходим.

— Меммеры все еще вспоминают некоторые из тех томов, что были утрачены, — сказала Виктория. — Мы делаем все возможное, чтобы восстановить их.

Натан обменялся с Никки озабоченным взглядом, затем обратился к ученым:

— Я предлагаю вам проявлять большую осторожность. Некоторые вещи слишком опасны, чтобы можно было заниматься с ними. Этот ваш «несчастный случай» уничтожил здание-другое. Но что, если следующая ошибка причинит еще больший вред?

Саймон отвернулся, встав из-за стола.

— Боюсь, вы правы. Один из наших ученых уже совершил серьезную ошибку и превратился в Пьющего жизнь. Теперь всему миру, возможно, придется расхлебывать последствия.

Глава 42

После обеда Саймон повел своих собеседников в недра Клифуолла, через заднюю часть каменного здания, сквозь лабиринт выкопанных тоннелей, пронизавших обширное плато. Широкие залы освещало множество ламп, горящих с помощью магии. Это, как надеялась Никки, был предел их дилетантских попыток. Небольшие заклинания света еще куда ни шло, но высвобождение большей, неконтролируемой магии было гораздо опаснее.

Главные крепостные постройки, которые заполняли пещерный грот, были огромны, но архивные хранилища впечатляли еще больше. Стены просторных сводчатых камер занимали полки, выложенные книгами. В комнатах, одной за другой, находились ученики — сидя в читальных креслах или сгорбившись над столами, поближе к яркому свечению масляных ламп. Урны, заполненные свитками, стояли в конце каждого длинного стола. Приставные лестницы тянулись к самым высоким полкам, чтобы сделать труднодосягаемые тома доступными. В воздухе повисла напряженность и тишина, так как многие люди посвящали все свои силы переучиванию ранее утраченных знаний.

— Такие места назывались центральными узлами, — сказал Натан, — большие тайники с книгами, скрытые под местами захоронений, как в катакомбах под Дворцом Пророков или в древней Каске. — Он оглянулся, любопытствуя. — Это место кажется более обширным, чем те, что я видел раньше.

— И здесь вы видите лишь самую малую часть, — сказал Саймон. — Помните, что эти архивы открылись только пятьдесят лет назад, а богатство информации озадачивает: десятки тысяч драгоценных томов. — Он развел руками. — Даже спустя десятилетия мы все еще пытаемся каталогизировать имеющиеся у нас знания. Это первый важный шаг. Мы даже не знаем, что здесь хранится.

— Когда древние волшебники собирали этот архив, — добавила Виктория, — они ужасно спешили, так как были под угрозой истребления. Они отчаянно нуждались в том, чтобы сохранить как можно больше знаний, прежде чем Сулакан сможет их уничтожить. Караваны, груженые магическими томами и свитками, шли в скрытые каньоны, всадники прибывали по суше с тюками похищенных книг и полу-сгоревших рукописей, спасенных из библиотек и университетов, которые были сожжены ищейками императора. По мере того, как истекало время, книги разного рода были собраны и запечатаны, лишь с незначительными попытками каталогизации.

Виктория смахнула со лба мешающий ей пучок седовато-каштановых волос.

— Меммерам назначали тома по уровню важности, а не по определенным категориям. Поэтому отдельные меммеры могли знать о погодной магии и пророчествах наряду с устрашающими предупреждениями о магии Ущерба. Другой меммер мог сохранить знания о том, как обрабатывать землю, глину и камень, а также как контролировать молнии и, возможно, менять морские течения, хотя мы находимся далеко от океана.

— Довольно беспорядочно, — произнес Натан. — И каким способом можно было найти какие-либо конкретные знания?

Саймон пожал плечами.

— Путем поиска. Такова жизнь ученого: все знания одинаково полезны.

— Некоторые знания более полезны, чем другие, — сурово возразила Никки. — Прямо сейчас нам нужно знать о Пьющем жизнь. Шрам продолжает расти, и его нужно остановить.

На лице Саймона возникло беспокойное выражение.

— Позвольте мне рассказать вам — или еще лучше, я покажу, — чтобы вы могли понять.

Он провел их через проходы, напоминающие кротовые норы, глубже в сердце огромного плато и, в конце концов, по извилистому склону, пока группа не достигла противоположной стороны месы[9]. Им открылось естественное окно с отвесных скал плато, которое переходило в холмы и раскинувшуюся внизу долину. Все стояли вместе в проеме и смотрели на отвратительное пространство Шрама вдали.

Было уже ближе к вечеру и солнце сияло красным размытым пятном на горизонте. Никки видела распространяющееся опустошение, которое шло рябью наружу из отдаленной центральной точки.

— Все это было прекрасным, — со вздохом пояснил Саймон. — Зеленый, пасторальный рай. Пока Пьющий жизнь не уничтожил его.

Никки нахмурилась, более решительная, чем когда-либо.

— Прежде чем мы сможем сразиться с ним, нам нужно знать, кто такой Пьющий жизнь и где он черпает свою силу. Откуда он сам?

Саймон вздохнул.

— Он был одним из самых амбициозных ученых Клифуолла. Его звали Роланд.

Бэннон не мог отвести взгляд от запустения.

— Это сделал один из ваших людей?

— Непреднамеренно, — сказала Виктория, словно защищая этого человека. — Это был несчастный случай. Я тогда была ученой, замужней, в середине моих лет. Роланд долгое время изучал архивы. Он был одним из первых, приглашенных со стороны, уже после того, как я рассеяла маскировочную пелену.

— Роланд был почитаем среди нас, — вставил Саймон со вздохом. — Я хотел быть похожим на него, — все хотели. Он был первым ученым-архивариусом Клифуолла. Но даже величайшие ученые страдают от человеческих болезней. — Мужчина покачал головой. — Роланд не был стариком, но он занемог изнуряющей болезнью, страшной болезнью, которая ослабила его и вела к истощению. Опухоли внутри его тела быстро разрастались. И эта болезнь выходила за рамки способностей наших лучших целителей.

Виктория подхватила рассказ:

— Роланд доживал свою жизнь в ужасных муках, слабея, и он знал, что скоро умрет. Мы все могли это видеть. Его глаза были пусты, щеки впали, руки дрожали. Его ум был велик, и мы все тревожились, что потеряем этого человека. Нам казалось, что ничего нельзя сделать. Но Роланд не воспринял своей слабости и так просто не сдался. На самом деле, он боялся умереть и поэтому поклялся спасти себя любой ценой. Роланд говорил, что у него здесь слишком много работы.

Виктория тяжело сглотнула.

— Он задавал вопросы, пытаясь найти кого-то с необходимым ему знанием. Изучал свитки и книги, отчаянно выискивая то, что поможет ему получить энергию, что позволит ему бороться с истощающей болезнью. Итак, он обнаружил заклинание, опасное заклинание, которое предоставило бы ему возможность поглощать жизненную энергию и сохранить себе жизнь. Один из моих меммеров вспомнил об этом, по крайней мере частично, и дал ему ключ к поиску в некаталогизированных архивах. Роланд знал, что это неразумно, но никому ничего не сказал. Зная, что скоро умрет, он без промедлений разработал заклинание жизненной энергии, хотя и не понимал, что делает. Он привязал его к себе, чтобы можно было позаимствовать немного жизни из окружающего мира и восстановить свое больное тело.

Виктория сжимала губы, пока те совсем не побледнели.

— И это сработало. Роланд был настолько слабым и исхудалым, явно на грани смерти… но снова стал сильным. Заклинание творило чудеса, вернув ему прилив здоровья. Я помню этот момент. — Выражение ее лица стало более тревожным. — Но тогда Роланд не знал, как остановиться. Он не мог этого контролировать.

Саймон перебил ее:

— Я вспоминаю те времена растущего страха — я тогда только-только прибыл сюда. Роланд чувствовал себя виноватым, пребывая в ужасе от того, что с ним происходило, и от того, что он делал с другими. Он все больше и больше высасывал окружающую его жизнь, независимо от того, хочет того или нет. Мы пытались ему помочь. Его друзья примчались к нему со всех сторон, предложив свою помощь, пообещав, что они помогут ему решить проблему, но всякий, кто касался его, умирал. Роланд крал их жизни и вливал в свою собственную. Мы все начали ослабевать.

— Так он убил моего мужа, — сказала Виктория. — Чтобы защитить нас и спасти, Роланд бежал из Клифуолла. Не имея возможности контролировать магию, которую сам и выпустил, он бежал далеко от архивов в самую глушь долины, подальше от городов… хотя, как оказалось, не слишком далеко. Роланд надеялся прожить там свои дни и никому больше не навредить. Но заклинание Пьющего жизнь продолжало действовать, неудержимое и не удовлетворенное. Роланд был похож на губку, поглощающую жизнь из леса, из лугов, окружающих его. Само его существование убивало деревья и осушало реки. И опустошение вокруг того места, куда он сбежал, распространялось по земле все шире и шире постоянно расширяющимся шрамом. Он уничтожал пахотные земли и стирал целые города. — Женщина выпрямилась и вытерла ладонью глаза. — Роланд вовсе не собирался творить такое.

Никки подумала о семье Тистл, о Верден-Спрингс, о том, как его жители цеплялись за свое существование, а затем все погибли.

— Его намерения не имеют значения. Подумайте обо всем, что сделал это человек. Его нужно остановить, иначе пропасть его бездонной магии поглотит весь мир.

— В течение многих лет ученые Клифуолла изучали книги, — добавил Саймон, — пытаясь отыскать какое-либо смягчающее заклинание. Но никто не смог найти даже приблизительно похожее.

Когда в мертвой долине настала глубокая ночь, Натан уставился на Шрам, наблюдая за движениями теней.

— Я и не ожидал, что вы узнаете, как остановить такого могущественного врага. Вы все неподготовленные волшебники. Вы читали книги, но никогда не обучались у настоящего волшебника, и не доказывали своих способностей. Хотел бы я, чтобы аббатиса Верна была здесь, чтобы помочь вам. Никогда нельзя доверять непроверенным заклинаниям.

— Вы старались изо всех сил, — добавила Никки. — Теперь мы проведем собственные исследования. Если этот архив настолько обширен, как вы говорите, он должен содержать ключ, контрзаклинание. Нам просто нужно его отыскать.

— Мы сделаем все, чтобы помочь вам спасти нас, — сказал Саймон. — Но после тех… «несчастных случаев» мы боимся предпринимать крайние меры.

— Это мудро, — заметил Натан, — но все же нужно что-то делать.

— Вот почему мы здесь, — сказала Никки, а затем, наконец, призналась: — Чтобы спасти мир.

Девочка-сирота добавила с глубокой тоской в голосе:

— Я хочу видеть долину такой, какой она и должна быть. Я хочу увидеть плодородную землю, зеленые поля, высокие леса.

Никки посмотрела на Тистл.

— Еще увидишь.

Глава 43

Никки хоть и хотела скорее приступить к поиску способа борьбы с Пьющим жизнь, все же признала, что они порядком измотались долгим путешествием. К тому же наступила глубокая ночь.

— Позвольте нам показать вам ваши комнаты, — предложила Виктория. — Вы должны отдохнуть. — Она взглянула на Тистл. — Девочке надо поспать.

— Я еще бодра и могу помогать, — возразила Тистл. Она решительно посмотрела на Никки. — А завтра я смогу изучать книги рядом с тобой.

— Ты умеешь читать? — спросила Никки.

— Я знаю буквы и могу прочитать много слов. Я буду знать намного больше после того, как ты меня натаскаешь. Учусь я быстро.

Натан добродушно рассмеялся.

— Славная девочка. Я ценю такое стремление учиться, но эта задача довольно грандиозная. Некоторые из древних языков и алфавитов неизвестны даже мне.

Никки пристально посмотрела на чумазое лицо Тистл, ее яркие и умные глаза.

— Когда Сестры обучали меня во Дворце Пророков, я провела более сорока пяти лет в качестве послушницы, изучая основы.

Девочка выглядела изумленной.

— Я не хочу ждать сорок пять лет!

— И никто не желает, но ты смышленая девочка. Поскольку ты учишься быстро, это может занять всего-то лет так сорок. — Тистл не поняла, что Никки ее дразнит. Затем колдунья продолжила более серьезным тоном: — Нам нужно одолеть Пьющего жизнь гораздо раньше, иначе от мира ничего не останется.

Виктория поторопила их.

— Сначала отдохните, утро вечера мудренее. У нас есть для каждого из вас отдельные комнаты. В них ничего лишнего, но они просторные. Располагайтесь и отдыхайте.

— Вещей у нас немного, поскольку мы почти все потеряли, когда на нас напали Пыльные люди, — сказал Бэннон. — Хорошо, хоть осталась одежда, что на нас.

— Мы предоставим вам чистую одежду из запасов Клифуолла, — пообещала Виктория с теплой улыбкой, — а вашу выстираем и починим.

Пожилая женщина показала им их покои в глубине плато, где воздух был сухим и веяло прохладой. В маленьких нишах каменных стен горели восковые свечи, распространяя теплое желтое свечение и слабый сладковатый запах. Убранство каждой комнаты состояло из стола для чтения, каменного пола, покрытого овчиной, ночного горшка, чаши с водой, умывальника и узкого тюфяка для сна. Также для гостей была положена чистая, свободная одежда, какую носили ученики.

Виктория предложила храброй сиротке место в своих покоях, но Тистл последовала за Никки в ее комнату. Там попрыгала на койке с тюфяком, набитым соломой.

— Он мягкий, но может быть колючим. Я лучше буду спать на полу, а ты на койке. Овчина выглядит довольно теплой. Зато я буду рядом, если понадоблюсь.

Несмотря на то, что девочка, казалось, была полностью довольна убранством, Никки спросила ее:

— Почему ты не хочешь свою комнату? Ты можешь спать столько, сколько захочешь.

Тистл заморгала, уставившись на Никки медово-карими глазами.

— Я должна остаться рядом. Что, если тебе понадобится защита?

— Мне не нужна защита. Я — колдунья.

Но девочка, сидя на овчине скрестив ноги, с шустрой улыбкой ответила:

— Никогда не помешает лишняя пара глаз. Я буду тебя охранять.

Хотя она не признавалась в этом, Тистл, очевидно, не хотела оставаться одна.

— Очень хорошо, ты можешь меня охранять, если хочешь, — сказала Никки, вспомнив, через что пришлось пройти девочке. — Но, если ты справишься с этим, нужно будет чтобы ты тоже отдохнула.

После того, как они переоделись в чистое, прибыл один из прислужников Клифуолла, чтобы собрать для стирки и штопки их сложенную одежду. Лохмотья девочки-беспризорницы нуждались в большом ремонте, как и черное дорожное платье Никки. Передав старую одежду, Никки принялась разбирать скудные пожитки, которые ей удалось спасти после Верден-Спрингс.

Стремясь помочь, Тистл выкладывала предметы на письменном столе — длинный острый нож, веревку, полупустые свертки с едой. Несмотря на усталость, девчушка продолжала болтать.

— У меня никогда не было ни братьев, ни сестер. А у тебя есть семья? — Ее миниатюрное личико готово было задать множество вопросов. — У тебя когда-нибудь была своя дочь?

Никки, стоя к девочке спиной, расправляла постельное белье на своей койке и обдумывала более подходящий ответ. Своя дочь? Может быть, такая как Тистл? Подобные мысли даже изредка не приходили ей в голову. Она коснулась своей нижней губы, где она когда-то носила золотое кольцо.

— Нет, у меня никогда не было дочери. — Ее ответ был простым, и Никки немного озадачило то, почему она так долго размышляла. — Это никогда не имело важного значения в моей жизни.

После того, как Джегань приговорил ее к службе в качестве шлюхи, или, когда он сам брал ее силой, Никки, несомненно, имела возможность забеременеть, но благодаря своим способностям колдуньи ей никогда не приходилось беспокоиться о ребенке. Она всегда предотвращала зачатие. Никки научилась не чувствовать ничего — ни страсти, ни любви — ничего подобного.

Девочка рассматривала предметы, которые Никки вытащила из карманов своего старого дорожного платья, пояса и кошеля. Она развернула тканевый сверток среди остальных принадлежностей.

— Ой, цветочек! — сказала Тистл, глядя на фиолетово-алые лепестки. — Ты всегда носила этот цветок с собой?

Никки мгновенно выхватила тканевый мешочек с высушенным бутоном у ошарашенной девочки.

— Не трогай это! — Пульс ее мчался наперегонки.

Тистл вздрогнула.

— Прости! Я не хотела сделать ничего плохого. Я… — Она прочистила горло. — Видимо, это для тебя что-то очень особенное. Симпатичный подарок от ухажера?

Никки прищурила свои голубые глаза, усмехнувшись этой мысли. Бэннон действительно предложил цветок как романтический жест — намерение, которое она полностью отмела.

— Нет, совсем не так. Цветок смерти — это смертельный яд — один из самых сильных токсинов, когда-либо найденных, очень опасный. — Она снова осторожно завернула его в ткань, а затем положила в самую высокую нишу над своим спальным местом. — Это приведет к долгой и ужасной смерти. Может быть, самой ужасной из всех известных.

Тистл вздохнула с облегчением.

— Значит, ты меня защищаешь, и я тоже буду в безопасности. Потому что мы защищаем друг друга. — Девочка переставила овчину на свободное место на каменном полу и свернулась калачиком, готовая заснуть.

Никки задула одну из свечей, но прежде чем успела потушить другую, Тистл спросила: — Если этот яд настолько смертелен, разве ты не можешь его использовать, чтобы убить Пьющего жизнь?

— Нет, я не думаю, что он достаточно сильный для этой цели.

Тистл кивнула, затем завернулась в овчину и легла на твердый каменный пол, на котором, как она настаивала, совершенно комфортно.

— Тогда нам придется поискать другой способ.

Никки использовала магию, чтобы затушить свечу на стене напротив, погрузив комнату в темноту.

Несмотря на то, что он очень хотел изучать удивительные книги и свитки Клифуолла, Натан в эту ночь спал слишком долго. Впервые за долгое время он чувствовал себя в безопасности, в тепле и комфорте.

Проснувшись, он поспешил в обеденный зал, где добыл несколько кусков от завтрака, так как большинство учеников поели гораздо раньше и спешили к работе. Его одеяние ученика было удобным, хотя немного скучным и совсем не модным. Волшебник полагал, что придется ходить в нем, пока его более приемлемая одежда не вернется из стирки и штопки. Ну а сейчас ему предстоит рыскать в библиотеке в надежде найти способ остановить ненасытного Пьющего жизнь, с его вышедшем из-под контроля заклинанием.

В первой из библиотечных палат Натан рассмотрел стену с толстыми, обтянутыми кожей томами. Как же их много! На столах лежали развернутые свитки, и сосредоточенные ученики обсуждали возможные значения неясных строк; другие чтецы сгорбились над открытыми томами, записывая пометки мелом на плоских плитах.

Когда он посмотрел на головокружительное количество книг, выставленных перед ним на полках, и с таким же числом полок на других стенах, и, зная, что еще очень много комнат идентичных этой, — масштаб знаний Клифуолла показался столь же пугающим, сколько и волнующим.

Во Дворце Пророков книги были тихими спутниками Натана на протяжении тысячи лет, его источником информации о внешнем мире. Недавно Ричард Рал также предоставил ему доступ ко всем книгам в Народном Дворце Д'Хары, но большинство тех работ касались пророчеств, и поэтому они больше не были актуальны. Теперь будущее мира может зависеть от того, что он прочитает здесь.

А здесь было гораздо больше, чем загадочных строк ведьмы в его книге жизни.

Находясь в окружении этих работ, он почувствовал, будто вернулся домой, даже если этот дом оказался одним огромным беспорядком. «Добрые духи, как я могу найти здесь какую-либо информацию, кроме как случайно?» Он шагал перед полками и размышлял, пока ученики-архивариусы сворачивали свитки или переставляли тома в более надлежащие места.

Виктория подошла к нему в сопровождении трех прекрасных послушниц.

— Мои меммеры, и я здесь, чтобы помочь вам, волшебник Натан. Система каталогов Саймона сбивает с толку большинство, и он единственный, кто знает, где находятся нужные книги. Но я зафиксировала многие из этих трудов в памяти, и мои замечательные помощницы держат в своих умах более сотни томов каждая. Я также могу принести вам Глорию, Франклина, Перетту, и еще с десяток хорошо обученных меммеров. Вы могли бы спокойно посидеть, пока мы излагаем вам наши знания.

Натан находил удивительным то, что эти юные девушки, или кто-либо другой из меммеров могли сохранить тысячи страниц древних и точных магических знаний в память, даже если они их не систематизировали, или, возможно, не понимали слов, которые могли изложить.

Одри, Лорел и Сейдж смотрели на волшебника так пристально, что он почувствовал появившийся на щеках румянец. Натан одарил Викторию вежливой, деликатной улыбкой.

— Я впечатлен вашим мастерством, мадам, и я, безусловно, приветствовал бы компанию таких прекрасных барышень, но я боюсь, что они меня только отвлекут. Я много лет читал книги собственными глазами и именно так я должен искать информацию.

Заботливое лицо Виктории поморщилось от разочарования.

— Поколения меммеров обладают авторитетными навыками. Мы можем располагать необходимой вам информацией. Если вы скажете, что ищете, мы можем процитировать для вас соответствующие абзацы, если они отыщутся в нашей памяти. — Виктория пренебрежительно махнула рукой. — Эти книги — просто неподвижные хранители слов, а мы бы донесли эти слова для вас вживую и рассказали бы все, что знаем.

Целеустремленность женщины ставило его в неловкое положение, но волшебник хотел работать по-своему.

— Боюсь, мне не кажется это практичным. Я не смогу изучить достаточное количество магические знаний, если они заключены в ваших головах, и у меня нет времени слушать, как ваши люди говорят вслух по одной книге за раз. — Он провел пальцами по любопытным символам на корешке одного черного тома. — Некоторые из них написаны на неопознанных мной языках, но я свободно говорю на многих других, и могу читать довольно быстро.

— Но вам доступны не все книги, — возразила Виктория. — Вы же видели архивную башню, которая растаяла при… несчастном случае. Все книги в ней были уничтожены.

— Ваши меммеры могут вспомнить те тома, которые были утеряны? — спросил Натан.

Три молодые послушницы кивнули. Виктория с гордостью подняла подбородок.

— Многие из них. Мы точно не знаем, что было потеряно. По большей части те книги являлись трудами по пророчествам, но многие так и остались не классифицированы.

Натан облегченно вздохнул.

— Пророчества? Ну, совсем недавно, с перемещением звезд, пророчества исчезли, и любые такие труды вряд ли будут иметь практическую ценность. Пророчества для нас бесполезны, и, конечно, представляют мало интереса в наших стремлениях остановить Пьющего жизнь.

Но от предсказания, сделанное Рэд, он не мог так просто отмахнуться. «И колдунье суждено спасти мир».

Виктория не могла скрыть своего возмущения такому отношению.

— Если вы действительно так желаете, мы оставим вас. Мои меммеры всегда будут рядом, чтобы помочь. Мы можем вспомнить множество вещей, которые Саймон и его ученики еще не удосужились прочитать.

Натан одарил женщину своей самой милой улыбкой.

— Благодарю вас. Все в Клифуолле были очень великодушны. Если знания спрятаны где-то здесь, мы найдем их и используем, чтобы одолеть Пьющего жизнь. — Волшебник боролся со смущением, понимая, что его досадное отсутствие магии принесет мало пользы в реальном сражении против злого чародея. — Никки — могущественная колдунья. Не стоит ее недооценивать. Когда-то ее называли «Госпожа Смерть», и она держала в страхе многие земли.

Виктория, явно невпечатленная, и не желавшая уступать, состроила кислое выражение лица.

— «Госпожа Смерть»? Нам не нужно еще больше смертей. Будем надеяться, что она вернет жизнь нашей плодородной долине.

Женщина со своими помощницами ушла, оставив волшебника наедине с разбросанными перед ним книгами, свитками и томами. Он не знал, с чего начать поиск исходного заклинания, создавшего Пьющего жизнь, или где найти подходящее контрзаклинание.

Но у него были и другие приоритеты: если Натан сможет восстановить свою собственную магию, то будет сражаться рядом с Никки против Пьющего жизнь. Где-то в библиотеке должна храниться информация о том, как и почему он потерял свой дар, или, может быть, точная карта, показывающая, как найти Кол Адэр. Все было взаимосвязано.

Натан ходил вдоль полок от одной стороны большой палаты к другой, проводя пальцами по корешкам томов в кожаных переплетах, и не знал, с чего начать.

Таким образом, он выбрал случайный том, отнес его к столу и сел рядом с усердным молодым учеником, который даже не оторвал глаз от чтения. Натан открыл книгу и пробежал взглядом по рукописным символам на странице, не будучи уверен, что именно ищет, но в надежде, что все равно раскопает полезную информацию.

Глава 44

Пока Натан оценивал бесчисленные тома сохранившихся магических знаний Клифуолла, Никки решила, что ей понадобятся знания о Пьющем жизнь из первых рук. До тех пор, пока она являлась убежденным приверженцем своей собственной правоты, она хотела исследовать Шрам собственными глазами.

Бэннон тоже не мог усидеть на месте, блуждая по тихим залам гигантского архива. Он практиковался со своим мечом, гарцуя в одиночестве по пустынным коридорам, так как его наставник был слишком занят в библиотеке. Юноша скакал, рубил воздух и кружил по залам, напугав нескольких отвлекшихся учеников, пока сражался со своей собственной тенью — и обычно побеждая ее.

Когда Никки предложила осторожно выйти на разведку в Шрам, чтобы разузнать о Пьющем жизнь, Бэннон едва ли не прыгал от такой возможности.

— Я пойду с тобой, колдунья. — Он поднял свой меч. — Крепкий и я будем твоими защитниками.

Тистл всегда была рядом с ней, и девчушка фыркнула при виде напускной храбрости молодого человека.

— Я — защитник Никки.

— Защитники мне не нужны, — возразила колдунья, — но со мной пойдешь только ты, Бэннон Фармер. Возможно, там придется сразиться с Пыльными людьми. — Она повернулась к сироте. — А ты останешься здесь, в безопасности.

— Я не хочу оставаться здесь. Мне безопаснее, когда я с тобой.

Никки покачала головой.

— Мы с Бэнноном пойдем на разведку и вернемся через день или два. Ты — останешься здесь.

Разочарование вспыхнуло в глазах девочки, но спорить она дальше не стала и бросилась искать Натана, чтобы узнать, не нужна ли ему помощь.

Никки снова надела свое черное дорожное платье, которое было вычищено и залатано. Люди Клифуолла предоставили им рюкзаки, воду и пищу для их разведывательной экспедиции.

До того, как Никки и Бэннон отправятся в разросшуюся пустошь, Саймон присоединился к ним у внешней стены плато, с которой они собирались спуститься в предгорья.

— Большинство тех, кто отправляется искать Пьющего жизнь никогда не возвращаются, — сказал он.

— Мы не собираемся сражаться с ним сейчас, — возразила Никки. — Мы просто исследуем и проверим его защиту. И когда я вернусь, вооруженная собранными нами сведениями, я смогу помочь Натану найти то, что нам нужно среди всех этих томов.

Никки и Бэннон покинули Клифуолл ранним утром, выйдя с противоположной стороны плато на крутую, извилистую тропинку. Далее спустились по отвесному склону к предгорьям, где уже стала чахнуть растительность. Низкие мескитные деревья и кедровые сосны склонились, будто в агонии от долгой, ядовитой смерти. Колючая сорная трава рвала одежду, когда путники спускались по холмам. Черные жуки ползали по земле, а пауки одиноко висели в своих пустых сетях.

Рельеф местности дальней части долины стал принимать вид безжизненной пустыни, весь покрытый трещинами. Никки попыталась представить эти широкие просторы пахотными угодьями, процветающими деревнями и укатанными дорогами; все это за последние двадцать лет оказалось затянутым в пыль. С позиции предгорий волны надвигающегося опустошения напоминали рябь в пруду.

Никки прищурилась, глядя в сторону центрального кратера.

— Пьющий жизнь должен быть там. Мы подберемся так близко, как только сможем, соберем информацию, но сразимся по-настоящему тогда, когда узнаем, как его убить.

Бэннон покосился в сторону их места назначения и быстро кивнул.

Перед тем, как они покинули последние холмы, Никки услышала позади шорох кустов, разлетающихся в стороны земляных камушков и треск сухой мескитовой ветки. Бэннон развернулся, вскинув меч, Никки тоже приготовилась сражаться.

Когда раздвинулись сухие ветви мертвого кедра, через них протиснулась, озираясь, Тистл. Заметив Никки, девочка улыбнулась.

— Я знала, что рано или поздно догоню тебя. Я пришла на помощь.

— Я велела тебе остаться, — сказала Никки.

— Многие мне указывают, но я сама принимаю решения.

Никки уперла руки в бедра.

— Тебе нельзя здесь находиться. Вернись в Клифуолл.

— Я пойду с тобой.

— Нет, тебе нельзя.

Тистл явно не собиралась слушать.

— Я знаю эти земли, ведь я жила здесь всю жизнь. Я привела вас в Клифуолл, не так ли? Вы бы никогда не смогли найти его без меня. Я могу позаботиться о себе — и также могу позаботиться о тебе. — Она положила руки на свою лоскутную юбку, подражая позе Никки. Губы девочки изогнулись в вызывающей улыбке. — А реши я продолжать следить за тобой, как бы ты меня остановила?

— С помощью чар, — незамедлительно ответила Никки.

Девочка фыркнула.

— Ты бы никогда не использовала магию против меня.

Смелая самоуверенность Тистл вызвала у Никки ироничную улыбку.

— Возможно, я бы этого не сделала. Признаю, ты можешь быть полезна в дикой природе. Возможно, даже больше, чем Бэннон.

Молодой человек вспыхнул.

— Но я доказал свою пользу в битве. Вспомни, скольких Пыльных людей я убил в Верден-Спрингс, и шелки в том числе.

— И тебе, возможно, придется сразиться и убить еще больше врагов. — Никки больше не хотела попусту тратить время. — Очень хорошо. Мы пойдем вместе, разведаем Шрам и быстро вернемся. Но будьте бдительны. Мы не знаем, как еще Пьющий жизнь может защищаться.

Спустившись с последних предгорий, троица направилась вдоль разломанных каньонов, которые вели к Шраму. Ветры взметали белую, с горьковатым привкусом соленую пыль с сухой земли, и Бэннон закашлял, вытирая ее с лица. Глаза Никки защипало. Ее черное платье стало коричневым и белым от надуваемой ветром щелочной пыли. Колдунья берегла свою воду, зная, что они не найдут ее в этом запустении.

Казалось, что разоренная местность еще больше озлобилась по ходу их продвижения. Солнце нещадно пекло, когда путники вышли из расширяющегося русла иссохшей реки, ставшее теперь лишь пустым, каменистым ложем. Покрытые солью каменные глыбы выступали из-под земли, и все, что осталось от круглых озер — потресканная мозаика сухой грязи. Пылевые смерчи закручивали призрачные вихри мучной пыли.

Утомленные в этой гнетущей среде, путники редко говорили и нечасто останавливались отдохнуть. Когда они отхлебывали воду, она казалась отвратительной на вкус от едкой пыли на губах.

Дальше трещины в земле стали выделять испарения. Казалось, они поднимаются из подземных вентиляционных отверстий. Никки почувствовала запах горелой серы. Пузырящиеся грязевые котлы выглядели как свежие раны; взрываясь и раскидывая брызги, они испускали зловонный запах тухлых яиц. Тистл прыгала с камня на камень, выбирая для всех безопасный путь.

Из-за воздуха, смешанного с частицами грязи, солнце в конце дня казалось распухшим, и Никки ощущала беспокойство в связи с перспективой обустройства лагеря в Шраме.

— Прошло несколько часов с тех пор как мы в последний раз видели мертвое дерево, — сказал Бэннон.

— Мы можем поискать убежище в скалах, — предложила Никки. — Или можем идти ночью: я зажгу огонек на ладони, чтобы вести нас.

Девочка выглядела встревоженной.

— Ночью выходят опасные твари.

Бэннон осторожно огляделся, но сернистый пар из горячих источников и пузырьки грязи делали воздух густым. Эти звуки замаскировали бы любое скрытое движение.

— Нас с легкостью можно атаковать даже днем, — заметила Никки.

Пока трое путников обдумывали варианты, сухая, спекшаяся грязь зашевелилась под ними. Моментально среагировав, Никки оттолкнула Тистл в сторону, а сама отпрыгнула назад — темные, высушенные руки потянулись из пыли. По земле разошлись трещины и из-под нее стали выползать Пыльные люди. Бэннон вскричал и поднял меч, ринувшись к атакующим.

Никки позволила магии вскипеть в ее руке. С этими тварями ей уже пришлось столкнуться, поэтому она выпустила всплеск огня, сжигая ближайшего нападавшего, прежде чем тот смог полностью вылезти из трещины в почве.

Запрыгнув на плоскую скалу для устойчивости, Бэннон размашисто взмахнул мечом, обезглавив трех мумифицированных людей, одетых в грязные лохмотья. Но даже лишившись голов, существа слепо бросились вперед, пытаясь ухватить жертву. Петляя меж скал, Тистл увернулась от вытянутых рук, а Бэннон надвое рассек торс нежити, рубанув затем хрупкие ноги по коленям.

Никки выпустила сконцентрированный молотоподобный удар воздухом, который разбил кости и стер в порошок мускулы другого возникшего существа, оставив его наполовину торчать из земли в куче разбитых обломков. Еще один толчок воздуха отбросил неустойчивых монстров назад в пузырящиеся грязевые ямы. Создания упали в бурлящий котел, где они, извиваясь, затонули.

Тистл прыгнула на спину высушенного существа, подбирающегося к Никки сзади. Девочка потянула его за плечи и принялась бить кулаками по торчащим ребрам, проткнув неоднократно ножом сухое тело. Мумифицированное существо развалилось и упало, обратившись в прах.

Не успела Никки повернуться и поблагодарить ее, как еще одна пара Пыльных людей выползла из-под земли, намеренно бросившись к Тистл. Одной из тварей оказалась сморщенная женщина с выцветшим красным платком, обернутым вокруг пучков жестких волос на черепе. Другой — мужчина — носил рваные остатки кожаного жилета.

Тистл вскинула нож, готовая к новой атаке, но, узнав атакующих, застыла в ужасе. Пыльные люди подступили к ней слишком близко, схватив девочку цепкими руками.

— Тетя Луна? Дядя Маркус!

Никки тоже узнала их и тут же подскочила, встав перед ошеломленной девочкой. Создания, бывшие совсем недавно тетей и дядей Тистл, уже собирались утащить ее с собой, но вмешалась Никки.

— Вы ее не получите!

Сморщенные руки трупов коснулись рук колдуньи, ее черного платья — и Никки выпустила яростную волну магии, вызвав огонь в мертвых телах Маркуса и Луны.

Стремительное пламя горело жаркой, очищающей белизной, в мгновение ока поглотив останки. Отшатнувшись от Никки, пара упала в мелкий серый пепел, издав порывистый звук, напоминающий вздох. Тистл отчаянно закричала.

Тяжело дыша, троица стояла вместе, готовая к дальнейшим атакам, но Пьющий жизнь больше не посылал своих марионеток. Битва закончилась так же быстро, как и началась. Вдалеке они услышали карабкающееся движение, перестук гальки… на этот раз это явно были не ожившие трупы, а другие существа — бронированные твари со множеством ног, прячущиеся в тени.

Тистл прижалась к Никки.

— Пьющий жизнь знает, где мы. Он шпионит за нами.

— Ты уверена, что нам стоит идти туда, в темноту? — спросил Бэннон. Он едва мог сдержать дрожь в голосе.

— Было бы глупо просто так жертвовать собой, — сказала Никки. — Пока мы не найдем способ отсечь магию Пьющего жизнь, на данный момент мы увидели достаточно.

Они провели время с пользой и теперь возвращались обратно, на север огромной мертвой долины. Тьма отступила, когда путники достигли умирающих лесов и останков деревьев у предгорий. Сухая трава, мертвый бурьян и корявые, голые деревья, казалось, приветствовали их. Все трое изрядно устали к тому времени, пока нашли место для лагеря.

— По крайней мере, нам хватит дерева, чтобы развести огонь, — сказал Бэннон. — Очень большой огонь.

Все еще потрясенная от встречи с останками ее тети и дяди, Тистл принесла несколько охапок сухого мескита и сложила в кучу возле их лагеря.

— Будет очень светло и тепло, но разве Пьющий жизнь не сможет заметить такое большое пламя?

Никки разожгла хворост магией, яркий костер стал потрескивать буйными сполохами и завился клубами ароматного дыма.

— Он прекрасно знает, где мы находимся. А мы, по крайней мере, сможем заметить любую атаку с его стороны.

Бэннон и Тистл сели возле успокаивающего пламени костра.

— Вы оба спите, — сказала Никки. — А я посторожу.

Молодежь улеглась спать, хотя сон их был тревожен. Никки, сидя в одиночестве, вслушивалась в звуки позади лопающегося и потрескивающего в огне дерева.

Шрам оставался тихим: запустение во тьме, казалось, поглощало звуки также, как и жизнь. Тем не менее, Никки ощутила какое-то постороннее присутствие, там, в удалении от костра — что-то рыскало вокруг них по мертвым холмам. Насторожившись, колдунья вглядывалась во тьму, но ничего не видела и не слышала. И все-таки она это почувствовала… нечто сильное и смертельно опасное.

Это нечто охотилось на них.

Глава 45

Окруженный одаренными учениками, Натан нашел их увлеченными делом и полными вдохновения.

— Если бы я провел тысячу лет в такой великолепной библиотеке, я стал бы самым величайшим волшебником, жившим когда-либо, — сказал он с добродушной, но утомленной улыбкой, когда Саймон принес ему очередную кипу книг.

— Тысяча лет… — произнес ученый-архивариус, покачав головой. Он расставил выбранные тома аккуратными стопками на загроможденном столе Натана. — Я бы хотел провести столетия за чтением, изучением и познанием… но, увы, у меня обычная продолжительность жизни.

— Было одним из немногих преимуществ оказаться заточенным во Дворце Пророков, его сетей и форм заклинаний, которые предотвращали наше старение, — сказал Натан. Он взглянул на горы книг, принесенных ему для просмотра, сложенных по теме; некоторые из фрагментов были отмечены цветными закладками или перьями, чтобы выделить страницы. — Но, если Шрам продолжит расти тем же темпом, любому из нас может не хватить и обычной продолжительности жизни.

Поглощенные поиском полезной информации о Пьющем жизнь, ученики Клифуолла просматривали книгу за книгой, свиток за свитком, выделяя любые записи, которые могут иметь значение. Натан хотел найти исходное заклинание, которое Роланд использовал для борьбы с истощающей болезнью, заклинание, превратившее его в Пьющего жизнь.

За годы пребывания во дворце Натан стал очень быстрым читателем. Несмотря на то, что у него было всё время мира, ему, имевшему доступ к тысячам и тысячам книг, всегда казалось, что времени не хватает. Он мог пробега́ть вскользь по документам, быстро листая страницы, и через час уже «проглатывал» несколько увесистых томов.

Всего за два дня в Клифуолле волшебник уже прочел целые полки книг, но для изучения всего остального потребуется много времени. Очень много времени… Он очень мало узнал о нужном ему заклинании.

Натан провел пальцами по подбородку.

— Напомни мне: ты сказал, что Роланд использовал заклинание, которое было сохранено меммерами?

— Один из меммеров вспомнил об этом и сделал некоторые соображения. Они дали Роланду понять, где искать. — Саймон нахмурился над кожаным томом с тиснением и отложил его в сторону. — Нам еще не удалось восстановить исходный текст заклинания, чтобы изучить его самим. Поэтому мы должны полагаться на слова Виктории. — Когда архивариус хмурился, морщины на лице делали его намного старше. — Воспоминания могут быть ошибочными. Я бы предпочел независимую проверку текста.

Словно по зову вошла глава-меммер в сопровождении своих очаровательных послушниц. Лицо женщины потемнело от раздражения, когда она услышала речь Саймона. Одри, Лорел и Сейдж толпились рядом, выглядя в равной степени возмущенными.

— Меммеров упрекать недопустимо. — Виктория встала перед столом, заваленным книгами. — У вас не было бы ни одной из этих книг, чтобы вообще чему-то научиться, если бы не я. Если бы я не обнаружила, как рассеять пелену маскировки, никто из вас не имел бы доступ к архиву.

— И Роланда, — заметил Натан, — вместе со столькими проблемами.

Саймон собрал свое достоинство и стал казаться выше, пытаясь принизить Викторию:

— Все мы в Клифуолле ценим ваши прошлые заслуги. Меммеры были важны в свое время, но теперь вы устарели. Теперь одаренные и умные люди имеют доступ ко всей библиотеке, а не только к избранным томам, заключенным в вашей памяти поколения назад.

Виктория вздохнула.

— Слова, написанные на бумаге, отличаются от слов, содержащихся в уме. — Она постучала в висок и склонилась ближе. — Неважно, что записано пером, но имеет значение то, что знаем мы.

Саймон явно был не согласен.

— Знания, которые не были записаны, не могут быть должным образом использованы. Как я могу изучить то, что находится внутри вашего разума? Как наши ученые могут строить догадки и делать выводы, если мы не можем увидеть ваши мысли? Как вы можете ими поделиться с волшебником Натаном прямо сейчас?

— Мы расскажем ему все, что ему нужно знать, — возразила Виктория.

Натан в раздражении вскинул руки.

— Добрые духи, не ссорьтесь! Клифуолл — это банкет особых знаний, и перед нами целое пиршество. Зачем заострять внимание на нескольких лакомых кусочках?

Стараясь не пустить в ход аргументы, Саймон повернулся, чтобы уйти.

— Я буду собирать для вас подходящие тома, и пусть эти женщины чешут вам небылицы, которые они держат в своих головах.

Виктория удостоила ученого-архивариуса снисходительным хмурым взглядом, когда он ушел.

— Не волнуйтесь о юном Саймоне, волшебник Натан. Он достиг уровня обязанностей, выходящих за пределы его возможностей. — Ее голос звучал по-матерински ласково. — Архивирование всех томов в библиотеке — колоссальная и непомерная задача, и для должного ее выполнения потребуется много поколений. Меммеры занимались проблемой сохранения нашей информации в течение тысяч лет, поэтому понятно, почему Саймон чувствует такую безотлагательность.

— Но это действительно крайне срочно, мадам, — сказал Натан. — Если Пьющий жизнь продолжит истощать мир, времени ни у кого из нас не останется. — Он провел пальцами по белым, длинным до плеч волосам. — Мне нужно знать то, что вы запомнили, но, как указал Саймон, я не могу получить доступ к тому, что хранится в вашей голове.

Виктория улыбнулась терпеливой улыбкой.

— Тогда мы вам будем содействовать. Мы процитируем книги, нужные вам, потому что мы знаем их наизусть.

Натан мог читать слова на бумаге быстрее, чем любой меммер в состоянии их произнести, и, если бы Виктория и ее помощницы могли отсортировать свои заученные знания и выдать только соответствующие разделы, возможно, это оказалось бы гораздо полезнее.

Он оглядел Одри, Лорел и Сейдж и заметил три разных типа красоты.

— Они не ваши дочери, хотя я вижу, как вы о них заботитесь. Должно быть, они вам очень близки?

— Эти славные девочки провели со мной всю свою жизнь. Я считаю, что все мои помощники заменяли мне сыновей и дочерей. — На лицо Виктории легла пелена печали. — У меня никогда не было детей, хотя мы с мужем пытались их завести. Когда мы вступили в брак, Бертрам и я мечтали о большой семье, но… — Ее лицо помрачнело, и она отвернулась. — Но я оказалась бесплодной. Детей у нас никогда не было. Три раза я беременела, и у нас появлялась надежда. Я даже начинала готовить детскую одежду… но каждый раз теряла ребенка. А потом Бертрам умер.

Женщина закрыла глаза, тяжело вздохнула и с любовью посмотрела на трех молодых послушниц.

— Итак, я посвятила все свои материнские инстинкты наставлению моих помощников, и за все эти годы я воспитала семью гораздо большую, чем о которой Бертрам и я могли даже мечтать, и которую могли бы иметь. Я выполнила свой долг по сохранению меммеров, чтобы знание передавалось от родителя к ребенку, независимо от того, что записано в архиве. — Она будто бы оправдывалась. — Я отказываюсь отвергать наше наследие. Это мы сохранили знания на протяжении веков, когда Клифуолл оставался спрятанным. — Одри, Лорел и Сейдж со слезами на глазах кивнули. Виктория заключила их троих в объятия. — Иногда мне даже жаль, что я вспомнила заклинание, которое распустило пелену маскировки. — Виктория покачала головой.

— Ты должна была это сделать, — сказала Лорел.

— Настало время, — добавила Сейдж.

Заинтригованный, Натан отодвинул сложенные в стопку книги.

— И как именно вы убрали скрывающий барьер спустя тысячи лет? Я думал, что никто не знает, как противостоять заклинанию маскировки.

— Это было досадной ошибкой — для меммеров и для меня.

Натан сложил руки и поднял брови. — Я слушаю.

— Как мы и говорили, пелена маскировки была не просто внешней вуалью. Это был барьер, охранное заклинание. Клифуолл был запечатан за преградой времени, и не просто спрятан — он исчез. Но первым меммерам было дано знание о том, как снять эту тайную преграду, когда придет время. Если бы никто не вспомнил, как сбросить пелену, знание могло быть уничтожено. Итак, ключ запоминался и передавался, из поколение в поколения. — Она кивнула самой себе. — Прошло три тысячи лет, войны волшебников давно закончились, и жители каньонов посчитали, что угрозы безопасности больше нет. Но, увы, заклинание сброса, которое мы запомнили тысячелетия назад, больше не работало.

Виктория положила руку на грудь и судорожно вдохнула.

— В каком-то месте мы запомнили его неверно! Мы действительно не могли вспомнить тонкости формулировки. Видимо, когда мы передавали знание от родителя к ребенку, от учителя к ученику, кто-то, должно быть, допустил ошибку. — Она смущенно отвела взгляд, словно это признание позорило всех меммеров.

— Добрые духи… — пробормотал Натан.

Виктория продолжала:

— Однако, мы никому в этом не признались. Люди изолированного каньона посвящали свои жизни сохранению тайны — на протяжении тысячелетий! Они доверяли меммерам, они верили в нас. Мы не могли им сказать, что забыли! Некоторые тянули время, делая неловкие оправдания и заявляя, что еще не пришло время вскрыть архив. Но ведь никто не знал, как это сделать! Более века мы надеялись, что кто-то да выяснит, что пошло не так. Меммеры тайно молились, чтобы кто-нибудь исправил заклинание и снова открыл библиотечные хранилища.

Виктория подняла взгляд и встретила лазурные глаза Натана.

— Этим человеком оказалась я… и это было ошибкой. Я неправильно запомнила заклинание и произнесла неверное сочетание слогов на древнем наречии Ильдакара. — Она продолжала с придыханием в голосе. — Но это сработало! Я была девчонкой семнадцати лет, на обучении у своих родителей… и выдала неверное заклинание.

Натан восхищенно рассмеялся.

— Но, милостивая госпожа, вы ненароком сделали все правильно. Вы, хоть и ошиблись, но произнесли слова так, как надо. Маскировочная пелена спала, открыв спрятанный архив. Это именно то, что вы хотели, не так ли?

— Да. — В голосе Виктории звучало разочарование. — На протяжении тысячелетий меммеры были могущественными и уважаемыми хранителями неприступных знаний. Но, распахнув двери и пригласив одаренных ученых из внешних городов, я, возможно, сделала нас ненужными.

— Возможно. — Натан энергично потер руки. — Но теперь у всех есть доступ к знанию, и это может помочь нам победить Пьющего жизнь.

Лицо Виктории оставалось обеспокоенным.

— Опасная информация, которой может воспользоваться любой дурак! Знание, предоставленное людям не подготовленным и не обученным, в первую очередь и создало Пьющего жизнь, — сказала она ворчливо. — Моя мать была строгим учителем и заставляла меня повторять ее слова снова и снова, пока каждое заклинание не стало частью моей души, и каждое слово не впечаталось до мозга костей. Каждый раз, когда я ошибалась, она била меня ивовым хлыстом. Мать кричала мне предупреждения об опасностях, которые могут произойти в мире, если допустить ошибку.

Виктория подняла плечи и позволила им упасть.

— Я помню улыбку отца и его терпение, но моя мать не верила, что отец достаточно серьезно относился к своей роли. Мать обвинила его в том, что он обучил меня неверным фразам, — а тот просто рассмеялся, обрадовавшись, что проблема с пеленой была решена — его собственной дочерью. Время праздновать, сказал он. Маскировочная пелена, наконец, исчезла.

Виктория склонилась ближе к Натану, очарованному этой историей.

— Моя мать убила его за это. Она сбросила его со скалы, прежде чем тот успел осознать происходящее. Моя мать даже не потрудилась посмотреть, как он падает. Я слышала, как кричал отец — крик прекратился, когда он ударился о землю. Мать поругала меня за ошибку. «Разве ты не знаешь, насколько это важно? Разве ты не видишь, что каждое слово должно быть безукоризненным? Если ты не чтишь слова, последствия могут стать невообразимыми!». Я была в ужасе. Все, что я слышала, это крики на дне каньона, когда люди бросились к мертвому телу. Но внимание матери было сосредоточено на мне. Глаза ее были дикими, и я чувствовала на своем лице ее горячее дыхание. «Я убила твоего отца, чтобы защитить всех нас. Что, если он неправильно произнес бы заклинание огня? Что, если он по ошибке научил бы одного из нас, как пробить брешь в завесе, освободив тем самым Владетеля?». Я просто кивала и признавала глубину ошибки отца. Мы его даже не оплакивали. — Глаза Виктории наполнились слезами.

— Но, если ваша ошибка исправила неточность, почему вы должны чувствовать себя виноватой? — спросил Натан.

— Потому что сама ошибка показала всем нам, что наша идеальная память может быть несовершенной.

Глава 46

В их лагере жаркий костер из мескитовых веток уже догорел до оранжевых углей. Близился рассвет, но Никки не стала будить Бэннона для смены дежурства. Ей хотелось спать, но все же она оставалась на страже всю ночь, изучая кошмарные очертания скальной породы за границей света от угасающего пламени. Тистл, проснувшись, подползла к Никки чтобы сесть рядом с ней. Обе не проронили ни слова, лишь смотрели в темноту в ожидании восхода солнца.

Бэннон зевнул, потянулся и поднялся на ноги, счищая грязь и сухие веточки с одежды. Вскоре все снялись с лагеря, оставив позади успокаивающее сияние углей костра.

Когда путники добрались до отвесной стены плато, заслонявшей собой постоянно растущий Шрам, Никки и Бэннон выбрали путь вдоль старого русла реки, и Тистл помчалась вперед с изяществом и ловкостью прыткой ящерицы. Обнаружив узенький ручеек, они стали взбираться к нему, шаг за шагом, по скользкой скале цвета охры. Капель звучала словно музыка после пыльных смерчей и удушливого марева запустения. Троица провела долгие минуты, подставив руки и наполняя ладони каплю за каплей холодной водой, которую поплескали на лица, чтобы стереть жгучую щелочную пыль.

— Может ли Пьющий жизнь по-прежнему наблюдать за нами? — спросила Тистл. — Даже здесь?

— Он может. Но наравне с этим есть и другие опасности, — сказала Никки. — Что-то в этом мире всегда норовит тебя убить. Не забывай об этом.

