Ленивый сын

Глава 6

Чайные листья не предложили ни одного достойного предзнаменования. На самом деле они ни черта не сказали Изобель. Они громоздились на дне чашки мокрой грудой и отказывались выдавать любые секреты. Изобель нахмурилась… и почти услышала, как мать рявкнула: «Не хмурься. Морщины появятся». Но ничего не могла с собой поделать.

Листья всегда говорили с ней. Будучи слабой в магии, Изобель обладала навыками предсказания ближайшего будущего. «Например, сдам ли я экзамен по алгебре? Приготовит ли повар пирожные? Выиграет ли горячий чувак с прессом в «Спасителя»?» Листья никогда раньше её не подводили.

Может, она неправильно выполнила часть ритуала. Изобель встряхнула чашку, но комок остался. Она осторожно поставила чашку обратно — отличие от сестры, которая любила бросать вещи — и вздохнула. Что происходит? На каждом шагу она обнаруживала, что терпит неудачу. После встречи с мертвецами — и с тем парнем, который постоянно бомбардировал её мысли и сны — Изобель не могла избавиться от ощущения, что что-то надвигается. Что-то грандиозное. Событие, которое поменяет её жизнь и, возможно, мир.

Но подтверждение этому Изобель не получила.

Все привычные методы предвидения потерпели неудачу. Гадание на кофейной гуще и на чайных листьях отказывались работать. Карты Таро продолжали показывать смерть и любовь, и больше ничего. Смерть кого? И откуда взялась эта любовь? У Изобель на примете не было поклонников… ну или, по крайней мере, никого, о ком упоминал дед.

На ум всё время приходила пара странно напряжённых глаз.

Нет. Только не он. Никогда. Её семья никогда не согласится на это. Изобель должна перестать отвлекаться.

«Мне нужны ответы».

Она ненавидела незнание. Как Изобель могла подготовиться, если не знала к чему? Эва просто бы убила его, чтобы перестал мешать. Однако Изобель не всегда хотела расплавить проблемы или превратить их в лягушек — в основном потому, что с её магией и усы-то никому не наколдуешь. В некоторых случаях крайние меры наказания не применялись. Например, если какой-то мужчина приставал к Эве, её сестра делала ему что-то гадкое и хохотала… довольно гадко.

А Изобель же хотела понять, почему этот человек беспокоит её. Как ей понять и оттолкнуть его, если не знала, почему не может избавиться от мыслей о нём? Очевидно, требовалась конфронтация, а значит Изобель снова и снова перебирала разные речи и планы, которые могла бы использовать, когда снова с ним столкнётся.

— О, привет, я нашла это ухо и подумала, что ты захочешь похоронить его вместе с телом. — Но для этого нужно найти гниющее ухо.

Мать точно завалит вопросами, если она попросит ухо у неё. И нет, Изобель никогда не просила у неё что-то из коллекции частей тел. Насколько она знала, те заказывались по каталогу. В наше время в интернете можно купить что угодно.

А что если просто прийти без обмана на кладбище и сказать:

— Пойдём, поужинаем.

Пригласить его на свидание, позволить оскорбить её и сделать предложение, которому она… скорее всего, уступит. Этот парень серьёзно поймал её на крючок. Как она могла ненавидеть парня и всё равно чувствовать к нему влечение? Неужели он её околдовал? Ванна с солёной водой и зелье, приготовленное по секретным ингредиентам матери, очистили бы Изобель от любых чар. Но для большей уверенности она съездила к дяде Йозефу, оборотню, природа которых уничтожать любую магию. Любую магическую связь можно снять только контактом кожа к коже с оборотнем. Не сработало. Изобель по-прежнему думала о том парне. И порой в её мыслях он был без одежды.

«Да что со мной не так?»

Изобель села завтракать за стол в комнате меньше официальной столовой, но большой по обычным стандартам, учитывая, что стол мог вместить до двадцати человек.

Перед ней тут же поставили тарелку, на которой лежал предпочитаемый завтрак: два кусочка бекона, яичный белок, сваренный и сложенный поверх ломтика чеддера на кусочке тоста без корочки, идеально намазанном маслом и хрустящий, и креманка кетчупа для макания. Дедушка ненавидел эту дрянь, говорил, что Изобель не должна пачкать превосходную еду. В одном из своих редких актов неповиновения Изобель обмакнула в кетчуп яйцо и попросила жареную картошку с ещё большим количеством вкусной красной гадости.

