Лощина Язычников. Книга Блэквелл

Глава 14

Джулиан

После того, что произошло во время собрания в Мэрии и смерти Джури Смита, я знал, что это всего лишь вопросом времени, когда меня вызовут сюда, в Палаты Ордена.

Это был не первый раз, когда меня приглашали. Да, Орден пригласил меня официальным приглашением, отправленным по почте и доставленным прямо в руки в дом моей матери, с печатью Ордена поверх конверта.

К счастью, Оушен, бездомный, который спал за закусочной Мины, был в отключке и не стал свидетелем моего покушения на чужеземку на баскетбольной площадке, когда я был не в себе. Девушка, которую я чуть не убил, была пьяна, ее история вряд ли заслуживала доверия. Офицер Стокер явился в автомастерскую для допроса. Я сказал ему, что она приставала ко всем нам в Вуду, и мы ей отказали. Что я пошел прямо домой после того, как вышел из бара. Куча полуправды, которая только превратила монстра в труса.

Но, стоя перед Орденом рядом с самодовольным Кейном Прюиттом, я понял, что это не имеет никакого отношения к тому, что произошло в трейлере Эрла или на баскетбольной площадке. Мы все собрались здесь по другой причине, и я вдруг пожалел, что это не связано с тем, что я убил Джури Смита или напал на девушку, потому что я знал, что это имеет прямое отношение к Фэллон.

Палаты располагались в подвале под беседкой. Августин Приюитт, Виола Кантини, Кларенс Гуди и моя мать Агата Блэквелл сидели на верхней ступеньке лестницы за своим длинным столом, составляя четверку в Ордене. Два заветных символа висели на каменной стене над Орденом, защищая Комнату. Пятиконечная звездная пентаграмма представляла Ковен скандинавских лесов, пять первоначальных семей из стихий земли, воздуха, огня, воды и духа — Полых язычников.

С другой стороны, кельтский узел, представляющий Священный Морской Ковен — Воющих Ведьм.

Свечи горели в различных карманах в стенах комнаты, вдоль пола и вверх по лестнице, ведущей в Орден. Независимо от времени года, в комнате оставалось сыро, холодно и при той же застойной температуре.

Атмосфера была непохожа на ежемесячное собрание в мэрии; ты не можешь высказаться, если к тебе не обращаются, чужаков, которые не были нашими предками, не жаловали — кроме Мины Мэй — и наказание в отношении члена ковена было намного хуже, чем в отношении чужаков. Нас вряд ли жаловали в нашем собственном городе, но я понимал причину этого.

У нас была магия. У нас было преимущество. У них нет.

Отсюда и причина, по которой Мина Мэй сидела в углу комнаты, всегда выступая посредником. Предки Мины были одними из первых жителей равнин, прибывших в конце 1800-х годов, когда мы уже заняли эту землю. Как мы узнали из истории, наши ковены были потрясены тем, как они нашли город и смогли пройти через защитный щит — мы все еще не можем понять этого по сей день.

После их первого прибытия новая семья, пара или одинокий житель равнины таинственным образом прибывали и поселялись каждое проходящее десятилетие. Некоторые узнали о наших обычаях, наших верованиях и выбрали ту или иную сторону. Некоторые держались особняком, но все же стремились в маленьком городке Воющая Лощина своими талантами и занятиями сделать город таким, каким стал сегодня. Мы стали зависимы от чужаков, единственных, кто мог входить и выходить из города через защитный щит.

И семья Мины пользовалась большим уважением в сообществе, став голосом жителей равнин и следя за тем, чтобы каждое решение, принятое Орденом, было справедливым, а также для их безопасности. Своя добрая фея города.

Я стоял во весь рост, заложив руки за спину. Сын Виолы Кантини, Сайрус, сидел позади нас. Мы выглядели одинаково, как будто происходили из одной семьи, оба высокие, с черными как смоль волосами и светлыми глазами, но мы были из двух разных миров в одном городе. У меня никогда не было вражды с Сайрусом. Он был сам по себе, никогда не доставляя проблем норвежским Лесам или язычникам. Но я понятия не имел, почему он был здесь, какое отношение он имел к Фэллон или почему собралась эта группа. В этой маленькой комнате я был в меньшинстве среди морских ведьм.

