Лось

Глава 2

Поезд плавно тронулся. Схватив свою сумку, промчался до тамбура. Молоденькая проводница, стоявшая с флажком у открытой двери, успела только пискнуть, прежде чем мои губы накрыли ее, а руки прижали к стене:

— Солнышко, вот мой билет, скажи, что я на следующей остановке вышел! Умоляю!

Глаза девушки расширились, а я снова крепко ее поцеловал и спрыгнул на перрон, скрываясь в толпе.

Встав на цыпочки, поискал "маму". Идет падла словно лебедь белая. Скрывшись за спиной рослой и широкой тетки, переждал ее остановку и тоскливый взгляд вслед уходящему поезду. Сердце кольнул укол совести: какой бы расчетливой сукой "маманя" ни была, какие бы планы ни строила, сына-Масюню родила она и пусть по-своему, но собиралась обеспечить ему будущее. Приступ совести задавила мысль: и она же своими выкрутасами убила!

По полочкам разложил все вернувшийся из командировки батя — встретивший из больницы обычный мужчина, не красавец, но вполне приятной наружности. Чуть лишка раскормленный и рыхловатый, но в его годах это почти норма, да и кто бы говорил! Судя по непонятно сверкнувшим глазам "мамы" — увидеть его так скоро она не рассчитывала.

— Избаловала тебя мать! Испортила!

Ни прибавить, ни убавить. Сложив те крохи информации, что успел собрать, могу точно подтвердить: Масюней много занимались, дав неплохое образование, жаль только, все его знания сгинули вместе с ним, оставив мне в наследство пустую оболочку, еще и порченую к тому же — в дурку благодаря связям семьи меня не упекли, попытку суицида замяли, официально оформив язву, но кишки и впрямь были не рады всему случившемуся, и соблюдать диету еще какое-то время придется.

— Яна мне сказала, что ты теперь другой человек, как с луны свалился. Не помнишь элементарных вещей, но рассуждаешь на удивление здраво.

И снова растерялся, что на это ответить — не так уж и много мы успели с мамой Яной пообщаться. Впрочем, ей виднее, она в отличие от меня того Масюню знала.

— По условиям договора с Варькой, скрывать от тебя правду я не могу. Не знаю, что уж сама она до тебя довела… или не довела? — он настороженно посмотрел на меня, а я недоуменно на него в ответ. Я в мелочах то и дело путаюсь, с зеркалами лаюсь, какие уж тут тайны мадридского двора! — Не довела, значит, не успела…

Он неуверенно прошелся по собственному кабинету, поправляя неровно лежащие стопки чертежей, корешки книг. Потом вытащил из угла кресло и устроился рядом.

— Когда мы сюда перебрались, — издалека начал отец, — дела шли не очень. Даже мелких и средних заказов стало меньше, чем в Германии, иногда даже жалел, что поддался на Янины уговоры и переехал. Не бедствовали, но и успехом назвать это было сложно. А тут и Яна, и Марго одна за другой забеременели. Тех денег, что мы с Яной зарабатывали, стало впритык, к тому же первый год Вика много болела, и работник из Яны, сам понимаешь… Заказ от Шелеховых стал бы трамплином на новый уровень, я смог бы набрать полноценный штат, заявить о себе. До сих пор считаю, что в день, когда я отправил заявку на конкурс, меня под руку вела фортуна, потому что уже на следующий день увидел список остальных участников и остыл: не мне с моим средней руки бюро было с ними тягаться. Знал бы сразу — даже заявку отправлять не стал бы, время бы не тратил. Как ни странно, но моя работа прошла на второй этап — пришлось ехать в представительство лично. По-прежнему ни на что не рассчитывал, даже мандража не было — слишком эфемерны были шансы на победу, но надеялся запомниться, не единственная же стройка у них была! После выступления меня пригласили на собеседование.

