Магистериум морум

Глава 23. Слишком маленькая чашечка яда

«В раю, конечно, климат получше, зато в аду гораздо более приятное общество».

Тристан Бернар

В Аду и на земле. День 6.

Ранним утром — а утро в верхнем Аду лишено солнца, это всего лишь движение призрачных токов, вызывающее некую особенную бодрость, но иногда и головную боль, — старый демон Пакрополюс чувствовал себя так, словно всю ночь его били палками.

Казалось бы, он должен торжествовать, ведь именно этой ночью ему удалось починить зеркало. Демон посулил выгоду чертям, те подсуетились и, запросив значительную цену, раздобыли-таки новую шестерёночную начинку.

Черти были слабы, но вездесущи. Они единственные не ощущали дискомфорта нигде — ни в глубинном Аду, ни в мире людей. И всё благодаря шерсти.

Но жадность этих созданий Ада обескураживала даже его обитателей. Шесть! Шесть карт выгоды отдал им за шестерёнки Пакрополюс! Карта такая давала в Аду возможность получить с него некие услуги, о коих пока не было договорённости. Они, как ярмо, давили на тощую шею старого демона. Хоть он и выторговал у чертей довеском кое-что для себя лично.

Плюс Пакрополюс снёсся наконец с тварью земной, пригрозил ей весьма удачно, назначил разбирательство по угодному Сатане делу о похищении фурии. А потом…

Потом откуда-то вылез инкуб, как будто без него там не было тошно!

Воспоминания о проклятом Борне стали последней каплей. Пакрополюс потёр стенающий лоб, покопался в завале камней, нашёл драгоценную коробочку с ярко-алым порошком, засыпал две щепотки в железную чашку и зачерпнул кипятка из горячего источника в углу личной просторной пещеры. Подул… Отхлебнул… И губы его сами собой растянулись в улыбке облегчения и восторга.

Вот оно, утреннее блаженство! Такое дорогое, контрабандное…

Не обманули, черти! Яд был наипервейшей крепости, с нежным миндальным душком! Как он бодрит с утра! Это, конечно, разорение, покупать у чертей незаконно доставленный из Серединных земель яд, но утренняя головная боль в купе с ночными бдениями…

Пакрополюс подцепил деревянными щипчиками лист пергамента (на большом плоском камне у личного трона их лежала целая стопка) и принялся читать, отчёркивая иногда строчки когтем.

Понятно, что по отчётам чертей, предоставленным по запросу комиссии по морали — а Пакрополюс как раз просматривал сейчас отчёты — выходило, что границы с миром людей чаще всего нарушают полуразумные твари. На самом деле их, разумеется, чаще всего нарушали черти. Вот тот же яд и пергамент, откуда брались, спрашивается?

Но кто мог уличить чертей в Аду? Отчёты-то составляли они. Это у них в шерстистых лапах не горела даже тонкая людская бумага.

Были, конечно, и демоны, умевшие приглушать свой огонь, чтобы разбирать мерзкие бумажки. Но большинство, как и Пакрополюс, держали листы деревянными щипчиками из адского древа, чтобы не задымились ненароком. Ведь дела в Аду больше не было, чем примеривать течение огненной «крови» к глупым придумкам людей.

Пакрополюс отхлебнул и сожалением уставился на показавшееся дно. Людские придумки — это было то, перед чем пасовала адская магия. Нет, он мог сейчас наполнить чашку магическим аналогом яда… Но что с него толку? Суррогат он и в Аду суррогат!

Демон вздохнул, вытряс в глотку последние терпкие капли…

И тут в мозг ему постучали.

В Аду дверей нет. И проблема контакта — это проблема рангов. Сильные и не узнают о тебе, как ни скребись, слабого — оденут на руку, словно перчатку, а равный равному подаст особый сигнал, по сути, напоминающий стук внутри черепа. Мол, разрешите объявиться и в ваших внешних пределах?

Пакрополюс едва не поперхнулся: «Что за чертовщина!»

Однако не угадал. Визитёром оказался бес. Вертлявый, гладкий, но вместе с тем степенный и важный.

Здесь надо пояснить, что в Аду есть три значимые политические силы — конклав демонов, сонм чертей и бесовская ложа. И все они постоянно злоумышляют друг против друга.

Сонм чертей был силён последние столетья, ведь нижним Адом правил старый чёрт Якубус. И вот черти больно шлёпнулись с самой вершины дерева власти, а демоны и бесы — торжествовали и питали надежды.

