Лес

Эдатрон. Лес.

Том ll

Глава 1

Вечером, после ужина, Карно вместе с Ольтом отошли от общего лагеря, чтобы провести тренировку и заодно поговорить. Вообще-то тренировка была необязательна, утром Ольт уже хорошо размялся, но он никогда не упускал момента, чтобы лишний раз набить свои руки во владении мечом. Жизнь вокруг была такая, что ему просто необходимо было скорее стать бойцом. К этому аспекту своей жизни он не то, что относился со всем жаром своей мальчишеской натуры, но истово, в какой-то мере даже фанатично. Очень уж жить хотелось, а жизнь в эти мрачные времена зависела от длины и остроты твоего меча и меры владения им. Да и Карно тоже был не против повысить свой уровень, а что Ольт знал гораздо больше, чем пока умел, то Карно это выяснил на собственной шкуре. Но конечно главным было – поговорить. И хотя Карно, блюдя свое реноме старосты, держал каменное лицо, Ольт видел, что его снедало любопытство. Слава Единому не первый день знакомы и Ольт считал, что он просчитал старосту и знал его, как облупленное яйцо. Они как раз вышли на полянку, на которой проводили тренировку, когда у Карно наконец не лопнуло терпение и он, будто безразлично, спросил:

- Ну как, надумал что насчет того, что у Бродра узнал?

- Ну а как же, конечно надумал. Интересные он вещи рассказал. Оказывается, все гораздо глубже, чем мы предполагали. Только в начале ты скажи. Посмотрим, насколько наши мысли совпадают.

- Ты прямо, как наш друг Бенкас. Ему вопрос, а он в ответ два. С чего начнем? – Карно уже достал палки, имитирующие мечи, и разминал запястья

- Начнем с того, что мы узнали. А потом уже сделаем выводы, идет?

- Давай. Но начинай все-таки ты.

- Ну тогда слушай. Если что-то пропущу, то напомни. Граф Стеодр в столице, в земли свои почти не приезжает. Если и приедет, то только за деньгами, а то и вообще управитель и сам их отвозит. То, что графу неинтересно, что происходит на его землях, лишь бы денежки шли. Управляющий использует в своих целях порученную власть и грабит народ. Графу отстегивает, только, чтобы тот не ворчал, а все остальное хапает себе. Так?

- Пока все верно. Продолжай. – палки в руках Карно завертелись мельницей.

- Недавно умер барон Кведр. Управитель должен донести об этом графу, но он промолчал. Спрашивается – почему? Ответ простой – чтобы не узнали наследники. А то понаедут тут, если таковые окажутся, могут и продать место, а денежки в карман. Еще больше людей получается. Этак здесь скоро продохнуть от чужаков негде будет. Но управляющий молчит, весточку своему графу не шлет. А ведь должен. Скрывает он что-то, не нужны ему здесь чужие люди. Можно подумать, что он хочет под себя все графство подгрести, от того и молчит об убийстве баронов, а сам при этом земли собирает. Тут еще сегодня и барона Бродра карачун прихватил. И опять – тишина. И опять выгода управителю, если мы правильно рассудили. Баронство-то свободно. С левой руки твое движение запаздывает, так у тебя мечи в перекрест выйдут. Попробуй одной левой движение отработать.

- Ага, понял. Думаешь все дело в земле? Уже второе баронство, можно и подавиться. Да и земля без титула все равно, что деньги без кошелька. Совет точно отберет, если, конечно, узнает и если герцог Крайвенский раньше не подсуетится и кому-нибудь из своих лизоблюдов не отдаст.

- Ну здесь можно и поспорить. Графства и баронства до сих пор на меч берут и если вовремя кое кому смазать жиром лапу, то и титул – не такое уж небывалое дело.

- Это точно. Но не слишком ли управляющий рискует? От графа сведения прячет, деньги утаивает… Ведь Стеодр может и появиться. Вдруг да найдется добрый человек и все ему донесет?

- Стеодру наплевать, пока денежки исправно идут, крестьянам все равно, кто их налогами душит, поэтому среди них доносчика не найдешь, да и не послушает их никто. Остальных управитель повязал общими делами или запугал. А то почему так легко в графстве крестьян продают и покупают? Все между собой связаны. Риск конечно, но значит управителю есть ради чего так рисковать. Надо просто промолчать, что баронов не стало, а через шесть месяцев деревеньки можно продать другому кандидату на баронство, лишь бы платил, можно хапнуть себе. Но… - Ольт многозначительно поднял палец, - тут на земле Бродра кузнец Кронвильт находит железо. Вот тебе и деньги. И что решает управитель? Он сговаривается с бароном, тот ложно обвиняет кузнеца и продает его с торгов, чтобы никто ничего не узнал. Благо закон в руках у управителя. Но теперь земля барона подорожала и ему уже мало одних налогов с крестьян. Жадность глаза затмила, и он хочет сам устроить добычу железа. Но управителю это как кость в горле, он и сам не прочь наложить лапу на железо, но как это сделать? Говорить-то об этом нельзя, вскроются его делишки, узнает граф и всплывет тайна о железе. Графский палач пытать умеет, да и доброхотов у нас хватает. Кто-нибудь, что-нибудь да слышал. Так бы никто и не узнал, но если начнут копать, то сам понимаешь, здесь крупица, там кроха маленькая… И самое главное, конец всем планам управляющего. Получается, что сегодня, убрав Бродра, мы эту проблему управителя решили. Теперь вопрос – где здесь мы? Попробуй опять двумя руками. В начале медленно и постепенно увеличивай скорость.

- Мда… Ну ты и накрутил. Пока ты все это не сказал, я думал дело простое – пойдем к управителю, грохнем его и все денежки, которые он нахапал загребем себе. Уф… Вот так?

- Да. Не надо сразу переходить на скорость, я же сказал – медленно. Если бы все было так просто. Вместо него граф найдет другого, а то и сам делами займется. Назначит новых баронов и нам тогда не увидать железа, как собственных ушей. Нам это надо? Потом надо не забывать про баронства, которые остались без хозяев. Если граф приедет, то узнает про это и тогда неизвестно, каким волкам он продаст или отдаст в наследство эти баронства. И может еще поинтересоваться, а кто это убил моих баронов? Вдруг он не дурак, а совсем наоборот и не поверит в слухи, что это они сами друг друга? Тогда как бы и нас не прижали. А уж если узнает о железе… Что он будет делать? Так что проблем, если мы уберем управителя, возникнет столько, что разгребать мы их будем долго и не факт, что разгребем.

Ольт замолчал, не развивая дальше свою мысль. Пусть одноглазый сам додумает, тем более, что он далеко не дурак. Вон как лоб морщит. Для себя-то он давно сделал все выводы и наметил дальнейший план действий. Карно подавлено молчал, задумчиво нахмурив брови, не зная, что сказать, при этом не забывая сосредоточенно работать с палками. Ему это дело казалось простым и легким, пока Ольт не поломал ему все его умопостроения. Он даже не стал больше ничего озвучивать, чтобы не показаться смешным со своими смехотворными планами. Оба замолчали.

В это время они отрабатывали веерную защиту, что совсем не мешало разговору. Ольт с такой скоростью вертел своими мечами из чертова дерева, что они превратились в какое-то подобие стрекозиных крыльев при полете. Здесь нужна была полная координация и синхронное движение обеих рук. Карно сжав челюсти медленно повторял, но получалось у него откровенно плохо. Хорошо, что вместо мечей они использовали тяжелые палки, а то при такой работе настоящими боевыми мечами Карно мог остаться без какой-нибудь части тела, а то и вообще без головы. Но он не унывал и постоянно, как только выдавалась свободная минута, тренировался. Вообще-то Ольт считал это зряшной затеей, если ты не природный левша или не начинал тренировки с детства, то чего-то добиться конечно можно, но сколько это займет времени и сколько пота при этом прольется… Лучше довести до совершенства бой одним мечом, но кто он такой, чтобы отговаривать упертого Карно. Сам захотел, пусть сам и будет себе злобным буратино.

Тут Карно заехал себе по голове палкой в левой руке и со стоном присел на корточки. Ольт бросился к нему, не столько осмотреть рану, сколько послушать очередную ругань. Так сказать – изучение внеземной культуры во всех ее проявлениях. Следует сказать, что обогащение языка было взаимным, так как Ольт тоже не стеснялся при случае выразиться на великом и могучем, выдавая его за язык Архо Меда. Надо сказать, что вывести Карно из себя было трудновато, но если это удавалось, то такого разноцветья ругани редко кому удавалось услышать, а Ольт, не надо забывать, все еще учился всему, что можно. Такое уже бывало. Но в этот раз, страдальчески держась за на глазах краснеющее и распухающее ухо, Карно, сквозь пробившуюся слезу, к удивлению, Ольта не прорвался потоком ругательств, а спокойно, даже где-то задумчиво спросил:

- А может мы его в плен возьмем, да распотрошим? Он мне все расскажет, что задумал, даже где и куда свои захоронки запрятал.

- Кого, управляющего? Я и так расскажу тебе, что он задумал. Даже то, о чем он еще и не догадывается, но рано или поздно к этому придет. А что потом? Отпустить? Так он мстить начнет. Убить? Это мы уже обсуждали. Нет. Мы поступим по-другому, - усмехнулся Ольт из головы которого тоже не вылезало то, о чем поведал Бродр, - а не наведаться ли нам к нему в гости, поговорим с управляющим по душам и сделаем ему предложение, от которого он не сможет отказаться.

- И что такого ты ему скажешь, чтобы он признался во всем?

- Говорить будешь ты, вид у тебя более подходящий. А скажешь ты ему вот что…

Последующий час они, позабыв о тренировке, обсуждали тему предстоящего рандеву с управляющим. Обговорив все варианты развития событий, направились к реке умываться, а затем в лагерь. Все равно уже темнело, и дальнейшая тренировка потеряла смысл.

На стоянке все было тихо и спокойно. Раненые чувствовали себя хорошо. Вьюн лениво лежал на телеге, поглядывая по сторонам. В последние дни он сильно выматывался, закупая товары для трактира. В список закупок входило все, начиная с ложек и кончая постельными принадлежностями. Но слава Единому список подходил к концу и с каждым днем Вьюн становился спокойнее и лицо его приобретало все более умиротворенный вид. Кронвильт хвастался очередным нужным приобретением, какими-то щипцами, без которых трудно было начать работу и с помощью которых он грозился выковать себе весь нужный инструментарий. Жена его смотрела на хвастающего мужа с доброй улыбкой и лицо ее было довольным и снисходительным к слабостям этих наивных, как дети мужиков. Уж она-то с умом потратила выделенный семье кузнеца золотой, что ей какие-то щипцы, на которые ушла лишь малая часть денег.

Ольт кивком головы указал Карно на кузнеца, а сам прошел к дальней телеге, стоявшей чуть поодаль от остальных. Через пару минут подошли и староста с Кронвильтом. Кузнец все еще держал в руках щипцы и с жаром показывал каким манером он будет их использовать. Такая экспрессия было ему несвойственна, обычно молчаливому и сдержанному в своих чувствах. А тут, когда невдалеке уже четко и ясно обрисовались черты желанного будущего, он расслабился и дал волю всему тому, что таил глубоко в душе.

- Ага, Ольт! Ты только посмотри на эти щипцы! Смотри, как удобно будет выхватывать из горна железо. Видишь, как сплющены концы? Это, чтобы вовремя ковки изделие вдруг не вывалилось из рук. Я давно искал именно такие…

Все его восторги прервал суровый голос Карно, как будто вылил ушат с холодной водой:

- Щипцы – это хорошо. Ты лучше расскажи нам про железо, которое ты нашел в землях Бродра.

Кузнец сразу нахмурился и насупился.

- А что вам до железа? Все равно они в землях барона.

- А это уже не твое дело, в чьих оно землях. То я буду решать, до чего мне есть дело, а до чего нет. Ты лучше по делу говори.

- Далось вам это железо, - в сердцах бросил Кронвильт. – Руда хорошая, богатая, но там такие люди вмешались, что если вам дороги ваши головы, то лучше туда и не лезть.

- Ты про наши головы не печалься. Лучше про свою подумай, тебе ведь в нашей деревне жить. Где руда, много ли ее, что за люди влезли…? Короче все рассказывай.

Кузнец тоскливо посмотрел в сторону. Ольт его понимал, только-только стало дело получаться, жизнь стала налаживаться, будущее стало обрисовываться в светлых тонах – и тут опять какие-то непонятки и, что самое плохое, с теми самыми людьми, от которых это будущее зависело. Видно было, что очень не хотелось ему, чтобы они вмешивались в гиблое по его понятиям дело.

- Послушай, Кувалда, тебе и самому железо нужно будет. Где брать будешь? – видя тяжкие муки кузнеца, вмешался Ольт, - брать каждый раз на базаре крицы – дорого это будет.

- Дорого-то дорого, зато безопасно.

- А если мы тебе скажем, что никто не узнает про то, что нам скажешь? Тем более обещаю, что барон Бродр уже никогда тебя не тронет.

- Так он вас и послушал. Вы его еще не знаете. Клянусь Единым, более злопамятного человека я еще не видел.

- Так нету его. Говорят, на разбойников каких-то нарвался и сам погиб в сече, и вся дружина его там же полегла.

- Барон Бродр умер!? Не может быть! Это же… Это… Есть бог на свете. Это конечно хорошо, но там и еще есть интересующиеся… А, гори все ясным пламенем! Да, нашел я эту проклятую руду. Можно сказать – случайно. До этого собирал в болотце одном, там наша деревня издавна рудой пробавлялась. Там ручеек небольшой в болото то впадает, вот при впадении этом железо в основном и родится. А тут мне в голову стукнуло, откуда оно тут берется? Может тот ручеек приносит, вот и пошел по течению вверх. И что думаете? Нашел! – тут, видно при приятных воспоминания к кузнецу опять вернулась экспрессия, - нашел горушку небольшую, ковырнул ее, а там руда. И много ее там, вглубь уходит, а как далеко, то не ведаю. Накопал немного, с мешочек, еле допер до дому, - Ольт посмотрел на мощную фигуру кузнеца и представил размеры того мешочка, если даже он «еле допер», - дома ту руду переработал. И вы только представьте – выход железа пополам! На один дильт руды – полдильта чистого железа!

