Доминик Грин{8} СИЯЮЩАЯ БРОНЯ (Пер. Галины Соловьевой)

Приближался восход. Над скальным массивом на западном горизонте разлилось серебристое сияние. Тому, что сторона света, где вставало солнце, не называлась востоком, имелась всего одна причина: планета, если ориентироваться на галактический север, вращалась в сторону, противоположную Земле. Поэтому солнце здесь вставало с запада. И на расстоянии множества световых лет люди крепко держались за фартук старого мира.

Старик был занят упражнениями.

Мальчик не понимал, зачем тратить на упражнения столько времени. Со стороны движения казались простыми, хотя, когда мальчик пытался подражать, старик смеялся до слез. Для упражнений старик использовал меч — не настоящий, без заточки, впрочем, мягкий алюминий и невозможно было заточить. И держал он свой меч-палку смешно, не всей рукой, а только указательным и средним пальцем, а иногда — только мизинцем и безымянным. Обе его руки, с разведенными попарно пальцами, походили на крабьи клешни.

А вот, наконец, и окончание разминки: старик пронзал своей палкой воздух вокруг себя. Теперь у мальчика появилось дело. Выждав, он выскочил из-за ржавых металлических обломков с корзиной плодов. Понятно, подгнивших, таких, которые не продать на рынке. Кто стал бы портить овощи или фрукты, годные на продажу?

Мальчик расставил плоды: кабачок на западе, ананас на востоке, дуриан на севере и большой сочный арбуз на юге. Каждый плод на квадратике рисовой бумаги. Он не забыл убрать опустевшую корзину. Затем, пока старик заканчивал последнее движение, обратись лицом к вспыхнувшему в небесах солнцу, мальчик бросился к полускрытому уступу, который старик называл брустверным скатом старого корабля, и развернул Настоящий Меч.

Настоящий Меч был выше самого мальчика. Тот был научен разворачивать его осторожно. Старик пояснил, почему, уронив на лезвие игральную карту. Карта остановилась, когда добрых полсантиметра лезвия вошли в край.

Старик поклонился солнцу — зачем? разве солнце поклонится в ответ? — подошел к мечу, сухо кивнул мальчику и поднял оружие. Он выполнил несколько выпадов и блоков, прыгая взад вперед по песку. Это зрелище было куда занимательней: теперь он двигался быстро и с мечом из упругой стали. Затем он застыл почти неподвижно, занеся меч над головой. Он как всегда, встал точно посередине площадки, обозначенной плодами. Иногда их бывало пять штук, иногда шесть или семь.

Меч вознесся и упал: раз, два, три, четыре раза. После каждого удара старик разворачивался на пятках. Четыре раза прозвучал негромкий треск, но не было ни искр, ни лязга.

Наконец старик снова застыл, приготовившись вложить меч в несуществующие ножны. Ножны пропали много лет назад, никто не знал, куда они делись, и никто не сумел уговорить старика потратить деньги на новые.

Мальчик подошел осмотреть фрукты. Все четыре плода распались надвое, так что теперь насчитывалось восемь кусков. Все четыре удара чисто рассекли плоды, и ни один не повредил подстилку из рисовой бумаги. Кое-где меч старика вырезал из фруктов подгнившие части. Мальчик собрал хорошие куски на завтрак.

Гнилые он выбросил в пустыню.


Когда они подходили к деревне, прозвучал сигнал общей тревоги. Мальчик знал, что случилось что-то очень плохое, потому что по расписанию сегодня не полагалось проводить учебную тревогу.

Общая тревога могла означать, что какой-то мальчик вроде него сдуру свалился в лавовую дыру, и вся деревня пошла искать его останки. Или что начался паводок, и каждый домовладелец должен мчаться на север и закрывать шлюзы на краю участка, а потом мчаться обратно и задраивать все люки. Или тревога могла означать, что сообщили о вспышке, и все, кроме Сумасшедшего Фермера Боба, который продолжал копать свои канавы в любую погоду, презирая рак кожи и радиационную алопею, прячутся под землю до отбоя. Но когда они подошли к деревне, стало ясно, что тревога предупреждала о другом. Персональный транспортер на Общинной площади мигал зелеными огоньками, сообщая, что переведен в автоматический режим. Кто-то кабелем привязал к нему три длинных влажных куска мяса, рассмотреть которые мальчику помешали взрослые. Протащить врага за транспортером было «гадко-прегадко», и в другой раз все мальчишки сбежались бы полюбоваться на такое редкостное зрелище. Но когда за транспортером проволокли — возможно еще живыми — мистера д'Сузу, большого добродушного мистера д'Сузу, который держал трех мохнатых ирландских сеттеров, и мистера Бамигбоя, который рассказывал неприличные анекдоты о голых дамах, и даже мистера Чанди, который гонял ребят от своего участка, — это оказалось совсем не так увлекательно.

