Луна над Славутичем

Глава 8

Когда мы добрались до Харевы, солнце ещё не поднялось над горизонтом, но было уже достаточно светло, чтобы я мог издалека разглядеть большое поселение, раскинувшееся на широком мысу, с трех сторон окруженном водами Днепра. Высокий обрывистый берег не позволял причалить причалить нигде, кроме бревенчатых плотов, игравших роль пристани. К одному из таких плотов я и подвел свою лодку, а затем, выпрыгнув на пристань, веревкой привязал своё суденышко к шесту. Далее я подал руку своей спутнице, помог ей перебраться на причал, а сам вернулся в лодку, чтобы забрать туес и оружие, а когда закончил с этими делами, то увидел, что с берега в нашу сторону, зевая и потягиваясь, направляется мужик лет тридцати, одетый в обычную для этих мест одежду — льняные широкие шаровары и рубаху с кожаным поясом, на котором висит тесак в ножнах.

Подойдя ближе, мужик окинул нас цепким взглядом и хмуро спросил:

— Кто таков?

— Скорогаст, изгой.

— Хм, изгой, значит… А чего приплыл?

Поселиться тут хочу.

— Ишь ты, хочет он! Это у князя нашего надо спрашивать! Ну да ладно, за спрос у тебя денег не возьмут, а вот за причал нужно уже сейчас оплатить!

— И сколько?

— За твою лодку будет одна медная монета на десять дней.

Я кивнул и вытащил монетку из мешочка со Светиным приданым.

— Не не, такая не пойдет! Большую давай, фоллис, а таких четыре надо! — возмутился смотритель, и я, перебрав оставшиеся монетки, протянул ещё три таких же.

— Вот, теперь хорошо! — кивнул разом подобревший мужик и, подойдя к лодке, вытащил свой тесак, которым накарябал на борту греческими буквами моё имя — Скор и несколько римских цифр.

— Это чтоб не забыть, — пояснил мужик, закончив, — А то вон лодок сколько!

Действительно, у причала было привязано несколько десятков лодок различных размеров — от трех-четырех до пятнадцати метров.

— А в княжий город иди вам ещё рано, как солнце на ладошку поднимется, так и ступайте, а пока, вон там на берегу можете подождать.

Я кивнул, вернулся в лодку и взял мешочек с провизией — подкрепимся, пока сидим, чтобы время не терять.

Поднявшись на берег, мы с девушкой сели на лежащее здесь бревно и позавтракали под звуки просыпающегося города — где-то кукарекал припозднившийся петух, мычали коровы, блеяли козы и овцы, изредка гавкали собаки, что-то скрипело и стучало. Впрочем, городом назвать Хареву можно было лишь с очень большой натяжкой — скорее большое село, не имеющее внешней ограды, лишь в центре мыса была небольшая крепость, обнесенная бревенчатым частоколом. Насколько я мог видеть, люди тут жили в полуземлянках, не сильно отличающихся от тех, что были в моей родной деревне, имелись здесь и приусадебные участки, которые были огорожены заборами из жердей. Как и в деревнях миролюбов, здесь не было видно одиноких строений, которые в моей прошлой жизни называли сортирами, поэтому лёгкий ветерок доносил до наших носов далеко не лучшие запахи результатов человеческой жизнедеятельности. Но, не смотря ни на что, настроение у меня было хорошее — как-никак долгое и опасное путешествие закончено, и, хоть впереди меня теперь ждут новые заботы, можно с уверенностью сказать сказать, что я удачно перевернул не самую простую страницу книги своих приключений.

