Лучшее в Королевствах. Книга III

ВЕЛИКАЯ ОХОТА

Сумерки в северных лесах тянулись долго, и небольшой компании охотников казалось, что само солнце не желает покидать день столь славной резни.

Но ночь была неизбежна, и с наступлением темноты охота на время прекратилась. Трое охотников в последний раз окинули жадным взглядом ставшую уже невидимой тропу и наконец остановились, чтобы разбить лагерь и дождаться восхода луны.

Костер понемногу разгорался, и тонкая дымка потянулась по извилистой тропе под густым лесным навесом, как будто желая встречи с дымом от других костров. Той ночью их в лесу было множество, и Когти Малара громко распевали свои хвастливые песни, празднуя первый день священной охоты.

Младший из этих охотников, молодой полуорк, в тот день впервые пролил чужую кровь. Его звали Дром и, как и все верные последователи Владыки Зверей Малара, он вышел на Великую Охоту. Все существо Дрома еще звенело славой и яростью недавней бойни.

Он подобрался ближе к костру, чтобы в неверном свете разглядеть свои первые трофеи. К ужасу Дрома, увиденное заставило его сглотнуть и отвернуться. Отчего-то вид трех порванных и окровавленных эльфийских ушей на ладони заставил желудок судорожно сжаться. Даже во время самой битвы он не испытал ничего подобного.

Гримлиш, огромный орк с уродливым зеленоватым лицом, что-то одобрительно проворчал, взглянув на уши. Именно благодаря ему Дром смог их раздобыть. Гримлиш был могучим охотником и пользовался в своем племени заслуженной славой. Он был именно таким, каким мечтал стать Дром. Шею орка охватывал кожаный шнурок, украшенный множеством лоскутов высохшей плоти, происхождение которых было очевидно даже несмотря на покрывавшую их красную краску.

Дром мечтал о таком же ожерелье и теперь взялся его мастерить. Он снял со своего пояса небольшой винный мех со смесью дубильной кислоты и ягодного сока и опустил туда все три уха. Сделав это, Дром счел, что начало предстоящей работе положено.

Между тем огромный орк уселся перед костром и расстегнул ремешок на своем шлеме. Шлем был еще одним предметом зависти Дрома; однажды он надеялся найти такой же и для себя. Шлем был сделан из кожи, покрыт металлическими лентами и украшен лосиными рогами, каждый из которых был заточен до бритвенной остроты и ежедневно обмазывался свежей кровью. Это был прекрасный шлем - знак почитания одной из ипостасей бога Малара, которую тот иногда принимал чтобы лично пройтись по здешним лесам.

Но при всем своем желании Дром понимал, что никогда в жизни не сможет носить подобное великолепие. Гримлиш был двух метров высотой и обладал невероятной силой. На его плечи могло лечь копье, а шея была достаточно сильна не только для того, чтобы носить тяжелые рога, но и для того, чтобы использовать их в бою.

Сам Дром не был слабаком и, несмотря на свой юный возраст, он мог похвастаться высоким ростом и удивительной силой. Однако от человека в нем было больше, чем от орка. Его лицо было безбородым, но светлый пушок на подбородке свидетельствовал, что вскоре он обзаведется свойственной северянам бородой. Полуорочью породу юноши выдавали лишь его крупное тело да выглядывавшие из-за нижней губы клыки.

Дром скользнул взглядом на орка, который был занят своими трофеями. - Хорошая охота, - заметил он.

- Пять, - похвастался орк, - держа в руках доказательства убийств. - И еще два до восхода солнца.

Юноша-полуорк кивнул. Днем Когти Малара разгромили эльфийское поселение, вырезав большинство жителей в отчаянной битве. Когда луна поднимется, охота примет иной оборот. Орда разделилась на небольшие группы, которым было легче выследить оставшихся в живых эльфов.

