Глава 2

Ощущения медленно возвращались. Сначала я просто осознала, что жива, потому что чувствовала дикую слабость и лютую усталость. Помнится, я себя ощущала так на следующий день после уборки картошки в большом хозяйстве, куда наш детдом ездил. Полезный жизненный опыт, надо сказать. Все, что мы собрали, отправили с нами, пусть было тяжело, зато весело. После и накормили отменным шашлыком, яблочным компотом, свежим хлебом. Еще и кучу подарков разных надарили. Теплые воспоминания сменились мучительным, прямо-таки зверским голодом и жаждой, от которой пересохло во рту.

Стоило вспомнить эту малость, в голове будто что-то вспыхнуло. Словно я попала в отдел телевизоров и их разом все включили на разных каналах и программах. Замелькали сотни картинок, заговорили десятки голосов, зазвучала музыка, кто-то кричал, кто-то пел, кто-то громко ругался, тихо шептал ласковые слова успокоения – сплошной хаос, болезненный, сводящий с ума. Мысли путались, моя реальность смешивалась с вымыслом. Мои воспоминания внезапно сменялись чужими, какой-то маленькой девочки Эмарии фин Ришен из семьи потомственных аристократов. Картинки рассказывали-показывали ее жизнь, причем из настолько иной реальности, что сперва я думала, что мелькали кадры исторического сериала. Но его героиня росла и мне уже казалось, что это скорее фэнтези или фантастика. Потому что девочка, единственная наследница барона Гричана фин Ришена, обладала магией, как и ее родители.

Я даже увлеклась, чужими глазами наблюдая за жизнью семейства магов. Благодаря учителям, прислуге, родителям и всем-всем, я познавала новый мир – Хартан…

Огромный мегаматерик, тоже Хартан, окруженный океаном, где, в отличие от Земли, более важны не залежи полезных ископаемых, а источники магии. Учителя Эмарии рассказывали, что эти источники делятся, как полюса магнита, на плюс и минус, только в случае с магией – на светлые и темные. Вроде сказка, а законы физики и равновесия сохраняются и здесь. Светлый и темный источник – это не деление на хороший и плохой, а исключительно характеристики излучаемой энергии, как я для себя поняла. Светлой проще управлять, усваивать, генерировать организму и практически без побочных эффектов для тех, кто рожден с ней или на землях, где сама земля испускает светлый фон излучения. Темная сложнее в управлении, тяжелее усваивается, негативнее влияет на своих носителей и имеет кучу побочных эффектов. Зато ее обладатели гораздо сильнее!

Из-за тонкостей и «толстостей» в восприятии и усвоении организмами светлой и темной энергии на заре времен, когда Хартан только-только созидал разумные виды существ, на землях у светлых и темных источников появились магически и внешне различающиеся расы.

Слушая чужими ушами эти сказки, я испытывала не меньший, чем сама девочка, восторг, любопытство, жадный интерес, а порой – и сожаление, когда дело доходило до распрей между расами и народами. Радовало одно – на Хартане проживали, условно говоря «люди». Только одна часть из них разделялась по магии, темной и светлой, а другая имела еще и вторые ипостаси, и различалась по ним. Никаких там эльфов, фей и прочих «тварей» вроде как еще не обнаружили. С другой стороны, этот мегаматерик досконально не исследован, так что, кто их знает, может, где и живут.

Эмария видела огромную карту Хартана, похожую на лоскутное одеяло, где светлые пятна соседствовали с темными, а внутри эти «лоскуты» делились на множество более мелких, с разными названиями королевств, княжеств или территорий, подконтрольных отдельным видам оборотней и их кланам. Интересно, что на южной части Хартана преобладали светлые источники, на северной – темные.

Эмария живет в королевстве Байрат, которое на севере граничит с темными землями королевства Ирмунд. Между ними уже давно настоящее противостояние светлых и темных. И оба этих непримиримых соперника соседствуют с расположенными на северо-востоке территориями оборотней.

Как в любых добрых сказках, сама героиня и вся семья фин Ришенов светлее некуда и не просто потомственные аристократы, а из древнего целительского рода.

