Ликей

Глава 6. Отчаяние.

Прошло две недели. Листопад в городе подходил к своему логическому завершению. Петербург словно съеживался, затаивался, сбрасывал ненужную мишуру, готовясь к зиме. О белых ночах осталось одно воспоминание - теперь темнело довольно рано…

Из переписки и разговоров по ВН с ликеидами - директорами консультаций в других городах - у Джейн практически ничего не вышло. Те же самые проблемы - маргинальное население, произвол местных властей - стояли и перед ними, но практически никак не решались. Джейн приходила в отчаяние, не понимая, как ликеиды - ликеиды! - могут спокойно жить годами, закрывая глаза на все эти безобразия, не пытаясь бороться…

Единственным человеком, давшим ей хоть какую-то надежду, была директриса Челябинской Консультации, ликеида из Канады, Элина Шарф. Энергичная женщина, обретшая на Урале вторую родину, развернула настоящую работу среди маргиналов, неся также и им культуру, просвещение, элементарные понятия о здоровье и правильной жизни. Джейн уже понимала, что к Элине придется поехать, чтобы на месте изучить этот опыт… то, что удалось в маленькой уральской консультации, должно произойти и в столице!

Но это был пока единственный луч света…

- Джейн! Простите, что прерываю ваши размышления…

Джейн встряхнула головой… да что же это такое! Опять потеря концентрации, постоянное сумеречное сознание, пребывание в ином мире. Мало медитирует она, что ли? Или наоборот, много? Да нет, совсем немного как раз…

Она сидит за столиком кафетерия напротив Аркадия Заслонского, директора…

Сегодня они не успели обсудить все вопросы, и он пригласил ее закончить обсуждение за обедом.

- Извините, Аркадий! Я немного задумалась…

Перед директором стоял целый ряд тарелок, представляющих собой настоящие произведения искусства. Прозрачный бульон с плавающим островом из зеленых листьев, яйца, веточек укропа, зажаренные ломтики баклажанов с помидорами, рагу, обложенное по краям золотистыми ломтиками ананаса… Аркадий был гурманом, это знали все. Джейн удивлялась, как ему при таком количестве съедаемых блюд удается сохранить пусть мощную, но хоть более или менее спортивную фигуру.

Русский, мрачно подумала она. Даже москвич, даже ликеид все же остается русским… он никак не может без этих мелких грешков. Впрочем - она тут же устыдилась этой мысли - у Аркадия все намного сложнее. Жена-неликеида… единственный сын, надежда, гордость, который сейчас находится на грани вылета из Ликейского колледжа.

- Простите меня старика, Джейн, но мне бы хотелось сказать вам прямо - я не понимаю смысла вашей деятельности…

Директор звучно проглотил ломтик мяса.

- То есть вы очень нам помогли с реконструкцией, и обучение персонала - за все это спасибо… Проинспектировать губернию тоже давно нужно было. Но сейчас большую часть времени вы посвящаете каким-то непонятным мне переговорам, поискам… Я понимаю, вас волнует проблема маргиналов. Но она была и вчера, и позавчера… уже много лет, как существует эта проблема.

Судите сами - с начала 21 века мы прилагаем все усилия, чтобы не дать родиться детям, которых мы не сможем кормить. Но если эти усилия оказываются недостаточными - что же нам, расстреливать этих несчастных? Сейчас места на Земле много, тем более, в России и Сибири. Пусть живут, как могут. Ну не может наша цивилизация вместить всех! Почему вас так это волнует?

- Меня волнует вовсе не это, - сказала Джейн, - Меня волнует неэтичное поведение властей в Петрозаводске и других городах. Для чего в России выкорчевывали тоталитаризм?

Директор со вздохом отодвинул суп, принялся за баклажаны.

- Понимаете, Джейн… это все прекраснодушные мечты. Ну нельзя сделать всех людей правильными… так же, как не все могут быть ликеидами. Со временем, лет через двести, маргиналы все равно исчезнут так или иначе. Это естественнный процесс… С ними исчезнут и проблемы. Останутся ликеиды - авангард человечества - и обычные люди, которые с любовью и радостью пойдут за ликеидами… не торопите события.

Джейн задумалась, опустив голову. Ну как сказать ему об этом? Ведь он - директор, он старше Джейн раза в два с половиной…

- Знаете, Аркадий, у нас была в Храме Приснодевы-Матери одна жрица… она нас посвящала, мы все ее очень любили и уважали, она была практически святой.

Так вот, она говорила - весь смысл Ликея пропадает, если ликеиды допускают хоть малейшее отступление от нашей этики. Наша этика в государственном масштабе - это ненасилие, действие только любовью… посмотрите, ведь даже преступники сейчас не наказываются, а лечатся. А то, что творится в Петрозаводске - когда людей ставят вне общества только потому, что они хотят иметь лишнего ребенка…

Так нельзя! Планирование семьи должно быть только добровольным. Вы говорите - через двести лет… если мы будем допускать такое поведение, через двести лет ликеидов просто не останется. Это будет фашизм, а не Ликей.

Аркадий со вкусом поедал баклажаны, глядя своими маленькими голубыми глазами как бы сквозь собеседницу.

- Джейн, - сказал он, - все это хорошо… все это правильно. Но у вас более конкретные и ограниченные задачи. Каждый из нас хочет спасать мир, но начинать нужно с работы вокруг себя. Честно говоря - только не обижайтесь - у нашей консультации столько нерешенных проблем, столько текучки ежедневной… мне бы хотелось, чтобы вы взяли хотя бы часть этой рутины на себя. Извините за прямоту… но я этим занимаюсь практически один, у меня нет даже заместителя…

Джейн покраснела. Отодвинула тарелку, отхлебнула сок, размышляя…

А ведь в чем-то директор прав… во всяком случае, в том, что она пренебрегает своими обязанностями. Вот в чем дело! Поиск решения серьезных проблем не занимает так уж много времени… Она просто слишком мало занимается рутиной, тут он прав. Переваливает все на других, сама увлекаясь революциями и реконструкциями… С ней действительно что-то происходит, но не то, что думает директор.

Она не витает в облаках, она дельный работник… просто в последнее время ей некогда. Она не может собраться… ей опротивела работа. О проблеме маргиналов она еще как-то может думать, это ее волнует. Но все остальное…

Как можно думать обо всем остальном, когда закроешь глаза для медитации - и вместо мантры всплывает до боли знакомое лицо, слышишь глуховатый голос…

"Я рад, что вам понравилось, Джейн".

Когда ты уже давно забыла о спокойствии, об уравновешенности, о бодром, оптимистичном настрое, и существуешь кое-как, переваливаешься изо дня в день - когда ты игрушка своих страстей.

Как было все просто с Роджером… как могло бы быть просто с Сэмом, да с любым нормальным парнем. Боже мой, да разве же тогда, с Роджером, это была любовь? Разве тогда Джейн знала, что любовь - это одно сплошное страдание, трагедия, ужас?

Она встряхнула головой. Опять ушла…

- Да, Аркадий, - голос был ровным и невозмутимым, - я понимаю вас… действительно, в последнее время я слишком увлеклась этой проблемой. Спасибо, что вы мне об этом прямо сказали. Я постараюсь теперь больше вникать в повседневные дела…

Она встала, улыбнулась директору, несколько смущенному таким поворотом.

- Мне пора… до завтра, Аркадий.

Дома она бросилась на низкий диванчик, закрыла глаза…

С ней происходило что-то страшное. Она привыкла с детства контролировать себя, контролировать окружающую жизнь… Она делала всегда то, что было нужно делать. Ведь практически с любой проблемой можно справиться.

Фрустрация, неудовлетворенность, стресс? - для этого есть психотехника, медитация, спорт, риско…

Физические заболевания? - современная медицина способна справиться почти с любой проблемой.

Не складываются отношения с кем-то? - всегда можно пойти к психологу, и он поможет, подскажет, найдет нужный выход из ситуации…

Это суть Пути Воина. Это суть воинского отношения к жизни, которому учат в Ликее. Всегда владеть собой, владеть ситуацией. Вовсе не агрессия, не стремление к нападению… но способность защитить себя и других. Защитить от чего угодно - от Зла в общем смысле.