В отряде было три Когтя, все из племени предателя - Снежного Волка. Третьим членом команды был человек средних лет по имени Барсук. Его рельефные мускулистые руки и грудь покрывали татуировки, а голова была побрита наголо. Барсук относился к делу убийства с весельем и свирепостью, что беспокоило и иногда даже пугало остальных членов племени. И это, по признанию Дрома, играло не последнюю роль. В конце концов, все они были последователями Великого Волка, такие же лютые, как и их четвероногие братья.

Дром родился на севере, в небольшом племени Снежных Волков, члены которого фанатично чтили своего тотемного зверя. Время от времени ряды Снежных Волков пополняли орки, охотившиеся в тундре рядом с племенем и поклонявшиеся тому же животному, а также случайные бродяги. Барсук был одним из них - изгой своего народа, выживший лишь потому, что был осторожнее и яростней остальных. Несмотря на свой небольшой рост и приближающуюся старость вид Барсук являл устрашающий. На его подбородке, прямо под губой, была нанесена золотистая татуировка в форме орочьего клыка. Щека с другой стороны лица была украшена знаком Малара - звериной лапой с капающей с когтей кровью. Зловещие трофеи свисали с пояса мужчины - несколько маленьких черепов, клыки огромных хищников и хвост серебряного волка.

Все они носили волчий мех, в той или иной форме. Дром носил шкуру, обернув ее вокруг шеи, как мантию, а Гримлиш приделал хвост к задней части своего шлема. Это были не трофеи, а дань уважения волкам. Они были последователями Малара, но по-прежнему почитали волков, и носили шкуры в честь этих хитрых охотников.

Сам Дрон просил у волка воодушевления и руководства. С самого детства волк жил в его мечтах и незримо присутствовал в каждой мысли. Теплое прикосновение лежавшей на плечах волчьей шкуры казалось объятием братской руки. Тот волк, которому когда-то принадлежала эта шкура, был для Дрома неизмеримо ближе, чем любой из его двуногих соплеменников.

Дром был еще почти ребенком, когда ему впервые случилось увидеть щенную серебряную волчицу. Проследить за осторожной самкой до самого логова оказалось делом непростым, но в конце концов Дром оказался около норы под небольшим каменистым холмиком. Все последующие недели он провел около логова, ожидая, когда щенки наконец-то выйдут в мир. Завороженный, он следил за тремя волчатами, за тем, как они играли, боролись и исследовали окрестности. Когда Дром услышал их первый детский вой, ему пришлось прикрыть рот рукой, чтобы сдержать восхищенный смешок. Подросток видел, как волчата превращаются в охотников, и учился их повадкам, выбрав "своим" самого свирепого из выводка. И в конце концов он сделал то, что должен был сделать каждый мужчина племени - вызвал на бой и одолел своего брата-волка.

Дром поднял руку и погладил серебристый мех, охватывавший его плечи. Он не сомневался, что дух умершего волка не питает к ниму никакой вражды. Таков был закон стаи: славу дарил либо достойный противник, либо честно добытая жертва. Разве после трудной охоты те же волки не воспевали равно охотника и жертву?

И словно эхом его мыслей в ночи раздался долгий жуткий вопль; он постепенно набрал силу и затем смолк.

Огромный орк одобрительно хрюкнул: - Поющая смерть. Хороший знак. Охота будет доброй.

- Охота на баб, - с отвращением произнес Барсук. Но вместе с этими словами он вытащил из-за пояса свой длинный нож и голодным взглядом окинул кровь, запятнавшую лезвие.

Дром его понял. Эльфийка осталась жива, и старого охотника злило, что он вынужден спокойно сидеть у костра, пока ее кровь высыхает на его клинке. И хотя в голосе Барсука звучало презрение, Дром никогда в жизни еще не видел, чтобы женщина сражалась так яростно и умело. Уже одно то, что Барсук смог пробиться к ней и оставить свою метку, было в глазах Дрома лучшим доказательством воинских умений старого бойца.

- Ее крови искали многие. Сегодня ночью их будут клевать вороны, - заметил Дром.

Барсук обиделся, не уловив скрытый комплимент.