Я бы считала себя сторонним наблюдателем чужой жизни, зрителем, но отчего-то все становилось настолько реальным, ощутимым, что я буквально проживала навязанные чувства. Насладилась чужим счастливым детством, милым, ясным, солнечным, когда любовь родителей безусловна и безгранична, а забота – безмерна. Да, балуют, но деликатно и неотступно учат жизни, не позволяют отлынивать от учебы и нанимают хороших учителей по различным наукам и магии.

Родовое поместье барона фин Ришена по здешним меркам довольно скромное, но добротное, ухоженное и уютное. И расположено на окраине города Ройзмуна, столицы королевства Байрат, рядом с великолепной дубравой. Помимо любящей семьи, в этом, по уже лично моим представлениям, просторном доме проживают около десятка слуг. В основном пожилые, без капли магии, но служившие еще отцу нынешнего барона и любимые всей его семьей.

К сожалению, большая часть близкой, да и дальней родни семейства фин Ришен уже почила. И это несмотря на то, что люди, наделенные магией, способны без проблем дожить до двухсот лет прекрасно сохраняясь внешне. А все потому, что фин Ришены, как и родня матери Эмарии, в буквальном смысле сгорали на работе, отдавая себя и свой дар страждущим или погибая на полях сражений. Или по неизвестным девушке причинам уходили в мир иной. Приверженность славным традициям светлых магов не пустые слова для фин Ришенов.

На мой циничный взгляд, именно в силу своей светлой целительской натуры барон Гречан фин Ришен был излишне добрым и мягким мужчиной, впрочем, как и его супруга Ромалия. Чем, увы, пользовались многие. Эта прекрасная, душевная пара родила и вырастила уточненную, красивую и нежную дочь, сердобольную и ласковую, но совершенно не приспособленную к жизни в той суровой реальности, которая их всех вскоре постигла.

Когда барон с супругой возвращались с очередного светского раута, на них напали в темном переулке, ограбили и безжалостно убили. В результате Эмария, этот ранимый юный цветок, осталась сиротой в семнадцать лет. Совершеннолетия она еще не достигла, поэтому Королевским судом был назначен опекун – алчный дальний родственник, троюродный кузен со стороны матери. Он быстро перекрыл подопечной доступ ко всем семейным счетам и назначил своего управляющего вести дела осиротевшего поместья. И вот уже шесть месяцев единственная наследница барона и пожилые, всю жизнь прослужившие этой благородной семье обитатели поместья, которым даже и податься больше некуда, только если на улицу милостыню просить, вынуждены вести скудный образ жизни.

Наконец я добралась до финальной сцены этой драмы, некоторыми нюансами напоминавшей времена нашего восемнадцатого века. По части привычных технологий: паровых двигателей еще не изобрели; основной транспорт гужевой – лошади, телеги, кареты и тому подобное ретро. При этом наряду с тихоходным транспортом существуют магические порталы и грузоперевозки – плевое, по мнению местных жителей, хоть и дорогостоящее дело. В этом мире понятия не имеют о телефонах, телевизорах и централизованной почтовой связи, вместо них пользуются магическими вестниками, почтовыми артефактами-телепортерами и артефактами, создающими и транслирующими обучающие иллюзии.

Касаемо дамской одежды: аристократки носят красивые наряды, в которых не используют кринолинов и корсетов, но платья длиной до туфелек, с рукавом до запястья. Хотя нижнее белье очень тонкое, изысканное и удобное. При этом женщинам разрешено носить брюки, только выглядят они скорее как амазонки для верховой езды с широкими штанинами. Интересная особенность: лишь высокородным леям, как тут принято обращаться к леди и лордам, положено вступать в брак невинными, остальным вести скрытную, но активную половую жизнь не слишком возбранялось.

Любопытно, что в королевстве Байрат женщины наследуют титул, как бедняжка Эмария, но до совершеннолетия их опекает и управляет имуществом родственник мужчина. Даже если это, как в нашем случае, сомнительный кузен и третья вода на киселе. К тому же мерзкий козел, каких свет не видывал.

И все же на технологически отсталом Хартане существует много чего, что житель Земли захотел бы и себе: магию и созданные ею блага, помогающие значительно облегчить жизнь любому, магу или нет. Этот мир не знал рака и других тяжелых болезней, ведь магия продляла жизнь, лечила, создавала порталы и творила чудеса, куда ж без них!

