Лесовик

Глава 9

Прошло три месяца. Когда сошёл лёд, мы дождались хорошей погоды и наняли лодку до села. Правда грести приходилось самим. Зато, когда вышли в большую воду, поставили парус. Не сказать, что мы обросли массой вещей, но лодка оказалась забита. Пара мешков с одёжкой и нужной утварью. Акулина снабдила нас снедью. Хватит надолго. Прощание вышло скомканным. Бабка отлично понимала, что мы уедем. Но я оставил хозяйство в хорошем состоянии. Два десятка несушек, большой огород, две козы и главное — свой добытчик растёт. Семёна я научил пользоваться пращей и ловить рыбку. Не пропадут. Малые куксились и жались к бабке. А у меня дрогнуло сердце. Вот так привяжешься, а потом душа болит. Стёпка держит на руках Гуньку. Я решил не брать её с собой. Она прикипела к дому и нашим пенатам, да и с пацаном у них лад.

Отец Христофор был рад нашему появлению. Определил на постой к одной вдовушке. Та не сказать, что была страшно рада двум постояльцам, но и не спорила. У святого отца в селе непререкаемый авторитет. Женщине лет тридцать, на лицо миловидная, вот только постоянно опущенные уголки рта и какая-то обречённость в глазах сильно её старили. Хозяйство невеликое. Из живности только старая псина, доживающая свой век под крыльцом. Она даже при нашем появлении не вылезла, только сиплый голос подала.

— Туточки и располагайтесь, — женщина указала нам на широкие лавки.

А сельчане живут побогаче. Кроме образа в красном углу, ещё один красовался в закутке. Где стоит большой комод, служащий женщине кроватью.

Ожидаемо одна большая комната с сенями у входа. Вся ненужная утварь там. Центральное место отведено печи-каменке. Жилой угол выгорожен деревянным сооружением, которому подошло бы название «витрина». Там на полках стояла посуда и всякие баночки и крынки. Стол средних размеров и две широкие лавки. Вот на них-то мы и будем спать. Благо, что есть и шкуры роскошные. А перин нам и не надобно. Остальное добудем.

Весенняя охота убогая, сейчас зверь приходит в себя после затяжной зимы. Зато я выпросил лодку и вернулся через день с богатой добычей. Мне понадобилось время изучить окружающую природу. Здесь тоже хватало заболоченных низин. Вот на лодке мы и прошли вдоль берега. Переночевав, вернулись не с пустыми руками. Набрали две корзины утиных яиц. Ну и я набил десяток пернатых на мясо. Надо было видеть лицо нашей хозяйки. Её, кстати, Гликерией зовут, между своими Глашей.

— Глафира, принимай добычу. Тушки потрошённые, сможешь к вечере запечь несколько? Хочу отца Христофора позвать. А остальное пристрой к соседям. Обменяй на муку и соль.

Женщина было растерялась, а потом решительно стала наводить порядок. Через пару часов корзины опустели, лишняя дичь тоже нашла новых хозяев.

— Может воды согреть? Помоетесь.

— Не, хозяйка. А может кто баньку топит из соседей.

У меня что, планида такая? На каждом новом месте рубить баню?

Но в селе нашлись любители попариться и нам удалось договориться. А к вечеру мы благостные, после баньки, со Скорятой принимали гостей. Кроме отца Никифора пришло ещё четверо. Так сказать, сельский партактив. Без жён, разумеется. Сейчас не то время, но зато не с пустыми руками. Понимают, не дураки, что мы на новом месте, ещё не обустроились. И зачем хозяйку обременять. Посидели неплохо, омрачает только, что святой отец уже принялся за моё обучение. Теперь каждый шаг сопровождается соответствующей молитвой. Утреннее и вечернее «правило», перед и после еды. И вообще перед началом любого важного дела не мешается помолиться. Ну и как не помолиться перед сном, чтобы вообще утром проснуться.

Но своеобразной точкой отсчёта, что я стал своим, явилось покаяние и причастие. Оставшись с батюшкой на едине, мне пришлось покаяться в своих грехах. А так как их, априори, не может не быть, то пришлось мне пожертвовать меньшим. Покаялся, что засматриваюсь на женщин, будучи взрослым мужиком озабочен этим делом. А ещё гордыня обуяла, хочу я выбиться в люди. Стать кем-то более значимым.