Мистер д'Суза, мистер Бамигбой и мистер Чанди были членами деревенского совета, и они отправились в Большой Город спорить с властями насчет открытия рудника. Пока там не было ничего, кроме нескольких пятен краски на скалах и старательских транспортеров, но мальчик знал, что люди из Большого Города нашли выше по реке камни, которые назывались «радиоактивными». И отец мальчика сказал, что они в Большом Городе слишком ленивы, чтобы копать руду лопатами «в поте лица своего». Вместо этого они собрались построить промывочную фабрику на реке, ниже деревни, и заложить заряды, тоже сделанные из радиоактивных материалов, в реголиты выше по течению. Тогда к промывочной станции потечет целый поток радиоактивных, но для деревенских вода станет ядом. Всем деревенским предложили так называемую «щедрую компенсацию», чтобы они перебрались в Большой Город, но совет решил остаться. По слухам, люди из Большого Города наняли лучших консультантов по убеждению. Теперь слухи, кажется, подтверждались.

— Надо взять несколько ружей и разобраться с этими городскими, — сказал старый папаша Магнуссон, полагавший, будто никто не знает, что он заказал по почте из Большого Города секс-фермоны и нелегальное программное обеспечение. Но тетушка Райза знала, и теперь ни одна женщина не зашла бы к нему и не позвонила бы по видеофону.

— Да сколько у нас ружей! И то мелкокалиберные, отгонять бродяг, а бронебойных вовсе нет. Тех боссов будут защищать люди в броне десяти футов высотой с магнитными акселераторами. Пух-пух-пух — и они всадят в тебя миллион пуль, а ты и одной не успеешь выпустить. Ты крайне безумен.

Это вмешалась старая матушка Фо. Несмотря на ее оскорбительную манеру выражаться, многие на площади согласно закивали.

— Не смеши, — возразила матушка Мардо. — Магнитные акселераторы вне закона.

— Все незаконное законно, когда некому следить за соблюдением законов. Ты что, давно в Городе не была? Уж сколько месяцев, как рудопромышленники организовали собственную милицию. Раз они взялись производить собственные механизмы и чеканить свою монету, ясно, следующим шагом будет производство оружия.

— Но ведь все мы — члены Человеческого Сообщества, — сказал папаша Магнуссон, выпрямляясь в полный рост — на все сто тридцать три сантиметра. — И нападение на нас приравнивается к нападению на Сообщество.

— Фу! Сообщество даже кораблей для сбора налогов уже не присылает! — фыркнула матушка Фо. — А если правительство не собирает налогов, можешь быть уверен — с ним что-то не так.

В толпе торжественно закивали головами. Большинство в душе радовалось, что корабли налоговой инспекции не появлялись столько лет, но теперь всех тревожило, что без защиты государства, присылавшего те корабли, деревне грозит гибель.

— Ну, как бы там ни было, — твердил папаша Магнуссон, — если они явятся сюда и посмеют кого-нибудь уволочь, Государство мигом с ними покончит.

Мамашу Фо это не убедило.

— Страж не двигался с места уже шестьдесят добрых старых стандартных лет. С последнего вторжения варваров.

Папаша Магнуссон со вкусом причмокнул губами.

— Я еще помню, — протянул он, — как он тогда двигался. И как эффективно действовал. Корабли варваров заполонили небо, словно саранча, но Страж с ними разделался.

Мамаша Фо глянула в небо, где силуэт Стража отрезал солидный кусок восхода.

— Папаша, кроме тебя и, может, еще двоих-троих, никто не помнит, чтобы Страж двигался. А ведь он — машина. Машины ржавеют, коррозируют, биодеградируют.

— Страж был построен на века.

— Но и Стражу нужен оператор. А наш где?

Старик взял мальчика за плечо и увел за дома, пока страсти не накалились.


— В деревне чужаки, — сказала мать мальчика, тщательнейшим образом складывая скатерть. — Люди из рудопромышленной компании. Они расспрашивают о Хане, и ты, старик, знаешь, зачем.

Старик спрятал меч в узкую нишу в корпусе атмосферного детоксикатора.

— Хан сумеет сам о себе позаботиться.

— Все говорят, что они вооружены, и ты знаешь, что он не сумеет, — мать водит утюгом по простыне. — Хан толстый и медлительный, он давно разучился драться. Нечего его в это втягивать. — Она подняла взгляд на старика. — Надо самим что-то делать.

Старик отвел глаза.

— Они слышали имя Хана и знают, что он — оператор нашего Стража. Может, они и задумали дурное. Я радирую Хану, чтобы занимался ремонтом водопровода и не возвращался домой, пока они не уйдут. Они, конечно, подслушают. И узнают, что искать тут нечего. Тогда они, может быть, уберутся.