Как печально. Эванджелина бегала вокруг и делала всякие гадости, чтобы привлечь к себе внимание. Изобель ела кетчуп. Давай, вперёд. Бунт в самом жалком его проявлении. А что ещё она могла сделать? Какие действия предпринять, чтобы не ощущать себя… в ловушке? Загнанной в клетку ожиданием, без контроля собственной судьбы.

Порой Изобель ничего не могла поделать и думала о том, как несправедливо, что семья хотела выбрать для неё будущее.

«А что насчёт того, чего хочу я и что нужно мне?»

Кувшин наклонился и наполнил стакан свежевыжатым апельсиновым соком, который Изобель осушила. Количество слуг, заботящихся о каждой потребности семьи, было немного безумным. Отец часто шутил, что они нанимают лучшую часть города. Он не далёк от истины. Дедушка ожидал, что его дом будет поддерживаться на определённом уровне. Мама об этом позаботилась.

Говоря о последней, в комнату влетела мать, прелестно выглядевшая в костюме для верховой езды — брюки свободно сидели на бёдрах и были заправлены в чёрные сапоги до колен. Блузка спереди украшена пышной оборкой, а тёмно-синий бархатный жакет отделан золотой тесьмой. Каждым сантиметром русская царица. Естественно, она не была настоящей царицей. Дедушка не любил признавать, что у них крестьянские корни. Однако иммиграция семьи в Соединённые Штаты означала переписывание семейной истории, и это включало добавление королевских титулов. В результате в позе матери всегда присутствовал намёк на высокомерие. Это было видно по наклону головы и по холодному взгляду. Она ни с кем не считалась и ожидала, что все взгляды обратятся на неё, стоит войти в комнату. Великая дама, ожидающая аудиенции.

А в данный момент получила лишь Изобель.

— Доброе утро, моя мышка. — Причём «мышка» она произнесла на русском. Мамин мышонок. Эва же получила престижное русское «солнышко», что на английском значило «маленькое солнце». Мать любила их обеих, но сияла каждый раз, когда Эванджелина использовала свою магию.

Мама осмотрела комнату и спросила:

— А где твоя сестра?

— Наверное, у себя дома. Она переехала. Помнишь?

— Я думала, она уже оставила эту глупую идею. Она должна жить здесь, с нами.

По словам Эванджелины, нет. Она отказывалась жить под контролем семьи. Вот бы и Изобель была такой же смелой. Хотя, жить в доме семьи означало не убираться и не готовить, так что была ложка мёда в бочке дёгтя. Но вечно так продолжаться не могло.

Изобель схватила бекон и откусила кусочек и, зная как это бесило, начала разговаривать с полным ртом. Мать села напротив неё.

Во главе стола сидели мужчины семейства. В их случае — дедушка. Отец Изобель исчез некоторое время назад. Большинство считало его мёртвым, хотя тело не нашли, и все посматривали на мать, гадая, а не она ли его убила. Изобель знала, что это не так. Она сомневалась, что отец винил мать, учитывая, что Изобель могла видеть его дух, парящий рядом, наблюдающий за матерью, тянущийся к ней, чтобы прикоснуться, даже если его руки проходили сквозь неё.

Несмотря на давление со стороны дедушки Изобель, мать так и не вышла снова замуж. Она утверждала, что не может быть уверена, вдова ли она. А Изобель подозревала, что мама просто не вынесет присутствия в своей жизни другого мужчины. Кто сказал, что настоящей любви не существует? Её родители были примером устроенного брака, который сработал. Но не у всех так было. Многие родственники избегали развода и шли прямо на убийство. Это рентабельнее.

Изобель доела бекон и сделала глоток сока, пока мать намазывала джем на бублик. Похоже, день был напряжённый, раз она прибегла к повышению сахара.

— Зачем ты ищешь Эву? — спросила я.

— Я за неё беспокоюсь.

— Почему? — Насколько Изобель известно, Эва в полном порядке.

— У меня такое чувство, что она не хочет довести соглашение до конца.

— Мама, говори прямо — замуж за незнакомца. И разве можно её за это винить?

— Не я решила, что они не встретятся раньше обручения. Что поделать? Твой дедушка скрытен. Я знаю лишь, что Эва должна исполнить обязательство и скоро.

