Лес

Тут же, не откладывая дела в долгий ящик, послали Оли за Леко. Тот, встревоженный таинственными ужимками и многозначительными взглядами девчонки, приковылял со всей возможной скоростью. Каково же было его восхищение, когда, вместо ожидаемых им проблем, он получил наверно самый удивительный в своей жизни подарок. Это была любовь с первого взгляда и на всю жизнь. Не обращая ни на кого и ни на что внимания, он водил пальцем по лезвию, по парирующим крюкам, по кольцам гарды и Ольту пришлось весь оставшийся вечер посвятить цвайхандеру. Он рассказывал про ландскнехтов, про то как они одним ударом сносили головы сразу двум, а то и трем противникам, как они проламывали строй копейщиков, как ссаживали с седел конных воинов… Казалось большего внимания в глазах слушателей ему уже не добиться, но по задумчивому взгляду Карно понял, что это еще не конец. Еще один фанатик оружия на мальчишескую голову. Мало ему обоерукий бой, теперь придется учить и обращению цвайхандером, как минимум, двух больших мальчиков.

Короче, за месяц у него побывала почти вся Карновка, а он и не знал, что настолько популярен и что самое интересное, ему это нравилось. В той-то жизни люди ему так надоели, что он прятался в своем кабинете со строгим приказом охране никого не пускать. Стоило ему только показаться на люди, как его тут же окружала толпа и всем что-то от него было надо. Кто-то унижено выпрашивал деньги, мотивируя это больной женой или детьми, причем выходила у них до того правдиво, что рука сама тянулась к кошельку, кто-то старался заинтересовать каким-нибудь проектом, весь результат которого заключался в вымогании опять-таки денег, а кто-то, самый хитрый просто шел рядом, стараясь попасть на глаза. Таких он не любил больше всех. Считая себя самыми умными, они просто старались стать нужными и незаменимыми, вовремя подать уроненный платок, с заботливым видом стряхнуть с его плеча невидимую пылинку, рыкнуть, с его молчаливого одобрения, на назойливого просителя, потихоньку и незаметно становясь тенью. И незаметно становясь не только безмолвной тенью, но и голосом, отдающим распоряжения и приказы от его имени. Тихой сапой они пробирались в руководство, становясь в конце концов направляющей и наказующей рукой. И таким уже не нужны были мелкие подачки, все, что им нужно они брали сами, прикрываясь его именем. А если их ловили на горячем, они с обиженным видом утверждали, что старались только для его блага и, если они в чем-то и виноваты, то только в излишнем рвении на благо его, любимого. Скользкие, изворотливые и опасные типы и он, пару раз обжегшись на них, не сразу, но все-таки научился их вычленять из толпы

В конце концов он просто устал ковырять и время от времени прореживать свое ближайшее окружение и просто отгородился от мира стенами кабинета, принимая только доклады от нескольких доверенных лиц. Конечно этих людей он предварительно проверил от и до и не нашлось ни одного без какого-нибудь темного пятна в биографии, но они хотя бы, зная его, не старались пролезть, образно говоря, в его задницу без мыла. Так что он закрывал глаза на их мелкие неблаговидные делишки, кто из нас не без греха, и даже прощал им мелкое воровство, понимая, что быть у ручья и не напиться, это из области фантастики. Хотя бы работают и ладно, так что к людям он относился довольно прохладно или скорее – безразлично.

Но что-то случилось с ним после ранения и за время долгого лежания на больничной койке. Как-будто сдвинулись в голове какие-то шарики, и он вдруг стал видеть окружающий его мир по-другому. А самое главное – он стал по-другому воспринимать людей. Они перестали для него делиться на его самого и всех остальных. Теперь были он и его близкие и потом уже все остальные и не обязательно при этом враги.

И сейчас он радовался простым крестьянам и воинам с их изъявлениями скорейшего выздоровления, чувствуя их искреннюю озабоченность и непритворную доброту. Радовался Оли, которая что-нибудь не просила, а требовала! Требовала у него! Но требовала-то не у старого больного маразматика Витольда Андреевича, а у своего названного братика Ольти, который у нее, да-да – у нее, был несомненно самый-самый во всем. И требовала отнюдь не денег, не новый дом или крутую коняшку, а чтобы он скорее выздоравливал, ибо ей не терпелось похвастаться успехами малой дружины. Или просила рассказать новую историю, к которым он сам же ее и приучил на свою голову. И он, чувствуя себя немного по-дурацки, по ее требованию рассказывал ей сказки и показывал новые приемы. И если раньше он делал это с легкой иронией, то сейчас только по-доброму усмехаясь.

И с Истрил он заметил, что кажется по-настоящему признал ее своей матерью и если раньше частенько притворялся и, что греха таить, вел себя часто эгоистически, стараясь привязать к себе эту женщину, то сейчас он без всякого внутреннего насилия называл ее свой мамой. Если бы кто из знающих со стороны увидел, как восьмидесятилетний старик называет женщину, которая ему во внучки годится, мамой то он бы наверно умер со смеха. Но к счастью, к их счастью, таких людей вокруг не было, а то он бы им неизвестно что сделал, причем без всякого внутреннего сопротивления. А были простые люди, в основном от всего сердца желавшие молодой вдове и ее немного чудаковатому сынку только добра.

И даже бывалый вояка и бывший разбойник Карно вызывал у Ольта чуть ли не чувство умиления, когда, пряча виноватый взгляд, почему-то приписывая себе вину за рану, которую получил мальчишка, будто оправдываясь, рассказывал, как он крепко взялся за тренировки дружины, сколько боевых луков изготовил Оглобля с помощниками и сколько новых дружинников пришло в карновскую дружину. Он часто приходил в комнату к Ольту и, сидя рядом с кроватью, беседовал о том и о сем. И, как подозревал мальчишка, не без задней мысли, так как он все время старался свести их разговор на наследие мифического Архо Меда. Ольт с охоткой ему и выкладывал все что помнил из курса средней школы и из исторических романов, на ходу подгоняя их под реальность.

И самое главное во всем этом, что Ольту это было интересно. Раньше он не знал и даже не подозревал, что настолько популярен. Как так получилось и что было виной этому, Ольта не интересовало совершенно. Да и не хотелось об этом думать, а порой было и некогда. Люди шли нескончаемой вереницей и изо дня в день. И ему, как это не было странно, нравилось такое положение дел, а все остальное может идти лесом. Единственное, что он мог на все это сказать, это: «Неисповедимы пути твои, Господи». Или «Единый»?

Месяц, что он провалялся в постели не прошел даром и для дел обеих дружин и всей деревни в целом. Не зная, чем себя занять, мозг, привыкший перегонять через себя массивы информации, искал выхода в новых идеях и в воспоминаниях полезных знаний. Раньше-то он мог сжигать свою энергию в изнурительных тренировках, доводя свое тело до изнеможения, но сейчас волей-неволей пришлось заняться прогрессорством. Конечно он не собирался изобретать порох и делать автомат Калашникова или командирскую башенку на Т-34, но усовершенствовать метательные машины ему сам Единый велел.

Вельт и взятый им в ученики Кольт, сын Жаго, ежедневно приходили в его дом, чтобы получить очередной урок. Много Ольт им не рассказывал, но объяснил зачатки сопромата и на самом примитивном уровне объяснил и показал, что такое геометрия и математика. Оказывается, знал и помнил он не мало, плюс к долгой и разнообразной жизни, но если в своем мире с таким багажом знаний он так и остался бы на уровне продвинутого пользователя, не один ведь он был таким умным, то здесь наверно не каждый ученый обладал тем, что было у него в голове. А если взять еще и физику с химией… Тем более, что он мог не только преподать теорию, но и на практике показать, что и как. Правда лишнего он старался не говорить, а только самый необходимый минимум.

Слушатели уже не удивлялись его познаниям, только все пытались вызнать, откуда они у него. Пришлось вспоминать старую сказку о некоем таинственном и мудром отшельнике, мореходе и искателе приключений, который нашел и приютил заблудившегося мальчугана. По наработанной схеме Ольта этот старикан оказался не только хорошим учителем, но и гениальным ученым, которому были известно многое, из того, до чего люди еще не додумались. Конечно тогда возникал вопрос, откуда сам отшельник все это знает и где набрался таких знаний, но тут уж Ольт пожимал плечами и делал скорбное лицо: «Ничего о себе мудрый старец не рассказывал, может набрался в этой своей таинственной заморской стране, но так и умер, не признавшись ни откуда родом, ни кто таков вообще по жизни». И делал многозначительное лицо и пусть слушатели сами догадываются о том, что на самом деле рассказал мудрец своему юному ученику.

Правда сам ученик, по признанию самого Ольта, в следствии юного возраста и, тогда еще постыдной, неграмотности не смог полноценно оценить и перенять весь научный гений отшельника. Но зато многое из того, что осталось в мальчишеской голове было вбито своему ученику крепко накрепко. Ну здесь уже юному лектору и слушателям выбирать не приходилось, что смог, то смог и пусть они будут благодарны и за это. Благодарны они были, но про себя видно думали, что вот если бы они в свое время оказались на месте Ольта, то… то они-то ого-го! Ольт про себя посмеивался и радовался удачной придумке, теперь можно было сваливать все, что он не помнил или не хотел говорить, на маразм хоть и гениального, но, увы, старого, наполовину выжившего из ума, отшельника.

Он и имя «вспомнил», такое же выдуманное, как и сам персонаж – Архо Мед. И пришлось этому самому Архо Меду становиться не только опытным мореплавателем, искусным рукопашником и знатным фехтовальщиком, но и еще крупным ученным. Поэтому, уже ничего не опасаясь, рассказал благодарным слушателям о том, что такое винт Архимеда, рычаг и точка опоры, напрягшись, выдал и хорошо подзабытый закон Архимеда о том, что тело, погруженное в воду… ну и так далее, и как смог показал и объяснил на живых примерах, погружая в кадку с водой различные предметы. Рассказывая им о сопротивлении и упругости, он тут же напомнил о метательных машинах, стоящих на стенах городка и предложил найти наиболее подходящий материал на торсионы. Пусть ищут и экспериментируют сами. Занятия их проходили тихо, он рассказывал и объяснял, слушатели внимали и писали.

Вообще придумка о Архо Меде сильно выручала его в том прогрессорстве, которое он проводил. На все неудобные вопросы он мог с честным взглядом своих синих глаз отвечать, что вот именно эти темы он пропустил или не запомнил. Какой спрос с мальчишки, если на момент обучения ему было зим семь или восемь? Самым настырным просто говорил, что именно так, как предлагает им Ольт, думал и делал сам непогрешимый Архо Мед и все вопросы сразу отпадали. Авторитет великого ученного, старательно поддерживаемый и раздуваемый Ольтом, поднялся до небес и уже никем не оспаривался. Были даже очевидцы, обычно среди бывших бродяг, которых было немало между наемников и охранников каравана, и которые встречались с легендарным Архо Медом где-нибудь на бесконечных дорогах Эдатрона. Ольт не возражал и даже поддерживал эту версию, говоря о том, что неугомонный путешественник немало побродил по стране, прежде чем осесть в глухих дремучих лесах на севере.

Потом проведать больного обычно приходил Карно со своими сотниками, а дружина выросла до таких размеров, что полусотники стали сотниками, а шум стоял, как во время боя. Впрочем, бои и происходили, только словесные. Ольт, пользуясь сказкой о Архо Меде, рассказывал и показывал им древние сражения, рисуя на своей доске схемы расположения войск и амуницию и вооружение римлян и греков, монголов и рыцарей, персов и древних египтян, заставляя Карно и сотников только удивляться универсальности знаний ученого. Он учил вояк думать, а как бы они поступили на месте Македонского или Ганнибала, Чингиз-хана или Карла Великого. Причем, мягко и тактично задавая вопросы, вынуждал думать не только о тактике, как выиграть сражение, но и уметь размышлять стратегически, о том, как выиграть войну. Тогда Карно и три сотника поднимали такой хай, с хватанием за меч и потрясанием кулаками, что в первый раз, когда это случилось прибежала встревоженная Истрил и быстро показала им и тактику, и стратегию. Им еще повезло, что в это время она мыла полы, а не катала тесто на лапшу, потому что мокрая тряпка по убойности не идет не в какое сравнение со скалкой. А мокрые лица… Так не сахарные, не растают.

Кстати сахар здесь он увидел впервые, когда ему, как больному купили и принесли три маленьких мутных кусочка чего-то коричневого и липкого, для чего Бенкас, заплатив большие деньги, специально делал заказ попутному каравану в центр провинции город Крайвенск. Когда Ольт увидел это чудо, то надолго задумался. Но потом, что-то решив, плюнул и оставил этот вопрос до весны. А Карно и его сотники с тех пор у него в комнате разговаривали яростным шипящим шепотом. А что делать? Эмоции-то зашкаливают, а выйти никак - главный эксперт пластом лежит и никак не транспортабелен.

Труднее всех в этом случае пришлось Леко, который тоже уже был сотником. Его раны, хоть и многочисленные, и болезненные, но не задевшие никаких важных органов, не позволяли ему сильно напрягаться, а ему непривычно было, с его гулким басом, говорить вполголоса. Наверно потом, так как Ольт был уверен, что их споры наверняка продолжаются и за стенами его дома, он отыгрывался по полной, но в комнате сидел молча, лишь страдальчески морщась, когда оппоненты несли, по его мнению, явную чушь.