— Или станут искать его в водопроводных тоннелях.

— Хан знает схему тоннелей, и не так беспомощен, как ты думаешь. Они его не найдут.

— Хан уже не молод. Ночь будет холодная. Тебе все кажется, если кто-то не так стар, как ты, значит он — способный на все юнец.

— Я ничего подобного не думаю, женщина. А теперь вскипяти воды. У меня есть бодрящий чай для fin-de-siecle ennui[42] матушки Мардо.

Мать собрала стопку выглаженного белья и выбралась из кухни мимо ремонтного робота.

— Сам вскипяти себе воду и свари в ней свои подштанники!

Желая предотвратить семейную ссору, мальчик прошел через кухню и сам включил кипятильник. Но встречаться взглядом со стариком ему не хотелось. Как-никак, Хан — его отец.


На следующее утро под металлической ногой Стража собралась стайка молодежи. Парни препирались:

— Я спасу деревню!

— А вот и нет. Я!

— Нет, я!

Мальчик, бежавший с фляжкой чая к матушке Мардо, увидел, как матушка Фо лупит всех подряд своей ореховой тростью.

— Дурни! Болтуны! На что вы годитесь, даже если вас пустят в рубку? — Она пластмассовой указкой ткнула в трап, который вел вверх, обвивая правую ногу Стража, к крошечному люку под мостиком, на котором размещалось тело оператора. Однажды мальчик на пари взобрался по всем пролетам трапа и коснулся рукой люка — после чего отец стянул его вниз и велел не соваться к имуществу Сообщества. Тогда у отца еще были волосы, и даже почти все темные.

— Если бы меня пустили, — похвастался самый храбрый, — я бы прошагал до Большого Города и растоптал бы здание Компании железной ногой. — Он послал воздушный поцелуй компании заневестившихся девчонок, стоявших поодаль.

— Если бы тебя пустили! — передразнила старая ведьма и на удивление крепкими пальцами ухватила его за нос. — Да кто тебя пустит?! Ключ есть только у оператора, ключ синхронизирован с его генетическим кодом. Ты бы так и сидел, уставившись Стражу в железную задницу, пока не примерз бы к трапу!

— Оу. Бсе лучше, чеб позболить им нас отрабить! — промычал схваченный за нос юнец. Матушка Фо выпустила его и вытерла пальцы о свою шаль.

— Наш оператор защитит нас, когда будет готов.

Из толпы кто-то выкрикнул:

— Наш оператор — слабак!

Мальчик отступил за ряд тепловых аккумуляторов, пряча лицо.

— Он правду говорит! — подхватил другой голос. — Убийцы из Компании перевернули вверх дном все питейное заведение мистера Ву — искали Хана. Грозились перестрелять всех посетителей, если Хана им не выдадут. Мистер Ву перепугался за своих клиентов и навел их на другого Хана — Хана-могильщика. И они убили того на месте! У него язык свисал изо рта, как мороженая селедка. Когда люди Компании найдут и убьют настоящего Хана, его даже похоронить как положено некому будет.

— В деревне люди с ружьями? — переспросил юнец и вытащил большие пальцы из-за пояса. На лице его отразился ужас.

— Ха! — фыркнула матушка Фо. — Наш храбрец испугался за свою шкуру?

Мальчик поставил на землю фляжку и бросился к дому.


Попасть домой оказалось сложнее, чем обычно. Мальчик выбрал тропинку, которой бегали деревенские дети — не по улицам, а напрямик, между опорами домов. Если бы в здешней атмосфере могли летать птицы, не задыхаясь после нескольких судорожных взмахов крыльями, можно было бы сказать, что эта тропинка прямая, как полет птицы.

Но была одна трудность. Небольшая компания мальчишек собралась под домом матушки Фо и оглушительно «перешептывалась», воображая себя Невидимыми Соглядатаями. Впрочем, мальчишек он не боялся — во всяком случае, не так сильно, как мужчин, равнодушных к Соглядатаям, на улице.

В последнее время дети редко играли на улицах. Матери не выпускали их из дома. Была надежда, что убийцы из Агентства по убеждению не осознают своей ошибки и удовлетворятся тем, что сократят (на сто процентов) возможности деревни хоронить умерших.

Однако Консультанты, очевидно, не удовлетворились смертью Хана-могильщика. Они стояли у его дома, и над ними колебался на ветру голографический ангел. Словно им было мало непогребенного трупа, они перевернули вверх дном его похоронную контору, разбросав ее содержимое по улице. Они чуть ли не с микроскопом разглядывали все мрачные инструменты его ремесла, а вдова вопила и осыпала их самыми грязными ругательствами, какие знала. Мальчик заключил, что голографический ангел обладает большой ценностью.

