Магистериум морум

Глава 17. Фурия

«В ту ночь… поставив искусственный палец на стол, словно свечку, я, не смыкая глаз, думал об этой «подделке», более похожей на настоящий палец, чем настоящий».

К. Абэ, «Чужое лицо»

Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.

Год 1203 от заключения Договора.

Провинция Ангон, город Ангистерн.

5 день.

Фабиус бросил повод слуге, едва не бегом преодолел утоптанный двор, взлетел по парадной лестнице, перепрыгивая ступени, ворвался в обеденный зал, распахнув тяжёлые створки дверей.

Замер на пороге.

Мэтр Грэ был потрясён быстрым и неожиданным явлением мага. Он выронил круглый овсяный хлебец, поднял в защитном жесте жёлтые сухие ладони.

Фабиус мрачно огляделся и только потом зашагал к столу.

В зале не было ни одного слуги, даже мальчишки, чтобы отрезать пирог или налить вина, но за поздним ужином префект восседал не один. Рядом с ним утопал в огромном дубовом кресле старый маг: магистр Ангистерна, действующий член магического совета Бецен Ахарор по прозвищу Скромный. Худощавый седой старик в синем шитом серебром камзоле.

Он сразу поднялся навстречу Фабиусу:

— Как ты сумел прорваться сюда? Дом окружён чернью. Это не просто бунтовщики — толпу возглавляют крещёные… Мы волновались… — начал Ахарор, запинаясь и обильно жестикулируя.

Магистр нахмурился вместо ответа, увернулся от объятий, уселся напротив мэтра Грэ и подвинул к себе окорок, запечённый под толстым слоем ржаного теста. Он понял, что зверски, просто нестерпимо голоден!

Ахарор картинно развёл руками, не пригодившимися для приветствия. То ли он так и не распознал в Фабиусе давнишнюю крысу, то ли фигляр — стало его вторым именем.

Префект сидел неестественно прямо, утопив взгляд в тарелке с куриным суфле. Так и не надкушенный круглый овсяный хлебец, словно выпученный глаз, таращился в потолок.

Овёс и куриная размазня. Лёгкая стариковская пища…

Фабиус остро ощутил, как хочется префекту вина: крепкого, не разбавленного. Тот даже пошевелил пальцами и покосился на кубок.

Фабиус тоже посмотрел на кубок, на другой, третий… Злость полыхнула в нём: кубки на столе были те самые, серебряные, с печатями драконов. Интересно, его тут держат за идиота?

— Ты воистину сильный маг, Фабиус, — Ахарор всё ещё пытался завести разговор.

Магистр кивнул, налил вина, осушил гербовый подставной кубок, поморщился, налил ещё, отрезал от запеченного окорока огромный кусок и набросился на него, как на врага.

Метр Грэ поднял глаза и буквально остекленел от вида магистра, поедающего мясо с аккуратной жадностью огня. Надо было прожить фабиусовские сто шестьдесят шесть, чтобы даже жрать научиться с изяществом.

Ахарор же, как завороженный, следил за кубком. Вот рука Фабиуса подносит кубок к губам, вот — наливает из кувшина вино…

Префект и магистр Ахарор словно бы ждали чего-то. Чего?

Фабиус поставил кубок, оторвался от мяса и уставился префекту в лицо. Он не мог видеть, как вино в кубке вскипело зелёной магической пеной.

Мэтр Грэ опустил глаза. Фабиус взял кубок, поднёс к губам… И швырнул его на пол!

Ахарор вскрикнул, выхватил кинжал. Тонкий, словно иголка. Из тех, что любят не бойцы, а убийцы. Префект же, напротив, обмяк в кресле, словно был не человеком, а перчаточной куклой, и кто-то выдернул из неё руку.

Фабиус поднялся из-за стола, и Ахарор заступил ему дорогу.

— Прочь! — возвысил голос магистр, заставив старика отшатнуться.

— Аттэйфейт! — раздалось вдруг звонкое, вызвав панику у дремавших под крышей голубей.

Магистр обернулся.

Из глубины зала, а, может быть, прямо из стены, украшенной гобеленами с фруктами и вином, шла высокая женщина в синем платье, волочащемся за ней, будто хвост. Волосы и брови её были черны, как вороново крыло, голова — высоко поднята.

— Не торопись, смертный! — голос тёк переливчато, звонко, с родничками эха и глубокими глухими спадами. Она говорила, не открывая рот.

