Лепрозорий

#30. Эту чашу, молю, мимо меня пронеси

Всех бродяг, бедняков и больных знаешь Ты,

Всех беспомощных с горестью их знаешь Ты,

Если я позову Тебя, стоны услышишь,

А смолчу — и наречье немых знаешь Ты.

Кошка очнулась с чугунной головой, рывком села, едва не потеряв сознание, и машинально стала похлопывать по бокам и бедрам в поисках клинка. Подняла голову, чувствуя опасность, и увидела перед собой бледного перепуганного паренька-кота. Тот искоса поглядывал не на саму кошку, а на кого-то рядом. Химари повернулась, но возле нее сидел тигр и пристально глядел на юношу, клокоча.

— Не бойся. Раз он тебя еще не убил, то и не убьет, — прошептала она незнакомцу, с трудом поднимаясь. Она понимала, что этот парень как-то связан с тем, что ей плохо, и она с трудом двигается. К тому же звериная форма исчезла, а Химари ясно помнила, что под конец боя стала львицей.

— Это яд, вам еще долго будет плохо, — словно извиняясь, прошептал юноша, растягивая губы в извинениях.

— Чей яд? — Химари провела рукой по лбу, ощупывая кожу, затем коснулась шеи, куда попал дротик.

— Паучий, — юноша-кот даже зарделся от гордости. Еще бы, такие яды — большая редкость и стоят бешеных денег. — Сам добыл. Я в вас дротиком… ну, того, — он помог кошке устоять на полусогнутых слабых ногах, придержав за локоть.

Она усмехнулась, поглаживая опухшую рану на шее.

— Водки не найдется? — тяжело выдохнула, каждой клеточкой тела ощущая, как невыносимо страдает плоть.

— Только спирт, — недоуменно отозвался парень, опасливо косясь на тигра.

— Пойдет, давай сюда, — усмехнулась кошка, опираясь о ближайшее дерево.

Кот протянул Химари фляжку, и она залпом осушила ее. Закашлялась, прижав руки к горлу, едва не упала. Она чувствовала, как по телу разливается обжигающее тепло, как становится хуже и сразу же — лучше. Травы, способные поднять температуру еще выше и наверняка уничтожить яд, остались в таверне.

— Вам лу… — но договорить юноша не успел. Кошка молниеносно схватила его за горло и прижала к дереву.

— Ох, не стоит, — мурлыкнула она. — Ты всадил в мою шею дротик с ядом, помогая волкам. Ты думаешь, я решу, что ты не враг?! — у нее жутко кружилась голова, но она знала, что на парня ее вполне хватит.

— Я не знал! Честно, не знал! Я только когда подошел, понял, что вы — это вы, — просипел он, скребя руки Химари коротко остриженными ногтями.

— Что я — это я? — кошка принюхалась. Спирт хоть и перебивал запахи, но не настолько сильно. Юноша казался знакомым, но Химари не могла понять, почему. Она все еще крепко держала его за горло, пытаясь вспомнить лицо.

— Вы научили меня собирать яд, — хрипел он, стараясь хоть на миллиметр подвинуть кошкину руку с кадыка. — В войну. Которую проиграли, — ему явно не хватало воздуха.

Но кошка отпустила его и, наклонив голову, еще усерднее пыталась вспомнить. Наконец, вспышкой, до нее дошло.

— Ты Винс? — сухо пробурчала она, уже вовсю занятая поиском мечей.

— Да, — юноша-кот уперся руками в колени и пытался отдышаться. — Меня просто послали помочь волкам забрать какую-то очень важную девочку. Они хотят кого-то заманить в мертвый гейзер, — кашляя, закончил он.

— Там много волков? — кошка, упершись ногой в труп, тянула застрявший в ребрах меч на себя.

— Очень, — Винс поежился. — Наших тоже хватает, мы волков кормим и поим, пока он играют в карты по шатрам. К тому же наша задача оповестить их, как только кто-нибудь появится возле каньона.

Химари глубоко вздохнула, вытирая окровавленный меч о край кимоно.

— Они ловят маршала.

— Люциферу?! — Винс побелел от ужаса. — И вы с ней заодно? — кажется, это было сказано с ноткой презрения и обиды.

Кошка кивнула, вышагивая по волчьим трупам ко второму мечу.

— И сколько там кошек? Тех, что я знаю, и что знают меня, — уточнила она, одним махом вытащив второй клинок из волчьего живота.