— Они ищут ключ доступа нашего оператора, — прошипел один из зрителей так громко, что его шепот достиг ушей мальчика.

— Ключ есть только у оператора, — сказал другой. — Разве Хан был оператором?

— Нет, — ответил третий. — По-моему, это Хан-фермер.

— Хан — воин?! Да он просто толстый торговец фруктами!

— Оператора не за силу выбирают, — свысока объяснил третий мальчик. Силу дают сервомеханизмы Стража. Оператора выбирают за особую точность движений. Говорят, оператор Стража ворот Города Правительства на Земле двигался с такой точностью, что мог схватить лапами Стража обычную кисть и написать на асфальте «Права и обязанности гражданина» буквами всего трех метров высотой.

Мальчик нырнул под корпус ближайшего дома и на четвереньках стал продвигаться к югу, пока кто-нибудь из Консультантов по убеждению не завязал с ним беседу.


Горел закат. Солнце садилось на востоке.

Старик дремал сидя, притворяясь, будто углубился в медитацию. Мальчик подошел и нарочито шумно опустил корзину на корпус ближайшей боевой машины Варваров. Старик подскочил, будто на него прыгнул тигр, но мальчик как будто не заметил его испуга.

— Я все принес, — сказал он. — Отца еще ищут. Говорят, убийцы гонятся за ним по северному водоводу.

Старик кивнул и недовольно цыкнул зубом.

— Ты принес оружие из-под раздвижной плиты гаража?

Мальчик кивнул.

— Его незачем прятать, — фыркнул он. — Законом такие не запрещены, и продать их нельзя.

Старик погладил вынутый из корзины лук и усмехнулся.

— Под той плитой еще лежал портрет твоей бабушки, — сказал он. — За него тоже много не дадут.

— Я совсем не знал бабушку, — заметил мальчик.

— Тебе повезло, — ворчливо отозвался старик, — что я ее знал. — Он наложил на тетиву стрелу — единственную — попытался натянуть лук и недовольно посмотрел на свои задрожавшие руки.

— СТАРИК, — прогремел голос. — БРОСАЙ ИГРАТЬ В СОЛДАТИКОВ. ГОВОРИ, ГДЕ ХАН.

Лук разогнулся. Стрела уткнулась в землю. Старик обернулся. Со стороны деревни, между обломков боевых машин, шагали трое молодых мужчин, с мускулами, накачанными рытьем канав и тасканием корзин. У мальчика сжалось сердце, когда он понял, что его выследили.

— Мой отец, — заговорил вожак, — говорит, что Хан — оператор нашего Стража.

Старик кивнул.

— Так и есть.

— Тогда почему он сбежал из деревни, словно вор? — Мужчина выбросил руку к горизонту. — Мало того, что среди нас убийцы. К нашим дверям подступает армия. Компания наняла людей из Агентства по убеждению. Они выдвинули ультиматум: если щедрое предложение Компании не будет принято к завтрашнему утру, они эвакуируют деревню с применением минимальной силы. — Парень нервно облизнул губы. — Консультанты сообщили, что в их понимании «минимальная сила» включает применение осколочных мин и самонаводящихся снарядов.

Лицо старика покрылось сетью морщин.

— Хан, — объявил он, — вовсе не прячется. Кто сказал, что Хан прячется? — И, хотя он был вооружен только бамбуковым луком и единственной стрелой, никто из молодых не встретил его взгляд.

— Отец, мы питаем глубокое почтение к твоим летам, и никто из нас не посмеет ударить слабого беззащитного старика. Мы всего лишь хотим знать, когда наш оператор исполнит свой долг, и намерен ли он его исполнить?

Мальчик вспомнил, что говорившего звали Локман.

Старик кивнул.

— Слабый и беззащитный, значит?

Он швырнул лук. Тот свистнул в воздухе и ударил Локмана в челюсть. Локман потер щеку, крепко высказался, но воспитание все же не позволило ему броситься с кулаками на старшего.

— Подними лук, — приказал старик, выдернул из земли стрелу и бросил ее Локману. — Теперь приложи стрелу и согни лук, сколько сумеешь. — Старик все еще сидел.

Локман изо всех сил натянул тетиву. Даже для него это оказалось нелегким делом. Лук сгибался не с большей охотой, чем потолочная балка.

— Нацель на меня, — с усмешкой велел старик. — Ты, жидкий кошачий экскремент!

У Локмана уже дрожали руки. Наконечник стрелы уставился на старика.

— А теперь стреляй! — сказал старик. — Я сказал, стреляй, ты, негодное исчадье клерка Компании…

— Нет, не… — начал мальчик.