И опять он сделал отступление:

— Трудно с тобой, я не знаю, что тебе сейчас известно, а что нет, если непонятно — переспрашивай, — осторожно кивнул в ответ, — Шелеховы по суммарной мощи не в самом начале списка, где-то в середине. С каждым годом твари становятся все сильнее и умнее, чтобы с ними биться на равных, кланам тоже приходится изворачиваться — выводить все более сильных бойцов. Я, прямо скажу, не сильно в их делах разбираюсь, но что-то Варя рассказывала, что-то краем уха в других местах услышал. Если не вдаваться в подробности, то в любовниках иметь им не возбраняется хоть кого, а вот рожать — в строго составленных парах, рассчитывается все, вплоть до времени зачатия и каких-то других параметров. Варька умудрилась залететь от кого-то со стороны и скрыть этот факт, пока не стало поздно. Да, ты все правильно понял, — ответил он на мой немой вопрос, — биологически ты мне не сын. В обмен на заключение контракта я женился на твоей матери и дал тебе своё имя. Сама Варвара не относилась к первой лиге, но в потенциале могла стать матерью довольно сильного ребенка, а по каким-то их данным по-настоящему сильным магом может оказаться только первенец женщины. Извини, я на самом деле в их кухне слабо ориентируюсь, но уверен, если расспросишь — мать тебе расскажет более подробно. Роскошь, в которой живут кланы, компенсируется строгими правилами их евгенической программы, и нарушить ее — это, пожалуй, единственный проступок, который карается вылетом из клана без исключений. Даже если речь идет о любимой дочурке их лучшей всадницы. Единственное, в чем ей пошли на уступки — это не выбросили на улицу, а как-то пристроили.

Ну вот, мои саркастические предположения оправдались — брак отца и матери состоялся недобровольно. Разве что вместо дула пистолета выступил выгодный контракт, но все равно — шантаж. Жаль, за эту неделю я как-то уже привык к мысли, что у меня есть отец, и конкретно этот экземпляр не вызывал отторжения.

— Я знал, что я не твой? — короткого времени осмотра кабинета хватило понять, что Лосяцкий не считал Масюню чужим. На половине фотографий, развешанных по стенам или стоящих на полках, молодая версия сидящего рядом мужчины держала на руках или плечах мальчишку, и постановочными снимки не выглядели. С удочками — одинаково возмущаются в объектив, вероятно несвоевременным окриком фотографа, чуть постарше — где-то в парке развлечений — рот до ушей у обоих. Хватало и других моментов с дочерьми, с женами: с мамой Яной за кульманами, с мамой Ритой на пляже, с девчонками на прогулках. Не было только с мамой Варей. Точнее висел один общий семейный снимок, но там мать стояла вроде бы и со всеми, но если присмотреться, то наособицу, словно отмежевываясь от остальных.

— У нас с твоей матерью был договор: если искры в твоей крови так и не проявят себя, а такое запросто могло случиться, то мы ничего тебе не говорим. Проявят — на ее усмотрение. До четырнадцати лет, когда эта чертова ежегодная проверка вдруг показала наличие искр, все было нормально! — отец стукнул по подлокотнику кулаком, нервно вскакивая, — Если бы я был тогда дома! Я бы, может, и уговорил Варвару повременить или даже вообще молчать и дальше! Вряд ли, конечно, но мог бы!

— Почему?..

— Потому что ты был моим сыном! Ни чьим-то еще, ни даже Вариным — не много она с тобой возилась, если между нами! Моим!!!

— Я понял, — за Масюниного отца стало обидно, дальнейший рассказ стал кристально ясен: переходный возраст, мамины амбиции…

— Я приехал, а ты как с цепи сорвался. Шелеховы то, Шелеховы сё! Тьфу, слушать противно было!!! — выругался Лосяцкий-старший. — Забросил рисование, занялся всякой йогой-шмогой. Мы с тобой только и делали, что ругались.

— А почему ты был против?

— Начистоту?! — все еще на взводе спросил собеседник.

— Конечно!

— Как ты себе свою дальнейшую жизнь в клане представлял?

— Как бы ни представлял — не помню, поэтому и спрашиваю.

— Сто пятьдесят искр — это минимальный порог, с которым можно к ним обратиться в их училище оруженосцев. Да-да, — на мои приподнятые брови уточнил он. — Так и называется — оруженосцы. А если по-русски и по-мужски — ебари. Хорошая профессия, интересная и нужная, — едко обозначил он свое отношение, — Но я тебя разочарую — "элитные осеменители", с которыми хоть как-то считаются, начинаются с двухсот пятидесяти, а то и с трехсот искр. И даже если ты вдруг приглянешься любой из всадниц, всаживать ты ей сможешь сколько угодно, зато вдувать ей кроме тебя будет кто-то другой, тебя же отдадут на размножение девкам попроще! Вполне возможно, даже нет — скорее всего! — у тебя будут дети. Которые станут пушечным мясом, ведь возиться так, как с всадницами, с ними никто не будет. А хоть бы и всадницы! Их средняя продолжительность жизни — сорок два года! Я понимаю — сами клановые, для них это норма, они другой жизни не знают, но ты, который воспитывался в нормальной семье?! Неужели за свое сиюминутное удовольствие ездить на "Победе" не сотой, а сто десятой модели, ты готов расплачиваться своими детьми?!

