ГЛАВА 21. ЛУНА ЛЖЕЦОВ

***

Я вздрагиваю, когда стрелы гвардейцев вонзаются в темный заслон, воздвигнутый магами вокруг нас, застревают острыми иглами наконечников, частично прорвав энергетический щит. Этот смех, безумный, хриплый, надорванный, отчего-то кажется слишком знакомым, как будто бы я уже слышала его, и не только в темноте туннелей под городом. Только вот Светлый Человек, кошмар моего детства, на моей памяти никогда не смеялся.

Может, убийца этого и хотел. Столкнуть нас лицом к лицу с прошлым, запутать, чтобы мы растерялись, замешкались. Чтобы не смогли поднять руку на бывших соседей, друзей, любимых. Чтобы сомнения червем вгрызлись в душу, не позволяя завершить задуманное. И тогда безвольные гвардейцы просто уничтожили бы нас.

Но капитан Сумрак не теряется. Закаленный боями, ожесточенный потерями, он командует нашей маленькой армией четко и хладнокровно. И маги, сцепив руки, чтобы объединить силы, держат щит, а пограничники отстреливаются.

Но все равно мы не можем сдвинуться с места.

— Надо прорываться к центру, — произношу я, надеясь, что Охотник меня услышит, и мой голос, тихий и хриплый, звучит как чужой. — Время уходит, скоро Правитель сообразит, что происходит, и опять сбежит. А я не могу…

Я недоговариваю. Пелена тьмы, разделяющая нас и гвардейцев, бледнеет, тает, и стрелы осыпаются на землю — только чтобы освободить место новым.

Вскидываю руку.

Магия, белая и холодная на моих пальцах, жгучая, сильная и истинно моя. Первый гвардеец отшатывается, словно бы на секунду вспоминая о страхе, но второй попадает четко под разряд. Его лицо, безжизненное и пустое, не выражает боли, рот не раскрывается в предсмертном крике. Он просто падает… и на его место встает другой.

Их много, слишком много. Они выныривают из затянутых туманом проулков, один за другим, равнодушные к поджидающей их верной смерти. Знакомые, незнакомые, женщины, мужчины… Кажется, что весь город здесь, весь город обезумел, и нам больше некого спасать, не за что бороться. Колдун — Правитель — победил.

Что-то меняется во влажном, промозглом воздухе. Запах гари теперь острее, ярче. Ощутимее. Как будто вместе с осенью, вместе с цепким холодом и ранними сумерками набрал силу и колдун. Напитался ею, наполнился — и вдохнул неоспоримый приказ в головы своих послушных слуг. Отправил жестоко и жестко подавлять сопротивление.

— Где же он? — сквозь зубы выдыхаю я. Вглядываюсь в лица гвардейцев — знакомые, но не те.

Туман, туман. Стелется по земле как дым, затягивает город. В белесой пелене так трудно кого-то отыскать, найти. Не видно уже и огней центральных улиц, ни единой искорки света. Только гвардейцы с арбалетами, новые, новые и новые…

Стрела царапает плечо. Первая, но едва ли последняя.

Дым-туман, пропитанный чужой магией, забивает ноздри, душит, не дает глубоко вдохнуть. Какой же тонкий расчет — взять не силой, а просто массой безвольных, равнодушных к собственным жизням тел!

Ярость загорается внутри, слепящее-белая как луна безоблачной южной ночью. Закрываю на секунду глаза, перестраиваюсь — и вот передо мной уже мерцает сплетение рыжих колдовских нитей, связывающих гвардейцев друг с другом, превращая в гигантское многолапое чудовище. Но источника, самой яркой точки, нет — магия разлита в холодном воздухе, совершенно одинаковая в каждом гвардейце, и стоит лишь кому-то погаснуть — погибнуть — как остальные начинают светиться ярче, набирая силу.

— Убивая одного, мы делаем сильнее других! — вскрикиваю я.

— Потому что магический контур между ними замкнут, — негромко произносит Шанс рядом со мной. — А они сами лишь сосуды.

Оборачиваюсь к разведчику.