Ольту не надо было представлять. Он знал, что здесь из десяти килограмм болотной руды добывали около двух-трех килограмм железа и это считалось хорошо. Могли и вообще с килограмм выплавить. А тут – половина. Наверняка там и больше могло получиться. При местной плавке потери были неизбежны. Никак нельзя было упускать такое богатое месторождение. Ольт переглянулся с Карно и удовлетворенно прикрыл глаза. Кузнец больше был не нужен.

- Ладно, Кронвильт, спасибо, что сказал. И на следующий раз запомни – все, что узнаешь, должен мне говорить. А я уж сам решу, что нужно деревне, а что нет. А сейчас иди, вон женка твоя что-то заволновалась. Кстати жене не говори про то, что нам сказал.

- Да что я, совсем без ума что ли? – обиделся кузнец. – Никому ни слова. Так я пойду.

- Иди и проверь, все ли набрал. Может еще чего надо. Не стесняйся, обращайся если что, добавлю денежку. – Карно посмотрел в широкую спину уходящего кузнеца, который поняв, что новые начальники довольны, тоже успокоился. – И что? Теперь в гости к управляющему?

- К нему, родимому. Но это будет послезавтра. А сегодня сходим к Оглобле. Вьюна не зови. Пускай отдыхает. Сами путь-дорожку найдем. Чай не в первый раз.

Подождав, лежа в телегах, когда стемнеет и все кроме часовых лягут спать, направились в путь. Опять по тропиночке, да вдоль реки – дорога известна. Оглобля их уже ждал, и обрадовался их приходу. Ученика своего он опять отослал, поэтому они были одни. Ужинать не стали, хотя гостеприимный хозяин и предлагал, а сразу перешли к делу.

- Нас интересует управляющий графа, - сразу без обиняков выложил Карно, - с кем живет, с кем дружит, вообще все, что можно про него узнать. И где живет, сходим завтра - посмотрим на нору. А вечерком расскажешь нам, что узнаешь.

- Да что за день можно узнать? Хотя есть одна возможность, мне тут один стражник заказал сапоги новые пошить. Обещался ему послезавтра, но они у меня почти готовы, посижу ночку, доделаю к утру и отнесу их к нему. Скажу, что деньги очень нужны. Ну и спотыкача возьму кувшинчик, а там уж все расскажет, что знает. Хоть и северянин, но воин воина всегда поймет. А кто лучше знает начальника, как не его подчиненный?

- Дельно. Но смотри, чтобы он ничего не заподозрил. Ты в любом случае должен чистым оставаться.

- Не переживай атаман, - Оглобля перенял привычку Вьюна величать Карно именно так. Хоть что-то, напоминавшее армию, которую он всячески ругал, но вспоминал с ностальгией. – А живет он у замка графа. Там у него домик отдельный. Не пропустишь, возле него всегда пара человек стражи стоит.

- Ладно, тогда бывай. До завтра.

- До завтра атаман.

Утром, как обычно потренировались, и после завтрака, оставив дружину охранять разбухающий от покупок обоз, направились в город, каждый по своим делам. Карно с Ольтом, прихватив с собой Вьюна, лишние глаза в таком деле не помешают, отправились смотреть на замок графа. Ну что сказать? Не произвело на Ольта сильного впечатления это деревянное недоразумение, громко именуемое замком. Понятно, почему граф так не любит посещать свои владения. Наверно стыдно смотреть на покосившийся частокол, окружавший так называемый замок, и осевшие от старости строения, возведенные наверно еще при Мальте Четвертом. Все это, ничуть не стесняясь своего внешнего вида, находилось в самом центре городка. Полузасыпанный ров, давно уже позабывший, что он предназначен для обороны, порос травой и там паслись овцы и козы. Сам замок напоминал Ольту чем-то древнерусские терема, что вместе с их запущенностью доставляло достоверности. Видно такой исходный строительный материал, как дерево, породил и сходные решения в сфере строительства. Главный терем возвышался над остальными строениями всеми своими тремя этажами. Вокруг теснились дома поменьше, соединенные между собой какими-то мостиками и переходами. Все это составляло когда-то один ансамбль, но сейчас кое-какие строения выбивались из общего ряда. Всем своим внешним видом, пустыми глазницами окошек и открытыми дверными проемами, они говорили, что в них никто не живет и всем глубоко на это наплевать. Крыша на конюшне на конюшне просела и чернела провалами, а скотница безмолвствовала, свои молчанием подтверждая, что здесь даже навозом не пахнет, не то, что скотиной. Да и само главный терем запертыми дверями показывал, что он давно уже не жилой. И судя по тому, что никто не занимался ремонтом, хозяин всего этого непотребства не думал сюда возвращаться. Все говорило о разрухе и запустении.

Только у ворот притулилась добротная большая изба, из трубы которой курился дымок. Но не было рядом ни курятника, ни свинарника с овчарней, что было присуще крестьянским дворам. Только небольшая конюшня на десяток лошадей. Вот возле этой избы и стояли в вольных позах двое стражников. По выражениям их лиц было видно, что эта служба только для порядка, а никак действительно для обороны. Не от кого здесь было обороняться.

Еще одно строение в замке имело жилой вид – это казармы. Когда-то в них располагалось сотни три воинов, но сейчас гарнизон замка был гораздо меньше и поэтому воины расположились вольготно и каждый по своему разумению. Кое где казарма была поделена на отсеки и там слышались женские и детские голоса. Ольту эта картина напоминала не жилище для военных, а малосемейки барачного типа, чем они собственно и были. Сами воины ходили в чем попало, только не в военной сбруе. Только три отряда, по десятку воинов в каждом уходили на службу, одевшись по такому случаю в кожаные доспехи. На пристань, рынок и в патруль по самому городку.

Сам управляющий выходил только один раз и пошел в избу, в которой когда-то лесовики перебили обнаглевших стражников. Видно это было официальным строением, в котором сидела местная власть. Высидел там время до обеда и пошел домой. И больше на глаза не появлялся. Видно рабочий день кончился. Ни строгой дисциплины, ни хоть какого-нибудь распорядка в жизни гарнизона Узелка Ольт не заметил. Впрочем, чего еще можно было ожидать от провинциального городка.

Наблюдали весь день с небольшим перерывом на обед, который провели в ближайшей харчевне, куда сходили по очереди, чтобы ни на мгновение не прерывать слежки. Отметили время смены караула, который, как оказалось, менялся каждые шесть часов. Ближе к вечеру, дождавшись очередной смены караула, пошли к своему обозу. Надо было подготовиться к ночному визиту. По пути обсудили планы и роли. Жизнь здесь была до того проста и безыскусственна, что и план посещения управляющего был столь же примитивен.

Хотя Ольта по привычке иногда заносило, и он начинал изобретать хитроумные неожиданные ходы, но местные «консультанты» в лице Карно и Вьюна быстро обрубали им крылышки, и он был вынужден соглашаться, что все его измышления слишком избыточны. Ольт и сам не любил слишком сложные планы, считая, что они наиболее подвержены всяким случайностям, но все-таки старался придерживаться хоть каких-то основ, вдолбленных в него его начальником охраны в той еще жизни. Но лесовики его просто не понимали и в конце концов он просто махнул рукой на все и предоставил им действовать, как им сподручнее. Единственное, что он посчитал важным, это рассказал им о том, что такое сценарий и распределил роли. Текст оставил на усмотрение самих «артистов». Тут уже лесовики слушали внимательно и послушно кивали головами. Времени как раз хватило, чтобы дойти до возов. Все, что было задумано, то и куплено, оставалась кое-какая мелочь, на приобретение которой достаточно было одного дня. Почти все телеги были нагружены и подготовлены к дороге. Только три оставались пустыми, но на них поедут люди.

Их уже ждали и не приступали к ужину. Это в своем доме ты хозяин, а в пути все подчинялись определенным правилам и старшему обоза. Так что не стали задерживать людей и тут же сели ужинать. После того как набили желудки последовали обычные посиделки у костра, очередные откровения Оли, полные восхищения от новизны впечатлений, а затем и отбой.

Карно выставил караулы и для порядка рыкнув на стражу, чтобы не расслаблялись, позвал за собой Ольта с Вьюном. Пора было им заняться делом. Уже ставшей родной тропой скрытно дошли до хижины Оглобли. Тот сидел на пороге своей лачуги и что-то строгал.

- Что строгаем? Или теперь сапоги из дерева делают? – спросил его Вьюн.

Оглобля укоризненно на него посмотрел.

- Какие сапоги? Ты что, Вьюн, глаза потерял что ли. От тебя, старого лучника, не ожидал такого.

- Постой, постой… Дай посмотрю… Так ты что, лук делаешь что ли?

- Ну наконец-то. Мой-то я сломал, когда мы битву на Поле слез проиграли. Сам сломал, чтобы врагу не достался. Но разве можно лучнику без лука? Вот с прошлого года, когда вернулся в наши леса, и таскаю с собой посох из чертова дерева. Сам знаешь, только у нас оно и растет.

- Это – да. Нет ничего лучшего, чтобы сделать настоящий лук. – с видом знатока подтвердил Вьюн.

- Целый год носил с собой заготовку, а сейчас срок подошел…

- Так ты что, можешь боевые луки делать? – вмешался в разговор Ольт. Он уже успел оценить это оружие. Страшная вещь в умелых руках, которая несла гарантированную смерть врагу на расстояние в сто метров. Можно было и больше, но тогда падала точность. Впрочем, Вьюн рассказывал, что в их сотне были умельцы, которые умудрялись стрелять и попадать и на двести метров, во что Ольт верил с трудом. Нет, в то, что из местного лука можно выстрелить на расстояние в двести метров, он верил, были случаи убедиться, но, чтобы при этом в кого-то попасть… Разве что, если стрелять толпой и по толпе. Тем более из боевого лука.

Он и раньше знал, что существуют так называемые боевые луки, но видеть и пользоваться приходилось охотничьими, что тоже были совсем не шутливым оружием. Во всяком случае в человека без доспехов стрелы втыкались только так. Сделать такой лук могли и простые охотники, благо он не требовал каких-то особых ухищрений. Но создать настоящий боевой лук… Почти не осталось таких мастеров в лесных поселениях и наткнуться на такого человека, можно сказать у себя под боком, было пусть и небольшим, но очень весомым роялем.

Впервые увидел образец настоящего боевого лука только здесь у Вьюна. Оценить его боевые качества не смог, не хватало силенок его натянуть, не то, что стрельнуть. Но понять, что создание настоящего лука – это целое искусство и так просто на коленке его не состругаешь, ума хватило. Мало правильно выбрать подходящее чертово дерево, надо еще знать, как сушить заготовку и на это требовалось три года, потому, что в процессе подготовки древесина несколько раз пропаривалось, лежала под прессом, вымачивалась в каком-то масле… Короче, та еще морока. Ольт даже не стал интересоваться, как и что делают дальше. Посчитал, что такое знание ему ни к чему, сам он становиться мастером по изготовлению луков не собирался, а при нужде проще найти специалиста. А тут оказывается под рукой целый мастер сидит и не подозревает о том, какой он нужный человек.

А «нужный человек» тем временем, не подозревая о своей ценности, что-то пальцами отмерял на толстой палке, ножом делая аккуратные зарубки.

- А кто же еще может сделать лук именно по моей руке? – удивился Оглобля. – Раньше хорошие лучники только так и делали. Сами выбирали ствол, сами обрабатывали… Конечно, хороший лук и так подойдет к любой руке, но если хочешь стать стрелком-мастером, то только так.

- А я камешками да песочком ствол обрабатывал, резать не получалось…

- Песочком – это хорошо, песочком – это правильно… Но это требуется в конце, для окончательной обработки. А в начале надо хорошо высушить, затем пропарить, пока пропаренное и горячее – и надо срезать все лишнее, придать форму… - а он-то сдуру пытался на холодную резать. Но кто же знал. - А сколько времени надо сушить, как и сколько парить… Короче ты слушать устанешь, как сделать настоящий лук. Тебе это надо?

Ольт отрицательно замотал головой. Не надо ему такого счастья.

- Знаешь, Оглобля, а ведь ты очень нужный человек для нас. Нет-нет, не как лазутчик, а именно как мастер. Грех большой – такого мастера использовать для простого дела. Как ты смотришь, если переберешься к нам в деревню? Построим тебе дом, бабу найдешь по нраву, учеников дадим, будешь уважаемым человеком.

- Ох, Ольт, умеешь ты уговаривать, - лукаво улыбнулся Оглобля, - так и хочется поломаться. Но, Единый меня забери, я соглашусь без уговоров. Уж больно заманчиво звучит – свой дом и жена. Надоело быть бродягой. Только вот как быть с уже налаженным делом?

- Ну это просто. Дадим тебе месяц, за это время найдешь себе замену. Народу тут в порту бывает много. Ищи тоже бывшего вояку, может и сослуживцев найдешь. Всего ему не говори, только основное. Пусть думает, что работать придется лазутчиком на компанию добрых людей из леса. Никаких ограблений бедных эданцев и вообще всех бедняков, нас интересуют только богатые северяне, да и наших предателей, переметнувшихся к врагу, не мешало бы за вымя подергать. Так что выбирай себе замену с умом, чтобы потом не пришлось убирать.