Тетива сорвалась. Мальчик не увидел движения стрелы. Не увидел он и движения старика. Но когда размытое пятно обрело четкость, стрела оказалась в руке. Схваченной, а не пронзившей.

Локман на мгновение застыл, уставившись на старика, но тут же фыркнул.

— Отличный трюк, — сказал он. — А со снарядом сумеешь повторить?

Он бросил лук на землю и зашагал прочь.

— Хан трус, боится драки, — бросил он через плечо. — Да он бы все равно не добрался до Стража. Убийцы поставили охрану у трапа. Собирайся и уходи, старик. Советники уходят. Мы все уходим! С деревней покончено.

Старик проводил гостей взглядом. Потом запустил руку в корзину, где вместе со снимком бабушки мальчика лежала продолговатый потертый прямоугольник из черного пластика на цепочке. На нем было выгравировано: «ХАН 63007248».

— Хорошо, — сказал старик. — Ты принес все, что нужно Хану.

Старик повесил пластинку на шею, и убедился, что она не видна под одеждой.

— Когда, они сказали, истекает срок ультиматума?

— На восходе, — ответил мальчик.

— Хорошо, — кивнул старик. — Время есть. Отнеси теперь все это в деревню и скорей возвращайся. Проводишь меня, когда я доставлю этим нарушителям спокойствия наш собственный ультиматум.

— Зачем тебе я? — спросил мальчик.

— Затем, что никто не станет стрелять в старика, — ответил старик, — разве что очень злой человек. Но даже злой человек не выстрелит в старика с маленьким мальчиком — если, конечно, он не конченый злодей. — Он усмехнулся, показав в улыбке больше дыр, чем зубов. — Это, должен признать, единственный изъян в моем плане.

После чего он вернулся к медитации, как будто ничего не случилось и не должно случиться. Мальчик подозревал, что старик попросту уснул.


Солнце село, и реголиты лишились свойственных им тысяч оттенков хаки. Мир словно погрузился в глубину вод, где для всего был общий, сумеречно-синий цвет.

Мальчик нерешительно следовал за стариком к группе Консультантов по убеждению, собравшихся вокруг спиртовой горелки. Даже пламя горелки было синим, словно подобранным в тон ночи. Консультанты заметили старика раньше, чем тот принялся подпрыгивать и размахивать руками, привлекая их внимание, но, как заметил мальчик, только с этого момента они расслабились и приступили к многосложному занятию: начали устанавливать оружие на предохранители.

— Эй! Уроды! Отведите меня к главному уроду!

Никто из Консультантов не ответил. Видимо, никто не желал признавать себя уродом.

— Как хотите, внешне непривлекательные личности, но имейте в виду, у меня известие от Хана.

Консультанты зашевелились активнее. Наконец один заговорил:

— Если ты связан с Ханом, ты обязан предоставить сведения о его местонахождении, гражданин, или тебе придется плохо.

Старик фыркнул. Мальчик сомневался, благоразумно ли фыркать, стоя перед таким количеством огнестрельного оружия.

— Вам все еще неизвестно местонахождение Хана? А ведь он прямо под носом у вас и у ваших сложных механических шпионов в хаки? Как не стыдно! Хан желает вам сообщить: вы должны покинуть окрестности деревни, иначе оператор Стража вынужден будет применить к вам основные силы.

Тот, что заговорил первым, скрестил руки на прикладе.

— Ваш оператор Стража незаконно вмешивается в сугубо гражданское дело, гражданин. Это не военная операция. Поэтому компания «Бочеф и Гризнез инкорпорейтед», действуя от лица своих клиентов, с сожалением вынуждена будет принять меры для устранения нарушившего закон оператора, и меры будут приниматься до тех пор, пока сам он не покинет деревню. Одновременно мы производим предварительную сейсмическую разведку для закладки заряда под основание Стража и уничтожения питающего его подземного источника энергии. «Бочеф и Гризнез», разумеются, сожалеют, что избранная стратегия нанесет ущерб имуществу Сообщества, но вина лежит на соответствующем операторе. Вот наше сообщение, которое ты можешь передать Хану.

Старик несколько секунд молча разглядывал строй Консультантов.

— Ну что ж, — сказал он. — Хоть вы и ведете себя как варвары, но продолжаете называть себя гражданами Сообщества, и потому заслуживаете законного предупреждения. Вы его получили. За последствия Хан не отвечает.

Больше он ничего не сказал, и повернул в сторону деревни. Его провожали смешки вооруженных людей.


Мать мальчика разбудила его задолго до рассвета. Она уже собрала необходимые вещи и еду, которая в это утро прошла антирадиационную обработку. Ее хватит на месяц. Мальчика от нее тошнило. Такое они едят в Городе.