Бес, возникший на пороге пещеры Пакрополюса, был молодым, но уже довольно почётным членом ложи. Рыльце у него было сытое, наглое и вполне соответствовало имени — Анчутус. Рогов бес не имел, шерсти — тоже, но Пакрополюс слышал, что являлись среди бесов, порой, и волосатые, словно черти. И потому разглядывал Анчоуса с подозрением.

— ? — спросил он.

— ! — ответил бес.

И добавил вслух:

— Дельце есть, почтенный Пакрополюс.

Тот нахмурился. Какой приличный демон будет иметь дело, или даже хотя бы «дельце», с бесом?

— Зря вы так, почтенный, — осклабился бес. — Мы, бесы, тоже имеем свою правду. А правда эта в том, что мы, конечно, не демоны, но и не черти. Понимаете, в чём цимус?

Пакрополюс хмыкнул. Похоже, у беса имелся свежий компромат на чертей. Может быть, появится даже возможность оштрафовать их и вернуть утраченные карты выгоды?

Он с сожалением заглянул в пустую чашку, но там не осталось ни капли. Демон вздохнул, посторонился мысленно, и бес протиснулся в пещеру.

Пещера Пакрополюса была велика и горяча. С потолка, правда, покапывало, по углам поддувало… Зато — близко к правительственному залу.

— Я слыхал, вы починили зеркало? — спросил бес, озираясь и измеряя кубатуру жилища Пакрополюса маленькими завидущими глазами. — У меня есть к вам деловое предложение. Конечно, мы, бесы — это как бы, не черти, но у нас, у бесов, тоже налажены на Земле некоторые связи. Мы поможем вам отыскать и вернуть Алекто.

— А что взамен? — нахмурился Пакрополюс, абсолютно не верящий в альтруизм себе подобных.

— Пустячок, — заулыбался бес. — Отдайте нам голову людского мага.

И тут яд подействовал! В голове Пакрополуса взошло солнце, и он прозрел на всю глубину собственного идиотизма.

Что было с ним ночью? Он включил зеркало, увидел в нём лицо некого человеческого мага и решил, что так и нужно?

А кто этот маг? И почему зеркало активировалось рядом с ним? Что это за местность была в нём, в конце концов?

И кто вообще знает, а где ДОЛЖНО было пробудиться зеркало? Почему не в столице людей, где Совет магов собрали бы в одночасье? Неужели опять происки чертей, потерявших трон, но не желающих расставаться с властью в Первом Адском круге?

Демон с тоской уставился в пустую чашку. О, эта утренняя головная боль! Однако нельзя было показывать растерянность и слабость: бес так и сверлил Пакрополюса своими острыми глазками.

— С одной стороны… — глубокомысленно промычал демон. — Человеческий маг есть просто человечек. Что он на вселенских весах, в сравнении с девой Алекто? Но не всё так просто, мой «друг»…

Пакрополюс дёрнулся было угостить незваного гостя контрабандным ядом, но пожадничал и широким жестом пригласил его посидеть у кипящего в углу пещеры источника. Сернистые пары — тоже прекрасно питают, не так ли?

— С другой стороны… — продолжал он, усаживаясь поудобнее на своём личном каменном троне. — Это, я полагаю, самый великий из низких людских магов, ведь зеркало привело нас именно к нему…

Бес поморщился, засучил ногами, но Пакрополюс уже увлёкся речью и витийствовал, не замечая, что гость совсем не рад его словесной игре.

— …а Алекто — лишь женщина, что серьёзно облегчает её ценность. Что есть женщина — как не средоточие неумеренности, глупости и стремления к роскоши?

Пакрополюс закинул ногу на ногу (если его нижние конечности можно было назвать ногами) и приготовился осветить вечную тему — бедные демоны (черти, бесы, големы) и их адские бабы.

Бес оскалился и даже несколько осатанел. Похоже, мыслями и зрением он переместился сейчас в совершенно иное место, что было обычным делом в Аду. (Не хочешь слушать собеседника — загляни в соседнюю пещеру. Вдруг там женская баня?)

— Что есть баба, как не скопище пороков? — старый демон погрузился в воспоминания, и губы его растянулись в сладострастной улыбке. — С такой точки зрения, согласитесь, «друг мой», даже презренный человечишко, будучи мужеского полу…

Бес ожил, нервно завертел головой, потом опять остекленел глазами, переключившись на что-то вовне… Заморгал и спросил коротко:

— Сколько?

