— Немцы что-то совсем лютуют, — тихо сказала Авдотья. — Что им нужно от нас?
— Выгоняют, не слышала, что ль? — желчно ответил Игнат Богомолов, которого все звали только Клюшкой.
С самого утра немецкий гарнизон, стоящий в деревне, развил бурную деятельность. Сначала они занимались только собой, не трогая деревенских, которые засели в избах и боялись выйти за дверь даже за водой или в уборную. Они видели, как немцы носятся по улицам, выставляют посты на околице и усиливают уже имеющиеся. Спустя несколько часов в деревню приехали ещё несколько десятков гитлеровцев. А ещё через четверть часа в окна и двери застучали приклады. Под звон стекла и треск досок зазвучали приказы на немецком и корявом русском о том, чтобы жильцы срочно выходили на улицу и шли на площадь перед сельсоветом, где располагалась администрация новой власти с момента оккупации.
— Шишкиных не видно, — нахмурился Силантий.
— Я слышала стрельбу в их доме, — тихо сказала Парфёнова. — Когда мимо пробегала, то видела возле двери кого-то в белой рубахе. Может, Надьку, может саму Зинаиду.
— И? — ещё больше нахмурился деревенский фельдшер. — Что она делала? Или с ней делали?..
— Лежала неподвижно. Кажись, мёртвая, — совсем тихо произнесла женщина.
Силантий помрачнел.
— У Ломенцев тоже стреляли, — сказал Клюшка, стоило Парфёновой смолкнуть. — И я их не вижу.
Их беседу прервал немецкий офицер, вышедший их сельсовета на крыльцо. Справа от него пристроился переводчик в гражданском пальто, но с белой повязкой полицая на левом руке. Он принялся слово в слово переводить речь, обращённую его хозяином к местным жителям. То, что он сказал, люди уже слышали от полицаев и гитлеровцев, что выгнали их из жилищ.
— Вам всем надлежит немедленно покинуть деревню. Всех, кто решит остаться ждёт расстрел. Запрещено брать вещи, продукты или угонять скот. За это наказание одно — расстрел.
Услышав эти слова, народ заволновался. Кто-то из мужчин в первых рядах крикнул:
— Куда ж нам идти, господин офицер? У многих дитяти маленькие совсем, им без еды, без молока тяжко будет.
Его поддержала одна из женщин:
— Нас же почти в одном исподнем выгнали из дома. Как же без вещей идти?
— Вы, унтерменши, должны быть рады, что вас не казнили, как пособников бандитов на месте. Благодарите за это армию великой Германии. Недочеловекам запрещено иметь что-то своё.
Даже длительное проживание под оккупацией не сумело вытравить в людях желание бороться за своё. Да и по факту, боролись они за свою жизнь. Ведь без тёплых вещей, без той же коровы или козы, чьё молоко было необходимо маленьким детям, деревенские не выжили бы в эту пору, когда в лесах ещё полно снега. Толпа заволновалась, голоса зазвучали громче. Вот только они в шоке от услышанного забыли с кем имеют дело. Внезапно раздалась автоматная очередь. Пули ударили по первому ряду, не разбирая, чьи тела пронзают — мужчин, женщин, стариков или детей. Мольбы сменились криками страха, толпа отшатнулась назад и в стороны, но наткнулась на стволы винтовок и пулемётов оцепления.
— За непокорность и отказ выполнять законные требования власти… — раздался голос переводчика. Но миг спустя он был перебит.
Силантий, единственный из всех оставшийся на прежнем месте, вскинул руки к небу и страшно закричал, заглушая все окружающие звуки. Многим даже показалось, что сам воздух загудел от его голоса.
— Что б вы все умерли, нелюди!!!
Руки пожилого мужчины засветились золотистым светом, который быстро охватил его тело, а потом волной разошёлся во все стороны. За пару секунд свет разлился по всей деревне, накрыв людей, живых и мёртвых, местных жителей и захватчиков. Как только свечение пропало, то последние попадали на землю, как срубленные деревья… и зашевелились те, кто стал жертвой немецкого свинца. К сожалению, с земли поднялись не все из них.