После того, как батюшка простил прегрешения и наказал стоять в углу перед образом и бить поклоны, усмиряя плоть и гордыню, он пригласил к себе.

— Хм, ну про женщин, это нормально. Конечно, церковь не поддерживает блуд, но в твоём положении…

Понял, не дурак. Что ежели чего, смогу отмолить.

— А кем бы ты хотел быть? Охотником, стало быть, не твоё?

— Ну, это только для добычи хлеба насущного. Я же хочу научиться читать и писать. Счёт выучить, историю узнать. Может смогу посетить святой град Константинополь или даже Иерушалайм.

— Эк тебя однако замахнуло. Ладно, иди сын мой. Жду тебя после вечери. Смотри не опаздывай.

Первое время меня сильно парило это богомольство, наверное месяца два привыкал. А Скорята только довольно лыбился и посещал храм разве что только по воскресеньям и в праздники. А потом я стал привыкать всё делать автоматически. Молитвы отскакивали от зубов, да и отец Христофор с пониманием отнёсся к тому, что я часто пропадаю в лесу. Хлеб насущий — это он понимает. Тем более, что и храму свежего мяска перепадает немало. С соседями познакомились больше благодаря неугомонному Скоряте, правда теперь он больше Никифор. Село благочинное и языческие имена и прозвища не приветствуются. По-первой мне забавно было дразнить напарником его крестильным именем, а потом ничего, оба привыкли.

А на «Преображение Господня» к нам в село пожаловало церковное начальство во главе с игуменом. В честь праздника братия была в золочёных ризах. А после службы меня познакомили с отцом Нектарием. Игумен как раз вполне соответствует моим понятиям о православном священнике. Дороден телом так, что большой позолоченный крест лежит на пузе почти параллельно земле. Главный поп добродушно щурится на паству, всё село собралось здесь, и кивает нашему отцу Христофору, который нашёптывает ему в левое ухо.

— Подойди сын мой, — мне ткнули для поцелуя пухлую ручку и потрепали по щеке. Видимо я должен сейчас от счастья повизгивать по щенячьи и махать хвостиком. Я попытался изобразить нечто похожее на восторг.

— Отец Христофор хвалит тебя. Говорит, что ты весьма успешен в учёбе. Ты приезжай ко мне через седмицу, посмотрю, что можно сделать.

А позже я размышлял о произошедшем. Странности для батюшки начались, когда он решил заняться со мной грамотой. Ну, как там балбесов начинают учить. Сначала запоминают буквы, потом пытаются слагать их в слова.

Было непросто, церковные книги написаны на Уставе, это геометрическая форма кириллицы, где между словами нет разрывов. Более поздние уже на «Полууставе» или выполнены «Вязью» и «Скорописью». Вот тут стало немного полегче. Но в целом, когда Христофор читал псалмы, мне было не так трудно прочитать за ним. Я следил за его произношением, водя пальцем по строке. Это был для меня оптимальный вариант.

Видимо этот феномен его и заинтересовал. Я слышал, как он говорил своей супружнице, что бог жалеет своих чад и убогим даёт больше остальных. Это он ещё не видел, как я могу считать.

Сегодня воскресенье и после утренней службы и трапезы я отправился на речку. Мне понравился обычай в воскресенье ничего не делать. Так, хозяйка шебуршится по хозяйству, а я на правах квартиросъёмщика балдею. Специально прошёлся вдоль речки метров семьсот. Там кустарник скрывает изгиб реки и никто не помешает мне поплавать. Местные до сих пор сбегаются посмотреть на ненормального, который по собственной воле лезет в проточную воду.