- Понятно. Все будет хорошо. Есть тут у меня на примете один человек, вояка из мечников. Вместе служили у герцога, только я в лучниках, а он мечником, десятником дружины. Сейчас рыбачит, тем и кормится. На базаре и встретились, он там рыбой торговал. Только сегодня виделись, завтра договорились встретиться, обмыть - так сказать.

-Вот и хорошо. Может тогда и мы на него посмотрим. А сейчас к делу. Что насчет управляющего узнал?

- Да никто толком ничего не знает. Все говорят, что ворует, обманывает и графа, и крестьян, но никто за рука не поймал. Скользкий тип. Ни одного серьезного доказательства и свидетелей нет. Если только его самого потрясти.

- Семья есть?

- А как же. Как положено, жена, дети – двое мальчишек и дочка. Старшему уже пятнадцать, такой же хитровыделанный, как отец. Да и младшие недалеко ушли. Жена тоже стерва – такую еще поискать. Не просто крестьян гнобит, а все с улыбочкой да с сожалениями. Короче, та еще семейка. Их даже собственные воины не любят. Давить их надо.

- Ну давить их пока рано, а вот потрясти за мошну стоит. Ты как, не против?

- Ха! Да ради такого дела… Да хоть сейчас.

- Ну вот и хорошо. Еще немного посидим, пока все утихнут, а ты пока готовься.

- Эх, жаль - лука нету.

- Мы взяли с собой, правда охотничий, но нам не на войну.

- О! Мне и такой сгодится.

Полночи сидели и беседовали о том и сем. Вьюн просветил Оглоблю насчет предстоящего дела, чего они хотят добиться, что надо сделать, а чего не стоит ни в коем случае. Кем-кем, а Оглобля дураком не был и быстро уяснил, что от него требуется.

По меркам Ольта было часа три-четыре ночи, предрассветное время, когда даже самые стойкие часовые клюют носом. Четыре темные тени выскользнули из хижины сапожника и бесшумно заскользили в сторону бывшей городской крепости. Улочки городка были тихи, спокойны и пусты, и даже дома, еле угадывающиеся в ночном сумраке темными громадами, казалось спали, освещаемые только неверным лунным светом. Зашли с тыла крепости и без особого труда перебрались через разрушенный частокол. Здесь на минуту приостановились, нацепили на лица заранее приготовленные платки и распределили роли.

Вокруг царило обманчиво сонное безмолвие. Природа отдыхала в преддверии очередного трудового дня, только ночные обитатели продолжали шуршать, попискивать и иногда глухо ворчать, доделывая какие-то свои ночные делишки. Двое часовых у дверей дома управляющего, сидя на крыльце, дремали, изредка поднимая головы и оглядывая окрестности заторможенными взглядами. Горе-стражники откровенно отбывали службу и Ольт подозревал, что на этот пост назначали залетчиков, уж очень открыто они плевали на службу. Да собственно, чего им бояться в этом захолустье, где они являются главной военной силой и самым громким событием было ограбление курятника? Расслабились вояки. Подкрасться к ним, двигаясь вдоль стенки и главное - не издавая звуков, для лесовиков не составило труда. Карно и Оглобля одновременно бросились на стражников, которые не то, что хоть как-то среагировать, даже пикнуть не успели, и приставили к горлу ножи. Затем, не давая им опомниться, быстро связали и запихали во рты подготовленные кляпы.

Решили в этот раз обойтись без смертоубийств, все-таки это были не баронские дружинники, а городская стража, которая в основном состояла из вышедших в тираж ветеранов или совсем юнцов из их детей и многие из них тут осели, найдя в этих бескрайних лесах свое семейное счастье. Конечно и среди них встречались разные люди, типа недоброй памяти десятника Труерда, но в основном это были уставшие от войны и всеобщей ненависти обыкновенные мужики, переженившиеся на местных женщинах, которых сами же и сделали вдовами и, как будто оправдываясь, наштамповали совместных детишек и уже не делали разницы между северянами и исконными эданцами. Единственной их заботой было прокормить семьи, воспитать детей… Короче – жизнь и обязанности простого обывателя. Проще говоря – расслабились мужики, за что сейчас и поплатились.

Снятие часовых прошло быстро и бесшумно. Оставив их в виде плотно упакованных тюков и приставив к ним на всякий случай Вьюна для охраны, остальные трое налетчиков осторожно вошли в дом. Расположение комнат было стандартным. Обычно такие дома для небогатой знати делились стеной на две половины. Одна служила залом для приема гостей, а другая делилась на несколько комнат, в зависимости от желания хозяев. В данном случае из гостиной вели три двери. Кто в какой комнате жил было неважно, все равно вязать придется всю семейку. Начали с крайней слева. Тихонько приоткрыли дверь и проникли внутрь. В лунном свете, проникающем в небольшое оконце, среди немногой мебели вырисовывались две кровати со спящими людьми. Судя по размерам силуэтов – это были сыновья управляющего. Один видно что-то почуял, так как приподнялся, вглядываясь спросонок в невнятные силуэты, но тут тренькнула тетива и стрела с тупым дубовым наконечником стукнула не во время проснувшегося старшего сына в лоб. Тот безмолвно повалился обратно в постель. На него сразу же навалился Карно, а на младшего Оглобля. Сыновей спеленали их же одеялами и заткнули рты кляпами. Осторожно заглянули в следующую дверь. В этой комнате спали сами хозяева. Видно третья комната служила спальней для дочки. Ее и оприходовали следующей. Дочку, а не спальню, она даже и не проснулась толком, как оказалась завернута в собственное одеяло, перевязана веревками и во рту торчал кусок деревяшки. Хоть и девчонка, а все-таки десять лет есть десять лет. Почти взрослая, может так завизжать, что мало никому не покажется.

Наконец зашли в комнату хозяев. Карно остался у двери, Ольт прошел к единственному окну, не потому что боялся побега, а просто стоя спиной к свету было удобно наблюдать за происходящим в комнате, самому оставаясь только неясным силуэтом. Оглобля подошел к семейной кровати и всмотрелся в спящих. Если бы управляющий и его жена проснулись в этот момент, то несомненно испугались бы той хищного взгляда, который сверкал над черным платком. Слишком явно в нем читалась свирепость и безжалостность. Вот не любил он северян, поголовно. И наверно было за что. Жену он ловко тюкнул в затылок, благо она спала на боку, повернувшись к нему спиной. Та тут же, не приходя в сознание отключилась. Наконец дошла очередь и до хозяина дома. Его вежливо постучали по плечу. И не дав еще сонным глазам принять осмысленное выражение тут же закупорили рот широкой мужицкой ладонью.

- Молчи, сука. А то быстро к Единому отправлю. – перед глазами, в которых медленно проступал ужас, мелькнуло широкое острое лезвие ножа. – Где монетки прячешь? Ну, говори. И не ори, а говори тихо и спокойно. Если крикнешь - умрешь, но в начале умрут и жена твоя, и дети.

Ладонь, каждую мозоль которой управляющий ощущал своими губами, медленно убралась в сторону. А нож наоборот приблизился к кадыку на горле и слегка надрезал кожу. Выступила капля крови. Управляющий даже не пикнул, завороженно следя за лезвием. Наверно впал в ступор и это не понравилось Карно. Надо было скорее приводить пленного в чувство. Но в начале пришлось связать пленнику руки и ноги, может управляющий и опешил, но уж слишком не понравился атаману мимолетный взгляд, брошенный на дверь.

- Если скажешь, где казну хранишь, то так и быть, оставлю детишек в живых.

- Я скажу, скажу, только детей не убивайте, - наконец пришел в себя управляющий. Его маленькие глаза забегали по лицам налетчиков. Обычно хитрая физиономия сейчас выражала страх и ужас от происходящего. Но Ольту не нужно было, чтобы он потерял голову, ему надо было, чтобы управляющий мог думать, и думать о том, как выкрутиться из, казалось бы, безвыходного положения. Ольту был знаком такой тип людей. Трусливые в прямом столкновении, но желание выжить любой ценой заменяла им храбрость, а хитрость, заменявшая им мозги, помогала выпутаться из любой сложной ситуации. Такие люди были очень опасны именно своей трусостью, потому что всегда старались бить исподтишка и в спину, при возможности подставляя вместо себя другого и если это было возможно, то и чужими руками. Надежнее всего было бы от него избавиться, причем самым кардинальным способом, но он был пока нужен. Но после того как в нем отпадет надобность, Ольт дал себе слово тут же его убрать. Такие люди злопамятны и даже во вред себе, но найдут способ отомстить. А пока пусть выкручивается, пусть вымаливает себе жизнь и управляющий не обманул ожиданий налетчиков.

- Все скажу, все покажу, но не убивайте. – на лице был написан страх, но глаза уже смотрели цепко и изучающе.

- Конечно скажешь, - оскалился Оглобля, - а зачем тебе жизнь. Радуйся, что дети живы останутся.

- О, господа, видит Единый я очень благодарен за детей. Но может вы и мне оставите жизнь, я ведь могу быть полезным. - его глаза бегали и Ольт чуть ли не наяву видел, как длинными тонкими червячками извиваются мысли в голове у этого прохвоста. Что-то слишком быстро он оклемался. Это про таких как он сказано: «Рожденный ползать летать не может, но зато как они ползают!» И если дать ему время, то обязательно придумает какую-нибудь пакость. Ольт подмигнул Оглобле.

- Э, да что с ним долго разговаривать? Будет полезным, не будет, только базарит попусту. Сами захоронку сыщем, а этого прирежем.

Оглобля зажал управляющему рот и приложив, чтобы тот не увидел, нож обухом к шее, резанул. Зверски прищурившиеся глаза налетчика со свирепостью глядящие из-под платка, ощущение холодного металла на коже и режущее движение руки оказали немного неожиданный эффект. Управляющий дернулся в бессильной попытке вырваться, задушено вскрикнул, но затем глаза его закатились, а в комнате распространился вонь от дерьма. А у кого выдержат нервы, когда вдруг твой мирный и спокойный сон прерывается таким грубым и страшным пробуждением? Героем управляющий не был и когда понял, что тут бессильна вся его изворотливость, то поплыл основательно. Ольт поморщился от всепроникающей вони и кивнул Карно, пора и ему вступать в дело. Тот навис над кроватью

- Подожди, не добивай. Еще раз спрошу и, если и после этого будет не по делу говорить, тогда он твой. – а затем обратился к безвольно поникшей тушке, - эй, убогий. Ты меня слышишь?

Управляющий лежал сломанной куклой и не на что не реагировал. Карно ухватил в горсть материю у горла ночной рубашки, в которой тот спал, приподнял послушное тело и легонько хлестанул его по щекам.

- Эй, я тебя спрашиваю. Слышишь меня?

Видно что-то сквозь шок от несостоявшейся смерти дошло до управляющего, и он утвердительно неистово закивал головой.

- Ну вот и хорошо. А расскажи-ка нам об твоих отношениях с графом Стеодром. Как ты его обманываешь, сколько с этого имеешь, и кто еще в этом занят. Ну!

Сейчас на лице управляющего даже самый придирчивый взгляд не заметил бы даже капельки хитрости. Один только непомерный страх и желание скорее высказаться, что бы наконец кончились эти мучения. А говорить ему было о чем. Как на исповеди, то ли окончательно сломавшись, то ли, что бы протянуть время он рассказывал обо всем подряд, нагромождая самые различные сведения одно на другое, путаясь в словах и захлебываясь от собственной скороговорки, вылетающей из слюнявого рта, вереницы слов. Что-то про придворную жизнь у наместника провинции, про то как граф Стеодр прижал все графство, требуя денег, какие лентяи собственные дружинники, которые только и умеют просить деньги за службу… Хотя управляющий и был до смерти напуган, но привычка изворачиваться до последнего видно въелась уже в кровь, и он продолжал обвинять всех и вся, выгораживая себя любимого. В другое время Ольт может быть ради интереса и послушал бы, но не сейчас. Ольт вздохнул, горбатого могила исправит, и подал знак Карно. У них уже было обговорено, что и как делать в случае несговорчивости управляющего. Карно вышел и за шкирку втащил в спальню старшего сына и приставил тому к шее нож. Тот мычал сквозь кляп и выпученными глазами с ужасом смотрел на своего отца. Намек был яснее ясного. Вот тогда язык у управляющего и развязался по-настоящему.

Он рассказывал о своих делишках и если бы Ольт не прошел хорошую школу в прежнем мире, то наверно негодовал и удивлялся бы тому, сколько подлости может таиться во внешне благообразном человеке, как негодовали и удивлялись сейчас его товарищи. Уставившись в одну точку управляющий тусклым невыразительным голосом рассказывал, как он подвязал к себе окрестных баронов, заставив их предать своего господина, как искажал и сам сочинял приказы графа, как подминал под себя всю и так чахлую экономику графства. Не то, чтобы облик графа оказался так уж чист и безоблачен, но как оказалось о многих делишках, которые ему приписывались, он был ни сном, ни духом.

Карно с Оглоблей только скрипели зубами, когда выслушивали, как баронские дружины под корень разоряли деревеньки, продавая в рабы крестьян. Конечно официально рабства, как такового, в королевстве не было, но кто мешал опутать крестьянина долгами и закабалить его до самой смерти и повесить долг еще и на детей? Те же яйца, только в профиль. Это было даже хуже Империи Венту. Те хоть открыто признавали рабство и не лицемерили, называя фактических рабов должниками и мятежниками. Ольта же удивляло, что в таком дремучем средневековье смог появиться такой изощренно коварный ум, место которому было в эпоху развитого капитализма. Конечно управляющему было далеко до акул бизнеса, которых знавал Ольт в бытность его Витольдом Андреевичем, да и схемы обогащения его были простоватыми и примитивными, но сам факт настораживал. Впрочем, Ольта это не пугало, местным, несмотря даже на появление таких уникумов, было еще далеко до знаний, как облапошить народ или убрать конкурентов, которыми владел он. Кстати и операцию по устранению Арнольта, отца Ольта, придумал и разработал управляющий, а привел в исполнение незабвенный барон Кведр, поведав всему миру, что это приказ графа. Стеодр оказался не при чем, что, впрочем, не делало его мягким и пушистым. Тоже то еще дерьмецо, но его вины в смерти Арнольта не было, разве что косвенно.