— Э-э-э…

— Мать, наверное, тебе не так все расписывала? Долг мужчины и все такое?

— Никак. Не забывай, моя новая жизнь началась семь дней назад. Ровно семь дней я и помню. Почему ты не объяснил мне всё раньше?

Прекративший метаться по кабинету отец устало сел обратно в кресло.

— Пытался, много раз пытался! И иногда казалось, что удавалось достучаться. Но только я за порог, как Варька приседала тебе на уши, и лыко-мочало, начинай все сначала! В конце концов, я даже пошел на подлог — от твоего имени отправил твои документы в военкомат. Ты в курсе, что как обладатель больше ста искр, не обязан служить?

— Понятия не имею, если честно, — кажется, мы плавно подходим к теме "пацифиста", которую все мамашки упорно замалчивали.

— До ста искр за одаренность не считается — у каждого второго есть. Военнообязанные все — и девушки, и парни. Свыше ста — можно отслужить альтернативно — на гражданке или в кланах, тем самым оруженосцом-хуеносцем. Только кланам ниже ста пятидесяти почти неинтересно брать — редко кто из таких к ним попадает, но тебя из-за матери Шелеховы взяли бы. И если армия — это всего лишь на два года, да обязанность в банк спермы свое добро два раза в месяц сдавать, то кланы, они хитрее — затягивают. Оглянуться не успеешь, а уже весь с потрохами им принадлежишь. Психологи у них — дай боже! Ну и роскошь, конечно, развращает. Только когда заманивают, изящно опускают, что личного имущества у кланового — с гулькин хрен, перечень допустимого, по-моему, пунктов сто насчитывает. Твою мать мне всего с одной сумкой отдали.

— А приданое? Мама Яна что-то говорила…

— Приданым заключенный контракт и последующая раскрутка стали, ну и теща, пока ты маленький был, подбрасывала на распашонки, всё же не последний человек в клане, на нее не все правила распространялись. Умная, кстати, женщина, жаль, Варька не в нее, — отец подавленно замолчал.

— Так что там с армией? — рискнул я прервать его душевные терзания.

— Пойми меня правильно: я против Шелеховых, что муха против слона. Но я считал: сходишь в армию, вырвешься из-под материнской опеки, по-другому смотреть на мир станешь. Там тоже промывать мозги умеют. Не вышло. Все предусмотрел, но того, что ты добровольно потравишься, чтобы только не идти, — мне такое и в страшном сне присниться не могло!

— А теперь?

— А теперь у тебя "язва"! К строевой не годен! — отец весомыми кавычками дал понять все, что имел на душе по поводу моей "язвы". — Документы из военкомата вернулись. Радуйся, в училище ты зачислен! Первого сентября обязан явиться!

— С амнезией?..

— Я, по-моему, ясно тебе перспективы обрисовал? По большому счету, туда только то, что между ног, и три раза по полсотни искр требуется. Первое есть, второе наберешь со временем…

Он не врал, его эмоции были у меня как на ладони. Сто сорок искр — это не только донором крови или спермы можно служить, это еще и обостренная интуиция, которая ясно показывала мне боль сидящего напротив человека. Любил он Масюню, невзирая ни на что. Любил как сына.

Любили меня-Масюню и другие домочадцы: и мама Яна — ее чувства при встрече ощущались строгими требовательными, но доброжелательными нотками, и мама Рита — немного бестолково, запутанными смазанными штрихами, которые списал на ее повышенное либидо. Любили все три сестры, встретившие в прихожей — немного покровительственно и собственнически, — так я интерпретировал свои ощущения. Вот Иван — Женин муж, тот не любил, более того — относился неприязненно и как-то… завистливо?.. Всего одна медитация из случайно (а случайно ли?) сброшенного файла Андрея Валентиновича открыла вдруг целый мир эмоций других людей — яркий и многовыразительный.

Любила и "мама" — отчаянно, с надрывом.

Себя.