- Ты, наверно, хочешь умереть от старости?

Это было самым грубым оскорблением, которое один Коготь Малара мог нанести другому. Но, несмотря на молодость Дрома, он был слишком мудр, чтобы ответить на вызов человека.

- Если я доживу до твоих лет и сравняюсь с тобой в количестве убийств, то буду считать себя настоящим охотником, - сказал он спокойно.

На лице Барсука появилось удивление, сменившееся довольным выражением: - Может быть тот эльф достанется тебе.

Из уст человека это была высшая похвала.

- Я буду хорошо охотиться, - пообещал Дром.

Трое из них расположились вокруг костра, чтобы рассказывать истории о былой славе и дождаться появления луны.

Нападение на эльфийскую деревню было внезапным и ужасным. Они ворвались в поселение со всех сторон, подобно стае волков, обкладывающих одинокого оленя. В считанные мгновения, которых эльфу хватило бы на то, чтобы надеть сапоги или поцеловать любимую, веселье весенней ярмарки вдруг превратилось в кровавый ужасающий кошмар.

Никто из эльфов и на секунду не усомнился, что бой идет за саму жизнь. То был не случайный набег банды грабителей, польстившихся на деревенские сокровища. Символ Малара - окровавленная звериная лапа - красноречиво свидетельствовал о намерениях орков и северян, заполонивших деревню, а равно и о доле, ожидающей эльфов и торговый караван, случайно очутившийся на пути Великой Охоты.

Однако в караване оказалось немало опытных бойцов, чьи мечи были оплачены золотом, а преданность - подкреплена мрачной репутацией их нанимателя. Элайт Кроулнобар, лорд лунных эльфов, сражался среди своих наемников, превосходя умением многих из них.

Уже больше двух десятков орочьих и человеческих псов пало под лезвиями его мечей. Элайт убивал животных с губительной эффективностью, хотя в другое время он предпочел бы, чтобы его противник умер медленной смертью, а еще лучше - остался бы изуродованным и обреченным на долгую бесславную жизнь без малейшей надежды на новую охоту.

Но времени для этих игр у Элайта не было. Эльфы безнадежно уступали в численности своим противникам и, несмотря на все свое мужество, умирали быстро и ужасно. Уже спустя несколько мгновений после начала схватки Элайт знал, что она проиграна. На древнем языке он выкрикнул приказ эльфийским воинам - отступать к лесу, рассеяться и уходить.

Ему подчинились - все, кроме одной. Эта женщина-полуэльф стояла спиной к спине с наемницей - широкоплечей северянкой, сражавшейся яростно и умело. Женщины сообща прикрывали подножие огромного кедра, сдерживая сужающийся круг охотников Малара и тем самым давая шанс нескольким раненым подняться в безопасность древесной кроны.

Уже позже, после боя, Элайт понял, что ничего другого ожидать и не приходилось. В делах чести и отваги немногие могли сравняться с Эрилин, и никому другому он не доверил бы защищать свою спину с большей радостью. И ни к кому другому он не питал большей верности.

И он пришел к ней на помощь. Выхватив из сапога нож, Элайт метнул его. Блестящее лезвие крутнулось в воздухе и вошло глубоко между плеч орка, наседавшего на Эрилин. Элайт не стал ждать, пока тот упадет.

Он вновь обнажил мечи и ринулся на кольцо воинов, расчищая путь к женщинам. Почти добравшись до полуэльфийки, Элайт резко присел и умелым взмахом подрезал коленные сухожилия воинов, теснившихся с другой стороны от женщин. Падающие тела на мгновение прикрыли эльфа, он вогнал мечи в ножны и бросился к Эрилин. Уйдя от удара орочьего топора, Элайт нырнул под взмах меча полуэльфийки и с размаху ударил Эрилин кулаком в скулу. На бегу взвалив оглушенную женщину на плечо, он помчался прочь с зажатыми в кулак ингредиентами заклятья Облака пыли.