Магистр чуть поклонился и, словно бы ненароком, сделал шаг к дверям.

Женщина улыбнулась одними губами и произнесла всё так же изнутри себя:

— Я бы на твоём месте не спешила покидать этот гостеприимный дом. Глядишь, проживёшь на пару минут дольше? Что ты забыл в Аду? Ты же много лет бегаешь от него, человечек?

— Боюсь, я не поклонник таких горячих женщин, — нервно усмехнулся Фабиус, прикидывая, сумеет ли отыграть ещё шаг.

Женщина остановилась.

— Если не пробовал — зачем хулить?

Она коснулась ворота платья, медленно повела руками вниз — по груди, по талии, к бёдрам. Платье потекло, стало истончаться под её пальцами, словно морок. Показались высокие груди, остренькие и задорно торчащие вверх. Магическая синяя ткань чуть задержалась на сосках, но вот обнажились и они.

Фабиус не отрывал от женщины глаз. Она была прекрасна, но маг слишком хорошо знал, кого он видит перед собой.

Чары боролись в нём со здравым смыслом. Тело захлёстывали горячие волны похоти, а он охлаждал себя, представляя ледяные вершины Гарденских гор, где едва не замёрз, пытаясь убить химеру. А после полз через перевал, оставляя длинный кровавый след на снегу. Останавливался, баюкал скрюченную почерневшую руку, в которую, умирая, вцепилась тварь, и снова полз.

Химера сдохла, но и в нём навсегда застыло её последнее дыхание — след адской сущности нежити, иная, нездешняя сила.

Неизвестно, что победило бы — морок или власть сознания Фабиуса, — но вмешался старенький маг. Пологая, что всё внимание магистра Ренгского приковано к демонице, Ахарор взметнул кисть, чтобы бросить кинжал…

Он обманулся! Узкое лезвие тут же обратилось в его руке в змею, а Фабиус кинулся к дверям!

Фурия, однако, оказалась быстрее. Она растаяла и вновь собралась в женскую фигуру, преграждая магистру путь к отступлению.

Фабиус остановился, нащупал на поясе нож с серебряной рукоятью. Этот нож не раз выручал его раньше. Но что он мог против твари из самых глубин Ада?

— Какая жирная, нагулянная душ-ша, — зашипела фурия, уже не скрывая своей сути.

Она раскрыла рот, где все зубы были слиты в две острые подковообразные пластины. Лицо её из прекрасного — сразу стало уродливым, а спина изогнулась так, словно в ней вообще не было костей.

— Ну, иди же сюда… Маг!

В это слово фурия вложила всю доступную ей иронию. Она бы управилась с десятком таких «магов».

Не заключи Сатана Договор со смертными, глубинные твари Ада разделались бы с жителями земли за пару десятков лет — вот что было написано на её лице. Они сожрали бы всех, до последнего, до самого маленького и глупого человечка!

Фабиус видел, что фурия свободна в своём желании крови. Она вела себя, как призванная на землю. А, значит, имела право творить то, что считала разумным. Вот только в её понятие о разумности люди не входили совсем.

— Ну же? — тварь поманила Фабиуса. — Иди же ко мне? Мы немного поиграем с тобой!

Магистр до боли сжал почти бесполезное оружие.

— Очень, — кивнула фурия. — Очень мало шансов, что ты сумеешь даже поцарапать меня.

Она протянула руку, разом удлинившуюся и преодолевшую те несколько метров, что отдаляли её от мага. Фабиус уже видел перед лицом агонию испаряющегося от жара адской твари воздуха…

— Стой, Алекто! — раздался странный текучий голос. Такой, словно обладатель его ещё не до конца проявился в этом мире.

А потом воздух справа от Фабиуса сгустился, возникли очертания нагого человеческого тела, налились плотью, и магистр, покосившись, увидел голую мужскую фигуру.

Маг инстинктивно подался назад и в сторону, оставляя нечаянного гостя между собой и фурией. И лишь затем взялся разглядывать пришельца.

Судя по безупречной внешности, это был инкуб. Однако красив он оказался совсем иначе, чем привык к этому Фабиус: так бывает красиво мощное и страшное.

Человекоподобное тело инкуба дышало такой огромной силой, будто сама Бездна явилась в его облике в дом префекта. Тонкая плёнка испарений, возникающая обычно вокруг сущностей Ада, попавших в человеческий мир, совершенно не искажала его контуров. Она даже не успевала особенно всколыхнуть воздух. Этот инкуб хорошо знал порог своего могущества и выносливости и контролировал глубину погружения в мир людей.