Спасибо отцу Масюни — если бы не его пламенная речь, пронизанная горечью, я бы мог ошибиться, принять "мамины" чувства на свой счет, но слишком разный был их вектор — другими словами не объяснить. Отец жалел меня — непутевого отпрыска, а Варвара — себя. Довольно необычно, если учитывать настоящее кровное родство.

— А сколько у мамы искр? — решил уточнить, чтобы успокоить нехорошо шевельнувшиеся подозрения: если я, выполнив всего одно упражнение, словно пелену с глаз сбросил и четко мир ощущать стал, то ей, урожденной клановой, сам бог велел уметь больше.

— Меньше, чем у тебя, сто двадцать, по-моему… Да, сто двадцать одна. Она у Ирины Николаевны третья дочь, а я тебе уже говорил, что основная сила первенцу переходит. Вот старшая тетка твоя — Марина Шелехова — та мощной всадницей была.

— Была?

— Погибла четыре года назад. Сто окон отбила, своеобразный юбилей спраздновала, а сто первое… Жаль ее, она в тещу, хорошая баба была, хоть и безбашенная.

Подозрения ответ не снял, зато мелькнул еще один вопрос, требующий уточнения:

— А ты с мамой… не хотел завести собственного ребенка?

— Хмм… — впервые за разговор отец смутился, хотя до сих пор не стеснялся называть вещи своими именами, — Твоя мать, она, конечно, красивая женщина, а моложе еще красивее была, но еще перед свадьбой поставила условие — никакой близости. И если сначала я пытался как-то ее… уговорить… ухаживал… Нет. С ее точки зрения, я ей не пара, а нарываться из раза в раз на отказы надоело уже через год. Да и, если честно, школ оруженосцев я не кончал, по большому счету, мне и двух жен за глаза! — и резко свернул неудобную тему, — Соглашение я выполняю от и до, полностью во всем обеспечиваю, но воспринимаю ее скорее как твою няньку или дальнюю родственницу, живущую в доме.

То есть времени с матерью отец проводил самый минимум. Еще один кусочек пазла встал на место в моей картине мира. Остальные домашние так или иначе с "мамой" контактировали изо дня в день. И в них не было того неприятия кланов, какое высказывал отец. Не в восторге были от Масюниного решения посвятить себя "трудной и нужной" работе, но и в бешенство не впадали. А я, если правильно оценил темперамент главы семьи, думаю, что баталии тут недетские разворачивались. И все же при своем мнении остался только он.

Очень косвенная улика, но как-то мне все меньше хочется с "мамой" наедине оставаться. По искрам я от нее недалеко ушел, а по умениям она мне определенно должна фору давать.

И еще один вывод последовал за первым: методичку, специально или нет скинутую целителем среди исторической и околоисторической литературы, стоит проштудировать от корки до корки. Или, учитывая носитель, от первой до последней строчки, чтобы от зубов отлетала в любом состоянии. А все упражнения делать, пока дым из ушей не попрет. Займусь. Это даже важнее, чем набрать массу.

Пока я предавался раздумьям, отец обреченно сгорбился в кресле.

— Ты, если не приживешься там, знай… дом, где тебя всегда примут, у тебя есть. Маловероятно, что ты захочешь вернуться…

"Очень мало, если я правильно предположил способности клановых"

— Но ты… возвращайся… — отец еще ниже склонил голову, а я с болью понял, что он едва-едва сдерживается от слез.

"Итицкая сила! Масюня! Ну что ж ты так, малолетка-дебилоид?!"

— А если я не поеду в это их училище?.. — осторожно спросил, боясь услышать категорическое "должен!"

Но вопрос пришелся в тему, только что морально раздавленный отец мигом собрался и начал прикидывать что-то про себя:

— Ты это серьезно или так? — позволил он нотку недоверия в голосе.

— Абсолютно серьезно, — не мне с моими скромными и неизученными толком способностями тягаться с состоявшимися магами, да еще в их логове.

Отец забормотал вслух, но скорее для себя:

— Силком они к себе не тянут, восторженных юнцов вроде тебя и так хватает… Кровушки попьют, обидятся, тут к бабке не ходи… к бабке, к бабке… Ирине Николаевне… Жива ли еще?..

Он снова пошарахался по кабинету, сбив на пол совсем недавно поправляемую стопку скрученных ватманов. Валики чертежей рассыпались, но он только ругнулся и отпнул один с дороги. Потом внимательно проследил за траекторией качения и тем же способом отправил вслед под стеллаж остальные.