Последнее, что он успел увидеть убегая, было копье, летящее в наемницу, сражавшуюся бок о бок с Эрилин. Северянка была настоящим воином и даже не вскрикнула, а лишь коротко хрюкнула, как свинья под ножом, когда лезвие вонзилось ей между ребер.

Эрилин дернулась, услышав этот звук, но Элайт сдержал ее порыв, который в другое время наверняка был бы сопровожден отчаянной эльфийской бранью. Однако в этот раз Эрилин смолчала и не стала сопротивляться, так что вскоре они с Элайтом оказались в безопасности.

И теперь, пока луна еще не взошла и безопасное укрытие дало возможность эльфу передохнуть, он обнаружил подлинную причину столь несвойственной Эрилин покорности. Он опоздал на считанное мгновение, на полудара сердца - полуэльфийку ранили. Ее рука была вся в крови, обильно струившейся из длинной и глубокой раны, тянувшейся от плеча и почти до локтя. Кровь была и на лбу - когда беспомощная Эрилин лежала на плече Элайта, кто-то из орков нанес скользящий удар ей по голове. На лице набухал лиловый синяк. Лунный эльф захлопотал над Эрилин, попутно проклиная себя, богов в целом и Малара в частности.

Эрилин отложила меч, который все еще сжимала в руке (рана должна была быть много хуже, чтобы заставить ее бросить оружие), и позволила Элайту уложить себя на упавшее дерево. Голубые с золотом глаза горели гневом на ее чересчур бледном лице.

- Простите, что ударил вас, принцесса. Я прежде всего думал о вашей безопасности и не нашел другого способа вас оттуда увести.

Она нетерпеливо отмахнулась: - Ты бросил своих наемников на смерть.

Эльф пренебрежительно пожал плечами. - Они люди.

- И я тоже наполовину человек, - резко ответила Эрилин.

- Ты сейчас только наполовину жива, - заметил Элайт. И хотя это прозвучало мрачной шуткой, правды в словах было больше, чем Элайт привык себе позволять. Он положил на плечо упрямой воительницы руку, чтобы не дать ей встать, и опустился перед ней на колени. Вытащив нож из ножен на запястье, эльф аккуратно срезал пропитанную кровью ткань рубахи.

Когда Элайт осмотрел рану, невидимый кулак, который сжимал его сердце начал расслабляться. - Все не так плохо, как я опасался. Важные кровеносные сосуды не повреждены, и, кажется, серьезных повреждений мышц тоже нет. Тем не менее, я очищу и зашью рану.

Эрилин кивнула, отмахнувшись от куска кожи, который Элайт предложил ей, чтобы сдержать стоны. Плотно сомкнув зубы, женщина пристально следила за лесом, пока эльф обрабатывал рану.

- Вон там - ручей. Можно пройти по нему, затем перебежка - и на деревья, а после снова к ручью. Повторим это два-три раза, сделаем несколько цепочек следов и уйдем по ручью до какого-нибудь из его рукавов - тогда даже малариты не смогут выследить нас.

План был хорошим, и при более благоприятных обстоятельствах он может бы сработал. - Но как долго ты сможешь продержаться в таком темпе?

Эрилин повернулась и встретила его глаза. - Столько сколько придется.

Элайт не сомневался, что она попытается. - И если нас догонят, ты будешь сражаться?

Она подняла плечи, как будто предлагая ему говорить по существу.

Лунный эльф вздохнул. Пускай она и была лишь полуэльфийкой, Эрилин в полной мере унаследовала решительность и упрямство от своей матери, принцессы эльфов. Элайт был верен ей и как эльфийский лорд дочери принцессы, и как эльф эльфу. И все же временами - такими, как сейчас - ему хотелось просто задушить Эрилин. Элайт считал, что именно такой вот традиционный эльфийский подход к жизни уже привел к упадку расы, а его с Эрилин приведет к смерти.

Пришло время для новой тактики.

Острые глаза Элайта пристально разглядывали лес. Ниже по течению, лань опустила морду в темную воду.

