Лисса: Сокровища Древних (СИ)

Глава 8

К удивлению Лиссы танцевальный марафон прошел вполне удачно. Обошлось без жертв, особо неуклюжим танцорам Док смазал ожоги на ногах, и теперь они щеголяли в прожженных до дыр штанах. Кто-то получил вскользь удар молнией и пребывал в состоянии легкой контузии, пугая окружающих экстравагантной прической в стиле «а нет у меня на голове силы всемирного притяжения». Большинство же отделались легким нервным потрясением и оттоптанными ногами. Графчик со страдальческой миной на лице прихрамывал сразу на обе ноги, ухитряясь мелодично постанывать при каждом шаге. Держаться он старался поближе к девушке, видимо, рассчитывая силой своего несравненного обаяния, приобрести защиту в ее лице от суровых наемников, невзлюбивших утонченную натуру графа. Но близко к Лиссе ему подобраться все равно не дали. Широкие спины братьев, словно каменная стена, неизменно вырастали на его пути, преграждая доступ к девушке.

Удача, сопутствующая отряду, добавляла людям сил и уверенности. После танцев со смертью они никак не могли угомониться, делясь полученными впечатлениями, и смех, как сухой порох, вспыхивал то там, то тут, среди идущих по подземным коридорам охотников за сокровищами.

Серый, стелящийся под ногами туман Лисса заметила не сразу. Грязно-белые разводы покрывали пол, словно расстеленное на нем старое, рваное одеяло. Девушка вначале насторожилась, но потом успокоилась. Туман казался безвредным, и мало походил на очередную ловушку. У остальных особого волнения эта новая деталь интерьера тоже не вызвала. Ларри только вопросительно оглянулся на Лиссу и кивнул на молочную сырость, появившуюся под ногами. Девушка в ответ недоуменно пожала плечами. Она по этим пещерам научную степень не защищала, и с Древними раньше не сталкивалась. Лисса только хотела открыть рот, чтобы возмутиться, но Ларри уже успокоено отвернулся обратно, удовлетворенный ее неопределенным ответом. Совсем она их разбаловала. Никакой благоразумности.

Девушка недовольным взглядом буравила спину Ларри. Миллион вопросов вертелся у нее на языке, но в присутствии командирской спины она не решалась начать разговор, даже с Чипом. По-крайней мере с ним девушка чувствовала себя легко и непринужденно, как со старшим братом. А вот с Ларри… Умом Лисса понимала, что тот не желает ей зла, но сердце чувствовало необъяснимую угрозу, заставляя свою хозяйку держаться от командира на расстоянии. Да и голоса предостерегали ее от излишней откровенности.

Очарование танца схлынуло, оставив после себя лишь горький привкус недосказанности. Увы, даже танец не смог растопить ледяную стену, которую Лисса в последнее время тщательно выстраивала между собой и окружающими, опасаясь того, что откровенность лишь поставит окончательную точку в предложении: «Она — чудовище».

Не осталось у нее больше родных, а друзья — слишком далеко. И никто не протянет ей руку помощи, никто не защитит, в первую очередь, от нее самой. К чему в итоге может привести это непонятное сумасшествие — одним небесам известно. Что нужно от нее голосам, она, скорее всего, узнает, только дойдя до конца. Так к кому податься бедной сиротинушке? После случившегося не пойми что, к Старку и его людям, она ближе, чем на пару метров приближаться не рискует. Ларри — сложный случай. Не готова она ему довериться. То ласково взглянет, а то — как на жужжащую над ухом пчелу: и прибить жалко, вроде как полезная тварь, но и надоела до смерти, да и ядовитого жала никто не отменял. И, как бы хорошо не относилась она к Доку или Чипу, и к остальным членам Ларриной команды, да только в жилетку поплакаться абсолютно не кому. А так хочется порой перестать играть роль всезнающей госпожи, и снова стать едва выросшей из детского возраста девушкой.

Досадно, что и в одиночестве ее никогда не оставляют. Все время под надзором, словно дитя малое. Как будто ей мало двоих братьев фермеров в няньках. Стоит только сделать шаг в сторону на привале, тут же подскакивают: куда, зачем и нужна ли помощь? Ррр… помыться, да в туалет сходить, она как-нибудь и без провожатых осилит.