— Единственное препятствие для тебя — это альтернативная служба, Варька уже отправила заявку на прохождение у Шелеховых, а те подтвердили. Препятствие так себе, решается в два счета, тем более, что из-за "язвы" ты легко можешь попросить отсрочку, и тебе пойдут навстречу. Там, где в дело вступает государственная машина, кланы предпочитают не встревать. Но вот из нашего города я бы порекомендовал уехать. Понимаешь, с точки зрения одного клана ты такая мелочь, что отвлекаться на месть тебе — это… себя не уважать, — нашел он после паузы подходящее сравнение, — И в то же время неприятный прецедент, а у них меж собой та еще грызня.

— Что грызут-то? — уже веселее поинтересовался я.

— Да все! — отмахнулся отец, — Территории, ресурсы, должности. Должен же кто-то их роскошь оплачивать! Не отправь вы с матерью заявку — не было бы проблем, а теперь все везде подшито и пронумеровано, туда же попадет твой отказ. Для них загнать тебя под себя делом чести будет.

— Оппа! — взгрустнулось мне.

— Не бери в голову! Говорю же: не станут они за тобой специально гоняться! А вот скрыться на время с их глаз не помешает! Тем более, что условно мы на территории Ногайских проживаем, а Шелеховы с Ногайскими меж собой постоянно цапаются, не хватало еще тебе очередным яблоком раздора стать!

По жизни Анатолий Сергеевич был человеком резким и деловитым. И сын, не дрочащий на кланы, нравился ему больше, чем рвущийся в элитные проститутки, поэтому деятельность развил бурную и быструю. Еще паста на моем прошении об отсрочке не просохла, а он уже согласовывал маршрут, договаривался, кто из его друзей и партнеров меня примет, придумывал подходящую версию для всех. Поднял вихрь из мамашек и сестер, которые ни на минуту не оставляли меня наедине с Варварой. Что там "мать" обо всем этом думала, осталось за скобками но, судя по тому, что никто не удивлялся — бедлам пополам с фейерверком случался чуть ли не каждый раз по его приезду, так что, наверное, каких-то подозрений не возникло. К тому же через неделю отцу надо было снова уезжать, и с точки зрения "матери" сохранялась иллюзия, что времени на мою обработку у нее оставался еще вагон.

И все бы ничего, наконец-то нащупанная почва под ногами, какие-то планы на будущее… но я ведь выспался. А тут новая обстановка, целый ворох событий. Короче, ночью мне не спалось. Извертевшись вконец, сбив простыню в сплошные складки, встал и отправился на поиски кухни — в ночной дожор. Расположение комнат и коридоров я вроде бы срисовал, но в темноте все выглядит по-другому, и стоит ли удивляться, что запомненные переходы привели меня куда-то не туда.

— Миша! — пошел на тихий зов отца из кабинета, но, как оказалось, звали не меня, — Миш, прости, что поздно… Ах да, часовые пояса… Миш, твои Лена с Ольгой все еще не против породниться? — насторожил уши и, чудо, стал слышать намного лучше! А сто сорок искр — это круто! — Да, подробности потом, не из дома…

Захотелось еще и реплики невидимого собеседника слышать, но повтор усилия привел к дикой головной боли. К уям эту магию! Чего полез? — из коридора нормально слышно, а достроить неслышимое как-то смогу! Совладав с нахлынувшим приступом мигрени, вернулся к обычному восприятию.

— Угу! Знаешь, был бы таким раньше… Нет, нормальный парень, я на эту амнезию нарадоваться не могу, знал бы, сам бы потравил… Шучу-шучу… Так как?

В подслушиваемом разговоре провисла пауза, собеседник отца, судя по одобрительному хмыканью из кабинета, что-то ему втолковывал.

— Не обижу… Нет, наследником уже не сделаю, во-первых, у меня своих три девки, а во-вторых, его отсюда срочно убирать надо, пока по-новой не обработали, а он со своей памятью сейчас как теленок, куда потянут, туда и поведут…

Опять пауза.

— Миш, я тебе еще раз говорю — нормальный парень, от себя отрываю… угу… Ну, не маленький же! Сто сорок — это не двести, все препараты действуют так же! Машку ты же пристроил как-то, а она у тебя… Миш-Миш, не обижайся, я ж по-дружески!… Да ладно, про любовь! Заливай кому другому! К тому же благословление отца у тебя, считай, есть!