Он спокоен, может быть, даже спокойнее, чем капитан пограничников. Смотрит на меня так, словно ждет, что я догадаюсь, осознаю, что же значит этот взгляд.

И я понимаю.

Сила. Сила, данная мне Черной бандой в качестве прощального подарка, нитяной браслет, превращающийся в острый черный клинок, способен отсечь предводителя от его подчиненных. Обезоружить. Уравнять наши силы.

— Как мне его найти?

Я почти кричу — шум боя заглушает голоса, и мне трудно расслышать ответ Шанса.

— Ищи источник. Отключись от всего остального, ищи только его.

Это сложно, почти невозможно — закрыть глаза на разверзшийся вокруг хаос, на союзников, гибнущих один за другим. Заглушить энергетический шум, всплесками сопровождающий каждую смерть.

Тяну руку в попытке поймать ладонь разведчика, взять часть его силы, но нахожу демона. Охотник снова рядом, почти безмятежно спокойный в этом море смерти, страха и боли. Сжимает мои пальцы, позволяя впитать каплю потусторонней энергии.

И вот она, нить, кажущаяся ярче других. Тянется в сторону от бедных кварталов, где развернулось противостояние, ныряет под землю.

Туннели. Конечно, туннели.

Я делаю шаг, и темнота поглощает меня.

***

Капает вода. Сырость, гниль — запахи туннелей возвращают в недалекое прошлое, к судорожному бегству от острых зубов демонических тварей. Тварей, вопреки всему здравому и не здравому смыслу, послушных воле колдуна.

Невольная дрожь проходит по телу. Отчего-то именно внизу, в непроглядной тьме под землей, я чувствую себя уязвимой и беспомощной. Хотя когда-то здесь была площадка для наших детских игр, когда-то именно в этой темноте мы с Тухлей спасались от неприятия и жестокости. Но сейчас все изменилось, исказилось и извратилось до неузнаваемости. Стало чужим.

— Осторожнее.

Никаких тварей — путь преграждает магический заслон. Сплошная стена рыжевато-серого пламени предупреждающе вспыхивает, стоит только приблизиться. Чувствую чужеродную энергию, вплетенную внутрь, знакомый горьковатый привкус щиплет язык. Колдун заметает следы.

Сожжет? Предупредит колдуна о погоне? Я щурюсь, вглядываясь в узор колдовских нитей. Магия слабая, убрать преграду можно одним щелчком. Только вот…

— След пропадет, — будто читая мои мысли, произносит Охотник. — Попробуй распутать.

Киваю, соглашаясь. Если осторожно, по кусочку, разобрать магический заслон, можно сохранить нашу путеводную нить.

Подцепляю первый энергетический узел.

— Зачем ты здесь, Охотник? — я задаю вопрос, который так давно не давал мне покоя.

— Здесь? — в его голосе слышится легкая насмешка. — Я здесь, потому что ты здесь.

— Нет, — я раздраженно встряхиваю головой, и нить магического плетения в моих пальцах опасно дергается. — На кого ты охотишься? Почему ответил на мой зов? Ты ведь… Охотники всегда идут своими путями, — повторяю я слова Шанса.

Демон усмехается.

— Охотник. Я один, Луна, единственный Королевский Охотник.

— И ты не отвечаешь, — хочу посмотреть на него, заглянуть в глаза, взглядом передать, как мне надоели недомолвки и недоверие между нами, но не могу позволить себе оторваться от распутывания узелков. — Кого ты ищешь?

Он все же отвечает. Неохотно, но отвечает.

— Предателя, скрывшегося в вашем мире. Того, кто предпочел быть разорванным в клочья завесой, лишь бы не отвечать за свои поступки. Того, кто выбрал некое подобие жизни среди вас.

— Почему подобие? И, если его разорвало, как он вообще может жить?

— У него нет собственного тела, а энергии, чтобы создать временное, недостаточно. Но его душа, пусть искаженная и искалеченная завесой, все еще существует. Поверь, ему хватает сил подчинять себе одно чужое тело за другим. К тому же ему помогли.

Холодок проходит по коже.

— Кто в здравом уме будет помогать демону захватить человеческое тело?

