Маугли 3. Доверие и предательство

Глава 1

Оценить внешний вид корабля не получилось, так как, пока меня катили на медицинской кушетке по коридорам базы, я снова отключился. В себя пришёл в небольшой комнате с низким потолком. Восприятие показало, что за пределами этой комнаты есть другие, похожие. Жилой сектор, видимо.

В комнате была односпальная кровать, несколько шкафчиков, утопленных в стены, стол и санузел.

Крапива сидела на кровати поджав ноги и что-то внимательно рассматривала на экране планшета.

«Привет, принцесса! Я снова проснулся. Сколько меня не было?» — обратился я к девушке.

«Привет! Всего полчаса прошло. Доктор сказал, что ты теперь, скорее всего, будешь в сознании по большей части, только сна потребуется больше.»

«Отлично. Рассказывай, что тут происходит. Что наш пилот с главным инженером тут вытворяют? Когда мы полетим?»

«Да они тут суету навели легендарных масштабов. Слушай…»

Крапива рассказала весьма интересную историю. Оказывается, после проигрыша главный инженер ответственно подошёл к своему обещанию помочь и действительно стал активно готовить корабль к расконсервации. Причём, сам предложил, как это сделать так, чтобы на другой базе не успели привести их истребитель в нужное состояние вместе с нами, а опоздали бы на пару дней минимум.

Дело в том, что эти две базы с истребителями являются также огромными складами всякой летающей техники. И у них периодически должна проводиться инвентаризация. Процесс это во многом автоматизированный, но тем не менее требующий задействования практически всех ресурсов базы, как людских, так и материальных, всяких там дронов, погрузчиков, сканеров и прочей робототехники. Поскольку в инвентаризации участвует практически вся техника базы и эта же техника участвует в расконсервации истребителя, то инвентаризация тоже должна быть синхронной на обеих базах. Часть техники разбирается и тестируется помодульно. В общем, тот ещё геморрой для всего персонала.

Главный инженер предложил следующую авантюру. Согласовать с другой базой инвентаризацию, при этом самим готовиться к расконсервации корабля. И когда там по полной запустят процесс и вовлекут в работу кучу техники, мы здесь начнём расконсервацию. Таким образом на другой базе точно не успеют привести истребитель в боевое состояние в требуемые сроки и у нас будет фора в два дня или даже в три.

За первые два дня, пока я отлёживался в коме, инженер отобрал группу техников, в которых был уверен, и начал готовить корабль к максимально быстрой расконсервации, параллельно согласовывая с другой базой инвентаризацию. Неделю на расконсервацию корабля закладывали в случае, если база функционирует в обычном режиме. Но если всё как следует подготовить, то этот срок сокращался до четырёх дней. В итоге всей этой авантюры на нашей базе четвёртый день шла подготовка к расконсервации истребителя, а на Южноамериканской базе шла второй день инвентаризация. У нас она тоже шла, но фэйковая. Тем не менее даже от имитации инвентаризации была огромная польза. Не нужно было согласовывать доступ к определённому оборудованию и на запечатанные склады. И пока наши конкуренты ходили и считали, где что лежит и хорошо ли всё работает, мы забивали трюмы истребителя оборудованием, оружием, дронами и прочими полезностями. То есть по максимуму грабили эту базу.

Все эти планы разработали Летуччио и Том. И если Том уже успел в какой-то степени доказать свою лояльность, то, что происходило в голове Летуччио, я понять не мог. Он мог устроить саботаж, мог втайне проинформировать имперцев о нас, мог просто делать, что ему говорят, не проявляя инициативы, но он работал как преданный член команды, предлагая максимально эффективные решения. Кроме личной помощи, он взял на себя заботу о пленниках, отобрав себе команду надёжных помощников, а остальных заперев без средств связи.

