Магистр Разрушения

Глава 20

Косые лучи солнца освещали плоские крыши и беленые стены, еще только обещая дневную жару. Покупатели лениво бродили между навесами, понимая, что еще час-полтора на завершение сделок у них есть.

— За ублюдка ловца много не выручишь, — поджал губы купец, щеголявший длинной, завитой колечками бородой и совершенно лысым черепом.

— Как не выручишь? — возмутился Йокабе. — Смотри, какой он крепкий!

И двое южан принялись азартно торговаться, вырывая друг у друга серебрушки, четверти и полгроши. Люблю деньги, жаль, что эти конкретные мне не достанутся. С одной стороны, наша легенда хорошо работала, а с другой… Вон как Ракш глазенками сверкает. Если так пойдет, то я с ним до островов живым не доберусь. Одна надежда, что дорогой товар в пути беречь будут.

Какая-то унылая и невыносимо нудная часть моей натуры твердила, что продавать и покупать разумные существа — позорно и противоестественно, но учить южан жизни я не собирался. Пускай дураками умрут! Ну, верят люди, что ремень на шее превращает человека в мебель, так мне это даже на руку. Главное — держать образ, челюсть нижнюю вперед оттопыривать и глазами тупо хлопать. Вид у меня сейчас такой, что ни один самый проницательный маг не заподозрит подвоха.

Давно пора было доверить решение проблем опытному вору. А то все Лорд, Лорд… Нет, я не перестал быть самим собой, просто теперь на границе сознания поселилась рыхлая, лениво колышущаяся амеба, вечно возражающая не по делу, а главное — тупая… Назвать ЭТО мужиком язык не поворачивался. Просто олень безрогий, как он есть. Так запустить дела! Местные пещерные лохи обращаются с почтенным вором как с пацаном, вышедшим на прогулку. Где страх и трепет перед победителем чудовищ? Где уважение к Лорду и Разрушителю? Я — последняя надежда мира, а они меня как ишака навьючили! Пускай Йокабе шмотки таскает, он мне должен. Я начал тяжело вздыхать, потом чуть прихрамывать, и избавился от большей части поклажи в рекордные сроки. Следующим вопросом стало питание. Подумать только, они накладывали похлебку в одинаковые миски! Какая ересь. Минимум усилий, и на привале я получил порцию дважды, причем, не юшки или оскребышей, а самой гущины. Давно бы так.

За следующие два дня обстановка в отряде разительно изменилась. Все подозрительно щурились, поглядывали на меня, а Иракель на ночь стал класть свой мешок под голову. Да больно нужны мне его гроши — три медяка больших, два маленьких! А вот руины… Первой же ночью я отправился искать клад, но откопал лишь череп. Да, тут наскоком не возьмешь, нужно время, инструменты, место, где хранить добычу. Не могу же я найти и тут же зарыть все обратно, это не по-нашему. Ах, какие бабки, какие бабки из рук уплывают! Наверняка, там будет побольше, чем в мешке у шамана или в кубышке у местного вождя. Какого Ракша я вообще вписался за эту нищету? Ах, да, типа, враг моего врага… Надеюсь, хоть в долинах живут люди побогаче.

К тому моменту, когда со склонов гор открылся вид на Палатан, все сошлись на том, что меня не только можно, но и нужно продать в рабство, и чем быстрее, тем лучше. Связывая мне руки хитрым узлом, Йокабе испытывал явное облегчение. Легенда родилась сама собой — горцы поймали на горячем угонщиков скота. Для завершения образа я сбрил с таким трудом отращенные патлы, вновь став похожим на дешевого наемника — любой кабатчик с радостью взял бы меня вышибалой.