Медленная, хитрая улыбка изогнула губы эльфа. - К ручью, быстро, - согласился он. - Охота начнется всерьез с восходом луны.

Вой все нарастал, наполняя жуткой музыкой окрестные леса. Гримлиш поднялся и принялся осматривать рогатый шлем и снаряжение. То же сделали и остальные. Вскоре луна должна была подняться, и волчья песнь возвещала ее приход столь же ясно, как крик петуха - зарю.

Внезапно Барсук замер. Он глухо восхищенно выругался и потянулся к самому длинному из своих ножей. Дром проследил за взглядом мужчины. В тени молодой сосны стоял крупный серебряный волк. Янтарные глаза следили за охотниками с напряженным интересом.

Забыв о своем месте в этой стае, Дром придержал руку старого охотника. - Он не станет нападать.

Но даже говоря это, Дром чувствовал сомнение. Волки были существами непредсказуемыми, и поведение их было слишком загадочным и сложным, чтобы его мог понять кто-то из людей. Для робких, словно овцы, деревенских жителей волк был жадным чудовищем. Лесничие, друиды и прочие подобные им дураки впадали в другую крайность - они романтизировали волка с его благородным сердцем, не тронутым проклятьем рода человеческого - жадностью и непостоянством. Волк, утверждали они, бескорыстно улучшает породу своих жертв, вырезая слабых, старых и немощных. Дром с презрением относился к обеим точкам зрения, и вовсе не потому, что они были полностью ложны - крупица правды была в каждой - но потому, что и та, и другая были неспособны объяснить подлинный дух волка - или Волчьего народа, искавшего и находившего вдохновение в Поющей Смерти. Четыре зимы тому все оленята в деревенском стаде попросту исчезли, хотя еще весной телки были стельны и поздних заморозков не случилось. Всё объяснили волчьи следы - на протяжении многих недель стая питалась почти одной лишь олениной. И даже несмотря на это убили они гораздо больше животных, чем могли съесть. Дром, как и все жители деревни, страдал всю следующую зиму от недостатка пищи, однако вместе с тем он узнал, что даже самым практичным северным волкам не чуждо чистое торжество охоты и радость убийства.

Короче говоря, кто мог знать, что таинственные цели скрывались за янтарными глазами волка?

Барсук отбросил руку полуорка. - Нападет? Конечно не нападет. Волки очень умные. Он один, а нас - трое. Поэтому он убежит. Но если бы мы смогли поймать его, это было бы прекрасное убийство.

- У нас другая добыча, - отметил Гримлиш. - Давайте отправляться.

Охотники быстро включились в ритм ходьбы большого орка. Идти по следу было до нелепости легко - женщина оставляла за собой заметную кровяную дорожку. Дром представлял себе эльфийку со странной смесью предвкушения от встречи и благоговейного страха. Вот это будет действительно прекрасное убийство!

Она была высокой, с дикой копной черных волос и горевшими голубым пламенем глазами. Многие из Когтей Малара пали под ударами ее меча. И даже когда стало ясно, что сопротивлению конец и смерть близка, полуэльфийка не ушла с поля боя. Так бы она и билась там, если бы не вмешался сребряновласый эльф с неистовым соколиным взглядом. Пущенное им заклинание - вспышка света и облако жалящей пыли - заставило Когтей на миг отступить, и это дало эльфам возможность уйти с поля боя, но следов их волшебство скрыть не смогло.

Кровяной след становился все незаметней, но Когти не теряли его из виду. То багровый мазок на ветке с молодыми листьями, то - глубокий отпечаток мужского сапога во мху. Обычно эльфы оставляли после себя гораздо менее заметные следы, но этот мужчина вынужден был по-прежнему нести спутницу на себе.

И все это время за охотниками следовал большой волк, чей серебристый мех отражал свет луны. Барсук поглядывал на него все более нетерпеливо, однако Гримлиш не позволил бы мужчине напасть.

