Глава 15

Входя в отцовский дом в чужом облике в четвертый раз за все последние тридцать лет, я не чувствовал ни опаски разоблачения, ни смущения за свой обман, ни всего остального букета эмоций, которые накрыли меня во время первой попытки и частично даже во второй. Приелось.

Входная дверь, приподнятая над уровнем земли почти на десяток ступеней, располагалась под нависающем над ней длинным козырьком, край которого доходил почти до самой калитки. Первую входную дверь заменяла ажурная декоративная решетка, открывающаяся наружу. А за ней в глубине коридора располагалась вторая — вполне обычная, деревянная, обклеенная поверх высушенными тонкими стеблями молодого бамбука.

Миновав эту преграду, я на мгновение замешкался, словно бы с интересом разглядывая полукруглую комнату-прихожую с тремя дверьми в изогнутой ее части. Этой задержке хватило мне, чтобы вдохнуть как можно глубже воздуха этого дома, такого знакомого, родного. Уж я-то знал, дверь налево вела в подвальные помещения, направо к довольно крутой каменной лестнице наверх, а прямо — мимо поворота к кухне в ту часть дома, где проживала челядь, и по длинному коридору выводила во внутренний двор со стеклянным куполом.

Стена за моей спиной представляла собой разноцветный расписной витраж, сложенный из окошек-крохотулек — каждое размером с ладонь — и обрамленных каменным кружевом. Одна из отправленных встречать гостя горничных терпеливо, но с некоторым скрытым превосходством, ожидала пока я оглядывался по сторонам и степенно повела меня в сторону квадратного закутка за винтовой лестницей, в котором располагался подъемник. Мы вышли на четвертом этаже, все помещения которого (от столовой до спален с отдельными купальнями) открывали для важных гостей, а я поймал себя на том, что едва сохраняю видимость спокойствия. Внутри все бурлило, почти клокотало от предвкушения. Сейчас — вот прямо сейчас! — я увижу свою семью: матушку, отца, сестер.

Прислужница повернула ручку двери, слегка толкая вперед двойные створки и отступила с моего пути куда-то вбок. Я шагнул вперед, даже не пытаясь определить, есть ли кто-то внутри. Эту столовую, как и кабинет отца и еще несколько помещений в доме, где предполагалось вести разговоры, не предназначенные для ушей челяди, покрывала паутина сложнейших магических плетений, главной функцией которых, кроме защиты от рассеянного магического воздействия, было поддержание постоянного «покрова безмолвия». За дверью, очевидно, ждали одного меня. Стол был накрыт на четыре персоны, однако ни хозяева дома, ни гостья свои места не заняли, а расположились в дальнем конце столовой — у панорамного окна — в удобных креслах. Дверь за моей спиной с мягким щелчком закрылась. Амулеты, вмурованные в углах комнаты, мигнули, а по замкнутому контуру магической паутины пробежал едва заметный радужный сполох.

— Это то, о чем я думаю? — криво улыбнувшись, поинтересовался я у отца.

— Ну откуда же мне знать твои мысли? — иронично ответил он. — Но да, это «каменный кокон» и до тех пор, пока я не сниму запрет, сюда никто не войдет и отсюда никто не выйдет. Так может ты сбросишь эту свою несуразную шкурку?

Я согласно кивнул и позволил собственному дару проступить из-под гнета щитов. Боли почти не было, если не считать неприятных ощущений из-за роста костей и смещения мышц. Я даже не поморщился, лишь обрадовался собственной предусмотрительности и тому, что заранее зачаровал для этой поездки практически всю свою одежду. Тело слегка ломило. Походка после изменения стала неуклюжей — центр тяжести у моего тела все-таки едва заметно отличался.

Впрочем, все эти мысли промелькнули и исчезли, стоило только почувствовать ласковое, почти невесомое, прикосновение к щеке, лбу, а потом и волосам, выбившимся из боевых кос.

— Зорян! — тихий рваный всхлип раскаянием полоснул по сердцу.

При звуке самого лучшего, самого родного на свете голоса все остальное потеряло всякое значение. Мама ни капли не изменилась, ни на день не постарела, хотя в волосах заметны стали тонкие нити первой седины, а в уголках глаз и губ морщинки — та цена, которую она заплатила за решения и поступки старших сыновей. Годы сделали Чаяну Калиту еще красивее, смыли с нее все наносное. Не стало невинной невесты, выбранной амбиционным и избалованным сыном древнего рода. В прошлое ушла властная и гордая супруга главы Совета, признанная соратница своего мужа, имеющая право повелевать и приказывать жителям общины. Рядом со мной стояла просто женщина, пришедшая проведать сына.