Потрясённого Фабиуса осенило, что он и не видел раньше взрослого зрелого инкуба. В его магические ловушки попадались лишь глупые юнцы. Этот инкуб, пожалуй, испепелил бы пентаграмму, шагни он в столь нелепый капкан.

Фурия ещё и узнала гостя. Она раздражённо стукнула по полу хвостом платья, превратившимся на миг в шипастый змеиный хвост, но с неудовольствием откачнулась от намеченной жертвы.

— Тебе-то ш-ш-то тут надо? — огрызнулась она.

— Тебя это беспокоит? Ты хочешь поговорить об этом, Алекто? — инкуб шутил, глаза его — черные, с алой искрой в центре зрачка, — весело блестели.

Магистр Фабиус понял, что демон буквально суёт ему в руки оружие, демонстративно называя фурию по имени. Зная имя, маг мог сплести хоть какое-то заклинание защиты.

Фабиус выровнял дыхание, и знакомые слова зашевелились на его губах.

Заметив это, Фурия зашипела и выпустила когти.

— Ой! — весело сказал инкуб — Что, вот так прямо сейчас и кинешься? И даже меня не спросишь?

— Да кто ты такой, чтобы я спрашивала тебя? — по-бабьи завизжала Алекто. — Да будь ты хоть самим правителем в своей холодной дыре!..

— Зачем — правителем? — удивился инкуб. — Я — изгой.

Алекто, уже готовая к прыжку, буквально «села на хвост», едва удержав равновесие. Зрачки её расширились. Неужели она — испугалась?

Фабиус закончил шептать защитное заклинание и непонимающе смотрел то на фурию, то на демона. Изгой? Это так страшно?

Инкуб скривил губы в усмешке, нарисовал указательным пальцем овал… И тяжёлый стол, за которым восседал то ли потерявший сознание, то ли внезапно почивший в Сатане префект, подпрыгнул вместе с человеком и со всеми пустыми креслами, развернулся в воздухе и приземлился между демоном, Фабиусом и отшатнувшейся фурией.

— Циркач! — презрительно фыркнула она.

— Как хочешь, — пожал плечами демон. — А я, пожалуй, хлебну вина, прежде чем изложу тебе, в каком болоте ты оказалась милостью своей жадности.

Он обвёл глазами стол.

— О, да тут есть отравленные кубки? Прекрасно. Никогда не пил из таких!

Инкуб уселся напротив префекта и кивком указал магистру, что предпочёл бы и его видеть сидячим.

Тот попытался совладать с ногами, не очень-то желавшими слушаться — безуспешно. Конечности не желали двигаться, будто он опять отморозил их!

Этикет никогда не был слабым местом магистра, и двусмысленность ситуации привела его в бешенство. Он пересилил себя, сделал неуверенный шаг к столу, оступился на ровном месте и… услыхал стон.

Кривясь от боли в гадко хрустнувшем колене, Фабиус обвёл глазами зал: префект продолжал присутствовать в текущем мире весьма формально, изображая мешок с пшеном, а маг, Ахарор Скромный…

Магистр оттолкнул его заклинанием, превратил кинжал в гадюку. Такое лёгкое и простое колдовство. Где же он?

Фабиус ещё раз окинул взглядом присутствующих, отметив, что фурия не скрывает уродливого оскала на женской мордашке, а инкуб преувеличенно сильно погружён в дегустацию вина — то нюхает его, то льёт себе на ладонь…

И тут стон раздался снова, магистр оглянулся и увидел старого мага лежащим у самых дверей.

Ахарор агонизировал на полу, борясь со змеиным ядом. Он не сумел справиться даже с фантомной гадюкой. Старый маг давно потерял волю к жизни.

Фабиус бесстрашно повернулся спиной к демонам — чего бояться, если всё равно беспомощен перед тварями такого ранга — и похромал к старику, распростёртому у порога. Склонился над ним.

Маг стал уже бледен, глаза запали. Жить ему, скорее всего, оставались считанные мгновенья.

— Зачем? — одними губами спросил магистр.