Крапива за всем этим могла наблюдать только через коммуникатор и планшет, постоянно находясь рядом со мной. Ведь при малейших враждебных действиях в наш адрес, выход у неё был только убить сначала меня, а потом себя — лишь бы не попадать в плен. Соответственно, она как могла делала вид, что контролирует всё происходящее, мол, если что-то будет не так, Маугли вас всех казнит, но по факту мы ничего не решали. Тем удивительнее было, что всё делалось в наших интересах. Лояльность Летуччио удивляла и настораживала. Всё не могло быть настолько просто: дал по морде и тут же получил лучшего друга или преданного сотрудника. Если бы это работало, у нас на Земле люди, занимающиеся подбором персонала, работали бы совсем по-другому. На ринге бы собеседования проводили. В общем, странно. Хотя кто их этих бессмертных имперцев знает. А Летуччио так вообще с планеты с какими-то непонятными традициями…

Сегодня мы должны были официально начать расконсервацию, что автоматически вызовет поднятие тревоги на всех имперских базах, так как сразу станет понятно, что все эти ходы с внеплановой инвентаризацией — это чистой воды диверсия. Соответственно, меня и Крапиву перевели в самое защищённое место на базе — в истребитель. После оповещения о начале расконсервации истребителя имперцам будет не сложно сложить два и два и понять, что на самом деле происходит. Нам будут стараться помешать. Том и Летуччио рассказали Крапиве самые очевидные ходы, которые могут предпринять их бывшие коллеги, но это не означало, что мы можем уверенно знать, как будут развиваться события. Много факторов влияет на ситуацию. Тут и попытка украсть истребитель, и сбежавшие Чёрный с Золотым Ранги, с которыми непонятно, какие способности к ним вернулись, также неизвестно, кто из имперфект нам помогает. Мы неплохо запутали наших врагов, и теперь сами не знали, что же они предпримут. В общем, нас ждала неизвестность.

Для меня же во всём этом готовящемся замесе самым неприятным моментом была собственная беспомощность. Я был слеп, не мог произнести и слова, не говоря уже о полном параличе. И Гланда не спешила с восстановлением. Вернее, спешила, но всё равно это требовало много времени.

«И какие самые очевидные ответные меры со стороны имперцев нас ждут?» — поинтересовался я у Крапивы, когда она закончила рассказывать о текущем положении дел.

«Атака с воздуха и десант. Планы этой базы им известны, ресурсы тоже. Единственное, что они не знают, это насколько местный персонал нам помогает. Тут, кстати, полно не распакованной боевой техники, в основном дроны и пилотируемые боевые модули. В рамках инвентаризации Летуччио как раз запустил распаковку всего этого боевого добра.»

«Дронов я видел, а пилотируемые модули — это что?»

«Это что-то типа большого робота с человеком внутри. Они не человекообразные, скорее, как танки, и на них навешивается много разного вооружения. От ПВО до противопехотных пулемётов.»

«Я смотрю, ты неплохо разобраласьс этими штуками.»

«Пришлось. Самой интересно. Летуччио с Томом мне на планшет всю информацию о технике перекинули. Пока ты в коме был, я только и делала, что изучала всё это оружие. Мы сейчас почти всю технику поставили на зарядку. Ходовые картриджи меняем и боеприпас пополняем.»

«А смысл, если некому всё это добро пилотировать? Или тут уже весь персонал базы готов за нас в бой пойти?»

«Ну, это же роботы. У них у всех есть что-то типа автопилота или боевого компьютера. Эффективность машины без пилота сильно падает в плане тактического перемещения, но вот прицелиться и пальнуть — это они все могут и без человеческой начинки. Поэтому план такой, что максимально загрузить их боеприпасом, расставить возле базы или даже внутри, и использовать в качестве огневых точек. Это мне Летуччио всё рассказывал. Основная проблема была в том, что они по своим стрелять не смогут, но Том и Летуччио умудрились их перенастроить. Теперь мы по кому угодно можем огонь открывать.»

«А если со спутника по нам долбанут?»