Друга-партнера отца, к которому я должен был приехать и переждать какое-то время, звали Михаил Витальевич. О наличии дочерей речь не шла, но обмолвка о недавней свадьбе в семье была.

— Да, договорились. Пока… Ага, жди посылочку! Пока!

Тенью метнулся обратно в комнату, но по закону подлости опять спутал арку и вывалился в первоначальный пункт назначения — кухню. Заметался, а потом успокоился, чего это я? Я ж дома, а не в стане врага, надо и вести себя как дома! Тем более новости требовалось разложить и заесть. Вывалил найденные продукты на стол, собираясь соорудить бутер, щелкнул зажигалкой под чайником.

На шебуршание подтянулись сестры:

— А как же режим?

— В жопу режим! Видели же, чем брата кормят!

— Бедненький! Отдай нож, порежешься!

Вика ловко перехватила нож, задвинув меня в угол, Поля полезла за чем-то забытым в холодильник. Домашние халатики, наброшенные на голое тело, навели на грешные мысли: интересно, а аппарат Масюня уже пробовал в действии?

— Эй, куда пялишься! — стукнула меня прихваткой самая аппетитная из сестер — Евгения. Мимолетно позавидовал Ивану — и самую красотку отхватил, и наследницу вдобавок.

— Так прикройся, замужняя ты наша! — Евгения еще раз стукнула по макушке, но полы халата запахнула поплотнее.

А потом мы уютно под чай хомячили нарезанные бутерброды, перебрасываясь ничего не значащими шутками. И я немного оттаял. Пусть в матери мне досталась клановая сука, пусть отец тоже тот еще жук, но семья у меня все же есть.

Устраиваясь в кровати, подвел итоги.

Отправляться в Шелеховское училище я точно не собирался. Отец очень красочно все расписал, может где-то краски и сгустил, но ненамного. Трахать до конца жизни телок по приказу?.. Вот, казалось бы, работа мечты! — но даже от одной мысли передергивало. Гордые лоси моей породы в неволе не размножаются!

Ехать к отцовскому партнеру? После разговоров о каких-то таинственных препаратах? Нет, я не категорически против женитьбы, но итицкая сила, не так же сразу! Я до сих пор не перестал пугаться зеркал, каждый раз с нецензурным возгласом отскакивая от отражающих поверхностей — в них поселился хрупкий русоволосый юноша вместо седого очкастого шкафообразного мужика. Посыпалась к чертям координация — все рефлексы были заточены под то, крупное тело. Мне еще с этим мелким сживаться и сживаться!

И, в-рот-мне-ноги, я теперь маг! Слабенький, никчемный по сравнению с клановыми, но ведь я только в начале!

На сытый желудок пришла, наконец, умная мысль: а кто меня заставит?

Я совершеннолетний, отсрочка от армии у меня есть, весь мир передо мной!

В жопу всех доброжелателей! Что я? Себя не прокормлю? Не защищу?

Я ж не Масюня, я Бурый. Медведь. Или Лось — тоже не беззащитное животное.

Что было хорошего в Масюниных веселеньких шмотках — так это их яркость, отвлекающая от моей новой весьма среднестатистической внешности. Стоило скрыть ядовито-розовую рубашку под серой толстовкой, пройтись струей из баллончика по белоснежным кроссовкам и взлохматить неопределенно-русые волосы, как я сразу становился человеком-невидимкой в вокзальном столпотворении. Синие джинсы за примету сойти не могли — в таких был каждый третий.

По замыслу отца выйти мне следовало на следующей станции и пересесть на поезд до Ростова — его партнер жил там. Владения Новоросских, которые не имели общих интересов ни с Ногайскими, ни с Шелеховыми. Но я рассудил иначе.

Стоянка скорого поезда "Владивосток — Москва" длилась всего десять минут. Пока я пробежался вдоль состава, выискивая подходящего проводника, прошло уже пять, если не больше.

— Брат! До столицы, а?

— Иди в кассу за билетом!

— Брат, до отправки три минуты, ты издеваешься? — я поправил зазывно торчащие из кармана червонцы.

Проводник возрастом хорошо за сорок окинул меня внимательным взглядом, особо остановившись на выставленных на обозрение уголках купюр:

— От кого бежим?

— Родаки женить решили, а я еще ни мир не посмотрел, ни себя не показал.

— Что-то молод ты для женитьбы, — недоверчиво произнес единственный мужчина-проводник на весь состав.