Местные бароны тоже оказались обмануты, хотя и не подозревали еще об этом. Нет, в начале управляющий честно старался навести с ними мосты, чтобы захватить власть в графстве, но когда в баронстве Бродра нашлось месторождение железа, то обоюдная жадность застила мозги вчерашним сообщникам. Ведь это деньги, большие деньги, и никому из них не хотелось делиться даже еще толком не разведанными залежами и будущими барышами. И Бродр и управляющий решили, что совладельцы им не нужны, как не нужны и свидетели в лице других баронов. Получилось так, что пока они примеривались к горлу друг друга, лесовики невольно начали решать эту проблему, резко сократив поголовье баронов в отдельно взятом графстве. Хорошо еще, что управляющий, соблюдая свои интересы, не сообщил об этом графу.

Рассказал управляющий и о своих захоронках, одна из которых находилась в доме, где хранились деньги на текущие расходы, а одна оказалась в лесу, основная, где он держал все свои накопления. Наконец, после непрерывного почти часового монолога он замолчал. К окончанию своего повествования к нему в какой-то мере вернулись самообладание и по ожившему взгляду можно было понять, что к нему вернулась надежда выжить любой ценой, и его цепкие глазки ищуще бегали то по налетчикам, то по входной двери, а кулаки непроизвольно сжимались, будто в них попало оружие. И это неистовое желание вывернуться из безвыходного положения сквозило у него из прищуренных век так откровенно, что несмотря на всю свою хитрость, он просто не мог его утаить от суровых лесовиков. Так наверно ведет себя лисица, попавшая в западню. У налетчиков так и чесались руки свернуть поганую головенку, но они помнили инструктаж, проведенный им Ольтом, на котором он четко и ясно объяснил им, почему надо оставить управляющего живым. Пока живым. Была у него мысль сделать в будущем управляющего своим агентом. Уж больно у него должность была хорошая и многие вопросы можно было решить, не прибегая к крайним мерам.

- Ну что, добьем? – Оглобля опять приставил нож к многострадальному горлу управляющего. Тот замер, с мольбой глядя на Карно, в котором признал главаря.

- Подожди. Я вот думаю, что он нам еще пригодится. Эта курочка нам еще снесет пару золотых яичек. Эй, ты, убогий, ты ведь не против на нас поработать? – Карно обратился к пленнику. Тот исступленно закивал головой. Да он бы сейчас согласился на любые условия, лишь бы вывернуться, лишь бы вот сейчас выжить, а потом… Потом уже он посмотрит, кто кого будет умолять даже не о жизни, а о том, чтобы скорее умереть. Сквозь слезы в его глазах, в глубине их сквозила такая злоба, что будь лесовики чуть впечатлительнее, могли бы и не утерпеть, и снести эту змеиную головушку. Но мужики и сами насмотрелись в свой жизни всякого и смутить их, это надо было постараться. Поэтому они невозмутимо сделали вид, что не поняли красноречивых взглядов управляющего. Ну, а что взять с простых лесовиков, которые верят простым словам?

– Ну вот и хорошо. Живи, как и жил, только прежде, чем сделать шаг, предупреди нас, а уж мы решим, стоит ли. И вообще предупреждай обо всем, о приказах графа, о гостях… Ну ты понял. Деньги в доме, ладно, так и быть, трогать не будем, чтобы дела твои шли, как и прежде, но захоронку в лесу мы заберем. Незачем она тебе, а нам пригодится. А то нас общество не поймет. Ты говорил, старшой сынок твой в курсе, где ухоронка твоя? Вот он нам и покажет. Если что не так, то там и останется. И запомни: попытаешься нас обмануть – мы тебя и семейку твою из-под земли достанем и тогда с живых сдерем кожу и пустим погулять. В городе у нас тоже есть люди, есть кому за тобой присмотреть. Все понял?

Управляющий, сам не веря, что он так легко отделался с такой скоростью замотал головой, что Ольт всерьез обеспокоился, как бы она не отвалилась.

- Смотри у меня… - рыкнул напоследок Карно и они, на прощание связав управляющему руки и ноги, зубы есть – сам со временем развяжется, пошли за его старшим сыном. Тот при виде страшных налетчиков весь сжался, но хитрые глазки так и шарились по мрачным фигурам. Весь в папашу оказался старшенький. Да и младший лежал, притворившись дохлой лягушкой, а сам посматривал из-под приспущенных век. Старшему сынку развязали ноги и дав пару оплеух, чтобы выбить из головы всякие посторонние мысли, вывели во двор. Охранники по-прежнему лежали связанные и недвижные, за ними и за окрестностями приглядывал Вьюн. За то время пока Карно с Оглоблей злодействовали в доме управляющего, он успел вывести из конюшни во двор и запрячь в хозяйскую повозку лошадь.

Обстановка вокруг была тихой и спокойной, никто и не заметил ночного происшествия, случившегося с семьей управляющего. Не торопясь, как будто, так и надо, расселись в телеге и поехали из городка. Захоронка оказалась совсем недалеко от последнего дома на окраине, где-то с километр езды по дороге. И от дороги вглубь леса еще метров сто. Когда откопали клад, то стало ясно, почему сынок оказался в курсе тайны захоронки. В одиночку такой тяжелый сундук притащить и закопать было просто нереально. Вроде и не такой большой, но три не самых слабых мужика с трудом загрузили сундук на телегу. Видно управляющий, привезя сундук на место, еще и досыпал туда уже на месте. Вот папаша и припахал сыночка, заодно и приобщив к делам семейным. Ну а кому еще можно было довериться в таком деле. Тем более, что и отпрыск оказался вполне достойным такого папаши, вон как ушки напряглись. Специально для него громко переговаривались, сетуя на предстоящую дальнюю дорогу в сторону совсем противоположную от истинного направления. Когда решили, что он достаточно наслушался, дали тому еще пару оплеух и хороший пендель под зад, и, развязав, отправили домой. Напоследок Карно, не очень таясь кивнув на него головой сказал Вьюну:

- Сопроводи…

Тот молча кивнул в ответ со зловещим видом удобнее хватая лук. Сынок, который до последнего думал, что лесные разбойники ну никак не оставят его в живых, поняв, что у него еще есть шанс, но все-таки опасаясь стрелы в спину, рванул так, что уже через миг его белой рубашки не было видно. На всякий случай Вьюн и вправду проводил юнца, как тень скользя за ним по зарослям, что получалось у него гораздо лучше и быстрее, чем у охваченного страхом подростка. Но метров через пятьсот вернулся обратно, так как сын управляющего как взял высокий темп, так и не останавливался, не оглядываясь и не делая попыток подсмотреть за грабителями. Тогда и грабители, посмеиваясь и обсуждая трусоватую и вороватую семейку, развернули лошадь в сторону жилища Оглобли, где и решили разобраться с кладом.

Уже светало, когда мнимые разбойники въехали во двор сапожника. После того, как выгрузили тяжеленный сундук, Вьюн увел лошадь с телегой подальше в лес, как раз в ту сторону, о которой они упоминали при управляющем и там, в километрах пяти от городка, отпустил. Пусть потом те, кто найдет пустую телегу, сами разбираются, что же случилось с грабителями. Пока он занимался этой единственной уликой, способной навести на них, оставшиеся раздербанили сундук. Видно управляющий был человеком, любящим порядок, так как богатства были не навалены как попало, а строго поделены по трем отсекам, на которые оказался поделен сундук. В одном оказалось насыпано серебро в монетах, во втором золотые монеты из разных стран, а в последнем, самом большом, хранились изделия из тех же драгоценных металлов, но в каком они были виде! Видно управляющему было не до исторической и художественной ценности, так как многие из вещей, в основном большого объема, были сплющены для большей вместительности и представляли собой не столько кубки и блюда, сколько бесформенные, смятые ударами кувалды, куски серебра и золота. Скорее всего у управляющего руки не дошли переплавить все это добро в слитки. Целыми оставались только небольшие изделия в виде колец, браслетов и прочей ювелирки, которые были ссыпаны в кожаный мешочек, лежащий поверху. Среди этой мелочевки изредка мелькали вделанные в них какие-то самоцветы. В еще один кожаный кошель были собраны все вынутые из изделий драгоценные камни. Как раз вернулся Вьюн и все четверо теперь млели от представшего их глазам богатства. Впрочем, их восхищение этаким богатством было отвлеченным и чисто созерцательным, без всякого алчного интереса. Люди были простые и для них при жизни в глухом лесу кусок золота вряд ли мог заменить такой же шмат мяса или кусок хлеба. Это не город, где наличие денег определяло твой статус. Это тайга, где совсем другие законы и, по замечанию Ольта, медведь тут главный судья.

Порядок распределения добычи здесь был прост и понятен. Все добытое по определению поступало во власть атамана, а уж он распределял чего и сколько выделить на нужды банды, а что в личное пользование свое и остальных членов разбойничьего сообщества. Слишком жадные и пренебрегающие мнением участников банды атаманы долго не задерживались на руководящей должности, поэтому обычно разбойничьи вожаки делили весь хабар более-менее справедливо. Также большую роль играли и личные удача и смелость атамана и его авторитет в банде, которому и так шла двойная доля. Но у них-то была ситуация совершенно другой. Лесовики отнюдь не считали себя шайкой беспредельщиков, а армейским подразделением, где вся добыча шла в казну подразделения. А уже оттуда каждый получал жалованье. Правда еще существовало такое понятие, как личный трофей, а что с бою взято, то свято, но в это понятие входило в основном оружие и вещи с убитого лично воина. У них был не тот случай. Хотя довольный такой богатой добычей, Карно разрешил всем взять по одной понравившейся вещи, а остальное запаковали обратно в сундук, которому предстояла дорого в Карновку. Ольт выбрал для Истрил красивый золотой браслет, украшенный какими-то камнями, похожими на изумруды и с разрешения Карно, такой же браслет, но из серебра для Оли.

На улице уже давно во всю хозяйничал наступивший день, но лесовики, все еще возбужденные ночной вылазкой, споро вырыли в углу хижины неглубокую яму, лишь бы сундук поместился, и спрятали сокровища, присыпав сверху тонким слоем земли. Все равно скоро повезут клад в Карновку. Потом решили пройтись по городку и посмотреть, что творится на подворье управляющего. А там творился аврал. Все стражники были выстроены во дворе и перед ними бесновался сам управляющий. Он брызгал слюной, наливался дурной кровью и не столько указывал что делать, сколько изливал свое бешенство. И куда только делось умильное выражение лица, и написанная на нем услужливость и постоянная готовность пойти навстречу. Ночные события сорвали с него постоянно носимую маску и наружу вылезло нечто настоящее, злобное и жадное, что и составляло сущность этого человечка. Рядом стоял и старший сынок, видно вполне успешно добравшийся до родимого дома, и губы его кривились в кривой улыбке, больше похожей волчий оскал.

- Ишь как его корежит. – проговорил Карно, выглядывая из-за угла дома, который стоял неподалеку от бывшей крепостицы. Вьюн с Оглоблей только удивленно покрутили головами, а Ольт задумчиво сказал:

- Да, ошиблись мы. Надо было сразу открутить ему головенку. Нельзя было оставлять его в живых. – он был вынужден признаться самому себе, что с управляющим он ошибся. Переоценил он его, примерился к нему с земной точки зрения и не учел, что ментальность жителей средневековья совсем иная, и там, где земной олигарх испугался бы возможной смерти, затаился бы и пошел бы на переговоры, то местный его аналог впадет в неуправляемую ярость. И самое главное, месть здесь была не пустым словом, а обязательным атрибутом средневековья, когда уже даже смерть становится не так страшна.

- Да, такому даже пустить ночью стрелу в окно – уже вряд ли испугается. Разве что, пока он на виду, немного присмиреет, но и это вряд ли. Понесло его. – засомневался Карно. – Видно оклемался, как нож от горла убрали. Обида страх перевесила, да и золота жалко.

Как ни странно, в голосе старосты даже чувствовался некий оттенок понимания. Наверно примерил ситуацию на себя, ну, одни времена, те же понятия и схожие менталитеты выдали и соответствующий результат.

- Да уж, атаман. Кажется, обрели мы непримиримого врага. Такие, как этот никогда не прощают покушений на самое святое, что у них есть.

- Это жизнь что ли?

- Это их кошелек. Только представь, сколько он потерял.

- Это да. Это ты точно сказал. У таких людей кошелек вместо сердца. - улыбнулся Карно, видно подумав о том, сколько он приобрел.

- Вот что, сегодня-завтра управляющий огородится охраной так, что к нему не подберешься. В это время погоня пройдет по ложному следу, но быстро разберется, что пошла не в том направлении. Чай вояки у него тоже не совсем дураки, найдется пара-другая следопытов. На это у них уйдет день туда, день обратно, а на третий день скорее всего патрули будут разосланы уже по всем направлениям с приказом обыскивать и тащить всех подозрительных. Заодно будет трясти весь городок. Поэтому мы должны, как умчится погоня, сразу же выехать. До того, как они разберутся, что их обманули и они пошли не туда. Тебе Оглобля надо срочно найти себе замену, больно у тебя фигура приметная, да и голос твой управляющий знает. Вдруг ему вздумается всех подряд опрашивать. Хотя хорошо, что лица были закрыты, но не будем рисковать. Хватит с нас и одной ошибки. Только найди кого-нибудь вместо себя, желательно местного старожила. Много не говори, скажешь, что поехал дальше семью искать, ну и иногда потребуется весточку от тебя кому в городке или наоборот тебе передать. Мы к нему сами наведаемся. Денег на житье оставишь, чтобы у него интерес был. - Оглобля, немного ошарашенный таким напором, только кивнул головой. - Тебе, Вьюн проследить за подворьем управляющего. Вдруг он уже завтра соберется патрули рассылать. Хотя людей у него маловато, но опять-таки – не будем рисковать. К вечеру подходи к обозу, думаю к тому времени мы уже соберемся. Ну а мы с Карно поторопим наших деревенских. Пора сваливать до дому.