— Господи святый! — зашептал Клюшка и принялся креститься, не сводя взгляда со старого Ильи и Ленки Кравчик, которых сразили автоматные пули минуту назад, а сейчас они поднимались с земли с удивлёнными лицами. — Верую, верую, боже, — если бы кто спросил его к чему эти слова и жесты, то мужчина не смог бы ответить. Тело будто действовало само, отдав бразды правления подсознанию, пока сознание пребывало в шоке.
— Сил-лантий, — заикаясь, прошептала Парфёнова, — а как это… ты чего это?
Фельдшер, после того как свечение пропало, упал на землю вслед за оккупантами. Всё происшедшее настолько рвало мировоззрение окружающих, что толпа стояла ещё несколько минут, пытаясь осознать то, чему стала свидетелем. А потом в первые минуты люди отшатывались от тех, кто воскрес из мёртвых. Как и боялись прикоснуться к фельдшеру. Наконец, они преодолели страх.
— Живой? — почему-то шёпотом спросил Клюшка, обращаясь к Авдотье. Та стояла на коленях на холодной земле и прижималась ухом к груди Силантия, перед этим расстегнув на том полушубок.
— Кажись, да. Сердце вроде бьётся, но слабо совсем, точно и не пойму я, — ответила она, потом встала на ноги. — Нужно его в дом занести.
— Туда, — Клюшка немедленно спохватился и ткнул рукой в сторону сельсовета, на пороге которого лежали немецкий офицер и переводчик с открытыми остекленевшими глазами. — Мужики, помогайте.
Несколько человек аккуратно и с некоторой боязнью подхватили фельдшера и занесли в здание. При этом без каких-либо эмоций спокойно переступили через трупы оккупантов, как через какой-то мусор.
— Живой, точно живой. Зеркальце помутнело, — сказала Авдотья. Минуту назад она поднесла к губам Силантия крошечное квадратное зеркальце из бритвенного набора. На том появилось пятно влаги от неуловимого дыхания. — Жив, Силантий.
— Что теперь делать будем? — поинтересовался Клюшка. — Немцы все того, мёртвые.
— Уходить будем, — вылез вперёд один из деревенских стариков, имевших авторитет среди односельчан. — Германец нас просто так не хотел нас жалеть, а уж за своих смерти лютой предаст. Собирать вещи надобно и двигать в леса.
— В какие?
— Или на юг, или на север. Других вариантов нет.
Не успел я перевести дух после поиска секретных немецких аэродромов, как пришлось отправляться в Витебск, где срочно понадобилась моя помощь.
— Товарищ Киррлис, выручайте, — обратился ко мне Телегин, стоило мне появиться в штабе десанта в Витебске. — Нужно, чтобы вы поставили на ноги наших бойцов. Хотя бы сотню человек. Вы же можете?
— Я… — хотелось отказать, но посмотрел на собеседника, кивнул. — Хорошо, попробую. Обещать не стану, что всё у меня получится, сил у меня очень мало. Подготовьте пациентов и обеспечьте секретность.
— За полчаса всё сделаю. Вы пока отдохните.
— Какой тут отдых, — пробурчал я. — Тоже пойду готовиться.
Выйдя на улицу, я приказал Прохору незаметно умыкнуть трёх-четырёх немцев из тех пленных, что оказались в руках красноармейцев. Когда он ушёл, я вдруг подумал о том, как хорошо, что моя внутренняя энергетика уже достаточно пришла в норму. Прежних сил я не вернул (да и когда, если приходится свою Силу отдавать Очагу, чтобы тот быстрее развивался), но каналы и аура уже не выглядят гнилым кружевным покрывалом, как после переноса на Землю. Уже могу проводить ритуалы из тёмных разделов магии куда чаще, чем в прошлом году. Правда, пока лучше заниматься только небольшими жертвоприношениями. Повторить ритуал с пшеном даже не подумаю. Мне после такого придётся надолго забыть о любых чарах из Чёрной магии. Да и Очаг пополнять энергией при помощи подобного я не стану. Лучше медленно, но верно, через новых знакомых Красного Обсидиана при помощи кристаллов с чистой нейтральной маной. Плюс, сферы Ашшуанума очень помогают, забирая негативную энергию, что разливается в местах тёмных ритуалов. У меня их скопилось уже достаточно, чтобы продать через Гая в соседнем мире.
