Лощина Язычников. Книга Блэквелл

Глава 37

Джулиан

Я заглянул в дверь и увидел Фэллон, обхватившую голову руками и оплакивающую Бенни. Она услышала, а я стоял, разрываясь между двумя мирами. Между Бэком и Фэллон.

Я закрыл глаза.

— Иди к Джону. Он позаботится о Бенни, — посоветовал я Бэку. — Что касается остальных, пусть приходят.

— Ты совершаешь ошибку, — сказал Бэк, его глаза осуждали меня, наказывали меня. Когда я не ответил, он покачал головой и сбежал вниз по ступенькам.

Я проскользнул в дверь, закрыл и запер ее за собой.

— Фэллон, мне так жаль, — это было все, что я мог сказать, когда шел к ней, зная, что ей нужно, но все еще не уверенный, смогу ли я передать это так, чтобы утешить ее. Мои слова казались бессмысленными, сломанными.

Движением моего запястья жалюзи закрылись, окутав нас темнотой. Диван прогнулся, когда я сел рядом с Фэллон и прижал ее к своей груди. Долгое время мы оставались так. И по прошествии времени мы обнаружили, что лежим на диване, переплетенные. Фэллон судорожно втянула воздух и уткнулась лицом мне в шею. Ее тело дрожало в моих объятиях, и слезы казались сосульками на моей коже. Мое сердце лишилось дара речи.

Могу ли я так сказать? Возможно ли, что мое сердце лишилось дара речи? Это было чертовски похоже на то. Я не знал, что делать, кроме как крепче прижать ее к себе, проводя ладонью вверх и вниз по ее спине.

Единственные слезы, которые выплакала Агата, были слезы растерянности и ярости. Я много раз был свидетелем криков Джоли, и Джоли плакала так, как будто вкладывала в это все свое тело, неряшливая, мокрая, с покрасневшим лицом, плачущими руками и дрожащими плечами, чтобы весь город знал, что Джоли Блэквелл расстроена. Я научился помогать им, я рос вместе с Джоли и Агатой, но это… это было по-другому. Я слышал, как сердечная боль Фэллон вырывается с каждым прерывистым вздохом.

Всхлипы Фэллон были тихими, мягкими и нежными, как неуместные капли дождя, скатывающиеся по запотевшему окну. Каждая слеза скользила по моей коже, каждая была крошечной каплей воды, такой маленькой по сравнению с океаном. Почти незначительный. Но нет. Конечно, нет. Она плакала, не на публику, но использовала меня как щит. Она хотела побыть одна в своих слезах и также нуждалась во мне здесь. Я молчал и давал ей время, пока ее тихие всхлипы не заставили ее уснуть. Потом, наконец, сон овладел и мной.

Где-то между днём и ночью…

Надвигался вечер. Когда ты сын леса, тебе случалось знать подобные вещи, что означало только то, что мы спали по меньшей мере десять часов. Я был уверен, что никто из нас никогда не спал так долго.

Фэллон пошевелилась, и легкое, как перышко, дыхание сорвалось с ее губ, коснулось моей шеи. Мы лежали на боку, и моя рука скользнула под ее рубашку, прижимая ее к своей груди. Она свернулась калачиком в моем теле, принадлежа ему и заполняя все мои пустоты. Я зарылся лицом между ней и подушкой, желая жить рядом с ней вечно.

Несмотря на мою полноту, угроза того, что должно было произойти, всегда была на один мстительный шаг позади нас. Преследование Фэллон и срыв посвящения в Священное Море были признаком неповиновения Ордену по двум отдельным пунктам. Я не только прервал ритуал, но и забрал девушку, которая, как мне сказали, никогда не будет моей.

Но она была, и, оглядываясь назад, я бы сделал это снова, и снова, и снова.

К этому времени Джон уже отправился в дом Моргана, перевез тело Бенни в морг, вероятно, также прибрался, потому что он проникся симпатией к Фэллон и не хотел бы, чтобы она столкнулась с последствиями. Тем не менее, город не пришел для того, чтобы устроить ад. Орден никого за мной не посылал. Что-то должно было произойти за эти последние десять часов, чтобы выиграть мне больше времени. Возможно, вмешался мой ковен.

Лежа здесь с ней, я думал о том, чтобы убежать и встретиться лицом к лицу со своим ковеном, чтобы попросить помощи, чтобы увезти Фэллон и меня подальше отсюда. До этого момента я ни разу не думал о том, чтобы покинуть Воющую Лощину. Мы могли бы быть вместе. Но ковен никогда не согласится расстаться со мной, и пока я проклят, каждый день во внешнем мире будет представлять опасность для Фэллон. Плюс, Ковен Норвежских Лесов был моей семьей, развращенный и сбитый с правильного пути, но все же моей семьей.