Я сохранял позу статуи, спрятав всю свою слабость по отношению к Фэллон.

В центре стола сидел Августин Прюитт, перед ним лежала стопка книг. Я сразу узнал Книгу Блэквелл, серебряную обложку. Мы выучили отрывки из каждой книги, когда учились в академии, только одобренные скопированные отрывки. Однако перед Орденом лежали оригинальные книги, недоступные для остальных из нас, несомненно, содержащие историю нашего дома, наших семей, заклинаний и проклятий, наложенных на город, и Блэквеллов с теневой кровью.

Мистер Прюитт сдвинул очки на нос и, закусив губу, принялся листать потрепанные страницы. — Сначала мы обсудим неосторожную магию в Вуду. Кейн, что ты видел?

— Это не была магия, созданная стихиями, — заявил Кейн в своих гребаных лодочных ботинках и поло, уверенный в себе. — Это была магия, которую мы не видели в городе со времён… — он сделал паузу, отводя глаза от отца и глядя в землю, — Джавино Блэквелл.

Если Агата и расстроилась, то виду не подала. Было бы неудивительно, если бы ее сердце было выковано из самого прочного железа с примесью золота кузнецом ее души. Она была доброй и чуткой к тем, кто заслуживал ее сострадания, но скрывала свои собственные эмоции и уязвимость, как плащ, с тех пор, как потеряла мужа и сына.

— Мы знаем, что Блэквеллы — это теневая кровь, — высказался мистер Гуди в Зале, всегда защищая мою семью. — Пусть это будет урок истории, хорошо? Их стихия — дух, содержащий все четыре других элемента, и это включает в себя темную пустоту. Это не совсем новая информация, все это знают.

Он повернулся к Августину.

— Джулиан был замечательным гражданином, не проявляя никаких признаков своей теневой крови.

— Джулиан? — резко сказал мистер Прюитт, его идеально подстриженные брови сошлись над очками. — Не мог бы ты рассказать нам, что произошло?

— В ту ночь в баре было более шестидесяти человек, включая как ковены, так и чужаков. Это мог быть кто угодно.

Как долго еще я мог прятаться за этими полуправдами? Это была моя вина, хотя это и не могло быть доказано. — Несмотря на то, что произошло, никто не пострадал, и ни с одной из сторон нет веских доказательств.

Краем глаза я заметил, что Мина удовлетворенно кивнула.

— Сайрус, ты был там. Не мог бы ты, пожалуйста, рассказать мне о событиях того, что произошло? — попросил мистер Прюитт.

Кейн повернулся лицом к Сайрусу. Я нет. Я был немного знаком с динамикой Священного Моря. Была причина, по которой отец Фэллон назначил мать Сайруса, Виолу, занять его должность до того, как он ушел двадцать четыре года назад. Кантини были известны своей жестокой честностью и надежностью и жили по Закону отдачи: какую бы энергию человек ни излучал в мир, положительную или отрицательную, она будет возвращена этому человеку трижды. Норвежские леса тоже жили по этому закону, или, по крайней мере, мы привыкли. Я не сомневался, что Сайрус честно расскажет об этих событиях.

Кейн стиснул зубы рядом со мной, когда Сайрус громко и ясно рассказал о том, что произошло ночью в баре, о вспышке гнева Кейна и его плохих действиях. Слово за словом Сайрус предавал своего друга, как я и предполагал. Чего он не упомянул, так это своих мыслей о том, откуда взялась таинственная буря.

— Я вижу, все это связано с Фэллон Морган, — пробормотал мистер Прюитт себе под нос, обеспокоенный фактами и сильно разочарованный, если не смущенный, своим сыном. — Позвольте мне внести ясность, чтобы щит остался нетронутым, необходимо соблюдать законы, которые мы изложили сегодня вечером, — напомнил он всем в зале, что заставило мою грудь сжаться.

— Порядок и все под куполом должны оставаться сбалансированными.

Затем комнату заполнил голос Виолы Кантини.

— Тобиас доверил Священному Морю безопасность Фэллон, если она когда-нибудь вернется по причинам, которые я не могу раскрыть. С этого момента она находится под защитой Священного Моря.