— Меньше всего я ждала, что именно ты захочешь подложить сестру под незнакомца из-за какого-то обещания, которое когда-то давно дал дедушка.

— На самом деле, это сделка из-за проигрыша, — спокойно произнесла мама, прежде чем откусить кусочек бублика — самого вкусного русского рогалика, который ты пробовал в жизни, не похожего ни на что другое. Смазанный маслом и пропитанный джемом, он мог утешить всё, что угодно. А вот яйца, которые жевала Изобель, разлетелись изо рта, когда она вскрикнула:

— Что?

Теперь она поняла, что если бы они ели в столовой, где стол около восьми футов шириной, вмещающий яства и сложные центральные блюда, это происшествие не вызвало бы проблем. А этот стол гораздо уже. Настолько, что яйца, облитые кетчупом, брызнули прямо на мать налётом невежества.

Выражение лица матери не изменилось, и она не сожгла Изобель дотла, и не выбросила в окно взмахом руки. Она слишком культурна для этого. Она отложила бублик в сторону и, когда несколько рук с обеих сторон вытерли её и вернули еду, ответила Изобель самым спокойным тоном. Тем, который очень пугал.

— Добродетель и будущее твоей сестры проиграны в азартном пари, составленном на скорую руку в покере.

— Но дедушка не умеет играть в карты, — выпалила Изобель.

— Именно. — И вот тогда Изобель её увидела — очень тонкую венку, пульсирующую под глазом матери. Мать была в бешенстве, но ничем это не выдавала. Почему? С каких это пор её мать сдерживается? Хотя дедушка мог ожидать соблюдения некоторых старых правил, он уважал мать, могущественную ведьму и уважаемую дочь. Так с каких это пор мама держит язык за зубами?

Таинственно. И достаточно для того, чтобы Изобель сделала себе пометку поговорить позже об этом с Эвой. Возможно, пришло время глубже разобраться в заключённом дедушкой пари.

Вместо того чтобы усугублять ситуацию, она сменила тему разговора.

— Ты слышала что-нибудь о телах, возвращающихся к жизни? Появление зомби? — спросила Изобель, отодвигая тарелку, но только потому, что очень захотелось рогалика со сливочным сыром, а не бублика, потому что, опять же, она обожала это пассивно-агрессивное дело — задевать матушку.

— Никаких докладов об этом не было. Уверена, что тебе не померещилось? Ты наркотиками балуешься? — Мама подалась вперёд и внимательно посмотрела на Изобель. — Знаешь, если хочешь хорошего кайфа, стоит прийти ко мне за отличной штукой.

Мать не запрещала употреблять наркотики, лишь хотела убедиться в их качестве.

— Мне это не привиделось. Ты же видела мою одежду.

— Возможно, твоему заблуждению нужно доказательства.

Изобель откинулась на спинку стула и решила сделать то, что однажды видела у Эванджелины — положила ноги на стол и скрестила их в лодыжках. На ногах у неё были пушистые тапочки с улыбающимися кроликами. Большие зубы и сумасшедшие красные глаза придавали прелестный демонический облик.

— Хочешь сказать, я свихнулась? — У Изобель пропал аппетит, и она отбросила остатки тоста, не удивляясь, когда затянутая в перчатку рука поймала его в воздухе. Привычная игра. В детстве они с Эвой любили экспериментировать, как много кусочков нужно бросить, чтобы хотя бы один упал на пол. Они потеряли к этой игре интерес, когда мать заставила их отскрести пол до блеска зубными щётками — их зубными щётками, которыми до следующей недели они чистили зубы.

Мама сделала глоток кофе, прежде чем ответить:

— Если пытаешься что-то этим сказать, попытка провалилась. Мёртвые больше не восстают.

— А что насчёт странных событий?

— Не больше обычного.

— Что-то грядёт, мама. Что-то грандиозное.

— Знаю. И оно называется разборкой между твоей сестрой и дедушкой из-за свадьбы. И это событие будет противным.

По крайней мере, она это признавала.

— Тогда останови это.

— Не могу. — Эти два слова, приправленные сожалением, повисли в воздухе. Мама поднялась из-за стола. — Прошу меня извинить, нужно зайти в лабораторию. Больше походившая на аптеку. Но времена изменились — некоторые процессы стали более точными и менее эзотерическими. Была ли магия на самом деле больше физической наукой, чем истинной внутренней силой?