— Я… Писал тебе поначалу… — прошелестел Ахарор. — Я хотел… чтобы ты приехал в этот… Ад. Сначала хотел. Но ты ехал слишком долго… — умирающий закашлялся, и в уголках его губ выступила пена. — Прости меня. Я не сумел остаться собой. Я предал нашу дружбу, пусть, и не большую совсем. Ты помнишь? — он с надеждой заглянул в глаза Фабиуса. — Помнишь, как мы пережидали бурю? Как ты делился со мною последним хлебом? Поверь, я больше не мог… Я…

Голос старого мага прервался.

Виски Фабиуса сжала боль. Как же он мог забыть?

Это было сто тридцать лет назад, в холодной зимней степи. В буран, который застал будущего магистра по дороге в столицу Серединных земель, Вирну.

Обучение тогда было принято разбивать на тиры, длящиеся по два с половиной месяца. Были летняя и зимняя тира. Остальное время студенты должны были проводить с семьёй, вести домашние дела. Или учиться быть в одиночестве, как Фабиус.

И вот, после долгих каникул, продлившихся с января по февраль, Фабиус отправился на толстом мохнатом коньке к месту учёбы, решил срезать путь через степь и был захвачен врасплох внезапной снежной бурей.

Ахарор же был тогда ещё совершенным мальчишкой, лет, может быть, семи. Его-то что понесло в одиночку пешком да по холодной зимней дороге?

Но Фабиус не особенно вник тогда в судьбу спасённого по случаю мальчугана. Он так и не узнал, почему юного ученика отправили в столицу одного (денег не хватило или любви?) Почему башмаки его так мало походили на зимние, а плащ светил пролысинами в волчьем меху.

Не до школяра было Фабиусу: даже его, очень приличного магического умения, едва хватило тогда, чтобы построить малую крепость из снега, укрывшую их от бури вместе с коньком.

Он свалился без сил и даже не запомнил толком, как маленький Ахарор хныкал, обнимая его и пытаясь согреться.

Чтобы малец не мешал спать, Фабиус скормил ему весь свой хлеб.

Утром буран закончился, ударил сильный мороз. Снега вокруг нанесло по пояс. Фабиус понимал, что им проще отсидеться в импровизированной крепости, чем отправиться в путь и замёрзнуть, прежде чем добредут до твёрдого наста, протаптывая по очереди дорогу.

И они сидели, согревая друг друга, до полудня. Колдовского огня Фабиус не зажигал, боясь совершенно обессилеть.

Неудачливым путникам повезло: утром на их поиски были посланы студенты, из тех, что уже успели прибыть к месту учёбы. Они издалека приметили огромный сугроб, протоптали к нему тропу, нашли сонных от холода путников. Фабиуса напоили укрепляющим эликсиром, и он сумел добрести до тракта, таща за собой обессилевшую лошадку, а пацанёнка кто-то завернул в меховой плащ и взвалил на спину.

Фабиус ещё по дороге забыл про нечаянного товарища. Что ему было до приблудившегося мальца? Учился Ахарор в низшей школе при библиотеке, а Фабиус готовился стать магистром, и его наставником был тогда сам Грабус Извирский.

В Вирне нечаянные попутчики больше не встретились. А когда Фабиус спустя сто лет приехал первый раз в Ангистерн, он просто не узнал в белобородом старике давнишнего хнычущего мальчишку.

Но только Фабиусу, уже единожды спасшему от нежданной беды, смог довериться старый маг. Он писал, пряча боль и ужас за гладкими фразами. Но их не прочли как должно.

Фабиус опустился перед стариком на колени, сжал его руку. Ахарора поздно было спасать: воля умирающего истаяла, он сам не хотел больше жить.

Инкуб морщился, слушая неэстетичное хрипение старого мага. Потом раскрыл ладонь, и тело Ахарора обмякло, подёрнулось дрожанием отходящей души.

Лицо фурии исказилось от гнева. Она и сама была не против полакомиться, но спорить с демоном не решилась. Не стоило этого делать и Фабиусу.

Магистр сложил умершему руки крестом — знаком, отрицающим земной мир, — тоскливо посмотрел в чуть приоткрытые двери на лестницу, вытер холодный липкий пот и хотел уже подниматься с колен, но вспомнил про магистерский амулет Ахарора.

Что же с ним стало? Бывает, амулеты магистров истощаются и умирают вместе с хозяевами, но если камень жив — его нужно передать Магистериуму.

Фабиус сунул руку под камзол Ахарора, но не нащупал амулета. Расстегнул для верности камзол и рубашку, провёл ладонью по ещё тёплой груди… Камня не было.

Значит, в трактире старый маг сказал правду — спасал тварей, что поймал в ловушку Фабиус, там и сжёг свой камень. Потратил последние силы.