Джейн уже была влюблена в свое время. И это тоже не стало для нее особой проблемой. Достаточно было дать понять… несколько взглядов, жестов… к счастью, Роджер испытывал к ней такие же чувства, и у них все получилось прекрасно. Джейн до сих пор благодарна судьбе за те минуты вдвоем, у озера, за мимолетные взгляды на уроках, за тепло его рук, охвативших талию…

Потом это светлое и чистое чувство, эта безграничная нежность и радость стали исчезать… причем как-то одновременно у обоих - они стали встречаться реже. Уже и не хотелось… В конце концов Джейн увидела Роджера с другой девчонкой… Это причинило ей боль, но с болью она справилась. Она воин и умеет справляться с болью.

Она не винила Роджера - он должен был, конечно, объясниться вначале с ней, но можно ли винить человека, если у него просто не хватило духу на такое объяснение?

Этот чистый юношеский опыт многое дал Джейн - она знала, что когда-нибудь полюбит снова, создаст семью…

И она полюбила.

Даже не существование Лены было трагедией… и не безответность любви.

Ужасом была сама эта любовь - сладким, пронзительным ужасом… Ужасом было то, что всякая возможность контролировать себя, свою жизнь, работу, душевное состояние - полностью исчезла.

Осталось только желание закрыть глаза и видеть Алексея.

Она видела его необычайно ярко, реально… очень редко у нее в медитациях были моменты таких видений - а тут видения вставали, стоило лишь закрыть глаза.

Джейн могла по желанию вспомнить все подробности любого разговора с Алексеем… она снова стояла, почти уткнувшись носом в его острое высокое плечо, он закрывал ее от толпы националистов, и она видела обугленную дырку в синем полотне, и даже запах ощущала - кровью пахло, гарью, жженной тканью. Она помнила прохладу вечернего воздуха, и шуршание шин вдалеке по асфальту.

Она снова видела его на Аничковом мосту, смотрящим в темную воду Фонтанки, и как ветер шевелит короткие русые волосы…

Она видела его в церкви, бережно подносящим руку ко лбу, к груди и к плечам крест-накрест. Прикладывающимся к иконе… Она видела его стоящим с Леной, и так весело, спокойно говорящим с ней… будто Лена - его сестра. Так не говорят с любимой женщиной… с женой, после долгих лет совместной жизни - еще может быть.

И все эти видения не давали ей жить нормальной жизнью. Алексей - было написано повсюду золотыми буквами. Она не была в спортклубе уже очень давно, она забросила статью, забросила чтение, вообще ничего не делала. Она и медитировать не могла - вместо этого роем налетали все те же видения. Но и пойти к психологу она не могла… словно что-то удерживало ее от этого. Так, наверное, сходят с ума, подумала Джейн. Человек считает себя здоровым, не решается пойти к врачу… не решается даже сказать себе, что у него не все в порядке.

Но я действительно не могу пойти к психологу! Что я скажу - вылечите меня от любви?

Джейн лежала в своей просторной гостиной, на маленьком белом диване, и абстракция Вагуччи смотрела на нее со стены желтым таинственным глазом. Она больше не боролась с собой… она закрыла глаза.

Они уже второй раз были в Русском музее, а потом Алексей повез ее еще куда-то… она даже не спрашивала - куда. Ей было так плохо, когда она сидела рядом с ним, в машине… правда, она могла без помех смотреть на его руку, лежащую на рычаге передач, сильную костистую бледную кисть пилота. Но ей тогда впервые показалось… нет, не показалось, она четко поняла это - Алексей ездит с ней потому, что выполняет какую-то неведомую взятую на себя обязанность. Он не ради нее ездит, и уж тем более - не потому, что ему приятно общение с ней.

Он это делает просто потому, что видит в этом какой-то свой долг. Он очень старается это не показать, но тем не менее…

Они приехали к Пискаревскому развлекательному комплексу - казино, игровой зал, голографический зал, танцевальный… Джейн вышла из машины, немного недоумевая. Веселый городок гремел музыкой… все здания были выполнены в форме сказочных маленьких замков с башенками и балкончиками, между ними - дорожки, скамеечки, цветы. Сейчас народу здесь было немного.

- Извините, Джейн, - сказал Алексей глухо, глядя себе под ноги, - Я колебался, не знал, везти ли вас сюда… но батюшка благословил привезти.

- Вы хотите мне что-то показать здесь? - недоуменно спросила Джейн, - Если вы про этот комплекс - я тоже не в восторге… но его не ликеиды строили. Вы знаете, что ликеиды не производят массовой культуры… Да, конечно, очень жаль, что культурный уровень населения так низок, и власти, вместо того, чтобы поднимать его, предлагают людям лишь хлеб и зрелища.

Они шагали по дорожке между зданиями комплекса. Какой-то абориген вывалился из дверей казино, постоял немного на ногах, пошатываясь… взгляд его казался совершенно бессмысленным.

Вот человек, подумала Джейн. Человек - венец природы, самое совершенное творение Божье! Бессмертный дух…

- Я не об этом, Джейн. Я другое хотел вам показать, - ответил Алексей.

Они свернули с дорожки и пошли прямо по газону, за здания…

- Помните, мы говорили сегодня о воинах… вы сказали, что ликеиды - это подлинные воины?

- Да, помню.

- У меня здесь в детстве было сильное переживание… вот сюда, пожалуйста.

Видите?

Пожухлая осенняя трава едва прикрывала три пологих длинных холма, расположенных в ряд.

- Что это… могилы? - сообразила Джейн.

- Здесь раньше было кладбище, - пояснил Алексей, - Давно уже, лет сто-сто пятьдесят назад… потом его снесли. Построили вот это…

Джейн сочувственно посмотрела на него.

- Но что поделаешь… кладбища нигде не сохраняются навечно. Иначе всю поверхность земли пришлось бы сделать кладбищем. Везде их засыпают и строят на них что-то новое.

- Джейн, понимаете… это было не просто кладбище. Здесь хоронили в войну… была такая Вторая Мировая война, знаете? Давно уже. Сейчас никому это не интересно, что там было двести лет назад.

- Ну, Алексей… я же все-таки интересовалась историей России. Конечно, мне интересно. Так это было военное кладбище?

- Да, то есть гражданское, но… потом здесь построили музей… мемориал.

Вы знаете, Петербург - он тогда по-другому назывался - был осажден. Еды в городе практически не оставалось. И они здесь умирали… все. Вот здесь - братские могилы. Мертвых сюда привозили и зимой складывали штабелями… а потом выкапывали огромные ямы и хоронили всех вместе. Вы не знаете, как умирают от голода, и я не знаю. Мы этого даже на экране не видели. Но воображение есть, хоть приблизительно мы можем себе представить - не смерть, конечно, а хотя бы приближение к ней. Я когда это понял… представил… понимаете - все. Вовсе не воины. Высокодуховные люди и низкодуховные… образованные и тупые. Алкоголики и труженики. Герои, воины - и обычные трусоватые люди… дети. Старики.

Совершенно неприятные на вид, с отвратительным характером, с кучей всяких проблем. Они все умирали здесь. Они лежат здесь, под землей, сваленные в одну кучу. А город не сдали. Даже не все они готовы были к такому героизму, кто-то предпочел бы сдать город, и это тоже можно понять, особенно матерей в такой ситуации. Кто-то был героем против своей воли - он просто оказался в такой ситуации, когда город не сдавали. Но какая разница, что думал каждый из них… то есть разница есть - большинство из них все-таки не хотело сдавать город, и потому он держался. Но даже не это существенно, а то, что они все умирали здесь. И они остановили врага, а враг был страшный… И когда до меня это дошло, я вдруг понял, что это все равно, какой человек - ликеид или нет… Что все мы люди, все принадлежим к человеческому роду. Все мы подвластны смерти. И смерти все равно, как ты умираешь - гордо и красиво, или же со стонами и страхом. Не-ликеиды умирают точно так же, как и мы… Я не скажу, что во мне тогда многое изменилось, но я запомнил это впечатление…

Алексей перевел дух. Джейн пожала плечами…

- Мне трудно понять то, о чем вы говорите… И в этом осажденном городе наверняка были и негодяи, и воры, живущие за счет других… И потом - ну а что это меняет? Да, все люди умирают. Что, это значит, что не надо расти духовно и работать над собой?