Однажды Изобель спросила своего учителя:

— Как вы думаете, наука когда-нибудь объяснит магию, как объяснила туземцам, что гром не гнев Божий?

Её наставник покраснел и зашипел в ответ на этот вопрос. Могущественный чародей, нанятый за большие деньги, заставил Изобель написать диссертацию об особой природе магии. Расспросы не поощрялись, во всяком случае, расспросы от девушек.

«Почему мужчины решают нашу судьбу?»

И почему никто не принимал всерьёз её предостережения? Планета висела на грани смертельной опасности. Настало время обратить на это внимание и что-то предпринять. Изобель нужно найти доказательства, найти способ дать понять, что вся ось, на которой покоится мир, накренилась. Она чувствовала это внутри. Всем своим существом. Мир уже никогда не будет прежним.

Но с чего начать поиски? Не было никаких других странных происшествий, никаких улик, кроме той, которую она видела собственными глазами.

Возможно, ей следует вернуться на кладбище и поискать улики. Не одной, конечно. Ей нужен свидетель, и кто-то, кто удержал бы от того, чтобы не выглядеть идиоткой рядом с тем парнем. Она возьмёт с собой Эву. Выйдя из столовой, Изобель, пока шла по коридору, вытащила из кармана сотовый телефон. Войдя в гостиную, она набрала номер сестры и остановилась у широких окон. Глядя на безукоризненно чистую зелёную лужайку и огромный фонтан, разбрызгивающий воду, её переключили на голосовую почту.

— Я на работе или не хочу с вами разговаривать. В любом случае, я бы предпочла, чтобы вы не оставляли сообщения. — Гудок. Щелчок.

Неудивительно. Эва могла быть занозой.

Затем Изобель направилась искать деда в библиотеку. Стоит добавить, что комната занимала три этажа, и в ней можно провести большой бал, если убрать все полки и книги. Количество бумаги в этой комнате на какое-то время отопило бы большой город. Но сжигание книг — дело на свой страх и риск. Дедушка без колебаний убил бы любого, кто посмел бы уничтожить важные фрагменты истории. По его мнению, книги значили больше, чем люди.

На этих полках, высотой более тридцати футов, лежали тома знаний. Слова передавались и передавались по наследству, чтобы поколения могли приобщиться к мудрости умерших и ушедших. Разумеется, ни одна из книг в библиотеке не была подлинной. Все копии, а настоящие тома хранились в надёжном месте, где не будут разлагаться.

Но даже слово «копии» в некоторых случаях казалось неправильным, так как многие старые настолько, что нуждались в замене, а это трудное дело, учитывая, что дедушка настаивал на том, чтобы их переписывали от руки, а потом писца убивали, чтобы он не мог проговориться. Излишне говорить, что им было трудно нанимать определённые типы людей.

Затхлый запах древнего текста и ещё более резкий запах промасленной кожи наполняли воздух. Этот запах, который Изобель хорошо знала, возвращал её в детство, когда дедушка брал её и Эву под мышку и уносил из библиотеки, наказывая за игру в прятки. Эва хихикала и говорила: «Я прикоснулась к книге». На это дедушка сводил брови, и угрожал, что в следующий раз, когда она будет неуважительно относиться к этому месту, покроет свои мемуары её кожей.

Ах, старые добрые времена. Дедушка никогда, на самом деле, не снимал с них кожу и не отрезал им руки за прикосновения к книгам. Он искренне любил своих внучек. Но других людей? Ага. Хорошо, что папа знал, кого надо подкупать, чтобы не искали пропавших без вести людей. Теперь мать взяла на себя эту роль не только ради отца, но и ради Эванджелины. Только Изобель никогда не делала ничего такого, что требовало бы упрёков или залога. Хорошая дочь. Тьфу.

Изобель обнаружила патриарха семьи сгорбленным над огромным деревянным столом в центре библиотеки. Лампы горели ярко и всё хорошо освещали, несмотря на то, что и дневной свет мог проникнуть так глубоко внутрь. На столе, заваленном бумагой, стояли ещё стакан с прозрачной жидкостью и графин. Не водка, а что-то крепче. Мать варила этот напиток только раз в пять лет, когда луна вступала в определённую фазу. Он считался ценнее золота, и единственным алкоголем, который пил дедушка.

Когда Изобель вошла, дедушка не перестал писать заметки на бумаге, далеко не на современной, разлинованной и с возможностью собрать в переплёты. Дедушка предпочитал пергаментную бумагу, созданную вручную и чрезвычайно дорогостоящую.