— Тот, кто хочет получить в свои руки идеальное оружие. Подумай, искорка, какой силой может обладать демон, занявший тело колдуна. Не связанный с призывающим, ограниченный лишь возможностями того сосуда, который он занял… А главное — его не так просто найти. Он неотличим от обычного человека.

— Но как тогда им можно управлять?

— С трудом. Но можно самонадеянно полагать, что беглец, вздрагивающий от каждой тени за спиной, будет вечно благодарен за предоставленный ему шанс. Ну и, — фыркает демон, — клановая метка на теле сосуда не помешает. Сильная клановая метка.

— Метка банды.

Я невольно вздрагиваю. Черный Пепел — вот кому бы точно хватило дерзости такое провернуть. И мне ли не помнить, как мастер Черной банды любил эксперименты. В поисках мифического всемогущества он был на многое готов.

А не он ли?..

Нет, Охотник ведь не нашел своего беглеца в лагере банды. Демоница сказала, что там уже нет того, кого он ищет. Уже.

Вот только Шанс, бессменная правая рука мастера, зачем-то отправился с нами. Неужели он раньше Черного Пепла осознал, что послушное орудие сорвалось с поводка. Неужели…

— Только не говори, что этот беглый демон — мой отец! — вскрикиваю я. — Ты ведь ответил на мой зов, значит, тебе было выгодно быть рядом. Значит…

— Лу, — мягко, предостерегающе произносит Охотник.

Но уже поздно. От резкого движения узелок под моими пальцами лопается, выпуская разрушительную энергию наружу. Огонь вспыхивает ярче, и я едва успеваю отшатнуться.

След колдуна, ведущий во мрак, обращается в пыль.

Я с яростью прикусываю губу, почти удовлетворенно ощущая железистый привкус крови на языке.

— Искорка…

Наши взгляды встречаются.

— Ты сам сказал, — с холодной злобой произношу я, — что ты Королевский Охотник. Ищешь беглого преступника. Это твоя цель, это твоя главная забота. Что, хочешь, чтобы я поверила, что ты со мной ради меня? Что ты просто решил сделать небольшой крюк и попутно забрать обещанную тебе женщину? Не верю!

— Я чувствую на тебе следы его воздействия, — Охотник отвечает ровно, спокойно. — Да, именно поэтому я ответил на твой зов. Да, отчасти потому я и следую за тобой. Да, в той нити, которая сейчас разорвалась, тоже был след моего беглеца. Но это ничего не меняет между нами, искорка.

— Разве? Почему тогда мне кажется, что ты играешь мной как пешкой в своей игре. Что вы все играете мной…

Глаза жжет. Я разворачиваюсь во тьму, краешком сознания понимая, что в хитросплетении туннелей едва ли найду правильный путь. Но все равно, пусть глупо и так несвоевременно, хочется оказаться как можно дальше от Охотника, как можно дальше от воспоминаний о том, что же было между нами на равнинах, и как я доверилась, раскрылась…

И я бегу — пусть даже и знаю, что демон меня все равно догонит.

— По крайней мере, я с тобой честен, — голос Охотника несется мне вслед, чуть приглушенный расстоянием. — Ты можешь сказать такое о других?

***

Я остываю быстро. Остываю — и тут же жалею о своих словах. Оборачиваюсь, но Охотника за спиной нет, хотя, казалось бы, пару мгновений назад я ощущала его присутствие. Туннель темный и пустой, и я с неожиданной остротой понимаю, что я снова одна.

Вдох, выдох.

Он не мог просто так уйти, не мог исчезнуть. Да, мне не раз говорили, что Охотник идет своим путем, но наши пути совпадали, и я…

Тогда, на равнинах, я всем своим существом чувствовала, что имею для него значение. Что я не просто случайная ведьма, которой он воспользовался, чтобы пройти через завесу. И вопреки всему, что я только что наговорила, вопреки всему, что знаю о демонах, я ощущаю неправильность происходящего, чужое вмешательство.

Руку, куда впилось Последнее Желание, жжет.

Охотник не мог просто исчезнуть. Мысленно тянусь к нему, но не нахожу — только блок, магический блок, отсекший его, но пропустивший меня.