«А вот это будет горе горькое и печаль грустная, поэтому план, что мы должны отбиваться таким образом, чтобы запустить десант внутрь базы и вести боевые действия внутри помещений. Это позволит тянуть время. Бомбить базу, когда внутри свои войска, они не должны. Но вообще вся надежда на истребитель. Если успеем его расконсервировать, то тогда даже орбитальный удар не страшен. Корабль такие защитные поля формирует, что весь урон какое-то время отражает. Но орбитальный удар означает полную потерю всей этой базы. Они если и пойдут на это, то далеко не сразу.»

«Такая движуха намечается, а я как гнилой овощ тут валяюсь и ничем помочь не могу.»

«Ты и так сделал всё, что можно. Не знаю мотивов Летуччио, но если бы он с таким же энтузиазмом вредил, с каким помогает, то шансов на успех у нас было бы очень мало. Так что всё, что тут происходит, — это результат твоей победы. Ты спроси Гланду свою, может, она способна как-то ускорить процесс. У нас же тут медподдержка есть. Любые вещества, которые для регенерации нужны, можем достать.»

«Сейчас попробую узнать. Ещё вопрос! Не пробовали узнать, что с нашими родителями и друзьями? Были захваты заложников ещё? Наши в порядке?»

«Тут всё нормально. Родители притираются друг к дружке. Осваиваются. За безопасностью следят. Новых попыток захвата заложников не было.»

«Ну, отлично. Попробую с Гландой договориться, чтобы быстрее меня чинила.»

Я сделал запрос операционной системе своего тела, сформировав его как пожелание стать дееспособным как можно раньше, также попросил максимально усилить все мои боевые и защитные функции. В ответ пришла череда образов, эмоций и ощущений, которые я для себя перевёл как «такая возможность есть, но будет больно, и ты должен будешь терпеть и находиться в сознании, также понадобится много питания.»

Я, не раздумывая, согласился. Следующая череда образов показала, какое нужно питание. Гланда, оказывается, неплохо могла сформировать концепт внутривенного питания. Сложно было понять, какие именно вещества ей нужны, но в итоге я разобрался, после чего объяснил Крапиве, что мне понадобится.

«Сейчас позову доктора, и всё организуем. А насчёт терпеть — это сильно больно будет?» — выслушав меня, ответила Крапива.

«Вот и узнаем. Никаких презентационных роликов Гланда не показывала. Но, когда выбор очевиден, выбора нет. Так что не будем это лишний раз обсуждать.»

Через пять минут пришёл доктор. Им оказался невысокий худой человек неопределённого возраста. Я не мог видеть цвет, только оценить форму и движение с помощью Восприятия. Судя по состоянию его тела, он находился не в родном носителе, так как тело было совершенно обычное без каких-либо модернизаций.

— Что случилось, Крапива Ивановна? — поинтересовался он.

«Крапива Ивановна? Ты так представилась?»

«Слушай, ну он настолько вежливый, что не удержалась» — весело ответила девушка.

— Доктор Санд, для более успешного восстановления Маугли надо поменять состав раствора в капельнице и подготовить тело к более активному восстановлению.

— А зачем менять? Там очень хороший состав, у него дела идут на поправку. Через две недели такими темпами он почти восстановится.

— У нас нет двух недель, доктор. Вещества в растворе надо оставить те же самые, но концентрацию увеличить в три раза, плюс нужно сделать, чтобы пища шла в желудок тоже в форме не сильно густой пасты. Ну, и всякие автоматические утки или памперсоменятели тоже понадобятся… Наверное, и вентиляцию тут усилить придётся.

— Вы уверены? Я не вижу необходимости в таких изменениях, — доктор был настолько доктором в своих интонациях, что это казалось даже неестественным. — Пациент и так восстанавливается феноменально быстро.

— Я уверена, доктор. Это надо сделать как можно быстрее.

«Он и правда какой-то совсем классический доктор.»

«Я же говорила!»

— Хорошо, Крапива Ивановна, в течение получаса всё будет готово.