— Из опытных бойцов будет котов пятьдесят, — неуверенно начал Винс.

— Ох, и что же, мне всех перебить придется?! — простонала Химари, подвязывая мечи. Только этого не хватало, против своих же, в лоб. Она не сможет, как Люция, убивать бывших товарищей, это слишком. Но разве есть выбор?

— Нет!

Химари обернулась на столь бойкий ответ. Винс стоял, не поднимая глаз, и крепко сжимал кулаки.

— Мы не скажем, что вы пришли, — он серьезно посмотрел на нее, нахмурив густые брови.

Кошка криво усмехнулась и пошла дальше, ей этого было мало. Все равно Люция придет и втянет ее в бой с котами, а ведь когда-то все было иначе.

— И не выдадим маршала! — крикнул он вдогонку, спохватившись. — Мы не будем драться с вами, не поможем волкам, — Винс потупил взгляд.

А Химари звонко рассмеялась.

— Глупый мальчишка! Как ты собрался уговорить слуг ослушаться своих господ? Эти кошки трусливы, как мыши! — взревела она, обернувшись к нему. Она вся дрожала от гнева и горькой обиды.

Юноша-кот вжал голову в плечи, замявшись. Пожевал губами, опасливо прижав уши к голове.

— Вас мы боимся больше, — тихо-тихо прошептал он, отворачиваясь. Искоса глянул на кошку и, спохватившись, бросил, — Простите.

Химари, помрачнев, кивнула.

— Я правильно понимаю, на вашу помощь в бою я могу не рассчитывать? — презрительно шикнула она, повесив уши.

Винс кивнул.

— Боюсь, что так. Но мы вас не выдадим. Честно!

Химари криво усмехнулась, обнажив белоснежные клыки в потеках ее же крови.

— Если вас не выпорют, — мотнула головой и, обернувшись белой львицей, затрусила в сторону гейзера Ши.

***

На территорию кошачьего лагеря Химари ступила уже человеком, а не львицей. Винс давно обогнал ее и успел донести весть о приходе необычной гостьи. Надо отдать ему должное, никто из волчьих слуг не выдал ее появления.

На страже стояли только мужчины-коты. В кожаных доспехах, слабо вооружены, и больше встревожены, нежели серьезно готовы к бою. Девушки и женщины возились у небольших костров, и таскали котелки в обход каньона.

Перед Химари все расступались и склоняли головы, а она шла, недоверчиво придерживая мечи у бедра и как можно незаметнее подтягивая раненую ногу.

— Принцесса.

— Принцесса.

— Принцесса.

Они шептались за спиной, переносили весть о ее приходе друг другу, но никто не решался даже подойти. Кошка брезгливо поморщилась, а потом, устыдившись самой себя, прижала уши к голове. Чувство вины неподъемным камнем легло на грудь. Это из-за нее все кошки стали покорными и трусливыми, сделались слугами, ожидающими поощрений. Если бы не война, все бы жили, как раньше. Даже тихая ненависть лучше рабства. Все лучше служения волкам!

А кошки все равно звали ее принцессой, помнили. И лучше бы им кинуться на нее, задушить за все, на что она их обрекла, лучше бы им забыть, что кошачья принцесса бросила их, оставив побираться у ног врагов. Она готова была к их гневу, ведь сейчас она шла помогать маршалу, той самой сумасбродной девчонке, похоронившей столько кошкиных солдат. Они вправе были звать ее предательницей, которой она и являлась. Но шептали только — «Принцесса».

Даже понимая свою вину, Химари все равно шла через пролесок к краю каньона. Она заберет Еву и отдаст девочку Люции. А потом — будь, что будет. Это было настолько неважно и бессмысленно, что кошка боялась загадывать. Из головы не выходили дочери. Если бы только она могла вернуть все прошлое и поступить иначе. Если бы только Самсавеил дал ей шанс исправиться, спасти ни в чем не повинных девочек, жизни которых она загубила собственными руками.

Кошка, не спеша, забралась на каньон и присела у самого края. Тигр остался ждать ниже, развернулся спиной, словно охраняя от кошачьего рода.