А туман все больше и больше клубился под ногами. Его серо-белые щупальца уже хватали путников за колени, норовя забраться повыше. Реальность словно скрылась под толстым слоем ватного одеяла, и окружающий мир потихоньку терял связь с действительностью. Туман хищным зверем поглощал не только звуки, но и мысли, бредущих в нем людей. Густая плотная тишина облепила отряд со всех сторон. В ней, как в сладкой патоке, увязали мысли, прекращая свой ежесекундный бег, уступая место пустоте. Апатия и уныние овладевали путниками. Люди с трудом переставляли ноги, словно туман превратился в болото и теперь засасывал их в свое бездонное нутро. И даже серые бесплотные клочки, остающиеся мокрыми пятнами на ботинках, казалось, обрели какой-то вес.

Лисса с тоской вглядывалась вперед. Будущее приобретало все более беспросветный характер. Уже и стены терялись в серой склизкой мгле. В пещере сгущался сумрак, и над отрядом вновь заметались желтые светлячки фонарей. Их лучи предпринимали жалкие попытки прорваться за границу тумана, но вязли в густом сером небытие. Все тревожней вглядывался Ларри вперед и с еще большей тревогой — назад. Девушка на его вопросительные взгляды лишь пожимала плечами — ей, лично, туман казался безвредным, и никакой опасности она не ощущала. Внезапно, крик ужаса прорвал пелену тишины, и Лисса, споткнулась и замерла на месте. Оглянувшись назад, она с удивлением обнаружила, что силуэты остальных расплываются в воздухе, странно покачиваясь из стороны в сторону, как будто они потеряли свой вес, и теперь колышутся под порывами неощутимого ветерка. Через пару минут крик еще ужасней, чем первый, пробрал ее до самых пяток, низвергнув туда же, глупое и пугливое сердце.

— Командир, у нас проблемы, — сквозь мглу, снова став реальной, проступила фигура Дока, — люди видят что-то непонятное в этом тумане, и это непонятное сильно их пугает. Вот только соседи наших пугливцев, обделены подобным счастьем, и не разделяют их видений.

— Проделки Древних, — сквозь зубы проговорил Ларри, — как чувствовал, что ничего хорошего от этой подземной сырости ждать не приходится. Удалось выяснить, что конкретно они видели?

Док вместо ответа, подошел ближе, и зашептал что-то командиру на ухо. Лисса недовольно хмыкнула: «Не доверяют или опасаются травмировать „нежную детскую психику“? Так она уже достаточно травмирована за последние дни. Нет, как через печку их проводить, это она взрослая, а как в детали посвятить, пусть и неприятные, сразу — детям не положено».

Лисса обиженно надулась. Док с командиром, не обращая никакого внимания на ее недовольство, в полголоса затеяли жаркий спор. И только она, наступив на горло принципам, решилась незаметно подкрасться к ним поближе, как рядом нарисовался Чип и полюбопытствовал: «Ты, правда, не ощущаешь никаких, х-мм, чудовищ?»

Надо же, кто-то соизволил поинтересоваться ее мнением. «Здесь вообще, кроме нас, никого из живых нет, — отмахнулась Лисса. — А что там случилось?»

— Не бери в голову, — попытался уйти от ответа Чип, — подумаешь, привиделась кому-то мерзкая рожа, так пугайся в одиночестве, на здоровье. Нет, он своими воплями еще и соседей до инфаркта довел.

Вдруг взгляд беспечно болтающего Чипа остекленел, рот в удивлении приоткрылся, а рука сама собой вытащила из-за пояса бластер.

— Пригнись, — бросился к Лиссе Мироха, закрывая ее своим немаленьким телом. Над головой девушки прошипел хищной гадиной разряд.

— Недоумок, — мгновением спустя, Ларри выбил оружие из рук своего подчиненного. — Ты что творишь? Ты же чуть в об…, в Лиссу не попал.

— Прости, командир, — сухим от волнения голоса проговорил Чип. Он ошалело мотал головой, словно это могло прогнать безумие, поселившееся у него в голове. — Клянусь, там был Беспалый Крыс, живой и невредимый, будто и не завалили мы его тогда на Лере.