Зеф говорил мне это, услышав шепот среди ковенов с той ночи, когда она прибыла. Кейн выплюнул те же слова в Вуду после того, как я поймал ее, когда она упала со стойки. Что она не была жительницей равнин — не свободной, — но со Священным Морем. Даже мое подсознание предупреждало меня, но, казалось, ничто другое внутри меня не хотело этого слышать. Пока я стоял твердо, казалось, не сломленный новостями, я, черт возьми, разваливался на части внутри.

В голове у меня стучало. Моя челюсть сжалась. Мои глаза закрылись.

Воспоминания о той ночи, когда она нашла меня в лесу одного на дне, яростно всплыли на поверхность, как атлантические волны, разбивающиеся об острые скалы. Она не убегала от меня. Она просто стояла рядом со мной, пока мои страхи не овладели ею. Фэллон смогла успокоить меня так, как я никогда не ожидал, выпрямив сломанную струну в моем сердце, и взял ее, оживив в успокаивающей песне, как соловей из скандинавских лесов. Часть меня знала, что это произойдет, когда я впервые встретил ее на скалах. Я пытался не обращать на это внимания, но было слишком поздно. Мы соединились, своего рода связь, которая казалась такой же неземной, как этот самый город и жители, которые в нем жили. И так же нереально было пытаться объяснить это Ордену, причины моего странного поведения в последнее время.

Как мне избавиться от нее, и быстро?

— Была причина, по которой Тобиас забрал ее, — заговорила моя мать, удивив всех. Она никогда не высказывалась против мистера Прюитта, и мои глаза метнулись к ней, желая услышать, что она хочет сказать. — Ни он, ни Фрейя не хотели, чтобы она была частью этого. Я сама говорила с Фэллон. Ее единственная цель — проследить, чтобы Бенни выздоровел. Я сомневаюсь, что она проявит интерес к тому, чтобы быть частью ковена, не говоря уже о том, чтобы остаться.

— Она не может уйти. Город ей этого не позволит, — возразил мистер Гуди.

Он был прав. Сама того не ведая, Фэллон въехала в город под тяжестью Черничной Луны. Потребовалась большая мера единства и магии, чтобы позволить ей и Тобиасу уехать двадцать четыре года назад, что для большинства оставалось загадкой относительно того, кто был причастен к их побегу. Я наблюдал за ней из леса в ту ночь, когда она снова попыталась уйти, ожидая, что город остановит ее, надеясь, что она не пострадает в процессе.

Хотя ни мистический город, ни Орден не позволили бы ей снова сбежать, мысль об отъезде Фэллон напрягла каждый мускул. Если бы она уехала, мне было бы легче, но я не знал, что хуже. По крайней мере, когда она здесь, возможность увидеть ее воспевает мою мазохистскую душу.

— Фэллон Морган принадлежит Священному Морю, — окончательно сказал мистер Прюитт, когда книга захлопнулась. Облака пыли сорвались со страниц одновременно с моим сердцем.

— Кейн, у тебя есть какой-нибудь интерес к этой девушке?

Я не мог перестать напрягать мышцы — слабая попытка сдержать этот гнев, эту бурлящую громкость в моем позвоночнике.

Взгляд Кейна метнулся ко мне. — Нет, честно говоря, меня не интересует девушка Морган, — он оглянулся на своего отца, — но помни, что я все равно сделаю это ради ковена, и я позабочусь о том, чтобы она чувствовала то же самое ко мне.

И дикое чувство в моей груди раскололось и разорвалось на части, неспособное понять, что происходит вокруг меня.

— Очень хорошо, — объявил Августин Прюитт. — Девушка Морган находится под защитой Кейна. И, сынок, сделай то, что тебе нужно, чтобы убедиться, что она пройдет посвящение в Священное Море к Мабону.

Убедиться, что она посвящена в Священное Море? Они заставят ее?

— Нет, это неправильно! — крикнул я в зал. — Чем она отличается? Почему она нуждается в защите? Почему у нее нет выбора, как у других?!