Как всегда, в критические минуты Ольт взял командование на себя и никого это не удивляло, разве что Оглобля недоуменно поднял брови, но посмотрев на Карно с Вьюном, которые молча выслушали приказы мальчишки, тоже промолчал и принял такое положение дел как должное.

Глава 2

Приказ Карно быстро доделать все дела за день и готовиться в путь не навел большого переполоха. Крестьяне и так придавленные тяжелой жизнью и иноземным игом всегда были готовы к неприятностям и скорый выезд не очень-то их и огорчил, тем более, что основное уже все закупили. Надо – так надо, авторитет старосты был непререкаем, а до демократии здешнее общество еще не доросло. Правда пришлось поднапрячься и хорошо поработать, чтобы подмести все хвосты, но на это были брошены все силы и возле телег оставался только раненные для охраны обоза. Все остальные были заняты покупками и загрузкой купленного.

Пока все занимались ускоренным шопингом, Карно с Ольтом проведали Бенкаса. Много ему говорить не стали, только предупредили насчет управляющего и посоветовали немного придержать всю свою торговлю и не высовываться. Купец был не дурак и сразу понял, что зря его предупреждать не будут, тем более, что лесные знакомые уже доказали свою компетентность. Да и товару у него было теперь достаточно, чтобы месяца два вообще не думать о том, чем торговать. Причем торговля розницей в своей лавке вообще потеряла для него актуальность. Благодаря своим знакомым из леса он вылез на новый уровень торговли, а именно - оседлал торговлю оптом. И теперь голова у него болела не о том, чем торговать в лавке, а как раскидать крупную партию соли. Тем более, что через два месяца лесовики обещали приехать еще раз и привезти новую партию дорогого и редкого товара, если конечно не случится чего-нибудь непредвиденного. Терять связь с торговцами из леса Бенкас не хотел, поэтому пообещал, что будет следовать всем их советам. Заодно его новые торговые партнеры ненавязчиво попросили последить за управляющим.

Сразу же решили и вопрос с выкупленными Бенкасом рабами из загона, которых он все это время держал во дворе потихоньку откармливая. Как он раньше и говорил их, вместе с семьями, оказалось шестнадцать человек. Тут же оказались и «бунтовщики» от Бродра и тоже с семьями, которых пригнали стражники из дружины барона. Еще четырнадцать человек. И всю эту толпу сразу же повели к обозу. Люди, придавленные столь резкими изменениями в их жизни, шли понуро, опустив головы, не зная, чего ожидать от новых хозяев. Даже детишки их испуганно жались к взрослым и сосредоточенно молчали. Непредсказуемая тяжелая жизнь с малых лет приучала, что молчание – это золото, а сказанное не вовремя или слишком громкое слово может стоить и жизни. Возле телег всех детей младше десяти лет оставили на трех самых старых женщин, а всех остальных наравне со взрослыми заставили таскать и укладывать вещи. Так что общими усилиями уже к вечеру обоз был полностью затоварен. Можно было и отъезжать, но ждали Вьюна. Были опасения, что управляющий может заподозрить неладное, если крестьянский обоз тронется в путь в тот же день, когда случилось ограбление. Во всяком случае Ольт, будь он на месте управляющего, точно подумал бы, что тут что-то неладно.

Вьюн появился, когда на городок уже начали опускаться сумерки. По его докладу, который он выложил Карно и Ольту наедине, управляющий, словно взбесившаяся лошадь, носился по крепостице, собирая погоню, но судя по тому, как собирается дружина и как быстро наступает ночь, вряд ли сегодня выедет. Не хватало лошадей, да и сами дружинники не горели желанием мчаться за неведомыми разбойниками. Все равно в темноте следов не видно. Теперь лесовикам, чтобы не вызвать лишних подозрений, оставалось только дождаться выхода погони и только затем выезжать самим. Управляющий их не подвел. На следующий же день прямо с утра погоня простучала по дороге из городка копытами собранных с горожан лошадок, а в крепостце была усилена охрана и теперь там бродила стянутая в один кулак целая толпа стражников, вооруженных до зубов. До управляющего было не добраться, но зато и стражники, половина которых отправилась в погоню за грабителями, сгруппировались на охране крепостицы, чем уже давно не занималась и поэтому оставила жителей городка без пригляда. Даже рынок, источник прибыли, остался без ежедневного сбора пошлин, чем и воспользовались лесовики. Обоз уже давно был готов к выезду и ждал только команды, которая и последовала, как только осела пыль от скрывшейся за лесом погони.

На одной из телег ехал Оглобля вместе со своим учеником. Жалко было оставлять мальчишку, который хотел обучиться ремеслу, чтобы прокормить свою семью. Поэтому Оглобля сговорился с матерью мальчишки, чтобы она отпустила сына на год в деревню. Та была только рада, что он не будет голодать в относительно сытой деревне в предстоящую зиму. Тем более, что Оглобля, жалея вдову, у которой оставались еще две малолетние дочери, оставил на прожитие ей немного денег. Теперь у нее с детьми, избавившись от одного рта, была надежда пережить обычно голодную зиму. Замену себе на роль связного сапожник нашел быстро, договорился с соседом – стариком, который занимался рыболовством, что бы тот приглядывал за домом, а заодно служил этаким своеобразным почтовым ящиком. Старик оказался понятливым и быстро понял, что от него хотят, тем более, что семья у него оказалась не маленькая и им пошло только на пользу разрешение Оглобли жить в еще одной лачуге. На том и сговорились, что рыбак будет пользоваться дармовой жил площадью, а взамен будет за деньгу малую получать и передавать кой-какие сведения. Звали старика Бирно.

Карно с Ольтом и неугомонной Оли, которая в разговор благоразумно не вмешивалась, ехали верхом позади каравана. Им надо было обсудить создавшееся положение и свои дальнейшие действия. Сошлись на том, что управляющего, несмотря на грозящие с его убийством проблемы, все-таки придется убирать. Оставлять в живых такого врага - это могло обернуться еще большими неприятностями. Но решили отложить этот вопрос, до тех пор, пока обстановка немного не успокоится и не прояснится. А пока надо будет разослать по деревням графства гонцов. Ольту нужны были лазутчики и агенты повсюду, где только было можно. И возле Карновки было решено выставить постоянный пост. А еще надо было увеличить дружину, для чего следовало ускорить строительство казарм. Ольт не забыл свои мысли насчет создания войска. Все эти дела легли на плечи Карно.

Так что, когда сильно разросшийся обоз вернулись в деревню, он, совершив с Брано акт приема-передачи закупленного товара и сдав ему на руки всех новых членов деревенской общины, сам развил бешенную деятельность. Первым делом собрал в дружину всех парней от пятнадцати лет и старше. Таких оказалось девять человек и он, объединив их с уже имеющимися дружинниками, увеличил их количество до полутора десятка и стал тренировать вместе. До обеда вся дружина, кроме караульных, занималась воинскими науками, а после обеда все вместе дружно отправлялись на строительство и обустройство казарм. Из мужиков старшего возраста выбрали тех, у кого были родственники или хорошие знакомые по окрестным деревням и, объяснив, что от них требуется и снабдив подарками, отправили их по гостям.

Оглобля, получив в подарок новенький, совершенно пустой дом неподалеку от строящегося трактира, стал его обживать вместе со своим учеником. Причем обустройством в основном мальчишка и занимался, а сам мастер оказался по голову завален заказами, которые на него вывалили Карно с Ольтом. С утра он уходил в лес за деревянными заготовками и c согласия Карно скупил у охотников все их запасы рогов и другой кости. Деньги на это ему дал Карно. По вечерам с его двора неслась не очень сильная, но въедливая вонь варящегося клея, который он творил по какому-то особому рецепту и для чего специально привез с собой из города рыбьи головы, по дешевке взятые у рыбаков. Но первые изделия он обещал не раньше, чем через полгода. Хотя несколько простых охотничьих луков для тренировки дружинников он сделал. Но потребовал себе еще пару помощников. Карно, понимая всю необходимость Оглобли и его мастерской, разрешил ему самому подобрать себе из деревенских детей любое количество учеников. Еще одна проблема к тем, множество которых вдруг навалилось на жителей Карновки.

Ольт буквально разрывался на части, стараясь все успеть и ничего не забыть. Если бы не его опыт, приобретенный в прошлой жизни, то наверняка мозги того десятилетнего тельца, в которое он попал, не справилось бы с тем количеством дел, которые вдруг потребовалось решить. Но он, привычно расположив дела по значимости и срочности, также, как и в уже далекой и такой сейчас кажущейся нереальной прошлой жизни, наметил их решения и сроки. Очень помогло ему то, что население деревни увеличилось почти вдвое. Но народу все равно не хватало. И тогда Карно по совету Ольта разослал по окрестным деревням гонцов. Только в одном бывшем кведровском баронстве располагалось шесть деревень и их население было не прочь подработать. Все сельхоз работы давно закончились, крестьяне готовились к зиме и найти подработку, которая принесла бы деньги, было далеко не лишним, а очень даже нужным делом. Поэтому уже через неделю в Карновке было не протолкнуться от пришлого народа, пришедшего на заработки. Явились и мужики из деревни Шестой, где когда-то проживала Истрил. Никто им не напоминал о случившимся между ними недоразумении, а сами они молчали, стараясь лишний раз не попадаться на глаза. Впрочем, никто им и не предъявлял никаких претензий, каких-то особых условий не требуют, работают хорошо – ну и ладно. Как говорится, кто старое помянет … Благодаря такому количеству людей стройка пошла ударными темпами и Карно с Брано один за другим принимали готовые объекты.

Староста со своим заместителем тоже развили бешенную деятельность. Близость зимы и неограниченные по местным меркам денежные средства стимулировали их деятельность лучше всяких понуканий. Авторитет Карно и деловая сметка Брано позволяли решать самые разные вопросы быстро и эффектно. Причем как будто само собой у них появилось распределение труда. Если Карно осуществлял общее руководство и вопросы военного строительства деревни, то Брано занимался чисто хозяйством. В его ведении было пять бригад мужиков численностью по десять-пятнадцать человек, которые сколотили из крестьян Карновки и пришлых, и он посылал их по мере надобности на те или иные объекты. В данный момент две самых маленьких бригады заканчивали строительство трактира и казарм. Остальные по настоятельному требованию Карно были заняты на строительстве оборонительных сооружений деревни.

Территория деревни расширилась неимоверно. Сейчас даже сам Ольт не узнавал то место, что когда-то было разбойничьим лагерем. Сейчас это было уже скорее большим селом, огороженное земляным валом с глубоким широким рвом. Население Карновки росло так быстро, что землю под настоящее и будущее строительство огородили с запасом, который с лихвой перекрыл первоначальные чертежи Ольта. Впрочем, их оставили без изменения, просто добавили к ним еще улиц, не тронув всех старых объектов, включая крепостной вал. Получилась этакая крепость в крепости. Местные уже обозвали ее «Старой Карновкой». Соответственно все остальное строительство было «Новой Карновкой», которая уже, впрочем, сама стала делиться на новые районы. Так, например, возле речки, на которой построили небольшую дамбу, появился ремесленный квартал, где располагались уже три кузницы, пять гончарных мастерских, две кожевенных и еще множество других.

Тут же строилась еще одна казарма для разросшейся дружины. Карно вполне резонно опасался, что слухи о новом богатом поселении разнесутся по округе и сюда нагрянут северяне или просто грабители, поэтому он спешно набирал воинов. Он кинул клич среди новоприбывших о том, что набирает дружину и лично беседовал, и проверял будущих защитников деревни и относился к этому очень ответственно. После проверки здоровья, физических данных и умений новобранцы отправлялись в один из десятков. По совету Ольта Карно организовал что-то вроде учебки, где все принятые проходили проверку, после которой большая часть новобранцев отправлялись в лагерь для необученных, так как многие не знали даже команд «налево» и «направо», а команда «кругом» вызывала такое столпотворение, что Ольт не знал плакать или смеяться. И только после того как крестьянские парни проходили первичное обучение, то есть с грехом пополам понимать большинство команд, они отправлялись на службу в деревенскую дружину, где их уже учили по-настоящему. Люди были самые разные, от опытных ветеранов, помнящих еще войну Эдатрона с северянами до пятнадцатилетних пацанов, которые зачастую даже не знали, как держать меч.

За несколько вечерних посиделок, на которые они несколько раз звали Оглоблю с Вьюном, Ольт вместе со старостой разработали учебную программу, по которой Карно лично гонял новобранцев. Ольт не считал себя знатоком древней тактики, но мог отличить фалангу от манипулы и знал, чем отличается клин конных рыцарей от лавины степных всадников. В той жизни к старости, когда основную работу делало туева хуча секретарей и различных замов, у него появилось много свободного времени, и он вернулся к давнему, еще со школьных времен, хобби, к древней и средневековой истории. Естественно, что львиную долю этого его увлечения занимали битвы и сражения. Ганнибал и Македонский, Чингиз-хан и Тамерлан, Цезарь и Аттила, кто из советских школьников не знал эти имена. Но юный Витек Краснов не только знал, как зовут знаменитых полководцев, но и был знаком с фактами, которые далеко выходили за рамки школьной программы. Правда маститые и не очень эксперты частенько спорили о методах применения того или иного оружия или приема, но тут ему выпал шанс не в теории, а на практике испытать то, о чем писали историки. Самое интересное, что особое затруднение вызвали не стратегия с тактикой, а всякие мелочи, вроде того как шагать, как бить и подобное. Даже идти в ногу оказалось проблемой. Пришлось вспоминать Суворова с его «сено-солома». Все свои знания, которые им постоянно пополнялись, записывал на бересте и снабжал соответствующими рисунками.