Такое уже было — в квартире Теня.

Моргаю, переходя к колдовскому зрению, и напряженно вглядываюсь в окружающую темноту. Туннели испещрены энергетическими следами — затухшими, старыми и более свежими, оставленными и не вытертыми, наверное, по недосмотру. Уже знакомая гниль, гарь и горечь, но и что-то еще, неизвестное, какая-то странная, будто бы безвкусная и бесцветная магия примешивается к блекло-рыжему следу.

Магия, не имеющая тотемных ноток. Бездушная магия.

— У меня отличная защита, не так ли, Принцесса? — шелестит до дрожи, до боли знакомый призрачный голос.

Он где-то совсем рядом, Безмолвный Ужас, мертвый колдун-убийца, но я не могу его увидеть. Есть только голос — пугающий, эхом отдающийся от неровных стен туннеля.

— Когда-то ты бы на многое пошла, чтобы уметь ставить такой барьер, да, Луна? Но, конечно, до того, как решила отдаться худшему из демонов, — он словно бы осуждает меня. Осуждение сквозит в его словах — холодное и едкое.

Руки сами собой сжимаются в кулаки. Какое право имеет он — мертвый, колко-ехидный, зло и резко высмеявший мои чувства к нему. Пусть отрицаемые, пусть неприемлемые, но настоящие, живые.

Я разворачиваюсь, не отвечая, молча. На душе отчего-то вновь противно и горько.

— Ну куда же ты? — насмешливо летит мне вслед.

— Выполнять твое Последнее Желание, — огрызаюсь я. — Заканчивать с тем, куда ты меня втянул, лживый труп.

Он материализуется прямо передо мной, останавливая. Впервые появляется так далеко от кладбища, впервые просвечивает не пожухлой травой и могильными крестами. Он словно бы набрал силу, которую по всем законам природы должен был растерять, с каждым днем уходя все дальше и дальше за грань.

Призраки тают. Исчезают, растворяются, рассыпаются по мере того, как истончается связь, удерживающая их в нашем мире. Но Ужас… Безмолвный Ужас остается — цепкий и злой, как ночной холод поздней осени.

— Не рада мне, — кривоватая усмешка застывает на светящихся призрачных губах. — А я-то пришел тебе помочь, Луна.

— Помочь? — переспрашиваю я. — И как же? Избавить от всех союзников своей чудодейственной магией?

— Какая ты… неблагодарная, — морщится призрак. — Не я ли направил тебя по верному следу? Не я ли посоветовал обратиться за силой, которая тебе так необходима? — полупрозрачная рука касается тонкого нитяного браслета на моем запястье.

— А не ты ли, труп неупокоенный, втянул меня во все это дело? Не будь тебя, не было бы и верных следов, и нужной силы.

— Ой ли, — фыркает Ужас. — Сила нужна всегда, Принцесса, тебе ли это не знать. Сила освобождает, дает неуязвимость. Не об этом ли ты мечтала по ночам, когда прожигала дыры в отцовских сапогах полным ненависти взглядом? Но только на одной лишь ненависти далеко не уедешь. Ей даже демона не накормить, слишком примитивно. Надо глубже… чувствовать. Любить.

— Что-то ты многовато знаешь о демонических аппетитах, колдун. Сам-то чем кормил?

Улыбка вновь возникает на призрачных губах.

— Стоит ли тратить время на меня, Лу? Стоит ли говорить обо мне? — он подлетает почти вплотную, прозрачный, сияющий какой-то слишком знакомой, слишком родной магией.

Моей магией.

Я отступаю, с тихим ужасом осознавая, почему же он не тает.

— Подожди-ка, — призрак Безмолвного Ужаса догоняет меня, обволакивает. Он неожиданно плотный и густой, как молочно-белая мгла ядовитого тумана, и от соприкосновения с ним кожу неприятно покалывает.

Дергаюсь, как попавшая в силки тварь, отчаянно пытаясь освободиться, вырваться, но лишь больше завязаю в нем.