Как-то среди прочих его навестила Гэла, которая вместе со всем ее выводком оказывается переехала в Карновку, соблазнившись отдельной избой и «вдовьей помощью», как окрестили местные жители золотой, выдаваемый Брано вдовам при потере кормильца. Она сильно смущаясь поблагодарила его за помощь, пожелала скорейшего выздоровления и на прощание передала хороший такой, здоровенный кусок копченной сомятины и пригласила на рыбалку. Оказывается, она раз в две недели ездила ловить рыбу, только не в город, а в другое место на реке, которое нашла сама и которое было гораздо ближе. Смущаясь, похвасталась новыми крючками, сделанными из стали, которые ей подарил приехавший вместе с ней в Карновку узелковский кузнец Стино Звон и сейчас находившийся в учениках у мастера Кувалды. Он бы тоже пришел, но непонятно почему стесняется. Она тоже стесняется, но долг благодарности обязывает. А вообще-то она сильно занята и почти постоянно находится на промысле или, в свободное от рыбалки время, занимается копчением улова, построив на своем участке коптильню по его советам. Дела шли хорошо, рыба уходила влет в самой Карновке, а она еще возила ее в Узелок. Ольт конечно же ответил согласием на рыбалку.

Так Ольт и провел целый месяц, который, благодаря многочисленным посетителям, пролетел довольно быстро и незаметно. Наконец Истрил разрешила выходить ему на улицу, где он сидел на лавочке возле ворот. Вообще-то забор и ворота были только у домов Карно и Истрил. Еще дом и лавка Брано были огорожены крепкой высокой оградой, но ему без нее было никак нельзя. За лавкой находились карновские склады и на ночь там выпускались здоровенный злые псы. А остальным заборы были без надобности. Воткнут в землю с десяток кольев или штакетин, купленных на лесопилке за медяк, чтобы чисто символически обозначить границу участка, и на этом успокаивались. И правильно, зачем городить забор и тратить деньги на ненужную вещь, если сам городок хорошо защищен внешней стеной.

Само поселение сильно разрослось и почти не осталось свободных участков. Еще не городок, но и деревней называть Карновку уже язык не поворачивался. Сейчас и сам Крильт не узнал бы разбойничье пристанище. Окруженный рвом и земляным валом с пятиметровыми стенами внушали почтение, а еще более высокие привратные башни, с установленными на них метателями, вообще создавали впечатление неприступности.

Каждый день по утрам Карно устраивал утренний развод, на котором назначал дежурную полусотню. Обычно из этой полусотни по десятку направлялись на башню, которых было четыре штуки по числу ворот в Карновку и один десяток ходил по улицам городка, следя за порядком. Остальных воевода разгонял по полигону на учения, план которых он составил вместе с Ольтом. Обучением своей дружины строю, воинским приемам и тактике малых и больших воинских соединений Карно занимался самозабвенно и с полной самоотдачей. Даже по совету Ольта, куда ж без него, завел барабанщика и трубача, и они все вместе разрабатывали сигналы, нужные для руководства дружиной в бою. Кстати с трубачом вышла заминка, не знали здесь, что горн или тем более сигнальная труба. Пришлось искать альтернативу и выход нашли, приспособив к делу пастуший рожок, самую малость его переделав. Так что воеводе дел было выше крыши, но он не жаловался и наоборот искал все новые и новые. Нашел себя человек, нравилось ему командовать. Дружинники ворчали и жаловались на трудную службу, но никто не собирался уходить. Они и сами видели, как та безобразная толпа, которой они когда-то были, на их глазах превращается в настоящее войско. Тем более и сам воевода, не жалея себя тренировался вместе с ними, а на их спарринги с Леко двуручными мечами сбегались посмотреть не только дружинники, но и половина Карновки, все, кто не был в это время занят. Дружина Карновки составляла уже триста двадцать воинов, не каждый граф имел такое войско, и поэтому пока ее хватало на все. Впрочем, у них в подчинении и было целое графство, хотя сам граф Стеодр был пока не в курсе. Информировать его собирались весной, когда начнут обживать Узелок. Планов было много, но пока пришлось их приостановить. Наступала зима.

Впрочем, хотя планы и были пока приостановлены, дел все равно хватало. Карно готовил снаряжение для одной полусотни, которую готовили по образцу, предложенному Ольтом. Для этого пришлось посвятить в свои планы Кромбильта Дильта, того самого воина, которого как-то Карно назначил десятником обоза. Теперь он стал полусотником и вовсю развернулся на ниве командования хозяйством дружины. У мужика оказался явный талант, по тому, как из ничего сделать что-то. Наверно он был хорошим воином, но хозяйственником он оказался еще лучше, и никто уже просто не представлял, как раньше дружина обходилась без него. Ольт с ним немного позанимался, как в свое время с Брано, а там он уже сам завел свои берестяные свитки, где учитывался каждый гвоздь и любая портянка.

Карно объяснил ему, какой он видит будущую дружину и Кромо, как его называли дружинники, с жаром взялся за дело. Первым делом следовало обеспечить каждый десяток соответствующим оружием. По мнению Ольта и согласившегося с ним Карно каждому воину было положено иметь щит, меч и три дротика-пилума. Кинжалы, ножи и топорики никто не считал, они считались личными вещами и каждый сам выбирал, таскать ему лишнюю тяжесть или так обойдется. После долгих раздумий и споров воевода согласился, что свою дружину он будет комплектовать по образцу римских легионов. И вот здесь начиналось различие в вооружении воинов десятка. В конце концов сошлись на том, что в десятке должно быть четыре мечника, три копейщика и три лучника. Соответственно вооружение требовало и соответствующую тактику и в этом Карно стал докой, выпытывая у Ольта мельчайшие подробности долгими осенними вечерами. Ольт не считал себя особым знатоком римской тактики, но знал хотя бы основы, и он честно делился с Карно всем, что знал и что мог вспомнить. Так что можно сказать, учились они вместе. Вечерами рисовали на доске построения, схемы защиты и нападения, различные типы вооружения, а днем, взяв сотню Леко за экспериментальную, проверяли свои выкладки. Тренировали воинов и тренировались сами, учась при различных типах боя применять различное построение.

Так потихоньку, в мучениях и спорах рождался новый тип армии, невиданный еще в местных краях. А тут еще Ольт предложил сформировать сотню конницы, применения которой Карно пока не видел и не представлял зачем создавать новый род войск, нетипичный для лесного воинства. Уже было набрано два десятка будущих конников, но пока они только числились всадниками. Все их отношение к кавалерии выражалось пока только любовью к лошадям и уходом за пятеркой одров, которая смогла выделить им деревня. На обучение пока хватало, но с нетерпением ждали заказанных коней от Бенкаса Лиса.

Карно еще не мог решить, какого типа конницу следует создавать. Ольт его убеждал, что им нужна легкая кавалерия, типа монгольской, Карно же нравилась тяжелая рыцарская конница. Вояка, что с него взять. В любом случае мелкие крестьянские лошадки не годились ни для того, ни для другого. Пришлось заказать Бенкасу покупку хороших скаковых коней. После мучительных раздумий Карно согласился на легкую кавалерию и то только потому, что ее было легче вооружить. Слава Единому, хоть о деньгах думать не приходилось, золота еще оставалось предостаточно. Кубышки Крильта, графского управляющего и баронов хватало на все и конца пока не было видно. А ведь еще был законсервированный прииск, о котором теперь, после смерти Жаго, знали только три человека.

По первому снегу воевода собирался проехаться по графству. Посмотреть, как живут без надзора баронов крестьяне и объяснить народу «политику партии и правительства». Для этого он и экипировал срочно пока хотя бы одну полусотню, а это было еще тем делом. Ведь надо было не только экипировать и вооружить всадников, но и требовалось обеспечить всякой конской сбруей и четвероногих членов конной дружины, а это было проблемой. Так-то крестьяне имели конечно конскую упряжь, но была она специфической, приспособленная только для пахоты земли и езды в упряжке, поэтому найти в деревнях различные хомуты еще было можно, а вот простое седло, так это не к ним. Не по чину было. Верхом имели право ездить только всякие аристократы. Впрочем, деревенские мальчишки все равно катались на лошадях, но без седла, узды и тем более стремян. Да и было-то тех лошадей, одна-две, хорошо – три, штуки на деревню. Хорошо один дружинник раньше работал учеником шорника в городе, так что ему срочно подобрали помощников и переквалифицировали в седельных дел мастера. Пришлось обещать ему должность десятника, но только после того, как обеспечит конской сбруей сотню лошадей и оставит после себя не менее трех мастеров. В общем подготовка к первому зимнему походу шла полным ходом.

Ольт сидел на лавочке и довольно жмурился под неяркими лучами слабенького осеннего солнышка. Все, проходящие мимо ворот и завидев его, уважительно здоровались кивком или даже полупоклоном. Как-то раньше он не замечал этого, потому что все было на бегу, в вечной спешке, но сейчас невольно заметил, да и как не заметить, когда тебе прямо в лицо говорят приветствие, да еще, по-деревенски многословно, желают скорейшего выздоровления и сопровождают всю речь пусть и коротким, но поклоном. В ответ он тоже кивал головой и желал здоровья и его почему-то не нервировало такое открытое участие, насколько он раньше не любил людей, настолько теперь ему было приятно такое внимание. Может потому, что оно было искренним и без всякой задней мысли.

Из ворот вышла и присоединилась к нему Истрил. Она молча уселась рядом с ним на лавочке. А зачем слова, когда все хорошо? Так они и сидели, а солнце, хоть и неяркое, но при длительном сидении, довольно теплое исправно купало их в своих лучах. Скоро зима, что чувствовалось по полуголым уже деревьям и по холодному воздуху, а там уже и до первого снега недалеко. Наверно раньше бы народ с тревогой ожидал этих времен, лихорадочно подсчитывая в уме сделанные запасы и проверяя зимнюю одежду, но сейчас в окружающих не чувствовалось опасений перед будущими холодными и голодными днями. И это было хорошо. Если еще Карно успеет до настоящей зимы снарядить полусотню, то вообще будет «кавайно», как говорила одна его знакомая в той, уже подзабытой, жизни.

Проедутся по окрестностям, помогут людям, ведь наверняка еще не все готовы к зиме. Надо не забыть сказать Брано и Кромби насчет обоза. Пусть побольше затарят его зерном и одеждой. Плавное и неторопливое течение мыслей прервал резкий шум. Ольт, который казалось пригревшись, задремал, лениво приоткрыл один глаз. Ну да, кто бы сомневался, кто еще может создавать столько шума, топота и визга? На лавку, с другой, незанятой от Ольта стороны, плюхнулась Оли. Лицо было потным и разгоряченным, с блестящими, горящими от возбуждения глазами. Опять с кем-нибудь спорила, а может даже и подралась. Впрочем, она сейчас не дралась, а пристыженная отцом и Ольтом, проводила спарринги. Возле нее крутился вечный попрошайка и подлиза – Лако. Он уже вымахал с большую собаку и был раз в три толще любой из них. Удивительно, как быстро вырастают дети, когда их видишь изредка, пусть даже это и медвежата. Поодаль остановилась Олина свита, которая постоянно таскалась за своей предводительницей, уважительно поглядывая в сторону Истрил. Один только Тринвильт подошел и с достоинством поздоровался. Ну да, он же сын барона, пусть и без наследства и безземельный, ну так - какие его годы.

- И тебе того же, Кремень. – ответил на приветствие Ольт. Истрил же приветливо и ласково кивнула головой. У нее все было просто и отношения с людьми она строила на том, нравится ей человек или нет. Тринвильт Кремень ей нравился. Да и Ольту он был симпатичен своей честностью, целеустремленностью и смелостью. А судя по тому, как он обхаживал еще совсем юную и не понимавшую своего положения Оли, так и дураком он не был тоже. А то, что он обхаживает дочь воеводы, было понятно даже слепому. Какие же они тут совсем бесхитростные. В отсутствие Ольта он взялся помогать Оли в тренировках малой дружины и преуспел в этом, частенько тормозя зарвавшуюся в своем стремлении девчонку получить все и сразу. Авторитет его в малой дружине возник не на пустом месте.

- Чего сидим? – тут же взяла в свои ручки Оли. – Ты как? Может сбегаем на нашу поляну, покажем, чему мы научились. А хочешь, прямо тут и сейчас покажем? Эй, Доно…

- Подожди, Оли. Не зови пока, не надо. А вот к вам у меня есть разговор. – Ольт посмотрел на сестру и Кремня. Те сразу насторожились. Сразу почуяли, что услышат что-то важное.

- Спросить хочу, как у вас дела обстоят с ниндзями? Тренируетесь или забросили?

- Скажешь тоже! – тут же запротестовала Оли. – Тренируемся конечно.

- А чему и как?

- Ну как ты рассказывал. На деревьях висим – кто дольше, на стены учимся забираться, рукопашней занимаемся… Много чего короче.

«Рукопашней» Оли назвала рукопашный бой, который Ольт понемногу давал малой дружине. Сами дети и сократили. Некоторые вообще сократили и переиначили рукопашный боя до «рукобой». Коротко и ясно для детей, которые вечно торопятся жить, и Ольт ничего не имел против. Если им так удобнее, то ради Единого.

- Понятно. А как вы посмотрите на то, чтобы создать целый десяток, а то и полусотню ниндзя? Наберете туда малолеток, чем младше, тем лучше, лет так с шести-семи и лучше всего будет сирот. Или взять детей у вдов, которым трудно прокормить детей. Кто-то и сам приведет своих детей, ведь они будут на полном обеспечении деревни. А так и дети будут живы и здоровы и матери спокойны.

У Оли уже загорелись глаза. Она вообще быстро подхватывала все новое и интересное, а уж если это было высказано ее братом… Тринвильт был постарше, а потому более благоразумен, вплоть до того, что даже присутствовала некая медлительность при принятии решений.

- Десяток ниндзей – это конечно хорошо, - всем своим видом показывая свою взрослость медленно проговорил Тринвильт. Ну да, семнадцать лет – это уже взрослый, отвечающий за свои слова и поступки, мужчина. – Но им нужно где-то жить, надо что-то кушать, одеваться в конце концов и вообще многое нужно.