Солнышко светило, курицы кудахтали, а Йокабе продолжал отчаянно торговаться, доказывая купцу, что мы должны стоить как минимум вдвое дороже. Купец горестно стенал и выискивал невидимые глазу недостатки. Южане клялись друг другу жизнью и сердцем, затем в ход пошли могилы матерей и слезы малолетних детей. Через четверть часа утомленные спорщики ударили по рукам и горцы, с чувством выполненного долга, покинули рынок. Купец еще раз придирчиво оглядел покупку и бросил нам пару тряпок, которые следовало обернуть вокруг чресл — другой одежды рабам не полагалось.

Вчера этот момент вызвал у Ракша бурю эмоций. А в чем проблема-то? Между прочим, мне пришлось намного труднее: я вынужден был оставить не только милое сердцу Третьего оружие, но и все воровские приспособы (точно знаю — если у слуги обнаружат подобное, одними плетями дело не ограничится). Рискнул взять с собой только малый крючок, вложенный в носовую пазуху — такие штуки стражники без подсказки не находят. На моей бледной коже темными полосами проступали контуры носимой одежды, а у Ракша на спине обнаружилась шикарная татуировка птицы, так что, даже без штанов он был в некотором роде одет. Неужели ему неприятен свежий воздух? По мне, так на такой жаре — самое оно.

Меж тем наш новый хозяин озаботился приобретением всякой необходимой рабовладельцу рухляди, продававшейся тут же, под навесами — с прочных деревянных стоек гирляндами свисали цепи разной толщины, ошейники и кандалы любого размера, желающим сэкономить предлагались ремни и веревки. Купец сменил гнилое вервие горцев на железные браслеты и не пожалел пары монет для местного колдуна, прямо на месте зачаровавшего замки. В принципе, мужик ничем не рисковал: итогом превращения в Тень Магистра стало то, что Тьма держалась внутри меня гораздо лучше, что логично — вор первым освоил эту нашу особенность. Судя по благостной улыбке, бородатый торговец был уверен, что совершил самую выгодную в жизни сделку. Наивный человек!

Я стоял тихо и старался не отсвечивать, а вот Третий то и дело зыркал по сторонам. Зря он так — хозяин с нами еще не закончил. Вон, например, в конце рядов тяжелые колодки стоят и жаровня — там клейма ставят. Оно ему надо, такое украшение?

— Как звать? — купец тыкал в нас рукоятью богато украшенной, но совсем не декоративной плетки.

— Зазу! — заискивающе улыбнулся я.

— Фрай, — недружелюбно буркнул Третий, за что получил плеткой по ногам. Ракш не вздрогнул, но на коже остался отчетливый розовый след.

— Меня называть — господин Сиваши, — представился купец.

— Да, господин! — с готовностью закивал я.

За что получил снисходительный тычок и поучение:

— Господин Сиваши, висельники! Пришло время искупать грехи перед Храмом. Это — старший над вами, мастер Джасат, он покажет вам ваше место.

И мы пошли за надсмотрщиком, лениво поигрывающим не какой-то там пошлой плеткой, а костяным жезлом, словно бы рассыпающим алмазную пыль. Я с ходу распознал в этой штуке заряженное магией стрекало. Желание бузить издохло не родившись. Случилось мне как-то получить по руке чем-то подобным, еще до того, как мы стали Разрушителем. Непередаваемые ощущения и ни малейших следов на теле, а достает, между прочим, метров за пять. Не любят здесь говорящую мебель! А может, догадываются, что не правы, и заранее боятся.

Мастер Джасат в два счета пробил дорогу сквозь рыночную толчею (такого попробуй, не пропусти!) и повел нас к дому хозяина. Рассмотрев немного живой южный город, я не мог сдержать вздоха разочарования. Какое убожество! Заборы и ворота, заборы и ворота, узкие кривые улицы без тротуаров и сухая желтая пыль. Одним словом, деревня в камне. Большинство горожан носило хламиды из простого беленого холста (в Арконате из такого мешки шьют), два раза встречались господа, одетые чуть более нарядно и в сопровождении охраны, без доспехов, зато с аляповатыми пучками цветной шерсти, примотанными к древкам копий. Ни быков, ни лошадей, грузы местные переносили вручную или везли на ослах. Один раз надсмотрщик шуганул с дороги парочку абсолютно голых нищих. Просто трущобы какие-то, а не город! Может, все богатство прячется внутри домов? Типа, традиция такая — никому не покажу, ну, или воров боятся.