Да, водичка прохладная. Это лето вообще холодное, часто идут дожди. Но я с удовольствием пользуюсь возможностью поплавать и понырять. А потом выбираюсь на холм, где гнуса меньше и сохну под ласковым ветерком. Мой напарник Никифор меня не поддерживает в этом плане. На мои чудачества он прикрывает глаза, но при этом кривится. Неделю назад вообще свалил от меня, сманила соседка. Вдовица с тремя детьми и с шикарными на его взгляд формами. Она на голову выше хахаля и весит вдвое против него. Богата телесами, но мой приятель от этого только прётся. Некоторое время ещё терпел, роняя слюни при виде бабы. А когда пообтёрся, так и подвалил под бочок. А народ ничего, все понимают, что бабе нужно выживать и кормить малых. Так что вроде как — неправильно это блудить, а с другой стороны всегда так поступали. Кому будет хуже от этого? Вон баба даже ходить иначе стала, горделиво что ли. Да и Никифор налился степенностью. Чувствуется женская рука в его внешнем виде.

Так что я в доме один остался. Мерный стук отвлёк меня от увлекательного занятия, вырезания маленькой чайной ложечки. Такими здесь не пользуются, а мне захотелось самому вырезать что-нибудь полезное.

Подняв глаза заинтересовался. Моя хозяйка взбивает что-то в глиняной кринке. Она слегка расставила ноги и энергично работает руками. От этого её бюст совершает замысловатые завораживающие движения. Сам не заметил, как увлёкся. Лёгкие движения бёдер вызывают сладкую боль в причинном месте. Женщина обернулась и мне стало неловко от своих мыслей. Чтобы прочистить голову вышел во двор со своим шестопёром. Так-то мы с Никифором ежедневно занимаемся спаррингами. Но в воскресенье делаем перерыв. Но истинная причина тренировки — отвлечение от греховных мыслей. Так Челентано рубил дрова, а я вот с железкой балуюсь. Как учил напарник, я воткнул несколько прутков в землю и представил, что это враги. Шестопёр создавал упругую и гудящую волну воздуха, когда проходил вблизи от тонкого качающегося прута. Задача — совершать сложные движения, типа восьмёрок, меняя хват и направление удара. При этом я крутился на месте, обороняясь от нескольких противников. Это намного сложнее, чем прямолинейные размашистые движения. Сложнее фиксировать амплитуду, чтобы неожиданно изменить траекторию. Под конец почувствовал радость от тренировки. Приятная усталость позволила забыть о недавних мыслях. Сейчас можно и ополоснуться. Подойдя к кадке с дождевой водой я поднял ковшик:

— Нагнись, я полью. Оказывается моя хозяйка уже некоторое время стояла на крыльце, наблюдая за моими упражнениями. А сейчас решилась помочь.

Разгорячённое тело с благодарностью приняло волну свежести, я нагнулся ещё ниже и знаком попросил полить на шею. Женщина стала помогать мне, растирая ладошкой воду. Она прошлась по спине, ласково погладила мне живот, когда я развернулся. В руках у неё чистая тряпица и она протянула её мне. Лицо совсем рядом и женщина явно ждёт продолжения. Невозможно не понять призыв женщины, от неё сразу исходят сильные эманации желания. Я прожил долгую жизнь и научился разбираться в таких сильных эмоциях. Взяв тряпку, случайно коснулся её руки. Теплая, а от неё самой исходит резкий и острый запах бабьего пота.

Чёрт его знает, но именно этот запах послужил спусковым крючком. Я подтянул Глашу к себе и вдохнул аромат молодого и здорового женского тела. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, потом она повернулась и виляя попкой пошла к дому. Молча и я последовал за нею. Войдя в избу, закрыл дверь на щеколду.

Женщина исчезла в своём закутке, выждав несколько секунд я решил её побеспокоить. Оказывается рачительная хозяйка стелила нам ложе. Её спальный комод однозначно нам бы не подошёл. Так она постелила на полу.

Крякнув, я заторопился, где-то тут под лавкой лежит свёрнутая медвежья шкура. Мы опять соприкоснулись руками и Гликерия торопливо начала перестилать ложе. Она лукаво посматривает в мою сторону, а закончив потянулась ко мне.

Как же я соскучился по женскому телу. Единственный мой опыт в новом теле был скорее негативным и испорчен неприятными эмоциями. А сейчас я буквально растворился в новых ощущениях. Сперва ей было больно от моего натиска, но я накинулся на женщину как оголодавший зверь. Потом Глаша начала стонать от накатившей волны оргазма. Снова и снова мы набрасывались друг на друга. Угомонились только глубокой ночью. Через раскрытое окошко меня приятно обдувает ночной ветерок с реки. Я раскинулся на ложе, голова покоится на её мягком животе. Мне не хочется ни говорить, ни слушать. Полная и абсолютная расслабуха. Но приходится поддакивать, потому что Глаше захотелось поделиться сокровенным. Она ласково перебирает мои волосы и чуть склонившись ко мне так, что касается своей пышной грудью моего лба, тихо рассказывает о своей жизни.