- Вы главное – свое согласие дайте, а остальное я возьму на себя. Переговорю с Брано, Карно, Кронвильт с оружием для мелких поможет. Вот мать поможет с домом, - Ольт посмотрел на Истрил. Молчаливый, сопровождаемый улыбкой, кивок стал ответом. Там, где дело касалось вдов и сирот, ее мнения можно было и не спрашивать. Ответ был бы однозначным и без всяких толкований – все, что может хоть как-то им помочь, должно быть исполнено. – Вы сегодня еще подумайте, с ребятами поговорите. Кто-то не захочет. Ничего страшного, малую дружину еще никто не отменял, пусть в ней и остаются, тем более, что и ниндзя в ней будут. Только отдельной полусотней. И подумайте над названием, как-то это не по-нашему – ниндзя. Надо что-то свое, чтоб было сразу понятно любому и внушало уважение.

Тринвильт был немногословен и только кивнул головой, принимая слова Ольта к сведению. Тем временем Оли уже улеглась на лавочке, положив головку на колени Истрил и довольная, как кошка, только жмурилась под ласковой ладонью. Она для себя уже все решила, а что там надумают мальчишки, так пусть у них голова и болит и плевать ей было на то, что кто может быть против. Тем хуже для них. Тугодумы, что с них взять. Тринвильт встал, коротким поклоном попрощался с Истрил и забрав всю свиту, которая терпеливо дожидалась его поодаль, ушел думать и советоваться. Вся семейка притихла, наслаждаясь одним из последних теплых дней, но долго наслаждаться тишиной им не дала очередная шумная толпа. И это были не звонкие детские голоса, а не менее громкие мужские басы и баритоны.

- А я говорю, надо лучникам раньше начинать стрельбу… - судя по мягкому, почти тенорскому тембру голоса, говорил Хуго Нож

- Да как-раньше-то? На таком расстояние она только бездоспешного может поразить, а если враги в доспехах, то только стрелы зря потратишь. Нет, все было правильно. Просто копейщикам надо было крепче строй держать. – А это, судя по спокойной и уверенной манере говорить, сотник Свельт Птица.

- Вы оба правы и неправы. – ну бас Леко ни с чем не перепутаешь. Но больше ничего говорить не стал.

- Это как это? – удивление таким парадоксальным выводом явно чувствовалось в вопросе Хуго.

Но ответил не Леко, который может и знал правильный ответ, но собрать в кучу и главное связать их в понятную речь то ли не мог, то ли не хотел, а скорее всего просто оставил при себе. Он был еще тут жук, сотник Леко Большой. Красноречие не было его сильной чертой, но мозги у него работали как надо. Вместо него ответил Карно.

- Большой дело говорит. Правы в том, что говорите, а не правы, что не учитываете все возможности нового строя, здесь надо действовать тоньше. Вы не используете всех возможностей. Допустим, если стрелять раньше, но не всем лучникам, а только одному-двум, чтобы противник не расслаблялся и боялся, ну и поразить бездоспешный. Остальные стрелки стоят и ждут, когда он подойдет поближе. А потом уже вдарить – так вдарить, так, чтобы и доспехи не спасли. А потом строй, копейщики и мечники, вы забыли, что теперь у вас есть пилумы. Когда враг подошел на расстояние броска, надо забросать его дротиками, а потом уже не ждать, когда враг подойдет поближе, а самому идти вперед, пока он будет приходить в себя.

Карно говорил тоном учителя, объясняющего неразумным, но старающимся детям примитивную задачу, спокойно и веско, как человек, который знает то, о чем говорит. Ольт про себя довольно ухмыльнулся, не пропали даром споры долгими вечерами. Пока говорил воевода, все сотники уважительно примолкли и рокот воеводиного баса без помех разносился по улице. Вот же дал Единый голосище человеку. Настоящий, командный. Ольт, который тоже, как и Оли, придремал, прислонившись к плечу Истрил, не открывая глаз поморщился. Кто бы сомневался, разве эти фанатики меча и лука дадут хотя бы один день отдохнуть от них. К ним в гости направлялись Карно собственной воеводской персоной и его сотники. Лако, который вальяжно развалился у ног Истрил, недовольно заворчал. Он недолюбливал этих больших, пахнущих железом и вечно что-то орущих и машущих палками мужиков. Впрочем, дальше ворчания дело обычно не шло. Он уже достаточно провел времени среди людей, что понять их иерархию, и Карно был из тех, на кого повышать голос было небезопасно. Можно было получить изгнание из дома пинком под зад и остаться без мяса на ужин. Поэтому все, на что его хватило при голосе Карно – это коротко вякнуть и заткнуться. А тот, даже и не заметив короткого и вялого протеста медвежонка, радостно заорал.

- О! Вышел на улицу! Значит выздоравливаем. Пора, парень, давно пора. А мы тут, понимаешь…

- Да все с вами понятно, вояки. – Истрил осторожно высвободившись из детских объятий поднялась с лавки. – У меня мясо в печи уже час как готово. Не вытаскиваю, что бы не остыло. Так что быстрей мыть руки и к столу.

Сотники почтительно с ней поздоровавшись во главе с Карно послушно выстроились к бочке с водой, которая специально для таких случаев стояла во дворе. Пока дружинное начальство шумно отфыркиваясь умывались, Оли сбегала в комнату и вынесла полотенца, аккуратно нарезанные полосы холста – невиданный сервис по деревенским реалиям. Ну так не кому-нибудь пришли, а к законодательнице мод всей Карновки и не только. Можно было их и не принимать, но если не хочешь выглядеть деревенским увальнем и неучем, то с этим приходилось считаться.

И ведь Ольт к этому не прилагал совершенно никаких усилий. Он-то думал прогресс – это новые механизмы и отдельная уборная у дома, а оказалось, что главное – это не сморкаться за столом, есть с помощью вилки, а руки и губы вытирать не рукавом, а специально для этого поданным полотенчиком. Что-бы приучить своих гостей к этому Истрил понадобилось полгода, но как говорится результат был налицо. Раньше-то все ели руками и вытирали жирные руки о собственную одежду или о Лако, против чего медвежонок абсолютно не возражал, а наоборот очень даже приветствовал, с удовольствием вылизывая сам себя.

Гости, умывшись, входили в большую комнату, оставив оружие у входа, и степенно рассаживались за столом. Истрил в это время хлопотала у духовки, очередного изобретения Ольта. Собственно, этот здоровенный железный ящик даже изобретением назвать было сложно, но крови он в свое время попил у Ольта немало. Первый экземпляр нового изделия Кронвильт, не понявший толком что от него хотят, или сам изобретатель плохо объяснил, сделал из толстого листового железа, идущего на доспешные пластины, и он оказался до того неподъемным, что как Ольт не пыжился, то не, то, чтобы дотащить до дома, он его даже приподнять не смог. Да и габариты оказались великоваты, при желании в него можно было засунуть самого Ольта, если сложить его пополам. Как ему не хотелось сделать жарочный шкаф величиной, чтобы в нем можно было запечь целого кабана, пришлось умерить свои аппетиты и следующее изделие Кронвильта вмещало только поросенка или небольшого барана и сделано было из тонко раскованного железа. Внутри можно было поместить два противня или по желанию заменить их решетками. Первый вариант кстати тоже не пропал зря и не пошел в переплавку. Его установили на площади и на праздники в нем, на радость всем обжорам Карновки, запекали по целому кабану. Сейчас же по просьбе Истрил Свельт, как самый рассудительный и спокойный из сотников, достал из духовки противень с поросенком, запеченным целиком и фаршированного кашей с нарубленными потрохами и которого встретили одобрительным гудением.

Ольт в первый раз за время болезни сидел за столом, и все мужики с радостью это отмечали, поднимая кружки с пивом за его здоровье. Короче праздник-не праздник, но посидели хорошо. Довольнее всех был конечно Лако, которому достались кости с хорошими ошметками мяса от всех присутствующих. После столь богатого ужина воины хотели еще обсудить кое-какие вопросы по тактике, для чего собственно и пришли в гости, но Ольт почувствовал себя уставшим и поблагодарив Истрил и гостей за хороший ужин и веселую кампанию, ушел в спальню, где и вырубился, довольный и умиротворенный, крепким сном выздоравливающего.

Так с тех пор и пошло. После завтрака он садился на лавочку возле ворот и к нему подходили люди со своим делами и вопросами, а то и просто посидеть вместе с ним, показывая свое участие. И так длилось до тех пор, пока не пошли холодные дожди, который быстро загнали всех в дом к теплой печке. И сразу в доме стало шумно и людно. Посетителей стало меньше, но окончательно они никуда не делись, но если раньше в доме царила настороженная тишина и опасение ее нарушить из-за тяжелого больного, то теперь стоял постоянный непрерывный шум. На кухне толпились бабы, ведя свой нескончаемый треп и под руководством Истрил готовя какой-нибудь очередной кухонный шедевр, в зале или спорили вояки, пришедшие выяснить какой-нибудь вопрос из тактики манипул, или механики с кузнецом спорили о деталях очередной метательной машины. Приходили Брано с Кромби Дильтом, Вьюн со своей веселой женушкой, гончары, дружинники младшей дружины, столяры и плотники… Жизнь вошла в свою наработанную колею и если раньше Ольт частенько мирился с неудобствами такой жизни, как с неизбежным злом, то сейчас просто не замечал их.

Ольт и не подозревал, что он такой нужный и необходимый элемент деревенской жизни. Здоровье, до этого казалось будто застывшее на одном уровне вдруг резко пошло на поправку, да так, что он даже стал понемногу тренироваться, выбрав для этого самый щадящий режим. Из-за начавшихся дождей занимался физическими упражнениями в большом сарае, который строился для конюшни с сеновалом. Но как-то так получилось, что всех своих лошадей, доставшихся в наследство от разбойников, Истрил раздала крестьянам, объяснив свои альтруистические порывы тем, что у тех животина была всегда при деле и приносила ощутимую пользу, в то время, как живя у них эти мохнатые обжоры только даром проедали корм, которых кому-то, тратя свое и так не хватающее ни на что время, надо было кормить, а гадили эти животные так, что вообще никаких сил не хватало на уборку, а у нее и так хватает обязанностей, чем чистить потом за ними стойла.

Да и требовалось освободить конюшню, так как сами же ждали лошадей от Бенкаса, которых тот должен был закупить для карновской дружины. И не крестьянских одров, а настоящих строевых коней. Но что-то у него не клеилось, поэтому конюшня пока оставалась пустой. Впрочем, Ольту было глубоко наплевать на лошадей. У него давно уже прошел азарт и чувство новизны, которые у него возникали при езде на лошадях. Да и здоровье пока не позволяло ему заняться активной деятельностью. Было в сарае сено, но оно было сложено на помосте, возведенном под самой крышей, поэтому места, для того, чтобы установить пару тренажеров и макивару, было больше, чем достаточно. Так что ничто не мешало Ольту разрабатывать свое тело на гибкость и отрабатывать скорость и точность ударов. Силовых упражнений пока не делал. Истрил запретила вообще поднимать что-то тяжелее ложки, пока не сняли швы. Хотя Ольт и сам не форсировал события. Не хотелось еще раз почувствовать, как мозг обволакивает посмертное забытье.

Он вдруг понял, что оказывается эта жизнь ему нравится, дорога ему и к тому же еще неизвестно, куда на этот раз он попадет после смерти. Что там решит этот Единый и встретится ли ему вообще еще раз - неизвестно. Рисковать не хотелось. Поэтому для себя Ольт решил, ну их на фиг к Единому, все эти устремления к комфортной и безопасной жизни. Эта жизнь слишком дорога, чтоб разменивать ее на мелочи, вроде желания вкусно покушать, встать быстрее на ноги или побить очередного барона. В нем опять проснулся старик, который вначале ругнулся о неправильно выбранных целях и приоритетах, а затем решил, что следует обратить внимание на более глобальные цели. И пусть этот чертов Единый послал его в этот мир, как надоевшую и ненужную вещь, от которой просто рад был избавиться, сам-то Ольт так не считал и мысли о дальнейшем, пока невнятно, но уже формировались в его мозгу. Во всяком случае, строить коммунизм в отдельно взятом баронстве, или даже в графстве, казалась ему уже мелкой и нецелесообразной. И, как не металась душа в медленно тягучем течении жизни, он не торопил события, а раздумывал о будущем и при этом не забывал наращивать физические нагрузки, расчетливо и постепенно. Тем более, что и многочисленные посетители скучать не давали.

Так прошел еще месяц и дожди перешли в снегопад. Зима была не очень холодной, но снежной. Ольт, несмотря ни на что, уже вовсю бегал, а когда увидел в отполированном листе бронзы, заменяющем зеркало, свое отражение, больше похожее на жертву концлагеря, плюнул на все свои опасения и всерьез взялся за подтягивание своей физической формы, впрочем, не переходя границы разумного. Тем более, что рана затянулась окончательно и на груди остался только длинный и багровый рубец, начинающийся в центре и уходящий влево почти за спину. Несмотря на то, что за время болезни он похудел так, что без слез и взглянуть на него было нельзя, само тело вытянулось и он стал гораздо выше. Конечно до Леко или, например, до того же Карно ему было далеко, да и вряд ли он вырастет до таких размеров, конституция была не та, но собственный рост его порадовал. А шрам… А что шрам? Шрамы мужчину украшают, особенно в этом мире и в это время.

Так что в один прекрасный день, после обильного снегопада, шедшего целую неделю, он решил прогуляться на лыжах за ворота городка. За ним конечно увязалась Оли с неразлучным Лако. Истрил, решив, что еще рано отпускать сына без присмотра, тоже решила прогуляться с ними. Лыжи представляли из себя короткие широкие полосы из дерева, подбитые коротким щетинистым мехом. Спасибо лесопилке, таких лыж хватало на всю дружину и оставалось еще обеспечить ими всю деревню. Правда охотники их не признавали и по старинке каждый вытачивал свою пару вручную. И да, такие лыжи были гораздо лучше тех, которые выпускали на лесопилке. Ширпотреб - он и в Африке ширпотреб, но воинов устраивали и такие изделия, им не на охоту ходить, когда важны скорость, тишина и легкость. Правда у Ольта со спутницами были как раз лыжи, сделанные индивидуально именно для них и подаренные охотниками в знак уважения. Они уже вышли из ворот городка и отошли метров на пятьдесят, когда в спину им ударил молодецкий разбойничий свист. За ними широким размашистым шагом скользил по снегу Карно.