Это были мои решения, мои поступки, и для этого мне пришлось бы столкнуться с ними лицом к лицу. Бегство было реакцией того, кто боялся. Я лучше умру честным человеком, чем проживу эту жизнь трусом.

Раздался стук в дверь. Я выскользнул из-под Фэллон и выпрямился. Стук раздался снова, и я двинулся через дом в полной темноте, по привычке проверяя, надежно ли закреплена моя маска. Мое дыхание застряло в груди. Мои мысли бешено метались.

«Они здесь», — подумал я. Вот оно.

Прежде чем открыть дверь, я еще раз оглянулся на девушку. Моя девочка.

Я повернул ручку фонаря, пока не вспыхнуло пламя, затем снял его с крючка. Дверь приоткрылась на щепку. Холодный озноб проскользнул сквозь щель, и Агата стояла на моем крыльце, кутаясь в толстое пальто. Седые пряди ее волос выбились из-под галстука и теперь растрепались, обрамляя лицо.

— Это правда? Ты вмешался в ритуал Священного Моря? — быстро спросила Агата. Я вышел на крыльцо, тихо прикрыл за собой дверь. Агата посмотрела мне в глаза, когда ее взгляд преобразился всезнающе, в равной степени смущенный и растерянный. Ее рука дрожала, когда она положила ее на основание шеи.

— Боже мой, Джай, она сейчас там?

Я едва мог смотреть на нее.

— Да.

Ее твердая рука ударила меня по лицу, и моя голова дернулась в сторону.

— Я не могу тебе поверить! Почему ты так поступил со мной?

Я закрыл глаза, слыша, как ее глаза наполняются слезами.

— Нет… нет, Джай. Почему ты не мог просто держаться от этого подальше? Почему ты не мог держаться на расстоянии? ПОЧЕМУ? — крикнула она, не в силах сдержать свои эмоции в горле. — О боже, они принесут тебя в жертву. Они сожгут тебя в «Плетеном человеке», Джулиан Джай. О боже! — воскликнула она. — Почему?! Почему ты так поступил со мной?

Покачав головой, я расправил плечи, пытаясь найти слова, чтобы объяснить, что я не могу быть вдали от Фэллон. Это нанесло ущерб моей душе. Я никогда не смог бы вырвать Тьму или очистить ее начисто. Но с ней, рядом с ней я был другим. Я снова был собой, а не чем-то проклятым или больным. С ней я был самим собой в той же степени, в какой принадлежал ей. С ней Тьма не могла коснуться меня.

Поэтому, когда мои глаза остановились на обиженных и испуганных глазах Агаты, я мог говорить только правду. — Я люблю…

— Не смей! — закричала она, качая головой.

— Не смей произносить эти слова, ты не имеешь права!

Моя мать била меня по груди, снова и снова, она продолжала бить меня, и я позволял ей. Фонарь выпал у меня из рук и упал на пол.

— Ты чудовище, — выкрикнула она. — Только монстр может причинить мне такое горе, какое причинил мне ты. Ты забрал моего малыша Джонни. Ты забрал моего Джавино, и все это для того, чтобы тоже умереть? Ты всего лишь чудовище, Джай! Я не могу поверить, что ты поставил меня в такое положение… Я сделала все, чтобы защитить тебя, и вот как ты мне отплатил?!

Я застыл, пока она била меня, боль и предательство истекали кровью из ее сердца.

В конце концов, ее конечности ослабли, когда она ослабела, и я обхватил ее руками, крепко прижимая к груди, чтобы поддержать ее вес. Я больше ничего не мог сказать, что заставило бы ее понять. Мимолетные крики Агаты были поглощены глубоким и тускнеющим лесом вокруг нас, когда я прижал ее к себе.

Она взяла себя в руки и отстранилась. — Ты думаешь, она могла бы искренне любить тебя? Пустоголовый язычник? — усмехнулась она.

— Она даже никогда не видела твоего лица!

Моя челюсть сжалась, когда она продолжила:

— Она не одна из нас. Неужели ты думаешь, что она захочет смотреть, как ковен использует тебя, избивает тебя! Оскорбляет тебя! И все это для того, чтобы вытягивать из тебя магию так, как ты был рожден, чтобы тебя использовали? Как ты думаешь, она бы это выдержала? Ты действительно веришь, что она всегда согласится быть второй в твоем ковене? Она хоть представляет, во что ввязалась?

Она глубоко вздохнула, мы оба знали, что это были те самые причины, по которым она никогда не позволяла мне называть ее мамой. Все это было способом максимально дистанцироваться от нее, потому что она сама не могла этого вынести. Для нее это был единственный способ жить с Полым Язычником в качестве сына.

— Ты язычник, а не человек, Джай. Ты живешь в сказке.