Оказывается Гликерия городская, вернее с посада, — батюшка плотничал, постоянно пропадал по своим делам.

В многодетной семье уродилось семь девчонок и ни одного пацана. Видимо это и подорвало веру главы семьи в хорошее будущее. Слаб он оказался, частенько пропадал в шинке и возвращался домой в дупель пьяный. Глаша родилась старшей. Сколько себя помнит, всегда занималась младшими сёстрами. Наверное поэтому и не смогла вовремя выйти замуж. А когда стукнуло восемнадцать, обнаружила, что никто свататься к батюшке не приходит. Никто не просит руки молодухи. Это от того, что она бесприданница, и к тому ещё перестарок, почти вековуха. И когда девушка уже смирилась, что проведёт всю жизнь в отцовском доме, нашёлся человек. Значительно старше её, но ещё не старик. Он был кормчим, водил суда по реке. Знал все изгибы и отмели:

— Вот он и пришёл к батюшке, попросил моей руки. Прожили мы три года, душа в душу. Вот только детей нам господь не дал. А потом Илья ушёл с караваном в Парсию и не вернулся. Я ждала два года, всё думала, что вернётся. А затем мне пришлось переехать в село, из дома меня выгнали его родичи. Вот теперь и доживаю здесь свой век.

М-да, грустная история. Но, к сожалению совсем не редкая. Эта обычная судьба женщины в это время. Сегодня ты мужняя жена со всеми вытекающими. А завтра тебя родичи мужа выгоняют из дома, потому как деток вы не нажили, значить пустая и никому не нужная.

До монастыря меня подбросили сельчане. Привратник нудно выспрашивал кто и к кому, потом пустил. Это я прибыл к игумену Нектарию. Правда, он принять меня не соизволил, прислал своего помощника. Невысокий колобок, с красной недовольной физиономией представился иеродиаконом Феодором. Мне пока трудно понять крутость этой должности, так как не знаю монастырской иерархии. Но его последующая речь меня в принципе устроила. Меня принимают в группу послушников, это новички, только готовившиеся принять постриг. Вот я и буду жить в монастыре седмицу, через одну. То есть семь дней проживать в монастыре, а потом на неделю возвращаться к мирской жизни. Но за это я должен принимать участие в жизни братии. Перевожу — горбатить на них.

Так как другого шанса постичь грамоту и приобщиться к местным канонам у меня не было, я согласился. В конце концов, меня же не запрут тут против моей воли.

Монастырь представляет собой комплекс деревянных зданий с мощными бревенчатыми наружными стенами. Они потемнели от времени, но ещё достаточно крепкие. Внутри вечные потёмки, мне показали жилую часть и келью, которую я буду делить с четырьмя послушниками. Хорошо, что я дома плотно поел, потому что на ужин дали какую-то тюрю с куском хлеба. А рано утром, в четыре часа меня разбудили и погнали на службу. На завтрак — пустая каша, порадовал только вкуснейший ягодный кисель.

Потом работа несколько часов на монастырском огороде и только когда нас привели в помещение, где стояли лавки — я понял, что учёба всё-таки будет. Оказалось, что эти послушники — продвинутая группа, они уже долгое время изучали грамоту. Нам раздали навощённые дощечки и палочки для письма. Подобный набор я видел у отца Христофора. Острая костяная палочка называется стилус. Ровная дощечка из светлого дерева покрыта воском. Вот на них мы и практиковались наносить письмена. Не сразу, но глядя на остальных втянулся и я.

Сейчас пишут также на бересте. Но все важные документы и книги конечно писали специальной краской и писалом на пергаменте или бумаге, которую привозили восточные купцы. Но это уже высший класс, в специальном помещении монастыря трудили писчики, которые всю жизнь рисуют буковки.