Он не был соперником Фабиусу, когда пришёл в обеденный зал. Он хотел умереть от руки того, кого когда-то любил. Чтобы хотя бы тело его нашло успокоение.

Алекто тем временем, шипя и надувая горло, всё-таки заняла противоположную от демона сторону стола.

Маг встал с колен и понял, что ноги слушаются его уже гораздо лучше. Он дотащился до кресла, отодвинул его подальше от инкуба, но остался на одной стороне с ним: соседство с фурией пугало ещё больше. Порадовался, что успел съесть кусок мяса, теперь еда не полезла бы в горло.

Умостившись за столом, Фабиус стал исподтишка разглядывать префекта — жив ли? Префект сидел, уронив голову на грудь. Полуоткрытые глаза закатились. Тело его, закутанное в тёплый плащ, безвольно обвисло в кресле. Похоже, душа покинула префекта. Несчастный фигляр «мэтр Грэ» не выдержал свалившихся на него испытаний. Не дотянул до виселицы. Можно ли считать, что судьба была милосердна к нему? Ведь душа так и этак пошла бы в котлы Сатаны?

Маг закрыл было лицо ладонью, но спохватился, убрал руку, пошарил по столу, ухватил кубок, стиснул. Смешно, но отравленный кубок стал ему, наконец, полезен — скрывал дрожь в пальцах.

Инкуб казался единственным, кого происходящее устраивало и развлекало. Он ковырял двузубой вилкой пирог со свининой, не без удовольствия пил вино.

Демон предложил кубок и фурии, и даже Фабиусу. Фурия захохотала визгливо, а маг покачал головой. Он был в ужасе от своего положения. Его горло сейчас просто не пропустило бы внутрь вино, оно и воздух-то пропускало с трудом.

Магистр сидел в такой жуткой компании, что не поверил бы никому, рассказавшему о подобном. Фурия, демон… Рядом труп Ахарора и останки префекта. И ничего, что можно было бы использовать, как оружие.

Он перебирал многочисленные заклинания. Листал в памяти самые чёрные книги из столичной библиотеки Магистериума. Тщетно!

Инкуб, словно услышав мысли человека, повернулся и рассмеялся ему в лицо.

Фабиуса затошнило, в голове стало гулко, как в пустой библиотеке. Он сам не понял, почему не потерял сознания. Может, потому, что демон быстро отвёл взгляд и стал изучать труп мэтра Грэ.

— Непорядок, — констатировал он. — Но забавный.

Фурия оскалилась, не желая поддерживать разговор.

Фабиус тем более не считал нужным открывать рот. Ослабевший и почти беспомощный, он понимал сейчас, что ощущает ягнёнок в компании волчицы и волка.

Магистр чуял жар демонов, видел, как земной воздух колеблется, соприкасаясь с их телами. Но умереть, не увидев Дамиена в последний раз, он не мог! И молил Сатану, чтобы тот дал ему время похоронить сына, как должно. Тогда пусть придёт и смерть.

Обеденная зала тоже была не рада этой странной компании. Свечи начали разом чадить, свет постепенно мутнел, тени сгущались.

Демон пил вино, закусывая то пирогом, то окороком, Фурия скалилась и лупила по полу хвостом.

— Хватит жрать! — взревела она, наконец.

Инкуб обернулся к ней, тостонул бокалом:

— Леди?

— Зачем ты припёрся сюда мешать мне?

— Мешать? Ты должна быть мне благодарна. Я пришёл спасти тебя.

— Ты?

Фурия оттолкнула хвостом кресло и вспрыгнула на стол. На женщину она походила уже весьма отдалённо: руки превратились в тощие костистые лапы с длинными когтями, лицо вытянулось, ещё напоминая человеческое, но и кошачье — тоже.

— Я творила тут, что хотела! Люди имели глупость вызвать меня!..

Демон перебил:

— Враньё не украшает тебя, Алекто. Тем более — неумелое. Не вижу здесь тех, кто сумел бы тебя вызвать. А вот посулить мягкотелые умеют. Небось, поддалась на их уговоры? Решила заправлять Серединным миром? Сатана забросил свою игрушку, тёплое место пустым не бывает и всё такое?..

Фурия зашипела, совершенно преображаясь в крылатую кошку с острым зубастым клювом, торчащим прямо между грудей.

Инкуб хмыкнул.