Огромный колодец каньона был полон шатров, столов и волков. Все они были вооружены и ждали своего часа, коротая время за разговорами и картами. В самом сердце каньона покоилось иссохшее озеро, с пролегающей сквозь него широкой бездонной трещиной. Химари только в самой первой жизни застала гейзер живым, он бил столпом раскаленной воды каждый час. А потом вдруг умер, и волки стали ссыпать туда тела врагов, предателей и убийц. А теперь же, на трех старых цепях висела все та же птичья клетка, в которой доводили до изнеможения преступников. От ее дна тянулась веревка к одному из столбов, потянешь за нее, и через распахнутые створки вдоволь намучившийся заключенный упадет в черную бездну. Вот только сидела в этой клетке не отчаянная преступница, а девочка, которой суждено было стать приманкой для более крупной добычи.

Волки терпеливо ждали, когда в ловушку угодит маршал, дикая гарпия. Прохаживались бессмысленными дозорами от единственного выхода — расщелины шириной в пять лошадей — до гейзера, и обратно. Стреноженные кони стояли возле крутого обрыва каньона прямо под Химари, тихо ржали, били копытами щербатую землю и толкались. Один из волков прикрикнул на молодую рыжую кошку в грязном фартуке, и, отвесив поклон, она побежала успокаивать животных. Юная кошка вилась возле лошадей, поглаживая их по лоснящимся шеям, утешала, словно извиняясь за неудобства. И кони ее слушали, бодали носами, пожевывали мягкие уши, позволяли тянуть себя, и даже не проронили ни звука, когда она крепко подвязала их за поводья к столбу.

Конюхи, кухарки, куртизанки — завидные профессии для горделивых кошек, ничего не скажешь. Но они словно привыкли к этому, приспособились, смирились, сломались. Или сделали вид. Но даже на войне в госпиталях Химари не видела таких потухших безрадостных взглядов. Тогда все верили в свою принцессу, смотрели на нее с горящими глазами, растягивали губы в радушном оскале, а «Принцесса» за спиной звучало с трепетом и любовью. Пошли бы они за ней сейчас? Шепот за спиной был полон удивления, горечи и надежды. Они ждали от нее того, что ей было уже не под силу. Старые кошки не воюют, старые кошки растягиваются на подстилке у камина и мурчат. Старые кошки спят, мечтая о смерти. А Ева ждала свою фурию, мечтая о спасении. Старые кошки не бросают котят умирать.

***

Люция неторопливо пробиралась сквозь лагерь с взведенным арбалетом. Она недоверчиво косилась на каждую кошку, металась из стороны в сторону и словно не верила, что они не станут нападать.

Химари метнула ей под ноги иглу, и тогда их глаза, наконец, встретились. Люция со всех ног бросилась к кошке, прижав к груди арбалет. Химари ждала бескрылую, ждала команды к бою, отмашки, разрешения. И было так странно на душе, неловко, но приятно. Впервые кошке захотелось получить приказ от этой безумной сумасбродной девчонки, как все ее кликали, и выполнить его. Люция поднялась и на четвереньках подползла к самому краю каньона-колодца. Осмотрела все, едва задержавшись на клетке с Евой.

Кошка ждала, благодарно смотря на то, как волчьи слуги готовят поздний ужин, терпкий аромат которого скрывал присутствие маршала более чем полностью.

— Волки не спали прошлую ночь и весь этот день, они устали — самое время для нападения. Приходил Инпу, подбодрил воинов, и остался — возится с бумажками в шатре возле клетки, — Химари указала рукой на ярко-алый шатер, охраняемый двумя крупными стражами.

— Перья императрицы, паутина провидицы, — Люция словно и не слушала ее. Закатала рукав куртки по локоть, дернула запястьем, заставляя шнурок, Евин подарок, провернуться. — Идем, — заключила она, вставая.

Не успела кошка хоть что-то ответить, как бескрылая стала спускаться к лагерю.

— Куда?! — опешила Химари, не веря своим ушам.

— В ангельский град, — терпеливо ответила Люция, разряжая арбалет и пряча болт в колчан.

— Но Ева?! — дрожащим голосом прошептала кошка.

Люция молча защелкнула арбалет в крепления на спине.

— Моя жизнь важнее для этой империи, — и стала спускаться.

— Она любит тебя. Действительно любит. Она ждет там, в этой чертовой клетке! Ждет, что ты придешь и спасешь ее! — кошка не верила, это казалось чудовищной шуткой, не могло быть правдой. Она отказывалась верить.

— Пусть ждет. Я достойно ее похороню. В кристальных часах, никак не меньше. Но — после! Черви даже не успеют съесть ее сердце, — и даже голос не дрогнул. Она обошла тигра и спрыгнула на траву.