— Я должен спасти Алекто и наказать похитителя! Если похититель — человеческий маг, могу ли я сокрыть его от Сатаны? — Пакрополюс не спешил с аргументами. Он планировал торговаться с бесом всю долгую неделю ожидания приезда людского Совета магов.

Бес поёрзал нетерпеливо. И взвыл, в ужасе растопырив невидящие глаза:

— Убей мага! У тебя есть зеркало! Убей его!!!

***

Проводив долгим задумчивым взглядом Алиссу, Борн поманил кошку.

— Костёр тебе не понравился, — напомнил он ей о допросе, что собирался учинить Фабиус. — Помоги же мне по своей воле? Я знаю, что ты была у моста! Я был там и ощущал твой запах! Покажи мне, что ты видела там, или я…

Угрожать ему не пришлось: кошка прыгнула на стол и ударила лапой по фаянсовому блюду.

Борн кивнул, подошёл ближе, помог высыпать варёный горох и превратить остекленевший песок в подобие отражалища для дум.

Он часто делал такое в своей пещере, демонстрируя воспоминания Аро. Вот и фурия явно готова была показать ему что-то, о чём не могла уже рассказать. Сообразила, что медлить поздно. Даже на сговор с врагом нужно идти своевременно, не говоря про союзы. А тут и карты твои биты, и сама ты с хвостом вместо привычной адской репутации…

И что бы мы делали без зеркал?

Блюдо вскипело, растеклось стеклянистой лужицей, и Борн увидел знакомый мост через бурную реку.

Было темно и безлунно. Вода билась о сваи. На мосту стоял человек, закутанный в плащ. Ветер трепал волосы, не давая разглядеть лицо. Понятно было лишь, что бледен стоящий не по-человечески, а глаза его горят красным, как у адских созданий.

Ночь без обеих лун… Борн мысленно открутил небесный свод, ища совпадение светил. Три дня назад? Нет, пожалуй, четыре… Он сам был ещё в темнице и в отчаянии, а маг — уже покинул свой остров. Кто же заманил туда Аро? Неужели сын мага?

Ему хватило умения? Ну, допустим, ведь Аро — слишком юн и воля его не развилась ещё.

Но запах?

И кто стоит на мосту? Для человека — слишком тонкая кость… И глаза!

— Это ты? — тихо и жалобно спросил юноша.

Голоса Борн не узнал. Он не был «голосом из воспоминаний Фабиуса» и не был голосом Аро.

Картинка дрогнула. Фигура человека чуть приблизилась, видимо фурия попыталась взойти на мост.

Юноша тоже шагнул вперёд, но поверхность «зеркала» пошла волнами, не давая Борну рассмотреть подробности.

— Нет-нет… Ты — не она… — пробормотал юноша и попятился.

Борн услышал злобный клёкот, видно, заклинание, охраняющее магический остров, преобразило фурию из женщины в крылатую тварь.

Ветер ударил в лицо юноше на мосту. Борн подался вперёд… Да! Лицом это, скорее, был сын магистра, Дамиен! Но голос! И глаза! Глаза у него были как у молодого сущего — нежно алые!

Изображение опять сломалось, заплясало: фурия билась о паутину заклятий, пытаясь дотянуться до… Кто же он?

Но, если это средоточие огня Аро в теле Дамиена, если мальчик уцелел и в панике воззвал к родственной крови, почему не явилась Тиллит?

Борн перевёл взгляд на кошку, что сидела на столе, сгорбившись и подобрав лапы. Семейство Тиллит гордилось своим разветвлённым генеалогическим древом. Неужто — и фурия ей родня? Но как вышло, что услышала мальчика только она?

И почему Фурия не смогла пробиться на остров? Разве что, Аро не признал в ней прапрапрабабку? Отринул? Повелел убираться прочь?

Потому Алекто и не желает, чтобы Борн увидел всё, что случилось у моста! Непризнание крови — страшное оскорбление даже для Верхнего Ада, не говоря уже про нижний. Раз фурия явилась по зову, то вынуждена была принять и от ворот поворот, но обиду затаила.

Кошка сердито зашипела, словно пыталась оправдаться, но Борн отмахнулся от неё. Толку-то от бессвязных образов в ушастой голове.

Нужно было искать Тиллит. Если на острове действительно заперт Аро, она должна была слышать, как он зовёт свою кровь.