Звонкая пощечина, отвешенная Доком, оказалась лучшим лекарством для заразившегося безумца.

— Выдумщик, — проворчал Док, — нет и не было там никакого Крыса. Но это может стать проблемой, командир. Мы же перестреляем друг друга. У каждого найдется по такому Крысу, а то и не по одному.

— Если мы только видим нечто, но не слышим, то убрав зрение — решим этот вопрос.

— Э-э-э, постойте, глаза убирать я не дам, — возмутился Мироха.

— Дурак, — поморщился Док, — глаза тебе завяжут и все.

— И как мы вслепую тогда вообще идти сможем?

— У нас будет поводырь! — подмигнул командир Лиссе.

Та удивленно приподняла бровь. Это занятие для нее не ново, и так всю дорогу тащит за собой ораву мужиков, но водить за собой слепую ораву — это что-то новенькое. Сама виновата. Ничего было заигрываться в путеводительницу. Теперь поздно страдать и жалеть себя.

— Поведу, — Лисса тяжко вздохнула, — а что мне еще остается…

Бластер ей Ларри не доверил, успокоив: «Если что — кричи, я на звук стрелять буду».

Так вот и прямо на звук ее голоса. Ничего, она мелкая, авось, промажет.

Бравые охотники за сокровищами без энтузиазма восприняли новое руководящее указание. После зажигательных танцев друг с дружкой, причем зажигательных в прямом смысле этого слова, они с опаской относились к Лиссе, ожидая от нее очередных испытаний для своей хрупкой мужской психики. «А что с нее возьмешь? Женская натура, как ни крути, она завсегда себя покажет. Окромя танцев, ничего путного придумать не могла! Теперь, новое развлечение — глаза себе позавязывать. Да их, как слепых котят, голыми руками брать можно будет. Она первая сама себе что-нибудь напридумывает, и весь отряд погубит», — вот примерно такие мысли бродили сейчас в голове у большинства мужчин. Те, кто понимали в происходящем больше остальных, предпочитали помалкивать. Слишком высоки ставки были в этой игре, чтобы посвящать в них всех подряд.

Лисса оглянулась назад и не смогла сдержать улыбки. Даже самые свирепые, с бандитскими рожами наемники выглядели настоящими лапочками, стоя с беспомощным выражением на лице, с повязанными на глазах полосками ткани, от чьей-то пущенной на доброе дело рубахи. Они нерешительно перетаптывались на месте, напряженно держа руки на плечах, впереди стоящих товарищей. Выстроенные цепочкой мужчины смотрелись, поменьше мере, странновато. Чем-то они напоминали коллектив любителей групповых танцев, готовящихся сплясать дикий, исключительно мужской, танец. Казалось, вот-вот зазвучит оглушительная дробь барабанов, вольется в нее душераздирающий звук трубы, забренчат бубенцы, и вздрогнет, оживет людская линия, став на это мгновение единым организмом. И понесется по каменным коридорам вереница слепых танцоров в едином танцевальном порыве. И настолько велико их желание сотворить небывалое, что даже глаза надежно закрыты. Пусть ничто им не мешает! Только они и музыка! Хорош, ансамбль «Плясок по ловушкам Древних в надежде дожить до пресловутой сокровищницы» с единственным зрителем в ее лице.

Лисса вздохнула и ощутила, как ободряюще сжалась ладонь Ларри на ее плече. Крепко зажмурившись, он прижал девушку к себе и шепнул на ухо: «Не бойся, все будет хорошо. Только верь в себя». Легко сказать. Но размышлять уже некогда. Над отрядом проносится звучный командирский голос: «С правой ноги и — раз!» Многоножка, в которую превратился их отряд, медленно поползла вперед.

Скорость их передвижения упала до минимума. И все равно кто-то ухитрялся сбиться с ритма, наступить на ногу соседу. Ларри, уловив рваное движение, командовал: «Стой!» А затем, по-команде, их отряд дружно шагал вперед. Повезло, что большая часть людей не понаслышке знала, что такое строевой шаг, а те, кто не был обучен этой премудрости, спешно ее познавали.

