Лето без милосердия

ГЛАВА 1, в которой король занят дипломатией, а дамы — любовью, как своей, так и чужой

После небывало ранней весны никто в Андаре не удивился столь же раннему и жаркому лету. Селяне, правда, сетовали на нехватку влаги, и в Гильдию магов уже полетели прошения с общим мотивом «дождика бы», но жители столицы были, наоборот, вполне довольны погодой. Салонные посиделки успели изрядно надоесть за зиму, теперь же хотелось на природу — кататься в открытых колясках по набережной, устраивать пикники за городом, а время светских визитов проводить не в гостиных, а в увитых цветущими розами садовых беседках.

Чайный клуб графини Дарианы фор Ганц тоже перебрался из гостиной в сад. Беседка вряд ли вместила бы всех гостей, но садовник отличился, устроив над одной из лужаек крышу из винограда. Разумеется, все понимали, что за неполный месяц никак невозможно добиться такого без магии, но это служило лишь ещё одним поводом для гордости хозяйки и зависти прочих.

— И тут она заявляет: «Конечно, не у каждой есть неофициальные связи в Гильдии», — пересказывала дама Дариана разговор с одной из завистниц. — При этом, вообразите, «неофициальные» звучит настолько драматично, будто у меня там не двоюродный племянник, милый и скромный мальчик, а, по меньшей мере, любовник!

— А на племянника ограничительный эдикт не распространяется? — шёпотом спросила Женя у тётушки.

— Все очень просто, — ничуть не смущаясь и не приглушая голоса, ответила та. — Племянник милейшей Дарианы ещё учится, а ученикам положены учебные задания.

— И правда, просто, — согласилась Женя. — Роскошный повод для зависти, когда не хватает мозгов пойти и договориться с кем нужно, чтобы и твой сад послужил учебным пособием.

— А между тем, дорогая Джегейль, это вполне законный путь, — дама Дариана тонко улыбнулась и взяла вафельку. Вафли были ещё одним «трендом сезона». Мягкие и хрустящие, с кремом и вареньем, вафельные рожки с мороженым и вафельные трубочки, имитирующие знаменитые линденские — тётушка Гелли, качая головой, говорила о них: «Не то!» — но Женя особой разницы не замечала.

— Ах, дамы, скажите лучше, куда подевалась наша милая Нелль? — свернула на новую тему дама Розалия. — Её не видно с самого Весеннего перелома, как раз с тех пор, как прошёл слух сначала о помолвке малютки Мирабель, а после — о её скоропалительном замужестве.

«Ну конечно, разве можно обойти вниманием такую тему, — усмехнулась про себя Женя. — Мирабель ди Тонншэре, главная сенсация этой весны… ну ладно, главная номер два, после внезапной помолвки графа фор Циррента с собственной двоюродной племянницей». На Женин взгляд, Мирабель стоило бы называть не «милой малюткой», а скорее уж «начинающей стервочкой». В ночь Весеннего перелома эту «первую красавицу среди столичных невест» видели в обнимку с неким королевским гвардейцем, и тут же прошёл слух, что парочка не ограничилась совместным кругом холо. Женя прекрасно помнила объяснения тётушки Лили-Унны: в ночь Весеннего перелома достаточно паре объявить себя мужем и женой перед огнём, небом и деревом, и этот брак никто не сумеет оспорить. Древняя традиция, на которую до сих пор ведутся романтично настроенные дурочки…

Мирабель ди Тонншэре дурочкой отнюдь не была. Уж если она решилась на подобный брак, причины должны быть достаточно вескими.

Собравшиеся дамы рассуждали примерно так же, вот только фактов для построения рассуждений не хватало — редкий случай для компании записных сплетниц! Известно было, что к Мирабель сватался некий дворянин из провинции, к непомерной знатности коего прилагалось вполне соразмерное чванство. Говорили, что жених не понравился ни матери, ни дочери, а вот отец семейства, сам по части происхождения малость подкачавший, счёл партию почётной и выгодной.

Могло ли быть так, что Мирабель бросилась в объятия первого попавшегося из влюблённых в неё мужчин, лишь бы избежать немилого супружества? Или праздничная ночь лишь поставила точку в тайном романе, сделав его явным?

Если бы спросили Женю — то есть, простите, виконтессу Джегейль фор Циррент, она сказала бы: «Да какая разница! Выбрала девушка, кого пожелала, и слава богу, пусть живут, лишь бы после не пожалели. В любом случае, это головная боль самой девушки, её новоиспечённого мужа, родителей, но не всего столичного общества!» Но поди скажи здесь такое!