— Она любит меня. Остальное — ерунда, — сказал я сквозь стиснутые зубы. То, что у нас было, было настоящим. — Это не логистика или пополнение списка, Агата. Она не просто девушка, а я не просто язычник. Я устал отчитываться перед тобой, ковеном, Орденом.

— Тогда ты чудовище, купавшийся на все это. Тебе нужно вернуть девочку, — сказала Агата более спокойно, чем раньше. — Это были твои решения, и теперь ты должен столкнуться с последствиями, потому что, если ты этого не сделаешь, ты только сделаешь ей хуже, — она вздернула подбородок, два железных кулака в ее глазах, — Ты должен позволить Ордену решить твою судьбу. Избавься от девушки Фрейи, прежде чем втянешь ее в свою жалкую жизнь.

После того, как Агата ушла, я вернулся внутрь и обнаружил Фэллон, сидящую на диване с пустым лицом в темноте. — Ты слышала, — заключил я, подходя к ней. Фэллон не сказал ни слова, и тишина была оглушительной. — Мне неприятно это говорить, но она права. Я только сделаю тебе хуже. Со мной жизнь будет еще хуже. И она знает это, Фэллон. Она через многое прошла, и она просто пытается сделать так, как лучше для всех. После всего, что я сделал, смерти, которые я навлек на этот город, если эти последние месяцы с тобой были лучшими месяцами в моей жизни, я могу умереть, зная, что я был способен на нечто большее. Что я снова могу быть собой.

— Это нечестно, — прошептала Фэллон. Ты когда-нибудь думал обо мне во время своего эксперимента?

— О, да ладно, Фэллон, вряд ли это был эксперимент. Я не ожидал, что это случится с нами, это просто случилось, и ты это знаешь. Я не жалею об этом. Правда, и я бы ничего не стал менять… но я всегда знал, что до этого дойдет.

— О, боже мой, она так быстро запала тебе в голову? Итак, они собираются забрать тебя, и ты позволишь им это сделать. Ты собираешься оставить меня здесь совсем одну, ни разу не подумав о том, что это со мной сделает?

— Несмотря ни на что, я уже покойник, Фэллон! Перестань обманывать себя. Ты знала, что это я убил всех. Джонни, Том, Джури, ради всего святого, Ривер Харрисон. Вероятно, я также убил драгоценную городскую Бет Клейтон, и список можно продолжать, длинная череда смертей еще до того, как ты появилась. Но в глубине души ты всегда знала, что это был я. Ты знала, и ты все еще была той, кто… — Я сделал паузу, качая головой, теперь стоя над ней, прижимая палец к груди, — Ты была той, кто нашел меня! Ты говорила со мной! Ты поцеловала меня! Ты спала со мной. Я, Фэллон! Это твоя вина в такой же степени, как и моя! Чего именно ты ожидала? Что мой ковен не накажет меня? Что город просто сделает вид, что с этими людьми ничего не случилось? Нет, Фэллон, это так не работает. В любом случае, Орден в конце концов узнает, что я сделал. Для меня нет хэппи-энда!

Фэллон посмотрела на меня своими поразительными стеклянными глазами, прыгающими между моими, ее брови сошлись вместе. Я втянул воздух, попыталась успокоить свое бешено колотящееся сердце, прежде чем продолжить:

— Город процветает благодаря балансу. Я всегда знал, что этот день настанет после того дерьма, которое я натворил. Я никогда не заслуживал прожить еще один день после того дня, когда я убил Джонни, но что-то за пределами магии позволило мне продолжать жить ими, и, возможно, встретиться с тобой, возможно, по крайней мере, снять проклятие язычников, искупить свою душу, прежде чем земля заберёт ее. Я, блядь, не знаю, но это всегда было вопросом времени, и… черт! Будь проклят Джулиан Блэквелл за то, что он просто хотел побыть с тобой еще немного!

— Твоя мать промыла тебе мозги!

Она запустила пальцы в волосы. — Ты позволил ей залезть тебе в голову, как они все делали все эти годы, — прошептала она, с отвращением глядя на меня, когда встала с дивана. — Нет, я знаю тебя, Джулиан. Я знаю тебя, и я знаю, что если бы у тебя был выбор, ты бы не сделал ничего из этого. Ты молодец, Джулиан. Ты такой хороший. Это не ты. Это не ты! Как она могла? Твоя собственная мать назвала тебя чудовищем!

— ПОТОМУ ЧТО Я И ЕСТЬ ЧУДОВИЩЕ!

Фэллон постоянно качала головой, не видя вещей такими, какие они есть.

— Нет, это не так! Ты когда-нибудь задумывался о том, что не ты тьма, а все остальные? Джулиан, снова и снова, и снова, они постоянно ломали тебя этими словами, я не знаю, как долго, чтобы удержать тебя именно там, где они хотели. Чтобы держать тебя в приручении. Чтобы украсть твой голос. Твою уверенность. Ты научил меня этому!