Разделив сознание, Борн попытался нащупать адские токи… Далеко! Ему не достать дальним зрением до Ада, не увидеть демоницу…

А что если она тоже в опасности? В Верхнем Аду безвластие…

Однако едва вынырнув из дальнего поиска, Борн ощутил судорожный прерывающийся зов Фабиуса… Вот и магу тоже была нужна помощь. Именно сейчас, именно здесь…

Что делать? Кого спасать?

Магистр был ближе, Борн уже привык помогать ему, и мысленный взор демона едва ли не сам собою расширился, давая магическое зрение человеку.

Борн, проникнув в сознание Фабиуса, тоже увидел чернь, окружившую церковь, где прятался маг. Он заскользил по искажённым злобой лицам, и тут же со стоном сжал зубы: среди людей и тут, и там мелькали… рыльца отступников! Бесов и чертей под масками смертных!

С высоты церковного алтаря на магистра Фабиуса мрачно взирал служитель церкви Сатаны. Бледный, тревожный, похожий на летучую мышь в своём подобии плаща. Он был обеспокоен творившимся на площади.

Фабиус коротко кивнул священнику, прошёл через круглый алтарный зал и скрылся за чёрным гобеленом, что отделял одну из особых комнат. Маг знал их все (церкви были устроены единообразно), и выбрал ту, что вела к клетками, где сидели вороны, опутанные волошбой. Эти птицы способны были лететь к заданной цели, не принимая пищи и не теряя направления, пока не падали мёртвыми.

Он выбрал одну из шести, самую крепкую, с мощным клювом, достал из клетки и посадил на руку, защищённую перчаткой. И тут же услышал приглушённые крики и шум. Неужто толпа, потеряв всяческий страх, всё-таки пытается ворваться в церковь?

Маг нахмурился, вспомнил про оставленного во дворе Фенрира, про мальчика, которого бросил на Кровавой площади, вручив ему повод чубарого…

Он быстро миновал короткий коридор, нашаривая свободной рукой магистерский амулет, и нырнул головой за занавеску, глянуть, что там, в алтарном зале?

Не увидев ничего особенного, маг, как был, с вороном на руке, вышел в круглое нутро церкви, где крики стали ещё слышнее, подошёл к высоким массивным дверям во двор, выглянул наружу через крошечное окошко.

Отец наш, Стана! У церковной ограды столпилось столько орущей черни, что не видно было земли! Пестрота лиц, крики, сливающиеся в единый звериный рёв…

Фабиус потряс головой — искажённые гневом лица казались ему похожими друг на друга. Они были изуродованы единой гримасой, печатью зла на челе. И мерзкий запах витал над ними: запах подступающей к горлу крови!

Как это вышло так скоро? Пока маг был на площади, призывы к бунту показались ему слабыми и беспомощными.

Фабиус сосредоточился, обостряя магическое зрение, машинально потянулся разумом к инкубу, и видение его улучшилось необычайно. Он заскользил по приблизившимся лицам… И… отшатнулся, закрыв руками лицо! Ворон с шумом слетел с его перчатки, тяжело опустившись на мозаичный церковный пол.

В толпе взмётывались палки, к небу взлетали клочья окровавленной одежды, но не это испугало магистра. Он прошептал молитву, собрался с силами и снова приник к окошку в дверях.

Теперь маг мысленно был в самой гуще событий и видел, как на Кровавой площади жестоко убивали двоих. В плащах магов. Но фибул, указывающих на ранг, разглядеть было невозможно.

Всё происходило слишком быстро. Люди топтали упавших ногами. Те, кому не досталось такой сомнительной удачи, разрывали в мелкие клочья брошенные в толпу магические книги.

Фабиус смотрел.

Магистр не боялся смерти — он и раньше знался с ней накоротко. Но сейчас он тяжело дышал, пот тёк с висков, руки подрагивали.

Он видел зрением инкуба! Видел в толпе, среди мужчин и женщин, рыбаков и торговцев, плотников и бродяг… чертей, бесов и ещё какую-то трудно распознаваемую человекоподобную нечисть! Их лица двоились в глазах, но всё явственней через личины проступали морды!

Адских тварей было много. Не меньше трёх или четырёх дюжин. Одетых в людские одежды, кричащих по-людски. Наверное, давно и славно живущих в тихом Ангистерне, городе трёх висельников! Они были свои в нём. Но близость церкви да колдовское зрение, данное магу Борном, позволили сорвать с тварей человеческие маски!

— Убей мага! — закричал кто-то длинно, гулко, протяжно.

Крик был сильным, нечеловеческим. Он прозвучал из Бездны, разрезая воздух, как нож!

