Глава 2. Лысый


Сняв сюртук, здоровяк передал его за спину пеликану. В выглаженных синеватых брюках и белоснежной рубашке он ещё раз подтвердил мою теорию, что это какая-то академия.

— Василий, объясни хорошенько, — Гром покрутил шеей, раздался гулкий хруст, — А то мне сказки тут рассказывают.

Я сразу покосился на кусок плитки, который ускользнул под раковину. От крепыша мой взгляд не укрылся, и он сделал уверенный шаг в туалет, чуть поводя покатыми плечами.

Дёрнувшись, я попытался нырнуть под раковину, чтоб схватить единственное оружие… И не смог, так и остался стоять истуканом.

Жжёный пёс, опять адреналин в крови!

— Хра… — каштан продолжал радовать признаками свинячьей жизни.

— Это он сам себя? — Гром повернулся к троим в двери.

Брови пеликана поднялись возмущённо, но потом он кивнул. И сразу добавил:

— Этот вон виноват, если б стоял, безлунь драная, и не рыпался…

Здоровяк ничего не ответил, только повёл плечами, снова обратив своё внимание на меня.

Так, нужен полный контроль над телом. А ведь гениальная иллюзия, умники тут превзошли сами себя — попробуй выжить, когда не можешь влиять на уровень гормонов в крови.

Медленный вы-ы-ы-ыдох.

— Чего ты? — крепыш усмехнулся, мотнул головой, — В штаны не надо, вон, толчок же рядом. Я подожду.

Я выдавил из себя усмешку. Даже не знал, что бывают задачи такой сложности…

— Парню помощь нужна, — кивнул я на раненого.

— Хра… — подтвердил тот.

— Ничего, целитель справится. Николас — утренний маг, иначе бы вообще без башки валялся.

Утренний маг? Незнакомое слово сдвинуло триггер сомнений ещё дальше. Сначала запахи, теперь непонятная языковая начинка. Один два не в пользу иллюзии.

Внутри стало зарождаться нехорошее предчувствие. Действительно, просто предсмертная галлюцинация?

Так, ладно, любая задача имеет решение. Для начала надо справиться с гормонами в этом теле.

Я сделал усилие, сжал и расслабил кулаки. Надо уже кончать с этим.

— Да, твою псину! — рявкнул я, оглянувшись на зеркало.

Седой смотрел на меня оттуда, округлив от страха глаза. Я тебе, жжёный пёс, сейчас покажу.

— Руку на кран, — процедил я, стиснув зубы.

Крепыш остановился, чуть склонил голову, с интересом глядя на мой концерт. Блин, а ведь взгляд у него слишком проницательный, это опасный противник.

— Руку на кран! — мой крик заставил вздрогнуть троих в проходе.

Гром повернулся к ним:

— Это он кому?

— Я же говорил, он странный, — выдал пеликан, — Выход искал из толчка.

А у меня как раз получилось, хоть это и стоило усилий. Я положил руку на барашек, открыл горячую, а потом ладонью обхватил раскалённый кран. Крепко сжал…

Комната вспыхнула, словно свет резко прибавили — я даже почувствовал, как зрачки расширились.

— М-м-м! — моё мычание заставило даже крепыша отшагнуть, а троица на выходе вообще отпрыгнула в коридор.

Боль оказала нужное действие, и я сразу опустился, взял плитку. Чуть больше уверенности — седой хозяин моего тела уже знал, на что я способен с ней.

— Что, магии нет, научился метанию? — Гром с недоброй улыбкой кивнул, — Уважаю, это классненько.

Я не ответил, на всякий случай держась рядом с краном.

Магии, говорит, нет? Ещё слово в копилочку сомнений.

Кстати, а как там моя псионика? Да, без импланта поток уже не совсем чистый — в наше время хрен найдёшь человека, согласного сидеть по пятьсот лет в медитации, разгоняя поток энергии до нужного уровня.