Она посмотрела на меня снизу вверх, ее глаза были дикими и живыми.

— Чудовище! Язычник! Убийца! Чертова пустая штука, ПОСМОТРИ НА СЕБЯ!

— Фэллон, прекрати, — процедил я сквозь зубы, и она уперлась ладонями мне в грудь.

— Нет, — она наклонила голову, — Что это, Джулиан? Двадцать с чем-то лет ты позволял им определять тебя? — насмехалась она, используя мои слова против меня и выводя меня из себя. — Ты стал тем, кем они тебя называли, но благодаря тебе, по крайней мере, я сопротивлялась! Когда ты сможешь постоять за себя вместо того, чтобы позволять своей младшей сестре делать это за тебя?

Я схватил ее за нежную шею и притянул к своей вздымающейся груди, моя кровь закипела.

— У меня нет такой роскоши.

Челюсть Фэллон сжалась. Она схватила меня за предплечье.

— Кто сказал? — прошептала она в мою хватку. Мой взгляд метался между ее свирепыми глазами, и она положила руку на мой покрытый шрамами торс.

— Как это случилось, Джулиан? Твой ковен делает это с тобой?

Моя челюсть сжалась, мышцы напряглись.

— Ты не поймешь.

— Конечно, ты мне не скажешь.

Фэллон рассмеялась, но смех был таким же пустым, как и я.

— Ясно, что с того момента, как ты родился, весь город отвернулся от тебя. Они сделали это с тобой! И ты не был создан для этого, Джулиан, ты не был создан! У тебя так много любви и страсти к своему ковену, ты был рожден, чтобы возглавить его, вернуть все к тому, как было раньше, как ты сказал в своей истории. Не становись таким и не прячься в этих лесах. Ты лучше их!

Мое сердце сжалось в груди. Мои глаза затуманились. Я не мог моргнуть, боясь того, что может выйти наружу, если я это сделаю.

И все же, все же, угрожающие слезы дрожали в уголках моих глаз, когда я говорил:

— Где ты была двенадцать лет назад, когда я нуждался в тебе?! Где ты была до того, как я убил Джонни? Где ты была до того, как пустота забрала меня? Ты не имеешь права так поступать со мной. Ты не имеешь права приходить сюда сейчас и кормить меня лживой чушью, когда я не могу вернуться и что-то изменить. Факты все те же. Что сделано, то сделано! Я не могу вернуться и отменить это! Это была очень хорошая речь, Фэллон! Но ты опоздала на двенадцать лет!

Я закричал, отпуская ее, отталкивая ее, прежде чем я сделаю или скажу что-то еще, о чем буду сожалеть. Я упер руки в бока, повернул голову.

— Садись в машину. Я должен отвезти тебя домой.

— Трус! — выплюнула она.

— Всего лишь монстр, — поправил я, направляясь в свою комнату за рубашкой.

Фэллон последовала за мной.

— Лицемер.

— Виновный.

Я схватил с кровати рубашку и натянул ее через голову.

Когда я повернулся к ней лицом, по ее разгоряченному лицу катились слезы.

— Не делай этого со мной, — отчаянно прошептала она.

— Пожалуйста, Джулиан, не позволяй им забрать тебя.

— У меня нет выбора.

Яркие фары высветили перед нами только для того, чтобы их поглотила ночь. Тревожная тишина заполнила салон, пока я ехал к собственности Моргана. Если бы Фэллон могла стать дверью машины, к которой она была прижата, она бы это сделала. Она продолжала смотреть в запотевшее окно, ее взгляд соединял звезды.

Мне было интересно, что происходит у нее в голове. Я удивился, почему она дрожит, хотя у меня был сильный жар. Я задавался вопросом, простит ли она меня когда-нибудь за это.

И когда я свернул на подъездную дорожку, я чуть не передумал.

— Я люблю тебя, Джулиан Блэквелл, — прошептала она, ее взгляд был прикован к дому перед нами.

— Ничего не изменилось. Это всегда был ты. Каждый раз.

Фэллон потянула за рычаг на двери машины, и у меня сжалось в груди. Дверца машины открылась, и в моем сердце запульсировала боль. Она поставила одну ногу на землю, и я не мог этого вынести.

— Фэллон, подожди, — выпалил я, хватая ее за руку.

Дверца машины была открыта, и я схватил ее за затылок, заглянул ей в глаза. Все, что я хотел сказать, горело у меня в горле. Я закрыл глаза. Открыл их. Я сглотнул, чувствуя комок в горле. Слова не выходили, и Фэллон покачала головой и вырвалась из моих объятий.

Я хлопнул ладонями по рулю, прежде чем уронил голову на руки, не в силах смотреть, как она уходит.