— Разве мы не останемся защищать деревню?

Вместо ответа он получил подзатыльник. Мать была не в настроении вести разговоры. Она тихонько плакала, обходя комнаты, что-то подбирая, что-то роняя. Мальчик вдруг осознал, что она решает, какую часть своей жизни взять с собой, а какую оставить навсегда. Он обнял мать и не получил в ответ шлепка.

— Иди, приведи старого, — велела она. — Где он там? Я подготовила транспортер. Надо уезжать.

Мальчик ответил, что старик пошел делать свои упражнения, и сегодня, почему-то, не взял его с собой.

Мать в ужасе округлила глаза и бросилась к окну, за которым виднелась пыльная улица, засыпаемая мелким песком.

Мгновенье она стояла, словно окаменев. Потом схватила мальчика за руку.

— Идем.

Они вышли на край деревни. Деревня была маленькая, и долго идти не пришлось. На самом краю солнечной фермы, за гектаром, застеленным черным слоем солнечных батарей, ржавели в песках боевые машины варваров.

— Кто такие варвары? — как-то спросил мальчик учителя. Ответ был коротким и ясным. Ну, конечно, те, кто не принадлежит к Сообществу. Все, кто не принадлежит к Сообществу.

Машины уже шестьдесят лет покрывали пустыню вокруг Стража в радиусе его огневой мощи. Старика нигде не было видно.

— Старый дурак, — пробормотала мать и снова потащила мальчика по деревенской улице. Она, кажется, знала, куда идти. Всего два ряда сверкающих алюминием домов, и они увидели старика. Он стоял на площадке возле ноги Стража и спорил о чем-то с двумя Консультантами, вооруженными ружьями, мгновенно улавливающими электрические колебания человеческого сердца даже в темноте или под стальной пластиной. У старика в руках был меч.

— Я всегда здесь разминаюсь, — доказывал старик. Мальчик знал, что это неправда.

— Ты вооружен, дед, — мягко проговорил один из Консультантов. — И я вынужден расценивать это как потенциальную угрозу, несмотря на твой почтенный возраст.

Старик осмотрел свои руки, потом вытянул вперед меч, словно только сейчас его заметил.

— Это? Да ведь это просто полоса алюминия. Ее даже заточить нельзя.

— Все равно, — убедительно проговорил Консультант, — учитывая напряженность ситуации, будет безопаснее…

— Эй!

Крик разорвал сдержанную тишину площади. Пять голов обратились в сторону восхода. На фоне солнца, показавшегося из-за западного горизонта, спотыкаясь в вязком песке пустыни, шел человек. Он махнул рукой.

— Эй! Это я, Хан. Хан, которого вы ищете. Поймайте меня, если сумеете.

Ружья мгновенно взлетели к плечам. Хан нырнул в укрытие. Преимущество этого маневра осталось под вопросом, поскольку очередь прошила стену ближайшего дома с легкостью, с которой палец протыкает фольгу. Когда ружья замолчали, на месте одного дома стояли два, друг на друге, из стен тек фреон радиаторов, искрила проводка. Оставалось надеяться, что жильцы все же успели сняться с места. Люди из Агентства уже окружали дом, намереваясь обойти жертву с флангов, если вдруг она уцелела после первой атаки. Мать мальчика в ужасе смотрела вверх.

Мальчик проследил за ее взглядом.

И увидел старика на внутренней ноге Стража. Тот, медленно полз по винтовой лестнице к люку.

У мальчика отвисла челюсть.

Тем временем охрана Стража была занята Ханом и все свое внимание сосредоточила на нем. Но вот один все же вспомнил о своих обязанностях и махнул второму, приказывая вернуться на площадку, потом вытащил из кармана передатчик, открыл, произнес несколько слов и снова спрятал.

— Пусть, — сказал он своему напарнику, — другие бегают.

Старик на трапе продолжал двигаться. Со скоростью эволюции. Со скоростью, с которой течет застывшее стекло. Со скоростью, с какой от метки до метки на косяке растут дети. Он не добрался даже до колена Стража. Наверняка, пока старый дурак доберется доверху, кто-нибудь его да заметит. И что он собирается делать, даже если окажется наверху?

Двое Консультантов вернулись к ноге Стража. Они стояли на бетонной площадке, углубленной в реголиты до скального основания — на опорной площадке машины. Они оглядывались по сторонам, готовые пустить кровь тому, кто осмелиться приблизиться. Один из них даже взглянул на брошенный в песке меч старика и заметил, что стрельба, должно быть, спугнула старого дурня. Мальчик же, притворяясь, что протирает глаза от песка, видел, как высоко наверху этот старый дурень вытянул из-под рубахи черную пластинку и вложил ее в щель, которую мальчик заметил, когда год назад взбирался на Стража. Щель была точно в размер пластинки. Еще на люке краской из баллончика было написано: «Укрупненная пехотная единица МК73 (1 вып.)». Об этой надписи знали только члены избранного клуба мальчиков, осмелившихся взобраться к люку.