- Волк - это знак, - настойчиво повторял орк, - а может даже наш дух-проводник.

Барсук сплюнул. - Волк - это волк. Кто может сказать, что он нас не испытывает?

В словах мужчины была своя правда. Волки часто испытывали свои жертвы - в течение долгих часов преследовали их, устраивая пробные выпады и отступая, если противник казался слишком опасным. Пожалуй, лишь одно из пятидесяти волчьих нападений заканчивалось смертью жертвы.

- Нас трое, а волк один. Может, это ты собираешься умереть от старости, - холодно сказал Гримлиш. Его презрительный взгляд, брошенный на человека, заставил Барсука угрюмо замолкнуть.

Тропа уводила их все глубже в лес, мимо упавшего дерева к весело бежавшему ручью. Здесь эльфы остановились - вероятно, чтобы остановить предательское кровотечение. Отпечатков мужских сапог больше не было, что означало, что эльф снова пошел налегке. Женщина же заметно ослабела и шла шатаясь. На ветках и листьях были заметны следы крови, оставить которые мог лишь эльф, окончательно потерявший осторожность из-за боли.

Она не ушла далеко. Всего лишь в сотне шагов женщина рухнула в кустарник - сломанные ветки красноречиво свидетельствовали об этом. И снова кровь.

- Рана открылась, - пробормотал Дром.

Но Барсук не был так уверен. - В одиночку мужчина мог бы выжить. Но оставаться с женщиной означало неминуемую смерть. Но достаточно ли он умён, чтобы знать это, и достаточно ли безжалостен, чтобы воспользоваться этим знанием?

- Похоже, что нет, - сказал, опустившись чуть поодаль на колени, Гримлиш. Он разгреб полуистлевшую прошлогоднюю листву и под ней, на влажной весенней почве обнаружил четкий отпечаток эльфийского сапога. Мужчина снова взвалил на себя свою ношу.

Следы вели к воде - уловка была столь примитивной, что даже не слишком опытный в таких делах Дром презрительно фыркнул. В нескольких шагах вниз по течению след заканчивался. Рядом с ручьем возвышался древний дуб с обнаженными корнями, земля из-под которых была вымыта поднимавшейся водой. Видно было, что кто-то поспешно разрыл здесь землю, а затем засыпал яму.

Барсук сплюнул: - Эльфийский могильник. Нет больше бабы.

Дром не разделял его уверенности. Он стал обходить окрестности ручья в поисках продолжения следов. Едва заметные, они вскоре нашлись - влажный контур эльфийского сапога на сухом камне. - Здесь они продолжаются. Но тут прошел только один эльф. Однако второй мог пойти дальше по деревьям. Может быть этот могильник - обманка. Может, оба эльфа живы и собираются дать нам бой: один - напасть открыто, а второй - с тыла. Да, обычно эльфы так не поступают, но план стоящий.

Дром хотел продолжать, но замолчал при виде приблизившейся к ним серебристой тени. Припав брюхом к земле и прижав к голове уши, волк настороженно подкрался к охотникам настолько близко, что любой из них мог его ударить. Только теперь Дрон заметил выступающие ребра зверя и его покорную позу. Волк был голоден и охотился один. Всем своим видом он умолял более сильных, человечьих членов стаи дать ему разрешение поесть.

Юноша отступил назад и жестом предложил спутника сделать то же. Поняв, что на учуянное им мясо никто не претендует, волк принялся разрывать землю у корней дуба.

- Остался один эльф, - заключил Гримлиш, развернувшись, чтобы вновь идти по следам.

Преследование было очень долгим. Эльф шел хитро - то ручьем, то по земле, то поднимался на деревья, то спускался с них. Причудливый узор его следов не раз заставлял охотников кружить по лесу. Они шли ночь напролет, пока луна наконец не зашла и лес стали наполнять первые проблески зари.