И тогда она увидела, что лицо Алексея снова перестало быть живым. На миг, на короткий миг он раскрылся… и она погасила эту искру. Глаза его как-то потухли, лицо стало каменным.

- Ну вот… собственно, это все, что я хотел вам показать.

И на мгновение новый огонь вспыхнул в глазах - яростный, еще незнакомый…

- Но могли они построить здесь ну хоть что-нибудь другое? Не это? - Алексей ткнул пальцем в пестрые здания комплекса.

- Да, это, конечно, кощунство, - согласилась Джейн, - Но ведь это построили не ликеиды? Это русские сами построили?

- Да… идемте, - до машины Алексей уже больше не проронил ни слова.

Мелодичный звон вырвал Джейн из грезы. Она села, нажала на пульте включение ВН. Беатрис сидела у себя на кухне, оседлав табуретку и держа в руках нож и яблоко.

- Привет, красавица!

- Привет, - тихо ответила Джейн.

- Слушай, мне совершенно не нравится, как ты в последнее время выглядишь…

Давай я зайду за тобой, и мы побегаем немного?

- Давай, - подумав, согласилась Джейн.

- Через полчасика?

- Хорошо…

Джейн выключила ВН. Пошла в спальню, открыла ящик со спортивной формой.

Надела светло-синее кампо. На улице уже практически зима, но для бега кампо достаточно… В рассеянности уронила руки, села на край кровати. Встала, подошла к окну, стала глядеть на серое небо в сплетении оголенных ветвей… последние листья нелепо топорщились на ветру. Уж роща отряхает последние листы с нагих своих ветвей… А мама Алексея, похоже, питает какие-то надежды.

Интересно, как она отнеслась к тому, что Алексей перестал быть ликеидом.

Женщина явно с честолюбием…

Новый звонок вырвал Джейн из сумеречного состояния. Она стремительно вышла в гостиную.

На экране появилось незнакомое лицо… похожее на кого-то, но незнакомое.

Молодая девушка, русская и не-ликеида на вид, пухлое, немного нервное лицо, карие добрые глаза.

- Здравствуйте, - сказала она робко, - Вы Джейн Уилсон?

- Здравствуйте, - в тон ей ответила Джейн, - Да, это я… А вы?

- Меня зовут Рита Ладонкина… вы меня не знаете, - пролепетала девушка.

Обстановка за ее плечами расплывалась - похоже на какую-то обычную русскую квартиру. Рита замолчала и наконец сказала, будто решившись.

- Я сестра Лены Ладонкиной, невесты Алексея Старцева.

Джейн словно вырвало из оцепенения - имя Алексея всегда производило такое волшебное действие. Она собралась, внимание все сконцентрировалось на фигурке Риты в глуби экрана.

- Вы извините, - начала девушка. На лице ее отражалась сложная внутренняя борьба, - Я вас не такой представляла, - вдруг вырвалось у нее.

- А какой? - улыбнулась Джейн.

- Не знаю… я видела вас издали, у церкви. И по тому, что рассказывала Лена… понимаете, мы все за нее очень боимся.

- Бояться никогда не нужно, - сказала Джейн уверенно. И тут же подумала, что пять минут назад была точно такой же, как эта Рита… слабой, испуганной, ничего не знающей и не понимающей, подвластной любому повороту жизни. Но такой она может быть наедине с собой… ну еще с мамой или Беатрис. С кем-то старшим и опытным… А с не-ликеидом - как там говорила Беатрис - улыбку на лицо, флаг в руки и вперед.

- Чего, собственно, вы боитесь? - спросила Беатрис. Рита задумалась.

- Вы знаете… Лена - она такая… Она совсем ничего не понимает. Она очень любит Алексея, вы себе не представляете, как любит. Она уже давно его любит, но почти никому об этом не говорила… и вот тут - такое счастье. Но понимаете, он же был ликеидом… и вы - ликеида. Конечно, он может вас полюбить, оставить Лену… Но ведь так же нельзя… они помолвлены. Скоро свадьба. Это некрасиво… А для Лены это будет все… я знаю, она не сможет больше никого полюбить. Ее жизнь будет кончена. Конечно, если у вас это очень серьезно… не знаю. Но вы поймите… вы ликеида, у вас и так жизнь совсем другая. А у Лены ничего нет, кроме этой любви. Зачем вы отбираете у нее?

Джейн выслушала эту тираду, нахмурив брови. Она не испытывала ни стыда, ни раскаяния, ни неловкости… ребенок подошел к ней и высказал свою детскую обидку.

- А почему же Лена не позвонит мне сама? - спросила она. Рита помотала головой.

- Вы думаете, что она подговорила меня… она ничего не знает, и очень расстроится, если узнает. Мы с ней даже не говорим о том, что Алексей может ее оставить. И ей это даже в голову не приходит. Мы между собой… мы ведь все видим. И она рассказывает… она, понимаете, такая беззащитная, ее легко обмануть. Она сама вас приглашала, и знает о том, что Алексей с вами ездит, и ей это вовсе не кажется опасно… она полностью верит в Алексея. Полностью, понимаете? Поэтому это будет страшно, если он ее оставит… Я боюсь за нее, просто боюсь.

Джейн подумала немного.

- Видите ли, Рита… у меня нет намерения соблазнить Алексея. Я общаюсь с ним просто как с другом. Вы можете быть спокойны на этот счет. Но вообще-то, вы знаете… ведь Алексей - не вещь, он свободный человек, и он сам должен решать такие вопросы. Я понимаю, что вы беспокоитесь за судьбу сестры… Но есть еще и судьба Алексея, и он сам должен ее строить, без вашего и моего участия. Давайте предоставим решать ему самому, хорошо?

С ней вдруг произошло странное раздвоение. Она говорила эти слова, и в то же время слышала себя как бы со стороны… Свой уверенный, спокойный, жизнерадостный тон - и этот тон был ей невероятно противен. Именно тот тон, которым говорят психологи в консультациях… Тон учителя, человека, знающего, как жить, поучающего других… Но откуда она знает, как жить?

Ее не научили жить - по большому счету не научили. Да и можно ли этому научить? Все равно где-то в глубине души останется вот этот мокрый, плачущий комок - то самое, что болит, и страдает, и любит… и вот может быть только оно, это жалкое и крошечное - может быть только оно во всем человеческом существе и способно любить.

Но она - ликеида - закрыла этот беззащитный комок слоями брони - силы, ловкости, знания, уверенности, психотехники… Джейн вдруг пошатнулась, схватившись рукой за спинку кресла. В глазах Риты появилось беспокойство и участие.

- Что с вами?

- Ничего… что-то нехорошо стало, не обращайте внимания, - пробормотала Джейн.

- Вы вдруг так побледнели…

- Это я… ничего, ничего, Рита. Спасибо, что вы позвонили.

Джейн села на диван, безвольно опустив руки.

Это я впервые осознала, что у меня есть душа.

И осознание это оказалось совсем не таким, как я думала.

Ведь я думала, что душа - это что-то огромное, прекрасное, Божественное, способное объять всю Землю.

А душа, оказывается - это просто такой жалкий, маленький, очень болезненный комочек, съежившийся где-то там, в глубине… похожий на трехнедельного эмбриона.

Ее так легко убить…

- Вы извините, я вас, наверное, обидела, расстроила, - говорила Рита. Она сама теперь чуть не плакала. Джейн покачала головой. Она уже взяла себя в руки.

- Нет, нет, Рита, все нормально. Скажите, а вы с детства ходите в церковь?