— Узнаю тебя. Всё так же глупа, всё с той же синюшной кожей. Да успокойся ты!

Демон плеснул в фурию вином из кубка и рассмеялся, глядя, как неловко отряхивает она когтистыми лапами пылающие янтарём капли.

— Я прекрасно вижу, как ты попала сюда.

— Ты не можешь этого знать!

— Никакому человеческому магу не под силу пробить своей волей адские земли на всю их глубину. Ты хочешь сказать, что этот дохлый старикашка, не сумевший справиться с иллюзией змеи, был так велик? И это он призвал тебя?!

Фурия отряхнулась, сбрасывая с тела последние шипящие капли, и женщиной стекла в кресло.

— То-то же, — усмехнулся инкуб. — Весь Ад бурлит, красавица. Тебя считают похищенной. И скачешь ты тут потому, что один дряхлый идиот никак не может активировать магическое стекло. Как только ему это удастся, Око Сатаны обратится на Серединный мир, и твоя история рассыплется, словно свежий прах.

Фурия провела изящным пальчиком по столешнице, рисуя каплями вина какую-то фигуру.

— Не выйдет, — покачал головой инкуб. — Я не единственный свидетель того, что ты здесь. Уже Глас Его ударил в Первом круге, и Правитель Якубус превратился в золотой слиток. Нарушение договора есть нарушение договора. В Первом круге Ада — беспорядки и безвластие. А может статься, и бунт. И виноватого найдут. Хоть демона, хоть смертного. И покарают. Я — твоя последняя на…

Он замолчал на полуслове, поднял глаза к потолку. Мгновение спустя там соткалось из воздуха белое голубиное перо и, медленно кружась, опустилось на столешницу перед Фабиусом.

— Что это? — нахмурился демон, и магистра обжёг уже сам изменившийся тон его голоса — словно воздух вскипел в горле.

— Это письмо, — тихо сказал маг, борясь с подступающим кашлем. — Мне.

Инкуб хмыкнул, оценив его усилия, и покачал головой.

— Мне нужно быть сдержаннее, или ты недолго сможешь радовать меня беседой, смертный…

Демон невесело усмехнулся, осторожно, за кончик, взял со стола пёрышко, подбросил вверх и стал наблюдать, как оно планирует.

Фабиус мысленно повторял заклинание для лечения кашля, стараясь не шевелить губами. Слова связывались плохо и никак не хотели действовать. Для внутренней речи требовалась сосредоточенность, а маг в это же время исподтишка следил за инкубом.

Наблюдение было делом неожиданно приятным. Когда демон не смотрел на мага, тот ощущал и иную его силу — силу красоты совершенного тела. Впрочем, она никак не помогала сущему разгадать секрет голубиного пера.

— Сдаюсь, — выдохнул он. — Я чувствую очень слабую магию, но не могу подобрать к ней ключик. Активируй его… — он покосился на Фабиуса и хмыкнул. — Маг.

Фабиус не удержался и кашлянул. Но потом всё-таки произнёс чётко:

— Vale et me amare perge!

Перышко ткнулось острым концом в столешницу и побежало по ней, оставляя ровные светящиеся буквы:

«В городе бунт. В Гейриковых ямах отпущенники спаивают стражу. Шепчутся, что бунтовщики готовы ломать тюремные ворота и выпускать душегубов. Пока я прислуживал пьяному лейтенанту, тот хвастал, что в ямах есть темница с костями трёх настоящих магов. Обещал за деньги показать мне её. Но я и без денег вижу, что живых вы здесь не сыщете».

Перо зависло, покачалось и вывело подпись: «Саймон». После чего всё написанное погасло.

— Кто эти трое? — спросил инкуб.

— Три мага. Верные слуги Магистериума. Борца с… — горло у Фабиуса сдавило. — …С нечистью. Я полагаю, что их не смогли заставить вызвать из бездны адскую тварь. А старый Ахарор — давно растерял свою силу.

— Я вижу, что ты готов свидетельствовать против фурии, смертный? — глаза демона вспыхнули, но смотрел он на Алекто, не желая, видимо, подвергать мага мукам свыше необходимого.

Фурии тоже приходилось несладко. Она обняла руками грудь, сжалась в кресле.

— Да, — сказал Фабиус и закашлялся.

— Тогда выпей вина, — приказал демон. — Твои слабые заклинания только истощают тебя. Можешь пить прямо из кувшина. Не бойся, смертный. Я не убью тебя, пока ты мне полезен.