— Какой ты стал крепкий… — заговорила она полушепотом. — Здоровяк! Я отпускала мальчика, а вернулся мужчина.

Я блаженно прикрыл глаза, впитывая в себя ее прикосновения, неповторимый ее запах, ее ласку и нежность. Позволил себе как в детстве на пару мгновений поддаться ее рукам, но все же аккуратно вывернулся из-под ладоней и укоризненно качнул головой.

— У нас еще будет время, мама! Разве отец не сказал, что я задержусь после ужина, а не сбегу в закат.

Матушка прищурилась и гневно фыркнула:

— У твоего отца сплошные тайны. И ты не далеко от него ушел, мальчик мой. Один Край меня понимает. Сказал, когда ты появился и где тебя поселили по отцовской просьбе. Думаешь, мне было легко ждать? Семнадцать лет ждала каждый день, гадкий мальчишка! Едва сдержалась и не побежала в едальню Венкеласа. Благодари нашу гостью… Одно ее присутствие в доме меня и удержало.

Страстная эта отповедь, произнесенная тихим почти свистящим шепотом, напомнила мне о том, на кого я вырос похожим своим упрямством и непреклонностью. Я качнулся в ее сторону, схватил за узкие ладони и сделал то, что должен был сделать очень давно, но никак не хватало мужества. Опустился перед женщиной, подарившей мне жизнь, на колени, и тихо выдохнул:

— Прости, мама.

Она на мгновение замерла, а затем качнулась ко мне, ухватила за плечи, силясь поднять, а когда добилась желаемого — я встал и выпрямился-таки в полный рост — повисла на моей шее, уткнувшись в нее лицом. Это было так правильно и одновременно столь непривычно: прежде не я, она была моей опорой. Теперь же на моем фоне мама казалась маленькой — сущей девчонкой. Худенькой, изящной.

— Дурачок! Какой же ты еще дурачок! — всхлипывала она, цепляясь пальцами за мою шею. — Так ли давно ты был моим любимым мальчиком? Давно ли я прижимала тебя к своей груди, покуда ты капризно отталкивался кулачками? Давно ли я кормила тебя молоком, гладила по вихрастой черноволосой головенке и тайно от себя самой радовалась, что ты у меня есть? Давно ли учила тебя любви и нежности, видела твои первые шаги, слышала первые слова, целовала разбитые по неосторожности коленки и вытирала слезы? Ты весь — часть меня. Жаль только меня не было с тобой рядом, когда ты, наконец, повзрослел, стал сильным, решительным мужчиной. Я молила богиню о тебе ежедневно, ежеминутно. Тебе не в чем каяться передо мной, сын!

Я окунулся в ее объятия, как в ласковое теплое море. Весь мир перестал существовать. Не осталось ни отца, ни второй приглашенной к ужину гостьи, вообще никого.

— Да, Аламир… Хоть ты и рассказывал мне про своего сына и способности, я не думала, что он в действительности настолько одарен, — протянул бархатно чарующий женский голос.

Жрица, все также закутанная в свое пестрое одеяние, продолжала сидеть в дальнем углу столовой, однако теперь в ней почти не осталось той сбивающей с ног чувственности. Впрочем и детской наивности, которая поразила меня в нашу первую встречу, тоже не наблюдаось. Теперь она еще сильнее напоминала мне самоуверенную и невероятно опасную хищницу. Хитрые глаза ее насмешливо блестели, улыбка казалось такой очаровательной, а тон приветливым, что я лишь насторожился сверх меры.

Мама разжала руки и отступила вбок, вспоминая о приличиях.

— Позволь представить тебе мою давнюю знакомую, сынок. — заговорил отец. — Барият, как и ты, впрочем, прибыла в Бухтарму по моей просьбе. Бари, как ты уже поняла, это мой старший сын.

— Теперь, когда все знакомы, может быть мы оценим искусство нашего повара? — хозяйка дома подтолкнула меня в сторону накрытого стола с разнообразными блюдами.