Путники двинулись вверх по каньону. Рептилии бросились врассыпную среди скал над головой, и Тистл подняла взгляд на выступы в искушении поохотиться, но все же не стала задерживаться.

Бэннон брел сквозь скальное русло, на всякий случай удерживая меч в руке. Всю ночь Никки ощущала присутствие какого-то хищника, кружащего вокруг их лагеря, но не слышала ни звука и при свете огня не видела горящих глаз. Теперь в колдунье снова поселилось похожее гнетущее чувство, будто за ними следят. Не отставая от Бэннона, она огляделась, уставившись на скальные образования и подумала, может ли этот злой волшебник устроить очередную засаду. Но пока не видела ничего подозрительного.

Неожиданно и бесшумно что-то тяжелое упало сверху и ударило ее по спине: некая лавина рыжевато-коричневого меха, острых когтей и громкого рычания. Удар сбил Никки на землю прежде, чем она успела выпустить свою магию.

Бэннон вскрикнул и развернулся. Тистл пронзительно завопила.

Слабо заметные в красноватом загаре гладких стен возникли три кошачьи фигуры — огромные, песочного цвета пумы с изогнутыми саблевидными клыками и когтями, похожих на горсть острых кинжалов.

Когда первая пума обрушилась на Никки, удар выбил воздух из ее легких. Колдунья извивалась, пытаясь отбиться. Зверь представлял собой гору мышц, с телом, созданным для атаки. Такой способен был убить ее всего за несколько секунд.

Никки уклонилась от первого взмаха лапы зверя, но затем тот проскреб кровавые борозды на ее спине, вспоров черное платье. Пума издала дикий рык и попыталась стиснуть клыками ее голову. У Никки не было ни времени, ни возможности сосредоточиться, чтобы найти сердце зверя и остановить его своей магией.

Отчаянно защищаясь, она выпустила рассеянную волну магии — пульсирующую ударную волну сжатого воздуха во всех направлениях. Эта невидимая волна отбросила от нее нападавшую тварь, но ее эффект оказался на удивление слабым. Кровотечение было серьезным и Никки еле стояла на ногах.

Бэннон прижимался спиной к стене для защиты, пока колол мечом. Один из его ударов пробил кровавую рану в ребрах второй пумы. Тистл уклонилась и отскочила, когда третий зверь попытался ее сцапать, играя с жертвой, как кошка с мышкой. Заметив, что девочка в опасности, Никки в гневе потянулась и направила свой дар, намереваясь разорвать сердце атакующей твари.

Ничего не произошло.

Никки почувствовала, как из нее выходил поток магии, но каким-то образом ее заклинание отскочило от песчаной пумы, как камешек, скользящий по поверхности пруда. Она попробовала снова — эффект был тот же. Свой дар колдунья контролировала — она не потеряла его, как Натан, — но этот огромный зверь оказался непроницаемым для ее атак.

Когда пума готовилась к выпаду, не отходя далеко, Никки заметила на ее шкуре клеймо из загадочных рисунков с угловатыми, ниспадающими вниз изгибами символов. Она признала в них форму заклинания, возможно своего рода магическую броню.

Это были не обычные дикие звери.

Никки присела, защищаясь, когда первая пума вернулась к атаке. Колдунья швырнула огонь, который должен был испепелить большую кошку, но волшебное пламя лишь вскользь прошло по меху. Бесстрашная кошка с рыком бросилась к ней и у Никки не оставалось времени обдумывать эффективную альтернативу магии.

Она вытянула длинный кинжал, закрепленный сбоку, готовая сражаться, и понимая, что клеймо из тайных символов может дать песчаным пумам некоторую защиту от магии, но, безусловно, острый нож способен был нанести урон. Никки разрезала воздух кинжалом, затем отскочила в сторону — выпад кошки прошел мимо. Времени на уловки уже не оставалось, да и колдунья не собиралась дразнить этих существ — их просто нужно было прикончить.

Тистл нырнула за упавшую плиту гладкого камня в переплетения кедра. Бэннон защищался, безумно вращая мечом, позабыв хитроумные движения, которым научил его Натан. Пума также представляла из себя шквал дикой ярости.

Никки наблюдала, как большие кошки двигались вместе, в странной, скоординированной атаке, в зловещем унисоне. Они разделили свою добычу, и каждая пума, казалось, знала, что делают остальные две. Несмотря на то, что она не могла прочитать символы, клейменные на шкурах зверей, колдунья уже слышала о животных, связанных заклинаниями. Эти три пумы были боевой триадой — трокой[10] — их разумы, связанные друг с другом, делали хищников идеальной боевой силой.

Никки задалась вопросом: мог ли Пьющий жизнь подослать этих хищников, — но это казалось маловероятным. Песчаные пумы не были частью Шрама или местной долины, бывшей плодородной много лет назад. Их, должно быть, воспитывали и дрессировали где-то в другом месте, и кто-то другой.

Независимо от их происхождения, кошки являли собой идеальные машины для убийств, и их намерения не имели значения. Не сейчас.

Никки немного отвлеклась чтобы взглянуть на Тистл, нырнувшую под сучья кедра. Девочка выбралась с другой стороны, когда кошка бросилась в путаницу ветвей. Тистл перекатилась на спину и тут же вскочила, держа в руках нож. Она сжимала рукоять обеими руками, когда пума набросилась на нее.

Никки затаила дыхание, зная, что не сможет подоспеть к девочке вовремя, а затем поняла, что Тистл намеренно заманила ретивого хищника. Когда кошка бросилась в атаку, девочка занесла нож под подбородок зверя, вонзая клинок сквозь челюсти и нёбо прямо в мозг. Пума судорожно забилась в конвульсиях, затем свалилась на свою тощую жертву, чуть не раздавив ее.

В момент, когда большая кошка упала замертво, ее сородичи вздрогнули и пошатнулись, будто им тоже нанесли смертельный удар. Затем завыли в жутком унисоне.

Бэннон использовал этот мгновение для атаки, воткнув свой меч прямо в грудную клетку второй пумы. Песочного цвета хищник метался и ревел, широко раскрыв пасть, но меч пронзил сердце существа и торчал с противоположной стороны груди.

Никки проскребла своим ножом по ребрам последней пумы, которую на мгновение ошеломила смерть ее двух компаньонов, связанных с ней заклинаниями. Обезумевшее существо чуть не полоснуло колдунью своими когтями, и Никки снова порезала ее ножом. Раненный зверь молотил хвостом и перешел в дикую атаку, словно готовясь вложить в нее свою жизнь. Тяжеловесное существо опрокинуло Никки на землю, но она ткнула ножом вверх, вонзив лезвие глубоко в живот хищнику.

Тистл, залитая кровью, выбралась из-под тела пумы, убитой ею, и вихрем полетела Никки на подмогу. Девочка несколько раз ударила последнюю пуму своим ножом, и Никки с большим трудом оттолкнула умирающего зверя. Высвободившись, колдунья стояла, вся в крови — как пумы, так и ее собственной. Кожа на спине была сорвана лентами.

Бэннон был в потрясении, когда извлекал меч из туши убитой им пумы.

— Я удивлен тем, что Пьющий жизнь не отправил гигантских скорпионов или многоножек.

Никки покачала головой, пока стояла, истекая кровью, и уже чувствовала жгучую боль от многочисленных ран.

— Я не уверена, что причиной этой атаки является Пьющий жизнь.

Последняя песчаная пума была еще жива. Он лежала на земле, тяжело дыша, урча от сильной боли и истекая кровью.

Бэннон встал позади Никки, охнув при виде глубоких кровавых борозд на ее спине.

— Колдунья! Твои раны! Мы должны их исцелить.

Никки посмотрела на свои исцарапанные руки.

— Я могу исцелить себя сама. — Она склонилась к умирающей песчаной пуме. — Но вот ее жизнь подходит к концу. Я должна избавить животное от страданий. — Она огляделась. — Из-за этих заклинаний-символов, защищающих ее от магических атак, мне придется воспользоваться своим ножом.

Умирающая пума издала громкое урчание — этот звук казался скорее жалобным, чем угрожающим. Лицо Бэннона поникло, губы задрожали.

— Тебе нужно ее убивать? Может, ты ее исцелишь?

Никки прищурила глаза.

— Зачем я должна заботиться об этой твари? Она пыталась нас убить.

— Что, если она была для этого обучена? Разве нам не интересно знать, откуда она взялась? — спросил Бэннон. — Мы уже убили двух других, а эта… — Слова застревали у юноши в горле, и он поперхнулся. — Это такая красивая кошка… — Он не мог говорить дальше.

Когда адреналиновая лихорадка пошла на спад, Никки почувствовала неистовую боль от собственных ран. Когти этой пумы разорвали мышцы ее спины до костей.

— Это не беспомощный котенок, как те, которых утопил твой отец.

— Да, это не так. — Бэннон покачал головой. — Но она умирает, а ты можешь ее исцелить.

Тистл присела рядом с еле дышащей пумой и посмотрела на Никки своими медово-карими глазами.

— Мои дядя и тетя говорили, что нельзя убивать без абсолютной на то необходимости. Измазанная кровью, девочка выглядела брошенной и несчастной.

— А в этом необходимости сейчас нет, — согласился Бэннон.

Никки потянулась, чтобы коснуться кошки, осторожно пустив магию, чтобы измерить степень ее повреждений. Клейменые заклинания-символы не остановили ее, поэтому колдунья поняла, что данная защита предназначалась лишь для отклонения атак. Она передвинула руку, чтобы прикоснуться к ножевым ранам, которые нанесла зверю. — Я могу исцелить это существо. Я исцелю ее, но вам стоит знать, что эти три песчаные пумы были связаны заклинаниями. Ее две сестры-пумы из троки мертвы. Если мы ее спасем, чтобы ей затем жить в полном одиночестве, это может оказаться не совсем благосклонно по отношению к животному.

— Да, мы согласны, — настаивала Тистл. — Пожалуйста, Никки.

Собственные раны Никки и кровопотеря вызывали у нее головокружение, делая слабой, и сил спорить с сиротой уже не оставалось.

Никки коснулась глубоких порезов пумы. Когда она это сделала, часть крови животного смешалась с ее собственной из порезов на руках и ладони. Кровь двух жестоких существ, обученных и готовых сражаться…

Никки вызвала исцеляющие чары, выпустив поток через свою ладонь в песочного цвета зверя, а также наполнила ею свои самые глубокие раны.

Едва сделав это, Никки почувствовала внезапный толчок, как в последнем звене, выкованном в таинственной цепи, связывающей ее с пумой. Цепь, что связывала ее сердце, нервы и разум, и протянутую к каждой составляющей организма зверя. Мысли выливались через край, так как мощная магия исцеления влилась в них обеих, стирая раны от когтей и ножей, царапины, даже самые мелкие, притупляя боль в мышцах.

Отдернув свои кровавые руки прочь, Никки отшатнулась назад. Даже перестав касаться пумы, она чувствовала присутствие животного, связанного с ней. Как с сестрой. Колдунья не могла этого отрицать.

— Ее зовут Мрра, — тихо сказала Никки. — Я не знаю, что означает это слово. Это не совсем имя, просто ее отличительная черта.

Исцеленная пума издала тяжелый вздох и перевернулась, встав на лапы. Глаза кошки отливали золотисто-зеленым. Длинный хвост хлестал взад-вперед в тревоге и замешательстве.

— Что только что произошло? — спросил Бэннон. — Что ты сделала?

— Моя кровь смешалась с ее. Смерть сестер, связанных с ней заклинанием, оставила в ней пустоту, подобно ране. Когда моя магия исцелила Мрра, она одновременно заполнила и эту пустоту. — Голос Никки стал хриплым, она была поражена тем, что испытала сама. — Добрые духи, теперь мы связаны, но все же остаемся независимы, сами по себе!

Песчаная пума смотрела на колдунью, молотя толстым хвостом. Никки снова взглянула на покрытые рубцами символы заклинаний, но, несмотря на ее связь с Мрра, все еще не могла истолковать этот язык. Однако она постигла отголоски боли — бугристые, воскообразные шрамы от раскаленного железа, что жестоким образом оставило клеймо в виде символов под мягким, песочного цвета мехом.

Взглянув на свою бывшую жертву, Мрра вздрогнула, затем бросила взгляд на тела двух сестер-пум. С низким рычащим стоном она повернулась на лапах и сократила расстояние между собой и тремя людьми, которых должна была убить их трока.

Никки чувствовала, что связь между ними истончается. Колдунья не могла общаться с ней напрямую, и не могла понять, что думает Мрра. Она просто знала, что она, Бэннон и Тистл теперь в безопасности от дальнейших нападений с ее стороны. И что теперь Мрра будет жить… хотя и осталась одна.

Но совсем одинокой хищница не останется: в ней всегда будет присутствовать тень Никки.

Молотя хвостом, песчаная пума влетела в безжизненную пустошь, перепрыгивая обнажения гладкого камня, выступ за выступом.

Тистл глядела вслед ей вслед, а Бэннон, в растерянности, по-прежнему держал свой окровавленный меч. Никки, наблюдая за удаляющейся пумой, ощутила странное чувство потери.

В мгновение ока зверь исчез в неровных тенях.

Глава 47

По мере постижения всего масштаба библиотеки, Натан готов был поверить, что архив Клифуолла может содержать тайны всей вселенной… осталось только понять, что ему нужно найти, и где. Он размышлял, грызя овсяное печенье, принесенное одним из послушников с кухонь.

Проблема была в том, что никто не понимал всей задачи. В общей сложности сотни архивариусов и меммеров знали только несвязные части. Это было похоже на попытку отыскать созвездия в облачную ночь, когда промелькнуло всего несколько звезд.

Хотя, теперь все созвездия были неверные и предстояло изучать вселенную с чистого листа.

Натан догрыз печенье и рассеянно зажевал с тарелки следующее. Не успел он бегло прочитать лежащий перед ним том, как скромная девушка-ученица доставила еще. Мия была одной из воспитанниц, предоставленных ему в содействие: около девятнадцати лет, с короткими мышино-каштановыми волосами и мечущимися глазками, казавшимися более привычными для чтения, нежели к общению с другими людьми.

— Я нашла их для вас, волшебник Натан. Они могут содержать важные строки для исследования.

Она была девочкой с одной из семей, живших в каньоне, и воспитывалась тут, обучаясь чтению и наукам. Мия родилась после того, как Роланд бежал из Клифуолла и начал вытягивать жизнь из мира.

— Спасибо Мия, — произнес волшебник с благодарной улыбкой. Всякий раз, когда он просил ее найти книги или свитки по определенному предмету, она торопилась и возвращалась с более-менее подходящими экземплярами. Когда Натан проводил пальцами по словам на древних языках, Мия часто сидела рядом с ним, надеясь помочь, читая книги, которые охватывали и ее собственные интересы.

Сейчас он поднял верхний том и открыл потертую обложку.

— Ах, трактат об увеличении роста растений.

Мия кивнула.

— Я решила, что он может предложить возможное противодействие магии Пьющего жизнь. Основополагающие формы заклинания могут иметь некоторые общие черты.

— Отличное предположение, — похвалил Натан, хотя сам считал это маловероятным.

Следующий том в стопке был испещрен нераспознанными им письменами: угловатыми символами и ниспадающими изгибами рун. Слова, казалось, источали некую силу, и он коснулся их, как будто мог позволить чужеземному алфавиту просочиться сквозь кончики пальцев.

— Ты узнаешь этот язык? — спросил он Мию. — Это не древне-д'харианский, и ни один из языков Древнего мира, которые я знаю.

Девушка смахнула свои короткие волосы с лица и завела их за уши.

— Некоторые из наших самых старых свитков написаны этими письменами, но никто не может их прочесть. Кто-то говорит, что они были частью древней библиотеки, похищенной из города Ильдакар.

Натан отложил том, так как непонятная письменность делала его бесполезным для него. Он был рад видеть, что следующая книга содержит карты обширной территории, хоть и без какой-либо системы координат. В одной схеме был показан ряд гор, простирающихся от холмистых предгорий к острым скалам. Пунктирные линии указывали на извилистые, коварные дорожки, ведущие к вершине. Экзотические названия вершин и рек были ему незнакомы, пока глаза волшебника не застыли на паре слов:

Кол Адэр.

Он задержал дыхание. Итак, это место действительно существовало — по крайней мере, ведьма оказалась права. Натан задался вопросом: представляла ли широкая долина на карте некогда плодородное пространство, ставшее ныне Шрамом.

Натан почувствовал отчаянное стремление вернуть свою магию, хотя бы для того, чтобы помочь в борьбе с Пьющим жизнь. Никки не требовалось спасать мир самостоятельно. Начав это путешествие, он не слишком переживал о том, что потерял свой дар пророчества, поскольку все пути-развилки и страшные предупреждения не причинили ему ничего, кроме огорчения. Но его магический дар был такой его неотъемлемой частью, что он воспринимал его как должное. Он делал его целым.

Волшебник постучал пальцем по карте, решив, что его собственные потребности подождут. Натан отложил том и задумался о распространяющемся запустении, вернувшись к своим книгам и продолжив выискивать ответ.

Никки, Бэннон и Тистл подошли к отвесной каменной стене ниже месы, радуясь, что негостеприимный Шрам остался позади. Тистл поднялась по крутому склону, легко находя полускрытые указатели прохода и выступы по пути к алькову, открывшемся высоко над ними и ведущему назад в плато и в архив города.

Поднявшись, Никки оглянулась назад на дорогу, по которой они пришли. Похожая на муку пыль металась по пустынному кратеру, словно миазмы. Бэннон остановился возле нее у входа в альков высоко на стене плато, и они все вместе стояли, глядя на опустошение. Пьющий жизнь находился где-то там, в центре кратера.

— Все еще хочешь вернуться туда, колдунья? — спросил юноша.

— Нет, — честно ответила она, — но знаю, что мы должны.

Никки все еще чувствовала покалывание в своей голове от крадущегося кошачьего присутствия — одинокого присутствия. Мрра была где-то там, блуждая по безлюдной пустоши. Кошка, связанная заклинанием, провела свою жизнь в составе троки с двумя сестрами-пумами, которых теперь не было в живых. Исцеляющая магия Никки заполнила пустоту внутри зверя, но колдунья больше не знала, чем ей помочь…

Когда троица вернулась в палаты собраний Клифуолла, Натан поспешил к ним присоединиться, радуясь их благополучному возвращению. Услышав о поединках с Пыльными людьми и песчаными пумами, волшебник по-отечески похлопал Бэннона по плечу.

— Ты использовал приемы с мечом, которым я тебя обучил?

Бэннон кивнул.

— Да, я вспомнил все, что ты мне показал.

Никки же припомнила, как молодой человек неистово размахивал клинком, но все же разил врагов, как мог. Винить Бэннона за это она не могла.

— Я убила столько же, сколько и он, — похвасталась Тистл.

— Несомненно, дитя, — ответил Натан с лукавой улыбкой. — Это именно то, чего мы от тебя и ожидали. Но Бэннон — мой протеже, и я хотел убедиться, что он показал себя наилучшим образом. Как и ты.

— Даже если закрыть глаза на то, что ты не должна была с нами идти, — сказала Никки, выговаривая девочку, но без язвительности. — Я рада, что ты знаешь, как позаботиться о себе.

Сиротка посмотрела на нее.

— Я твоя протеже, Никки?

Эта мысль удивила колдунью. Девочка была, безусловно, полезна и очень хотела помочь, но Тистл не проявляла особой способности к дару.

— Протеже в каком смысле? Колдуньей с моей помощью ты не станешь.

— Но мое чтение теперь гораздо лучше. Я могу помочь вам найти книги в библиотеке. Вы ведь сказали, что вам нужно много исследовать.

Никки была удивлена, осознав, что совсем не возражает против этой идеи.

— Ты можешь нам помогать, только если не будешь мешать.

— Нет, не буду!

Когда ученики собрались вместе, Никки предоставила более подробный доклад о запустении, разломанных каньонах, горячих источниках и грязевых котлах, а также о защитниках Пьющего жизнь. Она набросала карту, насколько сама могла помнить.

— Я уверена, что ближе к логову злого волшебника будут ждать более могущественные стражи. Мы должны быть к этому готовы. — Она вскинула бровь, обращаясь к Натану и ко всем нетерпеливым слушателям. — Как только вы отыщете мне оружие, я смогу его убить.

Саймон поднял подбородок.

— Я уверен, что ответ находится здесь, в архивах. — Его коллеги дружно закивали и стали между собой перешептываться. — Нам лишь нужно найти подходящие записи.

Все расселись в обеденном зале, когда прислуга внесла ужин. Тистл ела руками — обеими руками, так как сильно проголодалась. Виктория привела своих учеников-меммеров в комнату к Натану, чтобы те могли изложить некоторые моменты, зафиксированные в их памяти.

Три симпатичные послушницы сели напротив Бэннона, склонившись поближе и слушая каждое его слово. Одри, Лорел и Сейдж нашли предлог чтобы покормить его кусочками пищи, теми, что были на его тарелке: запеченные овощи, сдобные булочки и шампуры приправленной баранины. Воодушевившись, молодой человек говорил, чрезмерно жестикулируя. Сейдж взяла тканевую салфетку и протерла ему край рта. Щеки юноши тут же стали пунцовыми.

— Посмотрите, как выступили его веснушки, стоило ему покраснеть! — хихикнула Одри.

От этого замечания тот еще больше раскраснелся.

— Я ценю ваше внимание. У меня не часто бывает такой… прекрасной аудитории. — Он с трудом сглотнул, затем хлебнул из кубка родниковой воды и пробормотал: «Милостивая Мать моря!»

Виктория встала позади Бэннона и одарила послушниц вдохновляющей улыбкой.

— Я понимаю ваше влечение к молодому человеку, — сказала она, словно Бэннона не было рядом. — Надеюсь, вы трое не окажетесь бесплодными и бездетными, как я.

Бэннон моргнул.

— Я… я не хочу оставаться здесь и на ком-нибудь жениться. — Он посмотрел на Никки, словно надеясь, что та его спасет. — Мы… мы находимся на особом задании!

Никки отнеслась к этому с прохладой:

— После того, как я спасла тебя от головорезов в Танимуре, с того момента я велела тебе самому спасать свою шкуру. Тебе придется решать эту задачу самостоятельно.

Бэннон снова покраснел.

Виктория казалась грустной, стоя позади троих девушек, как курица-мать.

— Скучные, пыльные свитки не смогут заменить вам вынашивание новой жизни или радости подержать на руках новорожденного ребенка. Когда-нибудь вы поймете.

Послушницы улыбнулись.

Виктория перешла к Тистл, которая приканчивала вторую гроздь винограда. Девочка все еще носила пыльную, изношенную одежду из путешествия в Шрам.

— У меня есть хорошие новости для тебя, дитя. — Женщина положила на стол матерчатый сверток, и стала развязывать шпагат, сдерживающий его края вместе. — У нас, здесь, в Клифуолле, очень мало маленьких детей, и, конечно же, не нашлось подходящей одежды, поэтому я попросила опытную швею сшить тебе эту обновку. — Виктория подняла наряд, встряхнув сверток, чтобы развернуть маленькое, аккуратное платье, сшитое по худощавой фигурке Тистл. Оно было ярко-розового цвета.

Тистл, набив полный рот винограда, даже перестала жевать.

— Новое платье? — Она неуверенно нахмурилась, не зная, как отреагировать. — У меня раньше никогда не было такого платья.

Виктория продолжала улыбаться.

— Тебе больше не нужно носить лохмотья. Ты очень красивая девочка, и это сделает тебя еще краше. Тебе нравится розовый? Этот цвет взят со скальных роз, что произрастают в каньонах.

Изящное платье казалось неподходящим образу жизни девочки, бегающей по пустыне и охотящейся на ящериц. Тистл посмотрела на Никки, и колдунья ответила:

— Честно говоря, мне не нравится розовый цвет.

Не нравился настолько, что Никки когда-то использовала магию Ущерба в непринужденной манере, просто чтобы стереть розовую краску из атласной ночной рубашки, сшитую, чтобы она носила ее в Замке Волшебника.

— Думаю, мое старое платье мне нравится больше, — сказала Тистл. — Новое платье очень милое, но я не хочу, чтобы оно стало грязным, когда я буду сопровождать Никки в их приключениях. Нас впереди ждет весь мир. Думаю, будет на что посмотреть — после того, как мы убьем Пьющего жизнь.

Виктория рассмеялась.

— Но дитя, ты с нами сейчас здесь, в Клифуолле. Ты останешься и будешь одной из моих послушниц. Я научу тебя читать и понимать заклинания, и очень скоро ты сможешь запомнить сотни книг, став нашим новым меммером. — Она погладила руку девочки.

— Но то ли это, чего хочет сама девочка? — Никки почувствовала раздражение, а Тистл переводила взгляд от почтенной женщины-меммера к колдунье.

— Конечно, — сказала Виктория. — Я возьму тебя под свое крыло, дитя, приведу тебя в порядок и обучу.

Тистл заерзала, сидя на скамье.

— Я хочу в совершенстве научиться читать, хочу научиться чему-то, но я не останусь в Клифуолле. Никки может учить меня, пока мы изучаем мир во имя лорда Рала. Это важная миссия.

Виктория сделала пренебрежительный жест.

— Полеты фантазии, дитя. Лучше читать о приключениях, чем в них участвовать. Я могу защитить тебя. — Она схватила костлявые плечи девушки, крепко сжав.

Тистл пригнулась и скользнула ближе к Никки, оставив розовое платье на столе. Никки поднялась на ноги, защищая девочку.

— Достаточно, Виктория. Девочка останется с нами.

Женщина-меммер выглядела сердитой, будто не привыкла к тому, чтобы кто-то бросал вызов ее желаниям. Она издала языком кудахтающий звук.

— Вы знаете, что ребенку нужна забота и образование. Мы научим ее хорошо запоминать.

Голос Никки был таким же твердым, как кованая сталь:

— Тистл должна сама сделать свой выбор. Ее жизнь — в ее власти.

— Я хочу охотиться на ящериц и лазать по стенам каньона, — вмешалась девочка. — Никки обещала взять меня в Древний мир.

Никки оценила повышенный уровень напряженности в комнате. Ученики перестали есть, слушая обострившуюся словесную баталию.

Виктория пристально смотрела на колдунью.

— Вы мать девочки? По какому праву вы принимаете решения за нее?

— Нет, я не мать девочки, и никогда не собиралась быть матерью. Это тот выбор, который я сделала сама.

Настроение Виктории сместилось в неожиданном направлении:

— А вы когда-нибудь думали, что это мог быть неправильный выбор? Почему красивая, сильная и явно фертильная женщина, как вы, предпочли не создавать жизнь? Мне так хотелось иметь детей, но я не могла! — Ее голос возрастал вместе с возмущением. — Никто никогда не отказывал мне в присутствии послушников. Кто ты такая, чтобы мне перечить?

Никки пришло в голову множество разных ответов, но она выбрала тот, что обладал большей силой:

— Я — Госпожа Смерть.

Глава 48

После сытной еды в теплом банкетном зале Бэннон отведал сладких медовых фруктов с десерта. Он похлопал себя по животу, возвращаясь в свою комнату. Проведя ночь снаружи, в мертвых предгорьях, юноша счел простую каменную комнату с койкой по-домашнему уютной и безопасной. Она напомнила ему о его собственной комнате на Кайрии, когда он был юным, когда он и его лучший друг Иэн болтали о своих мечтах… прежде чем отец начал его избивать, и до того, как норукайские работорговцы схватили Иэна. Когда весь его мир рухнул.

Бэннон закрыл глаза и откинул эти мысли. Он очистил свой разум, вдохнул, выдохнул и перекрасил свои воспоминания яркими, пусть и ложными, цветами. Готовясь хорошенько поспать, молодой человек опустил дверную тканевую занавеску, чтобы уединиться, и снял свою домотканую рубашку, которая все еще была покрыта грубой белой мукой и спекшейся кровью песчаной пумы. Напевая себе под нос, юноша бросил рубашку в угол комнаты — завтра он отнесет ее в прачечную Клифуолла. А пока у него была запасная рубашка и штаны, аккуратно сложенные на пустом письменном столе.

Кто-то принес ему таз с чистой водой, а также мягкую тряпку, которую можно было использовать в качестве мочалки. Обычно так делала его мама, заботясь о нем. Он окунул тряпку в воду и вытер ей лицо, почувствовав себя замечательно свежо. Кто-то даже положил травы в воду для умывания, отчего кожу немного защипало. Снова смочив тряпку в тазике, он сполоснул песок и грязь, затем, отжав воду, Бэннон поднял глаза, встревоженный движением дверной занавески, отошедшей в сторону.

В проем скользнула Одри, поблескивая темно-карими глазами. Девушка вошла без стука и без приглашения. Бэннон, стоя без рубашки, сразу смутился, уронив тряпку в таз.

— Извини… — пробормотал он, затем задался вопросом, за что это он извиняется. — Я просто умывался.

— Я пришла чтобы помочь тебе, — сказала Одри с улыбкой, и позволила занавеске упасть вниз.

Она подошла к нему. Ее черные волосы были длинными, густыми и распущенными. В отличие от белой шерстяной накидки, которую обычно носила девушка, ее платье казалось более тесным, чем обычно: корсаж стягивал узкую талию и подпирал груди, подчеркивая их выпуклости.

— После того, через что ты прошел, Бэннон Фармер, тебе не обязательно мыть себя самому.

— Я… я в порядке. — Он почувствовал, как снова вспыхнули щеки. — Я всю жизнь моюсь сам. Это не… это обычное дело, которое не требует чье-то помощи.

— Может ты этого не требуешь, — сказала Одри, взяв мокрую тряпку и погрузив ее в воду, — но зачем отказываться? Это гораздо более приятный способ искупаться.

Все аргументы вылетели у парня из головы, и он понял, что у него нет никаких стоящих возражений.

Одри провела влажной тряпкой по груди юноши, чтобы смахнуть песчинки. Она двигалась медленнее, чем нужно: видимо, ее намерение состояло не только в том, чтобы его отмыть. Девушка смочила тряпку и снова ласково провела по его груди, а затем ниже, по плоскому животу.

Бэннон понял, что в горле пересохло. Он неловко согнулся, когда осознал, что пришло возбуждение, заметно оттопырив его холщовые штаны.

Одри тоже это заметила. Девушка прижала к брюкам ладонь и из ее горла, неосознанно, вышел тихий стон. Юноша быстро коснулся ее запястья.

— Не нужно…

— Я настаиваю. Я хочу убедиться, что ты тщательно вымылся.

Она развязала веревку на его талии, чтобы ослабить штаны, ставшие заметно более тугими.

Бэннон испытывал неловкость.

— Пожалуйста, я… — Он перестал ерзать и снова сглотнул. Горло совсем пересохло. Бэннон не был уверен, просить ли ее остановиться, или чтобы она продолжала. Одри потянулась в его широкие штаны и нежно погладила там влажной мочалкой.

— Я хочу чтобы ты был полностью чист, — произнесла она, затем толкнула его в сторону койки, но колени Бэннона ослабли и он чуть не упал. Лежа в кровати, юноша глядел на нее блестящими глазами. Одри ослабила шнуровку корсажа, сняла его, затем выскользнула из своей белой сорочки, позволив мягкой шерсти сползти с ее кремовых плеч, чтобы обнажить объемные груди. Темные кружочки ее сосков напомнили ему о ягодах, которыми она кормила его за банкетным столом совсем недавно.

Бэннон с изумлением охнул от такого зрелища, и она повернулась, позволяя ему полюбоваться изгибами ее спины и нежной упругости идеальных ягодиц. Но Одри не собиралась уходить. Она лишь хотела задуть одну из свечей, оставив только оранжевый огонек, мерцающий в плошке. Света им хватало, хотя большую часть времени Бэннон держал глаза закрытыми. Он задышал чаще, когда девушка легла к нему, прижимая его спину к кровати. Одри перекинула ногу и оседлала его.

По возвращении в комнату, Бэннон был утомленным и сонным, но теперь сон как рукой сняло.

Он коснулся кожи Одри, почувствовав ее тепло, затем приподнялся, когда та склонилась, привлекая его к своей груди. Одри сомкнула бедра, усевшись сверху, и юноша скользнул в нее, почувствовав, словно попал в объятия рая.

Бэннон потерял всякое восприятие времени, загипнотизированный ощущениями, которые открыла ему Одри. И когда она закончила и слезла, девушка склонилась, чтобы поцеловать юношу полными губами долгим поцелуем, перейдя затем к его щеке и шее. Тот издал долгий, дрожащий вздох экстаза. Теперь он был еще более обессилен, но совсем не устал. Весь его мир переменился.

Когда Одри подняла мягкую белую сорочку и натянула ее через голову, его сердце защемило.

— Я… я не знаю, что сказать.

Она хихикнула.

— По крайней мере, ты знал, что делать.

— Значит ли это, что ты… выбрала меня? Я уверен, что буду хорошим мужем. Не знал, что захочу жениться, но ты сделала мне…

Она снова засмеялась.

— Не будь глупым. Ты не можешь жениться на всех нас.

— Всех вас? — спросил он, не понимая.

Одри, закончив одеваться, вернулась к его койке, где юноша лежал самым довольным и счастливым. Все его тело горело. Девушка снова его поцеловала.

— Спасибо, — сказала она, затем выскользнула из покоев и тихо вышла в коридоры.

Голова Бэннона шла кругом. Он был уверен, что глупая улыбка не покинет его лицо в течение нескольких дней, если не месяцев. Закрыв глаза, юноша издал долгий вздох и попытался заснуть, хотя тело все еще жгло огнем. Он прежде слышал множество любовных поэм: менестрели пели о жажде любви, но тогда он совсем этого не понимал. Конечно, Бэннон припомнил свое глупое влечение к Никки, его неумелые заигрывания, когда он подарил ей цветок смерти. В то время молодой человек и не мечтал никогда о девушке, подобной Одри — прекрасной, великолепной и аппетитной Одри.

Бэннон лежал в течение часа, желая заснуть, но не хотел отпускать ни одного момента этих заветных воспоминаний. Он вновь переживал каждое ее прикосновение, воображая ее губы на своей щеке, на губах, на груди — повсюду.

Услышав шорох тканевой занавески, он сначала не понял, что это было, пока не поднял голову, моргая. Может, Одри вернулась?

В дверном проеме стояла Лорел, ее клубнично-белокурые расчесанные волосы сияли в тусклом свете остатков свечи, украшенные одной декоративной косичкой. Девушка ответила соблазнительной улыбкой, сверкнув зелеными глазами. Ее язык мелькнул в уголке рта, и она показала идеальные белые зубы.

— Вижу, ты все еще не спишь.

Она приблизилась к его койке, пока Бэннон изо всех сил пытался сесть. — Надеюсь, я тебя сильно не потревожу. — Когда Лорел подошла к нему, ее руки уже развязывали тесемки на талии и она выскользнула из своего платья послушницы, словно красивая обнаженная бабочка, появившаяся из куколки.

Бэннон сделал глубокий вдох. Он был встревожен, смущен — и снова возбужден.

— Одри просто… — бормотал он, протягивая руку. Но Лорел ее не оттолкнула, а напротив, взяла и приложила к своей груди. Грудь была меньше и тверже, чем у Одри, с торчащими сосками.

— Очередь Одри уже прошла, — сказала Лорел с улыбкой. — Надеюсь, ты не слишком устал. — Девушка потянулась к нему рукой, проведя пальцами по животу, а затем ниже, чтобы погладить его «початок», с восхищением ухмыльнувшись. — Я вижу, ты совсем не устал. — Она принялась его целовать, и теперь, когда Бэннон точно знал, что делать, ответил с большим энтузиазмом. Учитывая его предыдущую практику, Бэннон решил, что, может быть, сейчас получится гораздо лучше.

Лорел оказалась медленнее и мягче, чем Одри, но более настойчива. Она ласкала его и показывала, как ласкать ее, желая наслаждаться всем его телом, а Бэннон вновь проявил себя жадным до знаний учеником. Когда он попытался ускорить темп, почувствовав возросшую в нем страсть, Лорел его попридержала, мучая и дразня. Затем перевернула юношу, скользнув под него на узкой койке, привлекая к себе, и обвила руками его спину.

Девушка горячо прошептала ему на ухо:

— Все в порядке. Не торопись. Сейдж будет здесь только ближе к рассвету.

Глава 49

Увидев опустошение Шрама воочию, Никки окунулась с головой в архив волшебников, посвятив все время грудам старых книг. И хотя Тистл всячески старалась помогать, таская еду с кухонь и выбирая книги, которые сама считала стоящими внимания, девочке явно было скучно.

Она хотела оказать посильную помощь, но ей недоставало ученического опыта. Когда она помогала своим друзьям выжить в дикой природе, то чувствовала себя важной, полезной в ловле ящериц и поиске воды. Но книги… Тистл ничего не знала о магических знаниях или древних языках.

Тетя и дядя обучили ее буквам, поэтому она могла прочитать кое-какие основные слова. Тистл взяла на себя обязательство запомнить некоторые ключевые термины, что интересовали Никки: «жизнь», «энергия», «Хань», «ослабление», «выкачивание» — и ей предстояло торчать перед полками в огромных читальных залах, переходя от корешка к корешку, от книги к книге, от свитка к свитку. Всякий раз, находя возможный вариант, девочка торопилась к Никки, добавляя его к основной кипе. Никки относилась к ее предложениям всерьез, но до сих пор никто не открыл ничего нового о возможных слабостях Пьющего жизнь.

Тистл всегда была независимой, способной позаботиться о себе сама. Она ощущала, что Никки ее ценит отчасти потому, что колдунья ценила тех, кто может справляться со своими проблемами. Девчушка хотела доказать, что она может быть ценным членом их группы, но сейчас чувствовала себя ненужной и ни на что не годной.

Поэтому она отправилась изучать огромные каменные здания и тоннели, которые проходили через сердце плато, словно норы червей в гниющем дереве. Поглощенные своими исследованиями, ученики Клифуолла мало внимания уделяли Тистл.

Она избегала Виктории, не желая, чтобы ей внушали, как меммеры запоминают старые книги. Однажды девочка наткнулась на одно из занятий по запоминанию, когда молодые мужчины и женщины сидели, скрестив ноги на каменном полу, в то время как Виктория читала вслух абзац, а те затем все повторяли его слово в слово. Заметив ее, матрона жестом пригласила Тистл присоединиться к ним, но она улизнула. Настойчивость пожилой женщины вызывала у нее беспокойство. Девочка не хотела, чтобы ее заперли здесь на всю жизнь корпеть над старыми пыльными книгами. Вместо этого она хотела остаться с Никки и участвовать в ее приключениях.

Тистл встретила неугомонного Бэннона, блуждающего по тоннелям со своим мечом. Юноша ей посочувствовал.

— Да, мне тоже хотелось бы уже заняться чем-нибудь сто́ящим, — сказал он.

Он размахивал своим мечом перед невидимыми противниками, хотя в тесном коридоре было мало места для удовлетворения жажды воображаемой битвы.

— Мы вместе пойдем и сразимся со злым волшебником, — сказала Тистл.

— Ты же просто девчонка.

— И ты всего лишь мальчишка. — Тистл сердито посмотрела на него.

Бэннон фыркнул.

— Я мужчина, и к тому же мечник. Видела бы ты, скольких я положил шелки, когда они атаковали «Идущий по волнам».

— А ты видел, как я сражалась с песчаными пумами, — напомнила Тистл, — и Пыльными людьми.

Со вздохом юноша оперся мечом о каменный пол тоннеля.

— Ни один из нас не представляет большой угрозы Пьющему жизнь. Нам нужно подождать, пока кто-то не придумает, как его уничтожить.

Тистл нахмурилась.

— Ожидание сводит меня с ума.

Бэннон отправился дальше по тоннелю, сражаясь с невидимыми врагами своим мечом, но, когда столкнулся с тремя привлекательными послушницами Виктории, юноша неловко остановился. В отличие от противников, Одри, Лорел и Сейдж, смогли сдержать его кокетливыми взглядами. Тистл закатила глаза.

Дальше она пробралась через тоннели к окну на внешнем крутом склоне плато. Когда она смотрела на Шрам, ее сердце защемило при виде стремительно растущего опустошения и отдаленного марева. Ей очень хотелось узнать, как прежде выглядела эта прекрасная долина.

Ученый-архивариус Саймон нашел ее там.

— Я смотрю на это каждый день, — сказал он. — Каждое утро я наблюдаю, как Пьющий жизнь расширяет свою территорию и высасывает все больше и больше жизни из мира. Если бы ты была здесь, сколько и я, ты бы знала, сколько мы потеряли.

Тистл взглянула на него. — Как здесь было раньше?

Саймон указал на проем в скале.

— Отсюда можно было видеть озера, реки, холмы с густыми лесами, а небо было синим, а не пыльным и серым. Повсюду пролегали дороги с одного конца долины на другой, соединяя деревни. Пастбища и посевы занимали всю сельскую местность. — Он легонько присвистнул. — Иногда кажется, что я просто вспоминаю сон. Но знаю, что это явь.

Тистл ощутила покалывание от пыла и стремления.

— Мы можем все это вернуть. Я знаю, что мы сможем.

Голос Саймона стал тверже:

— Этого вообще никогда не должно было случиться, если один из наших ученых не выпустил бы заклинание, которое не смог контролировать. Теперь долина высохла, города исчезли, включая и мой старый дом. И люди все мертвы. — Он издал низкий стон. — И это наша вина. Мы должны найти способ все исправить.

— Я хочу помочь, — сказала Тистл. — Должно быть, я что-то могу сделать.

Он одарил ее покровительственной улыбкой.

— Боюсь, это проблема, которую лучше всего оставить ученым.

Уязвленная, Тистл отвернулась, бормоча тихую клятву, что поможет снова вернуть мир. Даже после того, как она ушла, ученый-архивариус продолжал смотреть на далекую пустошь.

Никки отказалась от сна, читая один том другим, вчитываясь в каждое слово, пока не заныли глаза и не застучало в голове от попыток охватить столько информации. Хотя она многое узнала, в том числе и множество источников заклинаний, которые сама использовала в прошлом, все равно не нашла ответов, которые искала. Она отложила еще один том в раздражении и негодовании.

Теперь у нее было больше понимания того, насколько опасным, насколько разрушительным является Пьющий жизнь, и, если она не остановит его, когда на карту поставлен весь мир — значит, она недооценила угрозу. Шрам будет расти и расти, и в конце концов поглотит Древний мир, а затем и Д'Хару.

Теперь колдунья прекрасно знала, почему она здесь.

В течение дня солнечные лучи лились через выпуклые окна возвышающихся каменных зданий, чтобы осветить архивные комнаты. Ночью она читала под теплым желтым светом свечей или масляных ламп. Никки перелистывала страницы, изучая непонятные древние языки, и к утру отмела еще более десятка томов.

Погруженный в собственные исследования, Натан мог легко понять содержимое, бегло пробежав глазами, и он всегда был более усердным, чем Никки. Никки была женщиной действия, пытающаяся спасти мир. Фактически, она спасла мир, помогая Ричарду Ралу, и спасение мира от истощающего заклинания Пьющего жизнь являлось именно тем, что ей нужно было сделать дальше.

Глаза воспаленно горели, ныли шея и плечи. Чтобы очистить голову и подышать свежим воздухом, Никки покинула архив и появилась в самой высокой каменной башне укрытого пещерного грота. Колдунья посмотрела на узкий внутренний каньон, думая о людях, которые безмятежно жили там на протяжении веков. Несмотря на то, что была середина утра, солнце еще не поднялось достаточно высоко, чтобы снять темный покров теней с узких каньонов.

Она видела овец, пасущихся возле ручья в центре, окруженного цветущими деревьями в ореховых садах. Никки вдохнула, наслаждаясь прохладой утреннего воздуха. Слабый ветерок задувал на ее лицо растрепанные пряди волос.

Натан тоже вышел наружу, чтобы присоединиться к ней.

— Вышла подышать свежим воздухом, колдунья? Да, когда смотришь на это укрытое поселение, можно почти забыть о Шраме и Пьющем жизнь по другую сторону плато.

— Я забыть не могу. — Никки бросила поверх него взгляд. — Мне нужно обдумать наши дальнейшие действия. Я нашла множество тангенциальных заклинаний, но ничего существенного. Этим утром я изучаю, как можно убить суккуба, на случай, если это может оказаться полезным.

Натан провел рукой по своим белым волосам.

— Какое отношение суккуб имеет к Пьющему жизнь?

— Оба они высасывают жизнь. Суккуб — это своего рода ведьма, которая обладает способностью поглощать жизненные силы посредством любовной связи. Мужчины находят ее неотразимой, и она соблазняет их телесными удовольствиями, заманивая их в ловушку, истощая, и оставляя лишь оболочку. — Никки добавила со скептическим сарказмом: — Мужчины, якобы, умирают с довольными улыбками на ссохшихся лицах.

Натан неловко рассмеялся.

— Было бы неразумно для такой красивой женщины, как ты, обладать подобной магией, колдунья.

Никки подняла подбородок.

— У меня уже есть более могущественная магия, чем эта. Все дело в контроле, — а контроль у меня еще присутствует. Однако у Пьющего жизнь его нет. Он истощает жизненную силу своей жертвы, а в нашем случае его жертвой является весь мир. В этом смысле он подобен суккубу.

— Довольно необычно. И как же тогда убить суккуба? Что говорят старые документы?

— Суккуб сама несет ответственность за свою собственную смерть… в некотором смысле, — ответила Никки. — В каждом из ее бесчисленных возлежаний с мужчинами есть очень небольшой шанс, что она забеременеет. Если это происходит, суккуб обречена. Сам ребенок — всегда дочь — является сильным существом, которое вынашивается и растет, поглощая жизненную силу своей собственной матери-суккуба, делая с ней то же самое, что мать делала с мужчинами: истощает ее, пока та не станет чем-то вроде оболочки. Затем ребенок вырывается из ее чрева… чтобы стать следующим смертоносным суккубом.

Натан поджал губы.

— Не походит на практичный метод убийства суккуба, если мы с ним столкнемся. Другого пути нет?

— Согласно поверью, новорожденный суккуб слаб. Если один раз должным образом атаковать, ребенка можно убить, тем самым прекратив родословную суккуба.

Натан посмотрел на тихий узкий каньон, через который пастух вел свое маленькое стадо на усеянный цветами участок пастбища.

— Хотя эта история восхитительна и увлекательна, я не понимаю, как она может быть полезна в нашей ситуации.

— Я тоже пока не понимаю, как это может помочь. — Никки вздохнула.

Виктория появилась из библиотеки башни с решительным взглядом на лице. Заметив волшебника и колдунью, женщина поспешила к ним.

— В наших совместных дискуссиях мои меммеры вспомнили кое-что важное.

Она сосредоточилась на Натане. В течение последних двух дней, когда Никки отказалась позволить ей оставить Тистл в качестве новой послушницы, пожилая женщина демонстративно игнорировала колдунью.

— Поскольку каждый из наших меммеров помнит разные книги, они сравнивали записи и делали предположения.

— И ты вспомнила что-то полезное? — спросила Никки. — Это было бы приятной новостью.

Глаза Виктории с раздражением вспыхнули, и волшебнику спешно пришлось вмешаться:

— Что это? Исходное заклинание Пьющего жизнь?

Виктория откинулась назад, подняв подбородок.

— Это предание о первозданном, первобытном лесе, который когда-то охватывал Древний мир, — о первозданной глуши, которая благоденствовала в полной гармонии с природой. Старейшее Древо было первым деревом, в первом лесу — высочайший, титанический дуб, являвшийся самым могущественным живым существом во всем мире. Это сама история творения.

Никки не пыталась скрыть свое разочарование:

— Как древний миф о дереве поможет нам противостоять Пьющему жизнь? Он представляет собой угрозу, а не старую басню.

Лицо Виктории потемнело.

— Потому что все нити жизни связаны, колдунья. Когда первобытный лес покрывал землю, мир обладал великой силой и великой магией. — Она обратилась со своей историей к Натану, найдя в нем более восприимчивого слушателя. — Еще до войн волшебников три тысячи лет назад, разрушительные армии пронеслись по Древнему миру, вырубая деревья и ровняя с землей последние остатки первобытных лесов. Эти злые люди срубили первозданное Старейшее Древо, — задача была настолько сложная, что потребовалась сотня могущественных волшебников и огромное множество рабочих. И когда упало великое дерево, погибла жизненно важная составляющая мира. Но один желудь был спасен: последнее семя Старейшего Древа. Армии, вырубая обширные леса, возвращали всю энергию жизни в Древо, пока та, в итоге, не сконцентрировалась в том единственном желуде, последней искре первозданного леса. Вся энергия Старейшего Древа и всех его отпрысков сосредоточена в том единственном желуде, хранящемся там, где когда-нибудь может быть выпущена во взрыве непостижимо могущественной жизни.

Натан сделал быстрый глоток воздуха.

— И вы думаете, что это окажется достаточно мощным, чтобы убить Пьющего жизнь?

— Может быть, — настаивала Виктория. — Но чем мощнее становится чародей, тем труднее будет задача. Скоро будет слишком поздно. На данный момент я считаю, что Роланда, или то, что от него осталось, уже трудно сопоставить с последней искрой Старейшего Древа.

— Опять же, как это нам поможет? — спросила Никки. — Ты веришь, что желудь действительно существует? Если да, то где мы можем его найти? Я прочитала множество книг и не нашла упоминания о предании или о самом семени.

Натан покачал головой.

— В своих исследованиях я также ничего не нашел.

— Но зато помню я, — сказала Виктория. — Это нашлось в одной из заученных мной книг. Желудь Старейшего Древа был заперт тут, в Клифуолле, в глубине хранилища… где-то там. — Она указала на бесформенную башню возле алькова, которая частично расплавилась, став стеклянной глыбой. — Он все еще здесь.

Глава 50

Под руководством Саймона рабочие из разных каньонных поселений принесли свои инструменты в Клифуолл и приступили к работе, пытаясь добраться до нижних уровней поврежденной башни, надеясь найти хранящийся там желудь Старейшего Древа. В прохладном запыленном подземелье некоторые из входных проходов обвалились, и камень, растаявший словно воск, закупорил проемы. Но напористые рабочие использовали молотки и резцы, чтобы проникнуть в твердую, гладкую скалу.

Сплошная стена стекловидного камня залила собой главный проход, запечатав весь подвальный уровень. Рабочие усердно трудились, отбивая и вытаскивая щебень. Покрытый пылью каменщик с тяжелым вздохом обратился к Саймону:

— У нас займет много дней, чтобы пробить хотя бы небольшую дыру, сэр.

Все пошли за рабочими вниз, в глубокие подземные ходы, пригибаясь и идя ползком по поврежденным сводам. Натан посмотрел на Никки.

— Колдунья, наверняка баррикада из цельного камня не слишком сложная задача для тебя?

— Вовсе нет. Позвольте мне… нам стоит поторопиться.

Рабочие в любопытстве отступили и Никки потянулась к гладкой, расплавленной стене. Когда она выпустила свою магию, камень, когда-то растаявший, теперь потек снова. Ей не нужно было прибегать к магии Ущерба, ведь она могла работать с таким материалом, как глина, — не разрушать скалу, а просто убирать ее в сторону кусками. Она подняла горсть жидкого камня, словно землекоп, пробивающийся сквозь грязь. Несмотря на то, что ей пришлось приложить много усилий, Никки удалось проделать тоннель, расширить его, создать потолок и продолжить рыть дальше.

После того, как она использовала магию, чтобы отбросить десять футов каменного завала, Никки стала сомневаться, что на другой стороне скалы действительно было другое помещение. Что, если неуклюжий волшебник-дилетант превратил в твердую массу весь архив при том несчастном случае? Вскоре, однако, колдунья почувствовала, как камень перед ней дал слабину, а затем сломался, как яичная скорлупа, и она пробралась в наводящее клаустрофобию темное хранилище, точно там, где и предполагали ранее просмотренные ими чертежи. Воздух внутри, запечатанный годами, был плотным и затхлым.