Постепенно город стал оживать — мимо нас пастухи прогнали стадо коров, потом проехала телега, запряженная невзрачной кобылой, вдали стали проходить женщины с деревянными вёдрами, идущие по воду. Света, не привыкшая к такому скоплению людей, смотрела по сторонам с большим интересом, широко распахнув свои зеленые глаза, а я размышлял о том, какова будет реакция местных, если я здесь построю обычный бревенчатый дом? Вообще, несколько странно, что они предпочитают жить в землянках, хотя ведь торгуют с Византией. Наверняка ведь торговые караваны в Херсонес-Корсунь ходят, видели, какие дома можно строить. Ладно, кому-то это не по карману, но ведь есть же здесь и богатые люди — тот же Тороп, который живет где-то здесь только с торговли с племенем миролюбов, по моим прикидкам за походе имеет оборот не меньше пяти сотен золотых, так он ведь не только с ними торгует. А таких купцов здесь должно быть немало, но при всём при этом богатых домов тут не видать — кругом одинаковые полуземлянки, разве что у одних крыша из соломы, а у других дощатая (это, наверное, у богатеев). Когда солнце поднялось достаточно высоко над горизонтом, я поднял с земли свой туес, который фактически исполнял роль моего кошелька, закинул его за спину, взял Свету за руку и мы направились в сторону частокола, видневшегося в паре сотен метров от берега. Подойдя ближе, я увидел, что ворота открыты, а на входе дежурят двое дружинников с копьями и щитами. Когда мы приблизились, то один из них, который выглядел постарше, спросил, смерив меня надменным взглядом:

— Кто таков, малец, чего надо?

— Меня зовут Скорогаст, я изгой, приехал сегодня в Хареву и хочу испросить у князя Ярослава разрешение поселиться здесь, — как можно подробнее ответил я.

— А годков-то тебе сколько?

— Тринадцать.

А папка с мамкой твои где?

— В племени остались.

— И что, тебя одного, такого мальца, изгнали? — задал следующий вопрос не меру любопытный дружинник. И ведь не пошлешь его подальше, потому как вроде человек при деле.

— Ну да, так и есть, — ответил я, пожав плечами, мол что тут такого — изгнали и изгнали — делов-то!

— Ну и за что же ты такого позора удостоился? — продолжил допытываться стражник. Вообще, насколько я знал, такие вопросы было не принято задавать изгоям, но такие правила были в моём родном племени, а здесь всё может быть по другому.

— Я далеко на севере жил, в племени миролюбов, там за любое убийство изгоняют из племени, а когда я на реке жемчуг искал, меня людоловы хотели поймать, я их убил, за это меня выгнали.

— Во как! — непонятно с чего развеселился дружинник, — Людоловов он убил! Слышь, Собеша, — он повернулся к своему более молодому напарнику, который всё это время неприкрыто пялился на Свету, толкнул того в плечо и рассмеялся — Много у нас тут бывает баюнов да сказочников, но такого в первый раз вижу!

— Что это ты, Хотен, шумишь тут с раннего утра? — к воротам подошел крупный мужчина лет сорока, с русой аккуратно подстриженной бородой и цепкими голубыми глазами. Одет он был в такой же простой костюм как у дружинников, но его шею украшала золотая гривна, а на поясе висел кинжал в богато украшенных ножнах.

— Да вот, княже, — без всякого пиетета дружинник повернулся к подошедшему, — Малец тут нам забавные небылицы рассказывает, вот мы и веселимся! — очевидно, подошедший был местным князем Ярославом, о котором мне было известно со слов селян встреченных во пути в Хореву.

Князь внимательно осмотрел меня и Свету, причем на девушке его взгляд задержался намного дольше, чем на мне.

— Небылицы забавные, говоришь? Так и я их с интересом послушаю, — с легкой ухмылкой произнес князь, затем показал жестом, чтобы я следовал за ним и направился вглубь крепости.

Зайдя вслед за ним в ворота, я огляделся. Княжий город представлял из себя круг диаметром около пятидесяти метров, огороженный трехметровым частоколом, внутри которого было полтора десятка относительно больших полуземлянок. Почти в самой середине находился длинный стол с расположенными вдоль него скамьями. Князь подошел к столу, сел на лавку, и, ещё раз окинув меня и девушку изучающим взглядом, произнес:

— Ну давай, сначала расскажи, кто ты и откуда, а потом и небылицы свои.

— Зовут меня Скорогаст, я изгой, сегодня приехал сюда, чтобы поселиться. Однако, княже, я небылиц не рассказывал, только правду.

— Правду, говоришь, — хохотнул Ярослав, — Ну так это ещё лучше, знать, забавная у тебя правда, раз ты Хотена рассмешил!