Раненые красноармейцы уже ждали меня в одном из зданий в самом центре защищаемых позиций. Стоит добавить, что за несколько дней яростных боёв десантники Спицына сдали несколько улиц на северной и восточной окраине Витебска. А ещё немцы почти вплотную подошли к территории шталага. К счастью, там не было никого, иначе потери превысили бы все пределы, так как наступающие буквально усыпали бараки и проходы между ними минами и снарядами.
— Сто восемнадцать человек. Пулемётчики, артиллеристы и лучшие бойцы, — сообщил мне Телегин.
— Решил их таким образом наградить и показать пример для остальных, кто не лучший боец?
— Вы меня не так поняли, — поджал губы комиссар. — Эти солдаты, — он кивнул на ряды перебинтованных мужчин, многие из которых пребывали в беспамятстве, — лучшие и громят гитлеровцев так, как никто другой. Пусть это выглядит цинично, но для всех нас лучше будет, если они так и дальше станут сражаться. Да и кого мне ставить к оставшимся орудиям и миномётам, как не их расчёты? А кому, как не пулемётчикам бить по врагу из пулемётов, да так, чтобы ни одной пули мимо?
— Всё, всё, я тебя понял, — ответил я ему. — Вылечу я их. Богатырями не станут, но раны исчезнут. Вот только приготовьте им сытный обед после лечения.
— Обед будет, — вздохнул Телегин, — но вряд ли такой уж сытный. Уже со вчерашнего вечера сидим на сухарях и жидком кулеше.
Я в ответ просто пожал плечами, потом спросил:
— От командования есть приятные новости?
Тот опять вздохнул:
— Идут тяжёлые бои. Благодаря этому на нас фашисты давят слабо. Но прорвать оборону наступающие части пока не могут. Может, вы как-то поможете?
Я даже опешил от такого заявления:
— Комиссар, а ты и все ваши не обнаглели? — от злости у меня сел голос и вышло натуральное змеиное шипение. — Я и так рву жилу побольше, чем весь ваш генеральный штаб. Моих людей в несколько раз меньше, но они не отдали немцам ни метра земли, бьют их от Витебска и почти до Полоцка. Я ослабил охрану своего лагеря только ради вас и вам всё мало?!
— Прощу прощения, был неправ, — выдавил из себя комиссар. При этом аура показывала, что ему хотелось наорать на меня и даже двинуть в зубы. Как же, какой-то непонятный партизанский командир вдруг посмел повысить голос и поставить на место одного из старших командиров Красной армии. — И займитесь ранеными, товарищ Киррлис. Понимаю, что все мы устали и находимся на взводе, но лучше приберегите свою злость для фашистов.
И быстро ушёл.
«Даже не успел ему рассказать про немецкие аэродромы и пленных там, — подумал я, смотря ему в спину. — Ладно, Спицыну сообщу, если он ещё жив».
С лечением всё прошло привычно. Я выгнал всех лишних, поставил оборотней охранять подступы к нему, закрыл здание пологом отторжения постороннего внимания, усыпил тех, кто был в сознании, после чего начертил ритуальные знаки на полу и стенах помещения, куда собрали пациентов. Их было больше, чем я рассчитывал, но должен справиться. Вскоре я уже развеивал в прах высушенные тела немцев, чья жизненная энергия ушла на восстановление здоровья красноармейцев. Далее я снял магический полог и покинул здание. Вымотался — слов нет. Даже не помню, как добрался до подвала, который мне и моим помощникам был выделен под жильё в Витебске.
Проснулся в кромешной темноте под грохот близких взрывов. Рядом тускло светились ауры кого-то из оборотней. Одну опознал, как Прохора. Ещё две мне были незнакомы.
— Прохор, — окликнул я.
— Да, Киррлис?
— Сколько времени?
— Да уж четвёртый час ночи пошёл, — отозвался он.
Так, а я около восьми закончил лечение. Хм, а неплохо я так поспал. Даже забыл, когда так много дрых в последний раз. Вот что значит накопившаяся усталость. Зато сейчас чувствую себя так, что готов горы свернуть. И… и…
«Резерв подрос? Да ладно?! — приятно удивился я, проведя быструю диагностику. — Значит, на поправку иду!».
Последняя новость стала для меня, как глоток тонизирующего эликсира.
— Прохор, сделаем нашим союзникам ещё один подарок, — быстро сказал я, когда встал с постели.
— Ещё немцев умыкнуть? — догадался беролак.