Сложив ладонь чашечкой, Никки сотворила огонек, чтобы рассмотреть стены, усеянные выемками, высеченными в скале. Она осветила рассеянным светом помещение, видя, как пляшут тени вокруг внушительного вида полок, наполненных ценными, таинственными объектами: артефактами, скульптурами, амулетами, — все было покрыто пылью.

Натан, протолкнувшись сзади, выпрямился, брезгливо счистив каменную пыль с ученической одежды, выданной ему вместо его собственной.

— Добрые духи, это именно то, что мы искали. Интересно, здесь ли желудь Старейшего Древа?

Саймон и Виктория пробрались вслед за волшебником, изумленно озираясь.

— Именно то место, о котором упомянули мои меммеры. — Она стрельнула резким взглядом на Никки. — Тебе стоило мне верить, колдунья.

— Я предпочитаю иметь доказательства, — сказала Никки, не реагируя на резкий тон женщины. — Теперь, когда они у меня есть, я тебе верю.

Все в нетерпении передвигались по музейному хранилищу, осматривая удивительные предметы, спрятанные на протяжении тысячелетий. Они рыскали среди экзотических артефактов, резных ваз и небольших мраморных фигурок, ярких стеклянных пузырьков, амулетов, отделанных золотом и драгоценностями, медальонов из огнеупорной глины, покрытых нефритово-зеленой глазурью, и заметили деревянный сундучок не шире ладони Никки. Колдунья чувствовала, что к нему тянет, ощущая в воздухе энергетику, силу, едва сдерживаемую в маленьком ящичке. Едва она вытащила его из ниши, сразу ощутила сквозь ладонь теплую пульсацию.

— В нем есть что-то очень важное.

— Вот он, — сказала Виктория, подвигаясь ближе. — Я помню его описания из оригинальных записей.

Никки открыла крышку и посмотрела на мягкие складки фиолетового бархата, облегающие одинокий желудь, который, казалось, был сделан из золота.

Натан усмехнулся, словно мальчишка.

— Довольно необычно. Пьющий жизнь теперь не сможет противостоять. У нас есть оружие, в котором мы нуждались.

— Да, — сказала Никки, закрыв маленький сундучок. — Так и есть.

Никки горела желанием поскорее покинуть это место.

— Сила Пьющего жизнь растет с каждым днем. Эта задача будет гораздо опасней нашей последней вылазки, но я не отступлю.

Ученики могли изучить остальные артефакты в хранилище в более подходящее время; если она победит злого волшебника, у них будет все время этого мира. Никки вытащила желудь из вычурного сундучка, обернув семя в обрывки фиолетового бархата, чтобы можно было засунуть его в карман своего черного платья.

Когда все вернулись в главные здания архива, Никки обдумывала, что ей нужно сделать перед отбытием. Помимо упаковки провизии и воды, другие приготовления колдунье были не нужны. Бэннон и Тистл присоединились к ней, как и ученики в любопытстве собрались вокруг, желая увидеть желудь Старейшего Древа.

Виктория сурово, и в тоже время с беспокойством, смотрела на Никки. Ее брови хмурились, когда она говорила с остальными учениками.

— Я знаю, что она самая могущественная чародейка среди нас, но я неохотно отдаю ей это священное сокровище — сущность самой жизни — женщине, которая называет себя «Госпожа Смерть».

Никки продолжала свои приготовления, игнорируя возражения женщины-меммера.

— Противостоять Пьющему жизнь могу только я одна.

Косо глядя на Викторию, Саймон предложил Никки:

— Каждый человек в Клифуолле знает, что это будет великая битва. Мы можем отправить учеников и волшебников-стажеров, чтобы сопровождать вас. Мы можем быть вашей армией против Пьющего жизнь.

Никки посмотрела на слишком молодого ученого-архивариуса.

— Вы все будете убиты. Никто из вас здесь достаточно хорошо не обучен магии. Риск слишком велик.

Подбежала взволнованная Тистл, сияя медово-карими глазами.

— Никки сделает это, я знаю, что так и будет. Как вы думаете, долине вернется прежний вид?

— Уничтожение Пьющего жизнь остановит разрастание запустения, — сказала колдунья. Она не хотела слишком обнадеживать девочку. — Но мир тяжело ранен и ему потребуется некоторое время, чтобы оправиться, даже после нашей победы.

— Мне нужно пойти с тобой, — настаивала девочка. — Я должна помочь возродить долину.

Никки ничего и слышать не хотела.

— Слишком опасно. Я не смогу защищать себя и при этом успешно вершить свою миссию, если буду беспокоиться и о тебе.

— Но тебе не нужно будет волноваться. Я так хочу пойти с тобой, так хочу помочь — как и в прошлый раз.

Никки скрестила руки на груди.

— Нет, и в этот раз ты не ускользнешь. Возможно, я скажу Натану завязать тебе руки и ноги и закрыть в комнате, пока не покину Клифуолл.

— Ты бы такого не сделала, — насупилась девочка.

— Верно, не стала бы… но только если ты пообещаешь мне остаться здесь — вот, что мне от тебя нужно, поскольку это единственный способ завершить мою миссию. Это смертельно серьезно.

Девочка кипела от злости. — Но…

Никки вскинула руку, не оставляя места возражениям.

— Или ты предпочла бы, чтобы я наложила на тебя заклинание сна, да так, что ты не проснешься несколько дней?

— Нет, обещаю, что останусь тут, — пробормотала девочка слабым и печальным голосом.

— Нарушаешь ли ты свои обещания?

— Никогда! — Тистл казалась оскорбленной.

Никки долго и строго смотрела на нее, и все же поверила девочке.

— Тогда я тебе доверяю.

— Несомненно, это дитя должно остаться в безопасности, — согласился Натан, — но в такой великой битве тебе нужен кто-то, кто будет сражаться рядом. Пьющий жизнь — злой волшебник, и, возможно, один из самых могущественных, с которыми тебе когда-либо доводилось сталкиваться.

— Раньше я уже убивала волшебников, — возразила колдунья.

— Да, действительно, это так, но не волшебника, подобного этому. Мы не можем предугадать, как Пьющий жизнь попытается препятствовать тебе. Я должен пойти с тобой чтобы оказать хоть какую-то поддержку.

Никки вскинула брови.

— Как ты можешь мне помочь? Твой дар исчез.

Волшебник коснулся рукояти своего богато украшенного меча.

— Я такой же искатель приключений. Магия все еще пребывает во мне, независимо от того, могу я ее использовать, или нет. Возможно если я встречусь с Пьющим жизнь, это поможет мне снова высвободить мои силы.

Никки пробрало холодом.

— Этого я и боюсь, Натан Рал. Я знаю, насколько грозным волшебником ты можешь быть, но мы не можем рисковать.

Старик надулся. — Никки, я настаиваю…

— Подумай об этом. — Колдунья покачала головой. — Когда ты пытался исцелить того несчастного в Ренда-Бэй, что сотворила твоя магия? Неудержимая обратная реакция разорвала мужчину на части. И когда ты боролся с Судьей, магия снова разбушевалась, но, к счастью для нас, она отразила собственную злобную магию того человека на него же. Но Пьющий жизнь уже вышел из-под контроля. Если он столкнется с твоей дикой, хаотичной мощью, и все это снова вывернется наизнанку, представь себе возможные последствия. — Никки видела, как глаза волшебника расширились, едва тот осознал. Она продолжила: — Когда я освобожу могущество желудя Старейшего Древа, с его огромным количеством магии, что хлынет в воздух и в землю — что произойдет, если возникнет обратная реакция твоей силы? Резонанс может разорвать тебя на части… или разнесет на куски весь мир. Мы не пойдем на такой риск.

Натан неохотно кивнул и сказал тихим голосом:

— Боюсь, ты права, колдунья. Если я как-то искажу магию Пьющего жизнь и, что в тысячу раз хуже, поверну ее против нас, я не смогу возвратить ее под свой контроль. Добрые духи, повреждения, который я могу нанести…

Никки расправила плечи и выпрямилась.

— Я могу полагаться только на свою собственную магию, и я могу действовать быстро. — Она коснулась складок ткани, в которые был завернут золотой желудь, пульсирующий в ее кармане. — Твой меч приветствуется, Натан, но у меня уже есть оружие.

Стиснув челюсти, Бэннон шагнул вперед.

— Тогда я единственный, кто может идти с тобой. Если тебе нужен меч, можешь положиться на мой. — Он дерзко ухмыльнулся, в основном, чтобы выделиться перед Одри, Лорел и Сейдж, которые тоже стояли рядом и слушали. — И ты уже однажды призналась, что ничуть обо мне не беспокоишься, колдунья.

Никки скептически нахмурилась.

— Не стоит так нахально превозносить себя, лишь для того, чтобы произвести впечатление на своих полюбовниц.

Юноша покраснел, как свекольный суп.

— Но я могу помочь! Милостивая Мать моря, ты же видела, как я сражался с Пыльными людьми и песчаными пумами. Если мы атакуем, когда подберемся к логову Пьющего жизнь, что, если я смогу выиграть тебе секунды, необходимые для выполнения твоей миссии? Это может означать разницу между успехом и неудачей.

Никки сжала губы, оценивая молодого человека. В их битвах, против, казалось бы, неодолимых врагов он действительно убил больше противников, чем возможно.

— Признаю, что иногда ты можешь быть полезен. Но знай, если ты пойдешь со мной, чтобы сразиться с Пьющим жизнь, ты можешь столкнуться с неминуемой гибелью, и я не смогу тебя спасти.

— Я принимаю эти условия, колдунья. — Он тяжело сглотнул, изо всех сил пытаясь скрыть свой страх, так как ясно понимал возможный риск. — Я готов встретиться с опасностью лицом к лицу.

Помощницы Виктории смотрели на юношу с восхищением, которое, казалось, только усиливало стремление Бэннона. Никки сомневалась, что поменяет свое мнение, и признавала, что может нуждаться его помощи. — Очень хорошо. По крайней мере, ты сможешь отвлечь монстра в ключевой момент, чтобы я могла продолжать.

Одри, Сейдж и Лорел поспешили попрощаться с Бэнноном, а Тистл бросилась с объятиями к Никки.

— Возвращайся ко мне. Я хочу видеть мир таким, каким он должен быть, но я хочу видеть его с тобой.

Никки почувствовала себя неловко, не зная, как реагировать на восторженные объятия девочки.

— Я верну прежний мир, если смогу, и тогда вернусь к тебе. — Следующие слова сорвались с ее губ прежде, чем она могла лучше подумать над ними:

— Обещаю.

Тистл посмотрела на нее своими большими глазами.

— Ты ведь не нарушаешь свои обещания?

Никки стиснула зубы и ответила:

— Никогда.

Глава 51

Спустившись по внешней стене плато на их пути к Шраму, Никки и Бэннон довольно быстро преодолевали расстояние по суровой, мертвой местности. Во время их предыдущей вылазки они шли с осторожностью, тщательно обдумывая каждый шаг, но теперь, обладая необходимым оружием, перед Никки стояла четкая, конкретная цель. С желудем Старейшего Древа, колдунья твердо вознамерилась разделаться с обманувшимся чародеем, причинившим столь ужасающий вред и пожертвовавший бесчисленными жизнями, а все потому, что боялся собственной смерти.

Никки считала Пьющего жизнь чудовищем, врагом, которого необходимо было поразить любой ценой; она не думала о нем как о больном и перепуганном человеке, наивном ученом, заигравшимся с опасной магией. Для нее он был не Роландом — он был ядом, расползающимся во всех направлениях. Он был бедствием, которое могло уничтожить мир.

И именно по этой причине Рэд отправила ее в это путешествие в компании Натана, — чтобы найти Кол Адэр, — и спасти мир. Свою часть миссии она выполнит.

Бэннон не отставал, и даже не проронил ни единой жалобы, когда они преодолевали все более ухудшающийся ландшафт, и Никки явно впечатлила твердость духа молодого человека. Покинув погибающие предгорья, путники пробирались по прямой как стрела тропе, через покрытый трещинами и скалами Шрам. Ветер взметал мучнистую пыль в воздух, создавая соленое, вредоносное марево.

Никки сосредоточенно смотрела вперед. Она не бежала, просто шла, без остановок на отдых. Бесплодный пейзаж вызывал в ней гнев и раздражение, поэтому колдунья ускорила шаг, покрывая мили устойчивым темпом. Бэннон продолжал озираться по сторонам, морща нос в прогорклом воздухе. Путники прошли под тенью вершины, напоминающей внешним видом гоблина. Колючие ветви мертвого кедра выступали из трещины в горной породе.

Бэннон на ходу осторожно сделал глоток воды из бурдюка. Его лицо пересек обеспокоенный, хмурый взгляд.

— Колдунья, мудро ли путешествовать вот так, в открытую? Может, нам следует попытаться скрыть наше передвижение, чтобы Пьющий жизнь не знал, что мы направляемся к нему?

Никки покачала головой.

— Он знает, где мы. Я уверена, что он может чувствовать мою магию. Если будем красться в тенях, это только нас замедлит.

Бэннон предложил Никки бурдюк, и она осознала, насколько пересохло ее горло. Когда пила, вода была теплой, к тому же безвкусной и склизкой на языке. Колдунья вернула бурдюк, Бэннон прикрепил его сбоку, затем, коснувшись своего меча, медленно повернулся.

— Я чую что-то наблюдает за нами.

Расширив свой дар, Никки обнаружила в этом пустынном месте истлевающую и искаженную жизнь, нескольких выживших существ, которые приспособились к злобной порче Пьющего жизнь.

— Множество тварей следят за нами, но меня они не интересуют, если не препятствуют нашей миссии. — Ее губы скривились в усмешке. — Сделай они это, мы покажем им, что они ошиблись.

Никки намеревалась идти без отдыха и без остановок на ночевку, пока они не достигнут сердца Шрама. Путники покинули Клифуолл с первыми проблесками рассвета, и после скитаний по полуденной засухе их темп начал спадать. Никки и Бэннон изливались потом в безжалостной жаре, к тому же к ним липла белая щелочная пыль, сделав их похожими на белые камни.

Никки смахнула пыль с лица и рук. Ее черное дорожное платье теперь покрывала корка неприятного химического осадка.

После захода солнца теплые потоки создали пылевые смерчи, взвив стонущую пелену песка и гравия. С наступлением темноты начавшаяся пыльная буря скрыла странные звезды над головой, но двое продолжали брести сквозь ночь. Ближе к полуночи бушующие ветры достигли такого крещендо, что колдунья едва могла слышать Бэннона, плетущегося позади, и спутникам неохотно пришлось остановиться в укрытии высокой скалы.

— Отдохнем, пока есть возможность, — сказала Никки, — но не более часа.

— Я могу продолжать идти, — настаивал Бэннон. Его губы потрескались, глаза, едва не закрываясь, опухли и покраснели.

— Мы слишком уязвимы в этой сносящей с ног буре, — сказала Никки. — Если не сможем видеть, то повысится шанс провалиться в яму, или Пьющий жизнь пошлет Пыльных людей атаковать нас. Останемся здесь, пока все не успокоится. Это не мое предпочтение, это необходимость.

Во время кратковременной передышки колдунья выпустила немного магии чтобы убрать песчаный осадок с их раздраженных лиц и воспаленных глаз, но используя свой дар, Никки почувствовала внутри себя стороннюю магию — та, загудев, отступила. Что-то ее обнаружило, пытаясь ухватиться. Чем дальше они углублялись в Шрам, тем сила Пьющего жизнь становилась все более угнетающей. Колдунья сразу ощутила, что тот изо всех сил пытается завладеть ею, подорвать ее сопротивление и лишить сил. Малая толика магии, что она использовала, сразу вызвало его ответное действие.

Воющий и хлещущий песком ветер лишь немного стих после полуночи, но Никки решила, что пережидают они уже довольно долго.

— Нам нужно идти, — сказала она.

Бэннон спотыкался, идя за ней через выжженную открытую местность. Полная решимости энергия молодого человека давала сбой, и это было нечто большее, нежели обычная усталость после долгого, изнурительного путешествия. Никки не могла отрицать увиденное: чем ближе они подходили к Пьющему жизнь, тем больше оба начали ослабевать от его темной и угнетающей жажды. Он их истощал.

Спустя несколько часов небо заволокло красной дымкой, когда раздутое солнце поднялось над горами, подобно огню погребального костра загубленных жертв. Далеко впереди Никки заметила черный центр кратера — воронка, в который кружилась мощная магия Пьющего жизнь.

— Милостивая Мать моря, мы почти пришли, — произнес Бэннон скрипучим голосом, скорее вялым, чем испуганным.

— Недостаточно близко.

Никки попыталась увеличить скорость, что только показало ей, насколько непреклонно ослаблял ее чародей. Если не столкнуться с врагом как можно быстрее, Никки опасалась, что у нее не останется сил уничтожить его, даже с могущественным талисманом Старейшего Древа.

Земля впереди становилась неровной. Скальные плиты склонились под косыми углами, как если неугомонные сотрясения продолжали будоражить поверхность мертвой долины. Землю прочертили трещины, напоминающие темные молнии; лежали разбросанными высокие валуны, словно ярость магии Пьющего жизнь разбросала игровые фигурки.

Никки и Бэннон карабкались по острым скалам, покачиваясь на неустойчивых плитах, и прыгали через расщелины, из которых вырывались зловонные испарения. Невзирая на нарастающую дневную жару, темное логово продолжало мерцать вдалеке, будто мираж. Никки почуяла крадущееся присутствие: кто-то наблюдал за ними, приближаясь, но не решаясь атаковать. Хотя она оставалась настороже, настоящим ее врагом был Пьющий жизнь, а все остальное просто отвлекающим моментом.

Раздраженными глазами, затуманенными пылью, Никки заметила чьи-то крупные очертания, пробежавшие впереди: бурого цвета, нескладные. Шипящий звук процарапал воздух, и хорошо замаскированная чешуйчатая фигура бросилась к путникам, петляя среди скал. Существо открыло пасть, показав влажную розовую плоть, ряды неровных белых клыков и раздвоенный черный язык: огромный ящер, бронированный остроконечными чешуйками, с гребнем темных, острых, как пила пластинок на хребте. Рептилия передвигалась на четырех лапах, виляя длинным хвостом. Облезлая шкура существа сочилась красными язвами.

Никки отступила, а Бэннон поднял меч, чтобы встретиться с ящером. Когда тварь понеслась к ним стремительной, молниеносной поступью, колдунья уловила больше движений справа и слева. Еще три гигантские рептилии появились из-за скал и из-под разломанных плит. Она видела пыльного цвета ящеров, на которых Тистл охотилась в пустыне, но эти были размером с боевого коня. Всех тварей поражали бесчисленные высыпания и гнойные язвы.

Бэннон, приготовившись к битве, негромко присвистнул.

— Я всегда хотел увидеть дракона. Я слышал легенды, но… вот они, настоящие!

— Это не драконы, — с презрением сказала Никки, — просто ящерицы. — Но, когда рептилии подошли ближе, щелкая челюстями и мелькая раздвоенными языками, она добавила: — Большие ящерицы.

Бэннон, стоя рядом с Никки, утопил сапоги в пыль, держа Крепкий перед собой. Два ящера бросились в атаку, сосредоточившись на своей добыче, в то время как другие поползли вокруг скальных выступов, обходя Никки и Бэннона. Рептилии двигались с молниеносной грацией, перегретые палящим солнцем и движимые жаждой крови.

Никки протянула руку и выгнула пальцы. Она сосредоточилась на груди ящеров в поисках сердца, и когда один из них приблизился, колдунья выпустила всплеск огня. В предыдущих битвах она уже использовала свою магию, чтобы увеличить температуру внутри дерева, мгновенно доводя сок до кипения и приводя к взрыву всего ствола. Теперь она сделала то же самое, нагревая сердце рептилии, пока кровь не превратилась в пар. Монстр пошатнулся и рухнул на ходу, пропахав борозду в каменистом песке у ног Никки. Она знала, что может также спешно сработать со всеми четырьмя оставшимися.

Но убив одного, Никки ощутила приступ головокружения. Высвободив свой дар, она как будто открыла шлюз для Пьющего жизнь. Даже издалека, тот начал поглощать ее магию и выкачивать силы.

Когда-то давно Никки сама отнимала силы убитых ею волшебников, а теперь то же самое происходило с ней. Роланд похищал ее жизнь. Рефлекторно приняв меры к выживанию, колдунья сплела щиты, чтобы остановить кровоточащий разрыв силы, но поняла, что больше не может сражаться с ящерами своей магией. Пошатнувшись, колдунья упала на близлежащий валун.

Бэннон был занят тем, что отбивался от второй твари, и не видел ее падения. Охватив меч обеими руками, он замахнулся всем своим весом и силой. Когда край клинка ударил в чешуйчатую шкуру, звук, что раздался, напомнил клещи и молот в лавке кузнеца. Юноша дрогнул, когда лезвие отскочило от брони ящера, не оставив видимого вреда.

Рептилия бросилась к нему. Бэннон пришел в себя и развернулся, лязгнув мечом меж чешуек, ожидая эффективного удара. Когда он, наконец, пронзил одно из сочащихся облезлых пятен, ящер отшатнулся, извиваясь, но затем снова бросился в атаку.

Бэннон сокрушил голову рептилии с такой силой, что разлетелись искры. Тварь широко раскрыла полную клыков пасть, юноша отдернул меч и толкнул его вперед, вложив в него всю силу, вонзая кончик Крепкого в податливую розовую плоть. Он надавил сильнее, скручивая лезвие и заталкивая его в мягкое нёбо ящера, пока клинок не прорвался сквозь тонкую кость и не проколол маленький мозг. Чудовище издохло, а Бэннон, вырывая меч, отделил черный раздвоенный язык, который выпал, болтаясь в пропитавшейся кровью пыли умирающей змеей. Огромная бестия задергалась и заметалась во вспышке последних нервных импульсов.

Бэннон развернулся в момент, когда третий гигантский монстр приблизился слева, взобравшись на один из валунов. Мельком бросив взгляд на Никки, юноша ахнул, увидев, как та осела на камень, пытаясь прийти в себя.

— Колдунья!

Собравшись с силами, Никки выпустила небольшой всплеск магии, надеясь остановить сердце существа, но в тот же момент почувствовала, что ненасытный Пьющий жизнь схватил ее магию и силу, словно охотничья собака, сомкнувшая челюсти на зайце. Прежде чем стало слишком поздно, колдунья снова набросила защитные сети и прекратила попытку. Перед глазами закружились темные пятна, Никки упала на валун, но поклялась не сдаваться. Она нащупала сбоку кинжал и схватила его дрожащей рукой, решив сражаться любым оружием, которое у нее было — даже зубами и ногтями, если придется.

— Я позабочусь о двух других, колдунья! — крикнул Бэннон.

Юноша бросился навстречу ящеру, крича в бессловесной ярости. Снова его меч высек искры из бронированной шкуры. Он бил своим клинком снова и снова, раскалывая чешую, пробиваясь в плоть рептилии, пока не впился в одну из покрытых коркой язв. Когда тварь зашипела и огрызнулась на его, Бэннон ответил своим собственным диким ревом.

Никки не видела, чтобы парень выпускал такую слепую ярость со времени сражения с работорговцами Норукай, но что-то высвободило боевые рефлексы юноши. Однако он был более расчетлив, нежели бездумный танцор. Клинок краем лезвия причинил небольшой вред, но юноша вскинул меч над плечом и направил прямо в глаз ящера.

С пронзительным шипением монстр попытался ускользнуть, но Бэннон, подавшись вперед, что есть силы толкнул меч дальше. Он крутанул клинок по оси, вворачивая острие так, что оно превратило глаз существа в жидкие кровавые брызги. Но этого было недостаточно.

Вложив полный вес в один выпад, молодой человек пробил голову, воткнув меч сквозь глазницу рептилии. Монстр рухнул. Бэннон тяжело вздохнул и, приложив все силы, попытался вырвать свое оружие, но Крепкий застрял в полости черепа твари. Юноша закряхтел и выругался.

— Ну давай же!

Последний из атакующих ящеров осторожно подбирался к Никки. Колдунья вытянула длинный кинжал, готовая к атаке, а монстр приготовился к прыжку. Она знала, что вес существа и инерция собьют ее с ног. И также знала, что она слишком слаба, чтобы убить тварь.

Именно тогда Никки и ощутила звериное присутствие, почувствовала пульсацию мускулов отголоском эха, испытала предвкушаемую радость атаки и убийства. Перед тем, как гигантская ящерица смогла на нее навалиться, поверх валунов выскочила рыжеватая кошачья фигура. Огромная кошка обрушила вниз массу из когтей и изогнутых клыков, и врезалась в искаженную рептилию, выбив ее с равновесия.

Никки, поднявшись на ноги, ощутила всплеск воодушевления и облегчения.

— Мрра!

Песчаная пума принялась терзать противника длинными когтями, разрывая неплотные облезлые пятна чешуи, вскрывая язвы. Монстр извивался и брыкался, но Мрра его не выпускала. Саблевидные клыки разгрызали слабые места в броне рептилии.

Никки, в своем сознании, благодаря заклинанию, связующему с пумой, ощутила жажду крови, энергию, стремление расправиться с этой угрозой… угрозой для нее самой. Мрра родилась как боец и должным образом обучена — обучена убивать.

Поскольку ее связывало с Мрра, Никки хотела разорвать это чудовище своими голыми руками. В ней пела дикая кровавая ярость, также, как та пела и в песчаной пуме. Колдунья прыгнула вперед, чтобы присоединиться к атаке. Ей не нужна была магия, лишь ее нож.

Мрра толкнула извивающегося ящера, выставляя более мягкие чешуйки снизу живота, а Никки подобралась к голове чудища. Колдунья и кошка, казалось, были скоординированы, действовали синхронно. Монстр хлопнул своими клыкастыми челюстями и Никки вогнала острый кинжал под его нижнюю челюсть, пронзив более тонкую кожу клетчатого горла. Она снова и снова вгоняла клинок в голову, а Мрра разорвала живот твари и вытащила болтающиеся внутренности. Фонтанирующая кровь рептилии смыла спекшуюся белую пыль на коже и ладонях Никки, но она не ощутила себя от этого чище.

Вместо этого она испытала прилив сил.

К тому моменту, когда четвертый монстр был мертв, Никки содрогнулась от усталости, но также горела желанием продолжать.

Бэннон выглядел так, словно был готов упасть, но юноше удалось выдавить странную ухмылку, когда он почтительно посмотрел на Мрра.

— Хорошо, что я убедил тебя не убивать пуму, колдунья.

— Согласна. — Никки глядела на Мрра, чувствуя, как их связывают сильные, необъяснимые нити. Ее сестра-пума издала низкий, горловой рык.

— И я сказал, что могу быть полезен. Я тебе нужен, — добавил Бэннон.

— Есть только несколько вещей, которые мне нужны. — Никки прикрыла глаза, глядя вперед на далекую темную воронку. — Прямо сейчас нам нужно добраться до Пьющего жизнь. — Она коснулась мешочка сбоку, в котором лежал желудь Старейшего Древа. — Пока еще не слишком поздно.

Глава 52

Они продолжали брести вперед. Присутствие Пьющего жизнь тянуло их, как смолу, делая движения вялыми, а тела бессильными, но Никки упорно толкала себя к центру Шрама, к чародею, которого ей нужно было убить. Ради Тистл, ради этой некогда плодородной долины, во имя Ричарда, империи Д'Хара и всего мира…

— Мы почти дошли, колдунья, — произнес Бэннон голосом таким же слабым, как старая бумага. — Мой меч еще не успел заскучать.

— Волшебник будет продолжать пытаться остановить нас, но мы не знаем, как он нападет в следующий раз, — сказала Никки. — Будь осмотрителен.

Молодому человеку удался намек на ликование в голосе: — И я еще буду полезен. — Когда колдунья уклончиво кивнула, Бэннон засиял, будто его одарили приятным комплиментом.

Мрра держалась рядом. Песчаная пума, подпрыгивая, бежала впереди, ее рыжеватый мех сливался с пылью запустения. Обломки породы в округе стали темнее и острее. Валуны теперь являли собой разбитое вулканическое стекло, каждый угол которого был острым, как лезвие ножа. Сернистый пар сгустил воздух и тот стал почти непригодным для дыхания; каждый их шаг отнимал все больше сил.

Но когда они спустились с осыпающегося, неустойчивого склона в центре мертвой долины, Никки могла видеть впереди их цель. Ее цель.

Логово злого волшебника напоминало амфитеатр с черными стелами; шпили скал, словно в отчаянии, когтями тянулись вверх, окружая яму в центре. Волны аппетита Пьющего жизнь замерли рябью, сохранившейся на разорвавшемся камне.

Над их головами грозовые облака душили небо; сеть измученных молний разносилась по округе — электрические плети, раскалывающие небеса и жалящие вершины высоких стел, окружающих амфитеатр. Ветер возрос до резкого свиста, сопровождаемого басовыми интонациями нескончаемого грома.

На земле слева от путников, расколотая черная скальная плита выпускала из себя грубый поток лавы. Расплавленная горная порода, словно кровь земли, выливалась из разлома, как из гнойного струпа. Бэннон отшатнулся от раскаленного воздуха.

Еще больше разбитых обсидиановых скал, раздвигаясь и перекручиваясь, тянулись ввысь. Мрра осторожно шагала, не отходя от Никки, отворачивая морду, когда над головой мелькали разряды молний.

Бэннон судорожно вздохнул, смахивая с глаз непослушные рыжие волосы.

— Как же мы сможем идти дальше?

Никки тщательно выбирала, куда наступать, поскольку почва стала более неустойчивой. Она перелезла через острые края, приближаясь к яме Пьющего жизнь, зная, что обнаружит его там.

— А разве мы не сможем?

Она почувствовала пульсирующее, отчаянное присутствие впереди, борясь с желанием привлечь свои познания магии Приращения и Ущерба, чтобы создать вокруг себя щиты. Колдунья не могла позволить Пьющему жизнь захватить ее дар, ее жизнь. Никки применила новые заклинания, которые она узнала совсем недавно, сосредоточенно изучая том за томом в архивах Клифуолла. Полной безопасности это не давало, но позволило продвигаться дальше.

Бредя в трансе, Бэннон непреклонно следовал за своей спутницей, шаг за шагом. Когда Никки обернулась, чтобы подбодрить юношу, то была поражена, увидев, что лицо его изрезали морщины. По всей длине его рыжих волос поползли прожилки седины. Бэннон тоже на нее взглянул, и его карие глаза широко раскрылись в беспокойстве.

— Колдунья, ты выглядишь… старой!

Никки коснулась своего лица и нащупала морщины на сухой коже, как будто все годы ее долгой жизни наверстывали упущенное. Пьющий жизнь похищал отведенное им время жизни.

— Нам стоит поспешить, — сказала она. — Ей нужно было задействовать желудь Старейшего Древа, пока не стало слишком поздно, прежде, чем злой волшебник станет сильнее.

Беспокойство в Никки возрастало, но это был не страх за собственную жизнь, и не отчаяние, при мысли, что она может постареть: для Никки наибольшим страхом было потерпеть неудачу в поисках, которым она посвятила свое сердце и душу, что она может разрушить мечты Ричарда о надежде на новый порядок. «Я — Госпожа Смерть», пробормотала она мрачным шепотом. «Пьющий жизнь со мной не совладает».

Мрра стала ковылять, и Никки заметила, что большие лапы кошки, когда та наступала на острые обсидиановые камни, оставляют кровавые следы. Но Мрра оставалась рядом, готовая сражаться за Никки, заменившей ей ее сестер.

Воздух наэлектризовался, а звук, окружающий амфитеатр возрос до потрескивающего шипения. Светлые волосы на голове Никки поднялись заряженной короной.

Обсидиановые скалы теснились друг к другу, а из-под земли вырывались кашляющие вздохи серных испарений, едва ее не удушив. Никки пристально посмотрела туда, где круг зловещих острых шпилей отбрасывал на землю размытые пылью тени.

Колдунья знала, что могущественный волшебник находится там, внутри. Она предстанет перед ним и убьет его, даже если это будет стоить ей последней искры жизненной энергии.

— Пьющий жизнь! — закричала она, слушая низкий звук грома, возникший в воздухе. Сквозь грозовые облака пробились вспышки молний. Понизив голос, колдунья произнесла: — Роланд, покажись.

Земля содрогнулась и потрескалась, возникли расползающиеся формы: существа-многоножки с черными панцирями, сверкающими глазками и сегментированными передними конечностями, оканчивающиеся клацающими клешнями. Скорпионы, каждый размером с собаку, выходили из подземных гнезд, чтобы встать на страже поверх черных валунов. Длинный хвост каждой твари был увенчан злобным жалом, с которого капал яд.

Бэннон, стоя рядом с Никки, громко сглотнул. В памяти Никки всплыли существа, что убили родителей Тистл.

Она шагнула вперед, думая о своем главном враге, и прокричала: — Пьющий жизнь! — тут же вспомнив слова, что были написаны в книге жизни ведьмы: «Будущее и судьба зависят не только от странствий, но и от выбранной цели».

Все больше раздвигалось камней, пока земля сотрясалась в кругу возвышающихся стел, а чернота провала в центре стала казаться глубже. Из-под земли возникли неповоротливые очертания, сморщенные и высушенные человеческие формы, черные от пыли. Их жилистые тела покрывали гнойные нарывы и открытые язвы, усеивающие руки и шеи своими выпуклостями, выпирая с лиц созданий. Эти жуткие твари были похуже, чем предшествующие им Пыльные люди. Они выстроились в ряд, ограждая Никки от приближения к логову Пьющего жизнь.

Мрра зарычала. Бэннон вскинул меч.

— Мы можем пробиться сквозь них, колдунья.

Порочные человеческие формы двинулись на них, и Никки вытащила нож, осторожно сдерживая свою магию, но зная, что ей, возможно, придется ее использовать. Клацая клешнями, скорпионы стали подбираться ближе, петляя и обходя ссохшихся Пыльных людей.

Мрра обнажила свои длинные клыки, молотя хвостом. Бэннон встал поближе к Никки.

— Я сражусь с ними, чтобы ты могла подобраться ближе, колдунья. — Он сглотнул.

Наконец, с вихрем черных разрядов, окруженный косыми, яростными вспышками молний, из темноты возник сам Пьющий жизнь.

Глава 53

Кольцо перекошенных столпов окружало пустоту ямы словно глотка гигантского погребенного змея, колодец, ведший в самые холодные глубины бесконечности. Из этой глубокой дыры безудержная магия Пьющего жизнь продолжала поглощать жизнь из мира.

Выбравшись из чернильной пустоты провала, появилось существо, которое было Роландом. Зловещий волшебник шел нетвердой, ковыляющей поступью, разбухал, сжимался, как замысловатая форма невероятной силы, переплетенная с безнадежной слабостью. Когда-то он был человеком, но доказательств его человечности почти не осталось.

Роланд ступил в потрескивающий воздух, освещенный вспышками сине-белых молний, извергаемых грозовыми тучами. Пыль закружилась и завыла, словно сам ветер задыхался в благоговейном страхе от присутствия Пьющего жизнь.

Одет чародей был в то, что когда-то являлось мантией ученого Клифуолла, но сейчас одежды истрепались, и вытянулись в длинные, развевающиеся лохмотья, тянущиеся за ним в глубокую яму. Из его тела проступала темная рябь, так как магия порочного волшебника крала сам свет из воздуха, выпивала его и поглощала, сливая все в черный колодец. Казалось, что на глубине, в недрах, лежит могущественный магнит жизни, магическая сила которого была настолько велика, что даже Пьющий жизнь не мог избежать его тяги.

Когда чародей заговорил, слова вытягивались из воздуха вместе с остальными звуками, похищая дыхание Никки, забирая все больше ее энергии.

— Немногие приходят, чтобы увидеть меня, — сказал Роланд. Его очертания замерцали, порванные одежды затрепетали в шторме его собственной энергии.

Колдунья коснулась кармана своего черного платья, нащупав твердое ядро ​​желудя Старейшего Древа. Она сделала шаг ближе, вспомнив многих ужасающих врагов, с которыми когда-то столкнулась, одолев.

— Я пришла уничтожить тебя.

— Да… я знаю, — произнес волшебник. — Другие тоже пытались.

Никки не услышала в его голосе презрения или высокомерия, лишь странный оттенок отчаяния.

Лицо мужчины вытянулось и исхудало, щеки впали, большие глаза покраснели от болезни. Шея Роланда стала такой же тонкой, как и выступающие веревочками сухожилия. Когда ткань его трепыхающейся одежды обнажила голую грудь, Никки потряс вид ребер, покрытых переплетением раздутых наростов, тело его, казалось, полностью состоит из опухолей. Беспорядочные протрузии бились и пульсировали — вместилища перенаправленной жизненной энергии, что росли у него изнутри, и продолжали расти, отчаянно нуждаясь в пропитании. Изнурительная болезнь гасила все то, что было безвольным волшебником, и контролировала его. Его ноги подгибались, спина кривилась. Роланд жил лишь потому, что являл собой форму краденой жизни, мешанину перелатанной плоти, мышц и органов.

— Пожалуйста… — сказал он гораздо более тихим голосом, перерастающим в рев. — Я голоден… Я испытываю жажду… Мне очень нужно! — Он покачнулся.

Пыльные люди у круга обсидиановых столпов стояли неподвижно.

Бэннон держал меч, но не мог скрыть дрожания своих рук.

Мрра, изогнувшись, зарычала, но не двигалась.

Пьющий жизнь поднял руки. Его пальцы были всего лишь палочками, покрытыми пленкой кожи — не имело значения, сколько жизни он вытянул из мира, этого было недостаточно, этого было слишком мало. Чародей скривил ладони в умоляющем жесте.

— Я не собирался делать этого. Я этого не хотел. — Он глубоко вздохнул и все вокруг озарила молния, поражая вершины обсидиановых стел. — Я не могу это остановить! — простонал Пьющий жизнь.

Никки, несмотря на то, что ощущала, как годы и жизнь вытягиваются из нее неумолимым усилием порочного волшебника, сделала шаг по неровной поверхности земли.

— Тогда я сама остановлю тебя.

Она сразится с ним, забросит его обратно в эту бездонную пропасть. Желудь Старейшего Древа, должно быть, самое мощное оружие, которое колдунья когда-либо держала.

Но ужасное истощение выжимало жизненные силы из ее мускулов, становились размытыми мысли.

В ввалившихся глазах Пьющего жизнь промелькнула странная вспышка. Опухоли, которые составляли его тело, стали извиваться, как скопище готовых поразить гадюк.

— Нет, — сказал он, — я должен выжить. Должен.

Армия неповоротливых, но смертоносных марионеток — более сотни Пыльных людей — пришла в движение, готовые атаковать.

Никки заставила себя сделать еще три шага, но Пьющий жизнь не отступил. Казалось, он стал больше, набухая от темной энергии, как гнойник, принявший форму человека и готовый вот-вот лопнуть под воздействием собственного зла.

Искаженные, разлагающиеся Пыльные люди подступали ближе. Бэннон бросился между Никки и противниками-мумиями.

— Я расчищу путь!

Он срубил руку по локоть одному, а затем снес голову второго существа. Череп, покрытый кожей, застучал по разорванной земле, клацая и щелкая оскаленными зубами.

Вытянутой ладонью руки молодой человек толкнул другую цепкую тварь, отбросив назад, на двух наступающих противников. Хотя к тому времени он выглядел как человек весьма преклонных лет, Бэннон махал и рубил мечом, раскалывая ребра, разделяя плечи, рассекая тела.

— Заверши свою миссию, колдунья! Убей Пьющего жизнь!

Никки чувствовала, что с каждой секундой увядает от старости и немощности. Она вспомнила одну старуху, которую когда-то давно видела в Танимуре, ковыляющую по рынку со скоростью улитки, как будто каждый ее шаг требовал тщательного обдумывания и последующего отдыха. Теперь Никки поняла, каково это. Ее кости стали хрупкими, суставы распухли и ныли, кожа на руках ссохлась и сморщилась.

С рычанием, песчаная пума также бросилась на Пыльных людей, кромсая оболочки жертв Пьющего жизнь, словно те были не более чем соломой и щепками. Изогнутые клыки Мрра превращали ожившие трупы в обломки костей и ошметки высохшей плоти.

За Пыльными людьми огромные скорпионы перемещались угловатыми движениями со скоростью паукообразных. Вспышкой рыжеватого меха крупная кошка, уклоняясь от ядовитых жал, заскочила на скалу, отведя нескольких скорпионов прочь. Когда одно из мечущихся жал собиралось проткнуть шкуру Мрра, Бэннон, размахнувшись мечом, отсек сегментированный хвост. Затем он проткнул твердую оболочку скорпиона и отбросил умирающее существо на двух подошедших Пыльных людей.

Рыча, Мрра вновь бросилась в драку, поскольку к Никки приближалось все больше высушенных трупов, пока та пробивалась ближе к Пьющему жизнь.

Злобный чародей подернул руками, направляя своих миньонов. Пыльные люди поползли из укрытий ссохшейся земли. Вместо павших монстров, растерзанных Бэнноном и Мрра, в бой вступало вдвое больше.

Времени у Никки оставалось немного.

Впалый взгляд Пьющего жизнь встретил ее холодные голубые глаза.

— Пожалуйста… — сказал он. — Я знаю, что причинил столько вреда, вижу, что я натворил, но не могу это остановить! Я просто хотел жить, хотел остановить болезнь, крадущую из меня жизнь. Я не желал этого проклятия.

Он поднял обе руки, стиснув свои когтистые пальцы в твердые, костлявые кулаки. Его тело вздулось вместе с темной пульсацией энергии, и Никки ощутила нахлынувший поток изнурительной слабости, которая чуть не свалила ее на колени.

— Я не знаю, как это прекратить!

— Если ты нашел в себе силу призвать такое, — сказала Никки хриплым голосом, — тогда сможешь найти способ остановить поток, стянуть рану, ведущую мир к смерти. Найди это в своей душе.

— Я уже давно выпил свою душу. — Его голос от отчаяния стал пустым. — Все, что осталось от меня, — это нужда!

Когда по Роланду снова пошла рябь, Никки поняла, что магия овладела им полностью. Заклинание само по себе стало живым существом.

Несметная армия Пыльных людей неуклонно наступала. Все больше ядовитых скорпионов застучали конечностями по валунам, устремившись к Никки.

Бэннон сражался в неистовом безумии. К этому времени он превратился в старика с немногочисленными седыми волосами, но все равно защищал Никки всеми силами, давая колдунье возможность сделать ход. Песчаная пума также выглядела постаревшей, ее мех покрылся пятнами парши, но клейменые формы заклинаний, казалось, защищали Мрра от смертоносного аппетита Пьющего жизнь.

На самой Никки проявилось множество признаков старения: ее руки, отмеченные старческими пятнами, покрылись спутанной сетью вен, кожа потеряла здоровый цвет. С каждым шагом она чувствовала себя так, будто сражается с ветром времени, старостью и слабостью.

Позади нее Пыльные люди окружили Бэннона, но тот продолжал сражаться, разрубая их на части, хотя врагов было слишком много. Мрра нырнула в бой, пытаясь защитить фехтовальщика, но подступила новая армия скорпионов, с жалами, истекающими ядом.

Никки сделала последний шаг и сунула руку в карман. Пьющий жизнь продолжал поглощать ее магию, и колдунья не могла выпустить ни огонь волшебника, ни одно из своих заклинаний. Он бы только впитал их и поглотил ее саму.

Никки вытащила пульсирующий желудь Старейшего Древа и процедила сквозь стиснутые зубы:

— Я…Тебя… Остановлю!

Пьющий жизнь раздулся еще больше, глядя на окружающих его существ. Как ни странно, он закричал в ответ: «Это должно прекратиться!» Со всплеском своей магии чародей крал больше жизни из мира, выжимая последние капли из воздуха, из пыли — и из Пыльных людей. Когда он истощил своих слуг, десять мумифицированных трупов вздрогнули, а затем рассыпались почерневшим костным прахом. Скорпионы потрескались, разбились и попадали в пыль.

Пьющий жизнь взвыл. Он, корчась, вскинул руки, словно инициируя этим последний зов, и ускорил магическую бурю. Теперь циклон начал втягиваться в бесконечную пропасть, бывшую ему логовом. «Спаси меня», умолял он.

Никки воспользовалась этой секундной передышкой.

— Нет. Никто не может спасти тебя, Пьющий жизнь.

— Я… я… Роланд, — прошептал он.

Никки протянула ладонь, раскрыв последний желудь Старейшего Древа, и выпустила незначительный всплеск магии, собрав вокруг себя воздух, что при других обстоятельствах не составило бы усилий. Вместо манипуляций с ветром, и вместо того, чтобы создавать кулаки из плотного воздуха, она направила поток, чтобы ускорить желудь. Снаряд, наполненный жизнью, пронесся болтом, пущенным из туго натянутого арбалета.

Пьющий жизнь кричал, и желудь влетел в его похожий на пещеру рот, погрузившись в горло.

В твердой скорлупе последнего семени Старейшего Древа содержалось средоточие жизни некогда обширного первозданного леса. Глубоко внутри порочного волшебника крепкий орех треснул и выпустил поток жизни, подобно прорвавшейся плотине в огромном водохранилище. Энергия возрождения вспыхнула в неудержимом взрыве жизненной силы, обновления и омоложения.

Роланд выпустил крик, который, казалось, издает сам Шрам. Злой волшебник был бездонной ямой с неуемным аппетитом, ему требовалась любая жизнь, любая энергия — а семя Старейшего Древа содержало и всю жизнь, и всю энергию. Захваченный удушливыми опухолями, чародей походил на человека, умирающего от жажды, ставшим теперь утопающим в нахлынувшем наводнении.

Его порочное заклинание пыталось поглотить безграничную мощь, бьющую гейзером из желудя. Пыльные бури завыли вокруг витых черных столпов; торнадо выпущенной ярости взметали сухую землю, разбрасывая повсюду острые обсидиановые снаряды.

Обессиленная, неспособная двигаться, Никки рухнула всего в нескольких шагах от края ямы Пьющего жизнь. Битва в теле злого волшебника разрасталась, он взвыл в агонии. Погруженный в него желудь вспыхнул и засиял в инферно жизни.

Пока Пьющий жизнь пытался погасить все это рябью голодных теней, остатки Пыльных людей распались треском костей и высушенной кожи. Последние скорпионы упали замертво, скрючив сегментированные конечности своих бронированных тел, жала их безвольно поникли.

Бэннон сбросил с себя трупы и поплелся Никки на выручку. Он ковылял, как древний старец, едва способный пережить еще один час. Мрра тоже поползла ближе к колдунье. Никки, несмотря на то, что была насухо выжата и полностью истощена, почувствовала прикосновение к своему разуму сестры-пумы.

Земля тряслась и грохотала. Трескались камни. Огромные валуны падали в яму Пьющего жизнь. Высокие стелы заскрипели, затем также рухнули в бездонную пропасть, словно срубленные деревья. Обвал продолжался, пока карстовая воронка не просела, заваленная обломками. Молнии били по всей округе.

Яростная битва за жизнь продолжалась. Пережиток Старейшего Древа изо всех сил пытался произвести новую жизнь, быстрее, чем Пьющий Жизнь смог бы ее выпить. Яркая вспышка, что вырывалась из желудя, тускнела и меркла, когда темная магия продолжала свое сопротивление, но тени все же исчезали, становились более обрывочными, как туман, тающий под утренним солнцем.

Наконец, порочный волшебник, — Роланд-Пьющий жизнь, — распался, его тело исчезло. Вся его смерть и пустота обратились пылью, и последнее яркое эхо вырвалось из желудя Старейшего Древа, стирая его останки.

Никки пошатнулась, чувствуя тепло, будто оживленная летним бризом.

Жизнь. Энергия. Возрождение.

Ее суставам стало легче. Перестало сжиматься горло, а когда колдунья сделала попытку отдышаться, то почувствовала сладость в воздухе, которую не испытывала с тех пор, как впервые увидела Шрам. Никки подняла руку к своему лицу, когда с глаз сошла слепота; ее кожа снова стала гладкой и упругой.

Бэннон поднялся, кашляя и дрожа. Когда он повернулся к Никки, она увидела, что волосы его вновь стали густыми и рыжими. Морщины, покрывавшие лицо молодого человека, исчезли, оставив только обычную россыпь веснушек.

Отряхнувшись, Никки поискала глазами место, где рассыпался Пьющий жизнь, где Роланд проиграл битву с последним семенем первозданного леса.

Там, посреди огромного, мертвого Шрама, торчал зеленый побег — единственное, что осталось от неудержимой силы желудя Старейшего Древа. Одинокий, слабенький саженец.

Глава 54

В их долгом возвращении через запустение зловещее напряжение в воздухе пошло на спад, словно мир вздохнул с облегчением. Несмотря на то, что Шрам все еще оставался мрачным и унылым, порча Пьющего жизнь исчезла, и пагубное влияние злого волшебника сходило с некогда плодородной почвы. Долина вернется, как Никки и обещала Тистл.

Марево вздуваемой пыли и соленого песка рассеялось, оставив голубое небо с плывущими облаками. Бэннон с улыбкой поднял глаза.

— Я думаю, что через день или два прольет дождь, отмыв долину дочиста. — Он шел бодрым шагом, явно гордясь собой. Юноша был потрепан, весь в синяках, с многочисленными порезами от прошедшей битвы, но могло быть и хуже. — Я хорошо сражался, не так ли? Сделал себя достойным?

Несмотря на то, что она была не из тех, кто разбрасывается необоснованными комплиментами, Никки признала факт.

— Да, ты оказался весьма полезен, когда мне это было нужно больше всего.

Он просиял.

Мрра оставалась с ними, исследуя территорию, пропадая из поля зрения в скалистых каньонах и изучая предгорья, а затем возвращалась, как будто признавала свою связь с Никки. Тем не менее, песчаная пума была диким существом, и когда путники приблизились к возвышенности плато Клифуолла, большая кошка, обнюхивая воздух, казалась обеспокоенной. Взглянув на испещренный прожилками утес, Мрра зарычала, забив длинным хвостом.

Никки отрывисто кивнула, и песчаная пума, казалось, поняла ее.

— Ты не можешь пойти туда с нами. Это место человека.

Судя по клейменым заклинаниям, отмеченных на ее шкуре, рабство Мрра среди людей не доставляло ей радости. Щелкнув хвостом, пума прыгнула прочь, чтобы исчезнуть в сухой дубовой поросли и кедровых соснах.

Никки и Бэннон начали долгое восхождение.

Люди Клифуолла приветствовали их как героев, чем Бэннон наслаждался, а Никки отнеслась ко всему с прохладой. С широкой усмешкой молодой человек похлопал по мечу на бедре.

— Я довольно хорошо справился с заданием и спасал колдунью столько раз, что и не припомнить.

Никки была уверена, что он все равно и «вспомнит», и расскажет.

Бэннон приметил заискивающее внимание трех послушниц Виктории, которые по очереди суетились вокруг его ран и царапин на щеках и руках. Девушки промокнули раны влажными тряпицами, затем счистили пыль со лба и протерли ему волосы. Бэннон коснулся пореза на лице.

— Как вы думаете, здесь останется шрам? — спросил он с надеждой в голосе.

Лорел поцеловала юношу. — Все может быть.

Смеясь, подбежала Тистл и бросилась на Никки.

— Я знала, что вы выживете! Я знала, что ты спасешь мир!