Тем временем вокруг нас собралось уже около десятка дружинников, с интересом прислушивавшихся к разговору — ЗДЕСЬ развлечения были довольно редки и люди ловили каждую возможность, чтобы немного отвлечься от повседневной суеты.

— Так вот, жил я племени миролюбов, которое располагается в землях голяди на берегу Славутича далеко на север. И есть у этого племени такой непреложный закон, что каждый, кто убил другого человека, должен быть изгнан из племени, независимо от обстоятельств.

— Слышал я про такое, — кивнул Ярослав, — Но верится с трудом — как же от врагов защищаться, если убивать нельзя?

— А миролюбы и не защищаются никак, если кто опасный приближается, то прячутся в лесах, а там и голядины потихоньку врага отстреливают — у них-то этого запрета нет.

— Вот оно как… — задумчиво протянул князь и спросил, — А с голядью-то как они уживаются?

— Нормально уживаются, платят им дань хлебом и торгуют, иногда невестами обмениваются, так и живут.

— Так это и есть твои небылицы?

— Нет, княже, это только начало моего рассказа. Значит дело было так… — далее я постарался как можно красочнее рассказать о бое с людоловами, не забыв упомянуть про помощь высших сил.

Ярослав выслушал мою историю не прерывая, хотя и демонстрировал скептическое выражение лица, а когда я закончил, то повернулся к Свете и спросил:

— А ты чего молчишь, девица-красавица? Как звать тебя?

— Светослава, — ответила девушка, скромно опустив глаза.

— И что, Светослава, так все и было?

— Я самой той драки не видела, княже, но зато видела, что Скор принес в деревню окровавленную одежду и оружие, там ему все поверили, потому что людоловов сильно боятся, а потом и похороны ему очень красивые устроили, песни пели и плясали. А вот потом я видела, это уже когда мы сюда плыли, на нас тати ночью напали, так Скор двоих сразу убил а остальные со страху сбежали, мне тоже очень боязно было, я даже дышать не могла, так страшно…

Когда девушка замолчала, князь вопросительно посмотрел на меня, а я невозмутимо пожал плечами — мол, что тут такого — татем больше, татем меньше…

Князь немного помолчал, задумчиво разглядывая мою спутницу, а потом спросил, обращаясь к стоявшему поблизости седобородому дружиннику.

— Радомысл, а помнишь, лет пятнадцать назад сказки до нас доходили, что у одного из хорватских князей дочь-красавица сбежала вместе с дружинником?

— Было такое, княже, — кивнул седобородый, — Гусляры до сих пор былины про беглую княжну поют.

— А как там её описывают, можешь мне напомнить?

Пожилой дружинник на несколько секунд задумался, а потом начал декламировать:

— Красотой Беляна луну затмевала, волосом белее снега была, а глаза её дивные зеленее весенней травы, — тут седобородый запнулся, пригляделся к моей спутнице, которая втянула голову в плечи, будто стараясь казаться незаметнее, и проговорил — Нет, княже, это не может быть она, той-то уже больше тридцати лет должно быть, а эта пигалица совсем.

— Правду ты говоришь Радомысл, — согласился князь с дружинником, — Беляной наша гостья быть никак не может, а вот скажи девица — как твою маму звать?

— Белослава, — тихонько, почти шепотом произнесла Света, но князь её всё равно услышал и в сердцах хлопнул ладонью по столу, — Вот так! Дивные дела порой происходят на белом свете и былины оживают, — произнес он с воодушевлением, после чего перевел взгляд на меня:

— Ну теперь Скорогаст, я не могу отпустить тебя, пока не увижу, что ты настоящий воин и достоин княжьей внучки!

Вот ведь ситуация! И чего этот златошеий князек задумал? Я бросил взгляд по сторонам и убедился, что с боем прорваться не получится — вокруг нас было около двух десятков дружинников, большая часть из которых была вооружена.

— Да не зыркай ты так, малец, — добродушно усмехнулся Ярослав, — Проведешь несколько боев тупым оружием с моими парнями, а там и поглядим, правда ли ты так силён как сказываешь? Эй, Видко, — обратился князь к одному из дружинников, — Принеси учебные копья, первым с нашим гостем сойдешься!