Видимо, внезапная гибель родителей, непосильная ответственность за судьбу и пропитание пожилых слуг, безденежье и тонкая душевная организация толкнули Эмарию на самый крайний шаг. Наверное, я «проживала» финальную сцену страшной трагедии. Девушка сидела у туалетного столика на широком, обитом бархатом стуле и смотрела на себя в зеркало. В нем отражалась светлая, очень девичья комната, обитая серо-розовой, чуть выцветшей тканью. В этом же цвете выдержана изящная мебель, если не ошибаюсь, в стиле барокко. Стулья, похожие на кресла, с выгнутыми спинками, украшенными деревянным кружевом, широкими подлокотниками. Столики и этажерки, секретер на ножках-лапах, с откидывающейся столешницей, множеством ящичков и письменными принадлежностями. Такое все изящное, нарядное, воздушное. Как и семнадцатилетняя хрупкая девушка, смотревшая на меня из зеркала.

Судя по прежним картинкам, роста девушка примерно метр шестьдесят пять. Стройная, я бы сказала, тонкокостная. Домашнее зеленое бархатное платье мягко облегало ее узкие плечи, широкое декольте открывало тонкие ключицы и нежные полукружья небольшой груди. Изумрудный оттенок платья контрастировал с ее бледной кожей и подчеркивал большие зеленые глаза. Я уже в курсе, что яркого, насыщенного цвета зеленые глаза – признак целительской магии.

Овальное личико девушки осунулось, а под такими удивительно яркими и красивыми глазами залегли глубокие тени и совсем не от густых темных ресниц. Идеально гладкие блестящие волосы темно-шоколадного оттенка спадали на плечи и словно стекали по спине, как в рекламе шампуня. Девушка отвела от лица мешавшую прядь, и я полюбовалась ее белыми холеными руками с тонкими кистями и изящными пальцами. На одном из них красовалось широкое золотое кольцо с крупным изумрудом в оправе в виде замысловатой трехзубой руны или короны – фамильное, родовое кольцо, переданное ей королевской стражей после опознания тел родителей. Именно оно символ наследницы рода и баронского титула.

Кончик аккуратного носика этой юной аристократки чуть-чуть расширялся, лишаясь статуса идеального, но придавал ей капельку задорного «курносого» очарования. Чувственные пухлые губы сжались в скорбную линию. Округлый подбородок дрожал от подступивших слез отчаяния.

Мне стало жутко, ведь я как свои ощущала ее раздирающие душу эмоции: абсолютную, беспросветную безнадегу, черное отчаяние, когда просто не видишь выхода, когда не осталось ни капли сил бороться. И вот пришел момент, когда это нежное семнадцатилетнее создание, потерявшее веру в хорошее и поддержку родителей, как и их самих, взмолилось к высшим простить ее за малодушие. И забрать душу!

С глухим хлопком выдернутая из темной бутылочки пробка – и обжигающая противная жижа потекла по моему горлу, вымораживая внутренности, сжимая в стальном кулаке дрожавшую от ужаса душу. А я знала, из ее памяти узнала, что это зелье двойного назначения: одновременно убивает человека и глушит магию целителя, чтобы не дать ей вылечить своего носителя, спасти от совершенно дикого, непоправимого и неправильного шага.

Я настолько прониклась жутким видением, что не выдержала и закричала на ту глупую девчонку, пытаясь остановить:

– Нет, слышишь, нет! Ты что, сдурела? Так нельзя! Ты все сможешь, ведь главное – жизнь! У тебя все-все еще будет: любовь, семья, дети, карьера, в конце концов, приключения и радости. Разве можно от этого отказываться?

Но у меня вырвался лишь сип, злобно проскребший по растрескавшемуся горлу, рвавший обожженные голосовые связки.

– Тише-тише, девонька, не дергайся, все будет хорошо, – вклинился в водоворот чужой страшной сказки мягкий и смутно знакомый голос наверняка пожилой женщины.

Следом ее теплая шершавая ладонь опять же непривычно и привычно ласково погладила меня по лбу и макушке, губ коснулось что-то прохладное и пролилось освежающим, буквально оживляющим бальзамом в мое измученное горло. Мое??