- Что же это вы, на прогулку и без меня?

- А то часто ты с нами на прогулку ходишь. – насмешливо отозвалась Истрил.

- Ну часто-нечасто, а за городок могли бы и позвать. – Карно состроил обиженную мину, что, зная его должность и учитывая его внешность, было довольно смешно. – И куда это мы направились?

- Ну так присоединяйся. А куда – пока сами толком не решили. – ответил Ольт. – Может к Лысому холму сгонять?

Лысый Холм представлял из себя небольшую сопку, стоявшую где-то в километре от Карновки, и был и в правду с лысой верхушкой на которой не росли даже кусты. Он стоял недалеко от дороги и поэтому там был установлен пост охраны. До него можно было добраться по хорошо наезженному зимнику, а можно было пробежаться напрямик через хорошо прореженный летом лесок. Дерево с него шло на нужды городка и все деревья шире обхвата пальцами двух рук были вырублены. Оставалась только молодь на вырост, которая не представляла собой серьезной преграды.

Хорошо накатанная дорога была не интересна детям и после недолгого раздумья вся четверка пошла по целине, благо снег скрыл и убрал все мелкие недостатки, присущие лету. Ни тебе буреломов с непроходимыми чащами, заросшими диким виноградом и лимонником, ни обрывистых оврагов с крутыми склонами, где могло прятаться разное зверье. Летняя вырубка не просто хорошо проредила когда-то дикий лес, но и превратила его в какое-то подобие парка, куда летом жители Карновки с охотой выезжали на барбекю и шашлыки. К стыду Ольта он был единственным, кто запыхался, когда они добрались до Лысого Холма. Карно и Истрил даже не вспотели, с детства привыкшие ходить на лыжах по зимнему лесу, а Оли умудрялась еще и описывать вокруг них круги, чем очень недоволен был Лако. Он мог бы идти и по лыжне, оставляемой за собой взрослыми, но медвежонок, недовольно ворча, упорно барахтался в снегу, стараясь не отстать от своей юной хозяйки. Местные медведи, как и земные, зимой заваливаются в спячку, но медвежонок, живя с людьми, нахватался и их дурных привычек и ни в какую не желал следовать медвежьим законам. А может и не знал, что нормальному воспитанному медведю полагается зимой заваливаться в берлогу. Как бы там не было, но сейчас он послушно повторял за Оли все выкрутасы ее затейливого пути и, хотя он недовольно отфыркивался, особенно когда снег попадал ему в нос, было видно, что доволен этой новой игрой.

На подступах к Лысому Холму их встретили дружинники. Два воина, одетых по-зимнему в шубы, которые были просто накинуты поверх доспехов и которые если что можно было легко сбросить, ожидали их прямо на дороге. Обычно на посту находился один десяток, который сменялся ежесуточно. Четверо дружинников находились постоянно на вершине сопки, оглядывая окрестности, а шестеро, разбившись попарно, уходили в передвижные дозоры. Сейчас воеводу со спутниками встретил такой дозор. Увидев, что перед ними сам воевода, они молодцевато доложились, что на вверенной им территории ничего неположенного не обнаружено, дежурство проходит нормально. Карно их выслушал, а затем взмахом руки отпустил их дальше нести службу. Те браво развернулись и пошли дальше по дороге. Их задачей было пройти еще метров триста до первого поворота и потом развернуться обратно, а путники стали взбираться на холм.

Склоны были пологими и не представляли большого препятствия, однако Ольт, забравшись на вершину, немного запыхался. У землянки, расположенной на самом верху, стоял очередной дозорный, наблюдая за окрестностями. Он было хотел подбежать к ним, но Карно махнул ему рукой, отгоняя того обратно на пост, все равно он тут не с проверкой, а просто решил прогуляться. Ольт же в это время стоял, опираясь на чудом сохранившееся здесь чахлое деревце и старался отдышаться. Все-таки он переоценил себя, но был доволен. Не нагрузив себя, как бы он узнал, на сколько далеко продвинулось его выздоровление? Глубоко и размеренно дыша, он в то же время не забывал осмотреться вокруг. Красота простиравшейся вокруг местности завораживала своей красотой. Далеко, до самого горизонта простирался лес, укрытый сейчас белой шубой из снега. На востоке, где находились найденные залежи железа, равнина плавно переходила в сопки, а еще дальше, уже на грани восприятия зрением, начинались уже хоть и не высокие, но вполне настоящие горы. Старожилы говорили, что дальше за горами находится море, но никто его не видел. Разве что купца, которые изредка заезжали в Узелок и привозили из-за гор соль и различные заморские товары. На западе находился город Узелок, а за ним простиралось неизвестно на какое расстояние бывшее королевство Эдатрон. На севере когда-то находилась граница с северными княжествами, которые постоянно совершали грабительские набеги на своего южного соседа или рубились друг с другом, в один отвратительный день вдруг объединились и все сворой пошли уже не грабить, а завоевывать и их сил хватило захапать половину королевства. Так что никакой границы уже не было, и вся эта территория вместе с населением считалась подвластной Северному Союзу. Другую половину прирезало себе Империя Венту, которая находилась к югу от Эдатрона и под шумок решила, что будет справедливым, если и ей достанется немного от щедрот раздираемого внешними и внутренними распрями королевства.

Преодолевая сопротивление остатков эданской армии, где-то на середине несчастной страны и встретились две силы. После долгих переговоров, королевство было поделено на две части и заключено шаткое перемирие, которым были недовольно обе стороны. Каждая считала, что соседу достался кусок получше и пожирнее, но оба войска были измотаны упорным сопротивлением эданцев и требовалась передышка. Империя Венту и Северный Союз торжественно заключили вечный и нерушимый мир, держа за спиной кинжалы и ожидание новой беспощадной войны витало в воздухе. Хуже всех в этом случае приходилось эданцам, так как народу, разделенному на две части, пришлось бы воевать с друг другом, подчиняясь своим новым хозяевам. Размышления все еще тяжело дышащего Ольта прервал Карно.

- Что, парень, тяжко на горку взбираться? – немного насмешливо спросил воевода.

- Не тяжелее, чем рубиться с врагом. Честно говоря, я рад, что хоть так могу. Кому-то вообще уже никогда не подняться ни на эту, ни на какую другую.

- Это – да. – помрачнел Карно. – Жалко, какие мужики были. Одно утешает – они погибли, как настоящие воины

- Кстати, все хочу спросить, как там на болоте дело закончилось? А то вы все молчите.

- Да ты же все лежал, в начале вообще, как бревно, а потом, когда немного оклемался, Истрил запретила об этом говорить, чтобы не тревожить. Все ждали, когда ты сам об этом заговоришь.

- Ну вот я и заговорил. Что там с наемниками и самим управляющим сделали?

- А что с ними? – переспросил Карно и пожал плечами. – Получили заслуженное. Мы снарядили шесть лодок и пустили вокруг острова. А в лодки по пяток лучников посадили. Наемники там нашли малость камыша и уплыть хотели. Не все, плотиков-то всего три штуки получилось и то на одном всего по три человека уместилось. Ну наши тем, кто уплыть на плотиках из камыша попытался, малость помогли… уплыть на дно. Остальные в центре острова на холмик забрались, типа круговую оборону затеяли, так тех и не тронули. Хотя молодежь и рвалась их оттуда сковырнуть, да я не разрешил. Зачем, если они там с недельку посидели, а когда последний сухарь доели сами захотели сдаться. Даже управляющего связанным притащили, этого… как его там… Свано Чужого.

- А ты?

- А я управляющего взял, чтож не взять, если сами предлагают, а им сказал, что если смогут с острова выбраться, то я им мешать не стану. Даже лодки со стрелками убрал. Хотя на берегу пару постов оставил. Да только зря, никто с острова за три седьмицы так и не прибыл. Скорее всего все там и передохли. Сам знаешь, вода там болотная, гнилая – чистая отрава, живности нет никакой, а у них если и было что пожрать, то может дня на два.

- Мда, не слишком жестоко?

- В самый раз. – челюсти Карно сжались, лицо закаменело. – Выпускать в наши леса баронов, хотя их к тому времени только один и оставался, с этими волками… Опасно это. Они такого натворить могут, что не дай Единый. Это были не наши домашние бароны, которые тоже не ягода лесная. Эти волки с самого дальнего севера пришли именно грабить и убивать.

- Ну и Единый с ними. Собакам собачья смерть. А с управляющим что?

- Это ты у Истрил спрашивай.

- Мама? – повернулся к Истрил, которая подошла к ним и молча слушала их разговор.

Та грустно улыбнулась и погладила его по голове.

- Убила конечно. Столько злости было… За Арнольта, за тебя… Думала, что живьем буду шкуру снимать и солью посыпать… А потом… потом поняла, что мужа этим не вернешь, да и ты быстрее на ноги не встанешь от того, что я его буду мучить. Убила, просто из лука застрелила.

- Ребята еще потом и голову отрезали и бросили в лесу. Падальщикам тоже что-то есть надо. - добавил Карно.

- Ну чтож, умер Максим, ну и хрен с ним. Только, не знаю говорил ли тебе кто-нибудь про деревеньку одну. Там у управляющего хозяйство было и там же обретается человечек один интересный, так сказать личный палач и я думаю доверенное лицо Чужака.

- Знаю, - кивнул Карно. – Бенкас уже просветил. Деревня называется Лесовички, а человека Чужака зовут Крайно Хромой, по рассказам - тот еще зверь. Как раз еще и за этим в поход и идем.

- Ты его только не убивай сразу. Поспрашивай о том-сем, а лучше привези его сюда, в Карновку. Здесь мы его не торопясь, с чувством, толком, расстановкой распотрошим.

- Тебя послушать, так ты палач еще почище этого Хромого будешь. А насчет его, так и быть, привезу тебе подарочек.

- У Свановильта Чужака еще дети оставались. Кажется, дочка и два сына. Не знаешь, что с ними случилось?

- Сыновья, как узнали о вашей битве и смерти своего отца сразу кинулись к узелковской дружине. Хотели ее поднять и пойти мстить.

- А дружина?

- Ну ты же знаешь узелковских. Пока то, пока се… В общем тянули, пока старшой сынок не разозлился и не начал им морды бить, а потом еще и за меч схватился, ну и… Зарезали в общем их, обоих зарезали до смерти. Ну и дочку заодно, тем более, что та начала поносить всех словами всякими нехорошими. Не услышал бы сам, никогда не поверил бы, что рот человеческий может такие гадости выплевывать. Жена, та уже за компанию следом пошла. Я сам трупы проверял. Так что нет больше рода свановского.

Ольт покачал головой, это как же так могла ругаться дочка управляющего, что смогла поразить даже такого вояку как Карно, который уж наверняка за свои годы наслушался всякого. Точно наверно, еще та ведьма была. Но, как говорится, что бог ни делает, все к лучшему. Одной проблемой меньше.

Само-собой подразумевалось, что Ольт в поездку по графству не поедет. Считалось, что он еще не совсем здоров, хотя сам больной считал, что небольшая прогулка ему вполне по силам. Если бы это зависело только от него, то бы он рискнул, и даже готов был игнорировать все запреты Карно, но он знал, что против будет и Истрил, а это уже было серьезно и если она сказала, что он еще не выздоровел окончательно, то значит так это и есть. Даже самый последний вояка из карновской дружины, и самый зачуханный охотник или крестьянин из их городка упрется как бык, если услышит о запрете Истрил. А отправляться одному – и какой тогда в этом смысл? Так что Ольт давно смирился с мыслью, что в этот раз прогуляться не удастся. Поэтому он и вспоминал сейчас, не забыл ли чего сказать Карно.

- Хватит вам о делах, лучше посмотрите, красота какая вокруг. – вмешалась Истрил в их разговор.

Вокруг и в правду было величаво и спокойно, как в храме. Хотя, каково это - знал только один Ольт. Здесь-то он еще ни одного храма не видел. Была где-то в Карновке изба, которую, по просьбе жителей, выделили невесть откуда взявшемуся жрецу Единого, а где она и что там творится, было уже узнать недосуг. Не лезет в дела деревни – и ладно. Не то, что здесь церковь была отделена от государства, эти два образования вообще существовали отдельно друг от друга. Церковь здесь вообще вела себя как-то не по канонам, к которым привык Ольт по своей прежней жизни. Не организовывала преследования инакомыслящих, не звала людей в крестовые походы, дабы покарать всех тех, кто не верит в Единого. Она вообще признавала свободу вероисповедания и даже атеисты могли спокойно жить, не боясь, что завтра их сожгут на костре. Хотя, как понял Ольт уже давно, бог здесь был един во всех странах. Здесь в разных странах могли быть разные законы, но вера была одна. Может поэтому этот мир избежал религиозный войн. Дрались за богатство, за землю, просто за обиду и при этом все поклонялись Единому. Впрочем, Ольта мало интересовали вопросы веры, не мешают ему – и хорошо. Он даже пожертвовал немного денег жрецу на обзаведенье, когда как-то встретил того на улице.

С неба редкими снежинками начал бесшумно и плавно падать снег. Было так тихо, что слышно было как он поскрипывает под ногами застоявшегося караульного.

- Да-а, - с чувством протянул Карно. – Этого не отнимешь, красива наша земля.

- Кстати, насчет земли, - все не мог успокоиться Ольт, - а ты не думал, что будет дальше? Ведь ты понимаешь, что другие графы, а то и сам наместник, это дело просто так не оставят. Не боишься, что на эту землю придет войско графов?