Историей и счётом со мной занимался отец Христофор. В монастыре для послушников не было возможности выделить учителей по этим предметам. Нужно предварительно принять постриг, а потом, возможно… ежели… И вообще, а кто тогда будет обрабатывать поля и защищать стены, если все сядут в учебные классы.

Отец Христофор преподавал историю весьма занятно. Если ему верить, то земной шар начал крутиться только с рождения Христа. Ну немножко пораньше, потому что нужно было куда-то втиснуть древнегреческих философов. Всё крутилось вокруг Константинополя, базилевса и патриарха. Но я наступил на горло своей гордыни и терпеливо слушал о деяниях святых апостолов и прочей братии. Мне чрезвычайно важно заслужить хорошее отношение церковных властей. Это как закрытый клуб, имея поддержку церковных иерархов, можно неплохо стартануть и в светской жизни. А отец Христофор вообще меня удивлял. К нему сам игумен благоволит. Поговаривают, что у моего наставника есть покровители при капитуле Константинопольского патриарха Георгия III.

А когда мы приступили к изучению счёта, мне поплохело. Я-то был уверен, что арабские цифры ещё не вошли прочно в жизнь, но, по-крайней мере, местные вовсю пользуются десятичным счётом. Это было только отчасти верно.

И вот в этом я и промахнулся. Система счёта в данный момент может свести с ума. Арабская цифирь уже известна, но ею пользуются больше купцы. Для международных сношений используют римские цифры, эти вполне мне понятны, но считать сложновато. А вот церковники используют архаичные славяно-кирилловские цифры. Там без поллитры не разобраться. У этих извращенцев отдельная буква соответствует каждой цифре (от 1 до 9), каждому десятку (от 10 до 90) и каждой сотне (от 100 до 900). Крупным круглым цифрам присвоены личные имена, например 10 000 — это «тьма». Чтобы отличать простую букву от цифры, сверху рисовали «Титло», похожую на волнистую линию бесконечности. Так обозначали цифры.

С математикой немного попроще. Но лишь немного. Складывать с помощью рук умели многие. Иначе как на рынок-то ходить? Для более сложных исчислений применялись косточки. Специалисты использовали «дощаный счёт», прародитель тех, которыми пользовались наши бабушки, так называемый «абака».

Но пакость в том, что приходилось складывать разные по формату величины. Вон например подсчёт размера участка выглядел следующим образом:

— Четь, да пол-чети, да пол-полтрети, да пол-полполтрети, итого треть и полтрети сохи, — такая вот задачка. Её можно выразить следующим равенством:

¼+1/8+1/12+1/24 = 1/3+1/6

Смысл равенства в переводе одних сошных дробей в другие, что было нужно для учёта в более удобной форме налога с угодий, состоящих из участков владений различной величины и ценности.

Зато имелся так называемая греческий счёт, или иначе «Пифагорова таблица». Псалтырь XVI, в котором приводится сия таблица заучивается детьми и взрослыми наизусть. Это предшественница привычной нам таблицы умножения.

Таким образом, считать церковники умеют, а иначе как рассчитывать церковный календарь. Безусловно умеет пользоваться счётом и купеческое сословие. А как тогда разбогатеть, ежели не можешь посчитать полагаемую прибыль? И конечно весьма бодро считают служки мытарей, определяющих размер таможенных сборов. А как тогда функционировать княжескому двору? А те же менялы, шустро определяющие на рынке обменный курс различных монет. Но думаю, что это берёт немалое время. А мне нужно разработать свой универсальный и быстрый метод. Вот только разберусь в стоимости монет различных правителей.

— Старшой, ну и когда закончим наше сидение в здешних краях?

Никифор, который Скорята, отловил меня вечером, когда село затихло, готовясь погрузиться в сон. И задал этот подлый вопросик, который заставил меня всплыть из некого состояния лени и задуматься.

Лето уверенно катится к логическому завершению. Сельчане поголовно заняты на уборке урожая. И если зерновые не так радовали урожайностью, то овощи однозначно уродились. Это свекла, морковь и капуста. Лето вышло дождливым, солнце не часто баловало сельчан. Но, всё в руках божьих. А мы со Скорятой — ещё те огородники. На охоту осадки никак не повлияли, поэтому лично мы довольны.