Помолвку самой Джегейль обсуждали в свете не менее бурно. Хорошо, что они с дядюшкой Варреном не стали спешить со свадьбой «по древним традициям»! Да, Женя все никак не могла отучиться называть будущего мужа дядюшкой, хотя и сама понимала, как смешно это звучит. Впрочем, его забавляло, а она… ну, привыкнет рано или поздно. Просто слишком уж резко все переменилось. Как будто до ночи Перелома Женя сама не понимала, что собственное: «Мне бы такого, как дядюшка, да где ж такого найдёшь!» — на самом деле означает: «Я бы вышла за него и только за него, если бы можно было». Оказалось — можно, родство считается достаточно дальним, и это до сих пор удивляло. Как и то, что Варрен тоже не просто «питал к ней чувства», как высокопарно пишут в здешних романах, а…

Женя, не удержавшись, покачала головой и улыбнулась. Когда Варрен признался в своих мыслях и сомнениях на её счёт, она только и сказала: «Мы с тобой два сапога пара».

— О чем это вы, милочка, замечтались с такими сияющими глазами? — спросила, помешивая ложечкой чай, дама Розалия. — Не иначе, о собственной скорой свадьбе?

— Почти, — Женя вздохнула: лучше добровольно удовлетворить любопытство дам, подав при этом все в нужном ключе, чем слушать потом самые дикие сплетни, непонятно откуда выросшие. — А если честно, признаюсь вам, дама Розалия, я до сих пор удивляюсь, как мы оба с Варреном так долго не замечали взаимных чувств. Конечно, у него государственные дела, служба короне, тут не до того, чтобы страдать от любви, а я счастлива была уже тем, что обрела семью, но все же…

— Ах, милочка, чему удивляться! Вы ещё так юны, неопытны, а Варрен… это же мужчины! Поверьте, дорогая, кого ни возьми! хоть кавалеры и дамские угодники, хоть, вроде вашего Варрена, все в службе и в делах, те и другие одинаково слепы, когда речь идёт об истинных чувствах! Право же, чтобы они заметили неладное, любовь должна упасть им на голову, как камень с неба! Меньшего эти чурбаны не поймут.

Женя подавила смешок. По меркам этого мира она не так уж юна — ещё не старая дева, но и не «едва начавший распускаться бутон», как выражаются местные донжуаны и романисты. А с теми самыми «едва начавшими распускаться» ей было невыносимо скучно, и короткое знакомство с обществом местных невест так и не переросло хотя бы в приятельство. Зато ехидство дам из кружка графини фор Ганц оказалось… родным, что ли? Веяло от него чем-то домашним, то ли посиделками за чаем в обеденный перерыв на работе, то ли бабульками на лавочке у подъезда, по которым Женя теперь даже скучала, хотя всегда старалась побыстрее пробежать мимо. То ли вовсе чатиком для узкого круга… да ведь по сути так оно и есть!

А ещё забавно было знать, что именно отсюда идёт добрая половина столичных слухов. И до короля доходит, а как же! Вот и пусть… подавится! А то ишь, придумал — выдать Джегейль фор Циррент за собственного внука, не спросив ни внука, ни её! Хорошо ещё, что Ларк вполне вменяемый парень, хоть и принц. Сейчас и вспомнить смешно, каким надутым индюком казался поначалу, но ведь затея его королевского величества, чтоб ему сейчас икалось, едва не разрушила дружбу Жени с Ларком, ни к чему не обязывающую и тем приятную для обоих.

Ничего, вот вернётся с войны, его тут поджидает во всех отношениях приятная воздыхательница — юная, слегка взбалмошная, разумная и добрая красавица Сильви, к тому же сестра его лучшего друга. Женя с радостью посмотрит на их роман со стороны, ещё и поспособствует по мере сил и возможностей. Раз уж выбор будущей королевы относится к вопросам государственной важности. В конце концов, женщина из семьи фор Циррент обязана быть патриоткой, верно?

— Выбор будущей королевы, разумеется, относится к вопросам государственной важности, но именно поэтому Андарский королевский дом не намерен торопиться. Меня не интересует ваше предложение, моего внука оно не заинтересует тем более.

Его величество Дионн-Горрент Мореплаватель прошёлся по кабинету, демонстративно не глядя на посетителя. Граф дель Фарагатто, чрезвычайный и полномочный посол Одара, испросил аудиенции «по вопросу о прекращении войны на взаимовыгодных условиях», однако взаимной выгоды в его предложениях король не видел. Скорей наоборот: одарцы останутся в прежних границах и при нынешней военной силе, получат обратно захваченных магов и прочих пленных, пристроят свою принцессу за лучшего из всех имеющихся сейчас женихов, а после, на правах родичей, ещё и запросят сотрудничества — читай «доступа к военным и магическим секретам».