— И я рада, что ты осталась здесь, как и обещала, — сказала Никки.

Довольный тем, что услышит об их приключениях, Натан погладил свой подбородок.

— Как бы мне хотелось тоже там присутствовать. Вышла бы неплохая история для моей книги жизни.

— Мы поищем другие темы для рассказов, волшебник, — сказала Никки. — Впереди нас ждет еще долгое путешествие, а здесь наша работа выполнена.

— Да, твоя работа закончена. — Он улыбнулся и кивнул. — И теперь, когда Пьющий жизнь предан забвению, мы должны сосредоточиться на поиске Кол Адэр, чтобы я мог снова стать целым — довольно неудобно чувствовать себя бесполезным! В архивах Клифуолла есть карты и атласы мира, и Мия прямо сейчас поможет мне с ними разобраться.

Будучи явным лидером исследователей Клифуолла, Саймон возблагодарил Никки за ее свершение.

— Даже отсюда мы почувствовали победу над Пьющим жизнь. Казалось, будто с мира было снято тяжелое бремя, как будто изменилось что-то основополагающее. — Он позволил собравшимся ученикам громко поаплодировать, чтобы поблагодарить Никки и Бэннона. — Прежде чем мы сосредоточим наше внимание на изучении и каталогизации, мы должны совершить экспедицию на место сражения, и увидеть этот новый саженец Старейшего Древа.

Виктория и ее подчиненные кивнули, сдерживая восхищение.

— Да, мы все должны увидеть, то, что там осталось, — сказала глава меммеров.

На следующий день около пятидесяти человек пробирались по узкой, скрытой тропе от скалы месы до ныне спокойного Шрама.

Полная энергии, Тистл бежала впереди группы, шедшей сквозь предгорья в запустение. Девочка стремилась вести их по самому легкому пути, разведывая все впереди.

— Теперь я знаю, что увижу эту долину такой, какой она и должна быть! Когда-нибудь вернется тот мир, зеленый и цветущий.

— Возможно, даже с цветочными садами, — добавила Никки.

Колдунья чувствовала, что тени сошли со Шрама. В этот день все двигались неторопливым шагом, расположившись лагерем на ночь, а затем на следующее утро снова отправились в путь, направляясь к сердцу запустения. Груды обсидианового стекла все еще выступали из-под земли, но зловонные грязевые котлы запечатались, а обнаженная лава затвердела. Это был только самый слабый, самый первый шаг в длительном, болезненном процессе исцеления.

Наконец, ближе к концу второго дня путешествия с плато Клифуолла, группа нетерпеливых путешественников собралась возле того, что служило логовом Пьющего жизнь. Никки и ее спутники стояли вместе со всеми, осторожно приблизившись к осыпающимся обломкам, которые заполнили кратер.

Никто не обратил внимания на раздробленные останки Пыльных людей и потрескавшихся скорпионов. Вместо этого изумленные ученики собрались вокруг одинокого дубового саженца, — хрупкого деревца, не выше талии Никки.

— Если это и саженец Старейшего Древа, я не чувствую от него никакой магии, — сказала Никки. — Кажется, это обычный побег.

— Вся его магия, должно быть, выгорела в окончательной битве с Пьющим жизнь, — предположил Натан. — Все, что осталось — только саженец дуба. Но он живой, вот что важно.

Тистл продвинулась сквозь толпу, чтобы посмотреть на маленькое дерево, которое так вызывающе стояло посреди запустения.

Виктория казалась разочарованной.

— Это все? Это было… Старейшее Древо!

— Излившейся жизни желудя едва хватило, чтобы выиграть битву, — сказала Никки. — Сила жизни против силы смерти. Это было крайне рискованно. Семя отдало всю свою магию, чтобы уничтожить Пьющего жизнь. Еще неделя, может месяц — и стало бы слишком поздно.

Пока Виктория со своими подопечными теснились ближе, женщина позволила себе вздохнуть.

— Хорошо, что наши меммеры вспомнили ту легенду. Без нашей помощи не нашлось бы семя Старейшего Древа, и Роланд все еще был бы жив и опасен.

Вспышка раздражения пересекла лицо Саймона.

— Да, Клифуолл предоставил необходимое оружие, чтобы одержать над ним победу, и теперь мы должны компенсировать все страдания. — Он возвысил голос, чтобы обратиться ко всем собравшимся. — Это будет большая работа, но мы можем возродить эту землю. Вновь потекут ручейки и реки. Прольют дожди, и мы сможем засеять урожай и взрастить сады. Многие из наших учеников пришли из городов этой долины, и мы можем вернуть ей прежний вид.

Понимая масштабы трудностей, с которыми они столкнулись, люди бормотали о своем согласии.

Натан положил руки на бедра, выпрямив спину.

— Шрам можно исцелить. Теперь, когда упадка больше нет, вернется естественная красота долины. Но все это потребует времени. — Он оптимистично улыбнулся. — Может, всего лишь сотня-другая лет.

— Столетие? — Лицо Тистл стало мрачным. — Но я не увижу этого. Никогда!

Виктория нахмурилась, полная решимости. Она так тихо бормотала, что слова ее услышала только Никки: «Нужно будет как-то все ускорить».

Глава 55

Земля была мертвой и никуда не годной. Виктория знала, что возрождение потребует десятилетия, а может даже и столетия… если оставить все как есть. Это было бы непростительно. Она не могла забыть того, что натворил самоуверенный, недальновидный Роланд, как этот жалкий человек погубил землю… и убил ее дорогого мужа.

Но Виктория, запоминая бесчисленные тайны сокровенных знаний, была знакома с магией. Как самый выдающийся меммер, женщина держала в своем разуме массу информации, касающейся магии, и теперь она искала более быстрое решение, чтобы вдохнуть жизнь в великую долину. Ответ должен находиться в ее голове — она ​​это знала!

Саймон и его ученики обманывались, считая себя знатоками. Молодые люди могли читать книги и изучать заклинания, но это не означало, что они понимали это знание. Голодный человек, смотря на кладовую, полную еды, сытым от этого не станет. Меммеры, однако, содержали всю эту информацию в себе, как часть их сущности, их сердца, их души.

Древние волшебники построили этот скрытый архив, чтобы сохранить историю и знания для всех последующих поколений. Все, что могла представить себе могущественная одаренная личность, было внутри этих хранилищ, записано в томах, хранящихся на полках… и заперто в разумах меммеров.

Это знание являлось частью Виктории.

После того, как группа посетила место решающей битвы, колдунья казалась такой самодовольной, такой ликующей над тем, что совершила. Госпожа Смерть! Да, пусть Никки и покончила с ненасытной потребностью Пьющего жизнь, но она никоим образом не возродила жизнь. Эта задача гораздо более сложная и трудоемкая.

Виктория признала, что хиленький саженец оказался сплошным разочарованием, и даже жалким. Такая мелочь, да еще и без магии? От Старейшего Древа она надеялась получить гораздо больше. Со времен своего девичества, Виктория помнила холмы, покрытые густыми лесами, богатые водоемы, широкие пахотные земли и процветающие города. Хотя обитатели Клифуолла, живя отдельно ото всех, редко покидали свои скрытые каньоны, они знали, каким должен быть реальный мир.

Роланд стал одним из первых чужаков, допущенных в архив, после того, как Виктория развеяла пелену маскировки — упорный и взволнованный исследователь, безобидный ученый, читающий книги заклинаний и немного практикующий магию. Молодой человек был тихим и добродушным, и муж Виктории считал его другом.

Именно тогда Бертрам заметил, что Роланд становится немощным и худым. Теперь Виктория понимала, что это были признаки изнуряющего недуга, пожирающего изнутри. Но Роланд отказался принять свою судьбу; он заключил сделку с магией, в которой ничего не разумел. Не понимая того, что собирается выпустить, он превратился в бездонную яму, которая выкачивала не только его собственную, но и всю окружающую жизнь.

Виктория вздрогнула, вспомнив судьбоносный день, когда она столкнулась с Роландом в момент его встречи с ее мужем в коридоре. В отчаянии умоляя о помощи, тот схватил руку Бертрама, но не смог контролировать выпущенную им силу, и магия все больше и больше выкачивала жизнь из ее бедного мужа. Бертрам не мог отстраниться, не мог сбежать, как бы ни сопротивлялся… и монстр — Роланд — поглотив всю жизнь, насытился сущностью Бертрама.

К тому времени, когда Виктория увидела их, было уже слишком поздно. Роланд в ужасе умчался прочь, а она бросилась к своему мужу, подхватив его, когда тот рухнул прямо там же, в коридоре. Она держала его, прижав к груди, укачивала на руках, пока он стремительно увядал. Кожа Бертрама стала серой и сухой, как старые пергаменты в архиве. Его щеки запали и потемнели, глаза усохли, став сморщенными узлами плоти, волосы выпадали тонкими клочками. Ее муж, у нее же на руках, превратился в подобие мумифицированного трупа.

Чуть дальше, по коридору, Роланд наблюдал из-за угла, в ужасе и отвращении. Он поднял руки, отрицая свое смертельное прикосновение. «Нет, нет, нет!» закричал он.

Но вычерпав всю жизненную энергию Бертрама, он действительно казался сильнее и бодрее. Роланд, довольно быстро превратившись в Пьющего жизнь, покинул Клифуолл, сбежав в огромную долину. Только позже Виктория узнала, что в безумном, опрометчивом стремлении сохранить свою силу, он убил еще десятерых учеников, пытаясь выбраться из изолированного архива.

Теперь Пьющий жизнь мертв, но для Виктории этого было недостаточно. Вернуть Бертрама невозможно, но возродить плодородную долину и пробудить жизнь ей вполне по силам, в чем она была уверена. В отличие от заблуждавшегося неумехи Роланда, она не допустит ошибок…

К тому времени, как экспедиция, спустя два дня, вернулась на плато, Виктория знала, что ей нужно делать. Помимо Сейдж, Лорел и Одри — ее трех лучших меммеров — у нее также были Франклин, Глория, Перетта и еще десятки воспитанников, и все являлись вместилищами знаний. Даже теперь, когда она сняла пелену маскировки и предоставила богатство знаний любому страждущему, умеющему читать, Виктория настаивала на сохранении традиций меммеров. Возможно, ее послушники помнят что-то, что ей очень важно.

Вернувшись в огромную библиотеку Клифуолла, Саймон настоял на проведении пиршества, но Виктория не могла притворяться, что обрадовалась вместе с остальными. Было еще много работы, много столетий работы — и ждать предстояло слишком долго.

Многие исследователи перерыли архив, выискивая способ уничтожения Пьющего жизнь, а Виктория теперь искала заклинание плодородия, мощную магию, чтобы восстановить все, что отнял злосчастный волшебник. Если заклинание порчи могло красть жизнь, не могло ли другое заклинание вернуть все как было? Виктории требовалось найти эту разновидность магии. Разумеется, какое-то решение лежало среди всей мудрости, сохранившейся здесь со времен древних волшебников.

Она сообщила свои догадки меммерам, и те, поразмыслив, просеяли бесчисленные книги, зафиксированные в их памяти. Затем ее воспитанники поговорили с другими учениками, которые прочесали ныне забытые тома из самых пыльных полок, самых дальних хранилищ, включив эти знания в свои собственные архивы памяти.

Способ должен был существовать!

Виктория встретилась наедине со своими доверенными послушницами. Они разговаривали тихими голосами, будто ведя тайный сговор.

— Вы все фертильны, жизнь в вас так и бьет ключом. Я чувствую это. Вы должны создать жизнь. — Она улыбнулась им, ощущая внутренний жар. — Вы посещаете Бэннона Фармера?

Девушки выглядели напряженными и смущенными одновременно.

— Да, Виктория, — сказала Сейдж. — Частенько.

— Мы стараемся, — добавила Лорел.

Одри улыбнулась. — Стараемся как можно чаще.

— Но пока не забеременели. Пока еще, — сказала Сейдж.

Виктория вздохнула и покачала головой.

— Семя иногда сбивается с пути, но такое случается при обычном ходе вещей. Однако этого недостаточно. Нам придется попробовать что-то еще. Древние волшебники, вероятно, знали заклинание возвращающее жизнь, магию, способствующую росту и возрождению.

— Возрождение жизни? — Лорел была потрясена этой идеей. — Ты хочешь вернуть мертвых?

— Я хочу вернуть мир, — сказала Виктория. — Заклинание плодородия, способное устранить упадок и порчу в этом запустении. Я хочу возвратить леса и реки, луга и пашни. Я хочу наполнить рыбой ручьи и вернуть цветы, чтобы их опыляли пчелы и делали мед. Я хочу, чтобы земля снова процветала. — Женщина вздохнула и посмотрела на своих последователей. — Я отказываюсь ждать десятилетия, чтобы это произошло.

В то время, пока ученые Клифуолла, а также другие жители каньона были поглощены веселым пиршеством, празднуя гибель Пьющего жизнь, особые меммеры Виктории медитировали, просеивая жизненно важную информацию в своих прекрасно сохранившихся воспоминаниях, выискивая какой-нибудь способ ускорить процесс.

Виктория проводила каждую свободную минуту, борясь с нагромождениями слов, запертых у нее внутри. В голове стучало, словно подходящие заклинания изо всех сил пытались вырваться на свободу, но у нее не было ключа, чтобы их освободить. Пока еще не было.

Стоя снаружи под огромным навесом скалы в сгущающихся сумерках, она наблюдала, как тени заполняют персты каньонов. Вечерние огни мерцали в окнах других поселений алькова по всему каньону. Насекомые гудели негромкой довольной музыкой. Послышался шелест крыльев двух пронесшихся мимо ночных птиц. Повсюду, казалось, воцарился мир и пробуждение.

Виктория размышляла о поврежденной башне, в которой находилась библиотека пророчеств. Она вспомнила тот страшный день, когда случайное заклинание расплавило строение и утопило несчастного, но неразумного недоучку-волшебника в потоке камня. Такие инциденты, даже если происходили редко, предостерегали других учеников от посягательств на серьезные заклинания.

Теперь, стоя в скальном гроте, она с презрением смотрела на поврежденную башню. У Виктории не было почтения к неуклюжему ученику, не понимавшего силы, выпущенной им. Катастрофа эта напоминала ту, что случилась с Роландом.

Виктория никогда такого не допустит. У нее более высокие критерии.

Когда она размышляла о совершенных здесь ошибках, что-то щелкнуло в ее голове, и тут же вспомнилась часть древнего заклинания, не только дающее женщинам возможность иметь детей — возможно, пробуждающее лоно бесплодной женщины, такой как сама Виктория — но заклинание творения, ритуал плодородия, привязанный к более глубокой магии, которая могла бы увеличить урожай, расширить стада и возродить леса. Она ощутила щекотание того тусклого воспоминания, заклинания, глубоко запрятанного среди множества других знаний. Виктория пыталась обострить потаенные мысли отдаленной стороны своего разума.

Она вспомнила свою суровую мать с ее угловатыми чертами лица, напоминающими клин топора. В то время как мать заставляла свою дочь запоминать знания слово в слово, она никогда не удосуживалась убедиться, что юная Виктория постигает то, что узнает; ее мать заботило лишь то, чтобы дочь могла точно повторить каждую строчку, даже если та была на непонятном ей языке. Женщина неоднократно била Викторию ивовым прутом, оставляющим красные, кровавые рубцы. Иногда мать шлепала свою дочь по лицу и по ушам, или пускала ей из носа кровь, пытаясь заставить девочку тверже запоминать, и использовать свой дар, чтобы не допускать ошибок.

Ошибки причиняли вред. Люди часто из-за них страдали, и от безобидных в том числе. Искренне рыдая, юная Виктория обещала матери что не допустит оплошностей. И девочка наблюдала, как эта женщина толкнула ее добродушного отца с обрыва, к смерти. По словам ее матери — заслуженная судьба, так как тот допустил ошибку, потенциально опасную ошибку.

Виктория ошибиться не могла…

Теперь, коснувшись разрозненного древнего заклинания, и последовав за погребенными в ее прошлом воспоминаниями, Виктория могла видеть слова, всплывающие в сознании. Тайный язык, незнакомые формулировки, двустишия с произношением, которое, казалось, бросало вызов буквам, которыми они были написаны. Виктория вспомнила это заклинание плодородия, повторяющееся из поколения в поколение, переходящее от меммера к меммеру. Мысли были слабыми и едва различимыми, словно выцветшими от бездействия, но теперь она обладала знаниями и могла их применить.

Довольная, Виктория снова вошла в главную библиотеку крепости и поспешила в свои покои. Несмотря на то, что она выделила в памяти нужные моменты, женщина зажгла лампу и склонилась над низким письменным столом. На клочке бумаги она начала писать слова, выведенные ею на первый план своего разума, проговаривая их, и следя за тем, чтобы каждая деталь была корректной. Виктория тщательно произносила созвучия вслух, чтобы убедиться в точности каждого нюанса. После, как записала заклинание, она прочла его снова, пока не уверилась в его правильности.

Виктория теперь была готова. Она знала, что ей нужно делать и прекрасно понимала указания к действию.

Земля уже и так была обескровлена. Разве еще немного крови имело значения?

Глава 56

— Клифуолл послужил своей цели, в точности, как задумывали древние волшебники, — сказал Саймон Никки и Натану, все еще очень довольный собой. После победы над Пьющим жизнь он казался более расслабленным и сосредоточенным на своей должности, вернувшись к тому, что, по его мнению, было его настоящей работой, хотя мужчина все еще выглядел слишком молодым для должности старшего ученого-архивариуса. — Теперь, наконец, наши ученики могут продолжить каталогизацию и исследования. Еще многое предстоит узнать.

Команды посвященных исследователей вернулись к своей повседневной работе по составлению списка бесчисленных томов, переставляя их на полках по предметам, и учитывая тип знаний, содержащихся в различных дезорганизованных разделах. Очевидно, их впереди ждали еще десятилетия работы.

Саймон озирался в кружащем голову изумлении, пытаясь охватить тысячи книг, беспорядочно разложенных в обширных библиотечных залах.

— Проект кажется ошеломляющим, но по какой-то причине я чувствую себя сейчас полным энергии, более оптимистичным, чем был последние двадцать лет.

— По правде сказать, ты и должен себя так чувствовать, — сказал Натан. — Однако, просто заново открыть возможные чудеса в этой библиотеке само по себе станет приключением. Кроме того, как ты знаешь, все правила изменились с перемещением звезд. Мы еще не понимаем, насколько эта информация по-прежнему достоверна, или нужно ли все переучивать, повторно проверять, вновь открывать.

Саймон казался довольным.

— Мы готовы, каков бы ни был ответ. Если ваш лорд Рал намеревается создать новую, золотую эпоху, тогда вся эта магия может послужить человечеству.

Бэннон наслаждался вниманием, хотя один человек едва мог справиться с таким количеством угощений и танцев. Он пользовался моментом, поражаясь всему, что случилось с ним за весь прошлый месяц. Несмотря на ужасные испытания, выпавшие ему на долю, молодой человек понял, что теперь у него была жизнь, которую он всегда хотел.

Сражаясь с шелки и Пыльными людьми, даже лицом к лицу с самим Пьющим жизнь, он был уверен, что погибнет. Но затем цвета этих воспоминаний засияли ярко и оживленно — и это были истории, которые можно рассказывать до седобородой старости, предпочтительно с женой, множеством детей и кучей внуков. Сказать по правде, он уже хотел заново пережить некоторые из этих приключений.

И любовь! Здесь, в Клифуолле, юноша открыл для себя радости в лице трех прекрасных женщин, которые обожали его, и обучали телесным удовольствиям. Хотя поначалу Бэннон был смущен и неловок, но учеником все же был нетерпеливым, и теперь его ночи наполнялись теплотой кожи и чувственными ласками, шепчущим смехом и сиянием глаз. Как он мог выбрать среди них самую любимую? К счастью, Одри, Лорел и Сейдж оказались счастливы им поделиться.

В течение многих лет юноша пребывал в ловушке ночных кошмаров, а теперь он жил во сне, который никогда не мог себе даже вообразить.

После запозднившихся гуляний Бэннон брел по комплексу Клифуолла в поисках трех девушек. Они с большим энтузиазмом вознаградили его после триумфального возвращения, но теперь Виктория собрала всех своих меммеров, дав им очень важное задание, которое заняло все их внимание и усилия. Симпатичные девушки сильно опечалились тем, что не могут поухаживать за Бэнноном, занятые на других неотложных задачах. Он не видел их уже два дня.

Потеряв Одри, Лорел и Сейдж, Бэннон обыскивал помещения библиотеки, обеденный зал и мимоходом осматривал комнаты послушников. Он нашел одного из меммеров, мужчину средних лет по имени Франклин — с большими совиными глазами и квадратным подбородком.

— Виктория вывела девушек наружу, куда-то в Шрам, — объяснил Франклин. — Я думаю, она нашла ответ, как помочь долине вернуться к жизни.

Бэннон мрачно кивнул, не желая выглядеть разочарованным.

— Значит, эта работа очень важна. Пока оставлю их.

Молодой человек отправился в свои покои, надеясь, что девушки скоро вернутся.

Тистл по-прежнему довольствовалась сном на овчине, свернувшись клубком на полу в комнате Никки.

— Я беспокоилась о тебе, — сказала она. — Не хотела тебя терять. Я уже и так всех потеряла.

Никки нахмурилась.

— Я обещала, что вернусь. Ты должна была мне доверять.

Пока портнихи поправляли ее черное дорожное платье, уже в который раз, колдунья переоделась в удобную льняную ночную рубашку.

— Я тебе верила, — сказала девочка, сияя глазами. — Я знала, что вы убьете Пьющего жизнь. И теперь я готова пойти с вами и увидеть весь остальной мир. Как скоро мы отправимся?

Никки размышляла над предстоящим долгим путешествием, о неизвестным землях и о множестве возможных опасностях.

— Ты уже через многое прошла, и наше путешествие будет полным трудностей. Ты действительно хочешь отправиться с нами?

Тистл взволнованно села, притянув свои потертые коленки к груди.

— Да! Я могу охотиться, могу помогать вам в поисках тропы, и ты знаешь, что я могу сражаться.

— Когда-нибудь люди отстроят Верден-Спрингс, — сказала Никки. — Разве ты не хочешь туда вернуться? Это ведь твой дом.

— Это не мой дом. Свой дом я давно потеряла. Я не проживу так долго, чтобы снова увидеть долину зеленой и цветущей, поэтому хочу посмотреть на другие похожие места. Вы теперь мой новый дом. — Она почесала свой колтун на голове. — Когда ты покинешь это место, я вновь отправлюсь за тобой.

Пораженная ее решимостью, Никки приготовилась спать и откинулась на свое одеяло.

— Тогда я не думаю, что смогу тебя остановить.

Колдунья натянула одеяло на себя, выпустив немного магии, чтобы потушить лампу, и заснула.

Глава 57

После истощившего до самих костей прикосновения Пьющего жизнь, Никки погрузилась в глубокие, странные сны.

Хоть она и спала, но находилась где-то далеко — и она не была собой. Ее разум и ее жизнь пребывали в другом теле, перемещаясь на мощных, мягких лапах. Мускулы ее напрягались, как плетеные канаты, когда она мчалась сквозь ночь; длинный хвост извивался позади, заостренные уши торчали вверх, настороженные на малейшие звуки добычи. Щелочки зрачков ее золотисто-зеленых глаз не упускали ничего при свете звезд.

Она была Мрра. Никки была с ней связана на глубинном, внутреннем уровне. Сестры-пумы. Их кровь смешалась. Никки не искала этого странного контакта во снах, но и не боялась его. Она скиталась по ночам, — отчасти колдунья, отчасти песчаная пума. И даже более.

Лежа на жестком тюфяке в своей комнате, Никки пошевелилась, вздрогнула, а затем еще глубже погрузилась в сон.

Мрра охотилась, и Никки охотилась вместе с ней. Они бродили вместе, и в могучем кошачьем теле пела радость. Они мчались вперед исключительно ради удовольствия, а не потому, что спешили. Несмотря на то, что голод сейчас грыз ее живот, она не голодала, зная, что найдет пищу, и делала так всегда. С чутьем пумы, Мрра могла уловить запах добычи на ветру, услышать движение грызуна, заметить любое мелькание в самых глубоких тенях.

И она была свободна! Она больше не пленница укротителей — и дикая — какой и должна быть песчаная пума.

Мрра плыла сквозь ночь, исследуя окраину Шрама, больше не пахнущего тленом, закисшей и прогорклой магией, подобной той, что она ощущала в великом городе. В эту ночь Шрам был спокойным, и, хотя Мрра чуяла смерть и тишину, тут будет и добыча, когда животные осмелятся вернуться в безжизненную пустошь.

Мрра цеплялась за свою связь с Никки. На протяжении всей жизни пуму связывало заклинание с двумя ее сестрами, детенышами одного помета, неразрывно соединенными волшебником-командующим. Затем ее передали на обучение дрессировщикам.

Теперь сестры-пумы Мрра мертвы, погибли в бою, как они и должны были умереть. Убила их Никки со своими спутниками, девочкой и молодым самцом-воином, но Мрра не питала ненависти к тому, что сделали другие. В троке связанные заклинанием пумы были предназначены для битвы также, как и есть, дышать и спариваться.

Большая кошка могла не думать забегая вперед, не планировала и не представляла, что может произойти. Теперь Никки стала связанным с ней партнером. Протяжное рычание прогремело в ее груди, и Мрра надеялась, что она и Никки снова будут сражаться вместе, бок о бок. Они могли разорвать на части многих врагов, так же, как сражались с гигантскими ящерами или в битве с Пьющим жизнь.

Мрра прыгнула на выступ гладкой скалы, где сидя на задних лапах под лунным светом осмотрела ландшафт. Сузив свои золотистые глаза, подергивая хвостом, она понюхала воздух. Затрепетали усы. Охота походила на битву, и каждый день сам являлся битвой. Ее трока совершила побег из великого города, убив своих укротителей, а затем три сестры-пумы устремились в обширную пустошь, к жизни, для которой они и были рождены.

Какое-то время все трое были свободны.

Когда Никки пошевелилась, сны стали более яркими, воспоминания более отчетливыми…

Жестокие переживания, бритвенно-острые воспоминания об острой, как бритва, боли. Она была молода, жизнь наполняли веселье и радость, когда она играла со своими сестрами-детенышами. И вот волшебник-командующий схватил их, насильно удерживая, пока сам вытаскивал раскаленные до бела железки с наплавленными на них заклинаниями-символами. Мрра металась, скребла дрессировщика когтями, но злобный волшебник приставил горячее клеймо к ее шкуре, выжигая символы на коже, испепеляя рыжеватый мех. Дым прожженной плоти и волос поднялся густым облаком, вперемешку с ее кошачьим визгом.

Мучения были незабываемыми, и боль Мрра перекликалась с болью связанных с ней сестер-пум, поскольку заклинания сплели их в троку, объединив их разум, мысли и кровь.

Это было только началом. Как только молодняк связали первым раскаленным символом, волшебник-командующий клеймил заклинания в их плоть одно за другим. И поскольку пумы стали связаны, каждая из них испытывала ужасную боль, снова и снова, пока их разумы не повредились так же, как и прекрасные тела.

После того, как кошки оправились, дрессировщики взялись за их обучение, применяя суровые и болезненные уроки, которые включали кровопролитие, травлю, страх — и очень много крови. Тем не менее, когда она и ее сестры-пумы становились сильнее, Мрра научилась получать удовольствие от поставленных задач. Она стала быстрее и смертоноснее. Ее трока слыла лучшими убийцами, которых когда-либо видел великий город.

Жизнь Мрра превратилась в охоту и убийства. Она научилась атаковать и убивать людей на гладиаторской арене. Кто-то из жертв пребывал в ужасе и беспомощности: они пытались бежать, но безуспешно. Другие падали на колени, плача и содрогаясь, когда когти пумы разрывали их на части. Некоторые жертвы были человеческими воинами, внушающими страх, и тем самым обеспечивали самое лучшее развлечение, самые сложные битвы. Какие-то жертвы обладали магией, но символы, клейменные на Мрра и ее сестрах, отклоняли магические атаки.

Она вспомнила рев толпы, овации, кровожадные возгласы: с забрызганным кровью мехом Мрра поднимает голову к яркому солнцу, и свирепо глядит на трибуны, кишащие зрителями. Она сверкает своими длинными изогнутыми клыками и выпускает победный рев. Она вспомнила тепло солнца и песка, вкус горячей крови, вырывающейся из разорванного горла. Мрра вспомнила загубленные жертвы. Убийство воинов. Просто убийства.

Потому что, если она ослушается, укротители причиняли им боль.

Теперь, свободная, она бродила по необитаемой долине, отважившись вернуться к месту, где они сразились и убили злого чародея. Большая кошка увидела человеческие фигуры в лунном свете — четверо, и все самки. Они подошли к одинокому саженцу дуба, который вырос на месте битвы. Обнюхав воздух, Мрра признала в них людей из города внутри скалы: старая женщина и трое молодых.

Добычей они не были, и поэтому интереса для нее не представляли.

Мрра побежала в ночь, охотясь. Она уловила запах тощей антилопы, что осмелилась покинуть предгорья. Пума вприпрыжку побежала в ту сторону, набирая скорость. Антилопа, почти неразличимая на фоне пыльного бурого пейзажа, все же оказалась замечена острыми глазами Мрра. Взрывом скорости и с огнем в мускулах охотница рванула вперед.

Антилопа в панике пыталась убежать, стуча копытами по сыпучим скалам, Мрра ее догнала и опрокинула в пыль. В мгновение ока клыки пумы разорвали горло добычи и вспороли кишки, пока копыта и голова продолжали содрогаться в конвульсиях.

Теплая кровь была восхитительной и великолепной! Пума начала есть с довольным, урчащим мурлыканием…

В постели, где-то далеко, Никки издала во сне протяжный, довольный вздох.

Глава 58

В огромной высохшей долине этой ночью стояла напряженная, хрупкая тишина. Смерть задержалась здесь, когда должно быть изобилие жизни. Викторию оскорбляло даже просто находиться в этом месте, где должна произрастать пышная растительность, высокие травы, густые леса, и поля с тугими колосьями.

Все это дело рук Роланда — он выкрал жизнь, и сделал землю бесплодной. Несмотря на то, что Никки его остановила, ситуация полностью не разрешилась, а Виктория не соглашалась на полумеры. Остальные в Клифуолле могли друг друга поздравлять, но работы предстояло еще слишком много. Она не успокоится, пока ее не выполнит, но, чтобы принять необходимые меры, доверять никому было нельзя.

В сопровождении трех верных помощниц глава меммеров, едва стемнело, покинула Клифуолл, и вместе они поспешно пробрались через запустение к логову Пьющего жизнь. Лорел, Одри и Сейдж стремились помочь, и их сияющие глаза наполняла надежда. Путешествие отняло у женщин почти два дня, но Виктория все же не полностью раскрыла своих замыслов, хотя девушки были ее помощницами и также подчинялись интересам всего мира.

— Работа, что нас здесь ожидает — не для личной выгоды, — сказала им Виктория. — Это будет триумфом для всех живущих: и мужчин, и женщин, и детей.

Наконец, с наступлением ночи второго дня они достигли безмолвной, нагоняющей страх местности, окруженной упавшими обсидиановыми глыбами, загроможденной расколотыми остовами гигантских скорпионов и костлявыми оболочками Пыльных людей. Это место было пугающим, но также оно являлось и священным.

Виктория привела их к одинокому саженцу дуба: хилому и неокрепшему деревцу, выросшему из последнего желудя Старейшего Древа.

— Он выглядит таким маленьким и слабым, — сказала Сейдж.

— Но он обладает могуществом Древа, — отметила Лорел.

— Он обладает могуществом мира, — поправила Виктория. — Но его особая магия выгорела в битве, и теперь это просто обычное деревце. Тем не менее, это крошечная искорка, символ, а мы обладаем силой — вы трое, и я — чтобы раздуть это маленькое пламя в костер жизни. Вы согласны мне помочь? — Она по очереди оглядела своих помощниц. — Вы готовы призвать необходимую магию?

Девушки, не задумываясь, кивнули. Виктория никогда в них не сомневалась.

Стоя под лунным светом возле тонкого серого саженца, Виктория ослабила завязки своего платья, затем раскрыла воротник, чтобы снять одежду. Скинув свое монотонное платье, она отбросила его в сторону. Одеяние упало на одну из зазубренных обсидиановых глыб, и женщина встала обнаженная в лунном свете, вдыхая пыльный ветерок и ощущая прохладу тьмы.

Она повернулась к своим помощницам.

— Вы, трое, должны раздеться. Вы — жизнь. Вы чисты и способны к деторождению, и должны предстать так, как родились, — для этого священного процесса сотворения.

Девушки сделали то, что просила их наставница: сняли белые шерстяные сорочки, представ обнаженными, величественными и безупречными. Кожа цвета сливок на их полных грудях и округлых бедрах сияла при звездном свете. Они позволили своим волосам упасть, беспрепятственно и свободно.

Локоны Одри цвета воронова крыла потоком упали ей на спину, подобные самой глубокой ночи, в сочетании с темной порослью волос между ее ног. Клубнично-белокурые волосы Лорел сияли золотом, горящим в медленном огне. Темные соски Сейдж стояли торчком от холода; ее идеальные, округлые груди покрывал румянец от жажды сотворения новой жизни.

Сила их красоты отняла у Виктории все слова. Эти девушки были чистейшим олицетворением женской энергии, самой жизни.

Когда-то давно Виктория сама была очень красива. Мужчины вожделели ее, но досталась она лишь одному — Бертраму. С протяжным вздохом женщина вспомнила тот первый раз, когда он привел ее в сад безлунной ночью, когда ручей в каньоне играл свою струящуюся музыку, не в силах заглушить ее вздохов удовольствия. Бертрам поцеловал ее украдкой, и выкрал ее девственность, и они лежали, обнявшись, в мягких опавших листьях, изучая друг друга. И было это прекрасно.

После той ночи Виктория никогда не представляла себя с другим мужчиной. Она обнаружила, спустя месяц, что беременна. Сюрпризом это не стало, поскольку она и Бертрам наслаждались друг другом уже много раз. Влюбленные произнесли друг другу слова древнего брачного обряда, повторив вслух то, что меммеры держали в своей памяти. Но всего через два месяца после их женитьбы Виктория потеряла ребенка, после нескольких часов мучительных схваток произведя на свет маленький плод, размером с ее палец. Он даже не походил на человека. И было так много крови.

Бертрам поддерживал жену в ее несчастье, обещая, что у них будет еще много детей. Но этого так и не случилось. Виктория была подавлена, обнаружив свою бесплодность. Это стало для женщины величайшим из постигших ее когда-либо разочарований. Она больше не могла родить ни сына, ни дочь, как бы к этому ни стремилась, независимо от того, как часто они с Бертрамом делали попытки.

Виктория очень любила своего мужа, но в конечном итоге их физические удовольствия стали не более чем обязанностями, и при этом безнадежными. Поэтому Виктория заменила мать своим помощникам, и особенно этим трем замечательным, прекрасным девушкам. Виктория утверждала, что теперь она являлась настоящей матерью для гораздо большего числа детей, каких могла когда-либо иметь, но все же не могла убедить этим даже себя.

Однако, призвав древнее, могущественное заклинание этой ночью, она станет матерью для всего мира. Даже с той ценой, что необходимо заплатить, могла ли Виктория слишком долго размышлять?

— Мужская магия — это магия завоеваний, смерти, охоты и убийства, — произнесла она. Голос ее звучал очень громко в этом тихом и укромном месте. — Женская магия — это магия жизни, и наша магия сильнее. — Она улыбнулась всем троим.

Одри, Лорел и Сейдж, стоя голыми, покрылись румянцем, и тяжело дышали в ожидании. Девушки медленно двигались, покачивая бедрами и переступая с ноги на ногу. Виктория могла видеть, что они возбуждены. Возможно, усиленные магией, их пот, запах и душевное тепло наполняли воздух. Одри потянулась вниз, чтобы прикоснуться к себе, и издала слабый вздох. В искушении, Лорел и Сейдж повторили за ней. Сама ночь была заряжена возможностями. Жизнью. Даже дубовый саженец, казалось, затрепетал.

Сердце Виктории защемило, и женщина отогнала свой растущий страх, отказываясь медлить с работой над ее жизненно важным делом.

Когда трое девушек были готовы, они прикрыли глаза, и из глубин горла раздался легкий стон удовольствия. Виктория порылась в стеганой ткани своего платья и извлекла флакон, принесенный ею с собой: бутылочка с настоем, наполненная синей жидкостью.

— Вы должны каждая испить отсюда. Одного глотка будет вполне достаточно.

Одри потянулась к нему влажными пальцами, сняв колпачок.

— Что это?

— Жизненно важная часть заклинания. Выпей.

Одри сделала осторожный глоток, затем бутылочку передала Лорел, та посмотрела на нее.

— Если ты уверена, Виктория…

— Уверена. Я долго и упорно все обдумывала. Мы должны вернуть жизнь этой земле, и именно так мы сможем это сделать.

Лорел выпила без лишних вопросов; затем последние остатки темной жидкости осушила Сейдж.

С тяжелым сердцем Виктория наблюдала, как трое ее помощниц закачались, а затем безвольно рухнули на землю. Они были такими доверчивыми…

Действуя быстро, женщина подтащила обнаженные фигуры и прислонила их всех вместе к саженцу Старейшего Древа. Теперь она могла позволить себе прослезиться, пока девушки были без сознания. Она достала крепкие кожаные ленты, припрятанные в складках ее платья, и связала запястья и ступни своих помощниц.

Голые девушки тяжело дышали в глубоком наркотическом сне, но вскоре они должны уже проснуться. Виктории предстояло совершить приготовления.

Она разметила сложные формы заклинаний на земле, вспоминая слова из древней книги, и из того, что для полной уверенности набросала на клочке бумаги, начертав углы и изгибы символов на давно забытом языке, так, чтобы узор окружал ее помощниц. Теперь они — ее семена, и станут началом новой жизни, силу которой невозможно измерить.

Но за это, как обычно, была своя цена. Жизни нужна была жизнь. Кровь требовала крови.

Виктория вздрогнула, когда закончила рисунок, неоднократно повторяя про себя, что польза важнее цены. Заклинание плодородия не оставляло сомнений: эти три капли жизни выпустят животворящий ливень. Они возродят зеленую долину и исцелят раны мира.

Но ее бедные Одри, Лорел и Сейдж…

Виктория прервалась, чтобы сделать долгий, дрожащий вдох, а затем позволила себе зарыдать. По щекам текли слезы. Но нужно было продолжать.

Спустя несколько минут Виктория увидела, что девушки проснулись, — раньше, чем ожидалось. Глаза их были все еще хмельными и озадаченными, но заклинание требовало, чтобы жертвы находились в сознании, чтобы все было добровольно. Свое согласие Виктории они уже дали.

— Что ты делаешь? — спросила Лорел. — Что происходит?

— Вы спасете всех нас. — С льющимися по лицу слезами, женщина взяла нож из своего стеганого платья и опустилась на колени возле первой девушки.

Глаза Сейдж широко раскрылись, она изворачивалась в страхе, когда Виктория поднесла острие к ее горлу, пролив целую реку крови с шеи на безупречную грудь. Сердце Сейдж билось, извергая жизненную силу на болезненную, бесплодную землю.

— Прости, — сказала Виктория, переходя к Одри. Собрав в руку длинные темные волосы девушки, она потянула голову Одри и перерезала ей горло.

Лорел смотрела на нее с вызовом, сжав челюсти. Девушка мгновение боролась с кожаными путами, но плечи опустились, когда почувствовала своих смертельно обмякших спутниц, булькающих кровью на землю.

— Скажи мне, что это необходимо. — Голос Лорел дрожал.

— Другого выхода нет, — ответила Виктория.

Затем Лорел подняла подбородок, а Виктория провела ножом в третий раз — и последний.

Когда девушки умерли, — долгой и мокрой смертью, — Виктория завопила от горя. Они были как ей как дочери, ее самые лучшие последователи — и она сама убила их. Но она сделала это, чтобы вернуть жизнь.

Теперь Виктория работала над заклинанием. Магия возрождения стала разливаться потоком плодородия. Сильным потоком, способным возвратить леса, луга, травянистые равнины и пахотные земли.

Из трех жертв крови вылилось обильно. Виктория проговорила заклинание, которое она так старательно запоминала. Кровь текла, словно ручейки расплавленного свечного воска, в расчерченные ею формы заклинаний. Жидкость светилась темно-красным, будто лава… а затем кровь изменилась, потемнела, посвежела. Она стала яркой и зеленой, просочившись в безжизненную почву, которая стала пробуждаться.

В бурой пыли пробились крохотные побеги, полезли стебли трав, сорняки с широкими листьями, спутанные зеленые ветви, кустарник и цветы.

Виктория отступила и удивленно ахнула. Побеги Старейшего Древа тянулись во все стороны, и, едва поднявшись выше, сразу распускали ветки. Папоротники разворачивали свои листья, похожие на длинные пастушьи плети, и раскидывали ветки-вееры. Разноцветные грибы лезли из-под земли, вспучивались и лопались, извергая споры, и это приводило к бурному росту нового поколения грибов. Земля клокотала, потрескивала, и пробуждалась.

Повсюду засновали насекомые, ночь наполнилась гудением летающих существ — мотыльков с яркими пушистыми крылышками, жуков с переливающимися панцирями.

Виктория сделала шаг назад, прислушиваясь к внезапно нахлынувшей жизни. Глубоко вдохнув, она почуяла влагу, пыльцу и аромат цветов, смолистый, свежий запах деревьев и мягкое благоухание зеленых листьев. Из земли, подобно змеям, стали продираться лозы, последовав за ручейками пролитой крови. Протягивались и метались корни, соединяя вместе треснутую землю, поднимая древесные стебли с пучками листьев. Усики растений обвили окровавленные тела жертв, поглощая трех девушек как свои трофеи-удобрения.

Виктория с удивлением озиралась по сторонам. Такого расцвета жизни она прежде не ощущала, и создала его она сама! Она побудила это перерождение. Ее заклинание возрождения оказалось достаточно могущественным, чтобы подавить урон, нанесенный Пьющим жизнь.

Молодой лес, казалось, взрывался безумством жизни, отчаянно желая отвоевать утраченную территорию. Виктория отступала, гордясь проделанной работой. Ученые из Клифуолла заметят это перерождение, и еще узнают, что за это несет ответственность Виктория. Она стояла обнаженная и довольная, удовлетворенная своими достижениями. Женщина закрыла глаза и с благодарностью вздохнула.

Что-то схватило ее за лодыжку. Глаза ее распахнулись, и она увидела извивающуюся, ползущую вверх лозу — та коснулась ее голени. Со скоростью разящей гадюки лоза обернула ей колено, крепко сжав.

Женщина кричала и попыталась отстраниться, но лоза оказалась упрямее железной пружины. Она дернула в ответ, подтягивая Викторию к себе. Папоротники, развернувшись, склонились над ней, и стали подвигаться ближе. Ветки потянулись в ее сторону, и она изо всех сил пыталась от них отбиться. Вьющаяся веточка схватила ее за запястье. Из земли прорвались лозы, и, словно рой мечущихся щупалец, схватили женщину за ноги. Извиваясь, они окружили и стянули ее талию.

Виктория вопила и пыталась вырваться. Корни крепко уцепились за ступни, приковав свою жертву к земле.

— Нет! Я не…

Когда она кричала, зеленая ветвь вошла ей в рот и пробилась в горло. Виктория подавилась и закашляла. Свежие зеленые листья папоротника обернули ей глаза, лишив тем самым зрения. Задыхаясь, она мотала головой из стороны в сторону.

Усики растений заползали в ноздри, прорастали в голову, и, словно исследуя, впивались в уши. Теперь она не могла ни кричать, ни видеть, ни дышать. Виктория брыкалась, а лозы сжимались все сильнее.

Затем, силой рук могучего мускулистого воина, лозы раздвинули ей ноги. Она корчилась, дергая бедрами в отчаянной попытке вырваться, а после почувствовала еще одну лозу, тянувшуюся по ее ногам: та скользнула по бедрам, затем, словно в нерешительности, погрузилась между ее ног и устремилась дальше. Там лоза разбухла, заполняя все внутри.

Агония по всему телу Виктории длилась очень долго, прежде чем усики, наконец, пронзили ее мозг, и душу женщины поглотила зеленая тьма.

Глава 59

Когда в Клифуолле вовсю кипела утренняя суматоха, Никки проснулась с привкусом крови во рту, восхитительный медный аромат которой отдавал теплом, но вскоре исчез вместе с воспоминаниями о сне. Она моргнула и села.

Тистл сидела рядом, пожимая плечами.

— Я беспокоилась за тебя. Ты так крепко спала.

Никки протерла глаза. Ее тело казалось каким-то странным.

— Я уже проснулась.

— Ты рычала и дергалась во сне. У тебя, похоже, был кошмар.

Проблески звериной памяти возникали подобно дразнящему в тумане эху.

— Да, какой-то кошмар. — Колдунья нахмурилась, пытаясь вспомнить. — Но не весь сон был кошмаром.

То сновидение, в котором она охотилась с Мрра, и в котором была ее частью, на самом деле доставило Никки огромное удовольствие. Во сне она была сильной и неудержимой, ее инстинкты ликовали, каждый мускул оживал, пока она неслась вперед, ощущая себя самой свободной в этом мире. Ее человеческие губы изогнулись в улыбке.

Тистл опустилась на колени перед койкой Никки, взгляд девочки был серьезным и обеспокоенным.

— Я думала, что ты умираешь, и пыталась тебя разбудить. Твои глаза оставались открытыми, но они были белыми, как будто тебя тут не было… словно ты находилась где-то в другом месте.

— Я была где-то в другом месте, — пояснила Никки. — Отправилась в путешествие с песчаной пумой, и мы охотились. — Она понизила голос, произнеся с тихим удивлением: — Я не помнила, что мое тело находится здесь.

Никки подошла к низкому столу и плеснула в лицо водой из тазика, вспоминая свое пребывание в разуме большой кошки, как если она была сноходцем, подобно Джеганю, но звериным. Но пока она находилась во сне с Мрра, ее тело оставалось здесь, в глубоком трансе, — совершенно беспомощным, — и это ее обеспокоило. Никки не нравилось быть уязвимой. Ей больше нельзя допускать подобного вновь, разве только в защищенном месте, за которым кто-нибудь приглядывает и охраняет.

Колдунья поправила мягкую сорочку и причесала свои светлые волосы.

— Если Натан отыщет свои карты, мы начнем приготовления, чтобы уйти сегодня же, — сказала она, надеясь отвлечь сироту. — В Клифуолле мы сделали все, что могли.

Девочка кивнула.

— Со смертью Пьющего жизнь долина безопасна. Когда-нибудь я вернусь сюда. — Она вспыхнула яркой и оптимистичной улыбкой. — Народ Клифуолла сложит об этом легенды, не так ли?

— У меня нет желания становиться легендой, — сказала Никки.

Им понадобятся рюкзаки с припасами, свежая дорожная одежда и починенные сапоги. Никки все еще тревожило, что девочка будет сопровождать их в неизвестных опасностях, но Тистл определенно была изворотливой, прыткой, умной и независимой. Преданность и самоотверженность делали ее достойным спутником, а хорошие спутники могут оказаться ценными во время путешествия.

Никки думала об огромной, неисследованной части Древнего мира, где возникли новые города и культуры… возможно, с угнетенными людьми, порабощенными странами, — или безжалостными правителями, которых нужно было привести в соответствие с веяниями золотой эпохи лорда Рала. С муками и содроганием она видела яркие образы из сознания Мрра: жгучая, раскаленная боль, с которой укротители клеймили символы заклинаний на ее шкуре, великий город, огромная бойцовая арена, волшебник-командующий, кровопролитие…

Великий город… Ильдакар! Это слово само явилось к ней, хотя у Никки оставались сомнения. Это было название, которое слышала, но не понимала Мрра? Песчаная пума не осознавала речи дрессировщиков, только боль, которую те ей причиняли. Ильдакар…

Никки и Тистл отправились вместе в обеденный зал, где подавали завтрак и собирались ученики, готовые погрузиться в очередной день своих поисков. Саймон консультировался с двумя исследователями, сравнивая заметки в старом томе с выцветшими буквами. Натан и Бэннон, беседуя, уже занимались утренней трапезой.

Увидев Никки, волшебник жестом позвал ее к себе.

— У нас есть то, что нам нужно, колдунья. Мия нашла древние карты, показывающие, каким был ландшафт три тысячи лет назад, когда документацию скрывала пелена маскировки.

— Этих дорог, должно быть, уже нет, — сказала Никки. — Армии сметали все на своем пути, королевства расцветали и приходили в упадок. Города становились заброшенными, затем отстраивались новые.

Натан пожал плечами.

— Так и есть. Но города — это города: обычно их строили на перекрестках дорог и водных путях, вблизи действующих рудников или плодородных земель. Если там тысячи лет назад и нашлась причина для основания города, то она, скорее всего, по-прежнему имеет силу. — Он потянулся, чтобы взъерошить и так растрепанные волосы Тистл; девочка усмехнулась, и в ответ потрепала белые волосы волшебника, отчего старик даже вздрогнул. Он рассмеялся и сказал всей группе: — Если города, как и страны, окажутся уже не теми, то все равно их стоит изучить. Кроме того, мне нужно вернуть свою магию.

— Нам всем нужно, чтобы к тебе вернулась магия, — сказала Никки. — Мы отправимся так скоро, насколько это возможно. Пьющий жизнь мертв. Я спасла мир, поэтому выполнила предсказание ведьмы. Теперь мы идем в Кол Адэр.

Натан едва сдерживал свое нетерпение.

— Верно-верно, моя дорогая колдунья, но что заставляет тебя полагать, что спасти мир от тебя требуется лишь единожды?

Недоуменно нахмурившись, Бэннон поглощал овсяную кашу.

— Прежде, чем мы уйдем, я хочу попрощаться с Одри, Лорел и Сейдж, — сказал юноша. — Мы стали очень хорошими друзьями.

В лазурных глазах волшебника промелькнул веселый огонек.

— Да, и на самом деле, я подозреваю, — очень хорошими друзьями.

Бэннон покраснел.

— Но я не могу их отыскать. Они вместе с Викторией куда-то запропастились.

Никки смутно помнила, как видела во сне группу женщин глазами Мрра во время ночной охоты, но с тех пор она сама их не встречала.

— Если ты найдешь их вовремя, — сказала колдунья, — можешь с ними попрощаться. Но мы уходим. — Она чувствовала себя обеспокоенно, была полна стремления отыскать Кол Адэр для Натана, но также и продолжить миссию во имя лорда Рала, посетив другие королевства, провинции, города и поселки, которые должны узнать, что они теперь являются частью расширяющейся империи Д'Хара.

В обеденный зал вбежала робкая девушка, ее короткие каштановые волосы поистрепались, будто она пробежала большое расстояние. На лбу ее блестела испарина. Молодая ученица, Мия, часто помогала Натану в его поисках нужных томов для противодействия Пьющему жизнь. В этот раз она подбежала к ученому-архивариусу.

— Мастер Саймон, что-то случилось в Шраме! Я даже не могу это объяснить. Вам стоит пойти и посмотреть. — Она оглядела комнату и заметила Натана. — Натан, вы должны это увидеть. Это чудо!

Саймон провел руками по своим спутанным каштановым волосам.

— Что там такое?

В ответ Мия, тараторя, повела их всех в тоннели через сердце плато.

— Кто бы мог ожидать такого? Подождите, сейчас сами глянете в окно алькова. Это поразительно.