Я снова попробовал заглянуть в себя, но тут Гром шагнул ко мне, держа руки в боксёрской стойке. Он переступил через хрюкающего каштана, но сделал это слишком вальяжно…

Когда он резко рванул вперёд, выкидывая кулак, я был готов.

Правда, реакция у моего тела была никудышной — я чуть все жилы не порвал, уходя в сторону, но мощное предплечье всё равно прижгло ухо. Зато мой плиточный нож пошёл в ребро крепышу.

Нет, тот локтем сбил мою руку вниз, чуть не сломал. Но плитку я не выронил, рванул за собой.

Хря-я-ясь…

Белоснежная рубашка здоровяка перестал быть девственно целой. Моё оружие всё-таки нанесло урон — ребристый кусок зацепил нежную белую ткань, да так и протянул за собой, оставив разрыв на животе.

Пара пуговок упала на пол, едва слышно зазвенев.

— Ну, чушка, — крепыш ошарашенно поднял руки, глядя на рваную рубаху, — Я тебя…

Договорить я не дал. Быстро оттолкнувшись, аж икра заныла, я ударил его в подбородок тыльной стороной ладони. В кулаках не был уверен, ещё сломаю — я же совсем дрищ.

Гром всё-таки не ожидал, отшатнулся, уперевшись в раковину, хотя мой удар был ему как слону дробина. Я уже собирался воткнуть кусок ему в живот, но тот выкинул ногу, и тут мне пришлось уворачиваться — у него одна нога, как две моих.

«Какой неуклюжий дрищ», — подумал я, когда тяжёлый ботинок всё же скользнул мне по ребру, и меня отбросило в сторону.

Я споткнулся о тело каштана, и, падая, едва успел сгруппироваться. Моя же плитка скользнула мне по щеке — выпускать я её не хотел, а боевые навыки чужое тело плохо воспринимало.

— Охренеть, — Гром тронул губу, на пальце осталась капля крови. Видимо, прикусил от моего удара.

— Ой-ой, — выдохнул пеликан.

— Бежим, — крикнули двое за его спиной и исчезли.

— Трусы, — Гром едва не сплюнул, — Хоть бы на стрёме постояли.

— Гром, не надо, — пеликан держался за косяк, глядя вслед убежавшим.

Крепыш, оттолкнувшись от раковины, быстро пошёл ко мне. Я успел встать, и уже пятился к кафельным кабинкам. Пострадавший торец стенки, откуда я до этого вытащил кусок, опять упёрся мне в лопатки.

Тут произошло то, что на миг покоробило мою логику.

Крепыш снова поднял руки в боксёрскую стойку, но его кулаки… стали покрываться какой-то пылью! До меня не сразу дошло, что это каменная поверхность, будто кто-то обмазал ему руки цементом.

— Плохонько, ага? — улыбнулся Гром.

Тут его бицепс вздулся, едва не порвав рубашку, и каменная булава метнулась мне в голову. Я едва успел рвануть в сторону и вниз, как его кулак вошёл прямо в кафель…

БАХ!

Стенка, разделяющая два унитаза, выплюнула гору камней, деревянный лист дверцы пролетел где-то надо мной. Я как раз кувыркался, пытаясь не потерять контроль над телом, и расщепленный край деревяшки прошёлся по моей заднице.

По плечу мне ещё добавило вылетевшим куском кирпича, но я наконец приземлился на корточки, и сразу же этот кусок прихватил. А вот керамический клинок обломался от моего неудачного падения, и пришлось его выкинуть.

— Ты, пустырь, на кого руку поднял? — Гром снова пошёл ко мне.

Вскочив, я не сводил взгляда с его кулаков. Чуть ниже здоровенного локтя, посередине предплечья начиналась зона ороговевшей кожи. Через десяток сантиметров она переходила в самый настоящий камень, напоминающий гранит. Конечно, он сохранял форму руки, ладони и пальцев, но это…

Я метнул кирпич, каменный кулак свистнул — и снаряд взорвался облаком крошева. Мне даже пришлось прикрыть глаза.