На столе стояла чернильница и перо — тёмное перо существа, которое, как Изобель была почти уверена, больше не существовало — поднялось, готовое к каким-то безумным каракулям. Что он исследовал сегодня? Дедушка ничего не скажет, даже если спросить. Он постоянно учился, пытаясь разгадать секреты. Он что-то искал. Но что именно?

Как только Изобель приблизилась, он махнул рукой, и его работу накрыло одеялом теней.

— Внучка, зачем пришла, да ещё в ночной одежде?

Лохматая бровь выгнулась, что выглядело странно, учитывая, что на макушке у деда не было ни единого волоска.

— Занят?

— Что за глупый вопрос?

Другими словами: «как ты смеешь меня беспокоить?» Изобель улыбнулась.

— В общем, для меня ты не слишком занят. Спасибо, потому что мне нужна твоя помощь. — Для пущей убедительности она похлопала ресницами.

Дедушка сдался и подозрительно на неё посмотрел.

— Что хочешь?

— У меня не получилось найти некроманта. Ну, помнишь, когда те зомби на меня напали. На нашей земле.

— Нет никакого некроманта. — Дедушка махнул рукой.

— Но мёртвые восстали. Много.

— Возможно, мгновенный выброс энергии из силовых линий. Их много пересекает этот район.

Одна из причин, по которой дед решил поселиться в этом районе после того, как вытурил отсюда тех, кто здесь жил. Вампиры так его и не простили.

— А что, если ты ошибаешься? Что, если поблизости есть некромант? Разве ты не должен охотиться за ним? Я помогу.

Изобель улыбнулась.

Дед на это не купился.

— Я бы знал, появись в городе новый некромант или колдун. А теперь. Если на этом все твои глупости закончены, я должен вернуться к работе. Без прерываний.

— К какой работе? Если хочешь знать моё мнение, ты просто сидишь здесь, читаешь книги и строчишь. Что ты на самом деле делаешь такого важного? — И откуда этим утром в ней взялась эта мятежная жилка?

— Не дерзи.

— Или что? Что ты сделаешь?

Его кустистые белые брови поднялись так высоко на лоб, что Изобель испугалась, как бы они не превратились в вечную чёлку, а ноздри раздулись. Похоже, она зашла слишком далеко.

— Мне не нужно перед тобой отчитываться. Я обеспечиваю будущее и честь этой семьи. — И дедушка пустился в разглагольствования.

Изобель закатила глаза, а он всё говорил и говорил о неблагодарной молодёжи, и о том, что она постоянно задаёт вопросы, вместо того чтобы повиноваться.

— Значит, ты не поможешь мне найти некроманта, с которым я столкнулась? — наконец, ей удалось вставить слова, пока дед переводил дыхание.

— Ты всё ещё продолжаешь говорить об этом?

— Да. Потому что, несмотря на то, что вы с мамой думаете, я видела мертвецов.

— А я говорю, что должна быть другая причина, потому что в моём городе нет неизвестных некромантов.

Да, в «моём», потому что дедушка называл себя правителем из старой страны. Не важно, что Америка не признаёт королевскую власть. Дедушка всё ещё верил и вёл себя так, словно этот город принадлежал ему. В каком-то смысле так оно и было. Не происходило ничего такого, о чём бы он ни знал, и поэтому его уверения в том, что всё в порядке, казались фальшивыми.

Почему он не отнёсся к этому серьёзнее? Никогда и никто не осмеливался вторгаться на его территорию и угрожать его власти. Почему он не обратил на это внимания?

— Ты говоришь, никаких неизвестных некромантов. Тогда как насчёт известного?

Дедушка закатил глаза — современная манера, которой его могла научить Эва.

— На этой планете бродит так много некромантов.

Тех, кто мог воскрешать мёртвых, было не много. И всё же…

— Что-то заставило этих зомби восстать.

— Возможно, и был один случай, вот только никто не восставал с тех пор. Тебе нужно перестать твердить об этом. У меня есть дела важнее.

— Например? Не хочешь поделиться тем, что та-а-а-а-к важно? — И да, Изобель добавила к этому вопросу изрядную долю дерзости. Что не осталось незамеченным.