Толпа продолжала нарастать, когда все двигались по коридорам, следуя за Мией.

— Где Виктория? — спросил Саймон. — Если это так важно, меммерам тоже стоит посмотреть.

Казалось, он очень старался их разглядеть, но никто не мог вспомнить, где видели наставницу или ее трех послушниц в последний раз. Наконец, все достигли проема в стене, смотрящего на огромную долину. Отсюда люди обычно лицезрели масштабы разрастающегося запустения Пьющего жизнь, но теперь их взгляды впились в нечто весьма странное.

Никки вышла вперед, сосредоточившись на внезапных, кардинальных изменениях, произошедших за последнюю ночь.

В центре огромной, мертвой долины, где обитал злой волшебник, коричневая пыль вместе с песчаными бурями и вихрями исчезли, сменившись зеленой дымкой поверх новых зарослей — бурно разрастающихся джунглей, возникших в Шраме. Растительность затмила тот одинокий и дерзкий дубовый саженец Старейшего Древа, который они там оставили. Все это походило на шторм из зеленой поросли, которая явно продвигалась дальше.

Глава 60

Когда магия проникла в нее, встряхнула и воскресила, Виктория обнаружила, что она больше, чем просто жива. Она вспыхнула жизнью, вскипела энергией, хлынувшей по ее венам горным потоком во время таяния снега. Ее мускулы шевелились от множества существ, кишащих в них. Каждая капля крови, каждый кусочек кожи, кости, каждый волосок на голове — жили своей жизнью. Ей казалось, что тысячи роящихся пчел или термитов подпитывают ее энергией, а бесчисленные пучки растений связывают все тело вместе.

Виктория восхищенно задышала. Когда она вдохнула, по густому лесу рябью пронесся сильный ветер, взметнулись и зашумели листья, закачались густые ветки, склонившись в почтении… к ней. Она открыла глаза, и в них хлынул свет вместе со всей зеленью леса и с силой земли.

Пролив кровь своих самоотверженных помощниц, Виктория задействовала это древнее заклинание и высвободила магию, достаточно могущественную, чтобы противодействовать тому смертельному упадку, который вызвал Пьющий жизнь. Эгоистичный идиот своим разрушительным воздействием нанес миру невообразимые потери, и теперь Виктория взяла на себя заботу по возмещению причиненного им вреда. Сил для этого у нее было предостаточно. Роланд пребывал в растерянности и несостоятельности из-за его неправильного понимания могущественных заклинаний, над которыми он не потрудился даже поразмыслить.

Виктория все могла исправить — она считала это своим долгом.

Ее драгоценные Одри, Сейдж и Лорел ради этого дела отдали свои жизни, и Виктория осознавала, что сама она отдала гораздо больше. Когда лес пробудился и схватил ее, слившись с ее телом, она не понимала его умыслов. Она отбивалась и кричала, была в ужасе, полагая, что, бурный расцвет жизни вознамерился ее убить. Но нет, все было совсем не так.

Заклинание пробудило лавину буйной, неудержимой жизни, восполняя все отнятое Пьющим жизнь, а Виктория послужила для магии проводником. Даже когда лозы обвили ее тело, погрузились в рот, в нос и уши… после того, как вьющиеся растения ее атаковали и удерживали, всплеск той магии лишь пытался сделать из Виктории нечто большее, сотворить из нее женщину, наполненную жизненной энергией, способной привести к пробуждению всего мира. И она позволила влиться этому внезапному потоку жизни, прорвавшей плотину злобных чар Роланда.

Когда Виктория стояла в сердце первозданных джунглей, вытянув руки, она увидела свою кожу, пестревшую зеленью бесчисленных листьев. Руки ее стали больше и мощнее; пальцы превратились в маленькие ветви. Мускулы извивались и переплетались, они окрепли, как побиваемое ветром дерево. Поднявшись, женщина ощутила скрип в своих конечностях, точно она была секвойей, возвышающейся над лесом. Ее зрение разделилось на фрагменты и вызывало головокружение, как если она смотрела множеством глаз. Она слышала громкое гудение пчел, видела пестрых птиц, порхающих в суматохе вместе со стайкой ярких бабочек, а новые соцветия раскрывались, как по мановению руки фокусника на свадебной пирушке.

Виктория являлась воплощением всей этой жизненной энергии, но оставалась по-прежнему собой. С тем заклинанием, вместе с принесенными жертвами и ценой, что она заплатила, Виктория вместила в себя совокупность плодородия — зеленую, трепещущую, женственную. Посредством собственного тела и своей души она повсюду порождала жизнь, чувствовала, как растут деревья. Границы возрожденной зеленой территории беспрестанно расширялись, подобно отважной армии, чье предназначение — завоевать Шрам и продвигаться дальше.

И это только начало ее работы. Зачем ограничиваться и останавливаться, когда можно сделать больше, чем просто возродить тот мир, каким он был? После шествия полководцев и их армий, после тысяч лет кровавой истории, человечество нанесло природе колоссальный вред.

Выпущенное ею заклинание было чрезвычайно мощным, а магия эта оказалась такой же дикой и непредсказуемой, как и сама жизнь; но предстояла огромная задача, и Виктории требовались помощники. Она точно знала, где их искать.

Ее послушницы все, что могли, уже отдали. Они поверили в ее мечту и не стали сомневаться в указаниях. Эти девушки остались абсолютно верными, даже когда Саймон унизил ее меммеров, когда пытался заставить ее саму почувствовать себя неподходящей для работы Клифуолле. За это Виктория их вознаградит: своим могущественным даром возрождения, она имела силы свершить многое.

В кишащую, бьющую ключом армию жизни, возникшую из запустения, Виктория простерла свой разум и свою магию, обыскивая густой подлесок, бурьян, кустарники и взрыхляющие почву лозы. Она отыскала затерянные зерна и вызвала их пробуждение.

Тела Одри, Лорел и Сейдж послужили матрицами для перерождения. Кровь девушек разлилась по бороздкам, которые Виктория расчертила на бесплодной земле, и по ним теперь расползались толстые корни и лозы, наращивая и укрепляя форму заклинания. Но тела ее помощниц послужили не просто удобрением — они стали катализаторами.

Виктория обнаружила останки девушек и взялась их перестраивать, собирая кости, восстанавливая мышцы, используя мягкую растительную ткань, чтобы воссоздать плоть своих помощниц, намереваясь, однако, не просто вернуть им прежний облик. Виктория превратила Одри, Сейдж и Лорел в стражей леса, наделив их силой сражаться с нарушителями, кто неизбежно попытается прервать ее чудесную работу.

Она воссоздала тела трех девушек в виде созданий из живого леса. Затем Виктория склонилась к ним поближе, и вдохнула в их полуоткрытые губы неудержимый трепет силы жизни.

Тела очнулись и пришли в движение. Их глаза открылись и сверкнули зеленью зрачков, будто слепленных из панцирей жучков-древоточцев. Девушки тяжело дышали. Они раскрыли свои новые губы, пошевелили розовыми язычками, обнажая острые белые зубы. Их пышные волосы переплетались, словно мох. Девушки расправили руки, сгибая мускулы, красуясь изумительно красивыми формами, — идеальными воплощениями женственности, магии жизни, энергии страсти и созидания.

Очнувшись и обретя сознание, помощницы с удивлением взглянули на Викторию, восторгаясь тем, кем стала их наставница. Виктория не могла видеть собственное тело, но ощущала его силу, его зловещую красоту и потенциал своих возможностей.

— Виктория, — произнесла та, что была Сейдж; теперь она стала компонентом одного из трех частей, воплощавших неудержимость заклинания.

— Матерь, — поддержали Лорел и Одри.

Да, подумала Виктория, теперь я мать. Матерь всего сущего.

— Нам предстоит огромная работа. Для этого у нас есть и сила, и магия, и воля. Первоначально я намеревалась просто возродить эту долину, вернуть ее плодородие, сделать первозданной, какой она была когда-то. Теперь я осознала ограниченность своих амбиций. Мне был дан дар, и теперь я несу огромную ответственность. И вы, благодаря мне, наделены теми же обязанностями.

Виктория окинула своих помощниц взглядом.

— Благодаря желудю Старейшего Древа, у нас есть искра магии. Настало время воссоздать тот изначальный, первобытный лес — сначала в Шраме, затем распространять его все дальше, чтобы весь мир снова стал совершенным, таким, каким Создатель впервые явил его в своих замыслах.

Темно-зеленые губы Виктории изогнулись в улыбке. Три ее прекрасные помощницы кивнули.

— Цветущий и нетронутый мир, — добавила она. — И без человечества, чтобы осквернять его.

Глава 61

Увидев расползающуюся из сердца Шрама растительность, Саймон, в любопытстве и благоговейном страхе повел из Клифуолла очередную экспедицию, спеша посмотреть, что там произошло. Люди были сдержанными, и настроены оптимистично. Жизнь возвращалась в великую долину.

Саймон приложил немало усилий в поисках Виктории, желая пригласить ее присоединиться к ним, но никто не мог ее найти, и он тяжело вздохнул.

— Мы не можем ждать. Давайте же взглянем на это чудо.

Когда группа спустилась со стены плато и направилась через бесплодный ландшафт, один беглый взгляд на зелень вдалеке, заставил Тистл от волнения тараторить без умолку. Она держалась ближе к Никки.

— Возможно, это и не займет так много времени! Очень может быть, что долина снова зазеленеет, как я и мечтала, и в моей жизни появится возможность увидеть ее такой.

— Колдунья предоставила тебе такую возможность. — Натан откинул свои прямые белые волосы и зашагал рядом с Бэнноном, который держал руку у навершия меча, делая вид, что готов к опасностям.

Никки бегло взглянула на Натана.

— Я помогла убить злого чародея, но не приписывай это внезапное возрождение мне. Это не моих рук дело.

— Возможно, у Старейшего Древа все еще оставалось немного энергии, — предположил Натан, — до которой Пьющий жизнь не успел добраться. Вероятно, это и спровоцировало пробуждение.

Никки оценивала взглядом зеленую дымку леса, которая уже полезла в запустение. Даже с такого расстояния она слышала звуки жизни — это шевелились растения и ветки. — Растет, как на дрожжах… — Она нахмурилась, глядя на разросшуюся зелень впереди. — Я беспокоюсь, когда не понимаю, что творится.

Натан вскинул бровь.

— Ты придираешься к изобилию жизни, колдунья? После столь значительного опустошения это ведь хорошо, не так ли?

Никки прищурилась. — Вот это?

Раньше, чем ожидалось, группа достигла края пышных зарослей, как если зелень значительно ускорила свой рост, чтобы встретить их. Воздух был влажным и густым от запаха трав, листьев, пыльцы и тошнотворно-сладкого аромата раскрывающихся соцветий.

Тистл глазела во все глаза.

— Я никогда не видела ничего подобного.

Саймон протянул руки, будто приветствуя чрезмерно настойчивые джунгли. — Это чудесно! — Огромные папоротники разворачивали свои ветки, и деревья, поскрипывая, успевали вытянуться на невероятную высоту за слишком короткий промежуток времени — оно будто ускорилось, позволяя лесу нагнать все, что он утратил из-за Пьющего жизнь.

Тугие ветки распускали бесчисленные листья, из них с шелестом вылезали новые отростки. Во все стороны расползались лозы, напоминая подергивающиеся щупальца. В ушах Никки этот переполох безудержного плодородия звучал зловеще и тревожно… и даже опасно.

Стволы деревьев росли вширь безумным темпом, они стонали в муках от слишком ускоренной жизни. Колышущиеся ветки звучали взмахами клинков. Растения разбрасывали по всей округе туман пыльцы. Кустарники и цветы плевались семенами, грибы расшвыривали свои споры во всех возможных направлениях. С шепотом и шипением всходили травы.

Группа людей из Клифуолла стояла, дивясь неожиданному зрелищу. За это время всходило все больше новой поросли, травы и бурьян расползались по всей округе, отвоевывая территорию у выжженного запустения. Эти первобытные джунгли приобрели немыслимую скорость произрастания.

— Милостивая Мать моря! — Бэннон поначалу удивленно улыбался, но выражение изумления на его лице сменилось беспокойством. — Не слишком ли быстро, вам не кажется?

В воздухе гудели и жужжали пчелы с жуками. Волнами поднимались темные тучи комаров.

Саймон крикнул в сторону леса, как будто взывая к кому-то в нем присутствующему:

— Спасибо! Мы благодарны за возвращение жизни!

Между деревьями и ветвями возникло движение, в зеленых наклонных тенях промелькнули большие очертания человеческих фигур — обнаженные, стройные женщины, чья пестрая кожа обеспечивала превосходную маскировку среди листьев. Ветки и лозы расступились, чтобы показать трех девушек, вставших неподалеку от собравшихся учеников.

Девушки были такими же цветущими, как и сам лес, их груди и бедра наполняла жизненная сила, волосы являли собой переплетение листьев и мха. Они выглядели чуждыми, их измененные тела больше походили на деревья, чем на людей, хотя некоторые черты все еще оставались различимы и узнаваемы.

Бэннон ахнул. Губы юноши изогнулись в непонятной улыбке.

— Лорел? Одри? Сейдж?

Когда эти три фигуры подвинулись ближе, за ними следом поползла и лесная подстилка. Глаза созданий сверкали радужным зеленым светом. Помощницы Виктории трепетали силой плодородия, сущностью леса и самой жизни. Они источали витающую в воздухе непреодолимую тягу манящего запаха, как животные в период течки. Даже Натана, казалось, взволновало их присутствие, вместе с Саймоном и остальными мужчинами в группе. Воздух насквозь пропитался половым влечением.

Бэннон тяжело дышал, кожу покрыла испарина, он покраснел от страстного желания. Взгляд на лице юноши выдавал тоску от разлуки. — Вы ушли, — сказал он. — Я не знал, куда. Я искал вас.

— Мы ждали тебя, Бэннон, — сказала Лорел, хихикая. Две другие девушки поддержали ее.

— Мы хотели видеть тебя здесь.

— С нами.

Саймон оказался более настойчив. Его рот вытянулся, потакая мужской потребности, глаза сияли глянцем. Он выскочил впереди группы, преграждая путь остальным.

— Столько жизни, столько надежд, — сказал он. — Мы хотим вас. Я хочу вас!

— Да, подойти поближе, — поманила Сейдж, пристально глядя на него. — Мы тоже тебя хотим. Мы хотим вас всех.

Бэннон попытался присоединиться к Саймону, но ученый-архивариус оттолкнул соперника в сторону, раскинув руки. Он даже не представлял, что делает.

— Вы вернули лес, — воскликнул Саймон. — Вы противодействовали проклятию Пьющего жизнь. Это чудесно!

Три зеленых лесных создания потянулись к нему в приветствии. — Этого хватит, хватит всем, — сказала Одри. Их мягкие и манящие пальцы внезапно превратились в заостренные деревянные шипы. Ногти изогнулись, став предельно острыми колючками.

Саймон ничего не заметил, опьянев от густого, соблазнительного аромата в воздухе. Глаза мужчины заволокло, рот раскрылся в довольной улыбке. Когда лесные девы разорвали его на части, он даже не успел вскрикнуть. Они пронзили его пальцами-шипами, вспарывая колючими когтями. Девушки рассекли и вывернули его плоть, срывая ее, будто кору с поваленного дерева.

Несколько учеников закричали и кинулись прочь. Некоторые застонали, словно не веря увиденному.

— Саймон! — завопила Мия.

Выпустив всплеск оборонительной магии, Никки отбила своих спутников за пределы досягаемости смертоносных созданий.

— Лорел, нет! Одри, Сейдж! — прокричал в ужасе Бэннон.

Как ни странно, когда девицы бросили истерзанный труп Саймона на бесплодную землю за пределы леса, его кровь уподобилась магическому эликсиру, мощному животворящему заклинанию. Едва красные капли просочились в мертвую почву, тут же скорчились, как земляные черви, новые корни. Поросль зеленой травы и разворачивающиеся листья полезли ввысь, формируя ковер в исчезающих очертаниях мужчины.

Когда девушки смеялись, их смех прозвучал шквалом ветра среди густых деревьев.

Натан и Бэннон извлекли свои мечи. Никки стояла, готовая высвободить свою магию, если злобные создания бросятся на них.

— Остерегайтесь, они могут атаковать откуда угодно. — Но помощницы Виктории не выходили за пределы леса.

Даже Никки не ожидала, что они увидят следующим. Сорняки, лозы и колючие заросли ежевики продолжали исторгаться из пролитой крови останков тела Саймона, но в зарослях джунглей зашуршали деревья, молодая поросль расступилась, словно кланяясь могущественному повелителю. Три смертоносные лесные девы почтительно расступились, когда из леса вышло более крупное создание: пульсирующая женщина-титан, покрытая корой, листьями и мхом. На ее обнаженном теле раскачивались громадные груди, под необъятной талией располагались бедра из гигантского дуба, волосами были лозы и папоротники. На лице ее уже не отражалось и намека на материнскую заботу.

Виктория… или то, что когда-то являлось Викторией.

Устрашающего вида лесная баба возвышалась над собравшимися людьми из Клифуолла.

— Это мой лес, — прогремел ее голос, — и вам больше здесь не рады — ни здесь, ни в этом мире. — Она сосредоточила пугающий взгляд горящих глаз на Никки. Колдунья, даже не думая отступать, вызывающе смотрела. Виктория добавила насмешливым тоном:

— Потому что я — Госпожа Жизнь!

Трещали сучья. Набухали листья и ветви, и растительность взрывным потоком продолжало свое шествие.

Глава 62

Никки не нравилось отступать ни при каких обстоятельствах, но сумасшедшие джунгли были слишком непредсказуемы и легко могли разорвать учеников Клифуолла на куски. Как и Тистл.

Она оттащила девочку в безопасное место, подальше от бешеного леса. Ученики пребывали в замешательстве после убийства Саймона, и чудовищного облика Виктории с ее помощницами.

— Все назад! — Колдунья кричала, пытаясь их растормошить.

Натан и Бэннон помогли отогнать людей Клифуолла от границы смертоносных джунглей, многих уговаривать не пришлось.

Никки свирепо посмотрела на массивные, преображенные формы Виктории. Зеленое нечто женского пола обладало голодной, бесконтрольной магией, похожую на магию Роланда, — и, как и Роланда, Викторию следовало остановить. Для этого, подозревала Никки, им может понадобиться оружие более могущественное, чем желудь Старейшего Древа.

А колдунье суждено спасти мир. Вероятно, она еще здесь не закончила.

Пока ученики в панике бежали обратно, к взгорьям плато, Бэннон приходил в чувство, после того как увидел, что девушки сделали с Саймоном.

— Милостивая Мать моря, они были такими красивыми, такими нежными и добрыми. Я любил их, и они меня любили.

— Они так тебя любили, что захотели твоей крови, — поддразнила Никки. — Эти твари разорвали бы тебя на части, не заплати Саймон эту цену.

Бэннон покачал головой.

— Мы должны их спасти! Они опутаны злыми чарами, но, я знаю, у них добрые сердца. Мы можем вернуть их, я уверен.

Никки хмуро взглянула на молодого человека.

— Ты тешишь себя нереальными надеждами, Бэннон Фармер. Эти твари уже не те девушки, которых ты знал. И мы, конечно же, должны их уничтожить.

Парень раскрыл рот в недоумении, уставившись на колдунью.

— Нет, этого не может быть. Моя жизнь в кои-то веки стала счастливой…

Понимающе кивнув, волшебник сжал плечо юноши.

— Иногда красота внешности только маскирует тьму внутри.

Когда все наконец поднялись по склону и возвратились в скрытый в плато архив, Натан направился непосредственно к большим библиотечным палатам, не желая терять времени.

— И снова нам нужно многое узнать об искаженном, бесконтрольном заклинании, — сказал он, — чтобы можно было дать отпор.

Никки обернулась к Тистл, ведя ее в свои покои.

— Я уничтожу ее, точно так же, как уничтожила Пьющего жизнь.

Тистл повесила голову, шмыгая носом.

— Я хотела, чтобы просто вернулась моя долина, но эти джунгли так же ужасны, как и Шрам. — Голос девочки срывался, как если она наглоталась слез.

— Мы должны искоренить обе угрозы и помочь долине вернуть свой прежний вид, не будучи раздавленными злобными властителями, — молвила Никки. — Такова позиция лорда Рала. — Она коснулась кудрявой копны волос девочки, и сиротка посмотрела на нее, полная уверенности. — Именно поэтому мы здесь.

— Я знаю, — сказала Тистл.

Лишившись своих явных лидеров, жители Клифуолла в отчаянии обратились к Натану и Никки в поисках ответов. Старый волшебник снова погрузился в архивы, поглощая том за томом, свиток за свитком, чтобы получить возможность противостоять темному заклинанию плодородия, которое так небрежно высвободила «Госпожа Жизнь».

Тихая как мышка, преданная Мия вертелась возле Натана, с молниеносной скоростью читая документы, ведя кончиками пальцев по рукописным строчкам. Она могла подхватить суть текста и отобрать важные книги, те, по ее ощущениям, которые Натану следовало прочитать.

Тем не менее, Никки решила искать информацию более непосредственным образом. Поскольку меммеры держали знания в своих умах, она допрашивала людей Виктории лицом к лицу.

Промаршировав в одну из учебных комнат, где меммеры зачитывали вслух свои уроки, колдунья столкнулась с ними, уперев руки в изгибы своих бедер.

— Виктория приказала вам искать заклинания плодородия, садоводческую магию, даже знания, используемые для возрождения лесов после пожаров. Один из вас, должно быть, вспомнил темное заклятие, что использовала ваша наставница. — Никки прищурила глаза, выискивая среди меммеров внезапно покрасневших или подозрительно вздрогнувших. — Кто-то из вас указал ей на некий загово́р, или кровавую магию, которую она призвала. Мне нужно знать, что это было.

— Виктория хотела спасти долину и всех нас, — сказал Франклин, моргая своими совиными глазами. — У нее были только лучшие намерения. Мы все хотели ей помочь.

— Лучшие намерения? — Никки заморозила всех взглядом, словно хищник, готовый к броску. — Вы так и не познали второе правило волшебника.

Глория, пухленькая и серьезная молодая меммер, нахмурилась, нижняя губа девушки дрожала.

— Второе правило волшебника? Что это? Что-то из архивов?

— Любой, кто изучает магические знания должен это знать. Благие намерения могут привести к плачевным последствиям. Виктория доказала это. Вместо того, чтобы терпеливо ждать, пока природа сама вернет долину, она высвободила даже еще более опасную магию, а теперь и сама вышла из-под контроля. Своими благими намерениями Виктория вполне может обречь нас всех, если мы не отыщем способ остановить ее.

Глория тяжело сглотнула.

— Но как мы можем отменить то, что она уже сделала?

— Во-первых, мы должны понять магию, которую она задействовала, точное заклинание. Кто из вас помогал ей его найти?

Меммеры неуверенно заерзали.

— Виктория надеялась, что один из нас может вспомнить что-то из того, чему мы посвятили свою память, — сказал Франклин, — но вариантов было слишком много, и ни одного внятного. Она хотела помочь долине поскорее покрыться зеленью.

— Я могу определить, когда вы лжете, — сказала Никки резким голосом. Меммеры боялись, что колдунья использует какие-то необычные, выделяющие правду чары, но Никки не нуждалась в этом. Она могла заметить их нервные подергивания, отведенные в сторону глаза, заблестевший на коже пот. Никки возвысила голос в громкой команде:

— Какое заклинание использовала Виктория? Скажите мне, какую кровавую магию она призвала, чтобы инициировать этот необузданный рост?

Глория вздрогнула.

— Это древнее заклинание плодородия, способное пробудить землю. Оно было на каком-то непонятном языке, мы точно не знали, как его произносить или истолковать.

Никки выпрямила спину.

— Значит, она выпустила столь ужасное заклинание, даже не вспомнив, как произносятся слова?

— Она знала, — произнес, оправдываясь, Франклин. — Мы все знали. Меммеры, из поколения в поколение, все прекрасно помнят.

Никки поднажала:

— По вашим словам то, что мы видели там, в Шраме, это взрывное, смертельное произрастание, было именно тем, чего и добивалась Виктория?

Меммеры пребывали в растерянности. Наконец Франклин собрался с мужеством ответить.

— Мы помним некоторые заклинания плодородия, но не знаем, как им противодействовать. Очень многие волшебники древности также хотели остановить жизнь, рост и процветание.

— Были некие обратные заклинания, — призналась Глория, — но в наших умах они тускнеют и низведены к мелочам. Детали не принимались во внимание, ведь нашим предшественникам и так следовало много чего запомнить и сохранить.

— Запишите все, что вы помните, а я изучу эту информацию, — сказала Никки.

Глория подошла к трибуне, на которой покоился раскрытый том. Во время своих ежедневных занятий послушники часто слушали оратора, фиксируя в ​​памяти строчку за строчкой. Сейчас, вместо громкого чтения вслух, Глория взяла перо, опустила заостренный конец в чернильницу и принялась выцарапывать слова на клочке бумаги. Девушка приостанавливалась, закрывала глаза, вызывая в памяти детали, затем продолжала писать. И вот она задержала руку на бумаге.

— Думаю, это то заклинание, которое использовала Виктория.

Франклин подошел, чтобы изучить написанное Глорией, частично поправил пунктуацию и изменил одно слово. Затем их обступили меммеры, кивая, когда корректировали текст. Когда все согласились с точной формулировкой таинственных строчек, они передали бумагу Никки.

Для колдуньи, когда она просмотрела заклинание, большинство слов оказались простой тарабарщиной.

— Натан, возможно, лучше информирован, чем я. — Никки сунула бумагу в карман складки своего платья, затем вытянула палец и пожурила меммеров: — Переройте все ваши знания. Найдите способ, которым мы можем исправить причиненный Викторией ущерб.

Никки, стоя в проеме алькова на внешней стороне плато наблюдала за истерзанной долиной, где, словно пролитая Викторией кровь жертв сгущался малиновый закат. Она отдала записанное заклинание Натану, тот жадно все прочитал, немало озаботившись.

— Все более плачевно, чем я ожидал, — сказал волшебник. — Возможно, хуже. Призванная сила пробудилась посредством языка, который даже старше, чем древне-д'харианский. Нам будет тяжело найти чары достаточно мощные, чтобы обратить действие этого заклинание.

— Ричард не посылал нас решать простые проблемы, — заметила Никки.

— Конечно. Я просто хотел, чтобы ты оценила масштабы трудностей.

Когда красно-золотистые лучи заката упали на широкую долину, колдунья сосредоточилась на кишащей сердцевине леса, первобытных джунглях, отсвечивающих нездоровым, зеленым цветом.

Бэннон, также притянутый зрелищем, присоединился к ней, вглядываясь с несчастным выражением лица.

— Сначала была высосана вся жизнь из мира, а теперь невозможно сдержать поток жизни. Как нам с этим бороться?

— Мы найдем способ, — ответила Никки. — И тогда я сама уничтожу женщину, которая зовет себя «Госпожа Жизнь».

— Я тоже хочу что-нибудь сделать, — сказал Бэннон. — Вы с Натаном можете изучать книги, чтобы найти решение. Вы оба понимаете магию и можете читать на непонятных языках, а я просто жду здесь, чувствуя себя бесполезным. Как и в прошлый раз, когда искали оружие против Пьющего жизнь. — Он вздохнул, явно разочарованный. — Ты признала, что я могу быть полезен, колдунья. Разве я не могу чем-нибудь помочь?

— Помоги фермерам собрать урожай. Позаботься о стадах, поработай в саду, — предложила Никки. — Приобрети новые навыки, например, плотника.

Лицо юноши вспыхнуло гневом.

— Это не то, что я имел в виду! Должен быть какой-то способ спасти Одри, Лорел и Сейдж. — На его лице отразилась беспомощность. — Я полюбил их.

— И они тоже по тебе изголодались. Вспомни, что они сотворили с Саймоном.

На лице Бэннона возрастала непреклонность.

— Нам нужно понять, что там происходит, колдунья. Ты знаешь, я могу справиться сам. Я совершу дальнюю разведку, вернусь и расскажу, что там увидел.

— Это глупый риск, — возразила Никки.

— Ты уже как-то назвала меня дураком! Я хочу сделать, что задумал, и не пытайтесь меня остановить.

— Я не могу тебе препятствовать, Бэннон Фармер, но, если собираешься подвергнуть себя такой большой и ненужной опасности, по крайней мере убедись, что вернешься с ценной информацией.

Он вскинул подбородок, успокоившись, что Никки больше не намеревается с ним спорить.

— Обязательно.

Задержав на юноше долгий и упорный взгляд, Никки добавила более мягким голосом:

— И будь осторожен.

Глава 63

Пребывание среди множества книг с таким большим количеством знаний обычно поднимало Натану настроение. Тайны и истории, содержащиеся в этих мягких, потрепанных томах, делали немного терпимее многовековой плен волшебника во Дворце Пророков. В огромной библиотеке Сестер хранились бесчисленные тома, описывающие магию, которую Натан никогда не использовал, — «благодаря» оберегам, сетям и щитам, оплетающих всю дворцовую архитектуру, — не говоря уже о его железном ошейнике, Рада'Хань. Тем не менее, чтение легенд, исторических событий, и даже народных сказок приносило радость его утомительному существованию.

Когда перемещение звезд лорда Рала сделало все книги пророчеств бесполезными и неактуальными, тот предложил Натану сохранить одну небольшую библиотеку для его собственного развлечения, возможно, даже из-за ностальгии, но волшебник вскоре решил, что то, что он действительно хочет, — это не похоронить себя в старых архивах, но жить своей жизнью, чтобы написать свою собственную историю. И именно так он и поступил.

Старик похлопал таинственную книгу жизни в кожаном переплете, что дала ему ведьма. Теперь у него было другое, — жизненное, — чтиво.

Он устало вздохнул, так как послушная Мия принесла ему новую стопку томов.

— Я понятия не имею, что они содержат, волшебник Рал, но выглядят они очень интересными. — Мия сразу принялась за работу, показав старику случайный фолиант. Многие из этих новых книг были влажными, потрепанными или порванными. — Где-то в нашем архиве мы отыщем способ остановить Викторию. У Клифуолла для всего есть ответ, надо только поискать.

Натан усмехнулся.

— Ты полагаешь, что древние волшебники во времена Бараха и Мерритта знали абсолютно все?

Трудолюбивая девушка сморщила лоб, как если он подверг сомнению смысл ее существования.

— Ну конечно! Это же Клифуолл. Все знания поместили для хранения сюда. Все знания.

Натан провел двумя пальцами по подбородку, окинув девушку снисходительным взглядом.

— Я рад, что у тебя есть такая вера в древних.

Мия кивнула. — Они были намного могущественнее, чем кто-либо из ныне живущих.

— Но почему они потерпели неудачу, если владели всем этим знанием?

Девушка ответила суровым взглядом.

— Просто потому, что знание существует, не означает, что люди знают, как его использовать.

— Ну, хотелось бы мне иметь такую же уверенность, юная леди. — Натан снял обложку выбранной им книги и нахмурился, увидев, что страницы взбухли и покоробились, словно когда-то пропитались водой и их не просушили должным образом. Некоторые страницы были порваны, чернила размылись и стали нечитаемыми. Он стряхнул толстый слой пыли с обложки следующей книги в стопке. — Откуда взялись эти тома? Ты выкопала их из ямы?

Мия выглядела смущенной.

— После того, как колдунья открыла запечатанное хранилище под поврежденной башней, наши рабочие кирками и долотами пробили проход в другие, ранее недоступные помещения. Некоторые из книг частично вплавились в стены, другие завалили обломки. Никто еще в них не заглядывал, но я хотела, чтобы вы непременно их увидели, на случай, если они окажутся важны.

Натан поднял третий том, пытаясь разобрать тисненые символы на обложке.

— Я думал, что поврежденная башня содержит только книги о пророчествах. Сомневаюсь, что они могут чем-то помочь.

— Нет, секции пророчеств находились на верхних этажах. В последние дни строительства Клифуолла, волшебники древности в панике пытались все закончить, будучи преследуемыми силами императора Сулакана. Нижние хранилища были сложены в последние минуты. Никто не видел их, кроме вас, волшебник Рал.

— Тогда я в восторге от такой возможности, моя дорогая. — Он похлопал по пустому стулу рядом. — Поможешь мне изучить их? У меня только два глаза, а вместе мы сможем читать вдвое быстрее.

Мия просияла.

— С удовольствием. — Она села рядом с ним, выбрала книгу наугад и начала продираться сквозь дебри размытых и выцветших букв.

В глубине возрождающегося леса, — ее сердца, ее души, — Виктория чувствовала пульсирующую в ней магию пробуждающейся жизни… и, как следствие, новую жизнь, всходящую благодаря ей из бесплодной земли. Шрам, претерпевающий муки, доставлял ей столько же боли, как и мертворожденный малыш, которого они так хотели с Бертрамом.

Но, в отличие от ее кровавых и болезненных выкидышей, у Виктории теперь была сила, которой она всегда стремилась обладать: способность женщины создавать и взращивать жизнь. В качестве доказательства нужно было лишь взглянуть на джунгли, созданные ею. И лес продвигался дальше, словно в оголтелой давке, но Виктория не хотела его контролировать, вовсе нет. Она желала, чтобы тот заполонил всю долину, прокатился по горам и захлестнул весь континент, — нетронутый, первозданный и неудержимый.

Жизнь восторжествует над смертью. Ее непревзойденная победа затмит собой все усилия, все попытки ее остановить. Победа… Само слово и означало ее имя. Она — Виктория. Она — Госпожа Жизнь. В ней теперь есть сила, способная соперничать с самим Создателем.

Пока она размышляла над своей новой ролью, заросли поднимались и обвивали ее тело. Колючие лозы и цветы источали пьянящие, гипнотические ароматы. Деревья росли так быстро, что успевали увеличиться, развалиться и упасть. И затем даже в расколотых стволах селились черви и личинки жуков, плесень с грибами, превращающие упавшее дерево в перегной, который становился удобрением для большей жизни.

Еще большей жизни.

Ее помощницы, которые обладали некоторой энергией животворящего плодородия, разошлись врозь по первобытным джунглям. Теперь они стали управляющими вновь пробужденной жизни: взращивали деревья, насекомых, птиц и все другое. Виктория позаботится об этом. Мир вновь станет первозданным.

Будучи Госпожой Жизнь, она не удовлетворится тем, что просто вернет этой долине ее прежний облик, чей ландшафт поработят стада и его определят под пахотные земли. Теперь Виктория поняла, какова ее истинная роль в мире. Женщину вели к этому все поколения меммеров и их сохранившиеся древние знания. Виктория не могла довольствоваться меммерской деятельностью ради собственной выгоды; она должна была найти те могущественные формы заклинаний, отображающие магию, которые позволили бы ей выполнить все необходимое.

По мере развития ее необычного тела, ее лесные щупальца захватывали бесплодную территорию, а разум отпирал все больше из того, что она помнила, обнаружив эзотерическую и смертельную магию, которую она теперь могла использовать.

Волшебник Натан и колдунья Никки искали способ ликвидировать Пьющего жизнь, и она не сомневалась, что эти двое с той же решимостью попытаются уничтожить и ее, и Виктория не собиралась этого терпеть. Чувствуя силу жизни и силу Создателя, она знала, что сильнее любой магии, которую могут применить против нее двое неприятелей.

Тем не менее, их способности не стоило недооценивать.

Никки хоть и приписала себе заслугу в уничтожении порочного Пьющего жизнь, Виктория знала, что за триумф этот ответственен желудь Старейшего Древа. Колдунья, несомненно, обладала могуществом, но тем не менее, Виктория не хотела, чтобы ей мешали в ее священной работе. Она уже знала, что Никки являла собой досадную помеху, вмешиваясь, куда не следует.

Натан Рал, несмотря на свои минимальные способности в использовании магии, возможно даже мнимые, обладал большими знаниями и опытом и, следовательно, также представлял угрозу. Что-то было в этом человеке, и Виктория не хотела проявлять оптимистичность по отношению к нему.

Этих двоих необходимо остановить.

В бурно процветающих зарослях, как из бурлящего потока жизни, разрастались деревья, лозы и грибы. Жужжание кишащих мух, пчел и жуков убаюкивало, как колыбельная. По мере того, как раскрывалась ее мудрость и сила, Виктория вспоминала забытые приемы и заговоры, запечатанные древними волшебниками за маскировочной пеленой, хранившиеся среди меммеров в течение тысячелетий.

Благодаря этим знаниям Виктория поняла, как создать оружие для ликвидации Натана с Никки, возможно, достаточно сильного оружия, чтобы камень за камнем снести весь Клифуолл. Виктории, чтобы привести в действие магию, даже не нужно было двигаться, потому что она сама являлась лесом, все смешалось в ней, — листья и ветки, крылья насекомых и трепет птиц. Все принадлежало ей, и было ее частью.

Она выпустила магию, чтобы создать своего эмиссара, ассасина, воплощение первобытной силы джунглей: шаксиса. Существо, сформированное целиком из бурелома и обломков камней.

Своим разумом и магией Виктория собрала упавшие ветки и хворост, чтобы те послужили костями и каркасом для шаксиса. Она сплела их вместе, выстроив деревянный скелет, вокруг которого с молниеносной скоростью намотала стебли трав и сухие листья, лесную подстилку и колючие веточки. Грибы своим скоплением заполнили его мускулы.

Виктория призвала армию червей, жуков, личинок и других ползучих тварей, чтобы увеличить тело существа. К тому времени, когда волшебная конструкция расправила руки и сделала свои первые шаги, весь ее облик кишел многотысячной жизнью.

Два пробегавших мимо перламутровых жука, каждый размером с кулак, поползли по телу создания. Круглой формы голова голема была соткана из гнутых, упругих веток ивы, покрыта корой и сухими травами. В месте, где должно находиться лицо, образовались две полости, жуки подползли к голове конструкции и устроились в этих гнездах, чтобы послужить подобием глаз. Расщепленная ветка в нижней части лица образовала разрез рта. Он клацнул и пожевал поломанными шипами, притерев их вместе.

Бледно-зеленые лозы сомкнулись вокруг его ног, извиваясь и вплетаясь в плоть, словно наполненные соком кровеносные сосуды. Шаксис заскрипел, сделав шаг вперед. Он сложил и расправил свои острые пальцы-веточки, два жука в его глазницах таращились злобным фасеточным взглядом.

Созданный из самих джунглей, шаксис стал марионеткой Виктории, ее суррогатом, ее убийцей, бездушной тварью, — и продолжением первозданного леса.

Виктория вспыхнула теплой и приветливой улыбкой, улыбкой матери. Она погладила корявую грудь существа, ощутив помещенную в него жизнь. Новое, созданное ею дитя. В его пустотелый разум она вложила детали миссии — образы светловолосой колдуньи и напыщенного старого волшебника с прямыми белыми волосами.

— Найди и уничтожь их, — напутствовала Виктория. — Ступай, с моим благословением.

Ожившая конструкция развернулась и, поскрипывая хрупкими конечностями, направилась из леса к Клифуоллу.

Глава 64

Пробираясь сквозь сгустившуюся мглу, Бэннон чувствовал себя смелым и отважным. После всех испытаний, выпавших ему на долю, он больше не скрывался от своего прошлого, больше не делал вид, что этих темных воспоминаний не существует. Теперь он не просто Бэннон, сын человека, упивавшегося слепой жестокостью и издевавшегося над своей семьей, злобного человека, который утопил беспомощных котят и до смерти избил свою жену. Нет, Бэннон не был таким, как его отец.

Встав в полный рост, он шел лунной ночью в свою разведывательную миссию, пробираясь через мертвые предгорья. Хотя травы и низкорослые деревья по-прежнему были сухими и ломкими, юноша больше не ощущал со стороны холмов ядовитые выделения Пьющего жизнь. Местность больше походила на обычный пейзаж после долгой зимы: не мертвая, но спящая, ожидающая весеннего пробуждения. Теперь, после победы над злым чародеем, семена прорастут, взойдут всходы, вырастут луга и леса.

Но Виктория проявляла излишнее нетерпение по отношению к этому естественному процессу. С болезненным ощущением где-то на дне живота, Бэннон взвешивал вред, что она нанесла своим буйным заклинанием плодородия. Вместо того, чтобы позволить Шраму пробудиться по собственному желанию, Виктория на самом деле плеснула ледяной водой в лицо серьезно больного человека.

Стиснув зубы, молодой человек продолжал брести сквозь ночь, пробираясь к расширяющейся границе джунглей. Бэннон остановился передохнуть возле освещенного лунным светом валуна, вытащил свой бурдюк, чтобы попить, вслушиваясь в бескрайнюю звездную тьму. Он ощущал вибрирующую силу разрастающегося леса и слышал неизменные потрескивающие звуки деформируемых ветвей, растущих стволов и извивающихся лоз вместе с шевелением листьев. Сочетаясь, все это звучало злобным смехом.

Дрожь пробежала по его спине. Он знал, что Одри, Лорел и Сейдж находились там, в этой массе дикой растительности, искаженные бесконтрольной магией Виктории. Его сердце болело за них. Он вспоминал их прикосновения, их поцелуи, смех. Юноша улыбнулся, подумав о теплом дыхании возле уха, о том, как он любил гладить волосы девушек, касаться их тел. Такие прекрасные, чудесные, нежные… Не могли они вот так просто его покинуть!

Затем ему пришлось сдержать нахлынувшую тошноту, вспомнив, что они сделали с Саймоном. Не оттолкни его ученый-архивариус в сторону в своем стремлении вырваться вперед, Бэннона разорвали бы на мясные ленты, оросив его кровью почву, чтобы породить еще больше их ужасной магии.

Юноша крепко прижал костяшки пальцев к глазам, желая, чтобы эти воспоминания оказались просто сном, кошмаром… но это было реальностью, точно так же, как и убийство его матери, как и то, что он оставил Иэна работорговцам. Он не мог притворяться, что когда-нибудь эти воспоминания уйдут.

Чувствуя покалывание волос на затылке, Бэннон отошел от валуна, насторожившись и принюхавшись к воздуху. Юноша повернулся и глянул вверх, увидев Мрра — песочно-золотистые кошачьи формы в лунном свете, — присевшую на выступе скалы. Большая кошка издала урчащий звук, но Бэннону она не угрожала. Песчаная пума знала его, возможно, даже понимала, что именно он попросил Никки не убивать ее, и исцелить раны.

Мрра просто сидела и смотрела в ночь. Пока Бэннон изучал мощные рыжеватые формы и уродливые символы, клейменые на шкуре, он больше не вспоминал беспомощных утонувших котят, лишь радовался тому, что спас зверя, и в некотором смысле тем самым спас частицу себя. Эти хрупкие, мертвые котята олицетворяли горе и вину. Судья обнаружил в разуме Бэннона эти мучительные переживания и вытащил их на первый план, словно его проклятие.

Сбежав с острова Кайрия, юноша искал жизнь не только полную приключений, но и ради сохранения самого себя. С тех пор он нашел все, на что мог надеяться, присоединившись к Натану и Никки. Он обрел не просто захватывающие приключения, но дружбу, признание и внутреннюю силу.

Бэннон понял, что обманывал себя иллюзией идеальной жизни, но то, что он обнаружил, выйдя в мир, было нечто большим. Больше всего остального молодой человек помнил взгляд, полный уважения и признательности, которым одарила его Никки, после того, как он помог ей уничтожить Пьющего жизнь. Он рисковал своей жизнью, отдав себя целиком, и вместе они победили. Бэннон не думал в тот момент, что его жизнь может стать лучше. Подобные мысли облегчали тяжкие воспоминания о произошедших с ним плохих событиях.

Взмахнув хвостом, Мрра, подобно лунной тени, исчезла в ночи. Сделав последний глоток воды, Бэннон побрел дальше, вопреки всему надеясь, что сможет спасти молодых послушниц, слишком захвативших его сердце, хотя и боялся, что уже слишком поздно.

Луна застыла, и ночь затаила дыхание, ожидая рассвета. Когда Бэннон, наконец, добрался до края неудержимых джунглей, их граница возникла неожиданно сама по себе, с запустением с одной стороны и буйством зелени с другой. Он чувствовал запах листьев и смолистого дерева, могучий аромат дикой природы.

Вскинув меч, Бэннон встал перед лицом первобытного леса, надеясь, что ему не придется заходить вглубь. Подергивающиеся ветви и корявые, судорожные лианы тревожили его, но он держался храбро. Сделав глубокий вдох, юноша воззвал: — Я пришел за вами! — Молодой человек хотел крикнуть, но вырвался лишь шепот. Голос его словно надломился.

Растения вились и изгибались, будто змеи. В свете звезд, когда его зрачки расширились от страха, юноша заметил движения, послышалось шевеление, бывшее нечто большим, чем бешено растущими растениями. Они его услышали.

Красивые женские формы скользили между стволами, ветвями и волнистыми лозами. Даже с маскировкой их пятнистой кожи он мог разглядеть столь знакомые, красивые тела.

— Я пришел спасти вас, — сказал Бэннон.

Хотя облик девушек был кардинально изменен, молодой человек все же узнал Одри, Лорел и Сейдж. Его дыхание отдавало жаром, пульс мчался наперегонки. Он видел, что могли сотворить эти лесные девы, и знал, что они монстры… но все же так хотел их. Их сильный запах густо повис в воздухе, вызывая у него головокружение.

— Пойдемте со мной, — умолял юноша. — Мы можем вернуться в Клифуолл. Найдем заклинание, чтобы сделать вас вновь нормальными. Разве вы не хотите быть со мной?

Девушки засмеялись в унисон музыкальным созвучием, заставив задрожать все ветки в округе.

— Не будь глупым, — сказало существо, бывшее Сейдж. — Мы теперь стали нечто большим. Почему бы тебе не пойти с нами? Подумай, какое мы доставим тебе наслаждение с нашими новыми способностями.

Бэннон едва мог дышать. Его зрение размылось. Девицы казались гораздо прекраснее, чем он их помнил, прекраснее любой женщины, которую мог себе вообразить. Что-то было в их запахе…

Вокруг лесных дев внезапно выросли цветы, брызги ярких фиолетово-алых бутонов, которые он с содроганием узнал. Цветы смерти! От аромата закружилась голова, и в глубинах разума Бэннон знал, что Никки, должно быть, ошибалась насчет этих соцветий, потому что, без сомнений, это был самый прекрасный, самый восхитительный яд в мире!

Молодой человек добровольно сделал шаг вперед. Три девушки протянули свои изумрудные руки, вызывая туман из привлекающих ароматов. Прекрасные, но смертельные цветы расцветали вокруг них.

Слезы наполнили глаза Бэннона, потому что он так сильно в них нуждался. Он помнил, какие они чудесные, какие ласковые и заботливые, какими казались невинными, — и все же как умело они занимались с ним любовью.

— Мы можем быть вместе, — произнес юноша, — если только вы просто…

— Да, мы можем быть вместе, — прервала его Лорел. — Всегда.

— Мы хотим тебя сильнее, чем когда-либо, — сказала Одри. — Мы хотим размножаться, мы полны желанием.

— Мы можем быть всем, чем ты хочешь, — добавила Сейдж. —А ты дашь все, что нужно нам.

Они простерли руки, их груди манили к себе. Темно-зеленые соски были похожи на цветочные бутоны. Бэннон их жаждал. Он собирался подойти и постоять за них, сразиться, чтобы их вернуть. Меч в его руке казался скользким. Ладони так вспотели, что он едва могла держаться за плетеную кожей рукоять.

— Приди к нам, Бэннон, — манила Лорел. Другие эхом повторили ее зов.

Он не мог удержаться и поддался, скользнув к краю джунглей.

Мощным порывом в него врезалась рычащая фигура из меха. Всем своим весом песчаная пума сбила парня с ног и повалила за пределы досягаемости порочных лесных дев.

Прекрасные видения зарычали, раскрыв рты, выказывая длинные деревянные клыки. Их руки потянулись, перевитые лозами, крепкими мышцами и сухожилиями. Пальцы их оканчивались острыми шипами, а гладкая, безупречная зеленая кожа на руках покрылась смертоносными колючками, с которых закапал млечный яд.

Охнув, Бэннон перекатился, пытаясь отдышаться. Действие чар прервалось. Мрра отпрыгнула, затем развернулась, зарычав. Лесные девы потянулись своими шипастыми объятиями, пытаясь схватить Бэннона, прежде чем тот покинет их границы.

Юноша инстинктивно рубанул Крепким, отделив руку Одри. Упав на землю, отрубленная конечность дернулась, растянувшись, и поросла корнями в глубины почвы, по-прежнему пытаясь нащупать свою жертву.

Взвыв, Одри вскинула культю, и из обрубленного конца путаницей лоз, мышц и кровеносных сосудов выросла новая рука.

Бэннон кромсал лесных дев, размахивая мечом и вбок, и вверх, и снова вниз, рассекая женские фигуры. Вместо красной крови они истекали зеленым соком.

— Я хотел спасти вас, — крикнул он.

Эти трое лишь смеялись, перерастая в новые, искаженные формы, обрастая ветками-руками, вырастающих из плеч и туловищ. Волосы созданий превратились в дикий, болотного цвета клубок прядей.

Песчаная пума ретировалась, зарычав на Бэннона. Он отступил на скалистую, пустынную землю, куда не могли добраться эти воплощения леса. Создания могли только наблюдать за ним со своего зеленого убежища. Бэннон отвернул взгляд и всхлипнул. По щекам потекли слезы.

— Я думал, что любил вас.

— Мы еще тебя получим, — девы прохрипели голосами, напомнив сгорающие в огне сухие листья. — И тогда ты будешь вечно наш.

Глава 65

Широкая улыбка на лице Натана сразу же заставила Никки насторожиться.

— Мне известно, где найти ответ, колдунья! — Старый волшебник остановил ее в коридоре, когда она направлялась в свои покои, где уже спала Тистл. Она позволила себе на минуту задержаться.

— Ты, определенно, о том заклинании?

Улыбка Натана угасла.

— «Определенность» — это, безусловно, чрезмерно употребительная терминология. Я убежден, и давай остановимся на этом. Смотри сюда. — Он поставил толстый том на скамейку в коридоре. Открыв страницу, волшебник провел пальцами по строчке древнего текста. — Это всего лишь подсказка, но самая лучшая, какая у нас была. Ты уже дала мне текст и форму заклинания, которое, по мнению меммеров, использовала Виктория, и это обеспечило превосходные параметры для контрзаклинания или оружия. Мы знали суть того, с чем сражались, но не знали, как это сделать.

Он постучал по покрытой пятнами странице, где плотный почерк сливался вместе с размытыми чернилами.

— Это указывает нам, где искать, на список других книг, что также прольет свет касательно Пьющего жизнь.

— Он больше нас не побеспокоит, — напомнила Никки. — Я убила его.

— Да, да, но подумай, как они связаны. Заклинание Роланда слишком много вытянуло из мира, теперь Виктории слишком многое предстоит восстановить. Все дело в контроле, в нахождении способа регулирования потока голодной магии, способности его отдавать и принимать.

— Как заслонка, — сказала Никки, неосознанно прикусив нижнюю губу. — Пьющий жизнь сказал, что он открыл путь магии своим заклинанием, но поток был слишком сильным, и он не смог себя сдержать.

— И Виктория никогда не сможет, — продолжил Натан. — И Роланд, и Виктория послужили проводниками магии. Когда ты уничтожила Пьющего жизнь, ты перекрыла его поток смерти. Теперь мы должны уничтожить Викторию и остановить поток в обратном направлении.

— Не могу не согласиться, — сказала Никки. Она подняла глаза, когда мимо них, торопясь к ужину, в спешке прошли три ученика. Неподалеку прогуливался мужчина средних лет, читая на ходу открытую книгу. Никки продолжила: — Мне просто нужно знать, как это сделать.