Молодой худощавый парень направился в одну из землянок и вскоре принес два древка, у которых вместо наконечников были кожанные навершия, предназначенные для смягчения удара и протянул мне одно из них. Я положил на землю туес, лук и копье, потом крутанул в руках учебное древко и встал напротив Видко.

— Давай Скор, сразись с моим младшим сыном, посмотрим, на что ты годен! В голову и по чреслам не бить! Начали!

Парень прищурился, выставил впереди себя копьё и пошел по кругу под звуки подбадривающих криков, выбирая момент для атаки. Я же продолжил оставаться на месте, лишь поворачиваясь лицом к противнику. Так продолжалось несколько секунд, потом Видко напружинился и бросился вперед, направив на меня копьё. Я мягко ушел в сторону, встретил противника ударом ноги в живот, после чего с размаха огрел согнувшегося паренька древком по спине, отчего тот упал вперед, ткнувшись головой в землю. Я же остановился и вопросительно посмотрел на князя. Тот нахмурился, показал мне жестом чтобы я отошел в сторону и произнес:

— Скор победил! Жестко, но для Видко полезно, чтоб на занятиях не волынил, оттащите его в сторону, пусть отдыхает! — после этих слов князь задумчиво осмотрел своих бойцов и приказал, — Креслав, бери копьё, теперь ты покажи на что способен! — двадцатилетний широкоплечий парень кивнул и поднял древко с земли, изготовившись к бою.

Этот противник уже был не настолько прямолинейным, как предыдущий, двигался легко, стараясь короткими тычками достать меня и тут же отскакивая назад, уходя от контратак. После нескольких безуспешных попыток я понял, что в корпус мне ему не попасть, поэтому изменил тактику и смог пару раз на противоходе достать противника в предплечье и один раз ткнул в колено, после чего князь приказал остановиться и признал победу за мной. Дружинник попробовал было возмущаться, но Ярослав жестко его осадил:

— Ты дважды ранен в руку и ногу, в настоящем бою ты был бы уже мертв! — после этих слов князь на минуту задумался и сразу несколько более опытных дружинников предложили свои кандидатуры на следующий бой. Однако Ярослав, осмотрел их и, ухмыльнувшись, покачал головой:

— Ишь чего удумали, мужи взрослые, с мальцом тягаться! И без того видно, что Скор, хоть и мал, но воин справный, не врал он, что татей в одиночку убил! — дружинники притихли, а князь спросил, обращаясь ко мне, — А деньги-то у тебя есть? Каждый кто хочет в Хареве жить, должен мне по два серебряных милиарисия платить раз в полгода.

— А в кунах это сколько будет? — поинтересовался я.

— Ну если куна хорошая, то она по одной монете идет, — оживился князь.

— Я открыл туес, вытащил четыре шкуры и протянул их князю, тот их потряс, понюхал, полюбовался мехом, красиво переливающимся на солнце и с довольной улыбкой заключил:

— Хороший мех, принимаю, считай до весеннего равноденствия уплачено, только зачем ты мне четыре дал? — он отложил две шкуры в сторону, потом посмотрел на меня, на Свету и рассмеялся, — За баб-то не надо платить, они же не люди!

Ну да, все время забываю реалии средневековья. Пожав плечами, мол молодой ещё, могу чего-то и не знать, я протянул руки за лишними шкурками, но князь остановил меня жестом:

— Не спеши, я их у тебя куплю, поверь, цена хорошая, больше тебе в Хареве никто не заплатит! И доставай все, что у тебя есть!

Я не стал возражать — всё равно собирался продавать меха, а с местным властителем лучше не спорить — и вывалил на стол перед князем содержимое туеса.

Ярослав внимательно перебрал шкуры, после чего подозвал Видко, который уже окончательно пришел в себя и приказал ему:

— Принеси сюда сорок три милиарисия!

— А можно три монеты медью? — вставил я своё пожелание.

Князь кивнул и поправил приказ, после чего его сын направился в землянку, а князь попросил более подробно рассказать о ночном бое с татями и описать место, где это произошло. Пока я описывал своё ночное приключение, княжич принес деньги, и вскоре я вместе со спутницей покинул крепость, направившись в сторону христианской церкви.