— Ага. А потом займёмся своими делами. Кстати, что так гремит? Фашисты наступают?
— Не, енто Спицын решил отвоевать потерянные позиции и ударил на северной окраине.
— Ясно. Ладно, потом сам там гляну что почём. Дуй за жертвами, а я к военнопленным за пациентами.
Мне практически не пришлось уговаривать никого. Изможденные люди готовы были встать в очередь в три ряда и отсюда до заката, чтобы вернуть часть здоровья и силы, взять оружие и пойти биться с ненавистным врагом. Не прошло и полутора часов с момента моего пробуждения, как ещё восемь десятков солдат встали в строй. Отправив полковнику сообщение о сделанном и о последних событиях с одним из оборотней, я обернулся в сокола и отправился в Цитадель.
«Он доживает последние деньки, нужно будет новый создавать», — пронеслась в голове мысль, когда я оценил состояние оборотного амулета.
Только я прилетел домой, как в дверь постучались.
— Можно, — разрешил я.
В комнату вошёл смущённый Красный Обсидиан.
— Киррлис, лорд, позволь попросить тебя об одном деле.
«А это что-то новенькое», — удивился я, услышав его слова.
— Ох, прости меня, что не поприветствовал…
— Ерунда, — махнул я рукой и казал на лавку у стола. — Садись и говори, что у тебя случилось.
— Построй следующим Зал Мастеров, очень прошу, — быстро произнёс он.
— Хм? — я приподнял одну бровь.
— Ойри и Сата всё сделали, как ты и приказал.
— Что приказал? А-а, демоны, совсем из головы вылетело, — спохватился я, вспомнив о проверочном задании. — И хорошо получилось?
— Даже лучше, чем я смог бы, — следом похвастался. — Я тоже не сидел, зачаровал три ящика гранат на огненные чары, — и торопливо добавил. — Награда мне не нужна, я для общего дела старался.
— Ага, понятно. Значит, Зал Мастеров.
— Да, если можно. Можно же?
— Угу, только ресурсы нужны, — произнёс я. — И на Зал их требуется очень много.
— Феи же могу натаскать деревьев, — негромко с просящими нотками сказал Гай. — А я принесу несколько друидских амулетов, чтобы летом восстановить лес. На свои монеты куплю их.
— Да? Ладно, договорились, — сказал я с внутренним недовольством. С другой стороны, я обещал ему перерождение в мастера уже давно. И он его заслужил сполна. — Если это всё, то можешь идти.
— Всё, всё, благодарю, лорд. Я этого никогда не забуду.
Прошло полчаса, как в дверь вновь постучались.
— Можно, можно, — и удивился, когда увидел на пороге Ильича и Озару. — А вы с чем? Что-то произошло?
— Оброк отдать, лорд, — ответил мне за себя и свою спутницу.
— То есть? — не понял я. — Что за оброк?
Оказалось, что я не всё знал про свою Цитадель. Все торговые заведения не только забирали мои деньги за товары и услуги, что предоставляли, но и выплачивали процент Лорду с полученного дохода определённое количество раз в год. Сроки выплаты можно назначать самостоятельно, от нескольких раз в месяц до одного раза в год. Моя доля насчитывала двадцать пять процентов с того, что получали лавочники. Куда уходили остальные деньги они сами толком сказать не могли.
Они ушли, а я остался с несколькими мешочками, полными золотых и серебряных хоридов и советских рублей. До этого мной и Озеровым были потрачены огромные суммы на покупку амулетов. Четверть от них только что вернулись ко мне.
— А жизнь-то налаживается, — улыбнулся я, мысленно прикидывая, на что я смогу потратить это богатство, что так неожиданно свалилось мне на голову. Следующая мысль была такой. — Может, Озерову дать добро на регулярное посещение лавки Озары?
Идея мне показалась здравой. Только нужно поставить ряд ограничений, и снимать их постепенно, чтобы военнинженеру было видно, что его ждёт впереди товар всё лучше и лучше. Уверен, что для такой огромной страны, как СССР несколько центнеров золота и сотня драгоценных камней, не покажутся непосильной платой. Да я и на рубли согласен, в смысле, Пётр Ильич их примет без проблем, конвертировав в хориды для Озары.