— Да не бойся ты, — в словах мертвого колдуна проскальзывает раздражение. — У нас общий враг и общая цель. И средства общие. Но к сожалению, из нас двоих материальна только ты.

— Это не повод в меня вселяться, — усилием воли заставляю свой голос звучать ровно. — И размазываться по мне, как грязь по сапогам, тоже не надо. Отпусти!

— А я и не держу, — почти в самое ухо выдыхает Ужас. — Просто хочу пригласить в гости. И одарить скромными дарами.

— Еще скажи, конфетку подаришь.

— Не конфетку, — он, наконец, отпускает меня. — Не конфетку, Лу, а силу. Ту самую, без которой ты не справишься с моим убийцей.

Призрак дотрагивается светящейся ладонью незаметной выемки в стене, кивком головы призывая повторить его движение. Под моей рукой камень поддается и проскальзывает внутрь. Часть стены отъезжает в сторону, открывая чернеющий проход.

— Пойдем, — зовет Безмолвный Ужас. — Теперь защита квартиры тебя пропустит.

***

Узкий темный колодец, бывший когда-то черным ходом или вентиляционной шахтой, поднимается вверх ржавыми ступенями. И точно так же — вверх, по спирали — тянутся энергетические следы. Множество тонких, отдающих гарью и гнилью нитей, старых и относительно свежих.

Тот, кого я ищу, тоже был здесь. Не раз и не два, и от этой мысли вдруг становится не по себе.

Я поднимаюсь вслед за Безмолвным Ужасом, белым огоньком летящим впереди, и вскоре различаю пятно открытого прохода, через которое пробивается неяркий свет. Распахнутые деревянные створки чуть покачиваются от легкого сквозняка.

Квартира Теня. Когда-то она казалась мне трагично-безмятежной, застывшей. Но тогда я и вошла через дверь, а не вылезла, как трусливый любовник, из шкафа. Шкафа, таящего в себе выход к сети подземных туннелей.

— И что еще я о тебе не знаю? — оборачиваюсь к своему проводнику, зависшему у окна.

Жду привычного уже уклончивого ответа или очередной насмешки, но лицо призрака словно бы застывает.

— Что ты не знаешь, Лу? — с какой-то легкой горечью переспрашивает он. — Ты моя единственная надежда.

Вдыхаю. Жадно втягиваю воздух — застоявшийся, спертый. И выдыхаю, надеясь, что глупое сердце перестанет учащенно биться.

Опять. Снова.

Лучше уж полупрезрительное “Принцесса” и насмешки, чем это внезапно яркое, болезненное напоминание о прошлом, нашем ушедшем прошлом. И том, что когда-то я действительно хотела ему помочь. И отомстить. Отомстить я тоже хотела.

Делаю шаг вперед, к нему. Взгляд падает на алое пятно платья, на женские украшения и рассыпавшиеся листы с женскими именами. Я замираю.

Это лишь отголоски. Отголоски старых чувств.

— Зачем ты привел меня сюда? — мой голос звучит ровно. — Похвастаться своими победами? — киваю на листы, на платье, на украшения. — Или еще раз напомнить, что ты знал своего убийцу? Близко знал, судя по энергетическим следам, ведущим сюда. Заметь, не к двери, а в шкаф. Так с кем ты встречался под покровом ночи? Неужели с Правителем? Неужели это он любил переодеваться в алое? Или это все-таки была его жена? Прелюбодействуешь?

Ужас смеется.

— Это платье, милая моя ревнивая Лу, не надевал никто. Но ты права, я знал убийцу. Я был даже готов, — он касается светящейся рукой браслета на столике, — бороться. Но вот не вышло.

— Убили. Какая досада! — Не знаю, что заставляет меня огрызаться. Но что-то в нем, Ужасе, что-то в самой этой квартире, в магической защите, отсекшей Охотника, что-то во всем этом не дает мне покоя.

Какая-то маленькая деталь, неприятно царапающая краешек сознания.

Кровь.

Он умер здесь, но крови почти нет — лишь несколько буроватых пятен, въевшихся в половицы. Магия? Тогда кто, кто магией мог убить самого Безмолвного Ужаса?