— Но, ваше величество, будьте снисходительны, дайте молодым хотя бы возможность узнать друг друга. Кто знает, вдруг сложится не только политический союз, но и союз двух любящих сердец?

Слышать эдакую чушь от прожжённого политика было, по меньшей мере, смешно. Король помедлил, бесцеремонно разглядывая одарца: волевое лицо, умные глаза, ниточка усов над тонкими губами, резкие скулы. Смугл, худощав и жилист, что выдаёт толику бедуинской крови. Прадед графа промышлял пиратством и в жены взял красавицу-дикарку, отбитую с корабля какого-то шейха. Сильная кровь, и не только во внешности — все дель Фарагатто бойцы, дуэлянты и авантюристы, путешественники, не признают спокойной жизни, не оглядываются на закон. Бесстрашны и дерзки. Отправлять такого послом с откровенно дурацким предложением? Скорее это лишь предлог; и что же ему нужно в Андаре на самом деле?

— Полагаю, любящее сердце мой внук сумеет найти и поближе. Однако, граф, у меня есть встречное предложение, каковое я прошу вас донести до вашего сюзерена в точности и как можно быстрее.

Граф дель Фарагатто поклонился, прижав ладонь к сердцу: знак готовности исполнить монаршью волю, какой бы та ни была.

— Я весь внимание, ваше величество.

— Её высочество Эстельина — не единственная принцесса Одара. Мы готовы взять одну из её младших сестёр замуж за высокородного дворянина, приближённого к будущему королю, но не имеющего абсолютно никаких прав на корону. Спорные земли идут в приданое молодой семье и таким образом перестают быть спорными. Да, граф, не делайте удивлённое лицо, предполагаемый жених достаточно отличился перед андарской короной, чтобы отдать столь лакомый кусок под его управление. Уверяю вас, мы готовы высоко оценить честь, оказанную принцессой Одара одному из наших подданных. Что же касается прочих ваших предложений… — король выдержал паузу, вновь измерив шагами кабинет. Никогда прежде его так сильно не раздражала пресловутая дипломатическая неприкосновенность. Вывернуть бы наглецу мозги наизнанку! — Маги, захваченные в окрестностях Неттуэ, в Одар не вернутся. Война ещё не была объявлена, их судили по законам мирного времени, и, поверьте, оснований для суда нашлось предостаточно. Приговор даже слишком мягок. Касаемо же прочего — договоримся. Я полагаю, тщательное обсуждение условий разумно начинать, когда будет достигнуто принципиальное согласие.

— Ваше величество, — граф поклонился вновь, ниже прежнего. — Я понял вашу позицию и донесу её до моего сюзерена. Позвольте ещё спросить, согласится ли Андар на временное перемирие до переговоров?

— На время переговоров, как это и принято во все времена, — поправил король. — А до того — пока не идут переговоры, идёт война.

Вот так, и только так. Король Андара не отдаст вам за бесценок преимущество, вырванное, можно сказать, зубами — отчаянным броском Ларка через горы, сумасшедшими вылазками его людей, усилиями Тайной канцелярии и магов Гильдии. Погодите, вот ещё флот подоспеет… два флота — морской и воздушный. Сами пощады запросите!

Король Андара был миролюбив, но вовсе не отличался излишним милосердием, и пришла пора напомнить это неуёмным соседям.

— Пощады! — Женя хохотала, уворачиваясь от разошедшейся Сильвии. — Спасите! Я щекотки боюсь! Сдаюсь! — она упала на траву, и довольная Сильвия тут же уселась рядом. С растрепавшейся причёской, сияющими глазами и широкой, совершенно детской улыбкой, она притягивала взгляд не глянцевой красотой признанных красавиц, а милой девичьей простотой. «Ларк дураком будет, если не оценит», — невольно подумала Женя, и тут же фыркнула: бедолага принц и знать не знает, что его снова заочно женили. Правда, на этот раз не король, но тем хуже для принца: короли пусть занимаются государственными делами, а в делах любовных удача просто обязана быть на стороне женщин.

— Хорошо, что тётушка Лили-Унна не видит, — Сильвия подобрала юбки и потянулась сорвать едва начавший распускаться густо-фиолетовый колокольчик.

— А что мы делаем такого, что не понравится тётушке? — удивилась Женя.

— Ну как же! Неподобающе! Некрасиво двум юным дамам скакать по саду, уподобившись глупым козам, и валяться на траве, рискуя испортить платье!

Последняя фраза получилась настолько точно с интонациями тётушки Лили-Унны фор Гронтеш, и впрямь отличавшейся редкостным занудством и чопорностью, что Женя снова фыркнула и, не выдержав, рассмеялась. Сказала сквозь смех заговорщицким шёпотом:

— То, о чем твоя тётушка не знает, её не опечалит. Нас здесь только двое, и мы никому не скажем!