Штурмбанфюрер Отто Герц едва сдержал брезгливую гримасу, когда пришлось испачкать начищенные сапоги деревенской грязью. Его машина остановилась рядом с большим бревенчатым зданием, над которым развевался бело-красный флаг с чёрной свастикой.
— Хайль Гитлер! — вскинул руку в приветствии капитан, ожидавший его на крыльце.
— Хайль, — небрежно ответил ему эсэсовец.
Внутри его ждал горячий чай и шнапс, домашняя колбаса, мягкий шпик и свежеиспечённый хлеб. От шнапса штурмбанфюрер отказался. Вместо него его адъютант достал из портфеля бутылку коньяка.
— Армянский, из трофеев. Если у этих варваров и получается что-то хорошо, то всего пара вещей. Одна из них — этот коньяк.
Серьёзный разговор начался не скоро. Эсэсовец сначала потребовал себе отдых после длительной дороги. Отто дико злился оттого, что его отправили в такую глушь за материалом о гибели роты германских солдат. Подобным должны заниматься следователи намного ниже его уровня. Это их работа, а не целого штурмбанфюрера. Правда, своё звание Отто получил меньше месяца назад. Возможно, в этом причина его отправки в эту грязную деревню унтерменшей.
— Рассказывайте, — приказал он капитану.
— Согласно приказа о выселении ненадёжных лиц из зоны особого назначения, гарнизон деревни совместно с прибывшими ему на помощь двумя взводами солдат из Полоцкой комендатуры очищал поселение от местных жителей. Примерно в два часа после полудня в деревню заехало отделение разведки третьего батальона девяносто первого мотопехотного полка, следующего в сторону Витебска. Они нашли наших солдат мёртвыми, а деревню пустой. Многие вещи, вся скотина и продукты были вывезены из домов.
— Как были убиты солдаты?
— Они, — тон капитана слегка изменился, — умерли от остановки сердца.
— Все? — посмотрел на него с недоверием штурмбанфюрер.
— Все.
— Все?!
— Все, — скрипнул зубами капитан. Его с самого начало раздражал лощёный вид прибывшего следователя. Злило то, как он отнёсся к своим запачканным сапогам и при этом даже не поинтересовался, что и как у капитана. Порцию раздражения эсэсовец заслужил и тем, как отнёсся к столу, который с трудом сумел собрать капитан, выставив всё лучшее, что у него имелось. И сейчас внутри него закипело бешенство, когда собеседник не скрывает, что считает его за дурачка и не верит его словам. — Хирурги уже сделали вскрытие у шести солдат и офицера. У всех причина смерти связана с остановкой сердца.
Отто молчал не меньше минуты, переваривая услышанное. Потом спросил:
— А что с унтерменшами?
— Их нет. Ни живых, ни мёртвых. Нашли следы крови в нескольких местах, но самих тел нет. И неизвестно чья она. Следов боя нет, если не считать несколько свежих гильз в паре мест.
— Кроме вещей деревенских что-то пропало? Оружие солдат? Боеприпасы? Их личные вещи? Документы?
— Пропали все пистолеты, что были у офицеров и унтеров, несколько винтовок и автоматов с боеприпасами. Штыков и кинжалов тоже не хватает, но я не уверен, что все они похищены бандитами, а не утеряны самими солдатами. Ещё бандиты забрали ранцы с личными вещами у многих солдат, сняли с некоторых верхнюю тёплую одежду. Документы все на месте, как личные, так и те, что хранились в сейфе. Это всё, что мне известно на данный момент.
— Боя не было, но есть свежие гильзы? — эсэсовец вперил тяжёлый взгляд в собеседника. — Это как понимать.
— Специфика выселения или наказания местного населения, — пожал тот плечами, спокойно вынеся чужой взгляд. — Иногда солдатам приходиться стрелять, чтобы ускорить процесс. Это не бой, даже не стычка.
— Сколько всего было унтерменшей в деревне?
— Последние списки делались ещё в конце прошлого года. В них указывались сто шестьдесят семь человек. Сорок шесть мужчин возрастом до семидесяти лет. Молодых почти не было, или подростки, или уже зрелые.
— Какие-то странности были?
— Странности? — переспросил капитан. — Я не понимаю вас.
Штурмбанфюреру захотелось ударить по лицу этого пехотного идиота, который смотрел сейчас на него, как… на идиота.