Искушение взглянуть на свой личный кошмар было так велико, что Командир не выдержал и осторожно приоткрыл один глаз, и тут же широко распахнул от удивления второй.

Они шли по воздуху, по-крайней мере, пола под ногами не наблюдалось. Внизу, на дне огромной пещеры расположился древний город. «А ничего так, занимательно, — пробормотал Ларри себе под нос, — даже немного неожиданно».

Город был мертв уже давно. Нет, он не был разрушен или поврежден, но на всех многоярусных, обрамленных изящными, невесомыми колоннами зданиях, на огромных площадях, украшенных ювелирно вырезанными, почти живыми, но все же каменными, цветниками, на улицах, которые ажурными мостиками прихотливо пролегали на всех уровнях города, образуя многомерный лабиринт, на всем этом чуждом архитектурном великолепии лежала печать заброшенности и одиночества. Ларри попытался представить себе это место живым, каким оно было много-много лет назад, но его фантазия не смогла проникнуть за грань веков и вообразить нечто большее, чем невнятные тени, скользящие по пустым улицам. Слишком долго здесь царила пустота, и даже на одно мгновение не вернуть сюда дыхание жизни. Да и не стоит осквернять это чудо скудостью человеческой мысли. И Ларри просто шел, впитывая в себя малейшие детали жилищ тех, кто владел их галактикой до расселения в ней человеческой расы.

Белый камень, из которого был сложен город, не пожелтел с годами. Он потрясал своей белизной, свободный, даже от пыли веков, словно не прошло их с тех пор огромное количество, словно его хозяева покинули его только вчера, и город забылся коротким сном, ожидая их возвращения. Сердце Ларри пронзила невыносимая боль, будто его с размаху окунули в стылую воду. Одиночество, грусть, тоска нахлынули на него, все больше сжимали свои ледяные тиски. Он чувствовал себя игрушкой, забытой здесь своей хозяйкой. Да, полно, его ли это сердце. Как он может помнить каждую трещинку, лежащего под его ногами города, каждую пылинку, заботливо уничтоженную им самим, или это был не он? Но кто? Разве может быть сердце у каменной громадины, от древности которой и камням давно пора рассыпаться в пыль, а он — стоит. Стоит, охраняя покой мертвого города, и сам мертвеет с каждым оборотом вечности. Живой Хранитель мертвого города. Сколько еще будет держать его здесь надежда на возвращение хозяев. Как долго продлится эта невыносимая мука? Он так устал. Его сердце не знает смерти, оно будет биться вечно, а с ним существовать загнанный в камень кусочек чьей-то души. Но и вечность может устать. Устать ждать, устать надеяться, устать каждый день поддерживать порядок в доме, который давно никому не нужен. В доме, где никогда больше не зазвучат голоса, не раздастся детский смех. Смешно сказать, если бы в городе обломался край, хоть у одной захудаленькой колонны, это был бы самый счастливый день в его жизни. Но вечный камень, как и его Хранитель, не подвластен времени. Однообразие, скука — вот его злейшие враги.

Стражей он выгнал сам. Нет, участвовать в их мерзких забавах, слышать их хвастовство, об очередных, загубленных ими несчастных существах, он не будет. Лучше и дальше пребывать в одиночестве, чем уподобиться этим падальщикам. Даже невыносимая скука не заставит его ради развлечения губить этих жалких созданий, едва вышедших из детского возраста. В чем-то ему было даже их жаль. У него хотя бы есть воспоминания о прошлой жизни, когда он был Хранителем еще живого города. А люди… люди напоминали ему детей, выросших без родительной любви и ласки. Поэтому он прощал им звериную жестокость, отсутствие жизненной мудрости и непоколебимую самоуверенность. Зато они были по-детски любознательны, и по-глупому веселы и беспечны.

Стражи часто приходили к нему, пытаясь вовлечь в свои мерзкие забавы. Скорее от скуки, чем от желания подружиться. Как же давно это было! Когда эти визиты ему осточертели, он перестал их пускать за границу города. Стражи бесновались, обзывая его выжившим из ума маразматиком и снобом. Хранитель только горько усмехался про себя. Может его ум не был таким ясным, как раньше, зато сердце оставалось чистым, без малейшей примеси грязи и гнили.