— А знаешь, мне кажется, она влюбилась.

— Кто?!

— Да тётушка же, — Сильвия прибавила к фиолетовому цветку нежно-лиловый и ярко-розовый, прислонила к платью: — Мне пойдёт?

— Красиво, — слегка ошарашенно ответила Женя. Представить старшую барышню, а вернее, старую деву фор Гронтеш — влюблённой! — не получалось совсем. Никак. Хотя, конечно, Женя не настолько близко её знала, чтобы судить безошибочно… может, за её чопорностью таится мечтательная натура, которой только подавай романтику? — И кто же, по-твоему, покорил её недоступное сердце?

— Да этот же, — Сильвия забавно хмурилась, вспоминая, и прищёлкивала пальцами: — Этот, друг господина Варрена, который из полиции.

— Фенно-Дераль? Серьёзно?! Никогда бы не подумала. Хотя ей подходит, почему бы и нет. Он такой суровый и весь в работе, его боится половина столицы, — Женя мечтательно прищурилась, подумав вдруг, что все это можно сказать и о Варрене. — Надо же, оказывается, у нас с твоей тётушкой схожие вкусы.

— Ой! Она едет! — за оградой мягко проплыла карета с гербом фор Гронтешей на дверце, Сильвия вскочила и принялась отряхивать и расправлять платье. Женя встала:

— Не бойся, нас оттуда не видно, розы прикрывают. Но ты права, лучше пойти встретить.

— Может, письмо? От Рени или отца, — Сильвия вздохнула. — Тётушка ведь обещала забрать меня вечером, ещё рано.

Женя стряхнула с её юбки прилипшие травинки.

— Что гадать, сейчас узнаем. Пойдём.

Лили-Унна фор Гронтеш и впрямь не стала бы забирать племянницу раньше обещанного. Она всей душой одобряла, что Сильвия проводит время с будущей мачехой и «сестрицей Джегейль», считая, что те хорошо влияют на взбалмошную «несносную девчонку». К тому же Эбигейль фор Циррент куда легче ввела бы в общество свою будущую падчерицу, чем Лили-Унна, почти всю жизнь безвылазно просидевшая в родовом замке. Хотя в общество Сильви не рвалась, заявив с достойной отца-адмирала твёрдостью:

— Мой первый бал будет тот, на котором я смогу танцевать с принцем Ларком!

Обе тётушки тогда рассмеялись, а Женя, обняв упрямо вскинувшую подбородок девочку, сказала:

— И очень даже правильно! Что за спешка? Пусть дождётся приличных кавалеров.

Пока же Сильвия ждала не кавалеров, а писем от отца и брата, и Женя старалась не касаться лишний раз этой темы.

— Тётя, письмо? — выпалила девочка, едва войдя в гостиную.

— От Реннара, — Лили-Унна протянула свёрнутый плотный лист. — Читай, дорогая, это твоё.

— Здравствуй, сестрёнка! — Сильви, простая душа, и не подумала скрывать написанное, начала читать вслух, да ещё и с выражением, как в школе на уроке. — Со мной все благополучно и даже, я бы сказал, скучно. В то время как на юге жарко и столько возможностей отличиться, у нас здесь изо дня в день одно и то же, и я, пожалуй, скоро покроюсь плесенью. Надеюсь, ты не скучаешь в столице, как я здесь, а то с тётушки станется закрыть тебя в доме, чтобы не набралась дурного от столичных вертихвосток, — Сильвия подняла голову от письма, с улыбкой взглянула на обеих тётушек и сказала: — Рени бывает такой смешной, правда? — И продолжила: — Хочу думать, что я ещё успею совершить в этой войне что-нибудь более героическое, чем мои нынешние заботы, пусть они сто раз нужны и даже необходимы. Право же, мне стыдно будет гордиться работой в тылу, в то время как все мои друзья сражаются. Очень по тебе скучаю, напиши, чем ты занимаешься, как проводишь время, не присмотрела ли ещё жениха. С любовью, твой братец Рени.

«Вот уж точно, юноша бледный со взором горящим», — подумала Женя, но вслух говорить не стала: Сильви всей душой любила своего «братца Рени», а сейчас ещё и скучала, насмешки будут совсем не ко времени.

— Интересно, что у него за скучные заботы, — Лили-Унна поджала губы. — Мог бы и подробней написать.

Женя мягко обняла Сильвию, которая, кажется, тоже хотела бы письмо подлиннее:

— Если не написал подробно, значит, не только «нужные и необходимые», но и секретные. Может даже, поважней тех самых подвигов, которые он так рвётся совершать. Вряд ли твоего брата послали бы заниматься ерундой, верно, Сильви?