- Да… наши родители верующие, и мы с детства приучены.

В дверь позвонили. Джейн протянула руку к пульту.

- К вам кто-то пришел?

- Да… Рита, вы не беспокойтесь. Все будет так, как должно быть.

- Да, вы правы… на все воля Божья, - ответила Рита. В гостиную ворвалась Беатрис - сильная, шумная, веселая, в лимонном кампо с вышитой зеленой ветвью.

Джейн попрощалась с Ритой и выключила ВН.

- Пошли, лягушонок, - сказала Беатрис.

- Почему лягушонок? - спросила Джейн, надевая кроссовки.

- Меня бабушка так иногда называла… armes Froschlein. Бедный лягушонок.

Джейн улыбнулась - Беатрис с ее большим ртом, длинными конечностями и сейчас напоминала большую лягушку.

- Представляешь, - рассказывала Беатрис на ходу, - помнишь, я рассказывала, что заложила эксперимент - ну с рестриктазой… СК-4, чтобы усилить антимутационный механизм… Вчера эти телята родились. Я на ферму ездила… На мышах-то все хорошо получалось… А у телят знаешь как экспрессировалось? У большей части - вообще ничего, ноль. Хотя этот аллель доминирует стопроцентно, ген вообще менделирующий… А три теленка родились мертвыми, я посмотрела сегодня - оказывается, получился парадоксальный эффект, вообще рестрикция не работает. Уроды жуткие.

Девушки неторопливо бежали по парковой аллее.

- И почему это так? - спросила Джейн.

- А Гермес его знает… буду дальше смотреть. Все-таки разные виды - это разные виды… нельзя механически переносить. У меня Шурка работает, кандидат, знаешь, такой восторженный - ах, мы сначала коровам этот механизм встроим, а потом на людях… евгенист тоже. Тут даже с мышей на коров не переносится.

- Да… с людьми все сложнее, - сказала Джейн. Хорошо все-таки Беатрис… честный труженик науки. Как бы Джейн хотелось вот так спокойно заниматься генным конструированием, размышлять, экспериментировать… и даже какую-то досаду на себя чувствуешь - ведь тебя для науки готовили… а ты чем занимаешься? Все воюешь с какими-то несознательными личностями. Да еще вот и влюбилась…

Воспоминание об Алексее снова постепенно заполняло всю душу Джейн, становилось все острее, все тяжелее… Словно прочитав ее мысли, Беатрис спросила.

- Ну а у тебя как дела?

Они выбежали из сада, побежали по дорожке вдоль ручья - эта дорожка вела до самого Павловского Дворцового парка. Джейн уже привыкла заниматься здесь джоггингом.

- Да ничего, - вяло ответила она.

- Все страдаешь? - поинтересовалась Беатрис.

- Ага…

- Чокнутая.

- Ага.

Беатрис глубоко вздохнула на бегу.

- Не понимаю… не понимаю. Нашла, кого выбрать… Это ужасный тип, я спрашивала у Моники, она знает его как облупленного, он же к ней на обследование ходит.

- Что она тебе сказала? - встрепенулась Джейн.

- Ты же там сидела… могла сама все прочитать, она фиксирует все результаты обследований.

- Ты знаешь… мне это показалось как-то нехорошо. Я не стала читать. Ну понимаешь, если ты видишь голого человека на улице - ты же отвернешься… особенно если он не по своей воле голый.

Беатрис проворчала что-то себе под нос по-немецки.

- Чего?

- Ничего. Моника сказала, что это, безусловно, болезненный тип. Он в принципе здоров, но направленность личности такая, что вряд ли удастся его переформировать. Он и раньше был неустойчивым. Но для русских это нормально, они почти все душевно неустойчивы, метаются из крайности в крайность. А сейчас он находится под сильным влиянием церкви, он принципиально не приемлет возможности взять жизнь в свои руки, работать над собой… в общем, все эти их бредни, ты наверное, уже их слышала. И ты бы хотела серьезно жить с таким мужчиной?

- Понимаешь, Беа, - беспомощно сказала Джейн, - Я бы не хотела. Но это от меня уже не зависит. Сама я прекрасно понимаю, что он мне не подходит. Что если даже мы бы поженились, наша жизнь была бы сплошным мучением, а скорее всего, мы бы через год развелись. Но это какая-то болезненная страсть, которая совершенно не интересуется тем, чего я сама хочу, и что я сама понимаю… меня просто тянет к нему, со страшной силой - и все. Понимаешь? Может быть, я больна…

- Трудно понять, - призналась Беа, - видишь, у меня с Клаусом ничего подобного нет. И до этого у меня был друг. Тоже все было спокойно. Сошлись -разошлись. Я люблю Клауса, но у меня в этом нет никакого противоречия - я и умом знаю, что он хороший, добрый, интеллектуал, отличный собеседник, надежный товарищ, и сердцем чувствую любовь. Знаю пару его недостатков, но соглашаюсь с их наличием - ведь нет людей без недостатков. Я не понимаю, что с тобой происходит. Я если не хочу любить человека - то и не буду его любить.

- Может быть, я просто пытаюсь его понять… пытаюсь и не могу. Это как загадка, Беа… понимаешь, вот появился такой человек, который живет не как все. А вдруг мы неправы, а он прав? Ведь тогда все нужно пересматривать, нужно жить иначе… тебе хорошо, ты занимаешься наукой и всегда права. А я работаю с людьми. Я должна им что-то говорить, чему-то учить. А вдруг я неправа?

Девушки выбежали на широкую поляну, замолчали, проделывая дыхательные упражнения…

- Холодно, - пожаловалась Беатрис, - побежали обратно.

Она молчала некоторое время, а потом заговорила.

- Знаешь, у меня была бабушка.. то есть она и сейчас жива. Я в детстве ее очень любила. Лет до пяти. Меня часто у нее оставляли… мать с отцом тогда разводились, ну и я подолгу жила у бабушки. Я в общем рада, что родители развелись. С отцом у меня прекрасные отношения, и с отчимом - тоже. Мама счастлива с отчимом. Но я не к тому… В общем, бабушка меня баловала, я у нее жила, как в материнской утробе. Лакомства, телевизор - сколько хочешь… но и не только в этом дело. Она меня как-то любила, что ли, понимаешь… Я помню ее руки. Я помню, как она смотрела на меня… и у меня возникало такое чувство - меня любят просто так, за то, что я ребенок, что играю, делаю что-то там такое смешное, что у меня сладкое личико и синие глазки. Так бабушка говорила - сладкое личико. Мама никогда не говорила мне так. Родители всегда относились ко мне, как ко взрослой. И это правильно, я благодаря этому стала ликеидой. Они уважали во мне личность… но бабушка говорила: сладкое личико, котеночек, медвежонок, она со мной сюсюкала и баловалась, как сумасшедшая… А потом однажды… я была свидетельницей скандала. Мне было пять лет. Бабушка так холодно, жестко говорила маме: "До каких пор? Мне всего шестьдесят три года. Я хочу пожить для себя. Я вырастила тебя и Йозефа и хочу теперь отдохнуть. Почему я должна воспитывать твою дочь? Я не подкидывала тебя своим родителям"… И вот это, знаешь, так меня задело… бабушка не знала, что я слышу ее слова. Но все равно, тем более - значит, на самом деле она ко мне вот так относилась. Я была обузой… лишним, никому не нужным грузом…

"почему я должна?" "Твоя дочь" - эти слова обожгли меня как огнем. Я, оказывается, вовсе не котеночек… и не медвежонок. Бэби Беа, как она говорила… вовсе нет. С тех пор меня уже не подкидывали бабушке. Я бывала у нее, но очень редко, и отношения стали другими… она еще пыталась со мной сюсюкать, но я сторонилась, шарахалась… я помнила.

- И с тех пор ты боишься любить, - вырвалось у Джейн.