– Мэтр Коллей, неужели моя бедная девочка не выживет? Ведь уже третий день не приходит в себя, слабеет, тает на глазах…

Раздался тяжелый вздох и мужской, искренне сочувствующий, обнадеживающий голос:

– Признаюсь откровенно, еще вчера я был уверен, что сегодня лею Эмарию придется хоронить рядом с родителями. Готов был поклясться, что душа бедняжки ушла за грань, на перерождение, хотя жизнь в ней еще теплилась. Думал, что остаточное проявление ее магии пытается поддержать физическую оболочку. Поэтому с тяжелым сердцем ехал сегодня к вам, готовился проститься с этим светлым и прекрасным ребенком. Но Эмария меня не на шутку удивила. Ее дар проснулся и, что поразительно, я чувствую, он усилился. Рисса Лишана, будь вы, как и я, целителем, сейчас бы вместе любовались ее аурой, такой цельной и яркой! Дыхание смерти ей явно пошло на пользу, как это ни жутко звучит.

– Но как это возможно? – глухо спросила искренне беспокоившаяся обо мне женщина.

– Девочка из древнего рода магов жизни. Полагаю, это отголосок ее далеких предков. К сожалению, дар фин Ришенов со временем сильно ослабел, но, справедливости ради, стоит отметить, что во многих ранее сильнейших целительских родах полноценных магов жизни почти не осталось. Лишь пару родов в Байрате могут похвастаться сильным даром, но эти самородки все до единого служат королю. Так что могу вас успокоить: больше жизни леи Эмарии ничего не угрожает, – мужчина внезапно замолчал, а потом грустно добавил, – кроме нее самой.

– Мэтр, вы не представляете, насколько мы вам благодарны. Конечно, мы лишь слуги и не имеем…

– Рисса Лишана, поверьте, я разделяю вашу боль и озабоченность судьбой леи Эмарии. Ведь мы с ее отцом друзья детства, вместе закончили академию, даже оба были влюблены в ее маму, прекрасную лею Ромалию, поэтому мой долг – помочь бедной девочке. Ни вы, ни она мне ничего не должны!

– Если бы не вы… – всхлипнула женщина.

На мою руку вновь легла та самая теплая, чуть шершавая ладонь, недавно гладившая меня по голове.

– Полноте-полноте, рисса Лишана, теперь все будет хорошо. Дайте вашей подопечной еще денек отлежаться – и она встанет на ноги. Непременно!

– Ваши бы слова да в уши Высшим, – в голосе женщины слышалась робкая надежда.

– Главное – не выпускайте ее из поля зрения, присматривайте за ней. Во избежание повторения, так сказать, – посоветовал мэтр Коллей.

– Обязательно! Глаз с нее не спустим! – заверила целителя расстроенная женщина.

А я начала погружаться в темноту, как если бы наконец закончилась страшная сказка – выключился телевизор, так и не переключившись на более веселый канал.

В себя я пришла, как обычно, просто проснулась. Выспалась. Правда теперь меня не мучил, а терзал дикий голод, словно я дня три не ела. Открыв глаза, несколько мгновений таращилась на серо-розовый балдахин над головой, а потом, ощущая, как в неясной тревоге ускоряется ритм моего сердца, приподнявшись на локтях, огляделась…

Сердце уже не бежало, оно рвано скакало, отчего пульс набатом бил по ушам. Я находилась в знакомой комнате с обоями из ткани, с «кружевной» мебелью на изящных ножках в стиле барокко, у стены слева стоял тот самый, из кошмарного сна, туалетный столик с роскошным стулом с подлокотниками, покрытыми золотистой краской. И мой зад прекрасно «помнил», какой он широкий и мягкий. В камине весело трещал огонь, согревая комнату и наполняя ее ароматом древесной смолы. Ну да, в той страшной сказке была зима и, несмотря на печное отопление, в комнатах предпочитали зажигать камины и вечерами наслаждаться их теплом и уютом.