Натан снова указал на покрытые пятнами страницы.

— Этот список указывает на тома, которые нам нужно отыскать, и у меня есть причина полагать что они погребены в хранилище под поврежденной башней, где были скрыты и другие редкие книги. Сейчас очень поздно, но мы можем попытаться раскопать их завтра.

— И ты знаешь, где искать? — спросила Никки, думая о неисследованном лабиринте разрушенных комнат и подземных переходов. — Я права?

Натан улыбнулся.

— Мия знает.

Шаксис, даже покинув дикие дебри первобытных джунглей, все еще чувствовал силу Госпожи Жизнь, что управляла его миссией. Когда создание шло по пустынной земле на конечностях, составленных из скрученных лоз и листьев, движимый кучей червей, пауков и насекомых, шаксис непрерывно черпал эту энергию издалека.

Голем продолжал свое ночное шествие через пустынный Шрам. Когда он пробирался по засушливым скалам и зубчатым взгорьям от него отваливались составные элементы, но шаксис восполнил их потерю растительным материалом, едва достигнув предгорий и пройдя через жесткий кустарник и густые травы. Мертвая растительность снова оживала, взбираясь по его телу, и укрепляла его конечности, обвивая, подобно доспехам, его остов.

Наконец, в предрассветный темный час, существо столкнулось с отвесной скалой возвышенности плато. Шаксис знал, что две его жертвы находятся там, наверху, внутри скрытого алькова.

Поскольку Виктория знала все о Клифуолле, шаксис вспомнил, как подняться по этой отвесной скале, используя тайные опоры для рук, и о еле заметной тропинке, что отделяла огромный архив на протяжении тысячелетий. Голем, слепленный из веток и лоз, задрал свою пустую голову вверх и уставился на скалу глазами из живых жуков.

Какой-нибудь ловкач мог подняться по дорожке, чтобы достичь нависшего, как капюшон, уступа, но шаксис не нуждался в ловкости: у него были другие способности. Существо вытянуло ветки из рук и коснулось ими камня. С всплеском пульсирующей жизни его пальцы стали отрастать. Щупальца лозы потянулись вверх и впились в скалу, как корни дерева, что обдувается ветрами и цепляется за жизнь. Шаксис потянулся другой ветвистой рукой, хлопнул ладонью по поверхности и укрепился за нее корнями. Выпуклые деревянные мышцы застонали. Паразиты, заполняющие пустоты тела закопошились быстрее, прибавляя энергии, чтобы подтянуть шаксиса вверх.

Деревянные ступни находили выемки в скале и временно крепились, пока щупальца лозы тянулись из первой руки, и, простираясь и потрескивая, поднимали тело выше. Насекомые и личинки издавали булькающий, урчащий звук, терявшийся в безмолвной пропасти ночи.

Шаксис наконец взобрался и огляделся скарабеями-глазами. Среди сухих листьев, что наполняли его голову, для мыслей места оставалось немного, но хватало для отчетливых образов Никки и Натана.

Его целей.

Крики подняли Никки из глубокого сна, и она скатилась со своей койки, мгновенно оценивая ситуацию, готовая к битве. К счастью, сегодня ее сны не впутались в разум песчаной пумы, в противном случае, возможно, она не смогла бы вырваться достаточно быстро.

Тистл выскочила из своей теплой овчины на полу и отодвинула в сторону тканевую дверь. В коридоре, беспорядочно заставленном полками с книгами, раздались еще крики. Даже там, где спали ученики, стеллажи заполняли ветхие тома, стопки свитков и сложенные пергаменты с документами, которые учащиеся вытащили для чтения, но еще не успели расставить по местам.

Натан Рал, утомленный своими исследованиями и жаждущий перерыть подземные хранилища следующим утром, появился в смятой пижаме. Волшебник нащупал свой богато украшенный меч и извлек его из ножен, готовый сражаться, но не обнаруживая источника крика. Никки присоединилась к нему.

И тогда они увидели приближающееся к ним нечто — воина, явно нечеловеческого происхождения, сделанного из ежевики, прутьев и спутанных веток терновника. Существо вышагивало вперед, потрескивая конечностями, окруженное жужжащим гулом.

Один несчастный ученик вышел из своей комнаты в момент, когда голем проходил мимо. Реагируя на возможную цель, тварь атаковала. В одно мгновение его рука обросла длинными колючими шипами, конечность изогнулась, охватив молодого человека и пронзила того насквозь; рот бедняги изумленно раскрылся, издав хрип, и вскоре брызнул фонтаном крови, когда длинные деревянные шипы достигли его органов. Охотящееся существо отбросило мертвого человека в сторону.

Другие ученики, находившиеся в коридорах, в ужасе закричали: кто-то застыл на месте, остальные разбежались.

Тистл прижалась к Никки.

— Что это за монстр?

— Полагаю, это шаксис, — сказал Натан. — Сделан из бурелома и всякого лесного хлама.

— Чего он хочет? — воскликнул один из учеников, потрясенный видом окровавленного, все еще дергающегося на полу трупа своего товарища.

Шаксис продолжал шествие. Жужжание вокруг его тела становилось громче.

Никки догадалась, в чем дело.

— Виктория послала эту тварь. Он хочет нас.

Два блестящих жука, приютившиеся в глазницах существа, повернулись на голос Никки. Увидев колдунью, шаксис оживился и бросился к ним по коридору.

Встретившись лицом с атакующим, Никки оттолкнула сироту за спину, а Натан вскинул меч. Испуганные ученики нырнули в свои ниши.

Шаксис подбирался ближе, раскинув руки, похожие на дикорастущие лианы. Все его тело, казалось, кишело маленькими жучками и личинками. Оживленное лесное существо направлялось прямиком к Натану и Никки.

Волшебник рубанул шаксиса мечом, будто дровосек, расчищающий заросли молодняка. Одна из деревянных рук голема хрустнула и рассыпалась, едва упав на каменный пол. Насекомые и черви вывалились наружу брызгами неестественной, разлагающейся крови. Шаксис подернул своим обрубком. Из культи полезли веточки, лозы и травы, составляя новую конечность.

Натан срубил другую руку, орудуя мечом, будто топором, но на этот раз шаксис отрастил ее быстрее. Отсеченная растительность металась и хлестала, встав на свои места.

— Тут потребуется нечто большее, чем меч, волшебник. — Никки подняла руку и выпустила ударную волну, с грохотом влетевшую в существо, но тот не сдвинулся с места, вытягивая свои руки-ветки. Голем был пустотелым, сплетенный из прутьев, и ветер просвистел через него, лишь слегка задев, и раскидав по полу очередную партию жуков.

— Я не могу выпустить здесь ни черную молнию, ни огонь волшебника, — прокричала Никки. — Это уничтожит все книги и людей, запертых в коридоре.

Шаксис бросился вперед, протягивая свои колкие ладони. Натан, закряхтев от усилия, снова взмахнул мечом.

— Здесь маловато места, чтобы орудовать клинком.

Никки вбила в тварь еще один кулак из воздуха. Существо пошатнулось. С полок, хлопая страницами, попадали книги. В ответ шаксис протянул спутанные конечности и схватил другого ученика, пытающегося ускользнуть в безопасное место. Лозы и шипы обвили молодого человека, сломали шею, а затем, словно мусор, отбросили его тело на стену, обвалив целую полку с книгами.

Пытаясь контролировать масштабы разрушений, Никки вызвала разряд молнии, который ударил и раздробил толстую левую ногу голема, нарушив его равновесие. Тварь, не обращая внимания на то что вся тлела и дымила, пошатываясь, отрастила новую конечность.

Никки и Натан стояли плечом к плечу, словно баррикада, не позволяя монстру проскочить — но он и не собирался этого делать. Он намеревался их убить. Раскидывая сучья и сухие листья вместе с жужжащими голодными насекомыми, голем отметал взрывные волны Никки. Натан снова рубил мечом, рассекая подступающие ветви.

— Я раздобуду факел, надо поджечь этого монстра, — крикнула из-за спины Тистл. Девочка умчалась прочь, но далеко убежать не успела.

Шаксис среагировал на ее движение, выпустив длинный хлыст из своей тернистой руки. Несмотря на то, что магия Никки столкнулась с остовом твари, вытянутая смертоносная конечность схватила Тистл. Острые пальцы пронзили тонкую ногу девочки, побежала кровь, пока она брыкалась и боролась, пытаясь вырваться.

В Никки вскипела ярость, она уже не колебалась, наплевав на осторожность в этом узком коридоре. Этого монстра надо было остановить. Колдунья призвала шар огня — обычного пламени, поскольку огонь волшебника мог стать катастрофическим — и шаксис вспыхнул.

Пламя тут же охватило его туловище, принявшись за скелет из гнутых веток и высушенных растений. Поджаренные насекомые лопались, если не успевали разбежаться. Черви, шипя от жара, вылезли наружу. Шаксис горел, но в порыве отчаяния продолжал брести вперед, протягивая свои пылающие руки к Никки. Колдунья откинулась назад и ударом плотного воздуха оттолкнула живое инферно в стену. Некоторые части лесного голема отвалились и обуглились, но продолжали дергаться, пытаясь зацепиться хоть за какую-нибудь жертву.

Лесная конструкция, заглохнув окончательно, рассыпалась полыхающей золой. Но угольки, рассыпавшись, принявшись за лежащие стопками книги и сложенные свитки. Из-за скорости атаки и порыва воздуха, выпущенного колдуньей, тома быстро воспламенились, их страницы сморщились и почернели. Огонь бушевал вдоль полок, перекидываясь с одной на другую, воспламеняя тканевые двери личных покоев.

Тистл, забыв о кровоточащей ноге, побежала к своей комнате и сдернула свисающий занавес в попытке сдержать огонь. Натан делал то же самое, зовя учеников на помощь, чтобы всем вместе остановить это пекло.

Никки выпустила больше магии, снова призвав ветер и влагу, в попытке погасить бушующее пламя. Колдунья отнимала воздух у огня, заставляя его голодать, пока тот не превращался в пепел.

Из других комнат и коридоров выскочили ученики, желая затушить пожар, прежде чем огонь раскинется на библиотеки и более крупные книгохранилища Клифуолла. Кто-то ахал, увидев своих убитых товарищей, прекращая попытки борьбы с коварным пламенем, но другие, тяжело сглотнув, сталкивались с угрозой лицом к лицу и бросали внимание на спасение книг, свитков и самой библиотеки.

Какая-то женщина, всхлипывая и еле сдерживая плач, опустилась на колени у первого мертвеца, затем возле того, который разбился. Она поправила тела мертвых, их головы, и принялась собирать забрызганные кровью книги с разбитой полки, раскиданные на полу.

Никки, когда огонь оказался под их контролем, обратила свое внимание на Тистл, увидев ее обильно кровоточащее бедро. Не спрашивая, колдунья крепко прижала ладони к глубокой ране и выпустила магию, снимая боль и исцеляя девочку.

Тистл облегченно рассмеялась.

— Я знала, что ты спасешь меня.

Волшебник покачал головой. Лицо его выпачкалось в саже. Он вырвал из белых волос извивающуюся личинку жука и раздавил между кончиками пальцев.

Затем, сразу после стихшей суматохи, в Клифуолл вернулся Бэннон, взлохмаченный и усталый, тяжело дыша от доставшихся ему испытаний. Глаза юноши сияли от волнения, когда он пробирался через переполненный народом коридор.

— Я только что вернулся. Милостивая Мать моря, вы не поверите, какая мне выпала ночка! — Он провел руками по растрепанным рыжим волосам, и, наконец, впервые заметил окружающие его разрушения и беспорядки.

— Ого! Что здесь случилось?

Глава 66

Атака шаксиса ясно показала безжалостные намерения Виктории. На следующее утро Никки, странно улыбаясь, удовлетворенно кивнула.

— Это значит, что она нас боится.

— Ей и следует, моя дорогая колдунья, — сказал Натан, когда они пробирались по тоннелям под поврежденной башней пророчеств. — Однако, я чувствовал бы себя гораздо увереннее, если бы мы нашли спрятанный том, в котором содержится способ ее уничтожения.

— Это здесь, — сказала Мия, ведя их через извилистые, вызывающие клаустрофобию тоннели.

Ниже пыльного подвала с пострадавшими и угрожающе просевшими потолками, Мия привела Никки и Натана в маленькую комнату, каменные стены в которой растаяли, словно воск свечи, стоявшей на стопке книг. С пристальным выражением, робкая исследовательница указала на один толстый том, частично вплавленный в скалу. Она не могла скрыть своего восторга.

— Вот он! Видите корешок? Это именно та книга, что мы ищем. Она соответствует тем, что были в списке.

Никки коснулась тома, ощутив его исключительный возраст.

— Страницы будет трудно прочитать, — сказала она, — с некоторых пор бумага стала частью стены.

Натан попытался потянуть, но не смог пересилить хватку камня. Он посмотрел на Никки. — У Мии есть небольшие задатки дара, я бы даже порекомендовал ей немного практики. Собственно, при обычных обстоятельствах я мог бы сделать это сам. — Волшебник нахмурился, глядя на захваченную в ловушку книгу. — Но из-за значимости фолианта, колдунья, и поскольку ты единственная, у кого есть должный контроль над магией, не могла бы ты поработать с камнем и освободить для нас этот том?

— Согласна. Это не тот случай, когда можно забавляться. — Никки провела пальцами по переплету, коснулась места, где страницы плавно сливались с камнем, и выпустила магию. Небольшой поток оттеснил камень, но не отделил бумагу и кожаный переплет от каменной породы. Она сконцентрировалась сильнее, работая над тем, чтобы освободить сросшиеся элементы. — Эту связь нелегко разорвать.

— Ты никогда не пугалась трудностей, — напомнил ей Натан. — Ты сможешь это сделать.

— Да, смогу. Но не совсем идеально.

Колдунья сдвинула камень по крупицам и освободила зажатые страницы, но некоторые из волокон бумаги оставались вплетенными. Когда она, наконец, извлекла поврежденную книгу из ее каменной тюрьмы, некоторые страницы все еще не гнулись и были рыхлыми, как будто последним ее читал небрежный каменщик со строительным раствором на руках. Тем не менее, Натан взял у нее том и стал изучать слова вместе с нетерпеливой Мией, под сиянием мерцающего ручного света.

— Это оно. Это заклинание глубины жизни! — Мия улыбнулась. — Именно то, что мы искали.

— Хорошо, — сказала Никки. — Теперь скажи мне, как мы можем нейтрализовать Викторию.

Натан взглянул на нее с тревогой.

— Добрые духи, все не так просто!

— Как обычно. Просто скажи мне, что делать.

— Это потребует некоторого изучения. — Натан и Мия обсуждали поврежденные слова на крошащихся страницах. — Ах, да, все кажется достаточно ясным. — Он поднял взгляд на Никки и объяснил: — То, что использовала Виктория, было глубоко связанным жизненным заклинанием, вырванным из скелета мироздания. Вот где Госпожа Жизнь черпала свою энергию, и это единственный способ ее остановить. — Натан поднял глаза. — Единственный способ перекрыть заслонку ее неконтролируемому потоку магии.

Мия пододвинула книгу ближе к себе и взволнованно указала пальцем. — Некоторые слова в нижней части страницы повреждены, но ответ ясен. — Девушка сделала быстрый вздох. — Мы сможем одолеть Викторию.

— Я рада получить на этот раз четкий ответ. — Никки скрестила руки на груди. — И что это за оружие?

— Особый лук, — сказал Натан. — Такой враг может быть уничтожен стрелой, а лучником должен быть тот, кто обладает сильным даром — могущественный волшебник или колдунья.

— Им могу быть я, — сказала Никки, уже предвкушая поставленную задачу. — И я знаю, как пользоваться луком.

Волшебник покачал головой.

— Увы, все не так просто, колдунья. Само заклинание жизни переплетается с самыми древними созданиями, самой структурой мира. Стрела должна быть пущена из особого лука — лука, сделанного из ребра дракона.

Никки быстро вдохнула пыльный, неподвижный воздух в этом вновь открытом хранилище. Свет от ее волшебного огонька в руке немного замерцал.

— Ребро дракона?

Голос Натана стал тревожным, когда прошел восторг.

— Так и есть. Вижу, что это создает проблему.

Мия явно была разочарована.

— Драконы вымерли.

Теперь, когда ответ возможно уже был получен, Никки отказывалась расставаться с этой надеждой.

— Почти вымерли.

Ученики собрались в одном из больших залов заседаний. В камине горел огонь из мескитовой древесины, посылая в комнату теплый, пикантный аромат. Натан показал древний том внимательным исследователям, и все они загудели, обсуждая варианты.

— Мы должны действовать, и как можно скорее. — Волшебник говорил решительным, серьезным тоном. — Шаксис был только первым нападением Виктории на нас. Думаю, она хотела застать нас спящими, но, возможно, и просто проверяла. Следующая атака, безусловно, будет более опасной.

— И она становится сильнее с каждым дюймом территории, на которую она притязает этими чудовищными джунглями, — добавила Никки.

Бэннон сидел возле очага с мрачным лицом, точил меч и размышлял.

— После того, что я видел прошлой ночью, я убежден, что другого пути нет. Эти бедные девушки… — Он тяжело сглотнул. — Их уже не спасти. Мы должны делать то, что правильно. Если мы не остановим эту необузданную поросль, Виктория причинит столько же разрушений, сколько и Пьющий жизнь.

— Мы должны защитить Клифуолл, — голос Франклина звучал встревоженно. — Возможно нам стоит отгородить другую сторону плато? Запечатать окно алькова? Как мы можем убедиться, что ничего не проникнет из Шрама? Как шаксис?

— Мы знаем, что она придет за нами, — сказала Мия.

Никки кивнула.

— Блокировка проемов поможет, но только как временная мера. Когда джунгли Виктории достигнут скал, ее лозы и массивные корни деревьев вскроют саму месу. Мы должны остановить ее еще до этого. — Колдунья обвела взглядом собравшихся. — Мне все равно, насколько это будет сложно. Мы должны убить ее.

— И теперь мы знаем, как это сделать, — сказал Натан, — благодаря утерянному тому, который нашли моя дорогая Мия и я. — Он улыбнулся внимательной исследовательнице. Остальные меммеры и ученики неуверенно забормотали. Потеряв Саймона и Викторию, их две фракции остались без лидеров, сами по себе. — Нашей могущественной колдунье требуется выстрелить в Госпожу Жизнь стрелой из лука, сделанного из ребра дракона. — Голос волшебника дрогнул. — Нам нужно только отыскать дракона.

Большинство драконов исчезли на многие годы, особенно в Древнем мире, а разрушительное заклинание Огненной цепи стерло даже память о драконах из человечества на какое-то время, но они по-прежнему существовали. Они должны были существовать.

Бэннон грустно рассмеялся.

— Ну конечно! Это же так просто. И как только мы отыщем дракона, нам останется его убить и вырезать ребро из его туши. — Юноша тяжело присел возле очага. — Милостивая Мать моря, я не думаю, что это займет больше одного-двух дней. Чего же мы ждем?

— В последние дни войны против Имперского Ордена, — сказала Никки, — ведьма по имени Сикс летала на огромном красном драконе, атакуя армию Д'Хары. — Имя дракона было Грегори, но он сейчас далеко, и мы никогда его не найдем.

Тистл взяла один из больших стульев, и села, подогнув колени, в неудобное, но удивительно гибкое положение. Она издевалась над молодым человеком, дразня его, словно младшую сестренку.

— Нам не нужно искать и убивать дракона. Нам нужно лишь его ребро.

— Дорогое дитя, — произнес Натан профессорским тоном, — драконьи ребра образуются от драконов. Как ты предлагаешь нам найти реберную кость, не отыскав самого дракона?

Тистл разочарованно застонала.

— Я имею в виду, что нам не нужно искать живого дракона и убивать его. Нам просто нужно найти ребро. Это значит, что нам надо поискать скелет дракона.

Бэннон выглядел раздраженным.

— Конечно. Это ведь намного проще. Они, должно быть, валяются повсюду.

Никки неожиданно явилось воспоминание о том, как она и Ричард в качестве ее заложника пересекали Срединные земли, направляясь в Алтур'Ранг. По пути они встретили разлагающуюся тушу дракона. — Я видела такой скелет, но он далеко, в Срединных землях.

— Даже если мы сможем найти его снова, само путешествие займет месяцы, если не годы, — сказал Натан.

Девочка снова застонала и рассмеялась.

— Это не то место, где стоит искать драконьи скелеты.

— И где ты предлагаешь, чтобы мы искали? — спросил Бэннон.

— В Кулот Вэйл, конечно, — ответила она, как будто тот был неграмотным ребенком. — Все это знают.

— Мы ведь не с этих мест, — напомнила Никки. — Что такое Кулот Вэйл?

— Я росла в своей деревне, слушая истории о великом кладбище драконов — Кулот Вэйл. — Тистл оглядела комнату, ученики зашептались, явно выражая беспокойство. Некоторые из них, похоже, были знакомы с этой сказкой. Меммер Глория кивнула.

— Кулот Вэйл находится далеко, — сказала Мия, — и защищено висячей долиной[11] в горах на севере, и это опасное место. Место, куда отправляются умирать драконы.

Ученики совещались между собой. Франклин говорил с полузакрытыми глазами, читая вслух из памяти: «Все драконы имеют инстинктивную связь с магическим местом Кулот Вэйл. Там покоятся кости сотен драконов». — Его голос стал зловещим. — «Ни один человек никогда не ходил туда и не возвращался, чтобы рассказать о нем».

— Тогда каким же образом были записаны эти россказни? — спросил Натан.

Глория серьезно кивнула.

— Это загадка, которую еще предстоит разгадать.

— Если вы знаете об этом кладбище драконов, — сказала Никки, — то, несомненно, мы сможем найти ребро и быстро возвратиться.

Несмотря на то, что Бэннон всегда стремился к приключениям, даже он, похоже, сомневался.

— Ну, это как вилами на воде написано.[12]

Но Никки услышала все, что ей нужно было услышать.

— Наша альтернатива — ждать здесь, пока разрастаются джунгли Виктории, в надежде, что мимо пролетит дракон, мы убьем его и заберем ребро.

— Я понимаю. Когда ты обрамляешь обсуждения подобным образом, колдунья, даже Кулот Вэйл звучит как альтернатива более предпочтительная, — сказал Натан.

Тистл посмотрела на Никки пристальным взглядом.

— Кулот Вэйл действительно существует. Я всю жизнь слышала истории о нем.

Бэннон закатил глаза. — Тебе даже нет двенадцати.

Никки повернулась к собравшимся ученикам.

— Ты собирал карты, чтобы помочь нам в нашем путешествии, волшебник. Попадались ли тебе те, что указывают местонахождение Кулот Вэйл?

— Если никто никогда не видел кладбище драконов, как можно было сделать карту? — спросил Бэннон.

— Еще одна необъяснимая тайна, — произнес Франклин.

Никки не поддалась разочарованию. Она последует этому руководству, она знала, что это их наилучший шанс.

— Пока нас не будет, остальные должны укрепить оборону Клифуолла, на случай, если Виктория отправит против вас больше своих приспешников.

Тистл соскользнула со стула, вытянув ноги, и подошла к Никки.

— Путешествие в Кулот Вэйл займет много дней, — сказала Мия. — По неизведанной территории.

— Нам не привыкать, — отрезала Никки. — Чем скорее мы уйдем, тем скорее вернемся. С ребром дракона.

Глава 67

Наброски карт из архивов Клифуолла указали им место поиска легендарного кладбища драконов, и Никки со своими спутниками уверенно отправились в путь. С полными рюкзаками, в свежей дорожной одежде они двинулись вверх по изолированным каньонам, взбираясь в пустынные высокогорья, избегая огромную долину.

Тистл, полная энергии, шла впереди, когда путники направились на север, к далекой линии массивных седых гор, по всей видимости вулканического происхождения. На этой обширной местности воздух был прозрачен, отчего казалось, что невозможно определять расстояния.

— Эти горы находятся в нескольких днях пути, — сказал Натан, — даже если мы будем поддерживать хороший темп.

Никки продолжала движение.

— Тогда нам не следует медлить.

Волшебник остановился, чтобы вытереть лоб. Он вытащил белый платок, который Мия застенчиво подарила ему перед их отбытием, и посмотрел на него со странной улыбкой. — Посмотрим, работает ли заклинание этой милой девушки. — Старик вытер тканью лицо, а затем просиял. — О да! Влажный, прохладный и освежающий. Она пообещала мне, что это простое и безобидное заклинание, но я нахожу его вполне эффективным.

Никки присутствовала, когда тихая молодая ученица дала Натану эту белую тряпочку. Мия обещала, что заклинание всегда будет держать платок прохладным и влажным, облегчая бремя путешественника.

— Простое и безобидное, — согласилась Никки. — Но как бы ни были одарены ученики, мне приходилось видеть их неумелое использование разного рода заклинаний. Все они неподготовлены. Подумай о неосознанно нанесенных ими разрушениях, и что они еще натворят… Растаявшая башня архива, Пьющий жизнь, теперь и Виктория с ее сумасшедшими джунглями.

— Это всего лишь платок, колдунья… — возразил Натан.

— С этого все и начинается.

Смущенный, волшебник спрятал тряпицу в карман, но Никки заметила, как часто он использовал платок во время жаркого дня, особенно при крутых подъемах.

Путники шли весь день, беря короткий отдых только чтобы выпить воды и наскоро перекусить. Тистл, ускакав вперед, убила нескольких упитанных ящериц, чтобы дополнить всем трапезу, но не потому, что они нуждались в еде, а просто наслаждаясь охотой.

На второй день высокогорная пустыня осталась позади, и ландшафт стал более лесистым. В покатых холмах они нашли ручьи, чтобы пополнить свои бурдюки, и даже рощу диких слив. На радостях от изобилия свежих фруктов, все объелись сливами, особенно Бэннон. В тот же вечер вся компания страдала от судорог желудка и расстройств кишечника.

На следующий день Никки ощутила присутствие животного, наблюдающего за ними, и поняла, что Мрра выследила их из долины. Колдунья заметила вспышку рыжеватого меха, скользящую вдалеке среди низких деревьев. Зверь был неподалеку. Все еще связанная заклинанием с Никки, большая кошка следовала туда, куда направлялась ее сестра-пума, но сохраняла свою независимость.

Никки была рада узнать о присутствии животного. Она ощущала потребность большой кошки в охоте, отдаленную дрожь в ее поджилках, чувствовала стук ее сердца, когда Мрра преследовала жертву, вкус горячей, отдающей железом крови, визг и конвульсии свежепойманной добычи.

Когда Никки привела всех к концу дня на небольшой луг, они обнаружили кровавую оленью тушу, зарезанную совсем недавно. Животное лежало с выпущенными внутренностями, со съеденной печенью, при этом остальная часть мяса осталась нетронутой. Натан и Бэннон сразу насторожились, полагая что хищник все еще рядом, а Никки опустилась на колени рядом с оленем.

— Это Мрра поохотилась для нас. Она насытилась и оставила оленя нам на ужин.

Волшебник просиял.

— Добрые духи, это совсем другая история. Славная у нас будет трапеза.

Пока Никки разжигала огонь, Тистл и Бэннон вместе нарезали полоски оленины, чтобы поджарить над костром. Девочка признала, что это мясо вкуснее, чем ее ящерицы. После пиршества довольные путешественники легли спать на мягкой луговой траве. На следующее утро они завернули немного стейков в свежие зеленые листья, а Никки, чтобы мясо не испортилось, сотворила простое защитное заклинание, уложив его по рюкзакам.

В течение следующих нескольких дней путники петляли по бездорожью и поднимались по отвесным ущельям, которые вели в более труднопроходимую местность, но остроконечные вулканические горы оставались по-прежнему очень далеко.

— Я не помню, слышал ли о Кулот Вэйл на уроках истории, — размышлял Натан. Ему нравилось по дороге разговаривать с Бэнноном, хотя остальные тоже их слушали. — Но я читал много рассказов о Срединной войне, и записи о том, как император Курган завоевывал юг континента. Генерал Утрос и его непобедимые армии проносились по земле, сметая город за городом. У него были воины-волшебники, а также орды обычных солдат. Отправляясь осаждать удивительный город Ильдакар, Утрос знал, что столкнется с необычайно могущественной магией, поэтому ему понадобилось особое оружие. — Натан взглянул на Тистл и перешел на драматический шепот. — Они захватили дракона — серебряного дракона. — Глаза девчушки расширились.

— Никогда не слышал о серебряном драконе, — сказал Бэннон. — Они особенные?

— Все драконы особенные, мой мальчик, и они всегда были редкостью. Красные драконы — сердитые, зеленые — надменные, серые драконы мудрые, черные — злые. Но генерал Утрос хотел серебряного.

— Почему? — спросила Тистл.

— Потому что серебряные драконы — лучшие бойцы. — Натан отмахнулся от назойливой белой бабочкой, которая, вместо того чтобы искать цветы, порхала у его лица. — Но их нелегко укротить или контролировать. Воинам Утроса удалось захватить одну такую бестию, и они держали его скованным цепями и в упряжи. Армия намеревалась выпустить его, как только доберутся до Ильдакара. Но однажды ночью дракон оборвал свои узы и вырвался на свободу, пожрав и упряжь, и укротителей. Он мог просто улететь, но вместо этого дракон решил отомстить. Серебряный монстр прорвался через военный лагерь и перебил сотни солдат Железного Клыка. Генерал Утрос едва избежал смерти, однако половина его лица обгорела и осталась изуродованной драконьим огнем. Серебряный дракон улетел, оставив беспорядок в его армии, но генерал Утрос не собирался возвращаться к императору Кургану и признавать поражение. Он отправился дальше, надеясь найти другой способ покорить Ильдакар.

Натан продолжал рассказ, пока они двигались по лесу, достигнув вершины холма, где все увидели, что высокие черные горы стали наконец ближе. — Но когда его войска прибыли в Ильдакар, Утрос обнаружил, что весь город исчез! Один из величайших городов Древнего мира полностью пропал.

— Как? Куда он делся? — спросила Тистл.

Волшебник пожал плечами.

— Никто не знает. Легенде пятнадцать столетий, так что это скорее всего просто сказки.

— Будем надеяться, что Кулот Вэйл больше, чем просто сказка, — сказала Никки.

В ту ночь путники спали возле ревущего костра, поскольку ветер сквозил через тонкие деревья. Натан согласился встать на часы первым, пока остальные улеглись спать. Тистл завернулась в свое одеяло, лежа на твердой лесной подстилке с тем же комфортом, как и в каменных покоях Клифуолла, хотя и скучала по мягкой овчине.

Никки лежала рядом с девочкой. Слушая треск огня с закрытыми глазами, колдунья простерла свои чувства, но не уловила непосредственной опасности в лесах поблизости. Однако ее разум коснулся песчаной пумы, и Мрра издалека так же ощутила эту связь. Большая кошка подтвердила, что они пребывают в безопасности от каких-либо угроз, поэтому Никки позволила себе погрузиться в глубокий сон…

Пока ее тело отдыхало, сны устремились вдаль, снова, как и прежде, в сознание ее сестры-пумы. Мрра была более довольна видом этой местности, чем запустением Шрама или беспокойными первобытными джунглями. Здесь, в естественных холмах, она испытывала настоящую свободу.

Когда кошка бежала вприпрыжку в ночи, разум Мрра был настроен на окружающий мир, пребывая в контакте с давними воспоминаниями, которые переживала Никки. Мрра вспомнила ее товарищей по троке, связанных заклинанием, как они вместе играли, кусались и царапались, делая вид, что больно, но не причиняя друг другу никакого вреда.

Дрессировщики вскоре взялись за их более суровую, более смертоносную подготовку. Дикие пумы поначалу сопротивлялись, но вскоре научились получать удовольствие от поединков, от убийства. В состоянии сна Никки также испытала вспомнившееся Мрра наслаждение от раздирания жертв когтями, как испуганных людей, которые не могли сопротивляться, так и ужасающих монстров, созданных плотомантами для боевой арены.

С ликующим адреналином Мрра вспомнила особенного зверя, с которым она и ее сестры-пумы сражались на гладиаторской арене, перед кричащими толпами зевак, которые требовали крови, требовали смерти, хотя Мрра не понимала, чью кровь они хотели. Под руководством волшебника-командующего плотоманты изменили, переделали и исказили могучего быка в боевую бестию с набором из четырех острых, изогнутых рогов, плоской бронированной головой и прочными, как сталь, копытами, высекающие искры из гравия арены. Чудовищный бык был гораздо массивнее, чем три кошки вместе взятые, но троке предстояло с ним сразиться. Мрра и ее сестра-пумы поняли это.

Когда демонический бык бросился вперед с разрывающим уши ревом, перекрывшим головокружительный гул толпы, песчаные пумы разделились; каждая знала, что делает ее сестра. Скоординировав свои атаки, трока окружила гигантскую фыркающую бестию.

Бык несся, сотрясая землю, набирая ускорение, и Мрра отскочила в сторону, а ее сестры-пумы окружили и напали сзади. Одна проскребла зверя по задней левой ляжке, оставив параллельные кровавые борозды на шкуре монстра. Другая кошка прыгнула на горло зверя, но его мышцы, казалось, армировала стальная проволока, и изогнутые клыки оставили лишь неглубокие укусы.

Мрра стояла на том же месте, когда чудище прогремело в ее сторону, — слишком тяжелый и слишком быстрый, чтобы остановиться. Она прыгнула ему на голову, уцепившись за глаза, но бык сбил ее на землю, едва не раздавив. Пума почувствовала, как затрещали ее ребра. Вовнутрь хлынула кровь. В разум Мрра ворвалась боль вместе с горячей кровью быка, пролившейся на нее из его глубоких ран.

Через связующее заклинание она испытала, как две ее сестры-пумы прыгают на спину монстра, когтями и саблями-зубами разрывая его плоть. С мощнейшим ревом зверь отбросил их, высекая кучу искр своими усиленными копытами в поисках цели.

Мрра перекатилась по пыльному песку, слушая ревущие овации, игнорируя боль поломанных ребер. Это было то, что дрессировщики от нее и добивались. Вот почему существовала она и вся трока. Двигаясь как одно целое, три пумы атаковали вновь. Несмотря на то, что бык был полон энергии, а они ранены, в конце концов большие кошки измотали монстра.

Плотоманты наблюдали с трибун, хмурясь от недовольства, видя созданного ими уникального боевого монстра, которого почти свалили три песчаные пумы.

Мрра и ее сестры рвали быка на окровавленные лохмотья. С его живота повисли внутренности, но, подобно огромной бесчувственной машине, тот продолжал атаковать, пока, замычав, не рухнул в брызгах темной крови. Изо рта вывалился толстый розовый язык, и зверь с громким выдохом издох.

Мрра и ее сестры стояли вместе, все в крови, терпя боль, размахивая хвостами. Они подняли глаза, ожидая, когда дрессировщики придут и заберут их. Даже с глубоко засевшей болью из-за сломанных костей и порванной шкуры, Мрра осталась довольна. Звук, который клокотал в ее груди, походил скорее на мурлыканье, чем на рычание, потому что она выполнила то, чему обучили ее укротители.

Она убила. Она одолела врага.

В конце ночи, когда Натан свернулся возле костра и заснул, Бэннон встал на часы вторым. Он сел на поваленное бревно, держа меч наизготовку, поглядывая на своих друзей и прислушиваясь к шорохам в лесу.

Никки крепко спала, потерянная в своих снах. Она дернулась, и из ее горла раздался низкий звук, похожий на кошачий рык. Колдунья настолько глубоко погрузилась в сон, что была уязвима. Никки предупредила об этом своих спутников, и Бэннон не собирался подводить ее.

Он настороженно сидел и охраняя, пока Никки не проснулась на рассвете.

Глава 68

После долгих дней тяжелого путешествия, они наконец достигли вулканических гор. Скудная растительность проклевывалась через рыхлую коричневато-ржавую почву, а каменные глыбы состояли из пористой пемзы, изрешеченные окаменевшими воздушными карманами. Лишайник и мох покрывали валуны из лавы.

Стоя на высоком хребте, Натан изучал наброски карт из Клифуолла, пытаясь определить направление.

— Туда. Мы почти у цели. — Никто не подверг сомнению его определение «почти». Волшебник вытер лоб особым платочком Мии, а освежившись, спрятал его, прежде чем двинуться дальше.

— Надеюсь, ты прав, — сказала Никки. — Мы ушли уже давно, а Госпожа Жизнь не стоит на месте, и становится сильнее, там, в долине. — Увидев головокружительный размах разбушевавшейся природы, она не сомневалась, что это бедствие распространится даже быстрее, чем запустение Пьющего жизнь. И снова ей предстоит остановить врага, угрожающего лорду Ралу, империи Д'Хара, как Древнему миру, так и Новому.

Пробравшись через горное бездорожье, путники, наконец, добрались до седловины, открывавшую вид на суровую и уединенную висячую долину. Ее каменистую чашу внизу защищали острые вулканические преграды и возвышающиеся скальные шпили, подобно обнесенному стеной заповеднику, огибаемому ледниками и разломами утесов. Котловина черных гор вмещала полузамерзшее озеро среди заснеженных участков гигантских валунов и вершин из затвердевшего пепла.

Никки инстинктивно узнала это место, и чуяла своим сердцем, что они оказались именно там, куда и шли. «Кулот Вэйл», прошептала она.

Тистл указала с явным нетерпением: — Посмотрите! Видите, кости?

Присмотревшись, Никки смогла различить разбросанные белые скелеты огромных существ — и не один десяток, — лежащие неподвижно на фоне пустоши.

Резкий бриз задул белые волосы Натану в лицо. С лица старика не сходила довольная улыбка.

— Драконьи кости! Просто отлично, — произнес он, как будто был хорошо знаком с подобного рода вещами.

Бэннон задрал голову вверх, вглядываясь в небо, словно ожидая увидеть угловатый силуэт кружащего дракона.

— Мы должны туда спуститься, — сказала Никки. Она приостановилась, чтобы оценить сложность пути в скалистую долину, но Тистл сорвалась с места, и, как горная коза, поскакала вниз по сыпучим скалам. Когда каменистая осыпь сползала под ней, девочка просто прыгала на более устойчивый валун, продолжая спуск в мрачную котловину.

Ухватив цель в поле зрения, Никки наконец выбрала себе маршрут вниз по склону, не особо зацикливаясь на впечатляющих пейзажах. Бэннон и Натан старались не отставать. Волшебник пробирался с большой осторожностью, и молодой человек оказывал ему совершенно излишнюю поддержку. Позади них, силуэтом в дневном свете осталась на вершине хребта Мрра; пума не пошла дальше, отказавшись войти в Кулот Вэйл. Никки знала, что большая кошка могла сделать собственный выбор.

Среди разломанных черных скал на дне чаши они натолкнулись на первый скелет дракона. Его ребра развалились, став похожими на лапы мертвого паука. Время и непогода искривили позвоночник. Из пустотелого черепа отпало множество длинных клыков. Пустые глазницы монстра смотрели вверх, в вечность.

Натан подошел к скелету и потянул изогнутое ребро.

— Может, мы просто возьмем первое попавшееся и уйдем? — Он постучал костяшкой пальца по кости, издавшей глухой звук. — Ты могла бы смастерить лук из одного из них.

Бэннон посмотрел на волшебника с недоумением.

— Мы пока не можем уйти! Надо тут все исследовать. Это ведь затерянное кладбище драконов — подумай о своих историях!

— Нам нужно выбрать правильную кость, — сказала Никки. — Я хочу проверить их размер и упругость.

Путники двигались среди мрачного нагромождения, исследуя разнообразие ребер, позвонков и черепов в этом конечном месте упокоения последних драконов.

Волшебник остановился рядом с возвышающимся скелетом, к которому до сих пор цеплялись клочки чешуйчатой кожи. Никки осмотрела необъятный череп, бывший размером с воловью повозку. Его длинные клыки были все в рытвинах: возможно, прогнили от возраста. Величественно изогнутые ребра в два раза превышали ее рост, но даже в этих жалких останках Никки могла ощутить могущество, все еще пребывающее в огромном создании. Она воспринимала тесно связанную магию жизни, пульсирующую внутри этих костей. Да, лук, сотворенный из такого ребра, мог содержать достаточно энергии, чтобы успокоить разгулявшееся заклинание Виктории.

— Этот выглядит как черный дракон, — сказал Натан. Каждая эбеновая чешуйка размером сопоставлялась с его расправленной ладонью. — Великий дракон. Возможно, своего рода повелитель.

Никки была более прагматична.

— Возможно и так, но его ребро слишком велико для меня. Нам нужно найти более подходящий скелет.

Двигаясь вокруг разбросанных вулканических камней, Бэннон остановился осмотреть очередную груду развалившихся костей. Натан подошел к нему, кивнув.

— Взгляни туда, видишь небольшие различия в форме головы и строения костей крыла? Полагаю, этот дракон был зеленый. Обрати внимание на роговые выступы на морде. Вот как можно распознать зеленого дракона.

Бэннон нахмурился.

— Разве не заметно, что это зеленый дракон по цвету его чешуек?

— Да, мой мальчик, но, когда оказываешься так близко, сталкиваешься с проблемами гораздо более острыми, нежели научная классификация.

Когда они пробирались вглубь долины, небо укрыли облака. Путники шли среди скелетов, больших их нагромождений, как если когда-то здесь произошло великое вымирание драконов.

— Интересно знать, когда сюда прибыл последний. — Бэннон наклонился к очередному черепу, маленькому, возможно молодого дракона, погибшего рядом со своей матерью. Но даже юный, он превосходил размерами тягловую лошадь.

Тистл понеслась вперед, чтобы порыскать среди скал. Девочка вышла из поля зрения, когда обнаружила еще большее скопление костей, древние поколения павших драконов.

— Сюда, колдунья! — позвал Натан. — Возможно, этот? Это серебряный дракон, судя по конфигурации его черепа и костей хребта. Метафорически он лучше всего подойдет для битвы.

Подойдя к обнаруженному волшебником скелету, Никки оценила длину и кривизну ребер, вытянув руки, словно удерживая воображаемый лук.

— Хороший вариант.

Бэннон зашагал в их сторону со своим мечом.

— Если это то, что ты хочешь, колдунья, я могу отсечь кость. Когда вернемся в Клифуолл, придадим ей форму лука.

Закричала Тистл.

Никки двигалась молниеносно, перепрыгивая изъеденные вулканические камни, петляя среди скелетного беспорядка. Она достигла обнажения пемзы, за которым увидела девочку, убегающую в ужасе. Что-то шевелилось среди камней и костей — нечто огромное.

Развернулась пара угловатых крыльев, натягивая сморщенную, серую кожу. Шипя, и раскидывая в стороны камни, из россыпи пыли и галечника полезла вверх змеевидная шея. Нагромождения костей, кувыркаясь и гремя, разлетались с полузакопанной фигуры: рептильного чудища, с обвисшей у горла кожей, и усиками, опущенными из усеянных клыками челюстей. Многие из его отливающих оловом чешуек отсутствовали, обнажая открытые участки морщинистой кожи.

Со звуком кузнечных мехов дракон вдохнул воздух в легкие, и поднялся, хлопнув широкими крыльями. В его золотистых глазах засветился огонек. Существо казалось невероятно древним, но не совсем немощным.

Поднявшись, серый дракон разбросал обломки камней. Тистл съежилась от страха, находясь в поле зрения чудища. Ей некуда было бежать.

Дракон заговорил громоподобным голосом, из-за чего с крутых склонов долины посыпались камни. — Я Бром! — Он хлопнул крыльями за спиной, заставив всколыхнуться воздух. — Я — страж. И я последний. — Древний серый дракон фыркнул и снова вдохнул, расправляя свою ссохшуюся морщинистую кожу. — А вы — нарушители.

Глава 69

Когда Бром поднялся с кучи костей и вулканического камня, Тистл пятилась назад, ее глаза метались в поисках убежища. Бросившись к серому дракону, Никки погрузилась в себя в поисках магии, которую могла бы применить против огромной бестии, уверенная, что девочку в любой момент испепелят.

Бэннон и Натан вытащили свои мечи и встали наизготовку, как если они могли внушить ужас в Брома или запугать его. Волшебник выглядел вызывающе, но Бэннон был явно поражен и перепуган.

Серый дракон продолжал выползать из скелетных завалов. Галька и кости вместе с пылью скатывались с его сморщенной кожи. Искорки с дымком завились из широко распахнутой пасти. — Я думал, что это мой конец, — прогромыхал Бром, — но я по-прежнему защитник этого места. — Огромные крылья раскачивались взад-вперед; их тонкие мембраны выцвели и покрылись пятнами, а дыры придавали крыльям потрепанный вид. Никки сомневалась, что чудище еще может летать.

Бром оказался несказанно древним. Чешуйки падали с его кожи, словно плохо прикрепленные монетки. Взревев от нескончаемого, лютого изнеможения, дракон зарычал:

— Воры! Я должен охранять кости моего народа.

Когда Натан с вызовом поднял свой вычурный клинок, выглядел он смехотворно ничтожным.

— Мы не хотим навредить тебе, дракон, но будем защищаться. — Волшебник высоко взмахнул мечом, рассекая воздух. Бэннон последовал за своим наставником, размахивая Крепким в стремлении напугать огромное создание.

Серый дракон повернул голову и прищурился. Казалось, он с трудом мог видеть.

— Вы не похожи на других истребителей драконов, с которыми я сталкивался. Вы слишком тщедушные, я вас легко могу убить. — Его змеевидное горло раздулось, словно кузнечные меха, когда он откашлялся на них сгустками дыма, золы и искр.

Никки своевременно выпустила волну ветра, отклонив брызжущее слюной дыхание дракона. Она добежала до напуганной девочки и оттолкнула Тистл в сторону.

— Беги, найди укрытие!

Серый дракон бросился за ними на своих неустойчивых конечностях.

Бэннон, с дуру, с громким воплем выпрыгнул вперед и замахнулся мечом на переднюю лапу Брома. Острый край Крепкого пробил неплотные, раздвинутые чешуйки, погрузившись в кость через тонкую, как пергамент кожу, как если нога рептилии была не более чем поваленное бревно.

Бром издал рев, выпустив огонь из горла. Древний дракон взметнул своим зазубренным хвостом и, во взрыве гнева и боли, раскидал по сторонам кости и вулканические камни. Он вытянул свою длинную шею, рычал и вглядывался щелочками глаз.

Никки подталкивала девочку во время бега, затем они нырнули за башенки из пемзы и огромных костей. Даже немощный и одряхлевший, дракон представлял из себя грозного противника. Гремя рассыпанными вокруг ссохшимися костями, Тистл взобралась наверх, добравшись до гигантского скелета очередного черного дракона. Бром подбирался к ней и Никки.

Чудовище откинуло свою длинную голову и вдохнуло, набирая дым и пепел. Зная, что должна защитить себя и девочку, Никки бросила Тистл под окаменевший купол черепа черного дракона, и нырнула вслед за ней.

Струя дыма и сполохи огня серого дракона окатили череп, и Никки ощутила, как он содрогнулся; неистовый ветер раскачивал их убежище вместе с волной мощнейшего жара. Тистл свернулась возле колдуньи, крепко вжавшись, выжидая окончания атаки.

Как только струя огня Брома истощилась, Никки услышала зов Натана:

— Сразись с кем-то своего же размера, дракон! — Волшебник грубо рассмеялся. — Но поскольку такого противника тут нет, тебе придется биться с нами. Сегодня, я и Бэннон, все же станем истребителями драконов.

Молодой человек добавил свой возглас, безумный и безрассудно храбрый:

— Ну давай, старая развалина, или ты слишком устал и тебе пора вздремнуть?

Фыркнув от оскорбления, Бром развернулся и покинул почерневший череп, ставший укрытием для Никки с девочкой. С ревом, прозвучавшим скорее дрожащим вздохом, серый дракон неустойчиво побрел навстречу двум мечникам. Натан и Бэннон обступили его, рубя и молотя по задним лапам и хвосту, пробивая чешую до самой кожи. Из ран чудища просочилась густая, темная кровь.

Бром щелкнул своими челюстями, но Натан откатился прочь, посреди грохота давно иссохших позвонков. Древнему дракону-хранителю недоставало множества зубов, хоть он и казался устрашающим. Благодаря своему титаническому размеру Бром свалил каменный шпиль, и вскользь зацепил Бэннона, опрокинув юношу вместе с обломками.

Как только дракон отвернулся, Никки прижала Тистл к земле.

— Оставайся здесь. Ты в укрытии, и пока будешь в безопасности. — Затем колдунья вышла, чтобы столкнуться с древним драконом самолично.

— Никки, будь осторожна! — крикнула ей вслед Тистл.

Ее обычной магии недоставало даже против этого слабого и дряхлого исполина, и колдунья была вынуждена привлечь вместе элементы магии Приращения и Ущерба. Среди седых облаков, нависших высоко над долиной, прогремел, подобно взрыву, гром. Никки потянула разбегающиеся плети и зазубренные стрелы дикой и необузданной иссиня-черной молнии. Одна обрушилась в изогнутые ребра распластавшегося скелета, но две другие ветви молнии ударили по Брому, пробив перепонку его правого крыла и продрав глубокую черную рану на боку.

Старый дракон издал дымящий рев и замотал головой из стороны в сторону. — Нет! Я страж! — Бром бросился к Никки, хотя едва мог ее видеть.

Никки держала обе руки перед собой, изгибая пальцы. Колдунья могла бы выпустить шар огня волшебника и бросить его в дракона, но у нее созрела другая идея. Лучше вызвать огонь в самом драконе, сжечь его изнутри. Ей нужно найти и взорвать сердце Брома.

В предыдущих битвах Никки призывала жар и резко повышала температуру внутри объекта, как она это проделала с гигантскими ящерами возле логова Пьющего жизнь. Теперь, с помощью своего разума, колдунья отыскала сердце дракона. Она могла сжечь его в пепел.

Оказавшись перед гигантским чудищем, Никки оставалась спокойной и сосредоточенной. Когда Бром бросился в атаку, Никки выпустила свою магию, наполняя сердце дракона огнем. Она даст древнему существу быструю и милосердную смерть.

Ее магическое пламя сжигало сердце Бром как в печи, но дракона это не остановило.

Напротив, когда огонь продолжал свирепствовать и нарастать в его груди, тот неожиданно стал молодеть. Потеряв контроль над магией, Никки осознала свою ужасную ошибку.

Огонь не сжег сердце дракона в пепел. Огонь был неотъемлемой сущностью подобного создания. Сильнейший жар вновь разжег сердце Брома — не убив его, но омолодив, влив в дракона силу возрождения. Его тонкая кожа и ряды ребер снова налились здоровым цветом. Перепончатые крылья, потрескивая, затянулись. Тело гигантской рептилии становилось все более угрожающим.

Полностью ожив, Бром захлопал крыльями, создав штормовой ветер, отбросивший Никки назад. Бэннон и Натан разбежались, нырнув в убежище среди вулканических глыб.

Серый дракон обратил свою голову к небу, широко раскрыл пасть и выпустил поток яркого, насыщенного пламени. Когда Бром покачал головой, его глаза, совсем недавно тусклые от старости, пылали золотистой глубиной.

— Благодаря тебе я вновь стал сильным. Прощайся с жизнью!

Глава 70

Когда дракон обратил на них взгляд вновь заблестевших глаз и выпустил поток пламени, Бэннон нырнул в убежище за высокой глыбой из пемзы, потащив за собой ошарашенного Натана. Рев жара ударил в щербатую вулканическую поверхность, сделав ее черной.