- Да… может быть. Не знаю… это любовь? Это безумное сюсюканье, эта страсть к теплу, к нежности - это разве любовь? Я думала, что любовь - это высокое, Божественное чувство…

- Да, я знаю, - перебила Джейн, - может быть, это не любовь…

- Сама не знаю, зачем я рассказала тебе про бабушку, - Беатрис ровно бежала, сосредоточенно глядя в землю, - Может, вспомнила по аналогии единственный случай в моей жизни, когда я не знала, как быть, когда я была в отчаянии… Но мне тогда было пять лет, Дженни… это можно понять.

- Тот, кто знает любовь без предательства - тот не знает почти ничего, - вспомнила Джейн.

- Что это?

- Так, стихи… одна старая русская поэтесса.

- Но, Дженни, пойми, что я на самом деле давно не сержусь на бабушку. Она вовсе не предала меня. Она меня и в самом деле любила… Это я была слишком чувствительная и обидчивая в пять лет. Позже я проанализировала ее поведение и все поняла. В ней в самом деле жили два разных человека. Один любил меня, а другой хотел жить для себя. То один, то второй одерживал верх. Но это у всех так! Может быть, у святых, у праведников - не так, а у большинства людей, даже ликеидов - так. Это реальность, от нее никуда не денешься… как нас ни воспитывают… ведь не случайно же большинство все-таки живет поодиночке. Да и в семьях - каждый сам по себе, отдельные комнаты, отдельная жизнь… сходятся за ужином, мило побеседуют, проявят свою любовь друг к другу - и дальше отдельно живут. А как иначе? Иначе бы все время были конфликты.

- И все-таки, Беа, она предала тебя, - сказала Джейн. Кровь стучала в висках, в ушах звенело, Джейн понимала, что не надо бежать, надо остановиться, без того уже состояние не очень… но продолжала по инерции бежать рядом с Беатрис.

- Она предала тебя, потому что отказалась с тобой сидеть. Если бы ты на следующий день снова пришла к ней, и она бы опять тебя любила, ты бы забыла ее эгоистические слова. Все мы раним друг друга, но забываем и прощаем - и все же остаемся вместе. А бабушка отказалась от тебя, она сделала шаг. Она так поговорила с твоей матерью, что тебя уже больше к ней не приводили. Поэтому тебе так запомнились те слова… не слова важны, а поступок.

Джейн хотела продолжить, но не смогла… Просто не смогла говорить. Потому что продолжение было таким:

Бабушка поступила разумно - ей нужно время для себя, она должна пожить для себя… она не обязана воспитывать внучку. Так же поступают матери, делающие аборт - разумно. Но если мать выбрасывает плод, она предает ребенка. Она могла бы родить его в нищете, плохо кормить, обижать - но это все равно лучше… все лучше, чем убийство. Убийство необратимо. Если ты обидел ребенка, ты можешь загладить обиду. Даже избил - ты можешь больше никогда этого не делать, заботиться о ребенке - и он забудет боль. Но если ты его убиваешь - ты уже ничем, никогда, никак не сможешь исправить эту ошибку.

Джейн остановилась, приложила пальцы к вискам. Мир звенел. Мир кружился грязно-желтой, серой осенней каруселью…

Нет… это неправда… этого не может быть. Нет.

- Да, может быть, - сказала Беатрис безжизненным голосом, - но видишь ли… бабушка была ведь права. Я сейчас ее понимаю. Я бы тоже не выдержала постоянного соседства сопливого и ноющего создания… Моя мать действительно обнаглела - сплавила ребенка. Бабушка должна была ей это сказать… ведь воспитывать должны родители.

- Как все сложно… - выдохнула Джейн. Наваждение постепенно проходило.

- Понимаешь, Дженни… тьфу ты, я тоже с ума схожу. Сумасшествие заразно…

Нельзя же так! Так мы все голову потеряем… Слушай, я вот что хотела тебе сказать. Так нельзя. Ну у тебя проблема. Хорошо. Неразделенная любовь. Так сделай так, чтобы она стала разделенной! Есть же куча методов…

- А Лена?

- Подождет. Вы все равно с ним расстанетесь, и он к ней вернется. Да и вообще - ну что Лена? Ты сама говоришь - она не ликеида, он с ней будет страдать… хотя по-моему, он будет страдать с любой женщиной… ну жизнь у него такая, любит он страдать.

- Я не могу… я не знаю, Беа… я чувствую себя такой беспомощной.

- Правильно - беспомощной, - голос Беатрис снова набирал прежнюю язвительную силу, - Потому что сидишь как сыч одна в квартире… Мне вот только плачешься в жилетку. А ты поступи один раз как разумный человек. Пойди к Монике, она же специалист! Она и его изучала, и тебя знает… посоветует что-нибудь, в конце-то концов! Ну нельзя так! Ты же воин Света, ты должна светить, а ты на что похожа? На лягушонка, честное слово.

Джейн чувствовала, как уверенный голос Беатрис проникает во все уголки души, успокаивает, вселяет силу… да, действительно.

Она просто больна! Это та же самая болезнь - и с ней современная психология вполне может справиться…

- Да, Беа, ты права… Надо позвонить Монике.

Моника приняла ее в своей квартире - Джейн еще ни разу не бывала у них.

Рене ушел на тренировку по риско. Француженка была одета, как на выход - василькового цвета шелковый комбинезон, по последней моде - брюки до щиколоток и верхняя часть, состоящая из двух широких полос ткани, наподобие бретелек перекинутых через плечи и перекрещенных на спине (боковые части, а также узкая полоса на груди и животе были обнажены). Туфельки на высоких каблуках, рассчитанно расположенные в прическе черные локоны, золотые серьги в виде тонких колец, вечерний макияж в синих и терракотовых тонах. Едва ощутимый запах духов - "Диор-сенсация" - приятно смешивался с легким ароматом сандала, растворенном в полутьме гостиной. Джейн осмотрелась - вкус Моники показался ей безупречным. Гостиная была оформлена в дымчатых и белых тонах, светлая кожаная мебель, явно сделанная на заказ, вдоль стен - несколько столиков разной высоты, на причудливо изогнутых серебряных ножках, на столиках - курящийся сандал, россыпь полудрагоценных камней, рассчитанно раскрытая книга, статуэтка Будды. Освещением служили несколько плафонов в стенах, в совокупности создающих мягкий, рассеянный теплого оттенка полумрак.

Единственная картина - фантазия Джарро, полуабстрактное визионерское произведение, изображающее Духа Дождя, очень подходила к общему фону комнаты.

Джейн села в кресло, молча указанное хозяйкой, маленькая Моника вскочила напротив нее на диван, поджав под себя одну ногу, чуть закинув изящную черноволосую головку… Джейн любовалась француженкой. Моника сидела в свободной позе, расслабленно, но в любой момент готовая к движению, к действию, полная энергии, настолько спокойная, уверенная и радостная внутренне, что один вид ее действовал успокаивающе. С ней рядом даже находиться приятно… А ведь совсем недавно Джейн чувствовала себя точно так же… и выглядела так же, наверное. Теперь она ощущала себя маленькой, больной, несчастной, совершенно разбитой… пришедшей просить о помощи.

- Хочешь что-нибудь выпить? - осведомилась Моника. Джейн кивнула.

- Дай водички, если можно.

Психологиня легко встала, принесла два высоких бокала с шипящей минералкой на зеркальном небольшом подносе.

- Пожалуйста.

Джейн отхлебнула - губы и в самом деле пересохли - и поставила бокал на журнальный столик.

- Ну рассказывай, - ласково сказала Моника, - Желательно все с самого начала…

Джейн глубоко вздохнула и вернулась мысленно к началу…

К какому началу?

К Пути Воина?

К Роджеру?

К Сэму?

К маме?

К тому моменту, когда она вошла в комнату для летного персонала, и Алексей впервые протянул ей руку, здороваясь?

Или к тому, когда она увидела его ночью на Аничковом мосту?

Джейн стала рассказывать, сбиваясь, торопясь, перескакивая от одного к другому… Она говорила о фактах, и о том, как Алексей относится к ней, и о том, как ей плохо в последнее время, и ничего не помогает, никакие техники, да и невозможно уже ничем заниматься… Но по мере того, как она облегчала душу, рассказывая обо всем по порядку, голос ее становился все спокойнее и увереннее.