Ужин прошел странно. Отправляясь в дом к отцу, я предполагал, что могу встретить там не только родителей. Однако мне почему-то казалось, что обсуждение причины, по которой отец вызвал меня в общину начнется прямо за столом. Матушка, впрочем, внесла свои коррективы — во время ужина под ее взглядом никто так и не осмелился заикнуться о чем-то более серьезном, чем урожай крылатых бобов. Разговоры велись на отвлеченные темы, хотя все равно с завидным постоянством возвращались к одной, самой главной. Ведь еще до начала сезона дождей в Люту должна была отправиться делегация ллайто. Официальной целью визита считалось подписание мирного договора между многоликими и оборотнями, но все присутствующие точно знали, что в действительности соглашение давно подписано и для его вступления в силу откладывалось до полного совершеннолетия гарантов мира. Теперь же, князь по какой-то причине решил не ждатб полного совершеннолетия своей младшей родственницы, никаких препятствий для заключения договора не осталось. Визит делегации в Изборск должен был завершить многолетнее ожидание договаривающихся сторон.

По случаю вероятного примирения давних недругов в княжий терем ожидалось прибытие представителей других народов: вранов, на чьей территории теперь проживали ллайто, драгов, проверенных политических союзников оборотней, возможно и зигмар. В некоторых межрасовых конфликтах халифи Йеанна хан Хервиетт Маэ выступала в качестве нейтральной силы — этакого переговорщика для всех враждующих сторон. Спорить с венценосной серпентерой и остальными песчаниками, считающими свою халифи живым воплощением богини, не хотелось никому.

Зигмар по праву считались сильнейшими целителями и виталистами, а остаться без магов этого профиля не хотелось ни одному правителю.

Рассказы Барият о ее странствиях по миру я слушал с искренним интересом, временами находя в них сходство с собственными скитаниями. Для матушки, не покидавшей общины, или отца, чьи выезды всегда были строго регламентированы, истории халифатки выглядели сказками — иногда волшебными, иногда пугающими, абсолютно неправдоподобными, невозможными в реальности. Сама жрица во время ужина вела себя более чем странно. За весь вечер ни разу так и не взглянула на матушку прямо — глаза в глаза, не заговаривала с ней первой, а если отвечала на какие-то ее вопросы, то с неизменным пиететом и благоговением.

Ситуация изменилась лишь после того, как голод был утолен, и отец предложил перейти в кабинет. Матушка согласно кивнула, но с нами не пошла, лишь тяжелым взглядом проводила мое обратное перевоплощение в чужого двуликого. Вопреки озвученным планам, спустились мы не на третий этаж, где располагался домашний кабинет отца, а на нижний подземный уровень. В дальней угловой комнате обнаружилась и причина столь странного выбора места для беседы.

— Край говорил, что из общины пропало несколько жителей? — меланхолично поинтересовался отец, отпирая массивную дверь. Широкие полосы, которыми она была обита снаружи, отливали на свету матово-белым цветом.

— Да, но не сообщил ничего конкретного. — Пожал я плечами, наблюдая как старинный ключ с мудреными бороздками и незнакомой руной в навершии проворачивается в замочной скважине.

— Почти неделю назад Барият привезла мне нечто очень ценное. С тех пор ни прошло ни одной ночи, когда бы я спокойно спал в своей постели. Трижды в дом проникали воры, преодолевшие все защитные чары и артефакты с такой легкостью, которой мне остается лишь позавидовать. Последние два дня приходили убийцы, которых посылали уже не вынести из моего дома нечто важное для заказчика, но лишить меня жизни. — Отец вынул ключ и вновь вернул его на цепочке на шею. — Тела воров и убийц, отправленных в мой дом, я запирал здесь.

Внутри узкой длинной комнаты было сумрачно, но мне хватило света чтобы разглядеть пять смотровых столов на колесиках, какие обыкновенно используют в мертвецких. На каждом из них лежали стыдливо прикрытые простынками обнаженные тела. По одному на каталку. Лишь на дальней тело все еще оставалось одетым и смутно знакомым.

— Ты хоть кого-нибудь опознал? — полюбопытствовала алмея, приподнимая одну из простынок кончиком длинного хвоста.

— Собственно поэтому я вас сюда и привел. — Ответил отец, полностью открывая лицо одного трупа. — Все лежащие здесь — люди. Вполне возможно наемники. В империи сейчас можно нанять кого угодно от вора до каннибала, предпочитающего мясо маленьких девочек. Впрочем, эти были при жизни не из таких, слишком молоды. Однако все они маги. И у каждого была занимательная вещица, позволявшая притворяться кем-то другим…

— Ты имеешь ввиду артефакт? — нахмурился я, разглядывая застывшее лицо паренька. — Какое-то устройство, дававшее им способности нашего народа?

— А вы взгляните на последнего. — отец указал рукой в сторону одетого субъекта, лежащего на каталке в дальнем конце комнаты. — Я хранил тела к твоему приезду. Надеялся, что ты поймешь, что это за магия. На стенах руны нетления, но я не хотел бы оставлять этих ребят здесь надолго.