На тусклом, оцарапанном песчинками корпусе Стража что-то сверкнуло, словно клинок: старик коснулся сияния пальцами, и мальчик увидел кровь, быстро исчезнувшую, словно всосанную вампиром.

Ключ настроен на генетический код оператора. Машине нужна частица его тела, чтобы распознать код.

Люк бесшумно утонул в корпусе. Старик протиснулся в открывавшееся отверстие. Механизм работал совершенно беззвучно, однако старика теперь не было рядом, чтобы помешать матери мальчика, задрав голову, разинуть рот, словно птенцу, ожидающему червяка. К счастью для старика, охранники тоже несколько секунд изображали птенцов, и только потом вспомнили, что у них есть оружие, и им полагается его использовать. Люк скользнул на место раньше, чем они успели прицелиться и выстрелить. Они не привыкли стрелять из такой позиции, и отдача развернула стрелков на месте, как пневматический бур. Мальчик увидел, как на шкуре Стража вспыхнули звезды. Он не знал, пробили выстрелы шкуру или нет: от вспышек у него на сетчатке расплывались радужные круги.

Впрочем, охранники явно добились не слишком многого, поскольку не стали продолжать стрельбу и отступили, разглядывая присевшего на корточки колосса.

Долгую минуту ничего не происходило. Командир Консультантов тихо, но поспешно бормотал в передатчик, сообщая кому-то, что не может понять: зашкалило индикатор дерьма на уровне ноздрей, или еще нет.

Потом песок под левой лапой Стража завизжал, словно человек, попавший под пресс. Мальчик увидел, как колышется и выгибается телескопическая нога Укрупненной Пехотной Единицы. Казалось, она гнется под ветром. Мальчик знал, что Стражи настолько тяжелы, что при падении расплющиваются под собственной тяжестью. Но даже в засушливый сезон, когда ветер с гор завывал как пикирующий баньши, Страж не сдвигался ни на миллиметр.

Сейчас Страж двигался сам!

Огромная рука, длинная как пролет моста, протянулась над головой мальчика. Коленный сустав, годный служить поворотным кругом для локомотива, разогнулся с ревматичным скрипом. И с этого момента мальчик уже не сомневался, кто управляет Стражем.

Колоссальное тысячетонное орудие проделывало утренние упражнения старика. Оно двигалось поначалу медленно, свободно раскачивая руками и ногами, осторожно сгибая и разгибая древние суставы. Иные из этих суставов скрипели от самых простых движений. Мальчик вдруг точно понял, что имел в виду старик, говоря о ревматизме, артрите и ишиасе.

Утренняя разминка старика подходила для ревматичных суставов, которые приходится смазывать по утрам. Подходила она и для автомата величиной с деревню, не двигавшегося с места шестьдесят стандартных лет.

Люди, приставленные охранять Стража, пятились. Между тем кто-то вздумал обстрелять машину с дальнего края деревни. Цветные огоньки взлетели с земли и разбились о броню металлической горы. Дом, задетый этими огоньками, разлетелся на куски. Страж равнодушно продолжал разминку.

Восемь минут на растяжку ног, восемь минут на махи руками, восемь минут на подъем невидимой штанги.

Мальчик отступил и потянул мать за рукав. Он знал, что будет дальше.

Из домов выбегали люди с бронебойными ружьями. У некоторых не было прикладов, и стрелки спешно выясняли, можно ли применять их для зенитного огня. Другие палили в упор по лапам-опорам Стража, оставляя на них черные пятна. Но на лапах у Стража была самая толстая броня. Это знали все деревенские. Они были покрыты толстой броней, и их предназначением было давить пехоту.

Страж склонил массивную голову, чтобы оценить ситуацию на поверхности. Мальчик знал, что оператор скрывается в главном шасси, и движением головы управляет системой распознавания целей. Этого легкого наклона головы хватило, чтобы Консультанты попятились и разбежались.

Один из них, соображавший быстрее своих коллег, схватил мать мальчика и дрожащей рукой приставил к ее виску пистолет. С тем же успехом он мог бы угрожать горе.

Страж развернул голову и взглянул прямо на него.

— Падай! — завопил матери мальчик.