- Как не думал, думал, но больше того, что будем давать отпор – ничего в голову не пришло. А ты, если спрашиваешь, небось тоже об этом голову ломал? Давай выкладывай, что там измыслил.

- Да думал конечно, времени, пока лежал, было предостаточно. – Ольт задумчиво глядел на то, как Оли смеясь уворачивается от Лако, обкидывая его снегом. Тот, привычно ворча, старался обхватить ее лапами и ловил пастью девчачьи руки и снежки. – Что давать отпор, надо в начале подумать – кому и как. Графа-то мы побьем, но тогда к нам с войной придут графы всей провинции. Сколько их там?

- В нашей провинции семь графств. В одном из них граф еще малец, совсем еще птенчик лет десяти, как… - Карно взглянул на Ольта и поперхнулся, - я хотел сказать…

- Да ладно тебе. – махнув рукой, улыбаясь проговорил Ольт. – Не отвлекайся.

- Там за графством присматривает княжеский опекун, он навряд ли втянется в войну. Ему бы дожить спокойно до совершеннолетия наследника, а там хоть птицы не пой.

Ольт уже знал, что если наследник, от графа начиная, еще не вошел в возраст, то наместник провинции, князь или герцог, назначает опекуна, который должен проследить, чтобы графство не ушло в чужие руки, и чтобы осталось целым и не разворованным. Обычно опекуны назначались из родственников наследника и, не замахиваясь на многое, только следили за порядком, самое главное не забывая отстегивать положенную долю в казну наместника. Вся их выгода заключалась в том, что они могли безбедно жить, пока у наследника не наступит совершеннолетие, а там или жди другой вакансии или живи из милости графа. И не дай бог, если с ним до наступления совершеннолетия что-то случится. Наместник может и спросить по полной программе. Поэтому никто из таких опекунов и не стремился к большему, все рано все их старания достанутся молодому графу, а так - только отдать налоги наместнику и, пока есть возможность, пожить в свое удовольствие на графские денежки.

- Еще двое уже стары. Им уже не о войнах думать надо, а как правильно распорядиться наследством и не дай бог что-то при этом потерять.

Ну да, война требует жертв. И хорошо, если только человеческих, а то ведь можно пострадать и материально. Хотя здесь можно посмотреть и с другой стороны. Ведь на войне можно как потерять, так и заработать. Здесь уже как удача повернется и насколько старикам нужны деньги.

- Остается четверо.

- Нам и троих достаточно будет. Но в любом случае, даже если допустить, что мы победим всех графов провинции, - при этих словах Карно хекнул неверяще, - что нам следует ожидать дальше? Я думаю, что дальше придет с войском сам наместник. Такого нам никто не простит.

- Вот. – Ольт поднял к небу указательный палец. – И что нас тогда ожидает?

- Пипец, как ты говоришь, нас ожидает. Хватит мне кровь пить. Ведь уже надумал что-то. Говори уже.

- Да все просто. Главное не пропустить приезда графа Стеодра. А как приедет, тут мы его и перевербуем.

- Пебере… перебе... певере… Тьфу, ты по-человечески сказать можешь?

- Это слово я услыхал от мудрейшего Архо Меда. Оно означает – заставить человека работать на себя.

- Да, так уж прямо граф и разбежался. Как же ты его заставишь? Бить его что ли?

- Нет, мы его уговорим.

- А-ха-ха! Ну ты меня рассмешил! Ты? Графа? Ха-ха! Ты меня так больше не смеши…

- Я не смеюсь. – Ольт серьезно посмотрел на Карно. – И тебе не советую.

- И как же ты это себе представляешь? – уже успокаиваясь спросил воевода.

- Добрым словом, господин воевода, добрым словом. И еще кое чем. А вот насчет этого кой чего вечером поговорим.

Карно вздохнул, соглашаясь и стал нагибаться к правой лыже. Что ему там понадобилось осталось неизвестным, потому как на этом движении пушистый снежок влепился в выпяченный зад Карно, который от такой наглости оторопел и только беззвучно открывал рот. Зато послышался другой голос, или вернее голосок.

- Ой! Я не хотела! Я в Ольти метила.

Заразительно веселый смех Ольта и Истрил раскатился по вершине холма, через минуту к ним присоединился бас Карно и звонкий переливчатый колокольчик смеха Оли, а Лако, извалявшийся в снегу по самые уши, задорно поднимал лапы и ревел что-то своим, пока еще тонким, медвежьим голосом. Даже невозмутимый караульный улыбался сквозь усы.

Глава 11

Через два месяца Карно вернулся из рейда по землям графства усталый, но довольный. Тут любой устанет, мотаться по лесному краю с его непроходимыми чащами и буреломами, когда не то, что дороги не видно, даже тропинки нет – это работенка не для каждого. А довольный… Так домой же приехал, выполнив все что наметил и даже то, чего и в планах не было. Так, на обратном пути, разгромили одну шайку разбойников. Впрочем, сказать, что разгромили – это будет слишком громко, да и разбойнички оказались так себе.

Все умные разбойники давно уже поняли куда ветер дует, и кто нанялся в карновскую дружину, кто, получив положенный золотой, сел на землю. Ведь в сущности, все они были крестьянами, которых нужда заставила взяться за разбойничий кистень. Все настоящие душегубы шли в баронские дружины. Так и тут собрались мужички из одной разоренной деревеньки и пошли на большую дорогу. Где прятались эти неудачники, что не знали об изменениях, происшедших в графстве, то знали только они сами, но факт остается фактом. И как до них не дошла весть, что их барона, который оказался одним из тех, кто попал на зубок Карно, уже нету в живых, то опять-таки покрыто мраком неизвестности. Видно забурились в самую непроходимую чащу и прятались там, ничего не слыша и не видя, лишь изредка делая вылазки для добычи съестного. Кушать-то хочется, а тот, кто напал на их деревню, разорил ее подчистую, забрав даже заготовленный корм для коз. Увидев вооруженных дружинников, они просто побросали свои дубинки и попадали на колени. Со страху попутали карновцев с баронской дружиной. Наверно в душе еще радовались, что в любом случае такая полуголодная жизнь и сопутствующие им мучения тем или иным образом кончается. Но убивать их Карно не стал, только сокрушенно покачал головой над их вооружением и забрал их с собой.

Провел ревизию всего графства, выяснил, какие деревеньки еще более-менее живы, а какие уже готовятся к голодной смерти. О сборе налогов, мыслишка с которой Карно и шел в этот поход, больше и не помышлялось. Скорее тут надо было думать, как бы население графства и вовсе не вымерло. Кое где в деревнях оставались от трех до пяти семей, не имеющих шансов дожить до зимы. Лица карновских дружинников каменели в бессильной ярости, глядя на такую нищету. Они-то стали уже подзабывать о таком, живя в сытой и довольной Карновке. Посмотрели, чем и как живо население графства и потом уже прямым ходом домой и только домой. Соскучились малость по нормальной жизни.

Самому Ольту ничем таким примечательным зима не запомнилась. Разве только тем, что мужики на ближайшей сопочке устроили ледяную горку для покатушек детворе, да и сами не брезговали скатиться пару раз для веселья, причем всей семьей, с женами и детишками. Ольт тогда «изобрел» самые обыкновенные санки. А то местные катались на старых шкурах. Вместимость может и побольше, да вот скорость и управляемость местных фанатов бобслея была никудышней. А через неделю уже в каждом дворе появились низенькие лавочки на лыжах-полозьях. Полезной оказалась придумка, особенно для охотников, которые со снегопадом отправились на зимний промысел зверя. Удобно охотничье снаряжение тащить, да и добычу домой отволакивать. А то раньше все волокушей обходились. Вот так на голом месте и сам, того не желая, напрогресствовал. Ольт тоже сходил на охоту, не столько ради шкур, сколько для того, чтобы лишний раз потренироваться в стрельбе из лука. Понравилось. А там и Карно вернулся. Причем подоспел как раз к празднику окончания зимы.

Уже лет пятнадцать, как этот праздник не справлялся, но жители Карновки его возродили. Так что у Карно был повод радоваться вдвойне. Все, что было задумано, то было им со всей старательностью и рачительностью настоящего хозяина исполнено. Очень помогла деревенская почта. Откуда и как крестьяне какого-нибудь медвежьего угла узнавали о том, что творится в графстве, то точно неизвестно. Но то, что воеводу Карно Черномора уже знали и ждали во всех деревнях графства, то известно было доподлинно. Везде его встречали, без всяких сомнений и колебаний, именно как хозяина. Но и новый владетель не оплошал. Вместе с ним, в рейде участвовал продовольственный обоз, под руководством Кромбо Дильта и состоящий из пятнадцати саней, загруженных в основном зерном, картофелем и кой какими теплыми вещами. Картошки было не очень много. В основном она развозилась, чтобы показать людям, что это такое и как ее употреблять, а массовые посадки ожидались в следующем году. Главное, чтобы люди знали, а то до этого крестьяне относились к картофелю, как к господскому баловству и не то, что на знали, как ее есть, но и не видели воочию, как она растет и поэтому даже не покупали ее. Для этих целей войсковой повар в каждой деревне готовил обед в двух больших пяти ведерных котлах, один из которых скармливался крестьянам. И тут же воины-обозники объясняли, как картошку сажать и как за ней ухаживать.

Раздавали самым нуждающимся теплую одежду и зерно. Понятно, что всех облагодельствовать не получится, но такой задачи и не ставилось. Лишь бы никто не умер с голоду и от холода в ближайшее время. Кромбо вел учет по деревням: количество семей без кормильцев, сколько семей не надеются пережить зиму, сколько вообще едоков, не могущих прокормить себя. Всех нуждающихся вносили в списки, этот список выдавался старосте и обязывал его снарядить обоз в Карновку и там по этим спискам получить все необходимое, благо Брано был предупрежден. Короче работенка была еще та, тем более что поначалу дружинники вели себя как-то растерянно и иногда просто не знали, что делать и как себя вести.

Всю жизнь жить с меча, брать, ничего не давая взамен, кроме возможности жить – это было по-воински. А тут вдруг - раздавать, просто раздавать, ничего не требуя и не прося. Непривычно, непривычно и приятно, когда тебе искренно благодарят люди, которые уже свыклись с ожиданием смерти. Многие вояки, который пришли в дружину просто заработать, призадумались. Так что обратно в Карновку полусотня вернулась с кардинально переменившимися взглядами на народ, армию и свое личное место в этом мире.

Встретили дружину, о приходе которой жители Карновки были оповещены заранее дозорной службой, торжественно, с почетом и народными гуляниями. На площади и близлежащих улицах были расставлены накрытые столы с чашками, плошками и кружками, заполненные тем, что не требовало подогрева. А горячее ожидало своего часа и томилось в огромных котлах на разведенных чуть в стороне от готовящегося пиршества кострах. Там же над углями вертелись туши баранов, свиней и как венец всего этого праздника желудка на самом большом вертеле красовалась и капала жиром в шипящий огонь туша целого быка. Тут и там стояли различные качели, карусели и помосты, на которых приехавшие со всей провинции потешники, давали свои представления. Короче, к двойному празднику Брано и жители городка подготовились вполне достойно.

Карно с дружиной встречали как графа и владетеля всех окрестных земель, впрочем, по факту он им и был. Все уже были в курсе дел дружины, возглавляемой им, поэтому восхвалений он получил столько, что хватило бы на троих графов. Причем они были произнесены искренне и от чистого сердца. Свою долю почестей получила и бывшая с ним полусотня, и Дильт со своими обозниками и даже кучка испуганно толпящихся за их спинами вдов и сирот, которых Карно притащил с собой, так как оставлять их в родных деревнях, это означало оставить их на голодную смерть.

Кто по-настоящему был огорчен такой встречей, так это пленные разбойники, которые решили, что весь этот шум по их головы и народ собрался смотреть на казнь. Впрочем, по поведению и разговорам окружающих они быстро поняли, что к чему, тем более, что дружинники сразу же отвели их в тюрьму. Да-да, и такое строение появилось в Карновке, когда несколько недавно приезжих мужиков напились пива в трактире у Вьюна и не захотели платить. Ну вот не было у них денег, а выпить хотелось очень. Кончилось все тем, что мужиков повязали и Брано, по совету Ольта, определил им по седьмице штрафных работ, которые заключались в чистке уборных по Карновке. Но пришлось срочно строить тюрьму, благо бревна были заготовлены. Так что теперь в Карновке, как в любом уважающем себя поселении, была и своя «холодная», которая состояла из двух камер – общей и одиночки. В основном в остроге, как сразу же окрестили местные тюрьму, обитали пьяницы и дебоширы, отрабатывая свой хлеб на работах по благоустройству и процветанию Карновки.

После торжественной части по встрече своих воинов, когда Брано от лица встречающих и Карно от лица встречаемых отбарабанили по положенной им речи, началась неофициальная сторона знаменательного события, когда все перемешались в радостных разговорах и обнимашках. Ну а затем конечно – за стол. Гуляли, как обычно три дня, причем даже ночью по городку ходили толпами и горланили песни все никак не хотевшие униматься жители Карновки. Зима же вокруг. Осенние работы давно уже закончены и даже позабыты за давностью, а весенние еще не начались. Для крестьян, которые были основным населением городка, самое раздолье. Весна уже не за горами, потом начнется тяжелый беспросветный труд, вот и спешили трудяги нагуляться впрок.