Я без колебаний последовал его предложению. Судя по шелесту за спиной, Барият решила присоединиться ко мне и увидеть, о чем именно говорил отец. Вблизи стало понятно недоумение отца. На каталке лежал я. Вернее, кто-то неизвестный, чрезвычайно на меня похожий. Я оглядел тело на энергетическом уровне и непонимающе прищурился. По все признакам — это был труп. Даже аура успела полностью развеяться, а по обрывкам канальной системы уже не получалось определить к какой расе относился погибший. Отец оказался прав. Единственный факт, который без специального оборудования и реагентов можно было установить по этим останкам — парень этот при жизни несомненно был магом.

— Как это возможно? — буркнул я, упираясь ладонями в каталку. — Либо он был ллайто, снявший с меня слепок, либо я даже не знаю, как объяснить подобное сходство. Есть конечно артефакты, работающие с мертвой плотью, но все они узко специализированные, несут заряд некроэнергии и не способны влиять на живых. Тем более не в состоянии создавать настолько качественные и подробные динамические иллюзии.

— Это не иллюзия. — глухим настороженным голосом прервала меня алмея. — Каждый из них при жизни был похож на твоего сына, Аламир?

— Нет. Первый мимикрировал под одного из служащих Дома памяти, второй под жреца. Еще один под рядового жителя общины. Только убийцы косили под Зоряна. Более того маскировка их оказалась столь идеальной, что не спадала даже с мертвого тела. Развеивалась только после проведения вскрытия. Первый же механический разрез что-то повреждал и внешность менялась обратно. Кроме одежды на них не нашли никаких артефактов, амулетов, талисманов и похожей зачарованной хрени, так что я до сих пор не имею понятия, что позволило этим наемникам так качественно менять внешность.

Песчаница отступила от похожего на меня субъекта, повернулась к его предшественнику, под белой простыней. Бестрепетно стянула с него ткань, приподняла волосы со лба, повертела голову в разные стороны, а затем и вовсе перевернула труп на бок.

— Вот! — ткнула она пальцем на его спину, где на позвоночнике чуть ниже поясницы обнаружила странный шрам, ярко-алый, выпуклый, словно под кожу внедрили инородное тело. — Проверьте остальных. Метка может быть где угодно на теле, даже под волосами.

Ворочать трупы оказалось не самым приятным занятием, но во время службы приходилось делать вещи гораздо более мерзкие, так что я не роптал. Багровые отметины нашлись у четверых. Пятый же выглядел чистым. Сколько бы мы с отцом не изучали тело, на нем не нашлось ничего даже отдаленно похожего.

— На этом шрамов нет. — наконец признал я.

— Есть. — твердо возразила мне песчаница. — Метка скрыта до тех пор, пока он изображает тебя.

— А до того, как я его раздел, не могла сказать? — окрысился я на алмею.

— Не была уверена. Я, з-з-знаешь ли, каш-ш-шдый день ч-щ-щем-то подобным не з-з-занимаюс-с-сь! — сорвалась на шипение песчаница.

— Ты что-то знаешь об этих ребятах? — прищурился в ответ отец.

Жрица рассержено сверкнула глазами, опустила взгляд в пол, очевидно усмиряя свой гнев, и размеренно задышала, шумно втягивая воздух носом. Техника оказалась действенной. Спустя пару минут глаза ее вернули свой нормальный серовато-топазовый цвет, а речь вновь вернулась к своему нормальному состоянию:

— Это аиты. Низшие служители богини. Почти рабы. Чаще всего люди, добровольно отдавшие себя в рабство. Руна связывает их с богиней, дает ей возможность использовать тела аитов, как сосуд.

— Хочешь сказать, это богиня изменяла их внешность? — скептически отозвался я.

— Конечно же, нет! — Барият глянула на меня как на малыша, с сочувствием перевела взгляд на отца и деланно покачала головой — Что вам известно про богов, мальчики?

— Только то, что их имена были потеряны после Дня Забвения.

— М-да, и впрямь, не густо, — поджала губы. — впрочем, чему я удивляюсь. А вот твой младший сын мог бы рассказать гораздо больше. Я бы предложила тебе расспросить его на досуге, однако время не ждет — расскажу сама.

— Думаю здесь не самое подходящее место для твоего рассказа? — поморщился отец, оглядывая тела ворвавшихся в его дом молодых людей. — Давайте-ка переберемся в мой кабинет и обсудим все там, обстоятельно и подробно.