В связи с тем, что народу теперь хватало, дружину освободили от строительных работ и теперь она занималась только боевой подготовкой. В основном занимались работой в строю. Ольт вспомнил все известные ему воинские построения, от македонской фаланги до римской «черепахи» и тактику боев от древних греков до рыцарских времен. Как оказалось, здесь пока еще не знали многого из земной воинской науки. Тактика была проста и бесхитростна. Собирались две толпы и просто, без затей лупили друг друга до тех пор, пока одна из сторон не кинется в бегство. Естественно, что решающую роль здесь играли количество противоборствующих и индивидуальное мастерство. Выше того, чтобы держать в засаде резерв, никто из местных вояк не поднимался. Так что для Ольта было полное раздолье для полета фантазий. Впрочем, он, будучи человеком практичным, не давал слишком разгуляться собственным мечтаниям, взяв за основу тактику римских легионов. Главной тактической единицей был десяток, который мог выполнять основные построения, от небольшой фаланги в три ряда до «черепахи» и «каре», когда требовалась круговая оборона. Работа в строю требовала от воинов немного других качеств и умений, отличных от индивидуальных поединков и старые вояки-ветераны ворчали, не в силах понять, что от них требуется и постоянно ломали строй, вырываясь вперед в азарте, чтобы скорее добраться до врага и начать лупцевать всех, кто попадется. В конце концов Ольт решив, что лучше всего будет наглядный пример, взял первый десяток, который состоял из первых их дружинников и которые знали, что он не просто какой-то мальчишка, и за месяц обучил их основным приемам и построениям. Теоретически, из книг и роликов из интернета, он знал, как должны действовать воины в строю, но практически ему еще не пришлось этого видеть. Теперь ему предо ставился случай проверить свои знания на практике. Сколько при этом пролилось пота и набито шишек знали лишь они сами.

Помимо новой тактики он изменил и вооружение новоявленных «легионеров». Каждый воин теперь таскал с собой по три коротких, полтора метра, дротиков –пилумов, не очень длинный меч, наподобие римского гладиуса, и большой щит, за которым при необходимости мог укрыться воин целиком. При необходимости в руки брались копья длиной в три метра.

К обучению присоединился и Карно, который хоть и сомневался в новой тактике, но признавал полезность новых знаний, полученных якобы из уст Архо Меда. Да и вояке до мозга костей было интересно все, что касалось якобы заморской тактики и стратегии. Первый же показательный бой все расставил по своим местам. На площадке, где воины проводили тренировки, выстроился десяток во главе которого стоял Карно. Они встали в две ровные шеренги, стеной прикрывшись длинными широкими щитами. Напротив, беспорядочной толпой роились три десятка их соперников, собранных из всех желающих и вооруженных тем, что каждому больше нравилось. Все оружие было вырезано или выточено из дерева, так что опасаться серьезных ран было нечего. Лезвия деревянных мечей и топоров были вымазаны жирной печной сажей. Когда перед сражением встал вопрос о количестве соперников, то Карно презрительно скривив губы ответил, что его это не волнует, и пусть противник сам решает, сколько воинов ему хватит, чтобы победить один десяток воинов. После такого ответа воины, собравшись в толпу, пошушукались и решили, что отправлять в бой слишком большую толпу будет совсем уже нечестно, но и отказать всем желающим наказать наглецов за пренебрежение не могли. Поэтому из всех рвущихся в бой сами выбрали наиболее опытных и сильных, но и так набралось около трех десятков, на что Карно только махнул рукой. В основном это были ветераны, которым хотелось доказать, что самый лучший способ ведения боя – это наброситься толпой и порубить всех в капусту, но хватало и молодых удальцов, вызвавшихся ради того, чтобы показать свое умение владеть оружием. Охваченные азартом и бесшабашной удалью они постоянно перемещались, отчего их казалось гораздо больше, чем есть на самом деле и от того небольшой строгий строй, стоявший в молчании, напротив казался совсем уж маленьким и беззащитным. Впечатление было такое, что разнузданная веселящаяся толпа просто сметет и не заметит этот островок порядка и спокойствия. Судьи, набранные из ветеранов, встали по бокам от будущего побоища. Впрочем, судьями их назвать можно было с большой натяжкой, так как никаких правил не существовало – только не кусайся. Скорее их можно было назвать санитарами, так как основной задачей для них было – это оттаскивать пострадавших, которые не смогут выбраться сами и вытаскивать из боя тех, кто считался убитым.

Наконец Брано, взявший на себя обязанности распорядителя, со всей мочи вдарил по подвешенной железяке и по поляне разнесся резкий звон, означавший начало схватки. Многочисленные зрители, до этого громкими криками поддерживающие воинов с той и другой стороны, примолкли в ожидании. На какой-то миг все затихло и замерло, а затем вся толпа с ревом и улюлюканьем лавой бросилась на неподвижный строй. Карно, стоявший на правом фланге, поднял руку, подождал, когда нападающая толпа наберет скорость и, выбрав момент, когда до столкновения оставались считанные мгновения, дал резкую отмашку. Тут же из строя навстречу нападающим выметнулись дротики, за ними, вторя движениям руки Карно, вылетела вторая волна и вслед - третья. Первые ряды наступавших повалились на землю. Толпа, еще не поняв, что произошло, в замешательстве остановилась. Слишком резким и неожиданным оказался отпор, сразу выведший из их строя больше половины соратников. А на них уже надвигался шеренга плотно сдвинутых щитов с торчащими из-за них копьями. Быстро подойдя на расстояние удара, опять по команде Карно, все десять глоток, до этого сохранявших молчание, вдруг разом выдохнули: «Г-р-р-р-а!» и десять копий ужалили еще стоящих в растерянности воинов. Всех пораженных, на ком были следы сажи, несмотря на ругань и протесты, судьи тут же оттаскивали в сторону, так что никто лишний не путался под ногами. Из толпы, еще недавно такой дикой и опасной, осталось четверо человек. Они сбились в кучку и затравленно оглядывались вокруг. Осознание случившегося еще не проникло в их мозги. Вот только что они бежали в атаку опьяненные азартом и ожиданием победы и вот уже они стоят в меньшинстве перед строем тех самых воинов, которых они считали жертвами. Было от чего впасть в ступор. А тут еще и воевода вышел вперед и поигрывая двумя мечами встал перед ними.

-Ну что, вояки, толпа на толпу вы драться не умеете. Так покажите, может в поединке вы сильны. Ну-ка, все вместе, нападайте.

Вообще-то нападать на воеводу было как-то не по воинским правилам, но ведь тут учебный бой и так лелеемая боевая злость хоть и притихла, но еще не прошла, да и просит сам. Ну вот он сейчас и допросится. И четверка воинов бросилась на воеводу в отчаянном рывке, чтобы хоть как-то ответить за обидный проигрыш. Но вокруг Карно стрекозиными крыльями замелькали деревянные мечи, так что невозможно было уследить за белыми высверками свежеструганного дуба, а затем на оторопевших воинов посыпались удары. По мнению Ольта обоерукий бой у Карно получался так себе, на троечку по пятибалльной шкале, но на остальных воинов произвел ошеломляющее впечатление. Здесь такого еще не видели. По легендам ветеранов когда-то в армии Эдатрона существовали такие мастера, но никогда их не было много. Три-четыре имени за все время существования самого Эдатрона. И каждое было легендой. Кажется, с выступлением Карно появилась еще одна. Подавленные напором воины почти не сопротивлялись. Бой был окончен с сухим счетом. Ольт был доволен, все его теоретические выкладки оказались верны. Теперь ни у кого не возникало сомнений в пользе обучения новым тактическим приемам ведения боя.

Но больше всего оказался поражен своей победой сам Карно и весь первый десяток, с которым он выступил. Они были уверены в своем поражении и готовились лишь к тому, чтобы победа не далась сопернику слишком легко. И вдруг такая ошеломительная победа. Еще не веря в случившееся, они растерянно кивали зрителям, которые громкими криками приветствовали победителей, а уж Карно получил такую долю славы, Ольт всерьез опасался звездной болезни. Но его опасения оказались беспочвенны, так как староста тут же после боя утащил Ольта в сторону и потребовал, чтобы он показал и обучил всему, что знает. На что мальчишка с довольной улыбкой тут же согласился и теперь у него появилась еще одна обязанность: по вечерам он с Карно до глубокой ночи разбирали схемы сражений, знакомых Ольту по земной истории, перебирали виды вооружения и приемы их применения. Ольт даже выделил для этого одну из своих навощенных досок, на которой рисовал различные схемы, крепости, баллисты и катапульты. Не все сразу доходило до мозгов Карно, но он, упрямо сжав челюсти, учился и не было у Ольта ученика более фанатичного. А днем он, свалив все дела на Брано, тренировал свою уже немалую дружину, которая после преподанного урока так же, как и их воевода вдарилась в учебу.

Но конечно главной своей обязанностью Ольт считал тренировки с малой дружиной. Еще в первый же вечер, когда они вернулись в деревню из Узелка, к нему пришла целая делегация мальчишек и девчонок с вопросом, когда возобновятся их занятия. Немного подумав он предложил заниматься после обеда, с утра сделав все обязанности по дому и уже на следующий день на их полянке толпилась вся детвора деревни, значительно выросшая в количестве. Пришли даже пяти-шестилетние, которых Ольт отправил по домам, пообещав им, что как только, так сразу. Но даже избавившись от малышей, все равно желающих оставалось около пятидесяти детей от семи до четырнадцати лет. Сначала его, помнящему еще то, как он в десять лет сам пришел заниматься в секцию самбо и увидевшему то разгильдяйство и пофигизм, который царил в их группе, несколько напрягало такое количество учеников, но суровое средневековье наложило свой отпечаток на немногословных детей леса. Для них умение постоять за себя, за свою семью и род было не просто блажью или модным поветрием, а самой жизнью. И послушание младшего старшему было заложено в их крови, так как в лесу каждый пример нарушения приказа более опытного товарища мог стать последним. Поэтому все упражнения, подкрепленные желанием научиться драться, ими выполнялись даже с неким пугающим фанатизмом. Ольт отбросил в сторону все свои опасения и решил, что если так обстоят дела, то он не просто обучит их хорошо сражаться, но сделает из них бойцов экстра-класса. Каждый день они под его руководством занимались по четыре часа до седьмого пота и никогда еще у него не было таких благодарных и самоотверженных учеников. Мало того, когда он уже закончив занятия, уходил по другим своим дела, которых у него было множество, на тренировочной площадке продолжали звучать азартные вопли и стук деревянных мечей.

Он не просто учил их драться, он их воспитывал, когда, умывшись в речке после тренировки, они рассаживались кругом на полянке и он начинал свои, как он про себя называл, агитационные-просветительные беседы. Ольт не собирался делать из этих детей идейных борцов за эфемерную мечту о счастье всех людей. Его цель была более прозаичная и в чем-то даже циничная. Когда придет время, ему нужна была послушная его воле, правильно мотивированная, дисциплинированная команда. Так почему не начать с этих лесных мальчишек и девчонок, чьи мозги еще девственны, словно чистый лист бумаги?

Мальчишки слушали его, затаив дыхание, ведь книгописной истории здесь не было, а много ли упомнишь через устные рассказы. Через четыре-пять поколений уже забывались герои минувших войн. Оставались только те, чьи деяния были уж очень эпичные, но и то они приобретали сказочный размах, а сами герои, бывшие когда-то живыми людьми, становились чуть ли не мифическими персонажами. Ольт рассказывал мальчишкам о жизни, сражениях и подвигах героев, и полководцах из истории древней Земли, бессовестно коверкая имена и подгоняя их под местные реалии. Он старался разбудить в этих вихрастых головах чувство патриотизма и гордости за свою страну и за своих предков и вроде у него получалось. Во всяком случае глазенки мальчишек и девчонок после его рассказов горели, а сами они так занимались тренировками, что Ольт всерьез переживал, как бы они не перестарались и не перегорели. Сами лесовики, и крестьяне, и охотники, не очень заморачивались историей своей страны, разобраться бы с собственной нелегкой жизнью и насущными проблемами и были только рады тому, что кто-то взвалил на себя нелегкую ношу воспитания их юного поколения. Редко какой охотник или крестьянин помнил своих предков хотя бы до пятого колена.

Уже через месяц Ольт разделил малую дружину на десятки и самых лучших назначил десятниками. Мало того он и десятки разделил на пятерки, обучая их драться тесным сплоченным коллективом, когда вся пятерка сражается не каждый сам по себе, а помогая и прикрывая спину друг другу. Так и тренировал, нажимая в основном на ловкость и чувство локтя, оставляя силовые упражнения на будущее, когда детские организмы привыкнут к нагрузкам. Кстати, насчет нагрузок, пришлось отдельно создавать два десятка из девчонок, командовать которыми стала Оли. Он недолго думал, что делать с девчонками, которые тоже желали научиться защищаться. Тем более, что, занимаясь по вечерам с Оли дома, он уже задумывался над созданием специального женского стиля боя. Хотя они были одногодки, иногда она при всем своем старании просто физически не могла повторить некоторые его действия. Например, долго держать в руках тяжелый меч. Не хватало силенок. Конечно можно было сделать упор на силовых упражнениях, но Ольт не хотел, чтобы его названная сестра была похожа на молотобойца. Может кому-то и по вкусу крепкие мужеподобные накачанные женщины, но Ольт считал, что женское начало должно все-таки преобладать.