Я оповестил Гланду, что скоро начнём ускоренную процедуру восстановления тела. Та только приняла это к сведению, больше никак не реагируя.

«Принцесса, будь рядом, пусть всё идёт, как идёт. Пусть Том и Летуччио начинают расконсервацию, затевают войну или делают, что считают нужным, но ты будь настороже. Если что-то пойдёт не так, стреляй мне в голову. Насколько я понимаю, я буду в сознании, но абсолютно недееспособен, так что в ближайшее время не рассчитывай на мою помощь.»

«Хорошо. Поправляйся скорее. Надеюсь, твоя Гланда хорошо понимает, что делает.»

«Я тоже надеюсь.»

Когда суета со всякими шлангами и капельницами вокруг меня успокоилась и в желудок начала поступать еда, а по капельницам в кровь пошёл более концентрированный раствор, я дал команду Гланде, что готов начинать. При этом мысленно зажмурился, ожидая страшной боли или ещё какого-то подвоха. Но ничего такого ужасного не произошло. Вместо этого я получил запрос-просьбу от Гланды посмотреть более внимательно на печень. Я ответил согласием и тут же, можно сказать, провалился в эту самую печень.

Я потерял тело, и вместо него у меня теперь была только печень. А потом я сам стал печенью, перестав как-либо контактировать с внешним миром. Мой внешний мир сейчас представлял из себя соседние органы. Гланда этим спецэффектом не ограничилась, послав запрос на ещё более тщательное погружение внутрь. Я опять ответил согласием, после чего стал очень хорошо ощущать каждую клеточку печени. Теперь печень воспринималась гигантским сложным живым механизмом. Даже не механизмом. Скорее, это был огромный производственный комплекс, завод. И у этого завода была цель. Он должен был принимать огромное количество поступающего сырья и вырабатывать целую линейку продуктов. Как они называются, я понятия не имел, но под контролем Гланды прекрасно понимал, что для чего нужно. Вот эта странно выглядящая каракатица помогает расщеплять жир. Вот эти штуки усваиваются мышцами и так далее. Гланда дала мне совсем мало времени, чтобы освоиться, после чего развернула передо мной план модернизации этого завода. Не на бумаге или на экране, само собой, а в свойственной ей манере — в виде ощущений и эмоциональных концептов. Но поскольку я тоже сейчас пользовался не зрением, а по большей части Восприятием и ещё непонятно чем, то быстро вник в суть того, что она предлагает. В соответствии с новым планом печень будет принимать намного более токсичные вещества и научится отстраивать из них целый ряд новых продуктов.

Так, отлично, посмотрел я на этот план, и что теперь? Каково моё участие в процессе?

Гланда, видимо, услышала мой вопрос. Послала всего лишь один концепт «Помогай!», после чего каким-то силовым воздействием разрушила целый блок нормально работающих клеток. Я не очень понял, как мне тут помогать, поэтому не спешил, решив посмотреть, что будет дальше. А дальше Гланда направила моё внимание на одну целую клетку, которую она начала модернизировать. Я не мог видеть здесь глазами, я только ощущал Восприятием и воспринимал малейшие электрические взаимодействия. И по этим восприятиям мог судить об изменениях. А изменения были значительные. Клетка изменилась: при сохранении прежнего размера стала намного более мощной в плане электрического потенциала и скорости преобразования вещества. Для построения этой новой клетки Гланда использовала вещество разрушенных клеток. Как только с одной клеткой было закончено, она принялась за модернизацию сразу нескольких. А мне пришёл приказ снабдить новые клетки питанием.