Я медленно, с опаской приподняла пуховое одеяло и убедилась, что на мне длинная, теплая, молочного цвета сорочка с рюшами на груди. И изменения, к виду которых я совершенно не готова. Либо я все еще сплю, либо экстренно и сильно похудела. Э, нет, еще, кажется, и подросла немного… Я сильно ущипнула себя за непривычно худенькое бедро и с трудом удержала болезненное шипение. Ощущения совершенно не те, что были во сне, слишком острые, слишком… свои!

Передвинулась к краю кровати и села, свесив ноги. И только в этот момент заметила пожилую женщину, которая, повернув голову набок, спала в кресле у изголовья кровати. Ранее ее от меня заслонял балдахин. В натруженных руках моей преданной сиделки замерли спицы, а клубок с голубыми нитками скатился к ногам в теплых тапочках из валеной шерсти. На спящей женщине было длинное черное вдовье платье и белый фартук. И я знала, почему именно вдовье. Ведь я смотрела на риссу Лишану – нянюшку юной леи Эмарии, а до нее и ее отца, погибшего барона Гричана фин Ришена. Грабители убили не только родителей Эмарии, но и пожилого кучера, рисса Лукаша, ее мужа.

Я немного успокоилась, глядя на эту добрую, замечательную женщину. В моей груди разливалось собственное сочувствие, жалость и смешивалось с привычным теплом и любовью Эмарии, будто я с рождения привыкла видеть нянюшку рядом с собой…

Чтобы не разбудить знакомую незнакомку, я осторожно встала и медленно, покачиваясь от слабости или не привычной геометрии тела и иного центра тяжести. Пока шла в ванную, старательно контролировала собственные ноги, ставшие длинными и худыми.

В голове царил хаос, апатия, мысли словно ватой забиты. Но мне было необходимо, жизненно важно убедиться, что у меня с головой не все в порядке. Потому что в противном случае…

Я не ошиблась и дверь напротив кровати вела в ванную, где мне тоже все было знакомо: и зеркало; и большая раковина с бронзовыми кранами, где можно смешивать воду; и бронзовая купель на львиных лапах; и мраморный пол; и керамическая плитка на стенах с растительным зеленым орнаментом; и даже допотопный унитаз из серого камня, ведь какая-никакая канализация в поместье есть.

В некотором ступоре я использовала унитаз по назначению. Слушая как в нем журчит, прислушивалась и к своим ощущениям. Да-да, к своим, и эта мысль начала пугать до ледяного комка внутри, который рос с каждой секундой, пока я вставала, одергивая рубашку и дергала за веревочку.

Зажмурившись, я переждала рой темных мушек перед глазами, затем решилась заглянуть в зеркало. Несколько мгновений заторможенно следила, как расширяются глаза у моего-не моего отражения, пока картина целиком не предстала во всей своей невероятной правде.

Это не сон! Не чужая сказка, а моя личная.

Из зеркала на меня смотрела та самая худенькая зеленоглазая шатенка с волосами до талии. Только сейчас они не струились блестящим гладким водопадом, а всклокоченные, спутанные, напоминали воронье гнездо. И бледное лицо – не безупречной аристократки в энном поколении, а каким-то чудом выжившего призрака, с синяками под глазами и впалыми щеками. В гроб краше кладут…

Я медленно подняла руку и, чуть наклонившись над раковиной, коснулась зеркала, отражение повторило мое движение. А кончики пальцев ощутили прохладную поверхность. Опустив руку, я осмотрела ее, затем и все тело, убеждаясь, что оно не мое. Не родимый рыжий пухляш метр с кепкой ростом по прозвищу Томат, а высохшая из-за болезни и страданий, костлявая вобла. То есть, меня каким-то чудовищным, а не сказочным образом закинуло в чужое тело. А судя по страшилкам, что я до этого принудительно смотрела в «исторической драме», хозяйка тела пыталась самоубиться, но в мир иной отправилась лишь ее душа. Я с минуту прислушивалась к «себе», пытаясь найти отголоски кого-то еще, орала мысленно, звала Эмарию, но в ответ – тишина.

Пришлось снова пощипать себя, постучать костяшками пальцев по раковине, даже по лбу. Ну, а вдруг там кто-то откликнется. Но больно было лишь мне, новой мне!

– Я живая, – наконец призналась себе сиплым шепотом.