Рука Стража обрушилась, как Красное море на египтян. Или как меч на дыню. Конечность не походила на человеческую руку, на ней было всего три пальца, точнее сказать, когтя. Как если бы человек сжал вместе указательный и средний палец, безымянный и мизинец. С неба рухнула стальная крыша. Мальчик почувствовал, как на спину ему брызнула теплая кровь. Потом на песок снова упал солнечный свет, только песок теперь был не бурый, а красный, и на него оседало безголовое тело. Рядом дрожала живая и невредимая мать. Взглянув на подол ее юбки, мальчик понял, что она обмочилась.

Тяжелые ступни Стража поднялись в воздух и с воем пронеслись у него над головой. Левая подошва зачем-то была подписана: «Левая нога», а на второй была надпись: «Правая нога». Пули и снаряды с визгом рикошетили от корпуса. Страж их игнорировал. Он выдвигался на восток от деревни, в сторону, где за околицей разбила лагерь армия Компании. Вскоре он ушел из-под обстрела, но стрельба не прекращалась. Очереди сменились одиночными выстрелами! «Деревенские жители откопали свое древнее оружие и защищают свои дома», — с гордостью подумал мальчик.

Мать, словно не замечая подмокшей юбки, поднялась на ноги и проворчала:

— Старый дурак. Что он о себе воображает? В его-то годы!

Мальчик взлетел на трап водонапорной башни. Страж шагал на восток, подобно стихийной силе, в ореоле взрывов. Мальчик увидел, что он поднял что-то с земли и метнул, подобно диску. «Что-то» оказалось легким броневиком. На лету из броневика вываливались люди. Служащие компании столпились у большой машины, видимо, считая ее своим главным орудием. По всей вероятности, ее и пригнали специально на тот случай, если деревенские смогут пробудить своего Стража. Выглядела она как миномет, и мины были ужасно большими. Наводчики вращали турель, наводя миномет на приближающуюся громаду, а остальные отодвинулись от опасной зоны выхлопа.

Страж остановился. Он держал согнутые в локтях руки перед собой, выставив их в сторону миномета. Будь он человеком, можно было бы решить, что он принял защитную стойку.

Мальчик моргнул.

Нет. Не может…

Мина вырвалась из крепления и стала невидимой, и рука Стража вместе с ней превратилась в расплывчатое пятно. А вот ракета уже кувыркается в воздухе, гироскопы тщетно стремятся вернуть ее на прежний курс, а Страж стоит точно в той же позиции. Ракетный выхлоп лизнул ему предплечье и вычернил пальцы.

Страж отбил ракету в полете так легко, что ее боеголовка не сдетонировала.

Минометчики Компании замерли, разинув рты, словно их собственные операторы покинули их, выбравшись через нижний люк. Правда, мальчик подозревал, что через их нижние люки утекает совсем другое. Страж, скрипнув, сделал еще шаг, и люди бросились врассыпную. К тому времени, когда Страж добрался до миномета и уничтожил его, внутри, конечно, никого не осталось. К востоку от деревни послышался ужасающий грохот разорвавшегося бронебойного снаряда.

А потом в пустыне остались лишь бегущие люди, дымящийся металл и гигантская фигура Стража, отбрасывающая длинную-длинную рассветную тень.


Старик слезал вниз медленно, с обычной для его движений болезненной точностью. Одолев последний виток и спустившись в круг восторженно орущих детей, он основательно запыхался.

— Я так и знала, что Хан не подведет, — сказала матушка Фо.

— Хан-старший — никудышный фермер, — заметил папаша Магнуссон. — Зато как оператор не имеет себе равных.

— У его апельсинов шкурка грубая, а мякоть сухая, — согласилась матушка Дингисвайо.

— Все равно, я не сомневалась, — высказалась мамаша Джайарман, — что в конце концов от него будет толк.

Старик с притворным гневом погрозил кулаком отцу мальчика.

— Хан-младший! Что за дурость — так подставляться! Ты что, решил оставить семью без отца?

Хан ухмыльнулся.

— Прости, отец. Сам не знаю, что на меня нашло.

— Должно быть, наследственность сказалась, — буркнула мать мальчика.

— Ну, — признал старик, — все оказалось к лучшему. Если бы ты тогда не выскочил, я мог и не успеть добраться до трапа. Иной бы решил, что ты так и задумал.

— Я прошу прощения, если поступил плохо, — сказал Хан. — Я ведь просто фермер.

Старик прошел через площадь к тачке, которую подкатил один из мальчишек. В приступе патриотической гордости за Сообщество, папаша Магнуссон пожертвовал для праздника сто кило картошки, и ее теперь складывали кучей возле печи.

Старик выбрал сырой клубень и откусил от него.

— Никогда не извиняйся за то, что ты фермер, — сказал он, и прожевал кусок на удивление бойко, если учесть, как мало зубов у него осталось. — В конце концов, оружие защитит твою семью всего раз в жизни. А картошка, — в доказательство он взмахнул клубнем, — спасает каждый день.

Загрузка...