Мое зрение затуманилось, и я посмотрел на Агату, которая смотрела на меня с ужасом в глазах. Возможно, она думала так же, как и весь остальной город, что я схожу с ума. Что моя теневая кровь возьмет верх, и история повторится. Но это решение явно противоречило тому, за что мы выступали, и у Фэллон отнимали свободу — ее самый большой страх. Агата должна была чувствовать то же самое и понимать эти вспышки гнева, которые я больше не мог контролировать.

Но Агата медленно покачала головой, умоляя меня не устраивать сцен. Я прищурил глаза и заскрежетал зубами под маской, молча умоляя ее заговорить — сделать что-нибудь.

— Как ты думаешь, почему, Блэквелл? Защита от проклятых язычников! От тебя! — взревел Прюитт.

— Мы приняли решение. Это было то, чего хотел ее отец. Это окончательно. Ты не подойдешь ближе чем на двадцать футов к Фэллон Морган. Ты не будешь разговаривать с ней, принуждать ее, прикасаться к ней или даже дышать в ее сторону, если мы не прикажем. Она — Священное Море, и ты с язычниками будешь держаться на расстоянии.

Мои глаза сузились, глядя на мужчину.

— Ты лишаешь ее свободы воли! Как далеко ты готов зайти в этом деле?

Это было отвратительно. Фэллон отсутствовала двадцать четыре года, и теперь они отдавали ее мужчине, передавая как собственность.

— У нее должен быть выбор, вступать в ковен или нет.

Мистер Гуди и Агата обменялись взглядами. Виола подняла взгляд на Прюитта. И Прюитт поднялся на ноги, его щеки покраснели.

— Ты подвергаешь сомнению Порядок в Палатах, Блэквелл? Учитывая твою родословную, то, что сделал твой отец, и то, что мы все знаем, на что ты способен, было бы разумно отступить сейчас, или я приму меры.

Я шагнул вперед, но Агата вскочила на ноги прежде, чем я успел высказать свое мнение. — Это правильный поступок, Джулиан. Это то, чего хотел ее отец. Я знаю, это кажется несправедливым, но это всего лишь одна девушка.

Она посмотрела на меня так, как будто я сошел с ума, и, возможно, так оно и было. Я никогда раньше не подвергал сомнению Приказ, никогда не навлекал на себя гнев, но это все равно не исправляло ситуацию.

— Пожалуйста, Джай, — взмолилась Агата сквозь стиснутые зубы. — Отступи.

Позже той ночью я нашел Бэка в своей комнате, он сидел на краю моего матраса с дымящейся кружкой в руке рядом с Джоли, которая крепко спала в моей постели. Горячий аромат белого жасмина и меда в чае наполнил маленькую спальню, неся с собой цветочные лепестки. Любимый чай Джоли. — Что здесь делает моя сестра?

Чаще всего, если он не работал, он был здесь. У Бэка не было братьев и сестер, не говоря уже об отце. Его мать, жительница равнин, умерла вскоре после рождения Бэка. Она была любовницей на одну ночь и не поверила Эрлу, когда он рассказал ей о проклятии или о том, почему он должен был закрывать голову, и когда она посмотрела в лицо своего новорожденного, ее охватили страхи.

Бэк заботился о Джоли, как будто она была его родной сестрой. Он провел ладонью по гудящей голове и поднял взгляд. — Она и твоя мать поссорились. Она пришла сюда, чтобы найти тебя. Я уже был здесь, так что мы собирались поговорить. Я никогда не видел ее такой расстроенной, чувак. Я отлучился всего на пять минут, чтобы приготовить ей чай. Думаю, она плакала, пока не уснула.

Пот выступил на лбу и щеках Джоли, когда она спала в углу моей кровати, свернувшись калачиком под тяжелым одеялом. Ее влажные черные волосы прилипли к лицу, когда она слегка похрапывала.

— О чем это было? — спросил я, и Джоли зашевелилась под одеялом от наших голосов. Я кивнул головой в сторону двери, и Бэк еще раз оглянулся на Джоли, прежде чем встать и выйти вслед за мной.