— Один удар, и ты труп, — рыкнул крепыш.

— Гром! — пеликан в дверях чуть не трясся от страха, — Стой! Исключат же!

— Ну, значит, хреновастенько будет, — поморщился тот.

Пеликан выругался, и всё же исчез, только звук его ног ещё слышался некоторое время.

— Ты кто такой? — наконец, сипло спросил я.

Моя нога наступила на покорёженную дверцу кабинки. Я прошёлся по ней, ступил на пол, перешагнув выгнутый от удара край.

— Ты издеваешься? — Гром ухмыльнулся и стукнул каменными кулаками друг о друга.

Он тоже ступил на дверцу, дерево жалобно захрустело под его весом. Его мышцы заметно бугрились, когда он поднимал кулаки, а значит, у этих каменных молотов масса внушительная.

Интересно, а как это влияет на его координацию?

— Правильно говорят… — начал было Гром, желая добавить что-то важное.

Тут я рвусь вперёд, и крепыш замахивается. Сразу же приседаю, откинувшись назад, и пяткой со всей силы толкаю торчащий выступ дверцы.

Да, удар слабоват, да и надломанное полотно не выдержало, окончательно согнулось. Но дверь всё же скользнула под крепышом сантиметров на десять, и он клюнул вперёд, подставляя ногу, замахал руками.

— Да чтоб тебя, — вырвалось у него, когда его кулаки свистнули мимо цели.

Новый прыжок, и я намечаю удар ему в сплетение. Опытный Гром решил не терять время на баланс, а просто рванулся на меня — он закрылся руками, собираясь в падении ответить ударом.

А я уже скользнул вбок, отталкиваясь ногой ещё раз и собираясь проскользнуть мимо него. Свободная дверь так и манила…

Я почти разминулся с ним, но каменный кулак всё же достал моё бедро, и, подломившись, я неловко пробежал два шага, чтобы рухнуть сверху на каштана.

— Хра…

Глубокая стреляющая боль в бедре конкретно намекнула, что повреждения серьёзные. Я даже не пытался вскочить на эту ногу, а сразу, опираясь на целые конечности, поскакал к выходу как подбитый пёс.

И упёрся в начищенные ботинки… Да не одни, в коридоре показались ещё ноги.

Мне только и оставалось, что упасть на задницу, перекатиться и нырнуть под раковину.

Где тут шланг горячей воды? Руки судорожно принялись трогать соединения, чтоб сделать себе экстренное кипятковое оружие.

Я уже собирался рвануть горячую трубку, но тут в моё поле зрения попал Гром. Его кулаки медленно возвращались в нормальное состояние, а глаза испуганно смотрели в сторону двери. Нет, злости в его взгляде было достаточно, но что-то мне подсказывало, что в конфликте появилась третья сила.

— Господа студенты, — густой, наделённый властью голос прозвучал в помещении, — Надеюсь, вы понимаете, что это — залёт?

— Ну, Вася, — крепыш подарил мне ненавидящий взгляд.

— Хра…

* * *

Боль в ноге казалась адской, и каждое сотрясание едва не отправляло в обморок. А коридор с высокими окнами, по которому мне пришлось скакать, опираясь на плечо, казался бесконечным…

Никогда я ещё не был в таких долгих учебных иллюзиях. Продолжительное пребывание в мире, построенном машиной, приводит к атрофии мозга.

Это в коме мозг спит, а в иллюзии он действует, и очень активно. Псионик может выдержать это гораздо дольше обычного человека, но всему есть предел — пси-поле рано или поздно начнёт разрушать тело.

Получалось уже один три в пользу того, что это не иллюзия.

Да, и какое это, к псам, боевое обучение? Нас, как нашкодивших студентов, сопровождал к себе в кабинет какой-то магистр.