Господин Сиваши жил в получасе ходьбы от рынка (интересно, как тут считается круче — близко или далеко?). Во дворе у купца располагался склад живого товара. Ничего похожего на барак, наверное, при здешней жаре стройка была бы пустой тратой денег. Большие деревянные клети под тростниковым навесом, в каждой — человек по пять-шесть, мужчины и женщины отдельно, вместо кроватей на голой земле какие-то циновки и жалкое подобие одеял, удобства — в ведре. Нас с Третьим посадили в разные загоны. Свободных не было, вероятно, купец почти собрал очередной караван. Ловко Йокабе подгадал со временем! Мне выдали подстилку, одеяло и деревянную чашку (пустую). Я решительно занял дальний от параши угол клетки. Старожилы посопели сердито, но спорить не стали. Еще бы нет! Здесь, конечно, не Арконат, людишки покрепче будут, но все равно я стоя у любого макушку вижу. Порода, блин. Больше ничего не происходило, знакомиться никто не рвался. М-да.

Следующая неделя заставила меня усомниться в том, что рабство — это грех. Нас не били, кормили, раз в день выводили размять ноги и не напрягали вообще ничем, кроме гигиены — попытки гадить мимо ведра охрана пресекала. Из полусотни человек на тумаки нарвался только Третий, требовавший выдать для питья чистой воды вместо травяного отвара, от которого все становились вялые и сонные. Дурачок, ему бормотуху бесплатно наливают, а он кобенится. Что он будет здесь делать бодрый и злой? Прыгать по клетке, показывая надсмотрщикам язык? Лично меня раздражала только пахучая травяная сечка, которой посыпали землю в загонах, вероятно, от вшей. Лучше бы помыться дали.

Наверное, мы были последней стоящей покупкой, на большее купец не рассчитывал и начал собираться в путь. Сборы проходили стремительно. С вечера во двор загнали фургон, и сразу стало очень тесно, затемно домашние рабы натаскали в повозку мешков с крупой, бочонков с водой, кучу бархатных подушек и два глиняных кувшина. С первыми лучами солнца товар вытащили из клеток и пристегнули ошейниками к длинной ветвистой цепи, одним концом закрепленной на фургоне. Последними во двор завели животных: фургон полагалось тащить четверке ушастых зверей, в которых мое второе я признало мулов, восемь лошадей предназначались надсмотрщикам, господин Сиваши предпочел ехать в повозке, а не трястись в седле. Под суровым взглядом хозяина навели последний марафет, Джасат лично настучал мне по рукам и в два счета научил вязать этот белый кулек на голову, вроде как защищающий от солнца. Мы двинулись на выход. Уже за воротами к каравану присоединилась еще одна повозка и дюжина копейщиков. Ни фига ж себе! В Арконате с такой помпой возили только орденскую казну. То ли мы такие дорогие, то ли дорога такая опасная…

По началу, шли медленно — не так-то это просто, такому количеству людей шагать в связке. Потом приспособились и начали получать удовольствие — неделями сидеть в загоне любому надоест. Задав кому надо наводящие вопросы, я без труда узнал, что прямо к побережью караван не пойдет. Сначала следует пересечь земляной вал — оборонительное сооружение давно забытой эпохи — отделяющий свободные земли от храмовых, а затем выйти к верховьям судоходной реки и попасть в порт. Там нас посадят на баржу и без лишних затей сплавят вниз по течению. Комфорт обеспечен! Нужно только немного поработать ногами.