Пока помолодевший Бром атаковал ее спутников, Никки снова призвала молнию, в три раза сильнее своего первого шквала, но теперь оловянная чешуя дракона больше походила на толстую броню, и молния, не причинив вреда, отскочила от его спины. Полный энергии, страж-дракон напряг мышцы ног и взлетел в воздух, создав мощный порыв ветра своими обновленными крыльями.

— Это священное место для драконов! А вы — воры!

Он изверг волну огня в сторону Никки и колдунья выбросила руки, выпустив магию, создавая щит из воздуха и тумана, который отклонил пламя. Но она пошатнулась от испепеляющего натиска, в напряжении усиливая свой барьер, когда лавина пламени била вновь и вновь. Именно эта оборона едва не истощила Никки, и когда огонь утих, колдунья попятилась назад.

— Осквернители могил! — ревел Бром с неба. — Вы должны умереть.

— Нет! — Голос Тистл раздался в необычной тишине, заполнившей промежуток между ревом дракона и взрывом его пламени. — Бром, послушай! Мы здесь по другой причине.

Никки резко обернулась, чтобы увидеть, как тощая девочка взобралась на верхушку гигантского черепа и теперь стояла, размахивая руками, чтобы привлечь внимание Брома. — Мы пришли, потому были вынуждены! — Тистл выглядела крошечной и уязвимой под открытым небом.

Серый дракон спикировал над девочкой и выгнул змеевидную шею, готовясь к очередному извержению огня.

— Тистл, прячься! — закричала Никки.

Девчушка выглядела такой бесхитростной, такой смелой и непохожей на других, что даже Бром замешкался. Тистл стояла вызывающе и сердито.

— Мы пытаемся спасти мир! Я и мои друзья проделали долгий путь, чтобы добраться сюда. Это важно!

Глаза дракона блестели, отображая проницательный ум. Его полноценные способности вновь пробудились с тем огромным количеством огня, что Никки вложила в его сердце.

— Ты странное создание, малявка, — прогремел Бром. — Очень смелая, и очень глупая.

Тистл положила руки на свои тощие бедра и потрепанную юбку.

— Я настроена решительно. И мне сказали, что серые драконы мудрые. — Она быстро взглянула на Натана, а затем снова на Брома. — Тебе стоит прислушаться к голосу разума. Разве ты не хочешь знать, почему мы пришли сюда? Тебе не любопытно? — Она фыркнула, затем ответила, не дожидаясь услышать реакцию дракона: — Одна злая женщина выпустила ужасную магию, которая может проглотить весь мир. Она в скором времени уничтожит и Кулот Вэйл… и есть только один способ остановить это. Нам нужна кость — ребро дракона. — Девочка пристально посмотрела на серо-чешуйчатое чудище. — Вот почему мы явились сюда. Мы убьем тебя, если понадобится. Но этого не хотим. Мы пытаемся спасти мир, и поэтому нам лишь нужно взять необходимое.

Заинтригованный, Бром откинул назад крылья и уселся на огромную кучу булыжников посреди кладбища, поближе к Тистл. Бэннон и Натан вышли из своих укрытий. Волосы их липли от пота к лицам, измазанным сажей и пылью.

Никки по-прежнему удерживала магию, едва не выпуская очередной шквал молний, хотя не была уверена, принесет ли это пользу. Она все еще не восстановилась от предыдущей атаки дракона и сомневалась, что сможет убить или даже оглушить слишком уж энергичного дракона. Колдунья понимала, что атакуй она теперь, это только поставит в большую опасность Тистл. Если серые драконы действительно самые умные из разновидностей, возможно, Бром выслушает, прежде чем наброситься снова.

Дракон откинулся назад, вытянув свою клиновидную голову вперед. С ноздрей клубился дым, пока он рассматривал мужественную девочку. Тистл предстала перед ним даже не вздрогнув, несмотря на то, что горячее дыхание Брома обдувало ее спутанные кудряшки.

— Объяснись, малявка.

Тистл по-прежнему стояла так высоко, насколько могла, на вершине обгоревшего драконьего черепа.

— Я просто хочу спасти свою землю. Пьющий жизнь убил моих родителей, мою тетю и дядю, разрушил мою деревню и все в моей долине — и мы уничтожили его. Но теперь есть угроза посерьезнее — чародейка, которая вызвала бурный рост жизни, и теперь это захватывает долину, а дальше уничтожит все! — Голос девочки стал криком отчаяния. — Я просто хочу нормальный мир, хочу вернуть прекрасную долину, о которой все говорят.

Бром фыркнул дымом.

— Чародейка, создавшая слишком много жизни? — Он поднял залеченную переднюю лапу и огромным когтем поскреб между бивнеподобными зубами. — Я восхищаюсь этой концепцией. Слишком много жизни…

Он повернул свой пылающий взгляд туда, где стояли Никки, Бэннон и Натан, готовые сражаться.

— Я пришел сюда, чтобы умереть, как и все драконы в Кулот Вэйл… но это длилось долго. Я был стражем, и я помню их живыми. Теперь ты возродила мою жизнь. — Дым и пепел завились из пасти, когда серый дракон издал странный, рычащий смех. — Хотя не думаю, что ты собиралась сделать именно это. — Он, склонившись, повернулся к Тистл. Голова дракона располагалась так близко, что девочка могла протянуть руку и коснуться его чешуйчатой ​​морды. — Теперь, смелая малявка, как это связано со мной?

— Не с тобой, — ответила Тистл. — Но с костями… ну, или, только с одной костью. Единственный способ убить злую женщину и остановить этот поток жизни — это лук, созданный из ребра дракона. Вот почему мы и пришли сюда — хотели взять одно!

Никки осторожно приблизилась к Тистл. Колдунья непременно хотела защитить девочку магией, если Бром вдруг выйдет из себя. Никки заговорила твердым, но рассудительным тоном: — Только одно ребро, благородный дракон. Это все, что мы просим, ​​— но также и требуем.

— Здесь много костей, дракон, — вставил слово Бэннон. — Ты даже не заметишь потерю одного.

Бром поднял свою огромную голову и сложил широкие кожистые крылья. — Это останки моего рода. Это мои предки.

— Заклинание очень своеобразное и мощное, — объяснил Натан. — Мы бы не пришли в Кулот Вэйл, будь у нас выбор. Серые драконы мудры, не так ли? Если мы не остановим Госпожу Жизнь, волна ее безудержных зарослей охватит весь мир, и доберется до этих высоких гор.

Бром долго раздумывал, углубившись в мысли.

— Я понимаю, что это кажется вам мелочью, учитывая количество лежащих здесь костей, но я должен почитать останки драконов и делать то, что поклялся делать. Драконы — благородные создания. — Он выдержал паузу, рассматривая их одного за другим своим змеиным взглядом. — Я — благородное создание.

Затем глазами из расплавленного золота он столкнулся с Никки.

— Тем не менее, я должен признать, что ты сделала для меня, колдунья. Ты дала мне жизнь. Я собирался в этом месте умереть, став последней грудой костей, и тогда ни один дракон уже не охранял бы Кулот Вэйл. Но с огнем, который ты вложила в мое сердце, я снова жив и полон могущества. Ты добавила столетий к моей жизни и моему предназначению. — Он фыркнул и, казалось, смягчился. — Возможно, одно ребро не станет слишком чрезмерной платой.

Когда сумерки поглотили Кулот Вэйл, серое создание наблюдало за каждым их шагом, пока спутники обыскивали кладбище драконов. Никки оценивала каждое ребро на его пригодность. Когда колдунья нашла подходящее, она провела пальцами по гладкой поверхности цвета слоновой кости, слегка согнула кость, ощутив его упругость.

Натан изучал форму и строение черепа останков.

— Этот скелет принадлежал синему дракону. Среднего размера. Кости выглядят неповрежденными.

Над ними возвышался Бром. В его золотистых глазах промелькнула толстая мембрана, скользнув затем снова под веки. Голос дракона был мрачен.

— Не просто синий дракон, это был Гримни. Я хорошо его помню. Наши молодые годы прошли вместе, от рождения нас разделяло лишь столетие. Он всегда был беспечным искателем приключений, желающим летать по морям или парить над замерзшими пустошами. Он стремился тягаться с восходящими потоками воздуха в горах, идя на необдуманные риски. — Бром пыхнул завитушкой дыма. — Однажды Гримни рухнул в густой лес и так сильно запутался в ветвях деревьев, что проревел там несколько дней, пока не прибыли на выручку его собратья. Я помогал им сжечь лес в пепел, чтобы Гримни смог освободиться.

Бром потряс тяжелой головой из стороны в сторону.

— В следующий раз он взлетел высоко, очень высоко, надеясь испробовать на вкус пламя солнца. После он довольно долго возвращался, кружась вниз по неровной спирали, и с тех пор у него не все в порядке стало с головой. — Серый дракон хлопнул крыльями и аккуратно сложил их на спину. — Я считаю, что будет уместно, если вы используете его ребро в своих нуждах. Возьмите его, Гримни бы одобрил.

Никки в последний раз оценила реберную кость, убеждая себя, что сделает превосходный лук для уничтожения Госпожи Жизнь. Она применила магию, чтобы отсечь ребро, и длинная изогнутая дуга упала в ее ладони.

— Спасибо, Бром.

— Теперь покиньте это место, — молвил серый дракон. — Как бы мне ни нравилось беседовать, это нарушает мои правила. Возьмите ребро Гримни и сделайте, что должны. Воздайте ему честь, подарив последнее приключение.

Как только наступила темнота, путники поднялись по скалистым склонам и миновали ограничивающий долину вал, чтобы можно было расположиться лагерем за пределами Кулот Вэйл. Когда они пересекали перевал и начали нелегкий спуск в сгустившуюся тьму, Никки остановилась и оглянулась.

Серый дракон стоял на хребте, расправив крылья. Бром воззвал им вслед громким, гудящим голосом: — Я — Страж Кулот Вэйл. Не думайте, что мы друзья. Я убью вас всех, если вы когда-нибудь вторгнетесь сюда вновь.

Никки надеялась, что им больше никогда не придется возвращаться.

Глава 71

Путешествие обратно в Клифуолл заняло немало времени, но по знакомой теперь местности и маршруту. По дороге в Кулот Вэйл Натан делал пометки в древних картах, отмечая их путь и выделяя формы рельефа, а также обновлял свою книгу жизни.

Стараясь побыстрее вернуться в архив, Никки выжала из своих спутников максимально возможную скорость, опасаясь, что Виктория может сильно навредить, пока они находятся вдали от изолированных каньонов. Теперь у Никки было оружие, необходимое ей для уничтожения Госпожи Жизнь. Она несла изогнутое ребро Гримни, перебросив его за плечи, и чувствовала слабую покалывающую силу, присущую кости величественного создания, силу, обитающую в нем при жизни, связанную с самим мирозданием.

Оставив вулканические горы позади и постепенно спускаясь в открытую местность, колдунья снова могла чувствовать наблюдающую за ними издалека Мрра. Песчаная пума не желала входить в обитель мертвых драконов, но теперь находилась рядом, чтобы охранять их. Она рыскала впереди и осматривалась, храня безопасность на их обратном пути в Клифуолл.

Зная, что им нельзя терять времени, спутники проходили много миль, пока не становилось слишком темно, и даже тогда Никки не решалась остановиться. Она зажигала огонек на ладони, чтобы прошагать еще несколько часов. Все спали, как только представлялась возможность, и всегда отправлялись в путь с первыми лучами рассвета.

Когда холмы, наконец, уступили место пустыне и красно-скальным каньонам, прозрачный сухой воздух принес с собой намек на испарения. Даже издалека Никки увидела влажную зеленоватую дымку за плато, кипящую первозданной лесной энергией, распространяясь по долине к утесам.

Мрра, едва путники вошли в сеть каньонов, снова покинула их, не желая приближаться к людям, но Никки все еще могла чувствовать большую кошку, наблюдающую издалека. Фермеры и рабочие из отдаленных поселений каньона приветствовали возвращающихся путников, отправив гонцов с этой вестью в Клифуолл. Когда путешественники достигли всеобъемлющего пещерного грота, в котором находились основные здания архивов, обеспокоенные ученики выбежали им навстречу. В тенях позднего дня все собрались чтобы поприветствовать усталых, но торжествующих скитальцев, когда те поднялись по крутой тропке в скале.

— Смотрите, у нее есть ребро дракона! — воскликнула Глория, помахав рукой. Стоявший с ней рядом Франклин облегченно вздохнул. Робкая ученица Мия с радостью приветствовала Натана, помогая старику, сопровождаемому Бэнноном, подняться к пещерному своду. Она тараторила об увлекательных и полезных книгах, которые прочитала в его отсутствие, и волшебник тепло, по-отечески похлопал девушку по спине.

— Между прочим, моя дорогая, во время путешествия я использовал твой платок. Заклинание сработало неплохо. Оно освежало и придавало сил. — Мия кивала, сияя от гордости, когда Натан протянул вечно прохладную влажную тряпицу, чтобы показать ей. — Эта толика магии оказалась замечательной и полезной штукой.

Внутри архивного комплекса Никки решительно направилась в главный зал, где скинула большую реберную кость и опустила ее на первый попавшийся стол, отодвинув сложенные рассеянными учениками книги.

— Теперь мы можем создать оружие, в котором так нуждаемся. — Она провела рукой по гладкому ребру, изучая его поверхность при свете волшебных факелов, горящих у входа главного зала. Ученики, собравшиеся вокруг, затаили дыхание, желая взглянуть.

Никки расправила плечи и стала объяснять.

— Это ребро принадлежало синему дракону по имени Гримни. С этой костью я смогу создать могущественный лук, и стану тем лучником, кто остановит Викторию. У нас есть возможность прекратить бедствие, которое, я полагаю, даже серьезнее, чем Пьющий жизнь. — Она увидела надежду в их глазах. — Мне просто нужно подготовиться. Попросите охотников среди жителей каньонов принести мне их лучшие стрелы и тетиву. Остальное я приготовлю здесь.

Натан провел пальцами по своим бледным волосам, глядя на учеников и, в частности, на Мию.

— Были ли у вас какие-нибудь проблемы в наше отсутствие? Возможно, Виктория и ее дикие джунгли атаковали Клифуолл? Может, еще один шаксис?

Из Франклина вырвались слова, как если тот не мог их сдерживать:

— По вашим указаниям и для нашей же безопасности мы возвели баррикаду у внешней стены плато. Выстроили деревянные решетки и брусья поперек проема утеса, чтобы заблокировать любые возможные атаки. Мы пытались сделать это место неприступным.

— Но эти ужасные джунгли продолжают разрастаться, — добавила Глория. — Они заполонили долину, и теперь даже предгорья разразились жизнью. Некоторые из терновых лоз добрались до стены плато, и уже взбираются по утесам.

— За́росли все ширятся и ширятся, — сказал Франклин. — Ничто не может их остановить.

Мия кивнула, в беспокойстве нахмурив лоб.

— Со всеми этими деревянными баррикадами и перекладинами — мы не думали, что может что-то прорвать нашу оборону. Но когда магия Виктории коснулось их, эти деревянные конструкции произвели ростки! Мы попытались их среза́ть, но безуспешно. Они слишком быстро отрастали вновь. Вскоре комната за проемом алькова превратилась в непроходимые дебри.

— Когда не вышло с деревом, мы использовали каменный кирпич, чтобы закрыть этот проход, — продолжил Франклин. — Там безопасно, пока Виктория не найдет способ оживить и камень.

— Это отличное решение, — похвалил Бэннон.

— Но — решение временное, — сказала Никки, покачав головой. — Со временем лозы и корни смогут пробить даже самый крепкий камень. — Колдунья погладила изогнутое ребро дракона, воображая его в действии. — Но Виктории этого времени я не предоставлю.

Мия подошла к волшебнику, держа в руках обугленную книгу. Страницы пожухли и почернели, обложка обгорела.

— Натан, я хотела показать это вам. Мы спасли этот том от пожара после нападения шаксиса. Я перекладывала книги, когда нашла здесь упоминание о луке из драконьей кости, потому что я знаю, что это имеет значение для заклинаний, которые нам нужны. Не могли бы вы помочь мне изучить их? Возможно, мы сможем разобрать слова несмотря на поврежденные страницы? — Она опустила голову. — Я не решилась использовать свой дар для восстановления чернил и бумаги в ваше отсутствие.

— Ну, я был бы рад проконтролировать, моя дорогая, — сказал Натан, обращаясь к молодой ученице. — Как ты думаешь, мы могли бы выпить чаю во время чтения? И что-нибудь съесть?

Глория кликнула, чтобы всех созывали на обед.

— Где же наше гостеприимство? Эти люди проделали долгий путь! Виктория никогда бы не… — Она смущенно осеклась, осознав, что сказала.

Несмотря на усталость и грязь, невзирая на вид ее порванного черного платья и стершихся сапог, Никки отказалась от отдыха.

— Мне нужно приступить к работе. Я возвращаюсь в свои покои, чтобы создать нужный нам лук.

— Я помогу, — сказала Тистл, следуя за ней по пятам. — Покажи мне, что делать.

Увидев в глазах девочки рвение, Никки указала жестом по коридору.

— Пойдем со мной. Тут потребуется моя магия, но ты можешь наблюдать и быть готовой помочь, если я что-нибудь придумаю. — Тистл легко согласилась и сопровождала колдунью веселым шагом сквозь каменные тоннели, пока они не достигли своей общей комнаты.

Девочка налила воду в умывальник и Никки освежилась, протерев влажной тряпкой лицо и усталые глаза. Закончив, она ополоснула тряпку и протянула ее Тистл.

— Теперь вытрись и ты, по крайней мере так, чтобы я смогла разглядеть твое лицо.

— Ты разве его не видишь?

— Я бы хотела видеть больше. Ты вполне можешь оказаться симпатичной девочкой, но мне еще предстоит увидеть этому доказательства.

Тистл одарила ее дразнящим хмурым взглядом.

— При условии, что ты не заставишь меня носить розовое платье.

— Никогда.

Тистл послушно принялась тщательно отмывать щеки, лоб, глаза и нос.

— А теперь я чистая?

Никки увидела, что девочка на самом деле выставила некоторые участки чистой кожи, а в основном пыль она просто размазала. Вода в умывальнике стала коричневой от песка.

— Вполне. Ты можешь сидеть на своей овечьей шкуре и наблюдать за мной, но тихо. Мне нужно сосредоточиться.

Девочка действовала так, как будто Никки поручила ей торжественную миссию. Она нашла удобное место на овчине, подогнув под себя колени. Когда один из работников архива спешно вошел с подносом чая, печеньем и фруктами, Тистл обслуживала Никки, которая отвлеченно принялась за еду. Девочка, по другую сторону подноса, поглощала все, что оставалось.

Положив длинную кость на колени, Никки села на койку, размышляя, как придать ей форму лука. Она провела ладонью по изгибу ребра Гримни, ощутив структуру кости, и выпустила свою магию, чтобы видоизменить ее. Кость смягчилась, затем сердцевина затвердела. Колдунья ощутила великую мощь, уже содержащуюся в плотном изогнутом ребре, но добавила к ней еще немного больше.

Работая осторожно и осмотрительно, она корректировала дугу, затем на каждом конце слепила ушки, прибавила гибкость там, где это было необходимо, усиливая трещины в костной структуре и запечатав пористость материала. Она неустанно концентрировалась, поглощенная своей задачей.

Подняв глаза, Никки заметила, что Тистл крепко спит, свернувшись калачиком на овчине. Наблюдая за спящей девочкой, Никки отметила расслабленное выражение на ее миниатюрном личике, ее ровные брови, теперь, когда сирота чувствовала себя в покое и безопасности.

Колдунья знала: чтобы защитить девочку, ей необходимо расправиться с Госпожой Жизнь.

Пока Тистл дремала, Никки закончила свою работу. Она почувствовала, как ребро дрожит от энергии и гнева, готовое выполнить свое предназначение. При жизни синий дракон Гримни желал эмоциональных потрясений, хотел добиться великих свершений. Теперь ему представится такой шанс.

Прикоснувшись к новому оружию, Никки подумала о том, как она принесет столь необходимую смерть пульсирующему злу первобытного леса.

Оставив учеников, Мия привела Натана в небольшую, хорошо освещенную учебную комнату. Она несла сгоревшую, поврежденную книгу, которую нашла среди томов, спасенных от огня шаксиса.

Натан взял стул и похлопал по скамье возле него.

— Теперь давай изучим те записи, которые ты нашла. Чем больше мы поймем, тем больше шансов появится у Никки. — Волшебник знал, что они уже не смогут вернуться в Кулот Вэйл и потребовать еще одно ребро у серого дракона, постигни их неудача. — У нас будет только одна возможность.

Он и Мия сидели в тесной, отгороженной части комнаты, освещенной яркими свечами, склонившись над изучением черных, съежившихся страниц тома.

— Я не знаю, насколько это важно, — сказала Мия, распрямив страницы и указав на строчки, написанные на эклектическом диалекте. — Но тут есть упоминание о луке, сделанном из ребра дракона.

— Это не может быть совпадением. Я никогда не слышал, чтобы скелеты драконов были особенно полезны. — Натан коснулся пальцем губ. — Хотя признаю, что они, безусловно, впечатляют.

Девушка нахмурилась, глядя на смазанные письмена и обгоревшую бумагу.

— Раньше никто не обращал на это внимания, потому что мы искали заклинание, чтобы прекратить излияние жизни. — Она слегка улыбнулась волшебнику. — После вашего ухода я искала такие документы, и один ученик сослался на эту книгу. Он, как ни странно, исследовал способ излечения от мужского бессилия. — Девушка понизила голос до заговорщицкого шепота. — Пришлось постараться, чтобы заставить его признаться в этом.

— Лечение мужского бессилия? Полагаю, что это сопоставимо с возвращением к жизни, — хмыкнул Натан. — И нашлось ли этому противодействие?

— Он не обнаружил подходящее заклинание, поэтому положил книгу обратно на полку в коридоре и вернулся в архивы к обычной работе. Сразу после этого напал шаксис и началась неразбериха. Некоторые из этих страниц повреждены, но я заметила упоминание о луке из драконьего ребра, и знала, что вы захотите на это взглянуть. — Она указала на большое коричневое пятно на бумаге. — Посмотрите вот здесь.

— Действительно. Мы уже познали могущество костей, моя дорогая. А тут упоминается о нужном нам оружии?

— Да, о самом луке и могущественном одаренном человеке, который должен стать лучником. Но это только часть заклинания! В этом разделе, в поврежденной его части, также указаны требования к стреле. Прежде мы не располагали всей информацией.

Натан обеспокоенно нахмурился, сдвинув брови. По его спине пробежал холодок.

— Ты уверена, что стрела тоже должна быть особенной? Лук не придаст ей необходимой магии? Об этом я не думал, и… это немного пугает. Что же еще нам нужно сделать? — Волшебник пытался вглядеться, но чернила по краям обуглились. Он знал, что Никки, конечно, не захочет с этим медлить. — Тут невозможно прочитать.

— Я могу попытаться все исправить, — улыбаясь, сказала Мия. — Я обнаружила один трюк, когда изучала старые книги, но не хотела пробовать, пока вас не было здесь. Никогда не делала этого раньше, но я думаю, что понимаю задействованную магию.

Девушка провела пальцами по внешним краям страниц, затем выпустила тоненькую струйку своего дара. К радости Натана края бумаги снова стали белыми, затем коричневатыми. Поврежденная страница восстановилась и окрепла, прояснив ранее скрытые окончания предложений.

Восхитившись легкости, с которой девушка это проделала, Натан вздохнул.

— Я и забыл, сколько здесь одаренных людей, даже если они должным образом не обучены. — Он фыркнул. — А я — якобы великий волшебник и пророк.

— На самом деле это простое заклинание, — смущенно сказала Мия. — Ничего опасного.

— Разжечь огонь просто, если у тебя есть искра. Но без искры… — Он покачал головой и уставился на вновь воссозданные записи. — Неважно. Итак, о чем там говорится?

Мия сосредоточилась на восстановленных словах.

— Хм, двустишие упоминает только о «правильно подготовленной стреле». А этот раздел, вот здесь, — она постучала пальцем, — говорит: «Подходит только один вид яда».

— Добрые духи — яда? Что это за яд? — Натан застонал, опасаясь, что они столкнутся еще с какими-нибудь долгими и трудными поисками, прежде чем смогут сразиться с Викторией. — И где мы должны его искать?

Мия переворачивала страницы, и они просматривали остальные заклинания, в том числе и самое эффективное лечение мужского бессилия, хотя, чтобы остановить Викторию, им нужен был другой вид чар.

— В следующей строке идет отсылка к оригинальной книге заклинаний, которую мы полностью так не прочитали. Я думала, что у нас есть вся необходимая информация, но некоторые из тех страниц повредились, слившись с каменной стеной.

Натан одарил девушку обнадеживающей улыбкой.

— Ты только что продемонстрировала свое мастерство своим новым заклинанием восстановления. Может, ты сможешь исправить и те страницы?

Мия встала со своего места, готовая делать все что бы он ни попросил.

— Возможно, я смогу.

Все еще уставший от путешествия, старик отхлебывал свой чай и размышлял, пока молодая библиотекарша бегала в архив. Она знала, где искать, и вскоре вернулась с поврежденной книгой, которую Никки извлекла из растаявшей каменной стены.

Вместе они развернули книгу, оценивая смазанную пыль, которая скрывала древние письмена. Используя свой дар, Мия положила ладони на страницы, сжав глаза в глубокой концентрации, и провела пальцами по размазанным строчкам. Часть каменной пыли отслоилась, словно высушенная грязь, и, сойдя, взлетела крошечными частицами пыли, выставляя ранее слитые и нечитаемые слова.

— Я думал, что мы уже раньше прочитали заклинание целиком, — произнес Натан, — но тут есть раздел на следующей странице… — Он наклонился ближе, чтобы прочесть то, что открылось.

Мия очистила и освежила испорченные чернила, с удовольствием использовав свое новообретенное умение. Когда буквы потемнели и стали пригодными для чтения, Натан прочитал точную инструкцию по подготовке стрелы для стрельбы из драконьего лука, стрелы, которая способна убить источник заклинания неконтролируемого плодородия.

Это было ключом к победе над Госпожой Жизнь, ядом, нужным для выполнения их задачи.

Протяжным хриплом шепотом Натан произнес: — О нет…

Глава 72

Закончив, Никки разглядывала лук из кости дракона, словно тот являлся произведением искусства — смертоносным произведением. Поверхность покрытой магией кости была испещрена еле заметными золотыми прожилками, присущими самому дракону, — нитями, связывающими с мирозданием и жизнью.

Она не могла дождаться использовать его против Виктории.

В каньонах Клифуолла некоторые поселенцы часто охотились с луками собственного изготовления, и лучшие лучники уже снабдили ее крепкими тетивами из плетеных овечьих кишок. По просьбе Никки они также предложили выбор длинных стрел с перьями ворона, со скошенными железными наконечниками, смертоносные грани которых были заточены до ярко-серебристых кромок.

Как только Никки натянула изящный гнутый лук, он загудел энергией одного из самых великолепных созданий в мире, — дракона, связанного с источником жизни в недрах земли, — вероятно, того же источника могущества, из которого черпало энергию Старейшее Древо. Лук вибрировал в ее руке, будто дух Гримни стремился, чтобы его выпустили на последнее приключение.

Никки была готова. Стрелы тоже.

Она взяла свое оружие и направилась через извилистые тоннели, пока не достигла зала собраний Клифуолла, глубоко в центре плато. Там она нашла Натана, с мертвенно-бледным лицом и явно пребывающего в потрясении. Мия, молодая исследовательница, тоже выглядела испуганной.

Колдунья сразу почувствовала что-то ужасное. Ее рука напряженно сдавила лук.

— Что случилось, волшебник? — Натан открыл рот, закрыл его, явно не находя слов. — Скажи мне. — Резкость тона колдуньи заставила старика отвечать дрожащим голосом.

— Дело в луке. Одного его недостаточно, — пробормотал Натан.

В это время бодрым шагом в комнату вошел Бэннон, полный энергии. Тистл сопровождала юношу, словно младшая сестренка: отмытая, переодетая и отдохнувшая. Глаза Бэннона так и искрились в предвкушении предстоящей великой битвы. Он казался слишком наивным, чтобы чего-то бояться.

— Я готов сразиться с Викторией! Так же, как недавно мы вместе уничтожили Пьющего жизнь. Смогу ли я присоединиться к тебе, колдунья?

Никки так резко вскинула руку, что пресекла поток слов молодого человека, словно выпустив заклинание молчания.

Медово-карие глаза Тистл широко раскрылись в изумлении. Бэннон смущенно огляделся и заметил выражение лица Натана.

— Ч-что случилось? В чем дело?

Натан подвинул им через стол одну из старых поврежденных книг.

— Лук из ребра дракона — чрезвычайно мощное оружие, и ты действительно являешься могущественной колдуньей, чтобы использовать его, но это лишь часть того, что требует магия для уничтожения Виктории. Есть еще… — Он медленно покачал головой. — Цена победы намного больше, чем мы предполагали.

Он открыл покрытый пятнами том на страницах, которые Мия восстановила с помощью магии. Вытянув палец, Натан коснулся слов.

— Прочти древний текст сама, колдунья. Сделай свои выводы. — Голос волшебника стал намного тише. — Слова не оставляют почвы для иного толкования.

Мия уставилась на строчки, словно надеялась, что там сменились буквы, затем она тяжело опустилась в кресло.

Бэннон стоял прямо и решительно.

— Независимо от цены, мы должны остановить Викторию, — выпалил он. — После того, что она сделала с теми бедными девушками…

Лазурные глаза Натана сверлили Никки, пока он объяснял.

— Чтобы убить Госпожу Жизнь, ты должна не только использовать лук из кости дракона, но сама стрела должна быть покрыта неотъемлемым ядом — ядом, способным выпить всю энергию из самой жизни.

— Что еще за яд? — спросила Тистл.

Никки посмотрела на страницу, и сама прочитала слова, даже когда волшебник произнес их вслух: — Потерять того, кого ты любишь. — Он глубоко вздохнул. — Независимо от того, насколько остра стрела или силен лук, чтобы убить Викторию, наконечник стрелы должен быть покрыт кровью сердца того, кого любит лучник. И кого он сам и убьет. А мы уже решили, что лучником будешь ты, колдунья.

Бэннон и Тистл ахнули, Мия сгорбилась, сидя в кресле, плечи девушки тряслись. Никки ощутила до глубины пробравший холод, когда снова прочитала заклинание и поняла, что сказала: — Это недопустимо.

Прежде чем она успела продолжить, треск, раздавшийся вдалеке, отразился от каменных стен комнаты и прогремел по коридорам. Ученики Клифуолла поспешили дальше по коридору на разведку случившегося. Старый библиотекарь с длинной белой бородой проскочил мимо двери в зале, широко открыв глаза.

— Наружная стена! Лозы Виктории прорвали оборону плато!

Следуя за остальными, Никки выскочила из помещения и бросилась через проходы, сквозь толпу запаниковавших учеников к внешней стене плато. Тистл бежала быстрее всех, туда, где обезумевшее скопление людей пыталось забаррикадировать проем, пробитый извивающейся, смертоносной растительностью. Мужчины и женщины лихорадочно подтаскивали ящики и каменные глыбы из других комнат, любые предметы, чтобы заблокировать проход вторжению.

Снаружи, подобно армии захватчиков, толстые колючие лозы первобытных джунглей поднимались на утес. Лианы и щупальца вонзались в скальные трещины, пробивая себе путь, вскрывая и разламывая защитные постройки. Затем лозы прорвались через внешние помещения, ранее запечатанные каменными блоками. Деревянные брусья, которые защитники изначально установили в этом месте, превратились в огромные вьющиеся заросли и растолкали временную баррикаду. Расколотые каменные глыбы усыпали осколками пол в зале. Дикая растительность вторглась в ранее неприступный архивный комплекс.

Мия в ужасе вскрикнула, увидев нашествие опасной поросли. Тистл увернулась и отскочила от цепких лоз и веток, хлынувших в коридор. Растения своими хлыстами-усиками поцарапали ей кожу, но девочка вырвалась и сумела отбежать.

При Натане не было меча, но Бэннон прыгнул в атаку, используя свой клинок, рубя им хлесткие лозы и ветви. Один древесный отросток откинулся назад и тяжело ударил юношу по голове, едва не оглушив. Молодой человек пошатнулся, колени его подогнулись.

Натан устремился на подмогу, схватил своего протеже и потащил в укрытие, прежде чем лозы успели броситься за ним. Из головы парня текла кровь, Бэннон застонал, выронил меч, и тот с металлическим звоном упал на каменный пол. Натан потащил юношу в убежище, надо было осмотреть его травму.

Мия пребывала в шоке от вида ужасающих растений, и не могла двигаться быстро. Прежде, чем девушка успела уклониться, на нее бросилась усеянная колючками лоза, обмотала и стянула ее шею. Острые шипы погрузились в ее горло, пробивая плоть и кровеносные сосуды. Брызнули алые капли, когда девушка кричала и отбивалась.

Повернувшись, Натан взвыл. «Нет!» Волшебник бросился на выручку, инстинктивно выбрасывая руку в попытке вызвать заряд магии… но ничего не произошло. Даже не вспыхнуло. Он был беспомощен.

Резким движением коварная лоза сломала шею девушке, а затем отбросила ее тело к изогнутой стене.

Никки расталкивала перепуганных учеников, пробиваясь дальше, отчаявшись найти что-то достаточно могущественное, чтобы остановить это вторжение. Не обращая внимания на стоны Бэннона и вопли горя и ярости волшебника, Никки вспомнила о том, как она воздействовала на расплавленный камень в нижних хранилищах, преобразуя и двигая скалу. Теперь колдунья обратилась к структуре стен плато, изменяя форму камня, как если тот был мягким свечным воском, — чтобы создать непроницаемый занавес в проеме, сквозь который прорвались растения. Под ее воздействием преображенная скала потекла вниз и обрубила вьющиеся лозы с ветками, запечатав наружную стену плато. Камень затвердел, восстанавливая целостность скалы, отгородив вторжение смертоносной зелени. Теперь, на какое-то время, люди были в безопасности.

Рыдая, Натан рухнул на пол, притянув к себе мертвую ученицу. Кровь стекала из жестоких ран на шее Мии, пропитывая одежды волшебника красным, голова девушки безвольно упала. Старик застонал.

— Она была такой умной, такой преданной. Добрые духи, если бы не Мия, мы бы не нашли другую часть заклинания, и все наши усилия пошли прахом. Благодаря ей у нас появился шанс. — Он посмотрел на Никки покрасневшими глазами. — У нас появился шанс.

Никки оглядела потрясенных и испуганных учеников. У нее не было никаких иллюзий относительно того, насколько нелегко будет с таким ужасным неприятелем.

— Нам нужен для стрелы этот неотъемлемый яд. — Но задача казалась невозможной, и в животе тяжестью повисла тревога. Кровь сердца кого-то, кого она любила? Голос ее был холоден: — Но я никого не люблю.

Это прозвучало сурово, но являлось правдой. Ее единственной настоящей любовью, единственным человеком, которого она когда-либо любила, был Ричард Рал. Она отдала ему свое сердце со всей страстью, которая теперь преобразилась, но не угасла. Вначале любовь эта была темной, ложной, но к Никки пришло прозрение. Она повзрослела и выучила свой урок, в конце концов признав, что Ричард будет любить лишь Кэлен. Эти двое принадлежали друг другу особым образом, и ни за что и никогда не могли быть разлучены.

Никки давно это осознала. Она по-прежнему любила Ричарда всем сердцем, но по-другому. Никки отправилась в Древний мир, чтобы служить ему, исследовать его новую империю, заложить основу для новой, золотой эпохи… даже если это означало, что она будет от него за тридевять земель.

Она не верила написанным Рэд словам о спасении мира ради Ричарда, но теперь увидела, что это правда. Сначала Пьющий жизнь, а теперь безумная Виктория, которая поглотит мир и опустошит Д'Харианскую империю. Никки должна сделать все необходимое, чтобы одолеть врага, но для этого ей нужна кровь сердца того, кого она любила.

А это один лишь Ричард. Она не могла думать ни о ком другом.

Никки предстояло стать лучником. Никто другой не имеет необходимой силы встретиться с Викторией. Натан потерял контроль над своим даром, и ни один из этих учеников-любителей и дилетантов, здесь, в Клифуолле, даже близко не сопоставим со способностями Никки. Это предстоит сделать ей.

Но… кого она любила? Действительно любила? Ричард…

Это было невозможно. Она не может спасти мир ради Ричарда, даже если ей придется убить его для этого. О, если бы он разобрался в ситуации и действительно понял, что поставлено на карту, Никки была уверена, что лорд Рал сразу согласится на все условия — он сам предложит себя, разорвет свою рубашку и выставит грудь, чтобы колдунья могла взять кровь из его сердца. Ричард охотно отдал бы Никки то, что ей нужно, — кровавый яд, который остановит Госпожу Жизнь.

Но лорд Рал находится на другом конце света.

И Никки никогда бы не убила Ричарда, никогда не смогла бы это сделать. Сама мысль наполняла ее ужасом. Она вспомнила, как уничтожало ее то, что она остановила его сердце, отправляя в подземный мир на спасение Кэлен. Ричард умолял ее, и Никки не смогла ему отказать.

Но теперь… Пожертвует ли она самим миром, лишь для того, чтобы Ричард мог прожить немного дольше? Это звучало глупо, но колдунья знала, что пойдет на это. Живот скрутило в узел.

Где-то далеко в Темных землях Рэд должна сейчас смеяться.

Кровь сердца того, кого ты любишь.

Когда Никки слушала стоны собравшихся учеников, она знала, что все они напуганы, но не пребывали в отчаянии, как Никки. После трудных поисков ребра дракона, вместе со своими силами колдуньи, она ожидала обрести оружие, которое уничтожит Викторию.

Но этого оказалось недостаточно, и теперь последний компонент казался просто недостижим. Никки не знала, что и делать.

Натан сидел на полу, глядя на бледное, безжизненное лицо Мии. Он убирал мышино-каштановые волосы с ее лба. — Мне очень жаль, моя дорогая. — С выражением страдания на лице, старик вытирал лоб девушки вечно влажным, вечно прохладным платочком, который она подарила ему перед их путешествием в ​​Кулот Вэйл.

Никки осмотрела Тистл: помимо царапины на ноге, сирота от нападения не пострадала.

Неожиданно перед Никки возник Бэннон, все еще истекая кровью из раны на голове. Он упер кончик своего потускневшего меча на пол и потянулся к ране стереть кровь, очевидно, стараясь казаться мужественным. Юноша поднял подбородок и посмотрел на Никки.

— Я, колдунья. — Он тяжело вздохнул. — Это должен быть я.

Молодой человек зацепил пальцами борт рубашки и разорвал ее, обнажая грудь.

— Я знаю, что ты заботишься обо мне. Я видел, как ты смотрела на меня после того, как мы вместе сразились с Пьющим жизнь. Ты похвалила меня за то, что я оказался полезен. И я видел, что натворила Виктория… что она уже сделала с Одри, Лорел и Сейдж. — Грустная решимость наполнила глаза юноши. — Если я смогу спасти мир, отдав свою жизнь, тогда я с радостью пойду на это. Возьми свой нож и прими кровь из моего сердца. — Он тяжело сглотнул. — Оно все равно принадлежит тебе. — Молодой человек откинул голову назад и закрыл глаза, как бы готовясь к смертельному удару.

Никки, опешив, хмуро посмотрела на него.

— Не будь дураком. — Она оттолкнула юношу. — Это не сработает, и у меня нет на это времени.

Оставив упавшего духом Бэннона, колдунья направилась в палаты архива, надеясь найти другой ответ в одной из книг заклинаний, какой-то другой способ. Она чувствовала страх, шедший изнутри.

После всего, что Никки пережила в своей жизни, неужели в ней не было никого, кого она любила?

Глава 73

Преисполненная усердием занимающегося меммера Никки обдумывала все знания, которыми обладала, все выученные заклинания, силы, украденные у убитых ею волшебников. Должно быть другое решение.

Желая остаться наедине со своими мыслями, колдунья вышла наружу, постоять под большим выступом главного грота утеса. Она смотрела через скрытые защищенные каньоны на теснившиеся жилища в углублениях поменьше, разбросанные вверх и вниз по скалам на противоположной стороне. Все эти люди жили тут, в укрытии, на протяжении тысячелетий, охраняя этот секретный архив. Они, казалось, пребывали в безопасности, нетронутые внешним миром, пока юная Виктория, спустя тысячелетия, случайно не обрушила маскировочную пелену вскрыв тем самым великую библиотеку.

Никки знала, что знания, содержащиеся в архиве, слыли довольно опасными, но, что хуже, находились такие любители, мнившие себя волшебниками, которые не осознавали опасность тех сил, что они по глупости высвобождали.

Сейчас, к концу дня, укромные каньоны казались мирными и спокойными, словно не подозревали о чудовищном потоке жизни, приближающемся разрушительной волной с другой стороны плато. Никки должна остановить ставшую чудовищем Викторию. Она знала, как выполнить задачу, как одержать победу над Госпожой Жизнь, но как бы ни была высока цена, как ее отплатить Никки не знала. Решение казалось невозможным.

У Никки, одаренной колдуньи, был лук из ребра дракона, имелись стрелы, воля, и готовность встретиться с Госпожой Жизнь чтобы убить ее.

Но не было неотъемлемого яда.

Тем не менее, Никки отказывалась признавать невозможное. Никогда и ни за что.

В залах Клифуолла чувствовалась напряженность, когда ученики пытались найти способ помочь. Натан оплакивал смерть Мии, и Никки знала, что волшебник сделает все, чтобы уничтожить Викторию и ее безудержную плодовитость. Но у старика не было магии… а выпусти он то, что есть, дикая и неконтролируемая обратная реакция наделает больше разрушений, чем Виктория.

Должно быть что-то еще…

Затерявшись в мыслях, Никки уставилась в нависшую над каньонами тишину, где пастухи, фермеры и садовники шли по своим делам, ожидая того, что случится дальше. Защищенные, миролюбивые, безмятежные.… Тяжкий груз давил ей на плечи. Эти люди рассчитывали, что колдунья всех спасет, потому что ни у кого другого не имелись на то способности.

Однако сама Никки не была уверена в обладании одной способности — способности любить.

Казалось, смешно и трагично, что, несмотря на все ее знания, всю великую магию, которой она обладала, — и все способности, которым обучилась вместе с украденным могуществом, — самая страшная неудача Никки была простой человеческой эмоцией, которую, если пожелает, мог выразить любой ребенок.

Глаза защипало, пока она смотрела на тайный каньон, где множество людей жили непотревоженными целые поколения. Никки хотела сохранить этот мирный дом для жителей Клифуолла, и особенно для Тистл. Девочка так много пережила, так много потеряла.

Будучи ребенком, Никки любила своего отца, несмотря на то, что убеждали ее иначе. Не понимая глубины его приверженности его работникам, его делу, его будущему, Никки наблюдала за отцом, за его работой в оружейной. Она отмечала уважение рабочих к ее отцу, но не воздавала ему почестей за его талант, и все благодаря извращенному влиянию своей матери.

Мать заставляла Никки чувствовать себя бесполезной, подпитывая девочку изнурительной философией Ордена, пока Никки не захлебнулась ею, принимая за прекрасное угощение все то, чем ее кормили все то время. И лишь после того, как Ричард снял ей с глаз повязку и показал, как разбить эти пожизненные оковы, Никки поняла, как ее отец был предан своему делу и сколько вреда нанес ему Орден, вместе с тем, что они украли у нее самой своей искаженной философией.

Но отца Никки давно нет в живых, Орден уничтожен, Джегань убит ее же собственными руками, и она не могла переделать прошлое. Вместо этого она должна смотреть в будущее. Теперь, как часть новой цели во имя Ричарда, которую Никки приняла всем сердцем, она могла спасти мир от Госпожи Жизнь… если только найдет способ использовать имеющееся у нее оружие.

Нервно оглядываясь, меммер Глория вышла из каменных ворот главной башни, помахав Никки.

— Колдунья! Мы искали вас.

Никки ощутила крошечную искорку надежды, готовая схватиться за любую соломинку.

— Вы нашли другое решение? — спросила она.

Глория пыхтела, раздувая щеки.

— Нет-нет, колдунья. Просто девочка-сиротка попросила отыскать вас, говорит, что это чрезвычайно важно.

Никки мгновенно насторожилась.

— С Тистл все в порядке?

— Она ожидает в вашей комнате, чтобы поговорить с вами. Девочка обмолвилась, что это срочно, но никому из нас не сказала, что именно, только то, что мы должны найти вас как можно скорее.

Оставив Глорию, Никки помчалась в главные здания, спеша по коридорам. Она беспокоилась о девочке. Тистл видела разрушение своей деревни, сражалась с Пыльными людьми, песчаными пумами и драконом, и если уж она утверждала, что появилось нечто срочное…

Или, может быть, Тистл вспомнила некоторые детали, которые они могли бы применить?

Тистл ожидала в их покоях, сидя на койке — истертые коленки прижаты к груди, все тело дрожит. Когда девчушка увидела Никки, в ее больших медово-карих глазах читалось облегчение, но также и страх.

Прежде чем Никки успела что-либо сказать, девочка произнесла:

— Я уже съела семена. Я знала, что ты попытаешься остановить меня, но теперь уже поздно. Это был единственный способ, в котором я могла быть уверена, так что теперь ты должна сделать это.

Холод, будто тонкой ледяной струей, рассек спину Никки. Она шагнула вперед.

— Что ты имеешь в виду?

Тистл сжимала в руках высушенные лепестки и листья. Никки мгновенно узнала сморщенное растение, особый фиолетово-алый цветок, его рассыпавшийся стебель. Девочка протянула руки, чтобы показать. Цветок смерти, ядовитое растение, который Бэннон неуклюже подарил ей, не зная его ужасающих возможностей. Как колдунья, Никки сохранила соцветие, потому что знала, что такое мощное средство не должно пропасть впустую.

Глаза Тистл вспыхнули. Никки кинулась навстречу девочке, но та сунула остатки высушенных лепестков себе в рот.

— Остановись!

Тистл проглотила.

Никки схватила ее подбородок, потянув за челюсть, пытаясь удалить остатки изо рта, но Тистл крепко сжимала зубы.

— Слишком поздно, — пробормотала она. Затем начались судороги.

Никки призвала магию. Может, с ее помощью она избавит девочку от яда. Возможно, она найдет способ нейтрализовать смертельную субстанцию.

Но Никки знала, что никакое исцеляющее заклинание не сможет противостоять яду цветка смерти. Колдунья вспомнила пытки императора Джеганя, как он испытывал вариации смертоносного растения в лагерях, называя их «местами криков». Это не одна из тех леденящих душу историй, которые шепчут над кружкой эля в таверне. Цветок смерти был поистине самым страшным ядом из существующих.

Если бы Никки могла убить Джеганя снова, она бы это сделала.

— Нет никакого излечения, — вызывающе произнесла Тистл. — Ты сама мне об этом говорила. — Теперь ее рот был пуст. Она проглотила каждую частицу смертоносного цветка.

В гневе и отчаянии Никки трясла узкие плечи девочки.

— О чем ты думала? Зачем ты так поступила?

— Чтобы не оставить тебе выбора, — проговорила Тистл. Ужасная дрожь терзала ее тело, голос охрип. — Чтобы сделать долину вновь прекрасной, чтобы каждый мог жить своей жизнью… точно так, как я всегда хотела.

Никки обняла Тистл, словно боялась, что сиротка попытается сбежать.

— Это глупый, бесполезный поступок. Это не поможет.

В памяти Никки промелькнул образ Джеганя, сидящего возле своего шатра, слушающего долгую агонию испытуемых после того, как они глотали яд. Некоторым требовалось несколько часов, чтобы умереть, у кого-то это занимало дни. Даже самая умеренная доза вызывала кровотечение из глаз, из ушей, ноздрей. Некоторые жертвы корчились так неистово, что из-за судорог ломался хребет. Они кричали, пока не отхаркивали свои голосовые связки кровавыми ошметками. Их кожа раздувалась, суставы лопались. Некоторые раздирали кожу на лицах, пытаясь избежать боли.

Тистл вздрогнула в объятиях Никки, и начала кашлять. Кожа стала белой, как мел, губы побледнели. Ее грустные медово-карие глаза наливались кровью.

Никки знала, что произойдет дальше с бедной девочкой.

— Нет никакого излечения, дитя. Зачем ты так сделала с собой?

— Для тебя. — Тистл задыхалась. — Чтобы дать тебе то, что нужно. Чтобы сделать выбор за тебя. — Она корчилась и металась, Никки пыталась крепче ее держать. — Что можешь сделать ты — это дать мне быструю и безболезненную смерть. Избавление. — Она подняла глаза. — Возьми одну из стрел, пронзи мне сердце, быстро и легко. Пока еще не поздно.

— Нет! — Никки призвала свою магию, пытаясь подобрать исцеляющие заклинания. Она направила в девочку силу, чтобы поддержать ее, но яд цветка бушевал лесным пожаром. — Я не могу!

— Возьми кровь моего сердца. Это ведь нужно, чтобы противостоять Виктории.

Никки бросила взгляд на бритвенно-острые стрелы с железными наконечниками, которые оставила на письменном столе.

— Если ты любишь меня, то спасешь от того, что будет дальше, — сказала Тистл. — Убей меня. Ударь стрелой мне в сердце.

— Нет!

Девочка продолжала охрипшим голосом:

— У тебя будет кровь, которая тебе нужна. Неотъемлемый яд. — Когда начались конвульсии, ее маленькие ладони схватили черное платье Никки. — Останови Викторию, спаси мою землю.

Сердце Никки разрывалось. Она держала сироту, чувствуя, что спазмы учащаются. Колдунья знала, что боль — лишь начало того, что будет длиться часы, возможно даже дни, когда Тистл, крича все это время, медленно будет разрывать себя на части.

— Я знаю, что ты любишь меня, — пробормотала Тистл, поднимая дрожащую руку, чтобы на мгновение коснуться щеки Никки.

«Нет…» прошептала Никки, и она не была уверена, что девочка ее услышала.

Тистл кашляла и вздрагивала, прижимаясь к ней лицом.

Не желая выпускать из объятий умирающую девочку, Никки протянула руку и магией потянулась за одной из стрел. Стрела проплыла по воздуху через всю комнату и опустилась ей в ладонь. Она ухватила пальцами древко, заметив серебристый блеск отточенной кромки наконечника.

Тистл больше не могла сдержать боль. Она вздрогнула и закричала.

Никки сжимала девочку как можно крепче, зная, что агония только усилится. Держа стрелу в правой руке, она немного повернула Тистл левой, находя уязвимое место на груди. Когда слезы выступили из глубины синих глаз Никки, она вогнала стрелу, забирая боль девочки так мягко, как могла.

И когда она вытащила стрелу, та от наконечника до самого окончания древка стала красной от густого слоя крови сердца Тистл. Неотъемлемый яд.

Никки склонила голову, невольно добавив еще один ингредиент в кровавую стрелу — одинокую слезу. Первая слеза, которую пролила Никки за очень долгое время.

Глава 74

Пока она вышагивала по Клифуоллу, готовая убить Госпожу Жизнь, Никки ощущала себя черной тенью, полную острых лезвий. Пустая внутри, с бездонной ямой вместо сердца, какую она видела в центре Шрама; Никки схватила кровавую стрелу, чей острый наконечник совсем не затупился от липкого покрытия. Неотъемлемый яд был основан на опасной любви, — любви, существование которой Никки никогда не признавала.

Теперь же ее сердце стало жгучей раной.