— Так и я говорю, что молод! Прикинь, восемнадцать только исполнилось! Ну куда мне жениться?

— А ты не из этих, часом?.. — мужик жестами изобразил целую пантомиму, намекающую на нетрадиционную ориентацию — чуть ли не самый страшный грех в этом обществе переизбытка женщин.

— А в морду?

Выставленные перед собой ладони следовало понимать как извинение.

— Есть у меня одно место. Купе на двоих. Полковник. В отпуск едет. Если устроит, возьму даже меньше, все равно на это место желающих не найду. Не испугаешься?

— Да хоть генерал! Я ж чист аки агнец, просто мир хочу повидать, пока не окрутили.

— Ну-ну! — десятки поменяли хозяина, — Залазь, агнец! В тамбуре пока стой, не отсвечивай.

Ждать пришлось довольно долго, почти сорок минут. А мне-то что? Хоть больше. Главное — еду в нужном направлении. Разглядывая уплывающие пейзажи за окном, прикидывал, как скоро меня начнут искать. Пока на моей стороне было то, что делать ж/д билеты именными тут еще не додумались. Даже если милашка-проводница сразу же доложит о спрыгнувшем пассажире, то кому и какой толк с этой информации? Потом, конечно, когда меня не окажется ни в одной из конечных точек маршрута, вялые поиски развернут, но именно что вялые — я ж совершеннолетний. А записки обоим родителям Вика обещала передать точно в срок. Мировая девчонка, и чего с ней Масюня не ладил?

В столице собирался действовать по обстоятельствам. Где-то на месяц скромной жизни денег должно было хватить, а там — поглядим. Я еще не до конца разобрался в здешнем устройстве, да я даже не на середине был, а только в начале, так что для построения толкового плана информации катастрофически не хватало. Кое-какие надежды возлагал на подмеченное мужское братство. Это женщина женщине здесь была тамбовский волк, не товарищ и конкурент, а мужики друг друга поддерживали. Неявно, не в ущерб себе и не выпячивая этот факт, но помогали. Именно поэтому я искал среди множества проводников мужчину — больше было шансов на понимание и согласие.

— Тц! — в открывшейся двери замаячило лицо моего спасителя, — Идем!

В узком проходе меня мотало от стены до стены, а повелитель вагона, не обращая внимания на случившуюся качку, невозмутимо нес поднос с пирожным и двумя стаканами чая в подстаканниках — некоторые вещи в обоих мирах вызывали оторопь своим сходством.

— Госпожа полковник, ваш чай и сладкое. А также попутчик до столицы, — произнес он, постучавшись и открыв дверь купе.

И почему у меня такое чувство, что вишенкой на этой пироженке являюсь я?

В красивых женщинах в форме определенно что-то есть. Угадать возраст я бы не взялся, но где-то около тридцати — тридцати пяти. Подтянутая брюнетка со строгим волевым подбородком. Грудь, талия, попа — все при ней в приятной пропорции, перевес я тоже не люблю. И не соплячка-малолетка, которые пока не вызывали у меня нужных шевелений: прошедших десяти дней в чужом теле мне никак не хватило, чтобы перестроиться на собственную юность, и сикавки — вчерашние или нынешние школьницы подсознательно воспринимались табу.

Мой восхищенный взгляд не остался незамеченным.

— Зоя.

— Миха, — возможно стоило бы представиться как-то по-другому, но я боялся, что на не свое имя не откликнусь, что вызовет гораздо больше подозрений.

Аппарат требовал проверки, а когда женщина знает, чего хочет — жить проще. Сначала чай за знакомство, потом коньячок из ее запасов. Не напиться — боже упаси! — только для раскрепощения.

Вызволяя крепкие полушария из плена тесного кителя, наткнулся на сбрую.

— О! Пистолетики!

На мое дилетантское заявление (местных марок я не знал) Зоя фыркнула и помогла разобраться в застежках. Проведя пальцами по оставшимся после белья и ремней красным следам, зарылся лицом в восхитительные возвышенности. Освободившиеся руки пустились в путешествие по линии бедер. Где сразу наткнулись на ножны. Озадаченно вывернулся из объятий и приподнял смятую юбку.

— Да ты опасная женщина!

Полковник в чулках с ножнами на подвязке смущенно отстегнула нож с ноги.

— А где базука? Здесь… или здесь?