— Да-да, конечно, Ал. — рассеянно протянула песчаница, пристально разглядывая лицо юноши за моей спиной внезапно почерневшими глазами. Пальцы ее тем временем словно бы рассеянно перебирали звенья наборного пояса. Мгновение, когда она на ощупь нашла искомое и вытянула с тихим щелчком, я пропустил. Зато очень хорошо рассмотрел, как приподнявшись на хвосте и еще ниже склонившись над телом, алмея невесомо, без нажима провела по верхней кромке его лба, повела лезвием в сторону уха и торжествующе улыбнулась. Мертвые ткани тела необычное оружие рассекло до самой кости. И тут же труп с головы до ног окутала белесая дымка, плотная и почти непрозрачная в районе лица, резко сжалась в маленький шарик и метнулась куда-то вверх. Изящные пальцы с заострившимися ноготками схватили этот сгусток и дернули обратно. Жрица расслабленно улыбнулась, крепче сжимая кулак. — Вот так, птичка! — выдохнула она радостно. — Не трепыхайся, ты теперь моя.

Спустя пару мгновений молчаливой борьбы, туманное нечто внезапно потемнело, обретая вполне четкую форму. Тело аита, тем временем совершенно преобразилось, черты поплыли, рост и общее телосложение заметно уменьшились. Изменения эти, тем не менее ничуть не затронули одежды. Рубаха и полотняные штаны, повязанные широким кушаком, прежде облегавшие тело, стали казаться позаимствованными каким-нибудь шкодливым мальчишкой у старшего брата. Это впечатление еще больше усугублялось тем, что теперь на катался лежал труп молоденького ярко-рыжего, веснушчатого и чрезвычайно вихрастого парня. Не оборотня, не ллайто — человека.

Такого оказалось сложно заподозрить в криминальных талантах, однако нахождение мальчишки в отцовском подвале говорило само за себя. Отец не обратил на метаморфозу трупа внимания, лишь досадливо крякнул, разглядывая крепко сомкнутую ладонь своей давней знакомой, в которой она прятала добычу.

В отцовском кабинете на третьем этаже, обстановка которого ничуть не изменилась за все прошедшие годы, мы с отцом сели в кресла по бокам от низенького столика-геридона. Барият же устроилась у стены напротив полулежа на собственном хвосте. Оба, по-видимому, настолько хорошо знали друг друга, что даже не задумывались о столь вопиющем нарушении приличий.

Скромный, почти аскетичный вид этого помещения всегда нравился мне неимоверно. За отсутствием излишней роскоши я видел внутреннюю отцовскую скромность. Внешнее убранство дома, как и показное сибаритство отца были призваны пустить пыль в глаза. Истинные черты его характера можно было увидеть лишь в таких внутренних помещениях, не предназначенных для посторонних. Жаль, что я осознал эту истину после ссоры с отцом и своего глупого побега.

— Бари, не томи, — натянуто потребовал отец, — рассказывай!

— Все жрецы при посвящении в сан получают от своего бога некоторые знания. — Заговорила на обещанную тему женщина. — Они разнятся в зависимости от ступени посвящения. Высшим или верховным жрецам открывается много больше. В том числе и о других богах.

— Что ты сняла с того трупа? — требовательно осведомился мой властный родитель.

— Привязку к одному очень занятному жреческому артефакту, — протянула алмея, поглядывая на крепко сжатую ладонь, — о больших подробностях можешь не спрашивать, я не хочу никого обманывать. Впрочем, сам артефакт и не должен тебя интересовать. Пользоваться им все равно смог бы только Верховный жрец Хекарти. У подосланного аита я перехватила энергетическую нить его связи с богиней. Удерживать ее долго я не смогу, но до полуночи моих сил хватит.

— А что случится в полночь?

То, что вопрос был лишним, стало понятно сразу же после сказанных слов по тяжелому оценивающему взгляду жрицы.

— Эту ночь мне нужно провести под звездным небом, друг мой.

— Это как-то связано с той богиней, чьи служители настойчиво пытались попасть в мой дом? — хмуро поинтересовался отец.

Барият неуверенно качнула головой.

— Ты же знаешь, Ал, я поклоняюсь лишь одной богине. И это не Хекарти. Но косвенно ритуал, который я собираюсь провести, связан и с ней тоже. Большего не скажу, мирянам это знание ни к чему, — последнюю фразу женщина проговорила уже гораздо тверже. — И вообще, вам мальчики, в мое отсутствие не мешало бы обсудить собственные дела.

Загрузка...