— Не уверен, она отключилась прежде, чем я смог что-то разузнать, — сказал он мне в спину, когда я шел к холодильнику. Вероятно, это было связано с другими детьми в академии. Братьям и сестрам Язычников было труднее всего в школе, и это был не первый раз, когда Джоли приходила ко мне домой расстроенная из-за них. Она за словом в карман не полезет, поэтому чаще попадала в неприятности, но за закрытыми дверями она была всего лишь пятнадцатилетней девочкой с большим сердцем.

Агата не смирилась с ее драматизмом.

Мы с Бэком каждый раз попадались на эту удочку.

Я открыл холодильник и наклонился, чтобы взять два пива, когда он продолжил: — Должен быть способ. Может быть, Орден…

— Нет.

Дверца холодильника захлопнулась, и я закинул одну пивную крышку на стойку и стукнул кулаком по крышке. Крышка отскочила прежде, чем я передал ему бутылку. Я уже знал, к чему он клонит. — Я только что вернулся из Палат, — продолжил я, повторяя те же действия со своей бутылкой. — Все не так, как было раньше. Это то, чего они всегда хотели. Священное Море хочет, чтобы Норвежский Лес потерял власть, я это вижу. Прюитту никогда не было дела до нашего проклятия, равновесия или нашего ковена. Они начинают отталкивать людей все дальше от нашего ковена, используя тактику запугивания. Прюитт заботится только о своих.

— Да, но твоя мать — член Ордена, — заметил Бэк. — Гуди тоже. В этих книгах должно быть что-то такое, чего никто раньше не пробовал. Мы должны их украсть. Мы должны положить конец этому циклу.

Я покачал головой, держа во рту горлышко бутылки, и указал на заднюю дверь, подавая знак продолжить этот разговор снаружи. Если бы Джоли случайно проснулась, ей не нужно было слышать ничего такого, что причинило бы ей еще больше горя или беспокойства. И Джоли будет волноваться, потому что именно такой была моя младшая сестра. Она всегда больше заботилась о ковене и язычниках, чем о себе, защищала нас, вступалась за нас, боролась за нас, даже когда мы умоляли ее остановиться. От этого ей стало только хуже.

Щелчком моего пальца яма для костра снова разгорелась, и мы вдвоем сели в большие кресла, которые мы с Фениксом соорудили из древесины поваленных берез. Бэк вытянул ноги и откинул голову назад, его бандана закрывала нос и рот, его голубые глаза смотрели в затянутое облаками небо.

Проклятие коснулось и нас, нам никогда не разрешали видеть друг друга или наши собственные лица.

— Почему тебя вызвали в Палаты? Это как-то связано с Джури? — наконец спросил Бэк, не отрывая взгляда от пола.

— Нет. В любом случае у них не было бы доказательств, что это был я.

Но если бы я сказал ему, что это из-за Фэллон, он бы увидел меня насквозь и узнал об этих… чувствах, которые мучили меня. Чувства, которые были странными, навязчивыми и незаконными и могли отвлечь мое внимание от наших приоритетов. Но он никогда не использовал бы это против меня.

Бэк был верным, сострадательным, понимающим, но в то же время бурлил эмоциями. Чувствительный человек, и когда его подталкивали или прижимали к стене, он либо разражался эмоциональной бурей из ада, либо замыкался в себе.

С первого дня Бэк принимал на себя чужую боль и страдания, как если бы они были его собственными. Но помимо способности так глубоко чувствовать, он был еще и экстрасенсом, что было для него одновременно и благословением, и проклятием, как и для всех нас. Рождение с магией в наших костях имело свою цену. Обратная сторона. И у каждого она была. Моя была моей теневой кровью. У Бэка были его экстрасенсорные способности. Нашим недостатком было проклятие, которое никогда нельзя было снять.

И Бэк говорил о существовании Фэллон задолго до того, как она приехала.

Это был пьяный разговор поздней ночью много лет назад, когда он погрузился в транс и рассказал о девушке с белыми волосами и лунами в глазах, о том, как однажды она упадет с ночного неба и унесет меня с собой. Я знал, что она придет. Мы оба ожидали увидеть лунную девушку, но Бэк никогда не упоминал об этом чувстве, которое я испытывал с тех пор, как впервые увидел Фэллон, стоящую на скалах над морем, как будто она вызывала волны. Если Бэк и знал, что для нас значило возвращение Фэллон, он этого не озвучил. Он сказал мне только то, что мне нужно было услышать.