Я не придумал ничего лучше, как попробовать разрушить указанные Гландой клетки. Это получилось сделать как-то очень естественно. Мой телекинез в этом микромире работал идеально. Гланда тут же воспользовалась веществами, из разрушенных клеток. Белковые структуры под её контролем сплетались из простых соединений в более сложные, потом объединялись и — по-другому не скажешь — запускались в работу. Когда я понял, в чём заключается рабочий процесс, я попытался присоединиться, и у меня неожиданно легко получилось. Манипуляторами, которыми я подхватывал одни структуры и объединял с другими были,ю щупальца телекинеза. То есть я этой странной силой могу не только траву рвать, а и клеточные структуры изнутри перекраивать. Это всё было бы, конечно, очень интересно и забавно, если бы не один момент. Поскольку я сам в данный момент, можно сказать, являлся печенью, то все разрушения и перекраивания внутри неё ощущались мной как боль. И как только я присоединился к Гланде в её работе, болезненные ощущения удвоились. Вот, значит, что она имела в виду, когда говорила, что придётся потерпеть. Ну, пока терпимо. Как если бы мне надо было штукатурить, а меня непрерывно кусали сотни муравьёв с комарами. В общем, слава богу, что не пчёлы. Жутко противно, но терпимо.

Я потерял счёт времени в этом микромире внутренних органов. Гланда использовала меня как усилитель или катализатор осуществляемых ею процессов по изменению тела. Она была виртуозом-плотником, а я — помощником, который то гвозди подаёт, то доски. Мы перекочёвывали из одной части тела в другую и меняли, меняли, меняли клеточные структуры.

Тяжело было с костями. Тяжело во всех смыслах. Кости, будучи достаточно прочной структурой, разрушались неохотно, а напряжение, которое происходило при разрыве клетки, было очень болезненным. Недостаточно просто разрушить клетку и построить новую, ещё надо было подвести питание, отвод шлаков и убедиться, что запущен процесс автоматического обновления других клеток.

Конечно, добрались мы с Гландой и до моих повреждённых мышц, но не стали сшивать этот фарш заново, а стали выстраивать совершенно новые волокна. Новые мышцы были мало похожи на привычное мне мясо. У Гланды, видимо, был в её банках памяти какой-то заранее заложенный шаблон, так как то, что мы выращивали, можно сказать, с нуля, было совсем другой структурой с совсем иным энергетическим механизмом питания и детоксикации. Надеюсь, работать всё это будет лучше прежнего. Никаких перерывов на отдохнуть или тем более на сон Гланда не делала. Я чувствовал себя всё хуже и хуже, но не сдавался, продолжая помогать перекраивать изнутри своё измученное тельце.

Было немного волнительно с сердцем, так как тут апгрейд механизма сердечной мышцы шёл без остановки работы самого механизма. Это было непросто. Я физически ощущал, как осторожно и тщательно Гланда делает изменения.

Наконец, мы прошли практически всё тело, включая кожу, все внутренние органы, все скелетные кости, а также затронули обонятельные рецепторы, язык и глаза, везде что-то в той или иной степени модернизировав или изменив. Не трогали только половую систему, там всё и так под контролем, как сообщила Гланда.

Вроде, прошли уже всё. Мне казалось, что не осталось ни одной части тела, которую бы мы не затронули, и я уже был готов отдохнуть, как Гланда отправила меня в мозг. И тут я понял, что испытание только началось. Мозг — это комок нервов. И эти нервы мы с Гландой рвали и сшивали заново, прокладывая связи до всех частей тела. Это было по-настоящему больно.

Несмотря на всю боль вспомнил забавные идеи насчёт того, что в мозге хранится память человека, его личность, цели, моральные нормы и так далее. Вот реально бред. Мы с Гландой мой мозг, можно сказать, разложили на молекулы и скроили заново, никакую память я не потерял. Мозг — это координатор различных систем тела, но не личности. Вот надо, например, выйти на ринг, мозг пошлёт сигнал сразу нескольким системам организма, так как для ринга надо перестать хотеть в туалет, перестать испытывать голод, накачать кровь адреналином, понизить чувствительность к боли — и это только подготовительный этап. Но вот право выбора, выходить на ринг или нет, — это уже выходит за рамки способностей мозга. Такие решения принимает тонгер, личность. Все эти отвлечённые мысли я думал не просто так. Боль была такая, что хотелось переключиться хоть на что-то. Вот я и переключался на всякую философию. Жрущие меня муравьи всё-таки превратились в пчёл. Было жутко больно.