Демоническое зрение Фабиуса помутнело и погасло. Теперь он видел лишь, как единая безликая толпа вздыбилась и потекла на церковь, ломая ограду.

Маг оглянулся, ища пути к отступлению, и с изумлением узрел, как равнодушный и отрешённый, как ему и было положено, священник надвигается на него с топором!

Магистр оказался зажат между тяжёлой дверью и занесённым лезвием. Пальцы его сжимали амулет, но заклинанию нужно было время, а у него сейчас не было и мгновений.

«Аd modum!» — прозвенело в висках.

Детское заклинание, позволяющее творить по образу и подобию. Два слова, с помощью которых его сын, Дамиен, создал в колдовской башне саламандру.

Ворон!

Перчатка магистра ещё хранила тепло мощного тела колдовской птицы.

«По образу!»

Фабиус выкрикнул короткие детские слова заклинания в лицо священнику и ощутил, как сгибается спина, судорогой сводит пальцы, обрастающие перьями.

Скорее же!

Занесённый топор уже пошёл вниз, но и сам Фабиус становился всё меньше, он был уже сразу и ворон, и человек!.. И рука священника запоздало дёрнулась следом за тенью образа, теряя суть среди раздвоившихся тел.

Закончи топор движение, и Фабиус погиб бы. Он ещё не стал полностью птицей. Суть его ещё была связана с привычным человеческим контуром. И хотя с каждым мгновением контур становился всё иллюзорнее, но удара ему было не пережить.

Однако рука служителя церкви дрогнула, и топор только скользнул по жёстким перьям крыла.

Боль обожгла правую руку магистра, хриплое жалкое карканье вырвалось из его горла.

Священник в недоумении подался вперёд, не веря, что можно вот так, мгновенно, без подготовки изменить своё естество полностью.

Он решил, что Фабиус дурачит его иллюзией превращения и зашевелил губами, повторяя «Mors omnibus communis!» (Смерть неизбежна для всех!) — чтобы чары развеялись.

Заклинание предваряло очередной удар топора, и маг кинулся священнику в лицо, растопырив твердеющие когти!

Священник был опытным рубакой. Наверное, он служил когда-то воином или палачом. Он не промахнулся. Но и ворон — слишком лёгкая и скользкая цель.

Топор отбросил магистра, и тот рухнул, вскочил… и, полностью обретя птичий облик, поскакал прочь, приволакивая покалеченное крыло.

Священник хмыкнул, сорвал плащ и изготовился накрыть им мага. Жалкие попытки птицы спастись рассмешили его.

Но тут настоящий церковный ворон взмахнул крылами, взлетая, и с сипением и хрипом устремился служителю прямо в ухмыляющееся лицо!

Это был гораздо более опытный, чем Фабиус, крылатый боец. Он не сумел бы объездить жеребца или приготовить тинктуру для крепкого сна из пустырника и пиона, но, до своего волшебного пленения, лихо сражался за птичью требуху с рыбацкими псами и дикими лисами.

Ворон лупил служителя крыльями, рвал когтями, охаживал клювом.

Маг не видел своего внезапного спасителя. Он кое-как взлетел, неловко ковыряя воздух раненым крылом, и устремился вверх, где в маковке церкви было проделано отверстие для почтовых птиц. Отверстие закрывали на зиму, но эта осень была жаркой, и Фабиус узрел желанный кусочек свободного голубого неба.

Крыло его тяжелело, он трепыхался всем телом, пробивая себе дорогу к этому маленькому окошку.

А пути вниз больше не существовало. Толпа ворвалась в церковь, стоптала бьющегося с обезумевшим вороном служителя, начала громить и рушить всё вокруг…

Магистр из последних сил взмахнул крыльями, вырвался на свободу, и в изнеможении опустился на крышу церкви.

Внизу кричали бунтовщики, указывая на него пальцами, и там, в гуще людей, Фабиус уже и сам сумел различить гостей из Ада.

— Каррр! — торжествующе прокричал он, борясь с головокружением.

Крыло дёрнулось — это рука Фабиуса потянулась к медальону. Но вызвать Совет Магистериума ему снова было не суждено. Он не мог здесь и сейчас изменить личину, иначе сорвался бы с крыши прямо в толпу, и его ждала бы неминуемая и мучительная смерть.

Силы мага были на исходе, раненая рука болела всё сильнее. Он выбрал низкую крышу бедняцкого дома, жмущегося к Кровавой площади, и, больше планируя, чем борясь со стихией, полетел вниз.