Только не от страха, я-то «помнила», с чего мой голос скрежетал. Но стоило принять одну истину, в голову внезапно вторглась другая: я живая, а Вика с Женькой – нет. Их больше нет!

Голову вновь, уже кажется привычно, взорвало от воспоминаний, своих и ее, той бедной девочки Эмарии, тело которой я заняла непостижимым образом. Они трое безвозвратно ушли за грань, а я осталась одна. Брошенная. Одинокая. Живая!

В грудь будто нож вонзили, такая боль разлилась, а из глотки сам по себе вырвался тоскливый вой. Женечка… Викусик… девчонки, мои любимые и родные девчонки…

– Лея… Лея Эмария… – в дверь посыпались удары, похоже, рисса Лишана пыталась прорваться ко мне. – Родная моя, открой, слышишь, открой мне.

В ее голосе слышался неподдельный ужас, страх за подопечную. А я осознала, что вою, как волчица, потерявшая всю стаю и выводок, с отчаянной и горестной тоской, выплескивая свою боль потери и одиночество.

Как же так, ведь Анхелла сказала, обещала, что мы с девочками даже за гранью будем вместе, помогать и защищать? Мы отныне родные, семья! А теперь я в ином мире, в чужом теле, живая и без них…

– Эмария, открой, открой, моя девочка! – все громче голосила нянька, к ней уже присоединились и мужские голоса: – Откройте, откройте…

Я же пыталась удержаться на ногах, вцепившись в край раковины, и таращилась в отражение. Только на меня смотрели не родные карие глаза, в разные стороны топорщились не рыжие волосы, не было груди третьего размера и крутых бедер. На меня глядели глаза чужого человека, хотя и в них больше не было той ранее привычной застенчивой кротости, они смотрели не ласково, а с отчаянием загнанного в ловушку зверя. А еще, в них зажглись невиданные ранее золотистые искорки, которых у прежней Эмарии не было!

Дверь вынесли вместе с защелкой, на пороге замерли испуганные слуги и каждый был мне знаком по воспоминаниям девушки. Только сейчас я в ужасе осознала, приняла, что видела в беспамятстве не кино в жанре исторической драмы, а перенимала чужие воспоминания. Роднилась с чужим телом и его памятью.

– Хозяйка, как же так-то… – удрученно вздохнул рисс Парин – дворецкий, сухой невысокий мужчина лет семидесяти, который по крепости духа еще на ваших похоронах ненароком простудиться может.

В унисон с ним рисса Лишана, няня девушки, взволнованно причитала, оглядывая ванную:

– Что-то случилось? Детка, ты кричала?..

Титаническим трудом я заставила себя выпустить край раковины из мертвенного захвата пальцев. И поглубже задвинув панику, отчаяние и страх перед немыслимой, нереальной и чудовищной подменой реальности, выпрямилась со словами:

– Прощалась с прошлым.

Мой голос был даже не сиплым, скрипучим, словно вдрызг простуженным.

– Лея Эмария, голубушка, не надо больше вредить себе. Это неправильно и…

– Полностью согласна, – оборвала я няню, а потом, поморщившись, хрипло «призналась», изображая досаду и стыд: – Это была кошмарная случайность. Накануне я вспомнила родителей… плакала… много и, видимо, в слезах нечаянно ошиблась. Так голова разболелась, что решила принять обезболивающее. Но перепутала бутылочки с зельями… а после, даже на помощь позвать не смогла. Голос пропал…

– Это правда? – с робкой надеждой выдохнула няня, глядя на меня такими теплыми, добрыми и родными, по воспоминаниям, карими глазами.

Вот как врать, глядя в глаза хорошему человеку, желающему тебе только добра? Но из лучших побуждений пришлось:

– Да!

И все, из меня словно все силы разом ушли, колени задрожали, меня затошнило, поэтому я прикрыла глаза и вновь вцепилась в раковину. Но не сползла на пол, постояла, переждав неприятные мгновения, и отметила, что следившие за мной слуги почему-то расстроенно хмурились. Не поверили? Я бы тоже себе не поверила. Эмарию фин Ришен слишком хорошо готовили в целители, родители не пускали обучение на самотек, а тщательно следили. Перепутать яд с лекарством от головной боли, бред? Тем более как целитель легко бы сама могла справиться.