Моргаю, переходя к колдовскому зрению. Выброс энергии, сопровождающий смерть, был — но и только. Выплеснулась странная магия — та самая кусочная и нецельная, словно бы не имеющая собственного вкуса. Но следов магической атаки нет.

Или не видно.

— Какой у тебя тотем? — разворачиваюсь к Ужасу, задавая самый запретный на равнинах вопрос.

— Огонь.

— Здесь нет огня, — смотрю на него, перетекающе-прозрачного, мысленно проклиная за эту ложь. — Разве трудно ответить сейчас, когда ты все равно уже мертв?

— Мертв. И что? Смерть не повод обнажать душу. По крайней мере, не сейчас. Ты в любом случае на правильном пути, — уже мягче продолжает он. — Ты почти дошла, Лу, ты должна это чувствовать. Остался один последний рывок, один вечер, когда решится все. И я в тебя верю. Верю, что на приеме у Правителя ты будешь самой прекрасной, ты затмишь всех. В этом алом шелке, — прозрачная рука касается платья, растекается легкой дымкой по струящейся алой ткани, — в маске. Роковой маскарад… для моего убийцы. И ты, триумфатор, победительница. Моя прекрасная сильная Луна.

— Я не твоя, — холодно произношу я. — Ты просто зацепился за меня Последним Желанием. Так вышло.

— Нет, — он вновь подлетает ближе, — нет, нет, нет. Это все не просто, Лилит, не случайно. Ты, моя милая сильная девочка, несломленная Черным Пеплом, стойкая. Расколотая, ты смогла собраться вновь. Освободиться. Поверь, я знаю, через какой ад ты прошла.

— Откуда? — с трудом стряхиваю липкий морок его слов. — Откуда ты знаешь, Ужас?

— Я знаю, — и вновь эта улыбка на его губах. И вновь он совсем рядом, полупрозрачный, но какой-то слишком реальный. И голос его обретает неприятную проникновенность. — Разве Принцесса не хочет стать Королевой? Разве ты не хочешь отомстить, спасти город? Разве не хочешь освободиться… и от меня тоже, от Желания, что жжет и давит? Надень браслет на руку моего убийцы, отметь его, и Последнее Желание уйдет, как страшный сон. Исчезнет.

— Ты не ответил ни на один мой вопрос.

— Вопросы, — кривится он. — Вопросы, вопросы. Разве я не знаю, откуда они? Думаешь, не вижу, что ты поддалась сладкоречивому демону, забыла, что они лгут, всегда лгут, и говорят так проникновенно, так осторожно и вкрадчиво, что ведьмы забывают обо всем. Слушают и слушают, и начинают сомневаться во всем, что знают о своем мире, теряют веру в грязную магию, что дает им силы. И гибнут. Гибнут, захлебываясь собственными чувствами. Я не хочу этого для тебя, Луна.

Дышать почему-то все сложнее и сложнее. И думать — я почти пропускаю всегда задевавшие меня слова мимо ушей.

— Почему ты, колдун, называешь магию грязной?

Призрак смеется, и его смех эхом отдается от стен мертвой квартиры.

— Потому что вижу, в какой грязи погряз город, когда колдуны дорвались до власти. Они не должны править, и ты это знаешь, Луна, Лилит, ты это знаешь так близко, как не хотела бы знать. Черный Пепел, твой мастер. Светлый Человек, твой отец. Разве они достойны править? Разве их магию можно назвать другим словом?

— Я тоже ведьма.

— Но ты, — и вот он уже совсем близко, и будь он материален, я бы ощутила тепло его дыхания на коже, — ты другая.

А потом бесплотные губы касаются моих, и магия, чуть покалывая, щиплет язык. Я ничего не чувствую, кроме растерянности, страха и, может быть, отвращения. Он мертв, и я не должна его чувствовать. Он мертв, и я не должна ощущать, как чужая, злая и опасная магия проникает в мое тело, вытягивая что-то исконно мое, глубинное, и передавая просьбу-приказ.

Повторяя просьбу-приказ.

— Найди, найди моего убийцу. Дойди до конца.

***

Загрузка...