Все хорошее и плохое рано или поздно заканчивается, вот и с модернизацией мозга мы тоже закончили, после чего перешли к отладке всех структур. Тут я Гланде был уже не особо нужен, но тем не менее на автомате я продолжал наблюдать тело изнутри. Было интересно. Гланда в основном тестировала самые большие механические блоки — ноги, руки, спину, плечевой пояс. Мы перекроили слишком много всего, надо было отладить работу нейромышечных связей. Без этой отладки могли сработать мышцы антагонисты, и вместо, например, прыжка я бы упал в судорогах. Нельзя сказать, что мы полностью поменяли моё тело и заменили все системы. Мы не сшили новое тело, мы его начерно слепили. Все изменения были только до того момента, когда новый орган или мышца могли начать функционировать по новым алгоритмам. Мы не нарастили мне кучу новых мышц, мы нарастили мышцы дистрофика. Но в дальнейшем новые мышцы будут расти, а старые продолжат разрушаться и будут служить строительным материалом. А пока печень, селезёнка, желудок, кишечник получили только частичные переделки, достаточные для того, чтобы, скажем так, переставить их работу на новые рельсы. Через какое-то время новые структуры полностью сожрут старые, тогда и можно будет сказать, что перестройка завершена. Сейчас же мы только переставили меня на новые рельсы развития.

В данный момент эта глобальная работа была закончена. Гланда тестировала согласованность работы мышц.

«Маугли, что происходит? С тобой всё в порядке⁈» — неожиданно, как сквозь туман, ко мне пробилась мысль Крапивы.

Я отвлёкся от созерцания тела и постепенно начал отстраняться от слишком плотного контакта с ним, заняв привычное место в голове. Как только это произошло, я понял, насколько же я вымотан, но не телесно, а умственно и эмоционально. И ещё я понял, что настолько выпал из ощущения времени, что понятия не имею, сколько этого самого времени прошло. Крапива продолжала настойчиво мысленно и не мысленно кричать, выясняя, всё ли со мной хорошо.

«Всё нормально. Мне кажется, мы закончили.»

«Ты бился в судорогах! Махал ногами и руками, выгнулся так, что чуть ли не головой задницы коснулся. Как в фильмах про одержимых себя вёл, в общем» — уже более спокойно прокомментировала Крапива моё поведение.

«Это Гланда отладку нейромышечных связей устроила. Меня ещё может немного потряхивать несколько дней, она будет эндокринную систему и прочие вещи настраивать, но по идее я должен быть дееспособен» — мысленно произнёс я и открыл глаза.

— Ох, ничего себе! — первое, что я услышал от склонившейся надо мной Крапивы. Правда, в голосе, скорее, звучало удивление, чем беспокойство. Я хотел что-то ответить, но мешала трубка, засунутая в рот. Я с отвращением и сдерживая рвотные позывы вытащил эту штуку из себя. Стало легче дышать. Без особых эмоций отметил, что руки меня слушаются.

— Что случилось? — голос изменился, отметил я про себя. Или я теперь слышу по-другому? В общем, пока неважно. Что там такого в моём лице не так, что Крапива охает…

— У тебя глаза стали синие.

— Так они и были, вроде, не карие.

— Сейчас практически светятся ярким синим светом. Таких глаз натурального цвета не бывает.

— Ой, ну это не страшно, — облегчённо выдохнул я. — Главное, я вижу и слышу, а также вполне возможно, что могу и ходить. И вопрос: сколько меня не было?

— Без малого четыре дня.

— Неплохо! Это быстрее, чем неделя или две. Давай, вводи меня в курс дела, — я попробовал сесть, и у меня получилось. Тело слушалось неплохо. Насколько оно стало быстрее и прочнее — это сейчас было не актуально. Главное, я мог двигаться, смотреть и говорить!