— Орден хотел услышать мою версию истории о том, что произошло в Вуду, — ответил я, постукивая талисманом на пальце по стеклянной бутылке. — Я прикрыл свою спину, но Фэллон теперь принадлежит Кейну. Августину не нужно было произносить слово «принуждать», но все в зал знали, что он имел в виду, — процедил я сквозь зубы, злясь на себя за то, что хотел поговорить о ней. — В общем, сделать все, что нужно, а моя мать сидела там и ничего не делала. Я не понимаю, почему она нуждается в защите.

Я бы никогда намеренно не причинил ей боль.

— Прекрати нести чушь, чувак, — Бэк опустил подбородок на пальцы, изучая меня. — Это беспокоит тебя, просто признай настоящую причину.

— Ты уже знаешь почему.

Он хотел услышать, как я это скажу, признать, что она что-то значит для меня. Это было бы единственным рациональным объяснением того, почему я, Джулиан Блэквелл, перепрыгнул через стойку бара, чтобы поймать ее на глазах у всех. Но вместо этого я посмотрел в лес и отпил из своего пива.

Да, я доверял Бэку, но с этими чувствами было достаточно трудно бороться в моем черепе. Я не мог представить, как произнесу их вслух и передам миру, лесу.

«E pur si muove», — произнес Бэк, затем отпил из своей бутылки под клапаном банданы.

Я посмотрел на него.

— Что?

— Она все еще вращается, — сказал он, сглотнув, проводя ладонью по гудящей голове. — Галилея под пытками заставили отказаться от своей теории о том, что земля вращается вокруг Солнца. Ты знаешь, что он заявил потом? После всех насмешек и оскорблений, когда все говорили ему, что он был неправ?

Я выгнул бровь, и он продолжил: — E pur si muove. Она все еще вращается.

Бэк наклонился вперед и положил локти на колени, встретившись своими голубыми глазами с моими. — Никакие побои, трепки или угрозы не могли отнять истину о том, что земля по-прежнему вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Несмотря на то, во что тебя учили верить всю твою жизнь, этот ручной человек, которым ты так старался стать, твои добродетели, твоя мораль, Орден или наш договор, ты не можешь игнорировать или убегать от своей правды, Джулс. Вороны все еще будут преследовать тебя, смерть все равно придет, и у тебя все еще будут чувства к этой девушке, и эти чувства не исчезнут просто так, потому что ты этого требуешь.

Он откинулся на спинку стула и глубоко и уныло вздохнул. — Несмотря на это, она все еще чертовски вращается, и ты ни черта не можешь с этим поделать.

После того, как Бэк ушел, я встал перед зеркалом.

Я стянул маску с лица, сделал глубокий вдох. Я поднял голову и посмотрел себе в лицо.

В одно мгновение я уже стоял на вершине Колеса обозрения и смотрел вниз. Ветер дергал мое пальто, бил по коже, желая сбить меня с ног. Желчь подступила к моему горлу. Мои ладони ударились о край раковины.

— Прорвись через это! — крикнул я, пот стекал по моей спине. Но у меня закружилась голова. Тошнота. — Я не боюсь, — повторял я снова и снова.

Колесный вагон раскачивался взад-вперед. Я был слишком высоко. Слишком далеко от земли. Слишком вышедший из-под контроля. Я заставил свои глаза оставаться открытыми, чтобы преодолеть высоту.

Пока борьба не стала невыносимой.

Рвота обожгла мне горло, и я наклонился вперед и плюхнулся в раковину. Слезы защипали уголки моих глаз и потекли по лицу, в которое я никогда не мог заглянуть, — дымящемуся зеркалу. Мои костяшки пальцев на краю раковины побелели, и я закричал, швырнув кулак в отражение, в котором были мои страхи.

Кровь хлынула из моих костяшек пальцев, когда я попытался сделать вдох. Тот, который мог бы удержать меня. Тот, который был нежным и тихим. Тот, который на вкус был как возрождение, а на ощупь — как Фэллон.

Я должен был увидеть ее снова — всего один раз.