Но это не касалось дружины, служба должна идти независимо от времен года, и естественно ее верхушки. Поэтому уже на второй день Карно и все сотники собрались в доме воеводы. Вояки натаскали с общинного стола блюда и закуски, так что стол несколько беспорядочно был завален кусками мяса и караваями хлеба, плошками с соленой черемшой и медом, лесными ягодами и орехами, и прочими таежными дарами и все это безобразие венчала бычья нога, преподнесенная воеводе крестьянами Карновки. Такое обилие еды, да еще в конце зимы, было когда-то невероятной картиной для местных, а сейчас смотрелось вполне обыденно и никто не глотал голодную слюну и тем более не нормировал съеденное. И такое сегодня творилось в каждом доме Карновки. Ольту и Карно было чем гордиться. Крестьяне всего графства в этот год были избавлены стараниями этой парочки от голода и холода. Может кто-то в глухой деревушке и ел похлебку из зерна, заправленную только каплей маслица, но он ел. В прежние времена он питался бы корой с деревьев, если бы уже не сложил зубы на полку. А наступивший уже новый год обещал быть совсем уже сытным, так как воевода обещал дать зерна под посадку и картофеля, этой новомодной забавы богатых людей. Как водится, в кампании настоящих мужчин в начале трапезы все налили по хорошей кружке спотыкача и выпили. Затем хорошо подчистили все то, что лежало на столе. Когда в первом приближении пригасили чувство голода, Карно отставил в сторону кувшин со спиртным и отодвинул от себя тарелку с мясным ассорти. Пятеро сотников последовали примеру своего воеводы. Да, пока воевода гулял где-то по просторам графства, в карновской дружине стало на одну сотню больше и обозная полусотня возросла до полноценной сотни. Соответственно и Кромбильт Дильт вырос до сотника. С его представленья и начал Карно совет. Заодно был представлен и сотник новой четвертой сотни Пинто Лесовик. Всем они были хорошо знакомы, и воевода просто представил их в новом качестве.

Покончив с формальностями, перешли к делам насущным. Сотники доложили о количестве наличного состава, о вооружении. Тут стоит сказать, что слово «десяток» или «сотня» не было обозначением числа воинов, находящихся в данном образовании. Например, в десятке могло быть и восемь человек и двенадцать. Это же касалось и сотни. Эти слова просто обозначали подразделение. Как уж там внутри них поделятся воины по специализации, то пусть голова болит у самих десятников и сотников.

Обычно десяток состоял из трех тяжелых пехотинца-копейщика, вооруженных длинными увесистыми пиками и большими ростовыми щитами, при желании полностью укрывавшим воина своей защитой, три мечника, имеющих на вооружении мечи типа каролингских, слизанными Ольтом из своей памяти, и щиты поменьше, чем у копейщиков, но тоже вполне достойными, чтобы встать с ними в стенку. Ну и как вишенка на торте эту своеобразную пирамиду венчали четыре лучника, совмещающих в себе еще и функции легкой пехоты. У них были легкие кулачные щиты, с которыми в строю делать было нечего, но он идеально подходили для индивидуального боя и не мешал действовать луком, основным оружием этого рода войск. Для ближнего боя они носили кроки, это изделие местного военного гения.

Крок представлял из себя широкое, хищно изогнутое, лезвие с односторонней заточкой длиной сантиметров пятьдесят-шестьдесят. Наверно ближе всего к нему подошло бы сравнение с абордажной саблей, но все-таки это был меч с широкой, закрывающей весь кулак гардой, и которым можно было наносить как рубящие удары, так и колющие. Незаменимое оружие для ближнего боя. Кстати, кроки висели и на поясах копейщиков и мечников, как второе оружие. Еще все воины имели на вооружении по три пилума, дротика для метания с длинным тонким наконечником из сырого железа. Такой дротик мог пронзить врага, незащищенного тяжелым доспехом или попадая в щит, висел и оттягивал его к низу, не давая врагу толком обороняться.

Впрочем, этот мир еще не знал, что такое рыцарские латы. Верхом военной мысли было кожаный доспех, усиленный в наиболее опасных для жизни местах железными пластинами, да и то только у знатных дворян. Так что карновский дружинник в своем кожаном доспехе, обшитом железом спереди и сзади, по оснащению тянул как минимум на барона, а если взять еще и вооружение, то выглядел вообще местной машиной смерти. Не было в этом мире еще так много железа.

Если в десятке появлялась лишняя боевая единица, то десятник сам смотрел, куда ее пристроить, чаще всего исходя из личных пристрастий воина. В основном сотни были обеспечены вооружением, немного не хватало кроков для копейщиков, но это было не критично, а также щитов для них же. Оружие ковалось, уж чего-чего, а металла в Карновке хватало. Таким образом в городке, в который превратилось бывшее поселение разбойников, вооружение своей дружины стало основным направлением. За него хорошо платили и власти, и сами воины. Поэтому Карновка все больше и больше превращалась в город оружейников и даже появились свои специализации и отрасли. Так образовались целых шесть семейств, которые делали щиты.

Конечно тут не обошлось без одного шустрого мальчишки. У Ольта просто сердце кровью обливалось, когда он видел местные убожества, называемые щитами, но как-то все было недосуг, а тут вынужденное безделье просто заставило его взяться за вооружение вплотную. Ну и конечно щитам он тоже уделил внимание. Для этого ему пришлось познакомиться с семьей бочаров, которая когда-то была выкуплена Бенкасом в Узелке. Надо сказать, что продукция их была востребована в Карновке, но много ли надо времени, чтобы насытить рынок пусть и большой, но деревни. Что-то еще уходило, что-то покупали приезжие, но застой в делах уже маячил на горизонте. И тут появился этот змей-искуситель в оболочке серьезного мальчишки и предложил им делать щиты. С одной стороны, где они - бочки и где щиты, но мальчишка был деловит и настроен решительно, хотя если бы не близость к Карно, о которой не знал только слепой и глухой, то еще неизвестно, как долго бы он летел от пинка в тощий мальчишеский зад, но скрепя сердце глава семьи согласился изготовить один щит по чертежам Ольта. Так и договорились, от Ольта рисунок щита, от мужика материал и работа. Прибыль пополам. Честно говоря, плевал Ольт на прибыль, но, во-первых, он всегда придерживался принципа, что любой труд должен быть оплачен, а во-вторых должен же он как-то заинтересовать и расшевелить этих мужиков-тугодумов.

Что представляли из себя щиты до того, как за них взялся Ольт? Три, редко четыре, трех-четырех сантиметровых доски, вырезанных из дуба или вяза и сколоченных вместе. А там уже что получилось, то и получилось, как по размерам, так и по весу. Тяжелое и довольно неповоротливое изделие, при удачном попадании мечом или топором вдоль волокон древесины, раскалывающееся пополам. Таким щитом можно было кое как прикрыться от стрел и использовать в бою, как прикрытие от ударов мечом. Но ведь при умелом использовании щит – это еще и оружие, которое тоже можно и нужно использовать при умелом владении. Ольт показал на рисунке, как складывать тонкие деревянные пластины, как соединять слои между собой, строго соблюдая направление волокон древесины, как придавать форму и где, и как устанавливать умбон. Получалось что-то вроде многослойной фанеры. По краям, чтобы изделие не расползалось, оно оббивалось по краям железной или медной полоской. Такой щит не только выбрасывался после первого же боя, как зачастую поступали местные воины, но и выдерживал тяжелую схватку и даже поддавался ремонту, после которого был опять готов к бою.

Короче первые три щита, один скутум, один средний и один баклер, он купил сам, естественно за вычетом своей выгоды и притащил их домой. Три дня они с Леко, которого тоже из-за незаживших ранений не взяли в поход по графству, тренировались дома во дворе, чтобы убедиться в надежности нового щита. В напарники ему Ольт поставил Тринвильта, который был в курсе происходящего. Через три дня были готовы еще три щита, а вояки научились не только прикрываться, но и нападать, зачастую действуя одним только щитом. Конечно до полного владения искусством защиты им было, как до луны пешком, но какие-то основы они получили. Что и доказали, когда притащили все хозяйство на тренировочный полигон дружины. Там как раз проводила строевые занятия третья сотня.

Узнав о новых щитах, им выделили один десяток, отправленных на испытание новых щитов Хуго Ножом, сотником, который в тот день командовал на полигоне. Ольт не вмешивался в сам показ нового девайса, только смотрел. Ему в самом деле было интересно, ведь одно дело знать что-то в теории, и совсем другое видеть это что-то воочию. Тем более интерес был далеко не академический, а самый что ни есть практический, так как пользоваться новым щитом придется и самому, причем в самом настоящем бою. В начале Леко и Тринвильт встали плечом к плечу и закрылись башенными щитами – скутумами. Против них встали четверо лучников, но парочка опустила щиты на землю и полностью спряталась за ними, что было честно говоря нелегко для двух не самых маленьких воинов. Каждый лучник выпустил по пять стрел без наконечников, они старались попасть в незащищенные места, но таковых не оказалось. Затем, договорившись, что атаковать будут друг друга только с фронта, на новоявленных испытателей пошла в атаку шестерка воинов, трое с пиками без наконечников и трое с деревянными мечами. Пилумов кидать не стали, а сразу пошли в ближний бой. Леко с напарником подняли щиты и пошли навстречу, причем с каждым шагом все убыстряя свой ход. Противоборствующие им воины не ожидали такого и замешкались, копья их соскользнули куда-то вбок с округлых боков скутумов, которые тут же с разбега в них врезались. Сразу двое дружинников от удара полетели на землю, а остальные старались достать противников, который как за крепостной стеной прятался за своей защитой, да еще и огрызался оттуда и довольно эффективно. После десяти минут бесполезного махания деревяшками признали ничью, хотя Ольт считал, что Леко с Трини выиграли уже только потому, что целых десять минут продержались против более многочисленного противника.

Ну а потом были испытания на прочность. Подвесили старые и новые щиты на вкопанные торчком бревна, которых на тренировочной площадке было достаточно много и которые служили тренажерами для отработки ударов, и стали лупасить по ним со всей силы уже боевым оружием. Ольт подождал, когда старые щиты разлетятся в щепки и остановил испытания. Новые щиты потрепанные, но в достаточно целом виде, испытатели утащили с собой. Ольт был доволен. Его вполне устроил результат произведенных испытаний. Но в мастерской мастера-щитовика, как теперь отныне громко называли бывшего бочара, следовало еще раз осмотреть нанесенные повреждения, определить их характер. Короче работы было еще не просто много, а очень даже до фига. Постепенно к первопроходцам присоединились и остальные бочары, оставив основной заработок, как побочный, и в плотную занялись щитами. Среди них появился даже один кузнец, который по квалификации не дотягивал до мастера-оружейника, но его мастерства вполне хватало делать умбоны и железную окантовку для щитов, которые набирали всю большую популярность.

Особенно, когда через месяц тренировок Леко с Тринвильтом провели показательные выступления. Больше всего всех впечатлили упражнения со средним щитом, которыми предполагалось вооружить меченосцев, когда в ряды воинов вначале крутящимся диском влетает щит, а вслед за ним в образовавшуюся прореху врывается воин со скутумом, просто и незатейливо тараня и сбивая с ног всех, попавшихся на пути. И это были самые безобидные фокусы со щитом. Остальные трюки Тринвильт с Леко показывали индивидуально один на один, особенно бой со щитом, но без меча, для лучшего исполнения и контроля над собой. И все равно несколько человек не досчитались потом зубов, но никто не обижался, наоборот старались быстрее перенять новые приемы, которые дадут лишний шанс выиграть битву, а значит остаться в живых.

А когда Леко с Тринвильтом устроили показательный бой с баклерами и кроками в руках, то сбежалась чуть ли не вся Карновка. Чем не цирк? Короткие, слегка изогнутые, мечи позволяли фехтовать, а не тупо рубиться тяжелым железом, а баклеры расширяли диапазон действий бойца, позволяя пускать в ход острый умбон или удар ребром щита в голову, как большим и эффективным кастетом. Легкое вооружение и немалая выносливость бойцов позволяли им прыгать, бегать, кувыркаться, наносить неожиданные удары ногами и самим тут же уходить от встречных ударов. Этот бой Ольт ставил именно, как показательное выступление, то что не обязательно, но к чему следует стремиться, и просто показать, в основном остальным дружинникам, на что способен человек вооруженный хорошим оружием, а то до многих воинов до сих пор не доходило, что новое – это не обязательно плохо и бой - это не просто так, кто дольше простоит под градом ударов и кто посильнее ударит. Нет, конечно, это тоже имело значение, но главное - это искусство боя. И Леко с Тринвильтом это показали. Длилась их показательная схватка около пятнадцати минут, чего в реальном бою конечно же быть не могло, но впечатлений и размышлений оставила надолго. Просто каждый из бойцов показывал все, что сумел выучить за столь короткий срок, и так как оба они были ну очень хорошими бойцами, то и показать смогли немало. Воины дружины были настолько впечатлены увиденным, что мастера оказались засыпанными заказами. Удивила Ольта Оли, которая ходила после выступления Леко с Тринвильтом задумчивая и непривычно тихая, а ближе к вечеру заявила Ольту со всей своей девичьей непосредственностью.

- Я тоже хочу показательные выступления.

- Не понял.

- Хочу, как Леко с Тринвильтом уметь. И выступать хочу, чтобы все видели.

Ольт с интересом смотрел на девчонку. Надо же сколько тщеславия в этом гибком вертком теле. И почему он думал, что у девочек это проявляется по-другому? Правильно Карно говорил – пацан с …, короче с девчачьим внешним половым признаком. Это хорошо еще, что грудь пока не выросла, а так пацан пацаном. И одевается соответственно, признавая платья только в торжественных случаях. И ведь не отстанет теперь.

- Хорошо, будут тебе показательные выступления, только уговор – не плакать потом.

Девчонка на это только фыркнула. Ну да, она может заплакать, да и то от бессилия, но просить пощады… Это не к ней.

- И еще одно, выступление будем делать к празднику окончания посева. Так что времени у тебя где-то около двух месяцев есть.