Она сама начинала чувствовать, что все не так уж безнадежно.

- И эта женщина, - напоследок сказала Джейн, - понимаешь, я уверена, абсолютно уверена, что Алексей будет с ней несчастен. Я понимаю его поступок.

Он был ликеидом, и понял, что должен отдать себя людям до конца, он должен пойти к ним и жить рядом с ними, и просветлять их своим присутствием, улучшать жизнь вокруг себя… Может быть, он еще займется педагогикой, целительством…

Но он заблуждается в своих представлениях о семье. Сейчас с мамой он может жить более или менее свободно. Но женившись на этой женщине, на Лене, он повесит себе хомут на шею. Она ничего не сможет ему дать… да, она добрая, наивная, в ней нет никакого зла. Но она не образованна, и ее дух находится в зачатке - она просто его не поймет. Даже если она окажется настолько чистой и светлой, что ничего не станет от него требовать, превращать его жизнь в ад ворчанием и недовольством… даже если так - все равно она не поймет его, и не поддержит, между ними никогда не будет подлинного понимания. У него космическое, всечеловеческое сознание ликеида… он думает обо всем человечестве. Ее волнуют только повседневные суетные дела, она не может над ними подняться… Да, выбранная им миссия благородна, но свой дом он должен превратить в крепость.

Если он хочет вырастить из своих детей настоящих людей, у них не должна быть такая мать. Пойми, Моника, дело даже не во мне. Я перестрадаю, переживу… дело в нем. Как уберечь его от этого заблуждения? С другой стороны, конечно же, я не могу его отбивать, соблазнять и прочее - это было бы неэтично… Как сделать так, чтобы он сам увидел и понял, что неправ. Пусть даже он не был бы со мной… Но и не с Леной…

Джейн умолкла. Теперь ей действительно казалось - она не думает о себе. Она готова принести в жертву свою любовь… только бы Алексею было хорошо. Но с Леной ему хорошо не будет! Она в этом убеждена.

Моника выждала паузу, потом склонила голову и заговорила.

- Итак, тебя волнуют два вопроса. Первый - почему он относится к тебе так холодно и не выходит на разговор, даже на спор… в то время, как к другим людям, по крайней мере, не-ликеидам, он относится совершенно иначе. Так?

- Да.

- А второй вопрос - как убедить его, что Лена ему не подходит.

- Ну… я не могу так ставить вопрос…

- Тогда поставим так - что нам делать с твоей любовью и с его заблуждением.

- Ну, предположим, - согласилась Джейн.

- Джейн, ты мне веришь? - спросила Моника. Девушка кивнула.

- Я занимаюсь Алексеем уже два года. Это исключительный случай, поэтому я его хорошо запомнила, изучала отдельно… Поэтому я могу сразу же, сейчас сказать тебе заключение. К сожалению, ты не права в оценке личности Алексея… это вполне объяснимо, ты влюблена. Но ты влюблена не в реального человека, а в созданный тобой образ воина и ликеида.

Алексей давно уже не является воином и ликеидом. Не забудь, что четыре раза в год я имею возможность полностью, до самых глубин исследовать его личность.

Так вот… к сожалению, в определенный момент его жизни произошел некий перелом. Это было связано, во-первых, с войной, с ранением… война практически всегда вызывает психические срывы. Потом, опять же, напряженная работа и учеба в школе космонавтики. Накопленная усталость. Он совершенно не отдохнул после войны. Кроме того, там была история с первой любовью… произошла трагедия. Его девушка умерла. Именно это являлось толчком к необратимому изменению личности.

Джейн, можно приписывать людям сколь угодно высокие намерения… ты не представляешь, насколько умело люди обманывают сами себя, приписывая себе благородство. На самом деле, когда вскрываешь психику пласт за пластом - сначала в ясном сознании, потом в измененном, в полутрансе, в трансе… рано или поздно всплывают истинные мотивы поведения. Их всегда можно свести к основным Фрейдовским и Адлеровским постулатам. Секс и жажда власти… вот то, что движет миром. Серые, грязные рычаги, движущиеся в сумеречной душной комнате подсознания, подобно часовому механизму, шевелят стрелки нашей жизни.

Разумеется, у ликеидов все сложнее… в дело вступают высшие принципы, Божественный свет льется в тело и душу, человек становится Воином Света, носителем Света… но Алексей устал от этого. В нем уже нет света. Он отказался от света полностью. Его личностью движут иные силы. Он мазохист - разумеется, не банальный, он мазохист внутренний, глубинный, ему нравится подчиняться, поэтому он избрал самое для себя подходящее - древний культ, рассматривающий человека как нечто низменное, грязное… когда вскрываешь его психику, почти на всех уровнях он твердит одно и то же: я грешный, я грешный, я грешный… это кажется навязчивой идеей. Я хуже всех, я ужасный человек, я очень много сделал в жизни плохого… ну и так далее, в том же духе… все, больше от него ничего не добьешься. Понимаешь, ничего положительного, светлого… единственное, что он говорит, что надеется на Христа, и что Христос его искупил - ну знаешь, эта их бредовая идея, неизвестно у кого впервые зародившаяся, это жуткое искажение истинной миссии Христа. И только когда доходишь уже до символов подсознания, понимаешь всю эту механику… смысл - в анальной некрофилии человека, я говорю не о банальном извращении, как раз в сексуальном смысле он абсолютно средний человек без отклонений. Некрофилия во фроммовском смысле, в глобальном… То есть не то, что он любит совокупляться с трупами на фоне унитаза, конечно нет.

Просто направленность личности такова, что униженность вызывает у него некое удовлетворение. Тебе неприятно?

- Ну в общем, конечно, - Джейн попыталась улыбнуться.

- Я понимаю, что это тяжело… расставаться с иллюзиями всегда трудно. Но всегда лучше знать правду. К тому же пойми, что у каждого из нас в шкафу свой скелет. Если бы так же вскрыть тебя или меня - у нас обнаружились бы не более приятные вещи в подсознании… это именно то, что в Культе Ликея называют Семенем Дьявола. Мы все заражены этим семенем. Но собственно наше существо, наш Дух состоит из Света, и наша задача - научиться перемещать сознание в область Духа и постоянно поддерживать это состояние… ну это азбука, это тебе известно. Однако Дух Алексея спит, он сознательно отказался от него, и существует на уровне низших принципов. Поэтому ждать от него воинского поведения - довольно глупо с твоей стороны… Да, иногда у него бывают всплески - например, в той сцене с националистами. Он же все-таки ликеид… хотя и там он повел себя не по-ликейски - то, что он пытался договориться с ними, нормально, но он бросил оружие, и это уже след его глубоких заблуждений. Пойми, его картина мира сейчас искажена, он полностью подчинен церковному учению, он неспособен на самостоятельное суждение, самостоятельное решение… Если бы ты сталкивалась со старорелигиозными людьми, как я, ты бы понимала, о чем я говорю. Эти люди фактически заменяют свой Дух на какие-то чисто внешние авторитеты.

- Да, но для чего они это делают? - спросила Джейн, - Ведь должна быть моральная выгода…

- И она есть. Им проще жить, понимаешь? Человек запутавшийся, несчастный, страдающий легко принимает внешние авторитеты… когда приходится все решать самому - жить гораздо сложнее. Когда приходится быть сильным, самостоятельным… например, Юнг утверждал, что религия возникла из стремления человека вернуться в детство, иметь строгого и справедливого отца, который за тебя все решает. Но мы-то на самом деле взрослые, мы понимаем, что мир суров, что решать приходится самим.

Но не будем отвлекаться… Об истоках религии можно говорить много. Я хочу объяснить, почему Алексей относится к тебе так холодно.