Он шёл перед нами в синем пиджаке до колен, с длинными русыми волосами, стянутыми в хвост. Брюки тщательно выглажены, ботинки начищены, в плечах военная выправка, руки сцеплены за спиной. На рукавах выделялись золотые аксельбанты — судя по этим шнуркам, его положение здесь очень высокое.

— В сегодняшнее смутное время, когда государь требует от нас единства и сплочённости… — вещал этот самый магистр с нотками укора, его голос эхом разлетался в широком коридоре.

Это явно представитель местной власти, потому что приказал Грому помочь мне двигаться, и тот безропотно тащил меня. Сам я идти не мог — каменная кувалда крепыша сломала бедро. Тот теперь с недовольной рожей пыхтел мне в ухо, и я едва успевал скакать за ним на одной ноге.

— Безлунь, — с ненавистью шептал Гром мне в ухо, — Я тебе устрою хреновастенько…

Меня он мало интересовал, я пытался понять, почему не чувствую псионику. Так ведь и сдохнуть не долго.

По бокам от нас стучали каблуками по полу хмурые молчаливые конвоиры, судя по всему, охранники в этой академии. Форма у них тоже была синяя, почти чёрная, и тоже вызывала у меня вопросы — слишком старомодная, но уже явно не царских времён.

На поясах у них висели узкие загнутые сабли с позолоченными эфесами, что в который раз поломало моё представление об этом мире. Я не жду плазмомётов, но где хотя бы огнестрелы?

Позади нашей процессии ворчали остальные участники драки. Хотя скорее наблюдатели — тот самый пеликан с чубом шёл за нами с двумя прихвостнями, которых я даже не запомнил.

— Это он, этот Василий всё натворил! — пеликан не выдержал, и всё же повысил голос.

В кого он тыкал там пальцем, можно было не гадать.

— Хочешь сказать, пустой вырубил Плетнёва?

— Да нет, господин магистр, просто эта чушка…

— Чушка?

Мы все резко остановились, я едва не опёрся сломанной ногой, и у меня потемнело в глазах. Жжёный пёс, как больно-то! Там не просто перелом в бедре: явное смещение, да ещё пара осколков попали в мягкие ткани.

Коридор с витражными окнами, по которому нас вели, пульсировал у меня в глазах от светлого к тёмному. Я давно отвык чувствовать боль во всей её гамме чувств, и теперь только очухивался время от времени, чтобы слушать и смотреть.

Пока возникла заминка, я попытался отрезать страдания силой воли. Если нет псионики, хотя бы самовнушением справиться. А дыхательные практики ещё и вспомнить надо.

— Чушка?! — с явным холодом ещё раз переспросил магистр, даже не оборачиваясь.

— То есть, Иван Петрович, я имел в виду… — голос пеликана задрожал.

— Думаю, я потом с вами разберусь.

Топот ног позади сообщил, что пеликан с дружками нас покинули. Мы двинулись дальше, и Гром грубо вздёрнул меня за руку, чтоб подтянуть на плечо.

Я вскинул голову…

Солнечные лучи сквозь окна освещают на стенах картины. На полотнах изображены люди в военных сюртуках, в плащах, в старомодных одеждах. Они застыли в боевых стойках, и художник почему-то нарисовал их со светящимися руками. Один так вообще бьётся с каким-то уродливым гуманоидом…

Я попытался рассмотреть чудовище, но снова потемнело в глазах. По привычке моё внимание полетело к затылку, чтобы получить управление над внутренней энергией… Пусто.

— Вы знаете, в чём ваше великое предназначение? Это один день, от которого зависит судьба всего мира. Маги Первого дня испокон веков, плечом к плечу, сила к силе, стояли на защите…

Тут у меня снова выстрелила боль, только почему-то в рёбрах. Я аж прикусил губу, почувствовав удар исподтишка.