Волк догнал охотников уже поутру. Серебристая шерсть его морды была вымазана в крови. Сытый и довольный, он мягко трусил за людьми, как полноправный член этой стаи, все своим видом выражая желание принять участие в убийстве новой жертвы. Это определенно забавляло Барсука, не вспомнившего больше о шкуре зверя.

Дрому же, к его собственному удивлению, этот волк по-прежнему не давал покоя. Всю свою сознательную жизнь он почитал волчью породу, считая одним из главных ее достоинств умение приспосабливаться. Дром считал, что понимает животных не хуже, чем любой другой орк или человек, однако в янтарном взоре этого зверя скрывались такие тайны, саму природу которых юноша понять не мог.

Но мысли эти отступили, когда следы наконец закончились. Три Когтя замерли в изумлении при виде своей жертвы.

На лесной поляне стояла изготовившаяся к схватке одинокая фигура. И это была женщина, а не сребряновласый эльф. Раненая рука перевязана, а на лбу - еле заметный шрам, которого совсем недавно еще не было: явный знак мощной лечебной магии. Эльфийка извлекла свой меч и со свистом рассекла им воздух. Стремительность и мастерство движения свидетельствовали о ее готовности сражаться лучше любых слов.

Барсук выругался, извлекая из-за пояса клинок - тот самый длинный нож, которым он сумел пометить эльфийку. Чуть присев, он начал обходить женщину, не вступая в пределы досягаемости ее меча. Он испытывал своего противника, делал выпады, чтобы оценить размах ударов, их силу и скорость. Прочие Когти выжидали, давая Барсуку возможность измотать эльфийку. Волк тоже замер, усевшись чуть поодаль.

Однако Гримлишу смотреть на эти игры быстро надоело. Он опустил свое копье и пошел в атаку. Эльфийка изо всех сил ударила мечом по древку оружия. Сила удара была такова, что копье орка ушло вниз и вонзилось в землю. Однако Гримлиш уже не мог остановить свой разбег - и древко согнулось в его руках как лук. Орк отпустил свое оружие за мгновение до того, как изогнувшийся шест поднял бы его в воздух над эльфийкой. Копье подпрыгнуло, дрожа как деревце в грозу - а Гримлиш упал навзничь, и все же меч эльфийки успел глубоко полоснуть его грудь.

Барсук нанес стремительный и смертельный удар. Эльфийка с невероятной скоростью развернулась и отбила его. Ударом сапога под ребра она заставила охотника согнуться двое, и прежде, чем Барсук успел опомниться, над ним взлетел меч. Украшенная татуировками лысая голова охотника покатилась в лес, а тело рухнуло на влажную землю.

Но эта победа обернулась для эльфийки поражением. После такого мощного удара ее рана вновь раскрылась, и ткань повязки стала такой же багровой, как уши на ожерелье Гримлиша. Почуяв скорую победу, раненый орк выхватил пару длинных ножей и стал приближаться к женщине, шипя на Дрома, чтобы тот отошел и отдал это убийство ему.

Внезапно Гримлиш дернулся, мощная спина изогнулась, а руки разлетелись в стороны. Свет утра заиграл на драгоценных камнях, усеивавших рукоять ножа, вошедшего глубоко между лопаток орка. Эльфийка сделала шаг вперед и провела лезвием своего меча по горлу Гримлиша.

В этот момент Дром вдруг понял причину не оставлявшего его чувства неуверенности. Его с товарищами провели.

Приведшие их к могильнику следы крови были фальшивкой, и они могли раскрыть этот обман, если бы не волк. Эльф действительно нес что-то на себе, а потом закопал свою ношу под деревом - но это было отнюдь не тело эльфийки.

- Это была лань, - в раздавшемся за спиной Дрома мелодичном эльфийском голосе сквозил черный юмор. Прежде еще, чем юноша успел пошевелиться, сильная рука схватила его за волосы, а на горло плотно легло отточенное лезвие ножа.