Путешествовать с работорговцами мне понравилось намного больше, чем с дикарями: идешь себе налегке, из поклажи — одна подстилка, в самые жаркие часы — привал, регулярные остановки для того, чтобы напиться и облегчиться. Опять же, лагерь по вечерам устраивать не тебе. И все бы ничего, если бы не облака вони, через которые время от времени проходил караван. Надсмотрщики морщились и материли кого-то безымянного, несколько раз прозвучало непонятное слово «шудры». На третий день господин Сиваши отдал приказ, и нас заставили идти намного быстрее, словно возникла нужда догнать и перегнать кого-то. Бегать с руками на поясе оказалось непривычно, но мне, по-любому, ничего не угрожало — скорость группы определяется по слабейшему. И самыми слабыми тут окажутся бабы — я и прежде телом крепок был, а после блуждания по горам вообще стал… ну да, олень, однозначно.

Сильно напрягаться не пришлось — еще до вечера мы догнали источник жуткой вони. Этот караван разительно отличался от нашего — повозок в нем не было, все свои шмотки, еду и овес для лошади хозяина рабы тащили на себе. Толпа грязных и тощих людей разного пола и возраста, плотно связанных веревками, плелась вперед из последних сил, заставить их прибавить шагу не могли ни окрики, ни плети надсмотрщиков. С криками и руганью доходяг согнали на обочину, и наши охранники прогарцевали мимо, презрительно сплевывая на головы шатающихся от изнеможения носильщиков. Под плотным слоем пыли, пота и крови невозможно было рассмотреть лиц, но мне показалось, что в этих людях есть что-то неправильное — пропорции конечностей, форма суставов, бугры и наросты там, где их, по идее, не должно было быть. Что за фигня?

Сосед по цепи, уже вполне оправившийся от действия зелий, охотно открыл мне глаза на происходящее (после стольких дней безделья люди становятся невероятно болтливыми). Тут-то я и понял, что имел в виду Йокабе, напирая на надежность купца. Оказалось, что мы были своеобразной элитой говорящей мебели — люди без уродств, диковинка по местным меркам. Большую часть рабов составляли «шудры» — несчастные жертвы дикой магии. Не очерченная Границей, Пустошь рождала таких в изобилии, и дорога у них была только одна. Явных калек убивали сразу после рождения, а всех достигших четырнадцати лет раз в год предъявляли Смотрителям для поиска «недопустимых извращений человеческой природы» (деяния достаточно сомнительного, потому что полностью здоровых людей тут не было вовсе). Одновременно взимались всевозможные подати и налоги. Не сумевший заработать или купить заветную метку на весь следующий год оказывался законной добычей любого, кто накинет ему на шею веревку. Собственно, тем ловцы и жили.

По эту сторону вала шудры стоили дешево и продавались по головам. Марш-бросок через раскаленную долину был своеобразным экзаменом, после которого раба признавали достаточно здоровым, чтобы отработать потраченные на него деньги. Без этой «пробы» торговцы даже не тратились на охранные чары, потому что в неудачные годы могли потерять до половины своего товара. Вся оставшаяся жизнь простых рабов была лишь немногим легче дороги смерти — они работали до тех пор, пока не падали замертво, до старости не доживал никто. Зачем? Испятнанные проклятьями земли всегда порождали достаточно новых шудр. И что самое забавное — все, даже шагающий рядом со мной раб, считали такое положение вещей правильным и даже ставили его Вечным владыкам в заслугу, потому что в отсутствии Границы других способов оградить себя от вырождения у людей не было.

Вот когда начинаешь понимать, что старый добрый Арконат — очень даже ничего королевство! А я-то, дурень, Ребенгена гадом считал… В смысле, не важно, кто из нас имел зуб на чародея. Вернусь домой, житие Основателей от корки до корки выучу. Правильные они были пацаны!

За нашими спинами раздался свист плетей и жалостливый ропот — надсмотрщики избавили гирлянду рабов от еще одного хилого собрата. Труп споро отволокли за ближайший холмик, даже не пытаясь похоронить. Скоро и этот завоняет.