— Хреновастенько, да? — с фальшивой заботой пропыхтел в ухо Гром.

Ну, жжёный псарь! Лысый уродец воткнул мне кулак в рёбра, пока никто не видел…

Меня на некоторое время выкинуло в омут боли, где я мог только прыгать на здоровой ноге, чтоб окончательно не свалиться. Вот же урод, толчковый пёс!

Гром весело сопел под ухом, пока я приходил в себя, а потом снова попытался ударить в рёбра. Вот только я уже почувствовал движение его плеч, и на пути его кулака оказалась моя ладонь. Хоть удар и смазался, моим тонким пальцам всё равно пришлось несладко.

Твою псину, либо что-то у этих псовых умников пошло не так, либо… Да никакая это на хрен не иллюзия!

Меня отпустило, снова прояснился перед глазами коридор, и я почувствовал, что могу управлять телом. Спустя пару секунд до меня дошло, что скорее всего мой седой Вася просто потерял сознание.

Стало намного легче, и я стал пробовать прислушиваться к телу. Так, импланта нет, значит, надо прощупать чакры самому, по старинке. Мысленный взор на самую макушку…

И опять кулак в рёбра. Я зашипел от боли.

Ни мужчина впереди, ни конвоиры по бокам никак не реагировали на это. Нет, этот лысый хмырь мне сосредоточиться не даст.

— И прошу вас не питать иллюзий, Фёдор, — громко говорил мужчина, идущий перед нами по длинному коридору, — Применение магии в стенах академии, да ещё и против будущего соратника…

— Да, — подал голос мой носильщик.

Фёдор, значит… Я покосился на лысую физиономию под боком — Гром с ненавистью сверлил взглядом спину впереди. Ох, не любит он магистра почему-то.

— Фёдор, вы должны знать, чем это карается, — продолжал сопровождающий, — Я понятно изъясняюсь?

— Понятненько, — заметно сникшим голосом ответил Гром.

— Псс… — я привлёк его внимание.

Он повернул слегка удивлённое лицо… и тут я протаранил лбом ему нос. Смачно вошло, мне даже послышался хруст. Надо отдать должное здоровяку, он лишь замычал, не стал орать.

— Всё, на хрен, тебе не жить, — прошипел Гром, схватившись за переносицу.

Магистр повернулся.

Мы так и застыли: Гром с зажатым носом, из которого потекла кровь, и я на одной ноге, опираясь на плечо сопящему здоровяку.

Блёклые, почти прозрачные зрачки, казалось, прожигали нас насквозь. Лицо у мужчины было вытянутым, худым, самое то для чопорного преподавателя, но в глазах читался опыт отнюдь не книжного червя. Этот был воином…

Неожиданно я заметил проблески псионики, исходящие от него. Странные, незнакомые мне. У нас такую энергию называли грязной, неочищенной…

Это уже прогресс. Я почувствовал силу, а значит, с этим телом всё не так безнадёжно.

— Всё в порядке? — прозвучал вопрос, правда, совершенно равнодушный.

Мы непроизвольно переглянулись с Громом и кивнули.

— Всё отличненько, господин… Иван Петрович, — прогундосил лысый, шмыгнув кровью в носу.

* * *

Наконец, мы добрались до кабинета. Мы все вошли, и двое охранников в чёрной форме остались у двери, поглядывая на нас строгими взглядами.

Внутри помещение было похоже скорее на штаб какого-нибудь полководца, чем обитель преподавателя: глобусы и карта на резном столе, покрытом бархатной тканью, поверх лежат циркули и лупы, у стен забитые книгами и свёрнутыми свитками шкафы.

Я сразу же впился глазами в глобус. Если это Земля, то какая-то она странная: очертания материков похожи, но вот политическое разделение незнакомое. Континенты истыканы красными, синими, жёлтыми и белыми точками, которые соединены сеткой.

Там были и точки поменьше, но больше я разглядеть не успел — нам указали на два резных кресла.