— Ищи, малыш…

Юное тело подвело и опозорило. "Итицкая сила! Масюня! Ты хоть что-то без одобрения мамочки делал?!" Пришлось снова пускать в дело руки, губы и язык, заминая неловкость. Но сто сорок искр в крови — это не только неизвестные пока способности, это еще и повышенная регенерация или, как в данном случае, быстрое восстановление.

Довольные и помятые, мы оторвались друг от друга только час спустя. Одеваться не хотелось. Дотянулся до так и не убранной сумки, в боковом кармане которой должна была находиться собранная на дорогу снедь.

— Будешь? — предложил Зое сверток с пирожками.

— А давай!

ВИП-купе было даже оборудовано умывальником. Схомячив нисколько не меньше чем я, Зоя выбралась из постели, перешагнув через мои ноги, и стала ополаскивать испачканные руки, попутно приводя в порядок спутанные пряди и смазанную косметику. Проектировщиком купе явно был мужчина, потому что и раковина, и зеркало располагались низковато, заставляя женщину наклоняться, открывая мне вид на неизученный тыл. Это упущение срочно требовалось исправить.

В качестве подпорки умывальник не годился, поэтому развернул Зою на откидной столик, смахивая на пол пистолеты и нож. По проторенному пути новый акт пошел замечательно, но взгляд на раскрытую косметичку подарил хулиганскую мысль. Не прекращая движений, дотянулся до баночки с прозаическим названием и стал втирать крем меж белых ягодиц.

— Нет-нет-нет!… - заелозила она животом по столу.

— Да… — шепнул я ей на самое ушко.

Какому лейтенанту, а я так и уволился в этом звании из доблестной и непобедимой, не хотелось поиметь вышестоящих по званию особо извращенным способом, пусть и в переносном смысле? А у меня выпал шанс сделать это на практике, осуществить, так сказать, мечту безвозвратно сгубленной сапогами молодости. И дураком я буду, если не воспользуюсь возможностью.

— За неподшитый воротничок! За расстегнутую пуговку! За неотданную вовремя честь! — распаляясь, я загонял себя все глубже и глубже, а тело подо мной стонало и извивалось отнюдь не от боли.

— И за самоволку… — выдохнула она на последнем толчке.

— И за нее тоже, — поцеловал в уязвимое место между шеей и плечом, вынуждая ее еще раз дернуться, а меня — зажмуриться от удовольствия.

Утро начинается хорошо, если начинается не с кофе. Или не только с кофе. Но одним кофе сыт не будешь, а завтрак мы безнадежно пролюбили. Таскаться до вагона-ресторана я и не собирался — чем меньше людей увидит меня здесь, тем лучше, но от запасов остались рожки да ножки, а следующая стоянка, чтобы прикупить чего-то на перроне, стояла в расписании не раньше, чем через два часа. А еще через три — первопрестольная. А у меня "язва" и диета. Такими темпами я копыта отброшу раньше, чем доеду.

— Какие проблемы? — удивилась Зоя, стоило мне заикнуться о голоде.

Нажатие на незамеченный мной звонок привел к нам всё того же проводника, держащего покер-фейс не хуже широко припиаренного в моем мире Бэрримора. И лишь лукавые искры на дне глаз показывали, что тайной происходящее в купе для него не являлось. Неудивительно — его место находилось за тонкой перегородкой, об которую мы периодически стукались в процессе.

Поели. Подремали. Повторили на посошок.

— Девчонки намекали на особенный подарок к отпуску… — мурлыкнула она, уже окончательно облачаясь обратно в форму, когда в окне начали мелькать вокзальные сооружения, — Но я и не подозревала, что он будет таким… сладким! — и она властно поцеловала меня.

Оскорбиться — не оскорбиться?

Если подойти сугубо утилитарно, то мне только на руку, что она приняла меня за презент от сослуживцев. Меньше болтать будет. Но если спустить сравнение с проститутом…

— Я точно не подарок, и не твой! — грубо прижал женщину к стене и неаккуратно укусил за нижнюю губу, — Гусары денег не берут! — огладив принесшие столько удовольствия изгибы с уже навешанным вооружением, первым покинул купе. А дальше, пользуясь стройным телосложением и отсутствием габаритного багажа, проскользнул мимо очереди на выход, и в числе первых выскочил из вагона, отсалютовав напоследок понимающе ухмылявшемуся проводнику. Он показал мне вслед большой палец:

— Обращайся!