Кстати насчет местного календаря и вообще сроков и времен года. Ольт просто не заморачиваясь уже автоматически переводил в уме местные понятия на понятный ему язык. Например, май в местном языке звучал как «время, когда пора высаживать хлеб», или март поэтически назывался «временем, когда после долгой зимы из-под снега появляются первые вестники весны», цветы значит, обыкновенные подснежники, а километром он называл местную меру длины, которую можно было перевести как «четыре полета стрелы, выпущенной в чистом поле». И по местным же понятиям у него уже тринадцатое «воскрешение природы от зимнего сна», совсем взрослый, однако. Во всяком случае – почти. Еще три «воскрешения», и он станет совершеннолетним, то есть может жениться и завести свою жену и хозяйство, или вступить в наследство. Но пока это не к спеху, а с Оли договорились о тренировках, которые и так проводились постоянно, но были так сказать общефизическими и проводились вместе со всей толпой. Сам Ольт уже не бегал с малой дружиной, сплавив эту обязанность на Тринвильта. А вечерами в своем сарае они проводили еще одну тренировку, только для избранных, где Ольт учил всяким специфическим вещам, залегендировав их подготовкой ниндзя. Теперь же они были направлены именно на постановку представления, которым надеялись всех поразить. Сам Ольт чувствовал себя уже вполне сносно. Сил еще было маловато, но гибкость и скорость никуда не делись.

Совещание командного состава карновской дружины продолжалось и встал вопрос о коннице. Личный состав ее наконец набрали и Бенкас всю зиму небольшими партиями пригонял для них нормальных лошадей. Обошлось это в немалую копеечку, но теперь вопрос стоял в вооружении. Пока всадники находили общий язык со своими питомцами и учились держаться в конном строю, их начальство ломало голову, чем же их вооружить. Вот не имели раньше лесовики кавалерию и потому не знали ни как она должна быть снаряжена, ни как она должна действовать и чего вообще от нее можно ожидать. Конечно многие из вояк служили и помнили еще времена, когда Эдатрон был государством, но и в те времена конница была чисто дворянской привилегией и была просто сборищем знатных фамилий и которое коней использовало в основном для передвижения и догонялок бегущей пехоты.

Никакого построения, кроме как толпой, они не знали и так беспорядочной лавой и неслись в битву. Страшное зрелище для неподготовленного человека, особенно для одинокого пехотинца в чистом поле. Все вояки однозначно высказывались в том смысле, что пехота против конницы не выдюжит. За счет этого и выигрывались битвы, и конница была в непререкаемом авторитете. Единственным утешением служило то, что конницы было мало и не в каждой битве она участвовала. Набрать достаточное количество всадников для лавы было еще той проблемой. Конечно случались и конные бои, но все опять-таки сводилось к беспорядочной рубке. Та же свалка, только на конях. Кто кого пересилит.

Никто не знал и даже представить себе не мог, что случится с конницей, если всадники нарвутся на строй пехоты, вооруженных длинными пиками. Не выработала еще местная военная наука методов борьбы с конницей, да и самой такой науки еще не было. Каждый воевал в основном как бог на душу положит. Поэтому и всадники были вооружены, кто на что горазд. Конь был скорее признаком богатства и статуса, чем необходимой боевой единицей. Имеется в виду настоящий скакун, специально выращенный только под седло для благородный задницы, свысока поглядывающий на своих заморенных низкорослых крестьянских собратьев. Спор сотников продвинулся до вооружения конников и на нем и застопорился. Одни предлагали копья и длинные мечи и тут же приводили вполне резонные доводы, другие предлагали вооружить всадников дротиками и легким мечами, приводя не менее убийственные резоны. Карно сидел молча и не вмешивался в спор. Он просто смотрел как горячатся сотники и только задумчиво барабанил пальцами по столешнице. Неизвестно, сколько времени это продолжалось бы, но воевода развернул свой единственный глаз к двери, прислушался, а затем ухмыльнулся.

Тихо! – его бас, хоть и искусственно приглушенный, сразу перекрыл грызню между воинами. – Кажется я знаю, кто поможет нам решить наш спор.

Сотники в начале удивленно воззрились на своего воеводу, а затем, заметив, что он делает, тоже прислушались к закрытой двери. Там явно слышался какой-то шум. Приглушенный шепот, хихиканье наводили на мысль о детских проказах. Сотники, немного встревоженно навострившие уши, заулыбались и стали понимающе переглядываться. В какой-то миг шушуканье за дверью прекратилось совсем, а затем вдруг сменилось взрывом детского смеха и криков. Легкий топот в прихожей на мгновение прервался, открылась дверь и в столовую комнату, с лихорадочно блестящими от возбуждения глазами, вбежал Ольт. Увидев сидящую за столом столь представительную компанию, он приостановился в дверном проходе, но тут ж толчок в спину впихнул его в комнату, заставив, чтобы не упасть, волей-неволей пробежаться до стола. На его месте появилась веселая, с взлохмаченной от быстрого бега длинными волосами, Оли. Она тоже приостановилась в дверях, но затем вдруг взвизгнула и держась одной рукой за поджарую, еще по-детски худенькую попку, рванула к смеющемуся Ольту. А в дверях появился третий участник этой забавы. Ну конечно же это был Лако. Медвежата растут быстрее детей и сейчас он был уже не тем испуганным, жалобно скулящим, меховым комочком, с легкостью когда-то уместившимся на столе, а вполне себе такой упитанный юный медведь полутора лет отроду. Этакий бутуз, еще не пошедший в рост, но уже очень крепкий с явно видными в нем зачатками будущей величины и силы.

Увидев представительную компанию за столом Ольт постарался принять позу, приличествующую воину, но все его старания одним махом перечеркнула Оли, врезавшаяся ему в спину, и которая не ожидала, что напарник по играм столь резко остановится. Оба навалились на вовремя попавшийся на пути стол. Медвежонок же, увидев такую большую кампанию, столбиком присел у двери, вытянув вперед оживленно двигавшуюся туда-сюда пипку черного подвижного носа.

- Ой! Папка! – завизжала Оли, увидев Карно. – а мы думали, ты со всеми еще на площади. А мы в догонялки играем, там, где-то сзади еще должен Тринвильт быть. А что вы тут сидите? А почему вы молчите?

Карно, улыбаясь подхватил ее на руки и усадил на свои колени.

- Потому что ты не даешь нам и слова вставить. И хорошо, что вы сюда прибежали. Нам как раз Ольт нужен был.

Ольт же без церемоний схватил со стола кость с хорошим шматом мяса на ней, кинул ее Леко, который сразу же довольно заурчав, принялся за лакомство, а сам взяв из блюда еще один кусок жаренного мясо чуть ли не с таким же урчанием вгрызся в него. Услышав Карно, он кивнул головой, мол – слышу, и не переставая жевать, схватил хлебную горбушку. Сотники с веселым восхищением смотрели, как он смолотил мясо и одной рукой ухватил здоровенную ляжку какой-то крупной птицы, а другой деревянную ложку и потянулся к миске с черемшой.

- Люблю повеселиться, особенно пожрать. – между двумя укусами сообщил он смотрящим на него воинам.

- Да тебя убить легче, чем прокормить. – усмехнулся в бороду Карно. Он качал на одном колене дочку, пододвинув поближе к ней чашку с лесным медом. Но она, проигнорировав ее, и тоже показала на тазик с мясом. Постоянная физическая активность требовала соответствующей пищи, да и подсознательно обезьянничала за Ольтом. Она совала свой любопытный носик во все дела, чтобы он не делал и все старалась за ним повторить. Вот и сейчас, ухватив огромный мосол с мясом, который по большой отцовской любви выбрал и подал ей папочка, она с таким же урчанием впилась в него зубами. Ольт же, не переставая жевать, наставительно поднял обглоданную кость к потолку.

- У меня молодой растущий организм. Да еще после ранения. Мне надо много и разнообразно питаться.

Сотники во главе с воеводой рассмеялись. Не зло и насмешливо, а по-доброму, по-товарищески. Вообще отношение к мальчишке и раньше в дружине было особенное, не как к, по сути еще, малолетке. А после боя на берегу болота они вообще считали его членом своего воинского братства. Леко так вообще открыто относился к нему как к младшему брату и не дай бог кому-нибудь над ним посмеяться. Кулаки и умение ими пользоваться у него были на соответствующей высоте. Единственные, кто с ним еще мог как-то потягаться, были Карно да Кронвильт-кузнец, но те и сами могли за Ольта любому рога пообломать. Хотя никто не знал, на какие темы разговоры происходят по вечерам в каморке Ольта у него с Карно, все признавали, что в военном деле он что-то соображает. Правда относили это к тому, что Карно делится с ним своими задумками, не подозревая, что дело обстоит как раз совсем наоборот. Впрочем, обоих это устраивало как нельзя лучше, меньше слухов будет ходить. Вот и сейчас дружинники уставились на мальчишку, когда воевода, отсмеявшись и подождав, когда он дожует кусок мяса, добродушно спросил.

- А мы вот тут спорим, как нам конницу нашу вооружить. Может подскажешь что?

Вообще-то этот вопрос они с Карно уже не раз обсуждали. Воевода, до этого не имевший с конницей дел, в основном соглашался с доводами мальчишки, но еще сомневался в некоторых вопросах. Видно сейчас решил еще раз проверить свои сомнения в спорах с сотниками. Хотя со стороны это выглядело так, как будто воевода то ли в шутку, то ли всерьез решил доверить Ольту высказать свои собственные мысли.

- И что я могу подсказать таким бывалым воинам? – Ольт специально начал с небольшой лести, чтобы сотники расслабились и прониклись собственной значимостью. Они и прониклись. Сидели все из себя такие важные и добрые. И только согласно кивали головами, когда Ольт стал им излагать собственные мысли.

- Здесь ведь любому понятно, что чтобы понять, чем вооружать конников, надо понять для чего они вообще предназначены и на что они вообще способны. Задайте себе вопрос, вот что они должны делать на поле боя?

Сотники переглянулись, задумались и через пять минут в избе стоял ор и гвалт. Сотники горячились, каждый доказывая свое мнение, как и для чего они видят конницу. Постепенно отметались в сторону пустые и не приводящие ни к чему хорошему решения. Карно не вмешивался, только изредка говорил что-нибудь веское и по теме, высмеивая чье-нибудь глупое предложение, как например, когда один из сотников предложил, чтобы лошади только довозили дружинников до места битвы, а там они спешивались бы и выстраивались до боя. Воевода тут же доказал, как это глупо и нерентабельно, держать хороших скакунов только для того, чтобы возить дружинников. Для этого достаточно и одного крестьянского одра с телегой. И вместимость больше и не каждый пехотинец умеет держаться в седле. А в основном сидел молча и закармливал Оли, которая собственно говоря давно уже наелась, но ей нравилось строить из себя принцессу, и она полуиграясь, полувсерьез тыкала пальчиком то в одно, то в другое блюдо.

И откуда только набралась такого всякого. Наверно в женщинах это заложено изначально самой природой. Впрочем, могла себе позволить, баловал воеводу свою дочку. Но с другой стороны и он, и она отыгрывались сейчас за свою долгую разлуку и за ее полуголодное бесправное детство. Ольт их понимал. Лишь бы не зажралась дочурка, а то в свое время навидался он таких баб, которые вылезли из грязи в князи, благодаря своим мужьям и братьям.

У него самого вторая жена была из таких, у которой после полунищенского существованья неожиданный достаток сорвал крышу. Она презрительно кривила губы при виде его старой шестерки, с помощью которой он сделал свои первые нормальные деньги, и сама же в первое время рассекала на ней, свысока поглядывая на безлошадных друзей. До тех пор, пока они не обзавелись своей первой иномаркой. Была в ней уже тогда этакая червоточинка, и может и осталась бы такой небольшой деталькой, приносящей легкое чувство досады, если бы не большие деньги. Ее невесть откуда появившиеся уверенность в своей правоте и безаппеляционность в суждениях он поначалу принимал за капризы женщины, у которой в руках появилась возможность отыграться за все то, что она испытала, пребывая в бедности. Он думал, что звездная болезнь пройдет со временем, он и сам ею переболел в свое время и сумел себя перебороть. Но пренебрежение и презрение к другим людям как поперло из нее, так и не собиралось никуда уходить, а со временем только укреплялось. Мало того, даже на него она стала покрикивать, низведя на уровень наемных гастарбайтеров, который должен работать на ее благо и по ее указаниям. Этого он уже стерпеть не мог и ушел от нее, взяв с собой только сумку с запасными трусами и носками, оставив ей все тогдашнее немалое богатство. Она так и не поняла в чем тогда дело, недоуменно хлопая глазами и только сказала, что он еще приползет к ней назад, прося прощения. Плохо она его знала, если он и сожалел о чем-то, то только о том, что зря ухлопал столько лет своей жизни на эту пустую вздорную женщину.

Ольт смотрел на Оли и надеялся, что с ней такого не произойдет. Долгое сиротство со всеми соответствующими атрибутами дали ей хорошую прививку от подобных болезней, да и человеком она была совсем другим. И сам Карно, несмотря на всю свою любовь к дочери, не позволял ей ничего лишнего. Не тот человек, не то воспитание. Руку на дочь не поднимал, но мог так посмотреть, что она потом дня три ходила как пришибленная. Впрочем, это случалось не часто, на памяти Ольт такое случилось только один раз. Между отцом и дочкой существовало редкое для этого времени и для этих мест взаимопонимание. Разве что Истрил с Ольтом в этом могли с ними сравниться.

Пока сотники спорили, стараясь не переходить границы, да и то потому, что тогда в споре был бы только один победитель – Леко, Ольт продолжал набивать брюхо. Шутки шутками, но он и в правду рос и из худенького мальчишки все больше превращался в худощавого, но крепкого подростка, а все усиливающиеся тренировки требовали топлива. В конце концов, после долгих споров сотники остановились на том, что конница может только рубить убегающего противника и на этом военная мысль сотников и застопорила. Ольт к тому времени наконец наелся и теперь сидел, развалясь на стуле, сытый и довольный. Так что, когда вояки вновь обратили на него внимание, он был готов к плодотворному сотрудничеству.

- И че спорите, - пожал мальчишка плечами, - лучше подумайте, можно ли с коня зарубить врага кроком?