Посидев по вечерам примерно с недельку, он, напрягая свою память, все-таки выдавил из нее все, что помнил о женщинах в единоборствах, и на этом основании записал на бересте целую программу о физическом развитии женщин. Под эту программу заказал в кузне и специальные облегченные мечи, больше похожие на слегка изогнутые шпаги. Сабли – не сабли, шашки – не шашки, что-то среднее между ними и японской катаной. Слегка изогнутое узкое хищное лезвие с односторонней заточкой уже одним своим видом производило впечатление чего-то опасного. Он не помнил названий всего разнообразия холодного оружия, существовавшего на Земле, поэтому назвал это новое оружие именем своей названной матери. А что? Истрилы – хорошее название. Естественно первым испытателем нового оружия и ученицами стали Истрил и Оли, которых Ольт обучал вечерами и тайком в новом Карновском доме новому обоерукому стилю. Им он и передал все свои наработки по видам борьбы, специально обработанным для женщин.

Поэтому после общей разминки девчонки под руководством Оли занимались по своей программе. Частенько на их тренировки приходил Карно и молча сидел в сторонке. Дети думали, что он просто проверяет, как у них проходит обучение и примеряется к будущим воинам, ведь по достижению пятнадцатилетнего возраста они перейдут в его дружину, и поэтому пыхтели во всю, стараясь понравиться. Ольт их не разочаровывал, наоборот то и дело обращался к Карно за подтверждением к своим словам и действиям, на что тот важно кивал головой. Они и подумать не могли, что, глядя на них, одноглазый воевода и сам учится и вечерами нет-нет, а донимал малолетнего учителя, чтобы тот показал тот или иной прием.

После тренировки все, усталые и довольные, разбредались по своим домам. Только несколько детишек оставались и шли вместе с Ольтом к Жаго с Вельтом. Он выбрал их не случайно. Они оказались наиболее восприимчивы к новым знаниям помимо чисто военных и в будущем Ольт надеялся сделать из них что-то наподобие военных инженеров, способных и мост для переправы навести и собрать из подручного материала катапульту. С ними он изучал математику и начала сопромата и собирал модели маленьких игрушечных, но вполне действующих, всяких баллист, катапульт и онагров. Сколько было удивления и веселья, когда первая метательная машинка, величиной с табуретку, начала метать камешки в цель, представлявшую из себя старый, с отбитым горлышком, горшок. Естественно горшок долго не выдержал такого издевательства и Истрил выгнала новоявленных конструкторов вместе с черепками от горшка на конюшню, где места было вдоволь.

Бывшие каторжники уже достраивали мельницу. На очереди была кузница и мастерская кожемяки, которые Ольт решил механизировать. Деревенскому войску требовались оружие и доспехи и даже три кузницы не могли быстро решить эту задачу, поэтому он и решил ввести в местное производство оружия элементарное понятие конвейера и штамповки. От местных доспехов, представлявших из себя железные пластинки, расположенных только в наиболее уязвимых местах, он сразу решил отказаться. Соорудив простой пресс, использующий силу речки, Ольт с кампанией выдавали на-гора по три полных комплекта доспехов в день. Они включали в себя панцирь, состоящий из двух половинок, передней и задней, наручи, защищавшие руки от запястья до локтя, и поножи, соответственно от колена и ниже. Шлем представлял из себя простой железный котелок, к которому на заклепках крепились нащечники и изогнутая пластина, защищавшая шею сзади. Кузнец Кувалда и его три сына оказались людьми понятливыми и после двух дней сплошного брака, они стали делать доспехи, как горячие пирожки. Одна проблема – не хватало металла.

Так же его не устраивало качество железа, из которого делали оружие. Поэтому он, вместе с Кувалдой, проводили эксперименты по закалке и цементированию железа и превращению его в оружейную сталь. Тут ему пришлось вспомнить свое кузнечное прошлое и выудить из своей памяти не так уж много, но вполне достаточно знаний, которые в начале привели Кувалду в полное недоумение, а затем в полный восторг. Пришлось делать и муфельную печь, чтобы отработать технологию получения стали из железа. Для этого они с кузнецом в свободное время обошли чуть ли не все окрестные речки и речушки, чтобы найти подходящую глину, которая была нужна еще и для изготовления тиглей. Конечно все его знания и опыт были на довольно примитивном уровне, но оказались вполне продвинутыми на фоне местного способа изготовления оружия, и он надеялся, что мечи и доспехи, изготовленные в их деревенской кузне, окажутся на порядок выше существующих. И хотя он многого не помнил, а кое-чего и откровенно не знал, он записал, опять-таки на бересте, все свои знания о металлопроизводстве.

Очередной день оканчивался на мельнице, где Жаго с Вельтом, уже официально признанные механики деревни, заканчивали настройку редуктора. Основное действо уже закончилось и теперь они проверяли крепость соединений. Мохнатая, небольшая, но крепенькая крестьянская лошадка, хомут которой был привязан к длинной пятиметровой жердине, соединенной с валом редуктора - основной движущей сила мельницы, задобренная морковкой, терпеливо ждала своего часа. Наконец мастера, проверив и смазав все движущие части дегтем, доложили стоявшей здесь же верхушке деревни о готовности. Наверно запуск ракеты в мире Ольта не вызывал такого ажиотажа, как пуск в работу обыкновенной мельницы. Хотя справедливости ради следует сказать, что обыкновенной она была только с точки зрения Ольта. Для местных же жителей – это было новым словом в их жизни. Так сказать, маленький шажок для одной конкретной крестьянской лошадки и огромный шаг для всей деревни. Может где-то в этом мире и существовали мельницы, но деревенские ничего об этом не знали и мололи муку на чуть ли не вручную в деревянных, или реже, в каменных ступках. У Брано и еще пары зажиточных крестьян из окрестных деревень были ручные жернова, но крутить их… Нужно было иметь немалую силу и терпение и их использовали только по большим обще-деревенским праздникам, когда все мужики по очереди крутили тяжелые каменные диски. Поэтому запуск мельницы было событием не только для жителей Карновки, но и для и всех крестьян из окрестностей. Так что толпа, несмотря на то, что рабочий день был еще не окончен уже вовсю рокотала и волновалась. Тут же мелькала и вездесущая ребятня во главе с неуемной Оли. Вельт махнул рукой, и мужик, стоявший у морды лошади и назначенный погонщиком, громко причмокнул и строгим, но срывающимся от волнения, голосом произнес: «Но-о-о», на что лошадка, совершенно не обращающая внимания на торжественность момента, только махнула гривой и только потом лениво сделала первый шаг. Такое движение не вызвало никакого ответного действия от редуктора. Толпа шумно вздохнула. Тогда погонщик заволновался уже всерьез и достал хворостину. Увидев такой стимул к движению, умное животное само зашагало по кругу. Жернова дернулись, преодолевая первое сопротивление и затем медленно и со скрежетом завертелись. Жаго сыпанул в них песка, чтобы они сгладились и притерлись. Полчаса все собравшиеся слушали мерный шум ссыпающегося песка и скрежет камня о камень, который с каждым оборотом становился все мягче и тише. Никто и не сдвинулся с места, только изредка переминались с ноги на ногу и перешептывались. Наконец лошадь, повинуясь команде погонщика остановилась, и к жерновам и редуктору бросились жены механиков с вениками и тряпками. После тщательной уборки, за которой со всем вниманием следила вся деревня, два мужика под руководством Брано притащили мешок с зерном. Лошадь, подстегнутая командой и легким ударом, для порядка, хворостины опять двинулась по кругу, жернова медленно завертелись и Брано торжественно специальным совком засыпал в них первую партию зерна. Мужики и бабы напряженным взглядом следили, как из-под жерновов по лотку вначале крупинками, а потом тонкой струйкой сыпется первая мука. Подошли поближе старосты деревень и подставляя заскорузлые мозолистые ладони бережно приняли первый помол. Каждому досталось по небольшой горстке, которую они принялись встряхивать, растирать, пробовать на язык и с многозначительным видом пересматриваться и советоваться между собой. Брано, послушав мужиков и перебросившись с ними парой слов крикнул Вельту:

- Еще меньше зазор можешь сделать?

- Отчего же не могу. Все можно… - ответил тот и добавил услышанное от Ольта, - если осторожно.

Вдвоем с Жаго они что-то сделали с жерновами, причем один держал верхний камень и смотрел на приставленную к жерновам планку, а второй что-то крутил аккуратно сверху. По сигналу напарника перестал крутить и уже вдвоем стали закреплять жернова в определенном положении. Опять Брано засыпал зерно, причем в этот раз не пожалел сразу пять совков. Когда появилась мука, он сразу набрал полный совок и понемногу насыпал всем желающим, которыми оказались все присутствующие. Растирали муку пальцами, и сухую и смоченную слюной, пробовали на язык и на вкус, делая при этом уморительно многозначительные лица. Продукт понравился все. Тут на стоящую рядом телегу, на которой привезли зерно, взобрался Брано:

- Что, мужики, понравилась мука? – толпа ответила восторженным ревом. – С завтрашнего дня начинаем помол. Каждое десятое ведро идет мельнику на деревню. А сегодня – праздник, гуляем, потому что большое дело сделали и от общества нашего большая благодарность мастерам нашим. – И Брано, повернувшись лицом к Вельту и Жаго низко им поклонился. И весь народ, присутствующий возле новой мельницы, тоже склонился в поклоне. Мастера смутились, но не потеряли своего достоинства и тоже поклонились в ответ.

Ольт стоял в сторонке, глядел на весь этот спектакль, но не усмехался, как сделал бы это раньше, а буквально впитывал в себя новые знания и впечатления. В конце концов ему жить в этом мире и с этими людьми. А жить приходилось быстро. Временами он жалел, что в сутках так мало времени. Пора было бежать по другим делам, только не забыть напомнить Жаго с Вельтом, чтобы подумали о тот, как перевести мельницу на речную тягу.

Дел было еще невпроворот и распорядок дня у него был довольно жесток. Утром проводил легкую разминку, только, чтобы разогреть суставы, и потом долго, часа три-четыре занимался единоборствами. К чему-чему, а к этому он относился очень серьезно. Еще в том своем мире он под старость частенько жалел, что мало времени уделял своему физическому развитию. В зрелом возрасте вообще ходил в бассейн и тренажерный зал только для поддерживания формы, дела бизнеса просто не оставляли ему времени на другое. Но сейчас, когда судьба дала ему второй шанс он не собирался его упускать, тем более, что это была возможность не просто развить свое тело, а развить его в нужном направлении. Конечно такие тренировки начинать надо чем раньше, тем лучше, лет эдак в пять-шесть, но он надеялся, что долгие упорные занятия тоже дадут нужный результат. Тут еще оказалось, что он не один такой фанат. Дочка Карно Олента оказалась чуть ли не большим фанатом боевых единоборств и когда он по утрам выходил во двор, который по его желанию огородили высоким забором, она его уже обычно ждала. Ольта даже удивляло такое отношение, и он как-то, вовремя очередной тренировки, спросил:

- И зачем девушке, будущей матери и жене, знать, как легче убивать человека?

На что она, пыхтя от напряжения, так как в это время отжималась от земли, ответила:

- Если бы ты пожил без отца и родной матери… и поэтому ты никто и на тебя смотрят как на пустое место… когда за тебя заступиться некому… Ты бы не спрашивал, уф-ф-ф.

Ольт мог бы напомнить, что он и сам будто бы вырос сиротой, но это было бы враньем, поэтому промолчал. Только намотал на свой еще несуществующий ус, что девчонка, несмотря на всю свою внешнюю веселость и безалаберность не так уж и проста и видно многое что держала в душе. А он еще не понимал почему она так недолюбливает жителей Шестой. Видно сказывались голодные нищенские годы, когда деревенские, сами отнюдь не жирующие, фактически списали их с Истрил со счетов, и никто не подавал им даже видимости хоть какой-то помощи, а детский максимализм просто не мог понять даже простого безразличия к их судьбе. И если взрослые, наученные тяжелым жизненным опытом, могли где-то понять и простить, то детская память цепко держала все обиды. Представляя, что пережила эта, еще фактически ребенок, ровесницы которой в его мире играли в куклы, он не стал тогда учить ее жизни, а просто окружил вниманием и заботой, которые не проявлялись явно, но не остались незамеченными. Частенько вместе с Оли приходил Карно, когда у него с утра не было дел. В такие дни они спарринговали и Ольт показывал самые различные приемы с самым различным оружием.

После тренировки наступал период домашних дел, которые ему, как хозяину и единственному в доме мужчине, приходилось выполнять. На это время Оли убегала домой, который деревенские построили своему старосте и в котором она была полновластной хозяйкой со всеми сопутствующим правами и обязанностями. А Ольти занимался своими. Принести воды, нарубить дров, подмести двор было ему не в тягость, а в охотку. Тем более, что скотины, как другие семьи, они не держали и удовольствия ухода за ней он был лишен. Затем наступало время обеда, который обе семьи еще с времен, когда вместо деревни стоял разбойничий лагерь, проводили за общим столом. Иногда Ольт брал бразды правления на кухне в свои руки и тогда на свет появлялось какое-нибудь новое невиданное блюда, рецепт которого тут же разносился по всей деревне. Теперь, благодаря появлению собственной мельницы, Ольт собирался подарить Истрил несколько рецептов блюд из пшеничной муки, которую деревенские почти не знали. Обычно они сажали неприхотливую рожь, которую и потребляли повседневно, а из белой пшеничной муки только на праздники пекли хлеб и пироги. Пшеница была слишком дорогим удовольствием и в основном была привозной и естественно, что из нее делали только праздничные блюда, перечень которых был утвержден раз и навсегда.