— Любые странности, — процедил он сквозь зубы. — Или до вас не доходили слухи про вервольфов и прочей дьявольщине? — и с удовольствием отметил, как вздрогнул капитан и побелел лицом после его слов.
— Нет, господин штурмбанфюрер, ничего такого и близко и не было в донесениях и рапортах, — быстро сказал гауптман. — Из того, что с большой натяжкой можно назвать странностями, это местный знахарь. Он лечил травами, молитвами и массажем. Получалось хорошо, этого не отнять. Его услугами пользовались даже наши солдаты. Из Полоцка приезжали сюда кое-кто из влиятельных людей.
— Военные?
— Не только.
— Однако вы неплохо вошли в тему, — заметил эсэсовец.
— Я уже сутки здесь, — дал непонятный ответ капитан.
— Понятно, — после короткой паузы произнёс Герц. — Рапорта, фотографии заключения готовы?
— Так точно, — резко кивнул его собеседник. — Находятся в здании. Прикажете принести?
— Вместе сходим.
Пухлая папка хранилась в большом железном ящике, запираемом на внушительный навесной замок, в замочную скважину которого легко бы пролез мизинец подростка. Бегло пролистав бумаги, хранимые в ней, эсэсовец попрощался с капитаном, забрался в свою машину и дал приказ возвращаться на базу. Последняя находилась недалеко от Полоцка, к западу от города. Появилась она недавно, в январе, когда до некоторых берлинских важных государственных лиц дошла информация про мистические вещи, происходившие на Витебщине. Интерес к этому подчёркивает и тот факт, что на базе в данный момент находится Эрнст Шеффер. А кое-какие слухи говорят о том, что в ближайшее время стоит ждать приезда Германа Вирта, одного из создателей Аненербе, но до этого момента находившегося в опале и жившего под плотным приглядом гестапо. Из самого Вевельсбурга — ставки Аненербе — приехали несколько важных лиц с задачами узнать всё о странных событиях и привезти в замок артефакты и вещи, связанные с мистикой. Главная цель — добыть одного из людей-волков живого или мёртвого.
Базу под Полоцком охраняли только самые преданные эсэсовцы, получившие кольцо «тотенкомпф» лично из рук Гиммлера. Правда, стоит сказать, что с недавних пор условия вручения кольца сильно упростились. Теперь его можно было получить всего лишь после трёх лет службы в СС.
Кстати, изначально базу хотели устроить рядом с Витебском, на чём настаивали гражданские специалисты из Аненербе, носившие звания СС номинально. Им хотелось как можно ближе оказаться к месту. Но благодаря усилиям некоторых опытных служак, её перенесли дальше на запад из-за частых рейдов в город лесных бандитов. И сейчас, когда русские захватили город, все без исключения в исследовательской группе Наследия предков, не скрывают свою радость, что оказались так далеко от фронта.
«А ведь можно из этой своей поездки выжать пользу, — осенило Герца, пока он трясся в машине, ползущей по раскисшей дороге. Хорошо, что имелись тяжёлые полноприводные грузовики, которые часто брали на буксир легковой «мерседес». — Нужно будет подчеркнуть в рапорте, что многое указывает на то, что солдаты умерли от рук знахаря из унтерменшей. А что? Кто умеет лечить, тот и должен знать, как убивать».
Отто не верил в мистику (и как бы он удивился, что ткнув пальцев в небо — угадал). Солдат могли банально отравить. Недаром же капитан-идиот упомянул, что знахарь использовал травы в своих сеансах лечения. То, что солдаты умерли неожиданно и чуть ли не одновременно, конечно, странно, но и этому можно найти логичное объяснение. И из-за этого данное событие играет на руку самому ээсовцу, уже придумавшему, как подать всё в нужном свете сослуживцам из числа мистиков. К Наследию предков он примкнул случайно, благодаря связям семьи и любви к красивой и роскошной жизни. А на Аненербе фюрер тратил миллионы и миллионы рейхсмарок. К тому же, служба под рукой самого Гиммлера давала огромные возможности и власть. Так что Герц не видел преград на том, чтобы поиграть на чувствах фанатиков и погреть свои руки. Возможно, это поможет прыгнуть ему дальше к новому званию и занять место, которого он достоин, а не быть мальчиком на побегушках, которого можно отправить за десятки километров в грязную варварскую деревню.