Мужественная сирота отдала свою жизнь, вынудив Никки сделать такую ​​ужасную вещь, — чтобы добиться победы, в которой они все нуждались. Тистл что-то углядела в сердце Никки, о присутствии чего колдунья не подозревала и сама. Она крепко сжимала стрелу, но заставила свои мускулы расслабиться, чтобы в гневе не переломить древко. Она не посмеет потерять это оружие, приобретенное такой огромной, невероятной ценой.

Кровью Тистл.

Ее обычной реакцией было отвергать подобные чувства, сжигать их или ограждать стеной, но теперь Никки нуждалась в этих эмоциях, потому что любовь являлась жизненно важным компонентом. Любовь была ядом. В данном случае Виктория совсем скоро обнаружит, что любовь может быть смертельной.

Пока она совершала приготовления, чтобы отправиться в первобытные джунгли, Никки заметила, что на ее черное платье упала кровь невинной девочки. Значит, яда будет больше.

Колдунья не обратила внимания на напряженных и испуганных учеников, собравшихся в Клифуолле, углядевших в ней спасительницу, готовую остановить Госпожу Жизнь. Бедняжка Тистл уже заплатила цену.

Виктория заплатит гораздо больше.

Будущее и судьба зависят не только от странствий, но и от выбранной цели.

Бэннон встретил ее в широком коридоре, одетый в свежую дорожную одежду, при своем невыразительном мече. Лицо юноши осунулось и было бледным.

— Я готов пойти с тобой, колдунья, — сказал он.

Натан стоял рядом, изможденный и обезумевший, но огонь в лазурных глазах волшебника еще не угас.

— Даже если я не смогу использовать свою магию, мы с Бэнноном — смертоносные бойцы. Ты сама это знаешь, поэтому мы идем с тобой.

Молодой человек тяжело сглотнул.

— Тистл сделала это возможным. Мы должны сделать все это вместе.

Никки долго и молча смотрела на своих спутников, а затем покачала головой.

— Нет, я иду одна. Это моя битва. Тистл выполнила свою часть — теперь я выполню свою. — Никки не посмела звать их с собой. Она накинула на плечо лук из драконьей кости, взяв всего одну стрелу с окровавленным наконечником. Запасные были не нужны — и эта должна быть достаточно смертельна. Просто обязана. — У меня есть все, что мне нужно.

После долгого торжественного момента Натан, казалось, все понял. Он потянулся чтобы схватить за плечо Бэннона, прежде чем молодой человек скажет что-нибудь еще.

— Дело не в нас, мой мальчик. Ты проявил себя уже не единожды. Колдунье нужно сделать это в одиночку.

Бэннон беспомощно глянул на свой меч, как если тот стал в его руках бесполезной вещью. Когда юноша поднял глаза и встретил взгляд Никки, его лицо застыло от того, что он увидел в глазах колдуньи. Он отступил, тяжело сглотнув.

— Наши сердца отправляются с тобой, колдунья. Я знаю, что у тебя все выйдет как надо.

Натан глубоко вдохнул, медленно выдохнул.

— Никки сама по себе является самым смертоносным оружием.

Пройдя через тоннели, она достигла стены на противоположной стороне плато. Ранее Никки переформировала камень, чтобы укрепить защиту Клифуолла от вторжения безумно растущих джунглей, но даже эти каменные стены не могли ее остановить. Выпустив свою магию, колдунья сдвинула гладкую скалу и, словно мягкую глину, оттолкнула в сторону, открывая проход наружу.

Ей предстала доисторическая катастрофа — подступающая стена вьющейся зелени, запутанных лоз, грибов, которые вырастали величиной с дом, прежде чем взорваться шквалом спор. По всему зловонному лесу гудели тучи комаров и мух. Чтобы разрешить чрезвычайную проблему, Виктория приняла еще более чрезвычайные меры.

Ветви вытягивались, лозы корчились, папоротники разворачивались. Дымка из пыльцы и спор сгущала воздух в удушающие испарения. Шелест, треск и шипение всей этой растительности, осыпающей градом ударов скалы месы, напоминали неудержимую армию — армию живой природы. Слишком много живой природы.

Но Никки была Госпожой Смерть.

— Уступите мне дорогу, — произнесла колдунья. Она вытянула обе руки и выпустила свою магию разрушающим раскатом грома, расчищая себе путь. Огонь волшебника разросся, негасимый и неудержимый, пламя сжигало в пепел цепкие ветви и колючие лианы. Под натиском жара взрывались массивные стволы деревьев, буря щепок измельчала расположенные поблизости растения-монстры.

Проложив себе путь огнем, Никки ступила в останки зарослей и побрела по обугленной земле, спускаясь по крутому склону. Через считанные мгновения выжженная земля зашевелилась и разразилась новыми побегами. Стебли трав и щупальца лоз вздымались, чтобы схватить Никки за ноги, пытаясь задержать ее или захватить в свой плен. Она отправила в них мысль с мельчайшим привкусом мстительного гнева, и новые ростки, сморщившись, погибли.

Колдунья вышла на свою охоту.

Виктория вряд ли от нее скрывалась. Чародейка-меммер, возомнившая невесть что от своей пышной плодовитости, конечно же, сама хотела убить Никки. Она уже отправляла шаксиса, чтобы тот напал на Клифуолл, но теперь Никки сама направлялась в сердце этих первобытных джунглей. Она знала, что там скрывается.

Колдунья поправила лук на плечах и пошла дальше, сосредоточив взгляд своих голубых глаз. Под ее сапогами похрустывали мертвые твари. Корчащиеся джунгли тянулись, пытаясь схватить своими когтистыми ветвями и хлещущими листьями. Никки призвала ветер и наслала яростный шторм, который разметал растения, переломал деревья, посрывал листья с ветвей, разорвал в клочья грибы и выкорчевал папоротники — так она пробила себе путь, обеспечив беспрепятственное продвижение. Никки была оком разгулявшейся бури.

Расстояние значения не имело. Она знала свою цель и куда ей следует идти.

Излишнее расходование магии могло ослабить Никки, но гнев и боль восстанавливали силы. Расчистив дорогу далеко вперед, колдунья остановила ветер и продолжила свой путь, углубляясь в безумное нашествие природы. Растения теперь казались запуганными тем погромом, что она им учинила.

В эту недолгую передышку явились насекомые: облака черных, кусачих комаров, рой жалящих ос и огромная туча десятков тысяч темных жуков.

Никки избавилась от них, едва удостоив взглядом. Когда полчища, кружась в воздухе, опустились вниз, она высвободила мысль. Ей даже не понадобились жесты рук, чтобы остановить десятки тысяч крохотных сердец. Комары, осы и жуки попадали на землю барабанящим черным дождем.

Никки шагала вперед, а джунгли погрузились в тишину. Но она знала, что это не конец. Она еще не победила.

Впереди зашевелились ветки с листьями и возникли три фигуры, — фигуры, бывшие некогда прекрасными молодыми женщинами. Одри, Лорел и Сейдж. Теперь девушки были одержимы и сами стали лесом. Их кожа пестрела зеленью разнообразных листьев, глаза преломлялись и сверкали множеством оттенков изумруда, рты созданий наполняли острые белые клыки, а волосы шевелились мхом.

Девушки приблизились и преградили Никки путь. Колдунья рассматривала их испепеляющим взглядом.

— Виктория послала вас остановить меня? Она боится встретиться со мной лицом к лицу?

Тварь, что прежде была Лорел, усмехнулась.

— Не потому, что она тебя боится. Она нас поощряет.

Когда лесные создания развели руками, из их кожи проросли длинные колючки, с кончиков которых, точно с хвоста скорпиона, выступил искрящийся сок.

— Это шанс для нас проверить наши силы, — сказала Сейдж.

— И мы повеселимся, — добавила Одри.

Никки даже не коснулась лука из драконьей кости, храня единственную отравленную стрелу в своем колчане. Смертоносные лесные девы стали приближаться.

— У меня нет времени играть, — сказала она им.

Никки высвободила все еще бурлящую в ней магию, явив три клокочущих шара огня волшебника. Сферы покатились вперед подобно трем миниатюрным солнцам. Одри, Лорел и Сейдж успели только откинуться назад и судорожно выбросить руки, отчаянно пытаясь защититься, прежде чем шары взорвались, по одному для каждую. Неудержимое пламя охватило их зеленые тела, смыкаясь все плотнее, уничтожая бесчеловечных тварей испепеляющим огнем. Женские фигуры рассыпались золой, обдав округу запахом выгоревшего дерева вместо сожженной плоти.

— Смерть сильнее жизни, — сказала Никки.

Она переступила через прах от их костей и направилась в самое сердце леса.

Глава 75

Джунгли перестали сопротивляться, как будто приняв свою участь, и теперь корчащийся, кипящий жизнью лес приветствовал ее, маня идти дальше. Деревья отгибались в сторону, лозы увивались прочь, очищая ей путь. Бурьян и колючие кустарники склонялись перед Никки. Она шла вперед, вся в черном, светлые волосы струились позади.

Колдунья знала, что Виктория не собирается сдаваться. Просека открывалась ей зеленым тоннелем, окруженная поникшими папоротниками и невысокими трепещущими ивами. Это напомнило паутину… то есть — западню. Губы Никки изогнулись в слабой улыбке. Да, это была западня, но ловушка для самой Виктории, и та скоро узнает правду.

Местность, которая была Шрамом, изменилась до неузнаваемости, но после долгого шествия Никки поняла, что дошла до его центра. Витые обсидиановые столпы и разломанная черная скала когда-то поднимались из логова Пьющего жизнь, но теперь Никки видела поляну пышной, удушающей зелени. Деревья простирались высоко над головой, их сучья выгибались внутрь, как руки, сложенные в молитве, — молитва, направленная злобному зеленому созданию, росшему посреди поляны.

Виктория больше не была распоряжающейся меммерами почтенной женщиной, наставницей, взявшей молодых послушников под свое крыло и обучавшая их всему, что знала. Виктория больше не была и человеком. Она по-прежнему обладала познаниями запутанных заклинаний, знаниями, которые заполняли всю ту магию, сохраненную поколениями людей с отличной памятью, но она стала чем-то гораздо большим.

Кожу обнаженного тела Виктории инкрустировала шероховатыми наростами кора. Ее ноги вросли в землю двумя стволами деревьев, по ним вились лозы с ярко-зелеными листьями, собирающиеся в пышно растущее гнездо поросли, в месте, где две ноги сливались в единое туловище-ствол с округлыми деревянными грудями. Руки Виктории простирались толстыми изогнутыми сучьями, пальцы составляли бесчисленное множество ветвей. Волосы распускались в разные стороны сплетением отростков и целой чащей спутанного кустарника. Но лицо Виктории все еще оставалось узнаваемым, и оно внушало страх; кожу, помимо коры, покрывала зелень. Прерывистые струйки темной живицы сбегали по ее щекам и вдоль ушей.

Увидев Никки, Госпожа Жизнь стала прихорашиваться, совсем как птица, демонстрирующая свои перья. Виктория черпала силу, вытягивая энергию из земли своими корнями, что расползались по всем джунглям. Поросль создавала огромные формы заклинаний, чтобы усилить и укрепить чары. Создание раскрыло рот, разразившись громким, полным сарказма смехом.

Ни выказывая и не ощущая страха, Никки ступила на поляну, не обращая внимания на шелест и перешептывание разгневанных ветвей и стелющегося подлеска. Вот он — враг. Виктория послала трех своих помощниц задержать ее, но теперь столкнется с Никки самолично.

Никки остановилась перед Госпожой Жизнь и воткнула сапоги в мягкий лесной суглинок. Черное платье липло к коже от пота, и Никки коснулась высохшего кровавого пятна на ткани. Кровь Тистл. Напоминание.

Колдунья заговорила с надменным вызовом.

— Для женщины, которая хотела вернуть жизнь земле и сделать ее цветущей, ты породила слишком много боли и разрушений, Виктория.

Когда вздрогнуло гигантское тело-ствол, наслоения толстой коры покрылись трещинами. Изо рта хозяйки леса раздался рев.

— Я — Госпожа Жизнь!

Никки это явно не впечатлило.

— А я не могу позволить тебе жить.

Она сняла костяной лук с плеча и невозмутимо, не отрывая глаз от безобразного лица Виктории, выгнула кривое ребро Гримни, синего дракона. Кость загудела энергией, магией земли, источником творения. Сама тетива была создана людьми Клифуолла, и несмотря на отсутствие в ней магии, содержала силу человеческого созидания, и туго натянутая, она готова была стать оружием. Готовая использовать жизнь, чтобы уничтожить жизнь.

Смех Виктории всколыхнул согнувшиеся деревья и озлобленный подлесок.

— Одна ничтожная колдунья? Один лук? Одна стрела?

— Этого будет достаточно, — сказала Никки. — Мы нашли заклинание, магию, что гасит саму силу жизни. Кость созидания… кость дракона. — Она удерживала лук с натянутой тетивой, и чувствовала вибрацию ребра Гримни.

— Кости самой земли, — произнесла Виктория. Ее сучья заскрипели, тело наклонилось. — Магия, что внутри драконьего ребра? — Ее лицо сморщилось и изменилось, как будто разум перебирал все древние знания тысяч из тысяч тайных томов, что хранили в памяти она и предыдущие поколения.

Никки извлекла стрелу, взглянув на ее острый кончик и густое, красное, все еще липкое покрытие. В ее горле пересохло.

— И у меня есть стрела, покрытая неотъемлемым ядом. Кровь сердца того, кого я любила, того, кого убила я сама. — Она положила стрелу на тетиву. — Тистл.

Виктория внезапно откинулась назад, когда Никки выдала последнюю подсказку. В ее необъятной ментальной библиотеке древних знаний другая женщина вспомнила об этом заклинании. Одна из ног-стволов Виктории вырвалась из земли. Взметнулись сучья, затрещали ветки.

Никки даже не вздрогнула.

— Ты вспомнила. Я хотела, чтобы ты вспомнила. Тистл это заслужила.

Виктория в отчаянии направила первобытные заросли в атаку. Лес стал смыкаться: все папоротники, лозы и деревья устремились к Никки. Колючки, ветви, жалящие насекомые — все ринулись на штурм, стараясь в последней отчаянной попытке остановить колдунью.

Но Никки оставалось только одно: натянуть тетиву лука из драконьей кости и выровнять стрелу. Она нацелила окровавленный наконечник между большими округлыми наростами, что были грудями Виктории.

Когда ветви, лозы и колючки уже смыкались над ней, Никки отпустила тетиву.

Магия была ей не нужна, чтобы направлять полет стрелы. Воздух свистел и пел, как чей-то последний причитающий возглас, и острый наконечник попал в цель с отчетливым ударом. Стрела, отравленная ядом крови невинной девочки, погрузилась в плоть преображенной женщины.

Ребро дракона в руках Никки, не в силах выдержать натяжение тетивы, разломилось пополам. Оно выпустило свою магию, последнюю энергию, последний дар синего дракона, искавшего приключения всю свою жизнь. Когда атакующие джунгли застыли и затрепетали, Никки бросила теперь уже бесполезное оружие на землю. Оно послужило своей цели.

Виктория взвыла с такими пронзительными воплями, что разорвался ее рот и раскололась голова; ветвистые конечности корчились от боли, они ломались и падали сухостоем на поляну.

Смерть расходилась от центра стрелы, как отравляющее возмездие, возвращая украденную Викторией жизнь. Неотъемлемый яд стремительно пропитывал ее сердце, и зеленая чародейка стала распадаться. Кора потрескалась и загноилась. Дымящаяся кровь-живица сочилась из раны, разливаясь густыми, вонючими сгустками по ее грубому телу.

Виктория вырвала из земли одну из своих толстых ног, но пустившая корни конечность оторвалась, словно поваленное в бурю дерево. Госпожа Жизнь медленно и долго падала под своей тяжестью, запутавшись ветвями в обступивших ее деревьях. Лианы подхватили тело, словно пытаясь смягчить падение, но сами побурели и завяли. Джунгли-переростки, окружающие поляну и всю местность, стали сморщиваться. Деревья падали, гнили и распадались. Все излишки жизни, все, что выросло по принуждению, истязаемое плодородием, все, что никогда не должно было существовать — рассыпалось.

Никки отвернулась. Труп Госпожи Жизнь разложился в перегной, возвращаясь в почву. Баланс магии будет восстановлен, чудовищный лес вымрет и вернется его прежний, естественный облик.

Никки завершила то, что было нужно. Она выполнила свою миссию и заплатила свою цену. У нее больше не было причин здесь оставаться.

Колдунья зашагала назад, к Клифуоллу, в окружении исчезающих джунглей. Она даже не думала о подобных мелочах.

Глава 76

К тому времени, когда Никки подошла к отвесной возвышенности на краю плато, неестественный лес уже начал отступать, оставляя после себя тень — надлежащий растительный покров, который не искажал основ жизни как таковой.

Она не ощущала радости от победы, — победы Тистл. Никки сделала то, что требовалось. Ее долг был списан. Она заплатила цену крови и любви, которой не ожидала.

Ее работа завершена.

По мере того, как деревья, еще совсем недавно цветущие, осыпались гниющей трухой, колдунья заметила впереди проблеск движения, рыжеватые очертания. Мрра пришла присоединиться к ней. Выскользнув из падающих деревьев и рушившихся папоротников, песчаная пума зашагала рядом, — не настолько, чтобы Никки могла коснуться ее меха, — но все же близко, и это было важно. Никки набиралась сил из связывающих их заклинаний, и большая кошка, похоже, тоже нуждалась в утешении.

Когда они достигли отвесной стены месы, Никки увидела крутой склон — он обвалился и посыпался. Корявые бурые канаты мертвых лоз все еще цеплялись за скалы, но Никки нашла путь к верхним альковам и тоннелям. У подножия скалы Мрра издала низкое рычание, попрощавшись, и убежала в сторону предгорий. Она еще вернется.

Никки взобралась на крутую стену, по мере необходимости применяя магию, чтобы отодвинуть в сторону крошащиеся глыбы, которые агрессивная растительность оторвала от утеса.

Натан и Бэннон, едва она вернулась в тоннели, уже ее встречали. Появились и толпы людей из Клифуолла, взволнованные и восхищенные. Наблюдая из окон алькова, все они видели вымирающие и истлевающие джунгли.

— Мы обязательно должны отпраздновать! — выкрикнул кто-то из толпы.

Никки не видела, кто говорил, и даже не стала поворачиваться в сторону голоса.

— Празднуйте между собой, — сказала она угрюмо. — Не делайте меня героем.

Госпожа Жизнь была мертва, враг повержен, упадок искаженной жизни сходил на нет. Да, есть все основания веселиться, но Никки радости не ощущала. Скорее, она обнаружила в себе твердый стержень ​​и держалась за него.

Она никогда больше не станет Госпожой Смерть. Она оставила эту темную часть своей жизни в прошлом, как и пообещала Ричарду. Она извлекла урок из ужасных вещей, которые творила во имя императора Джеганя. И несмотря на то, что кровь Тистл предоставила яд, необходимый, чтобы уничтожить Госпожу Жизнь, сама Никки не хотела, чтобы ей это нанесло душевные раны.

Больше никогда. Она спасла мир, и этого было достаточно. Даже если Тистл никогда этого не увидит, девочка, можно сказать, уже вернула свою прекрасную долину.

Обитатели Клифуолла были расстроены ответом Никки, да и Натан смотрел на нее с обеспокоенным выражением лица. Волшебник медленно кивнул, затем понизил голос.

— Тебе не обязательно танцевать и петь, колдунья, но ты одержала победу над Викторией и остановила эту страшную угрозу, поэтому можешь чувствовать себя удовлетворенной.

Она долго смотрела на него, а потом произнесла: — Я бы предпочла вообще ничего не чувствовать.

По предложению Никки, хотя это было очевидно для всех обсуждающих, они похоронили девочку на краю долины, где начала расти свежая трава, здоровый кустарник и растения.

Состоялось мрачное шествие. Люди завернули маленькое тело Тистл в мягкий коврик из овчины, который она так полюбила, когда спала на полу в комнате Никки. Никки несла ее сама, и несмотря на давящий на сердце тяжелый камень, девочка казалась легкой, как пушинка.

Франклин, Глория и многие другие меммеры и ученики покинули Клифуолл, появившись на крутой стороне плато. Все шли, пока не достигли местечка прямо у подножия, с видом на долину, которую Тистл так жаждала увидеть цветущей.

Никки остановилась.

— Это то самое место. Здешнему виду Тистл была бы рада. Отсюда она смогла бы увидеть возрождение жизни, которое сама сделала возможным.

Когда горячие слезы обожгли глаза, Никки уловила мимолетные взгляды Бэннона и Натана, их лица также захлестнула скорбь. На карих глазах Бэннона тоже навернулись невыплаканные слезы, и даже Натан, повидавший так много грусти и потерявший стольких людей за столетия своей жизни, был сильно поражен потерей этой мужественной и решительной девочки.

— Ее дух расскажет Создателю, какой она желает видеть эту долину, — произнес Натан. — Уверен, что она заставит его выслушать ее.

Бэннон кивнул.

— Тистл может быть очень убедительной… — голос его сорвался.

Никки могла только кивать. Она чувствовала себя переполненной словами, эмоциями и мыслями, которые так хотела выразить, но все это только кипело у нее внутри. Тистл бы поняла. Это все, что заботило Никки.

Жестом руки колдунья выпустила поток магии, который убрал почву и камни на выбранном участке земли. Так же, как она это сделала в деревне Ренда-Бэй, Никки создала могилу, выкопав превосходное, последнее удобное ложе что примет останки Тистл.

Ученики торжественно наблюдали, а Никки положила девочку, завернутую в овчину, в открытую могилу.

— Это гораздо дальше тех мест, куда ты могла отправиться с нами, — сказала Никки. — Я знаю, что ты хотела странствовать, чтобы увидеть все те новые земли, которые мы вознамерились исследовать, но отсюда ты сможешь наблюдать за долиной. Надеюсь, она станет такой, какой ты хотела ее увидеть.

Руки и плечи колдуньи задеревенели оттого, что она жестко контролировала свои мускулы, пытаясь унять дрожь. Никки глубоко вздохнула. Она, Бэннон и Натан последний раз взглянули на обернутую фигурку в могиле. Жестом руки Никки вернула на место мягкую глинистую почву, оставив сверху открытый участок голой коричневой земли.

— Следует ли нам как-то отметить могилу? — спросила Глория. — Может, вы желаете, чтобы мы установили камень или деревянный столб?

Никки задумалась о том, что когда-то сказала Тистл, как она смеялась над пустяковой, но поразительной идеей. Девочка выросла, не видя никакой естественной красоты, наблюдая, как ее тетя и дядя бьются за жизнь в Верден-Спрингс, пытаясь взрастить чахлые растения для пропитания.

— Цветы, — сказала Никки. — Посадите красивые цветы. Это то, чем Тистл хотела бы украсить свою могилу.

Прежде чем покинуть Клифуолл, Никки созвала собрание, обращаясь к рабочим, фермерам и обитателям каньонов, а также к меммерам и ученикам.

— Мы здесь всего несколько недель, но уже спасли мир — дважды! — сказала она суровым голосом. — Оба раза катастрофы были вызваны вашим собственным грубым невежеством. Ну, а последствия… та цена, которая была заплачена.

Она охватила взглядом своих голубых глаз одаренных исследователей, те дрожали от чувства вины и стыда.

— Вы неподготовлены, — продолжила Никки. — Тысячи лет назад вашим людям было поручено охранять эту сокровищницу знаний. Опасных знаний. Считайте, что это не библиотека, а оружейная — все книги и свитки здесь являются оружием, и вы все видели, как легко ими можно злоупотребить.

— С катастрофическими последствиями, — вставил Натан. — Со всеми моими возражениями перед Сестрами с их железными ошейниками, те женщины, по крайней мере, посвящали себя обучению новых волшебников во Дворце Пророков. С всеми знаниями, здесь хранящимися, вы не можете вот так просто забавляться с заклинаниями, точно с обычными игрушками.

Франклин повесил голову.

— Возможно, мы должны посвятить себя только работе по каталогизации, так, как хотел Саймон. Этого достаточно, чтобы мы заняли себя на долгие десятилетия.

Глория вытерла маленькую слезинку с глаза.

— Меммеры могут помочь сопоставить наши знания с томами, которые мы найдем на полках. — Она глубоко вдохнула, медленно выдохнула. — Но кто будет нас обучать? — Девушка посмотрела с надеждой на Никки и Натана. — Вы останетесь?

Никки покачала головой.

— Мы скоро отправимся дальше. У меня есть своя миссия у лорда Рала, и у волшебника есть важное предназначение. — Колдунья говорила тоном командующего, тем же тоном, которым она отправляла на верную смерть десятки тысяч солдат императора Джеганя. — Но после того, как мы уйдем, вы должны кое-что сделать для меня. Нечто важное.

Франклин развел руками, затем почтительно поклонился.

— Конечно, колдунья. Клифуолл перед вами в долгу.

— Пошлите эмиссаров на север, к Д'Харе, и расскажите лорду Ралу об этом архиве, и о том, что мы здесь сделали. Это знание, в котором он нуждается, и узнав, что здесь находится, он отправит своих волшебников, ученых, знатоков, которые помогут вам.

— Я уверен, что Верна обрадуется, если ее пригласят сюда, — сказал Натан. — Добрые духи, представьте, что Аббатиса сделала бы с таким количеством неисследованных знаний! Ей нужно чем-то заняться, сейчас, когда пророчество исчезло. Она могла бы привести с собой множество Сестер. — Волшебник медленно кивнул. — Да, действительно, вы оказались бы в хороших руках. — Натан сощурился и добавил с упреком: — Но тем временем больше не забавляйтесь с заклинаниями.

Глория согласилась.

— Мы введем систему проверок и контроля, чтобы гарантировать, что больше не произойдет катастрофы, подобной случившейся из-за Роланда и Виктории.

Один из учеников явно нервничал, глядя на остальную взволнованную аудиторию.

— Но как мы отыщем Д'Хару? — Это был худощавый, напоминающий кролика молодой человек по имени Оливер, с привычкой щуриться, как будто его зрение уже ослабло от слишком долгого чтения под светом тусклых свечей. — Я могу стать добровольцем для этого задания… до тех пор, пока знаю, куда я направляюсь.

Никки не хватало терпения разъяснять детали.

— Следуйте по старым имперским дорогам. Двигайтесь на север, обходя стороной Призрачный Берег, до главных портовых городов Древнего мира. И спрашивайте о лорде Рале.

— Это будет тяжелый поход, Оливер. — Франклин казался неуверенным.

— Да, так и будет, — подтвердила Никки. — И мы требуем этого от вас. Иногда надо выполнить задачу, даже если тяжело.

— Я пойду с Оливером, — сказала худенькая девушка-меммер, Перетта, с тугими локонами темных волос. — Это не только важная миссия, но каждый человек здесь, в Клифуолле, будь то меммер или обычный ученик, совершает задачу по сбору знаний. И что может быть лучше способа отыскать знания, чем исследовать остальной мир? — Она моргнула большими карими глазами.

Оливер улыбнулся и кивнул.

— Я буду рад отправиться с тобой.

— Вы оба многому научитесь и станете великими исследователями. — Натан похлопал кожаную сумку на боку, в которой все еще лежала его книга жизни. — Я также хочу, чтобы исследователи Клифуолла скопировали карты, которые я набросал по пути сюда, и захватили с собой краткий отчет о нашей экспедиции в эти края. Люди Д'Хары должны знать о Древнем мире все, что возможно.

Франклин окинул взглядом меммеров, затем остальных учеников, и уверенно кивнул.

— Оливер, Перетта, как вы думаете: достанет ли вам целеустремленности выполнить это задание? — спросил он.

Словно облегченно выдохнув, присутствующие принялись обсуждать и кивать головами.

Перетта фыркнула. — Конечно, я уверена.

Готовый к походу, Натан снова был одет в прекрасную дорожную одежду, накинув коричневый плащ из Ренда-Бэй и пристегнув к поясу свои богато украшенные ножны, а темный жилет и гофрированная рубашка были взяты из хранилищ Клифуолла.

— После долгих лет чтения пыльных старых легенд, некоторые из вас, скорее всего, сами захотят стать искателями приключений, — засмеялся он. — Когда вернетесь из Д'Хары, вы займете свое место в истории.

Перед своей непредвиденной смертью Мия нашла для Натана старую карту, на которой ясно указывалось место, обозначенное как «Кол Адэр», на востоке отдаленной большой долины, за несколькими рядами суровых гор.

Глядя на древнюю карту, Натан был обеспокоен перспективой перехода через такие отвесные и островерхие скалы.

— Возможно, все не так плохо. Картограф мог преувеличить труднопроходимость местного рельефа.

— Это мы узнаем, когда доберемся туда, — сказала Никки.

— Во всяком случае, мы знаем, куда нам нужно идти, — добавил Бэннон.

Двое мужчин попрощались с людьми Клифуолла, но Никки не стала; она просто отправилась в путь, начав спуск по тропе к долине. Спутники двинулись бодрым шагом на восток по стремительно оживающей местности. Никки чувствовала, что Мрра издалека следит за ними. Она распознала присутствие песчаной пумы посредством их еле уловимой связи.

Теперь трое путников направлялись в неизвестность.

Глава 77

Оставив Клифуолл позади, они несколько дней пересекали широкую израненную долину, прежде чем достигли восточных предгорий. Холмы плавно переходили в отдаленные и гораздо более массивные горы, похожие на выступы драконьего хребта.

В своем путешествии странники обнаружили остатки старых дорог, практически стертых Роландом-поглотителем жизни, и неистовой плодовитостью Виктории. Дальше они переходили территорию, где некогда процветающие города пребывали теперь в опустошении и разрухе. Необитаемые пустоши изумляли своим исключительным, полным безмолвием.

Хотя Никки не ощущала желания участвовать в беседах, тишина и постоянная ходьба давали ей слишком много времени для размышлений внутренних. Не было ни минуты, когда она не ощущала потерю Тистл, но все же пыталась отстроить свои душевные стены и зарубцевать шрамы. До этого колдунья уже теряла многих, кто был ей небезразличен, особенно в недавних битвах с императором Сулаканом и его кровожадными, бездушными полчищами. Кара… Зедд…

Никки сама убила бесчисленное множество людей, но хоть со смертью и была знакома не понаслышке, кровь на руках не сильно ее беспокоила. Совесть не давила непосильной ношей, поэтому она пыталась убедить себя, что смерть сиротки — просто очередная смерть.

Еще одна смерть…

Взобравшись на вершину редколесного хребта, Никки, Бэннон и Натан обернулись назад. В обширной долине теперь появились участки здоровой зеленой растительности и плавные серебристые ленточки ручьев. Все это не являлось ни безрассудством жизни, ни разрушающим запустением смерти.

Натан удовлетворенно вздохнул.

— Ты видишь? Это сделали мы, колдунья.

— Это то, что мы и намеревались сделать. Теперь я покончила с предсказанием ведьмы. — Никки повернулась и продолжила путь по холмам прежде, чем подумать о цене, которую они заплатили за это достижение.

— Да, но колдунья, в путешествии, подобному нашему, — часто ли происходит настоящее спасение мира?

Когда в тот вечер троица устроила лагерь, Мрра притащила на луг тушу горного козла и оставила им ее на ужин. Песчаная пума уже поела, и просто сидела на краю поляны, наблюдая, как Бэннон разрезает свежее мясо, а Натан разводит костер.

— Я хочу доказать, что могу сделать это без магии, хотя процесс, конечно, гораздо более утомительный. — Он вздохнул. — Вскоре, однако, я вновь стану целым.

Путники следовали вдоль ручьев по холмам, выбирая путь полегче, который привел бы их в возвышающиеся впереди горы. Поскольку Бэннон вырос на острове и плавал в океане, у него не доставало интуиции в поиске маршрута по холмистой местности. Шествие возглавляла Никки.

Колдунья осмотрела неровный ландшафт и выбрала крутую дорожку вверх по склонам, через открытые лесочки, переходящие затем в густые сосновые леса. Когда они забрались повыше, деревья сначала поредели, а затем стали низкорослыми. Пробравшись сквозь заросли высокогорных ив, путники вышли в открытую ветреную тундру с шелестящими травами и низкой подстилкой полевых цветов. Мрра запрыгнула на скалы, чтобы поохотиться на ходящих вразвалочку сурков.

Бэннон, запыхавшись, склонился и упер ладони в колени, тяжело дыша.

— Тропа крутая, а воздуха не хватает.

Натан ему сочувствовать не стал:

— Мне тысяча лет, мой мальчик, а я от тебя не отстаю. Идем, Кол Адэр уже где-то впереди.

— Воздух станет все более разреженным, — предупредила Никки. — Наше место назначения намного выше.

Бэннон прищурился, когда ветер разметал его рыжие волосы, похожие на пламя, потрескивающее на голове.

— Я вырос на Кайрии, и никогда не представлял себе подобное. — Он с любопытством осматривал грубые, покрытые лишайником камни, идя к крутому перевалу впереди. — Я так далек от того места и от той жизни, и не только в милях, которые прошагал, но и в том, что мы видели и совершили. Во всем, чему ты научил меня и со всеми пережитыми мною событиями, Натан. — Юноша одарил наставника слабой улыбкой. — Возможно, это не та идеальная жизнь, о которой я мечтал, но я доволен ею. — Он повернулся к Никки, настаивая на ответе. — Как ты думаешь, я когда-нибудь увижу империю Д'Хара? Ты рассказывала истории о тех землях. Смогу ли я когда-нибудь встретиться с лордом Ралом?

— Д'Хара далека отсюда, — сказала Никки, продвигаясь к вершине пологого хребта. — И движемся мы в другом направлении.

Слова Натана прозвучали более обнадеживающе:

— Может, ты когда-нибудь ее увидишь, мой мальчик, но зачем спешить? В этом мире много земель, много людей и множество мест, которые стоит посетить. — Волшебник улыбнулся и процитировал то, что Рэд показала ему в книге жизни: — «Будущее и судьба зависят не только от странствий, но и от выбранной цели».

Поскольку склон был довольно крутым, странники остановились отдышаться, прежде чем достичь вершины перевала. Натан достал карты, взятые в Клифуолле, снова изучил их и оглянулся на горы, которые они только что пересекли.

— Мы на подходе к месту нашего назначения, — сказал он. — Очень близко.

Когда Никки двинулась с места, устремив свой взгляд вперед, Бэннон и Натан поспешили за ней. Мрра мелькала среди скал, разочарованная тем, что жирные и пушистые сурки всегда успевали спрятаться в укрытие, прежде чем она могла их поймать. Затем один из зверьков издал пронзительный визг, когда Мрра убила его для легкой трапезы.

Земля под сапогами Никки стала твердой и плотной, когда она продвигалась к перевалу по все более отвесной тропе. Наконец перед колдуньей, когда она сделала свои последние шаги к вершине, открылся грандиозный вид. Никки встала как вкопанная.

Они добрались до Кол Адэр.

Глава 78

Задыхающийся и уставший, Натан подошел к вершине перевала и глубоко вдохнул холодный, разреженный воздух. Великолепие вида поразило волшебника, словно ударом.

— Кол Адэр! Добрые духи, это восхитительно!

Сбежав из Дворца Пророков, он лицезрел множество достопримечательностей, пережил грандиозные и драматические события, но никогда раньше не видел панорамы, способной внушить ему такой безграничный трепет. С этого места можно было смотреть бесконечно.

Солнце светило на высокогорную долину сквозь совершенно прозрачное голубое небо. Множество черных скал рассыпались вокруг неистово-прекрасным барьером с покрытыми снегом вершинами. Волнующие взор ущелья удерживали ледники, которые отправляли жемчужно-белые ленты талой воды поверх скал чередой гремящих водопадов. Их каскады разбрасывали брызги, порождающие чудесные радуги. Горные озера в висячих долинах сверкали, подобно драгоценностям, чистейшей бирюзовой голубизной. Некоторые водоемы покрывали осколки белых льдин, все еще не растаявших к середине лета.

Бэннон брел рядом со своим наставником, дыша с присвистом, — слишком измотанный, чтобы смотреть куда-нибудь помимо своих сапог. Когда юноша поднял голову, чтобы взглянуть на это зрелище, он ахнул.

Натан продолжал впитывать окружающую его нетронутую красоту. Обширные луга, пышные и зеленые, усыпали множество ярких и пестрых горных цветов, целый метеорный поток соцветий. Даже с этого расстояния волшебник слышал успокаивающий рев водопадов, падающих на черные скалы. Голубенькие птички метались в брызгах или бросались вниз, чтобы словить насекомых среди полевых цветов.

В седловине долины Мрра расхаживала по открытой местности, оставаясь рядом с Никки. Ни один из троицы ничего не говорил, поглощенные зрелищем.

Натан наполнил свои легкие бодрящим воздухом и расправил руки в стороны, просто наслаждаясь красотой поднимающего настроение зрелища. Это именно то, что ведьма Рэд хотела, чтобы он увидел? Натан, упиваясь видом, все же сомневался, должно ли это место вернуть его дар. Волшебник вытянул руки, выгнул пальцы и подумал, не чувствует ли он себя снова целым.

Обеспокоенная и неуверенная, что теперь им делать, когда они наконец прибыли сюда, Никки бродила по открытой, равнинной местности. Колдунья изучала низкие травы, холмики, утыканные розовыми цветками и покрытые лишайниками валуны.

Натан знал, что существует нечто большее, раз ведьма отправила их сюда, если уж и наставление было написано в старой книге жизни и высечено в камнях пирамиды на окраинах континента. Он не просто так прибыл сюда, в Кол Адэр.

Натан мог прекрасно прожить, не особо страдая от отсутствия пророческого дара, но жить без магии было совсем иначе. Он получал большое удовлетворение от заклинаний, с которыми мог работать, от магического оружия, которым мог обладать, — и он мог бы стать ценным дополнением в борьбе с Пьющим жизнь и Викторией. Когда Натан и Никки начали свое путешествие, покинув Народный дворец и отправившись в Темные земли, бывший пророк верил, что вдвоем они будут непобедимы: волшебник и могущественная колдунья. Ему необходимо снова забрать свое. Ему нужна была его магия.

И вот оно, это место. Но как-то иначе он себя не ощущал.

— Взгляните, еще одна пирамида! — воскликнул Бэннон. Чтобы отметить вершину перевала, какой-то путешественник собрал высокую пирамиду из камней, еще более внушительную той, которую они видели на обдуваемом всеми ветрами Призрачном Береге. Юноша побрел к ней, но слишком медленно, потому что совсем запыхался.

Никки добралась до камней первой. Она медленно обошла вокруг, ища послание, подобное найденному ранее. Колдунья остановилась, посмотрела на камни и нахмурилась.

— Натан, подойди сюда.

Поспешив к ней, старик почувствовал прилив надежды, стремление вновь ощутить свой Хань, чтобы контролировать свой дар и снова стать приносящим пользу волшебником. Ему так нужно было снова обрести свою целостность!

Натан посмотрел вниз, на основание пирамиды. Среди сложенных камней, словно надгробие, лежала плоская каменная табличка, лишенная вездесущих лишайников. На плоской гранитной поверхности были высечены слова:

Волшебник, узри что тебе нужно, чтобы вновь стать целым.

Натан ощутил волну восторга. Он видел эту фразу раньше.

— Итак, ведьма побывала здесь. Рэд передала те же самые слова. И они же написаны в моей книге жизни… так же, как были выгравированы на предыдущей пирамиде.

— Либо Рэд была здесь лично, либо она это предвидела, — сказала Никки. — Кто-то оставил эти слова, и ведьма узнала об этом из потока времени, прежде чем пророчество было изгнано из мира. Кол Адэр какое-то время ждал тебя, Натан Рал.

— Но что это значит? — спросил Бэннон. — Как ты вернешь свою магию? — Он обратился к волшебнику с полным надежды взглядом.

Натан не хотел признавать, что не знал ответа. Он сдвинул брови, сосредоточившись, и сделал величественный жест, указывая на изумительный вид, пытаясь убедить себя.

— Возможно, что-то есть в этом месте. Оглянитесь вокруг, зрелище настолько завораживающее, что этого вполне хватит смыть всю тьму из мира. — Он одарил Никки многозначительным взглядом. — После победы над Пьющим жизнь и Викторией, и после трагической потери бедной маленькой Тистл, возможно, это то, что нам нужно, чтобы вернуть самих себя. — Он закрыл глаза и сделал еще один глубокий вдох чистого воздуха.

Никки отвернулась от пирамиды.

— Мне нужно больше, чем прекрасный вид, чтобы исцелить тьму внутри меня. Я достаточно сильна, чтобы сделать это сама. У меня уже есть твердо поставленная цель.

Натан окинул взглядом водопады, висячие долины, заснеженные вершины. Его кожу покалывало, пульс мчался наперегонки, и волшебник ощущал удивительную энергию, которую черпал из самой земли.

— Это должно быть магическое место, источник силы, исходящей от мира, точно так же, как кости дракона несут в себе определенное могущество, — сказал Натан. — Даже пребывая здесь, я чувствую себя возрожденным! Да, добрые духи, это то, что мне нужно. Это стоило всего путешествия.

Он протянул ладонь, сжав пальцы, и сконцентрировался, вспоминая об ощущениях. Волшебник потянулся к своему Хань и выпустил поток магии, намереваясь вызвать шар пламени. Он вспомнил, как в последний раз предпринимал попытку такого заклинания на ветреной палубе «Идущего по волнам», проявив только слабые проблески, которые рассеялись на ветру. Теперь же он хотел создать яркое пламя, сжав его в руке.

Он добрался до Кол Адэр. Его силы должны уже вернуться.

Ничего не произошло.

Он сконцентрировался сильнее. Никки и Бэннон наблюдали. Но, хотя он и напрягся, все же не почувствовал никакого отклика от своего дара. Ничего.

Сердце волшебника, радостно бьющееся в этом великолепном месте, теперь погрузилось в смятение. Его магия исчезла, распалась и распуталась, оторвалась от него так же, как исчезла способность пророчества.

— Что я сделал не так? — востребовал он. — Почему я не возродился? Я должен стать здесь целым — взгляните на слова на пирамиде! Что еще мне нужно сделать? — Натан в отчаянии возвысил голос, зная, что ни Никки, ни Бэннон не ответят ему.

Старик повесил голову. Основы мира изменились, переместились звезды над головой.

— Возможно, с потерей пророчества, предсказание Рэд, в конце концов, уже не является истиной.

Глава 79

Никки наблюдала, как волшебник уходит, разочарованный и разбитый, с лицом таким же бледным, как и ледники в горной долине.

— Ничего, — сказал он, сгибая пальцы.

Натан Рал всегда был представительным, уверенным, интеллигентным — идеальным послом Д'Хары. Никки составила ему компанию в путешествии ради собственных целей, но постепенно она стала ценить способности и знания волшебника. В бывшем пророке их было много, что незамедлительно выдавали его внешний вид и манера держаться.

Вместе они прошагали немалое расстояние и пережили множество невзгод, чтобы отыскать Кол Адэр, и все из-за прихоти ведьмы. Да, эта бескрайняя нетронутая земля должна быть полна ресурсами, невероятным богатством, чтобы подогреть аппетит любого амбициозного правителя. Но никакой магии для Натана здесь не нашлось. Он не обнаружил того, что обещала Рэд.

Крайне утомленный, старый волшебник сложил ноги и уселся на землю рядом с нагромождением камней пирамиды. Он открыл кожаную сумку сбоку и с грустью вытащил свою новую книгу жизни.

— Интересно, оставила ли она еще послание. — Когда Натан перевернул обложку, то увидел только эскизы и записи, написанные им же. Надеясь найти ответы, он просмотрел строчку за строчкой, но текст не предоставил никаких сюрпризов.

Будущее и судьба зависят не только от странствий, но и от выбранной цели. Кол Адэр находится далеко на юге в Древнем мире. Там волшебник узреет то, что поможет ему снова стать целым. Колдунье суждено спасти мир.

Он закрыл обложку и спрятал книгу.

— Что мне делать, и куда теперь идти? Я прибыл в Кол Адэр, но почему я не стал целым? — Теперь Натан только хмурился в сторону великолепного вида. — Что еще я должен узреть?

— У нас есть остальная часть Древнего мира для исследования, — намекнула Никки. — Может, кто-то еще даст тебе ответ.

Бэннон снова посмотрел на резные слова в табличке из гранита, как будто он каким-то образом неправильно истолковал простое предложение.

— «Узреет то, чтобы поможет снова стать целым». — Юноша быстро встал. — Подождите! Послушайте, что здесь сказано! Ведьма не утверждала, что ты вернешь свою силу, как только придешь в Кол Адэр. Она сказала, что здесь ты увидишь, что тебе нужно. — Веснушчатое лицо молодого человека вспыхнуло от волнения. — Возможно, мы еще этого не увидели.

Натан вскочил на ноги.

— Это означает, что мы должны поискать нечто мне нужное, мой мальчик. — Он поджал губы. — Возможно, какой-то магический артефакт или форму заклинания, выложенное в скалах, здесь, на перевале. Ведьма не могла быть такой прямолинейной.

— Ведьмы редко бывают такими, — подтвердила Никки.

Натан усмехнулся с новой надеждой.

— Добрые духи, еще есть шанс… но что именно мы ищем?

Бэннон наклонился к большой пирамиде и, в поиске ответа, принялся искать среди пятнистых камней.

— Может быть, здесь что-то скрыто. Какая-нибудь самая очевидная вещь… — Он нащупал шаткий камень у основания и отбросил его в сторону, удивленный тем, что нашел вторую плоскую плиту с выгравированными словами. — Не думаю, что ты нашла все, Никки.

Колдунью пробрал холод, когда она увидела зловещее послание, вырезанное годы, или даже столетия назад, но она уже догадывалась, о чем оно: колдунья… спасти мир…

— Мне не нужна какая-то древняя писанина, чтобы та указывала мне, что делать, — проворчала Никки.

Пирамида не содержала никаких других сообщений, ни артефактов, ни подсказок. В недоумении, стоя на высоком горном перевале, спутники смотрели вдаль. Великолепный вид охватывал бесчисленные мили потрясающе красивой местности, но не содержал ничего, что могло бы помочь волшебнику вновь обрести свою магию.

Вокруг, насмехаясь, свистел ветер. Лазурные глаза Натана блестели, намекая на слезы отчаяния, и волшебник пристально вглядывался, как если это могло помочь его мечте воплотиться.

— Мы проделали очень долгий и трудный путь, чтобы добраться до этого места. — Он крикнул: — Я был бы признателен наставлениям, которые окажутся чуть менее бестолковыми!

В этот момент солнце засветило под новым углом, с определенной точки на небе. Воздух на противоположной стороне гор замерцал, словно занавес над дверным проемом, после завеса отстранилась, чтобы показать неожиданно возникшее, поразительное видение далекой равнины за горами.

Затаив дыхание, Никки протянула руку.

— Взгляните туда! Это… город!

Натан и Бэннон обернулись. Песчаная пума низко зарычала.

— Он выглядит даже больше, чем Танимура, — воскликнул Бэннон. — Но ведь его там не было!

У Натана от волнения закружилась голова.

— Нет, мой мальчик. Не было. Но почему мы этого не заметили?

Никки восхищалась невероятной детализацией. Далекий город был слишком величественным, пожалуй, даже больше, чем Эйдиндрил и Алтур'Ранг вместе взятые. Линия горизонта представляла из себя насаждение причудливых построек, экзотической архитектуры с высокими храмами и общественными зданиями, прижатых друг к другу жилых строений и изысканных особняков. Многоэтажные здания простирались ввысь, парящие башни были выстроены из белого камня. Их крыши сияли яркой эмалевой черепицей; окна из обширной стеклянной мозаики блестели оттенками драгоценных камней.

Воздух вокруг всего города мерцал и размывался, видимый как сквозь смотровые линзы, которые обострили детали с удивительной четкостью, прежде чем снова стать размытыми. Казалось, что диковинный город защищал огромный купол, затем скрыв его — и всего лишь на короткое мгновение магия и выгодная позиция Кол Адэр раскрыли его местоположение. Купол, словно растаяв, поблек.

— Мы должны быть первыми, кто наблюдал это отсюда. — Натан тяжело дышал. — Видимо это и имела в виду Рэд! Мы добрались до Кол Адэр, и с этой правильной точки обзора смогли увидеть город.

«Узри, что тебе нужно, чтобы вновь стать целым».

Волшебник повернулся к Никки с сияющей улыбкой.

— Нам нужно отправиться в туда. Ответ лежит там. Просто обязан.

Никки большую часть своего времени проводила в многолюдной цивилизации, и предпочитала город аскетичной жизни в глуши. Мерцающий мираж заинтриговал ее своими возможностями.

— Я согласна, — сказала колдунья.

Перед тем, как они сдвинулись с места, воздух снова стал переливаться, и весь величественный город просто исчез. Пространство на другой стороне казалось совершенно пустым.

— Это была просто иллюзия? — вскрикнул Бэннон.

— Нет, не иллюзия, — настаивал Натан. — Это не могло быть иллюзией. Может быть, город каким-то образом скрывается, замаскированный пеленой, подобной той, которая прятала Клифуолл множество столетий. — Он кивнул, убеждая больше себя, нежели других. — Но теперь мы знаем, что он там есть. Пойдем, колдунья! У нас впереди еще долгий путь, но, по крайней мере, мы понимаем, куда должны идти.

Мрра продолжала беспокойно рычать от увиденного, но волшебник не мог удержаться и сорвался с места, начав спуск по склону перевала. Им придется пересечь множество горных долин и пробраться через суровые заснеженные скалы, прежде чем они доберутся до места таинственного исчезнувшего города.

Путники, едва подойдя к следующему хребту, обнаружили заметную тропу с юга, петляющую сквозь горы и, по всей видимости, пешую.

— Это не охотничья тропа, — заметила Никки. В одном из участков путь расширялся, выявляя поросшую мхом брусчатку, — древнюю путевую артерию, которая была проложена для движения транспорта, но, очевидно, использовавшаяся и по сей день.

— Дорога! — Натан не мог скрывать свой оптимизм. — Мы уже на правильном пути, колдунья. Это признак, который и был нам нужен.

Высокие черные скалы перекрывали обзор, когда они спускались с очередного извилистого хребта. Обходя бесплодную горную породу по узкой дороге, Никки остановилась, увидев поражающее своей омерзительностью зрелище. Бэннон ахнул от отвращения.

На высоких пиках по обеим сторонам дороги торчали четыре отрубленные головы, их лица частично поклевало воронье, но в остальном эти части туловища сохранялись заклинанием, противодействующем разложению. Действие смерти на коже лиц ослабло, но рты представляли сплошной ужас: покрытые отчетливыми шрамами от разрезов — с углов губ вплоть до шарнира челюсти. Зашитые, и явно исцеленные. Щеки покрывали татуировки в виде чешуи, чтобы придать мужчинам змеиный вид.

Никки признала в них налетчиков на несчастных жителей Ренда-Бэй.

Бэннон вспыхнул от гнева.

— Норукайские работорговцы!

— Похоже, они кого-то обидели, — произнес Натан.

Никки шагнула ближе, чтобы изучить чудовищные головы.

— Заклинание сохранения маскирует, как долго они здесь находятся.

Под первым колом покоилась забрызганная кровью табличка, исписанная странными символами, которые Никки прочитать не смогла. Однако она распознала в них таинственные письмена, похожие на те, что были клеймены на шкуре Мрра.

Песчаная пума вновь протяжно и низко зарычала.

Никки вымученно улыбнулась и направила взор вдоль извилистой тропы, ведущей к исчезнувшему городу.

— Да, это место может быть очень интересным.