Я тяжело бухнулся, с облегчением откинувшись на спинку. И сразу занялся прощупыванием чакры-приёмника на затылке. Ну же, где вход силы? Не чувствую потока…

Магистр, которого Гром называл Иваном Петровичем, небрежно кинул здоровяку платок, чтобы тот остановил кровь из носа. Меня же он удостоил лишь косым взглядом, затем прошёл за свой стол и тяжело опустился на сиденье.

Положил руки сверху на карту и некоторое время смотрел на нас блёклыми зрачками.

Я знал эту манеру. Он делал всё не спеша, чтобы мы, виновники, больше понервничали.

— Плетнёва определили в лазарет, — наконец сказал Иван Петрович, — Он без сознания. И сразу скажу, Фёдор, что в этой ситуации ты в самой глубокой заднице.

Крепкое словцо было адресовано крепышу, который нервно заёрзал в кресле рядом.

— Но, господин магистр, я же… — попытался оправдаться Гром и заткнулся, бросил на меня злобный взгляд.

А ведь кричать, как его дружбаны, что во всём виноват я, он не стал. Только стискивал зубы, да играл желваками.

— Ну, допустим, у Плетнёва явный след огня, — Иван Петрович покачал головой, усмехнулся, — А самого себя вырубить, это ещё надо постараться.

Его взгляд сместился на меня:

— Василий, ты должен понимать, что для тебя академия — последний шанс сохранить свободу, и такие инциденты тебе не нужны. Уже конец года, а ты никак не пробудишься.

Я, всё это время пытавшийся найти в себе следы пси-энергии, только удивился.

— Пробужусь? — переспросил я, но меня уже не слушали.

Но магистр уже утратил ко мне интерес:

— Фёдор, магическое нападение на ученика академии, да ещё и с тяжкими телесными, — он покачал головой.

— Тяжкими?! — Гром удивлённо переспросил, потом бросил взгляд на мою ногу.

Судя по глазам, здоровяк только начал представлять масштабы проблемы. По законам нашей армии солдату, причинившему вред сослуживцу, грозил трибунал. Тут явно намечалось то же самое.

Форма, законы… так это военная академия?

— Я защищал Плетнёва, — упавшим голосом сказал Гром, — Антон мне сказал, что Ветров напал…

Нас отвлекли — в кабинет без стука вошла высокая блондинка.

Распущенные волосы достают до плеч и чуть собраны узким ободком на лбу. Одета во всё бежевое: короткий фрак с погонами и свисающими сзади фалдами, обтягивающие брюки, и сапожки до середины голени.

Василий внутри меня, кажется, очнулся, и я почувствовал его интерес к этой персоне. Я уж и забыл, как быстро распаляется юный разум при виде прекрасной половины человечества.

Красный крест на погонах девушки, к счастью, в этом мире тоже означал медицинскую помощь, потому что магистр сразу произнёс:

— Добрый день, старший целитель Соболева.

— Магистр Гранный, — она кивнула, но как-то резко, нетерпеливо.

Он чуть удивлённо склонил голову:

— У вас есть что-нибудь для меня?

— В академию прибыла малая когорта оракулов, они направлялись в лазарет, когда я вышла оттуда.

— Оракулов? — до магистра будто не сразу дошло, он откинулся на спинку, — Но мне не доложили…

— Поэтому я и сообщаю. Начальник караула уже встретил их… Странно, что вам ещё не доложили.

— Этот начальник караула, чтоб его Пробоина сожрала. Полозов всё ищет способ мне отомстить, — магистр поморщился, — Зачем тут оракулы, вам известно?

— Говорят, сильный всплеск в Белом Карлике возле академии. В кого-то вселился Иной.

— Этого ещё не хватало, — магистр встал, упёр кулаки в стол, процедил сквозь зубы, — Эти оракулы — чёртовы живодёры. Они же вытряхнут души из студентов.


Загрузка...