Видишь ли, он боится тебя. Бессознательно боится. Когда он перестал быть ликеидом, ему дали почувствовать, что он противопоставил себя Ликею… для него это было серьезное переживание. Он-то считал, что свободен в своих решениях, что ничего страшного в том, что он уходит, нет. Да, он свободен… но он сразу стал чужим для своих друзей, его оттолкнули, и когда он приехал сюда - возникли проблемы с работой… для него было ударом, конечно, и то, что пришлось работать на обычных гражданских линиях, на старых примитивных машинах, а первое время - только на малых… фактически, это работа таксиста. Он не понимал, это казалось ему несправедливостью - ведь он не сделал ничего плохого… но в то же время начал извлекать из этого свою мазохистскую выгоду, как это у них говорят - смиряться. Мы-то понимаем, что человека с такой психологией нельзя ставить на ответственную работу, посылать на войну. Его круг общения ограничился не-ликеидами… когда он пытался завязать разговор с кем-то из ликеидов, его мягко, но явственно отталкивали - он перестал быть своим. Но хуже всего было то, что его обязали проходить обследования… он ведь может от них и отказаться, только тогда его не допустят к полетам. Он может выполнять другую работу, он достаточно образован для какой-нибудь нехитрой профессии, но ведь он летчик… каково это ему? А обследование это - действительно тяжелая вещь. Ты это понимаешь. Какая-то часть его психики любит унижение, но большая часть - очень и очень гордая… Ему это тяжело воспринимать. Я вижу, как меняется каждый раз его состояние. Когда я провожу рефрейминг до обследования - он здоровый человек, после обследования в его подсознании наступает конфликт, несовместимый с жизнью… не знаю, как он потом восстанавливается. Я пробовала сама ему помочь восстановиться, но это невозможно, так как я для него… он мне не верит. Когда человек сам приходит к психологу, он сам отвечает на любые вопросы, раскрывает душу, соглашается на любое унизительное обследование - для него это не унижение, и психолог для него - врач, помощник, которого стесняться глупо, которому можно полностью довериться. Но Алексей приходит не по своей воле… он не доверяет мне, я для него не врач, а следователь, проводящий допрос. Это моя недоработка, конечно, но я не знаю, как вызвать его доверие в таких условиях. Мне приходится практически насильно вскрывать его психику, это тяжело и болезненно, и в результате - у него просто возник страх. Конечно, тщательно скрываемый от самого себя, никак не демонстрируемый… но это самый настоящий страх. Но он направлен не на меня лично даже, Алексей понимает, что я просто выполняю свои обязанности. Это страх, направленный на всех ликеидов вообще. Алексей боится и тебя, потому что ты ликеида… Это подсознательно. Он избегает разговора с тобой, потому что избегает нового насильственного вторжения в душу… кстати, интересно, что эти вторжения он воспринимает как грех, причем, свой собственный грех. Он обращался к священнику даже с вопросом, не должен ли он все-таки оставить работу пилота, чтобы не грешить, говоря со мной, поднимая со дна души всю эту муть… Но священник ему это не запретил. Но конечно, он все равно старается свести это к минимуму. Он не доверяет ликеидам и боится их, понимаешь, в чем дело? Он не то, что не видит смысла или не хочет с тобой спорить - у него просто обычный страх. Выводы для тебя… - Моника задумалась, - То, что ты тогда выдала ему справку в нарушение правил - это, конечно, плохо, но для твоих отношений с Алексеем - очень хорошо. Ты избавила его от этой боли. Второе, ты должна как-то постараться ему показать, что не имеешь отношения к этим обследованиям и, может быть, даже плохо к ним относишься… Третье - самое главное - мягкость и никакой наступательности.

Никогда не пытайся его в чем-то убеждать! И не расспрашивай прямо в лоб, никогда… Поставь себя не в позицию ликеида, а играй роль простой женщины… вот как эта Лена. Стань слабой, мягкой, глупой, убеди его своим поведением, что он не должен бояться. И старайся всегда говорить с ним о том, что интересно ему… Наводи его мягко на эти темы, но не спрашивай в лоб, он ненавидит вопросы… знаешь что, давай проведем с тобой небольшой тренинг, скажем, завтра… тебе нужен имидж-тренинг. Подойдешь завтра в пять в Социал?

- Спасибо… если тебе не трудно.

- Это поможет ему раскрыться… Теперь о том, с чего следовало бы начать - что делать с твоей любовью? - Моника задумалась. Джейн отхлебнула еще немного воды из бокала.

- Безусловно, о твоей жизни с Алексеем не может быть и речи. Вы совершенно разные люди. Сейчас у тебя романтическое увлечение, которое через месяц сменится разочарованием и отвращением. Но если твои чувства оставить неразделенными… Это может спровоцировать у тебя еще более серьезную депрессию, вплоть до необходимости лечения. Я всегда предпочитаю лечить страсть удовлетворением. Поэтому… да, я за то, чтобы добиться от Алексея взаимности.

Возможно, пожить с ним какое-то время… ах нет, это не получится - он потребует венчания… ну что ж, ты сама будешь решать - настолько ли велики твои чувства к нему, чтобы принять его религию, обвенчаться…

- Мне кажется, да… я готова, - произнесла Джейн.

Моника кивнула.

- В конце концов, это будет для тебя приключение. Будет о чем вспомнить…

- Но как же Лена?

Моника сморщила нос.

- Он ее не любит.

- Ты уверена? - Джейн радостно встрепенулась.

- Абсолютно. Не забывай, я знаю его очень хорошо. Это не любовь. Это чувство долга… как бы это объяснить? Он считает себя обязанным жениться, завести детей, сознательно выбрал девушку, которая соответствует его церковному идеалу. У них ведь, понимаешь, все - крест. Для нас совместная жизнь с человеком - радость и любовь, для них - обязанность… детей заводить - для нас удовольствие, для них долг. Ну и вот он собирается взвалить на себя очередной крест… вот все его чувства к Лене. Сексуальное влечение к ней - довольно слабое, так себе. Лена вообще не в его вкусе, он любит тропических девушек, ярких, темнокожих. Кроме того, у него есть некое романтическое обожествление образа Лены - он восхищается ею как человеком… но это очень быстро пройдет, потому что всплывут обычные недостатки жены, которые у Лены, разумеется, есть.

- Но что такое любовь? - спросила Джейн, - Ты так говоришь - не любит… А кто любит?

- Ну ты вопросы задаешь… это не ко мне, пожалуйста. Я говорю - в общепринятом смысле этого слова Алексей Лену не любит. Даже тебя, если бы он перестал бояться, он полюбил бы сильнее. Кстати, ты у него будешь вызывать некоторые ассоциации, очень для тебя благоприятные. Старайся больше подчеркивать в общении с ним то, что ты из Америки, рассказывай о своей стране, о природе, обычаях… Ты довольно смуглая, пройди еще пару сеансов в солярии.

Думаю, ты его будешь привлекать… В общем, действуй смело, он ничего не потеряет, если оставит Лену… Лена, конечно, потеряет, но это уж ее проблемы.

И вообще я тебя не понимаю… Любовь - это поле битвы, здесь кто выиграл - тот и счастлив. У Лены столько же возможностей, сколько у тебя, кто ей мешает удержать Алексея? В принципе, она так же может пойти в психологический кабинет, поговорить… Прибегнуть к помощи магии.

- Ты что, она же христианка, это у них запрещено.

- Ну это, повторяю, ее личные проблемы. В них ты не виновата. Кстати, о магии… ты делала реинкарнационный анализ?

- Нет…

- С тобой что-то серьезное происходит, Джейн. Ты заразилась от Алексея, видимо, недоверием к людям. Сходи в кабинет кармической диагностики, может, там еще что-то подскажут.

- Хорошо… действительно, мне как-то в голову не пришло.

- Я, конечно, против примитивных бабушкиных методов… привороты там всякие. Они чаще всего неэффективны, а если дают эффект, то грубый и не тот, что нужно.

Моника задумалась, подняв глаза к потолку.