Сотники переглянулись и достали свои мечи. Измерения ни к чему не привели. Надо было провести натурные испытания. Для этого всей гурьбой вышли во двор. Нужна была лошадь, но все копытные находились в воинских конюшнях, а сотникам было невтерпеж проверить свои выкладки. Ольт сбегал в свой сарай для тренировок, благо он был недалеко, в соседнем дворе, и принес деревянные мечи для тренировок. После недолгих пререканий Леко, как самый высокий и сильный, согласился изображать коня. На плечи к нему взобрался Хуго, как сотник конной дружины и как наиболее ловкий и легкий из присутствующих, кроме конечно Ольта. Свельт Птица, Кромби Дильт и остальные дружинники были за вражескую пехоту. Беготня и рубка «вражеских пехотинцев» сразу же выявила недостаточную длину крока. Да еще и пехотинцы, разгорячившись от бега, то и дело постоянно оборачивались и тыкали своими «мечами» в беззащитного «коня». Дети же, в том числе и медвежонок, сидели на лавочке и только дружно водили глазами по несущейся туда-сюда галдящей толпе возбужденных мужчин. После того, как Хуго пару раз навернулся с шеи Леко в попытках зарубить бегущих от «конницы» сотников, все остановились обсудить недостатки вооружения конников, причем Хуго так и сидел на плечах Леко, который кажется и забыл про него. Наглядный пример как нельзя лучше сразу показал то, чего не хватает конному воину. Хорошо еще, что седло и стремена здесь уже знали. Вопли спорщиков, которые в сущности сошлись в общем мнении, но никак не могли договориться насчет частностей, на какой-то миг были прерваны появлением Тринвильта, который круглыми глазами смотрел на красных распаренных от бега, сотников, да еще и на одного из них верхом на другом. Увидев «молодого», бывалые вояки тут же послали его за Кронвильтом, с наказом притащить того, в каком бы состоянии тот не был, лишь бы мог связать хоть пару слов и мог бы помочь в их споре.

Ольт сидел спокойный, с Кронвильтом все давно уже было решено и даже заказано соответствующее оружие. Правда Ольт думал, что такой разговор произойдет попозже, но уж как получилось, так получилось, может так даже будет лучше. Обалдевший Тринвильт выскочил за ворота, а во дворе опять поднялся даже еще больший хай, чем прежде, так как Лако, из-за хихиканья детей решив, что это такая новая игра, тоже добавил свой голос в общий хор. Этот ор сразу прекратился, когда появился притащенный Тринвильтом Кронвильт. Хорошо выпивший на празднике, но все равно крепко стоящий на ногах и все отлично соображающий. Ну конечно, чтобы споить такую тушу, его надо поить не слабеньким спотыкачам, градусов двадцать пять, а водкой, причем количеством не меньше литров двух. К счастью водки здесь еще не знали, да и на празднике скорей всего все угощались совсем уже слабенькой бражкой. Так что сколько бы кузнец не выпил, этого было явно недостаточно, чтобы свалить его с ног.

С собой, узнав у Тринвильта зачем его зовут сотники, он притащил сверток. Когда он его развернул, то хай поднялся вновь, но звучали уже не угрозы, когда казалось вот-вот начнется рукопашная, а возгласы восхищения. Таких мечей еще никто не видел. Кронвильт притащил два меча. Они представляли собой удлиненное подобие крока. Чуть изогнутые, длина лезвия около восьмидесяти сантиметров и с обратной стороны заточенное только на треть, широкая чашевидная гарда, переходящая в корзину, защищавшую весь эфес. Оружие походило на скьявону, но отличалось от нее заточкой и кривизной. Ольт рассудил, что всаднику будет самое то, чтобы наносить не только уколы, но и секущие удары. Он просто соединил в одном изделии достоинства меча и сабли, воспользовавшись тем, что вокруг не было знатоков-историков, брюзжащих о достоверности и полезности. Как представлял себе, так и объяснил Кронвильту, а тот недолго думая, воплотил его мечты в жизнь. Короче новым мечом можно было колоть, благодаря изогнутому лезвию - рубить, и использовать гарду вместо своеобразного щита и кастета.

Двор погрузился в благоговейное восхищение, прерываемое иногда свистом рассекаемого воздух, когда мечи передавались из рук в руки и пробовались на замах. Ольт с Тринвильтом притащили толстые ветки, используемые малой дружиной для отработки ударов. После получасового смотра, устроенного новому оружию, сотники по одному подходили к кузнецу и выражали ему свой почет и восхищение, ну и естественно высказывались о своем желании заиметь такие же мечи. Когда каждый испробовал их в своей руке, сразу же пропало большинство вопросов, и Карно загнал умиротворенных и успокоившихся сотников в дом, чтобы закончить обсуждение. После того, как сотники посмотрели и опробовали новые мечи, все их мысли крутились вокруг них и было видно, что им невтерпеж скорее вернуться к понравившимся игрушкам и поэтому быстро решили, что конница будет вооружена такими мечами, луками и легкими копьями, чтобы колоть в спины убегающим. Так же было решено сделать пару десятков тяжело вооруженных всадников. Правда сотники не поняли, зачем они нужны, но Карно рыкнул и все согласились. И в правду, о чем здесь спорить, когда их ждут такие великолепные игрушки. В конце концов для решения таких дел есть воевода, да и Хуго не зря назначен сотником конной дружины. Вот пусть у них головы и болят. И сотники вернулись к интересной теме, обсуждению сильных и слабых сторон нового оружия и к его испытаниям.

Только Ольт довольно громко проворчал, что вот мол зря его теребили. Сами же все и решили, на что вояки ответили добрым, слегка покровительственным смехом. А по деревне неслись веселые крики и здравицы. Карновка гуляла. И гуляла еще два дня и только на третий день, когда общество, встряхнутое от повседневности возвращением Карно с дружиной, утихомирилось, все вернулось в свою колею и неспешным шагом двинулось дальше по дороге времени. Один Ольт носился по городку, решая свои большие и малые делишки. Через Карно он провел решение назначить сотником малой дружины Оли, что было до сих пор невиданным делом. Чтобы баба, да еще такая молоденькая, командовала пусть и малолетними, но воинами, такого еще не бывало, даже представить себе было трудно. Но то ли население Карновки, постоянно знакомившееся с какими-нибудь новинками, привыкло уже ко всему необычайному, то ли просто авторитет Карно сыграл здесь свою роль, но все, что вызвало это необычное назначение, это только легкое недоумение, а малая дружина так вообще приняла это как должное. Но это не значило, что свободного времени у Ольта стало больше.

Куча дел нарастала, как снежная лавина. К тому же Карновка готовилась к весеннему севу, и крестьяне были все в заботах об инвентаре и посевном материале. Ольт же, посмотрев на деревянную соху и серпы из плохонького железа, три дня в свободное от тренировок время что-то черкал на своих досках, вычеркивал и снова черкал. Результатом стали три рисунка, на которых были изображены плуг, коса-литовка и сеялка на конном ходу. Все остальное, что вспомнил по сельскому хозяйству, было спрятано в архив. Кстати этот архив содержал в себе уже около пятидесяти дощечек размером сантиметров тридцать на пятьдесят, на которых было записано и нарисовано все, что могло быть полезным. Но он не собирался устраивать промышленный переворот в отдельно взятой деревне. Рано еще, да и люди не поймут. Всему свое время.

С тремя отобранными дощечками пошел искать Вельта и уже от него, прихватив с собой Кольта, направились к Кронвильту. Уже давно прошли те времена, когда кузнец сомневался в том, что приносил ему Ольт и придирался к каждой начертанной им закорючке. Он только спрашивал, что это, для чего и сколько надо. Сдав ему чертежи и объяснив то, что было непонятно, Ольт прямым ходом направился в торговую лавку, которая служила не только местом торговли, но и штаб-квартирой Брано. Торговля торговлей, но свои основные обязанности старосты деревни он не забывал и соблюдал их добросовестно. Ну а то, староста – это прежде всего власть и уважение, а торгаша терпят из необходимости. А тут два в одном, так что авторитета Брано набрал немеряно. Сидя в лавке он старался совместить два дела вместе, если же дела деревенские давили, а им придавал первоочередное значение, то в лавке садилась жена старосты, а сам он перемещался в специальную комнату, своего рода кабинет, где он решал все дела, связанные с городком и складами. Тут у него сидели и два человека, счетовод и кладовщик, нанятые по совету Ольта за денежку малую и получавшие к ней какие-то проценты от прибыли. В местности, где деньги видели только богатые зажиточные люди, да и то в базарный день, жалованье, регулярно получаемое этими двумя служащими монетами, было делом невероятным. И они по праву стали считаться принадлежащими к элите городка. С Брано ему надо было обговорить дела посевные. С ним, как и с Кронвильтом не возникло никаких трений. Уже одно то, что Ольт когда-то обучил и показал Брано, а в последствии и его наемным рабочим, как вести амбарные книги, внушило им уважение к нему и его знаниям на всю жизнь. Поэтому Ольт просто нарисовал ему плуг, объяснил, что, для чего и как и посоветовал объединить все поля в одно целое. Потом, после уборки урожая, каждому отдать в зависимости от его доли, за вычетом налогов конечно. И пахать легче, и считать, сколько и кому положено легче. Брано естественно забросал Ольта вопросами, но так сразу у него продуманных ответов на все не нашлось. Договорились посидеть вечерком и решить все вопросы общинного земледелия. До этого-то каждый крестьянин пахал и сажал строго индивидуально. Когда Ольт уже уходил, Брано тормознул его на пороге.

- Э, я че спросить хотел. Долго мне еще этого мужика в остроге держать? Мне конечно не жалко и жрет он средненько, однако все же дармовой рот…

- Какого мужика?

- Ну как какого? Хромого. Его Карно из похода привез, да еще со связанными руками. Я-то его развязал, мужик-то вроде смирный. Но жрет же, а отдачи нет и на работы не погонишь, хромой же. – беспокойство Брано было понятно. Тюрьма, или по-местному острог, находилась на балансе городка и естественно, что ее узников должна была кормить Карновка. Но ее узники отрабатывали свою кормежку общественными работами. А тут хромой, не приспособленный к работе, получается чистый нахлебник, а нахлебников Брано не любил так же, как и воров. Если бы этот заключенный мог делать хоть что-то, то вполне возможно про него и не вспомнили бы, а тут такой непорядок. И хотя в Карновке уже давно никто не голодал, староста хорошо помнил, что значит кусок хлеба в голодный год.

Ольт шлепнул себя по лбу. Как же он забыл про подручного Свано Чужака? Хотя вообще-то ему простительно – ранение, лечение, потом дел столько, что тут у любого голова кругом пойдет. Немудрено, что он и забыл про этого, как же его…. Да что думать, трясти надо.

- Вот что, Брано, я сейчас пойду и переговорю с этим хромым, а ты найди пару воинов, чтобы язык за зубами держать умели.

Брано как старосте деревни полагался десяток дружинников для охраны лавки, складов ну и себя любимого, который каждодневно выделялся из дежурной полусотни, выступающий на охрану и поддержание порядка Карновки. Староста понятливо кивнул и пошел за воинами, а Ольт не торопясь прошагал к острогу, благо он находился в крепком доме, стоявшем неподалеку от лавки и комплекса городских складов. Возле дверей в тюрьму находилось дружинник, сторожил. Он откровенно маялись со скуки. Сторожить-то по большому счету и некого. Один заключенный, да и тот хромой. И куда он убежит средь бела дня из центра деревни? Обычно тюрьму сторожили двое, но второй сейчас отвел арестантскую команду на работы. После обеда они менялись и размяться уходил уже другой.

Увидев посетителей, он обрадовался, хоть какое-то развлеченье. Тут как раз подошли и дружинники, посланные Брано – два молчаливых и мрачных воина. Где Брано таких нашел? Наверно специально подобрал. Охранник с усилием откинул тяжелую перекладину, служившую запором в дверях камеры. Ольт с двумя невольными телохранителями вошли в маленькую низенькую комнату. Еще перед входом Ольт договорился с дружинниками, что, войдя, встанут возле двери и в допрос вмешиваться не будут, разве что Ольт сам их попросит. Они и встали в проходе, сразу перегородив своим крепкими телами выход, а Ольт прошел в глубь остановился напротив единственной находящейся здесь мебели, низких одноместных нар. На них сидел ничем не примечательный человек. Обычно Ольт, благодаря своему жизненному опыту, с первого взгляда хоть примерно определял человека и на что был способен, а отсюда уже и свое отношение к нему. Но тут, может из-за царившего здесь полумрака, так как окна в камере отсутствовали и свет шел только из-за спин охранников, то ли сам человек был такой неприметный, но не возникало никакой ассоциации, чтобы как-то связать узника хоть с чем-то, и поэтому была полная неясность, как начинать разговор. Поэтому посидели молча, разглядывая друг друга.

Мужчина видел перед собой обыкновенного лесного мальчишку лет двенадцати, одетого в обыкновенную крестьянскую одежду, на фоне которой выделялся боевой нож необычных очертаний. Но несмотря на простую внешность, было видно, что этот мальчишка не так прост, а глядя на живое лицо и внимательный, какой-то уж слишком взрослый, взгляд становилось ясно, что он очень даже не прост. Ольт же смотрел на сухощавого незнакомца, лет сорока пяти, по местным меркам уже достаточно старого человека, одетого, как бедный горожанин. Одежда была не первой молодости и даже не второй, но чистая и опрятная. Спокойное лицо, внимательный, но не настороженный взгляд. И руки… Что-то в руках мужчины задело мальчишку, но он никак не мог уцепить ускользающую от него мысль. И он никак не походил на тупого палача, к встрече с которым Ольт подсознательно готовился. Короче встретились два непростых человека и теперь пытались разгадать, что же в них не так. Молчание затягивалось, и дружинники у двери заворочались, немного удивленные столь долгим безмолвием. Кому-то надо было начинать диалог.