Химари опешила. Да за один такой шанс двадцать чертовых лет назад она готова была продать душу и тело Самсавеилу до скончания времен! Позволь ей судьбы спасти драгоценных волчат пару веков назад, она была бы готова на все. Ее душили слезы — от ярости, от горя.

А Люция словно даже не понимала, не хотела понимать.

— Идем, у нас много дел.

Кошку трусило, кожа горела. Слезы сами хлынули, как ни пыталась она их сдержать. Все тело налилось текучей энергией Самсавеила, обжигающей, невыносимой. Химари швырнула в Люцию камень, и тот, многократно усиленный, просвистел возле щеки бескрылой, рассекая ее.

— Гори оно синим пламенем! — взревела кошка. — Пошла ты к чертовой матери, бессердечная эгоистичная дрянь! Ты не достойна зваться Люциферой, несущей свет. Ты — чудовище, — орала кошка, совсем не боясь, что волки ее услышат.

Но Люция даже не повернулась, и тогда, утерев слезы со щек, кошка перемахнула через край колодца, попав вместо бескрылой в волчью ловушку.

***

— Боже! Все возможно тебе. Пронеси чашу сию мимо меня. Но не чего я хочу, а чего — ты, — шептала Ева дрожащим голосом, молясь на коленях в железной клетке. Она перебирала пальцами паутину, наматывая ее в клубок, виток за витком.

Ей не хотелось смотреть на волков, они скалились ей и смеялись. Не хотелось думать о спасении — она в него больше не верила. Молилась, но от страха мучительной смерти. Ева чувствовала себя виноватой — из-за нее убили Химари. Люция точно будет зла и, возможно, бросит ее умирать. Заслужила!

— Боже, все возможно тебе. Пронеси чашу сию,.. — все смолкло, и паучонок подняла голову.

Люция! Ева поднялась аж на цыпочки, глядя, куда обратились все волки. Но там стояла Химари — одна. Только что обратившаяся из львицы в человека. Ее маленькая грудь тяжело вздымалась, а левая нога подрагивала, рассеченная вдоль голени. Волки бросились всем скопом. Она мгновенно обнажила парные клинки, охваченные лиловым пламенем. Зарычала, показав белоснежные львиные зубы. Все ее тело словно горело изнутри, под белоснежной кожей жилки проступали пунцовой сетью. Кошка сделала шаг, второй, и растворилась в волчьих телах.

Ева видела знакомые движения, переступы, волны, покачивания и кружения, сопровождаемые лиловыми клинками, разящими, разрывающими. Кошка словно танцевала, как тогда – у озера. Паучиха не видела, но чувствовала притягательный взгляд лиловых глаз.

Волки кидались толпой, все новые, и новые. Хватали пики, секиры, мечи. Они бросались на нее по головам, а она — танцевала. Мягко, легко, смертельно.

Тигр метался меж врагов, тяжелыми ударами лап сбивая их и толкая друг на друга. Вгрызался в незащищенные глотки и ломал челюстями ноги.

Ева стояла на дрожащих ногах, прижав клубок паутины к груди, и едва дышала. Она видела, чувствовала дикую невыносимую боль Химари, отражавшуюся в ее лиловых глазах. Та заставляла зрачки кошки дрожать, а мускулы шеи и плеч сокращаться, отчего некоторые движения рук выходили грубыми, жесткими, совсем не вяжущимися с прекрасным танцем. Но кошка держалась, разя волков, прыгая по их поверженным телам.

Паучиха трясла решетку, вцепившись в нее изо всех сил, но даже не замечала этого. Где Люцифера? Где?! Почему ее снова нет?

Она видела, как сзади к кошке приближался вожак волков — седобородый, широкоплечий, сильный. Это он знакомился с Евой, говоря, что имя ему — Инпу, он глава всех псов, и его не стоит бояться всерьез, ведь волки не обижают детей. Но это именно он заносил секиру над кошкиной головой.

И Химари почувствовала угрозу, обернулась, выставляя руки с мечами вперед. Но было поздно. Ева видела, как золотые волчьи глаза дико смотрят на кошку, и страх заполнил собой все ее существо, пронзая душу отчаянием и болью.

— Боже! Пронеси чашу сию мимо нее! — орала Ева, не слыша ничего кроме мрачного боя собственного сердца.