Дром понял, что умрет быстро, как того и заслужил. Однажды он надел на себя мех убитого им волка в знак уважения к животному, в знак своего желания стать на него похожим. Эльф смог уподобиться животному гораздо лучше. Зная секреты волшебства, он навел на Дрома с товарищами морок, представ перед ними в виде волка, и доказал тем самым свое превосходство как охотника.

- Постой, Элайт, - произнесла эльфийка, баюкая раненую руку и с неодобрением глядя на подкравшегося к противнику со спины эльфа. - Он же еще мальчишка.

Мужчина холодно возразил: - Мальчишка? Этот мальчишка убил деревенского старейшину и срезал у него ухо. Если его возраст не мешает убивать других, то и нам он не помешает убить этого орочьего ублюдка.

И все же эльфийка колебалась: - Но сзади, из-за спины? Такой поступок не в правилах эльфов.

- Это в правилах волков, - вмешался Дром, и продолжил ровным голосом - Я оказался слабее и готов умереть.

Взгляд эльфийки скользнул по лицу Дрома и вернулся к эльфу, стоявшему у него за спиной. Взор голубых глаз светился мудростью.

- Он хочет умереть, - сказала она мягко. - Остальные не примут его назад.

Воцарилось молчание. Мужчина не ослабил своей хватки и не убрал ножа от горла Дрома. Юноша всем нутром ощущал его нерешительность и разочарование.

Затем нож поднялся от горла и опустился к его правой руке. Эльф глубоко рассек ее, повторив рану, нанесенную Барсуком эльфийке - но только эта была гораздо глубже, лезвие прошло по мышцам. Подобные увечья оставались навсегда. Дром не издал не звука и тогда, когда эльфийский нож вспорол его левый сапог, разрезая плоть ноги над лодыжкой. Юноша осел на землю, утратив возможность стоять и навсегда лишенный возможности охотиться.

Глаза эльфийки полыхнули яростью. - Ты хоть представляешь, что с ним сделал? Да большим благом было бы убить его на месте!

Элайт обернулся и с удовлетворением взглянул на поверженного охотника своими по-волчьи желтыми глазами. - Пожалуй, ты права, - произнес он мягко, а затем вновь развернулся и растворился между деревьями.

Женщина медлила, а затем потянулась к сумочке у пояса и подошла к Дрому. На землю рядом с ним легла лечебная мазь и моток ткани с торчащей из него костяной иглой. Благодаря всему этому Дром мог залатать свои раны и - кто знает? - даже остаться в живых.

Но нужно ли было ему это?

- Умнейшие из волков, хитрейшие из охотников умеют устанавливать для себя новые правила, - сказала эльфийка. Эти слова прозвучали с нажимом, и что-то в низком голосе женщины заставило Дрома поднять на нее глаза. - И если они очень захотят, то могут найти для себя новую и лучшую стаю.

В течение одного долгого момента полуорк с полуэльфийкой, охотник с жертвой смотрели друг на друга со взаимопониманием и уважением.

А потом женщина ушла вслед за по-волчьи хитрым эльфом.

И тут молодой охотник издал отчаянный вой, рожденной болью ран и окончательной утратой того единственного образа жизни, который он знал. Зловещий звук разнесся по всему лесу и долго затихал в утреннем тумане. Когда наконец он полностью затих, Дром вдруг обнаружил, что спокоен, и что глубинное это его спокойствие - прекрасно.

Подчиняясь не до конца еще осознанному порыву, Дром опустил руку в свою сумку, извлек мех с дубильной жидкостью и отшвырнул добытые трофеи в кустарник. Что-то в зарослях привлекло его внимание, и юноша подполз поближе.

Там, где эльфийка вступила в лес, Дром увидел сломанный сучок. А чуть поодаль - еще один. Женщина оставила за собой след - столь явный, что даже раненый неопытный мальчишка мог без труда пойти по нему. Пойти - и вновь найти ее.

Новые правила, новая стая? Неужели это было возможно?

Кончики губ Дрома изогнулись в улыбке, когда он потянулся за иглой и мотком ткани. Может и нет, но эта охота обещала быть достойной.