Господин Сиваши не останавливал караван до самого вечера, стремясь оторваться от шудр и занять для ночлега чистое место. Когда надсмотрщики скомандовали привал, люди буквально валились с ног от усталости. И это притом, что поклажи на нас не было. Скрипел ворот колодца, добывая воду для животных (к работе приставили борзого Ракша), раздали паек — жесткую лепешку, на которую, как на тарелку, выложили черпак каши с маслом. Хозяин лично обошел рабов, проверяя ноги, одной из девиц перемотали ступню и велели на следующий день ехать в повозке.

Темная южная ночь навалилась на лагерь мертвым сном, и только я, как зараза, возился на своей подстилке, вспоминая события дня. Казалось бы, какое мне дело до иноземных уродов? Но в ушах раз за разом звучало дебильное причитание: «Братик! Не надо братика!». И этот бессмысленно подслушанный крик что-то переворачивал в душе, в меньшей ее части. Результат был такой, что хоть стой, хоть падай. То, что раньше воспринималось безвольной амебой, оказалось дремлющим в берлоге чудовищем, из груды растрепанного меха мгновенно превратившимся в комок стальных мышц. Чистая воля, простая и неодолимая в своем неприятии происходящего, не желала понимать резонов и входить в положение, уверенно подступая к горлу предчувствием Разрушения.

И вот я, уставший как собака, вынужден был полночи не спать, баюкая в груди сердце Тьмы. «Не надо. У нас есть дело, забыл? Этим мы займемся позже». Утром заклятье на кандалах все еще держалось, считай, пронесло. А у меня появился еще один повод поломать Вечным владыкам малину — развести такой же гадюшник у нас дома я им не позволю.

Двум отрядам повезло столкнуться в единственном месте перевала, где тропа не просматривалась в обе стороны на несколько лиг. Естественно, пешие услышали приближающихся всадников раньше и заняли стратегически выгодное положение справа на склоне. Было их не больше десятка.

Ловцы за спиной предводителя в синем оживились (как же, дикари, наверняка без меток — чистая прибыль), а вот высший маг задумался — слишком уж нетипично вели себя горцы. Ни тени страха перед противником, преобладающим как численно, так и магически. Ни ярости, ни обреченности, ни гнева, только сосредоточенное ожидание. Дыхание ровное, руки твердо лежат на оружие. Очень странные дикари.

«Не так ли закончил свой путь Посвященный Ратип? Случайная встреча на тропе, короткий бой и — никаких свидетелей. Нет, не время сейчас качать права, нужно донести вести Смотрителю Агихару».

Всадник в синем сжал ногами бока лошади, потянул повод, принуждая животное сойти с тропы. Аккуратно, боясь поломать скакуну ноги, и не упуская противника из виду, маг обогнул горцев по широкой дуге и вернулся на дорогу к Палатану аккурат за большим валуном. Отряд, в недоуменном молчании, повторил маневр предводителя, явно намеренного избежать драки. Комментировать свое решение человек в синем не стал.

В первый раз с тех пор, как слуги Вечных владык высадились на континенте, высший маг усомнился в своей силе. Слишком необычные вещи происходили вокруг, необычные и необъяснимые. Он больше не чувствовал себя грозным разрушителем, словно это прозвище отошло кому-то еще, и воспользоваться им снова означало навлечь гнев истинного владельца.

«Бредить начинаю. Не прибил бы меня Смотритель Агихар»

— Ну, ты и выдал, Болтун, я, ей же ей, едва не обоссался!

— Вот поэтому-то верховный шаман я, а не ты, Йокабе. И вождем тебе тоже не быть!

— Да больно надо. Если так дальше пойдет, я у Долгого озера поселюсь, кобылиц разведу, стану молоко доить, кумыс делать. Все дни пьяный буду!

— Тьфу на тебя, охальник.