– Я такая голодная, что ноги не держат. – Расстроенно пожаловалась я.

– Лея, вы правда хотите кушать? – с надеждой неуверенно переспросила рисса Лишана.

– Очень, – осторожно кивнула я, борясь с тошнотой.

Чем явно порадовала этих людей, искренне любивших юную хозяйку и нежно заботившихся о ней.

– Хвала Высшим! – глухо, с облегчением выдохнул рисс Парин, развернувшись и подталкивая на выход из ванной остальных.

Испуг медленно таял на лицах этих чужих-своих людей, а я осознала еще кое-что очень важное: случившееся до печенок напугало не только меня. В поместье Ришен, названному по имени хозяев, жили и служили десять человек, разновозрастных и разнополых, супругов и одиноких. Большей частью слишком старых, чтобы менять место. Эти десять слуг прожили бок о бок с семейством Ришен всю свою жизнь. Они потеряли не меньше Эмарии. И осиротели. Тот, кто не имел семьи и дома, для кого самыми родными были две подруги и директор детского дома с воспитателями, как никто поймет боль и отчаяние именно этих людей.

Теперь я на месте Эмарии фин Ришен. И в отличие от нее, не имею морального права, не смогу бросить тех, чья жизнь теперь зависит от меня.

Не зря у нас с подругами был девиз: «Своих в беде не бросаем!» Глаза защипало от сразу подступивших слез, грудь сдавило от боли и тоски. Пришлось пару раз глубоко вдохнуть-выдохнуть и вновь посмотреть в зеркало – убедиться, что сон не сон. Я закусила губу, потерла лицо свободной ладонью… Все реальность. Не вымысел больного сознания. Живая… больная… одна!

Но как же это случилось? Каким образом? Момент смерти – как в тумане, все остальное – в кромешной темноте без единого проблеска воспоминаний. Выжить, упав в шахту лифта с тридцатого этажа, нереально, мы трое погибли фактически одновременно, с разницей в секунды. Ритуал Анхеллы оказался не дурацким розыгрышем и шуткой, ведь она действительно открыла незримые двери в непостижимые для меня миры. Я своими глазами, лично видела тех до ужаса пугавших потусторонних сущностей, что до последнего гнались за нами.

Выходит, и слова ведуньи могут быть правдой: мы с девочками навечно связаны и не потеряемся даже за гранью. И если я приму этот вывод за аксиому, значит, ритуал, проведенный для нас перед смертью – правда!

Второй вывод: тогда правда и то, что ведунья добавила нам магии, причем, мне в двойном размере, вон даже местный целитель заметил, что у Эмарии дар усилился. Женька просила любви побольше, а Викусик хотела удачи с довеском.

Ну, раз мне повезло, значит и им тоже. Дышать сразу стало легче, будто с груди бетонную плиту сняли. Я приняла свою новую жизнь, я верю, что мы все трое живы! Ведь пока веришь, сказка становится былью. Мне ли не знать, стоя чужими ногами на холодном полу и испытывая дикий голод.

– Лея, вы хорошо себя чувствуете? – глухо, но очень осторожно спросила рисса Лишана.

– Плохо, нянюшка, но значительно лучше, чем недавно, – я старалась говорить привычным ей ласковым и кротким тоном Эмарии и улыбаться похоже на нее. – Главное, жива осталась. Впредь буду очень-очень внимательной, этот урок я на всю жизнь запомнила.

– Лапушка ты моя, бедняжечка, наверное, натерпелась страху-то, – с облегчением суетилась няня, обнимая меня за талию и помогая идти к дверям.

– Мне бы вымыться сначала, – прошептала я, ощущая как жар смущения заливает лицо.

Мы встретились взглядами, она почему-то с еще большим облегчением хихикнула и сказала остальной прислуге закрыть дверь. И мне впервые в жизни лично, а не наблюдателем в «кино», пришлось смиренно терпеть все «прелести» ухода за аристократическим телом от заботливой прислуги. Жесть!

Зато вскоре я, вымытая, накормленная и расчесанная до блеска, лежала в теплой кровати и слушала уютный треск пламени в камине.

Сон был без сновидений.

Загрузка...