Еще Ольта напрягало положение с самым обыкновенным картофелем. Его здесь знали, но он шел как какое-то заграничное чудо, этакий редкий и экзотический то ли фрукт, то ли овощ и подавали его только в богатых аристократических домах, отваренными, порезанными на ломтики и политыми медом. Мелкий, величиной с крупную сливу, он стоил бешеных денег и покупали его на базаре, куда его поставляли купцы откуда-то с юга. Все принимали это как данность, и никто не пытался вырастить картофель самим. Ольт собирался исправить эту ситуацию, ведь он-то знал, что картофель при соответствующем уходе растет везде, кроме разве что крайнего севера. А картошка, как говаривала соседка по лестничной площадке в те годы, когда он еще не разбогател, это второй хлеб. Да он и сам тогда жил только за счет этого овоща, потребляя его в жареном, пареном и вареном виде, так как это было дешево и сердито. А если еще поджарить на сале, с хрустящей корочкой… И мяса не надо. Поэтому в подвале дома в специально сколоченных ящиках лежали и ждали своего часа купленные втридорога, перебранные и пересыпанные песком отборные клубни. Селекцию-то еще никто не отменял. Конечно он не был дипломированным агрономом, но преимущество долгой жизни в том, что где только не побываешь и чего только не узнаешь, если конечно не сидеть на одном месте. А у него, неизвестно к счастью или к горю, был тот самый зуд, который не дает покоя и гонит в самые различные странствия и приключения. Что не пошло на хранение, Ольт пожарил с мясом и грибами. Как они тогда объелись, даже вспоминать приятно.

После обеда он вместе с Оли шел на тренировочную площадку, которая уже давно потеряла свой первоначальный вид. От постоянного топтания на ней была выбита вся растительность и по периметру вырублена значительная часть деревьев. Это потребовалось для увеличения площади для тренировок и получения материала для спортивных тренажеров. Впрочем, тренажерами эти свои поделки для тренировок Ольт назвал просто по старой памяти. Несколько макивар, три бревна, установленных на высоте с метр и десятка три пеньков, которые образовывали собой замысловатую дорожку. Половина из них была оставлена после срубленных тут деревьев, другая половина была вкопана специально. Еще висело несколько кожаных мешков, набитых опилками пополам с песком.

После бега и разминки половина малой дружины занималась работой в строю, другая индивидуальной подготовкой. На следующий день они менялись местами. По желанию каждый мог заниматься и после тренировки и чаще всего, отбив положенное время, многие оставались и до самой темноты с поляны доносились крики и стук деревянных мечей. Их желание скорее стать настоящими воинами, подогретое историями Ольта, пересиливало даже их обязанности по хозяйству, что доставляло ему же немалые хлопоты. Хорошо хоть лентяев среди юных воспитанников малой дружины не было по определению. Единственной настоящей проблемой было то, что зачастую Ольт, увлеченный своей ролью тренера, использовал слова и термины, которые в этом мире были еще неизвестны. Приходилось львиную долю времени тратить на объяснения, что, впрочем, только добавляло их занятиям таинственность и притягательность в глазах юных лесовиков. Не пустовала поляна и предобеденное время, в это время ее оккупировала малышня, не допущенная к тренировкам. Они, пока еще толком не понимая свои действий, но подражая более взрослым товарищам, ходили строем и махали палками. Ольт им не препятствовал, считая, что после такой накачки прививать воинские навыки будет легче ему самому.

После тренировки он шел к механикам или к кузнецу. Хорошо еще, что в последнее время они чаще всего находились в одном месте. Бедняга Кронвильт весь почернел, высох и даже как будто стал меньше ростом. Впрочем, глаза у него горели азартом. Еще бы! Когда Ольт в глиняном тигле выплавил брусочек крепкой и упругой настоящей стали и показал способ закалки, который делал изделие из железа в два раз прочнее, то кузнец до того проникся новыми знаниями, что тут же решил перестраивать всю кузню в соответствии с новыми веяниями. Ольт, обговорив с ним вопросы о секретности, нарисовал ему и схему работы механического молота. Кузнец долго чесал голову, стараясь соотнести нарисованное с будущим механизмом, но пространственное мышление оказалось неподвластно нетренированным мозгам и, так и не сопоставив примитивный чертеж с тем, что обещал Ольт, в конце концов махнул рукой, мол – делай, а там посмотрим, что получится.

А тут еще назрел вопрос о наличии железа для изготовления оружия. Весь металл, который у них был, мастера в три кузницы переработали на мечи и наконечники копий. И хоть мечи были и короче, чем те, к которым привыкли местные и металла на них ушло меньше, но зато наконечники копий, сделанные по рисунку Ольта, были длиной до полуметра, да еще и с широким лезвием, похожим скорее на кривой меч. То ли глефа, то ли нагината, она требовала к себе особое отношение. Всю красоту боя таким копьем, наконечник которого нельзя было обрубить из-за его длины, Ольт как-то показал Карно, с тех пор староста помимо двух мечей включил в свою тренировку и работу с копьем и не только стал заниматься сам, но и заставил заниматься этим всю дружину. На эти копья металла уходило почти столько же сколько и на изготовление меча. И теперь железа почти не осталось. Так, на недельку работы и что делать потом – никто не знал. Во всяком случае ехать опять в Узелок, когда там не отошел еще от ограбления управляющий никто не желал.

Пришлось вспомнить про месторождение руды, которое нашел Кронвильт. Снарядили туда небольшую экспедицию, в которую вошли сам кузнец, Жаго, один десяток из дружины и конечно же Ольт. В путешествии они рассчитывали пробыть не меньше недели, а проваландались десять дней. Сама дорога заняла не много времени, не так уж далеко оказалось баронство покойного Бродра. Больше времени и усилий забрала дорога от «замка» барона до места, где Кронвильт нашел месторождение железной руды. Три телеги, которые взяли с собой новоявленный рудознатцы, с трудом прибирались сквозь густые дебри.

Сам «замок», которым оказался крепкий полутораэтажный дом на пять комнат, окруженный десятком избушек поменьше, для прислуги и дружины, и огороженный крепким частоколом, был почти пуст. Видно после того, как погиб барон вместе со всей своей дружиной вся прислуга, набранная по подвластным деревням, разбежалась по своим домам. Беречь и охранять хозяйское добро остались только пара старых увечных воинов, помнящих еще Эданскую войну, и такой же старый управляющий. Местные жители не могли сказать про него ничего, ни хорошего, ни плохого. Барон сам вел свои дела, и оставшиеся ветераны, которых он держал чисто из жалости, просто занимались видимостью охраны ворот, а управляющий вел учет в небольшом хозяйстве, не суя свой нос, куда не следует. Ольт не стал их трогать, только уведомил, что у них теперь у них новый хозяин, староста Карно и он скоро приедет проверить службу. Эту новость старики приняли со стойкостью и равнодушием фаталистов, во всяком случае никто из них не пустил слезу по барону. И даже немного оживились, когда Ольт от лица нового хозяина выдал им по серебряному дильту. Видно Бродр их не баловал деньгами.

Недалеко от «замка» находилось болото, из которого Кронвильт Кувалда и добыл в свое время болотную руду и откуда начал поиски месторождения. Отсюда он и намеревался проводить их экспедицию до места. Путь был совершенно нехоженым, по дремучей вековой тайге, да еще единственным ориентиром была извилистая лесная речка, впадавшей в это болото, и по которой пришлось идти, следуя всем ее извивам. Не знал кузнец другой дороги и вел их по тому самому пути, который когда-то прошел сам в поисках железа. Хорошо еще, что лошадей оставили в доме Бродра. Точно бы ноги переломали. Ольт надеялся, что после того как они найдут месторождение, то оттуда, определившись на местности, уже смогут проложить прямую и, хоть немного похожую на нормальную, дорогу до своей деревни. А тут еще и местность стала портиться прямо на глазах. Если раньше лесные дебри хоть и были еле проходимы, но шли по равнине, то потом стали попадаться холмы, которые уже на второй день превратились в пологие, но достаточно высокие сопки, заросшие по самую макушку той самой тайгой. И речка из весело журчащего и, хоть и достаточно широко раскинувшегося, мелководного потока превратилась в стремнину, которая узким кинжалом прорезала пространство между сопками и приходилось вместе с нею вилять и пробиваться между становившимися все выше сопками. Наконец на четвертый день Кронвильт, постоянно уходивший вперед на разведку, вернулся и показал тяжелый, тускло отсвечивающий металлическим блеском, бурый булыган.

- Оно? – только и спросил Ольт у Кувалды.

- Да, оно. Мы нашли его. – выдохнул кузнец.

- Вот и славно. Далеко нашел?

- Нет. Шагов три сотни от нас. Прямо у речки, выше по течению.

- Показывай место. Там и сделаем привал.

Распадок между двух сопок оказался хорошим местом, рядом с водой и хорошо укрытым от ветра сопками, поросшими густым лесом. Здесь и разбили лагерь. Пока воины разводили огонь и набирали воду, Ольт направился на ближайшую сопку, выбрав более высокую, чтобы осмотреться с высоты. Побуксовав пару раз на попавшихся по пути то ли базальтовых, то ли гранитных кручах, не силен он был в геологии, примерно через час взобрался на вершину. Картина перед ним открылась величественная и мощная в своей красоте. И хотя к природе он относился чисто потребительски, но чувства прекрасного не был лишен. Сопка, которую он выбрал наблюдательным пунктом, была не самой высокой, но все-таки позволяла видеть местность до самого горизонта. А здесь было на что посмотреть. Местность до боли напоминала ему родной Приморский край, до того все вокруг казалось знакомым и близким. В последнее время перед смертью он не часто выбирался на природу и ему надо было попасть в другой мир, чтобы по достоинству оценить то, чего он себя лишал.

В голубоватом тумане таяли сопки, укрытые мохнатыми шапками девственной тайги. Он не знал, когда и какие геологические катаклизмы тут происходили, что земля вспучилась ими, но что-то тут явно происходило. Видно когда-то здесь кипели нешуточные страсти и треснула земля, выдавливая из своих недр богатую железом породу. На склонах других сопок виднелись проплешины, а иногда и целые склоны, как будто облицованные выступающими из грунта каменными массивами. В лучах солнца они частенько отсверкивали металлическим блеском и по ним можно было определить места, где порода вылезала наружу. Кажется, Кронвильт, сам того не зная, нашел не просто небольшое месторождение железной руды, а наткнулся на гигантский склад природных минералов.

Ольт, как-то бродя по просторам интернета, видел фотографии гигантских карьеров, в которых добывали чуть ли не всю таблицу Менделеева. Вот и сейчас, примерно определив линию, по которым проходили места выхода породы на поверхность, мысленно очертил границы разлома, и представил себе границы месторождения. Судя по всему, железом они теперь были обеспечены надолго. Еще и внукам останется. Теперь бы вспомнить, как сооружать домну. Местный способ добычи железа из руды его категорически не устраивал. Ну что это за безобразие: копать яму, потом покидать в нее примерно килограмм тридцать руды и сверху развести костер. Когда огонь разгорится, переворошить всю кучу и постоянно в течении нескольких часов подкидывать дрова для поддержания температуры. Затем, когда все остынет, достать со дна ямы спекшийся кусок даже не металла, а грязный, перемешанный со всякими добавками, слиток непонятно чего. После этого в игру вступали молотобойцы и много часов долбили по этому куску, постоянно разогревая его в горне и выбивая шлак, теряя при этом и металл, который просто выгорал от многочисленных термических обработок. И только после этого получалось немного, в лучшем случае килограмм пять, плохонького с примесями железа.

А ведь Ольт помнил когда-то виденный документальный фильм о том, как кажется «великий кормчий» Мао провозгласил какую-то очередную программу по развитию страны. Тогда чуть ли не в каждом дворе, послушные политике партии и ее вождя, китайцы возводили небольшие домашние домны. И все отлично работало, правда металл получался не очень, но ему думалось, что в любом случае он был получше местного извращения. Ольт не помнил, чем кончилась та китайская эпопея с добычей металла, но для это было неважно. Самое главное, что Ольт знал, что получить металл в достаточно больших объемах для их нужд и приемлемого качества, возможно и для этого необязательно строить металлургический комбинат. Вот только придется посидеть вечерок и вспомнить все об этой чертовой домне. Но это уже дома.

Еще немного посидев на верхушке сопки и полюбовавшись окрестностями, он спустился вниз, где уже был почти готов обед. Кронвильт тоже был тут и ходил с важным и многозначительным видом. Было видно, что его так и распирает от желания похвастаться новостями, но природная молчаливость и привычка не говорить лишнего крепко держали его язык на привязи. Ольт не стал его долго мучать и сразу после сытного обеда, они отошли в сторону, чтобы спокойно без лишних ушей поговорить. Не то, чтобы он не доверял воинам, но привычка не распространять знания между людей, для ушей которых они не предназначены, пришла с ним еще из его мира. Незачем людям знать то, что им совсем не предназначено. Кузнец был до того возбужден, что не мог спокойно стоять на месте.

- Ты не понимаешь, Ольт, что мы нашли! Да мне этой руды хватит… Да я из нее…

Ольт отлично понимал, что этой руды хватит еще и внукам, и правнукам Кронвильта. Да и насчет того, что из нее делать, были у него кое-какие задумки, отличные от мыслей кузнеца. Но говорить ничего не стал, Кронвильт так непосредственно радовался, прямо, как ребенок, получивший в подарок давно вожделенную игрушку. Поэтому Ольт покорно терпел все его восторги, которые наконец прорвались у кузнеца, найдя свободные, а главное – бывшие в курсе всех тайн, уши. Необычное красноречие Кронвильта, из которого в обычное время, казалось, каждое слово надо было тащить его же клещами, просто завораживало. Тем более Ольт и сам был рад, даже больше, чем при нахождении золотого прииска.