- Так… значит, имидж-тренинг, это само собой… но у нас до свадьбы несколько месяцев, а потом его будет и вовсе не вытащить. Есть методы, которые дают быстрый и надежный эффект. Сексуальная магия… у нас есть тантрический курс. Мы можем сделать так, что он зациклится на какой-нибудь части твоего тела… Но у тебя же не хватит терпения, ты ему уступишь, он с тобой переспит, и на том все кончится. А ты хочешь его заполучить… Нет, тантра не для тебя.

Джейн вдруг ощутила гадливость… как будто ее посвящали во что-то стыдное, тайное, о чем нельзя вслух говорить. Да так оно и было - об этом не говорят вслух… Хотя все знают, что есть и такие методы.

- Вообще я бы рекомендовала с ним поменьше пользоваться сексуальным обольщением - это его только отпугнет. Он мужчина очень опытный в этом смысле, но совершенно не озабоченный, мне это даже удивительно, честно говоря. Я опасаюсь за его потенцию… Ну ладно, это неважно. Есть еще группа методов, называемых "Поводок"… вы не проходили их в школе на психотехнике?

- Нет.

- Ну да, сейчас дают только психотехнику, направленную на себя… а зря.

Уметь владеть собой - это неплохо. Но умение остановить агрессора не физически, а словами или взглядом - это был бы шаг вперед… перестраховщики, все боятся, как бы не нарушить свободу воли…

- Что это за методы? - спросила Джейн.

- Это очень просто. Сначала ты вводишь человека в состояние полной покорности, причем он этого не замечает. Ему кажется, что все делается полностью добровольно. Это энергетическая работа, световой шар, знаешь?

- Да… но не в таком аспекте.

- Ну и не только шар, есть и другие методы - работы с полем, или попроще…

Можно и дистанционно, например, с его душой поработать. Ну и потом ты можешь внушить ему что угодно. Для этого сначала создаешь привлекательный образ себя - ну, этому вас, конечно, учили…

- Да, конечно. Я ежедневно медитирую на создание своего образа…

- И потом этот образ вводится в подсознание объекта… Я объясню, как - если ты принципиально хочешь применять этот метод… Ты что?

Джейн смотрела вокруг, взгляд ее стал рассеянным… вся вот эта роскошь, мелькнуло в ее голове, все эти дорогие, со вкусом подобранные вещи - куплены за деньги, заработанные на страданиях других людей… например, Алексея… И вот эта бодрость, жизнерадостность, спокойствие - всего лишь спокойствие человека, умеющего переступать через чужое страдание.

Это всего лишь безразличие к людям…

Что это со мной? Откуда возникли такие мысли?

- Моника, я… я не понимаю. Я думала, такие методы запрещены.

- Частично - да, - ответила психологиня, - но для ликеидов их применение оправдано. Ведь это то же самое оружие - оружие нельзя давать в руки невоспитанному человеку… так же и методы контроля психики. Конечно, эгоистичный, властолюбивый, жестокий человек с этими методами может натворить дел… но ликеид обращается с оружием разумно. Нет ничего дурного в самом контроле чужой психики, лишь бы он проводился с правильными, добрыми намерениями. Для того, чтобы помочь человеку… Ты не согласна?

- Да, ты права, наверное, - Джейн встряхнула головой. В самом деле, что за мысли? Моника выполняет полезную, прекрасную работу, помогает людям…

- Ну так что, возьмешь под контроль его психику? Или тебе нужно абсолютно свободное решение? Но это рискованно, тут гарантии нет…

- Ну пусть… - Джейн кивнула, - Пусть как получится. Я не хочу вторгаться в его поле, в подсознание…

- Хорошо… тогда пойдем другим путем, через сознание. Ты должна воздействовать на все аспекты его личности… и в принципе, это несложно. Ты знаешь, что человек состоит из пяти тел - высшее Я или монада, сверхсознание, сознание, тело желаний, астральный двойник и физическое… Значит, низшие тела нам обеспечены - ты вполне сможешь привлечь его сексуально, тут тебя даже учить не нужно… Но главная проблема - это сознание Алексея, полностью забитое церковными бреднями, долгом, моралью и прочим… Чтобы преодолеть это, тебе нужно постараться пробудить его сверхсознание и привлечь Высшее Я. Испытав рядом с тобой новое пробуждение Духа, Алексей уже не захочет вернуться к прошлому… ты знаешь, где-то ты права - пожалуй, это важно не только чтобы удовлетворить твою страсть, если получится, ты сможешь вернуть обществу полноценного ликеида.

Дело в том, что ликеид в Алексее дремлет, задавленный, но он еще не погиб… На обследовании мне каждый раз удается чуть-чуть коснуться этого…

Правда, осталось совсем немного. Настолько мало, что… но я не буду лезть в дебри, тебе это знать не обязательно. С ним произошло что-то странное… Я почти с подобным и не сталкивалась. У него в жизни был такой момент, причем даже не понять, чем спровоцированный… вряд ли смертью его девушки, с тех пор прошло почти полгода. В общем, понимаешь, вот сегодня это хороший, даже блестящий ликеид, делающий головокружительную карьеру… он ведь с детства мечтал даже не столько о полетах, сколько именно о Космосе. Ему всего год оставался учиться, и он стал бы астронавтом. Он шел к своей цели, он был упорным, сильным, храбрым, он в любой обстановке действовал как ликеид. Он не обладал оккультными дарами, но в медитации он общался с неким светоносным существом, с которым вместе летал - без всякой техники, это было его заветной мечтой… Он мечтал ходить среди звезд. И вдруг в один миг все это исчезает.

Исчезает прекрасное летающее существо, которое дарило ему такую любовь и радость, полностью пропадает осознание себя как ликеида, стремление нести свет человечеству… Возникает сознание своей испорченности, грешности, слабости.

Прежний духовный облик Алексея я почти полностью домысливаю - на основании его биографии и отчетов наставников и психологов. Сейчас мне никак не удается восстановить хотя бы малую часть той личности, что когда-то существовала. Вот это самое удивительное - практически мгновенное преобразование… как будто он перекрыл доступ Высшему "Я" в свою душу. Мне не приходилось с таким сталкиваться.

Но определенная надежда есть. У него есть несколько слабых струнок, которые можно расшевелить. Я думаю, самая перспективная струнка - это его любовь к полетам… он ведь ас, понимаешь? Его и преподавателем сделали не случайно, и на всех парадах ставили первым… Это его страсть - выжимать из самолета все возможности, крутить высший пилотаж. На войне это не так уж нужно, это просто его собственное…Но для нас важно, что в эти моменты он забывает о своей церковности, он чувствует себя богом, он сильный, он ликеид. Как это можно использовать - я не представляю… Но на всякий случай учти это.

Попробуй говорить с ним побольше о самолетах, о его работе… Может быть, это поможет. Второе - музыка, поэзия… он этого сейчас лишен среди своего окружения, а привык с детства… старайся навести его на такие разговоры, которые он не может вести с не-ликеидами, и не блистай своей эрудицией, а заставь его проявить свою. Запомни, что где-то в его душе все равно осталось сожаление, что он больше не имеет возможности вести интеллектуальные беседы, общаться с людьми на равных, даже страх, что он опускается, теряет уровень…

Все это в нем еще присутствует. Если тебе удастся один раз поговорить с ним, как с ликеидом, пробудить в нем ликеида - возможно, ты одержишь победу. Но предупреждаю, что это будет очень трудно.

- Мне кажется, я поняла, - задумчиво сказала Джейн. Глаза ее блестели, отражая свет плафона, - Я смогу… я смогу спасти его, пробудить… И если я смогу пробудить его высшее "Я", то даже неважно, выберет ли он меня, или останется с Леной, или ни с кем. Я буду так счастлива… хоть бы он считал меня просто своим другом!

- Ты понимаешь правильно, - подтвердила Моника, - Мы всегда говорим людям: пробудите свой Дух, идите вглубь, к самому себе, и Дух сам поведет вас в жизни, Дух подскажет правильное решение. Ведь готовых рецептов нет и быть не может…

Джейн поблагодарила Монику и распрощалась с ней. Ни малейшего следа отчаяния не оставалось - ликеида была намерена бороться до конца.