— Знаешь, мне кажется, нам следует обсудить тот факт, что ты вышла из дома без охраны. И это после того, как я рассказал про ужасные предзнаменования для нашей семьи. Ты — царица, важная наследница рода — подвергла себя опасности. И ради чего?

Для довольно древнего старика его голос, когда необходимо, мог греметь.

— Я засвидетельствовала своё почтение подруге. — А потом пришлось отрубить ей голову. Возможно, дедушка был прав.

— Ты подтверждаешь мои доводы. Если на тебя напали, то небезопасно выходить куда-то одной.

— Я была в полной безопасности. Со мной была Присцилла.

Изобель похлопала себя по бедру, где висел её потусторонний меч, невидимый, пока он ей не понадобится. Папа подарил Присциллу, когда Изобель было десять лет, и она сумела победить своего учителя фехтования. Поскольку не умела метать заклинания, как Эва, отец решил, что будет лучше, если у неё будет больше практики.

Как же она скучала по папе. Он всегда знал, что сказать. Например, тогда, когда нашёл Изобель в юном возрасте, плачущую в углу, потому что магия снова её подвела. Он подхватил её на руки и прошептал:

— Не плачь, драгоценная. — «Драгоценная» он произнёс по-русски.

— Но, папа, я не могу ничего сделать. Я не такая особенная, как вы с Эвой.

— Ты всегда особенная. Ну и что с того, что твоя магия не такая, как у нас? Помни, что иногда лучше знать, как бороться руками и головой, а не магией. — Он сложил ладони и протянул магический шар. — Это может показаться всемогущим, но не нужно много усилий, чтобы его погасить. — Папа хлопнул в ладоши и свет исчез. — Работай над теми навыками, которые у тебя есть. Не плачь над тем, чем не владеешь. — Папа научил Изобель многим боевым навыкам. Его гордость всегда заставляла её чувствовать себя важной персоной. Даже теперь, когда его нет, она продолжала у него учиться. В этой семье это необходимость.

А дедушка всё продолжал разглагольствовать.

— Меч не сравнится с магией мёртвых. И ты должна знать, что лучше не убегать тайком, юная леди. Хочешь, чтобы я снова запер тебя в твоей комнате?

— Ты не можешь держать меня взаперти. Мне позволено передвигаться вне этого дома.

— Мне решать, что тебе позволено.

Изобель выгнула бровь.

— Я твоя внучка, а не пленница, и ты не посадишь меня в клетку.

— Тогда не глупи. Если тебе надо выйти, бери с собой охрану.

— А Эву ты не заставляешь ходить с телохранителем.

— Магия Эвы сильна.

Это было сродни пощёчине, но Изобель и виду не подала. Только отец по-настоящему верил в способность Изобель защититься.

— Другими словами, я бесполезна.

Дедушка был не только шовинист, но и магинист. Лишь те, кто обладал истинной силой, как он это называл, на его взгляд были ценны.

— Уверен, когда-нибудь ты мне пригодишься. Если останешься чистой. — Он свёл брови, отчего между глаз пролегла глубокая морщина.

— Приятно сознавать, что я полезна, только если детородная, — проворчала она.

— А ещё для союза. Уверен, мы найдём кого-нибудь, кто не станет обращать внимания на отсутствие у тебя магических способностей. Возможно, они появится у вашего потомства.

Как грубо. Несмотря на то, что дедушка её любил, был готов отдать тому, кто больше заплатит.

Чёрта с два.

— А если мы забудем о заключении союза и позволим мне влюбиться, как обычной девушке.

Дед на мгновение посмотрел на неё, а потом рассмеялся.

— Вечно ты шутишь. Беги, давай. У меня важные дела.

— Ты не замечаешь того, что происходит у самого твоего носа. Мир меняется, я это чувствую.

— Твои чувства не доказательство. Беги, давай и там поиграй.

Дальнейшие споры с дедом бесполезны. Он опять склонил голову над бумагами, а тени переместились, чтобы скрыть его и любые слова, которые она могла попытаться различить.

Изобель развернулась на пятках и ушла. Никто не хотел помогать искать. Ей больше не к кому было обратиться, кроме как…

Нет, она не посмеет. Её семья не позволит. Семья многое не позволяла.

И, кроме того, разве она уже не думала, вернуться туда, где всё произошло?

А если мёртвые вновь восстанут?

Тогда она с ними разберётся.

А если он снова попытается подкатить?

Позволит ли она ему ухлёстывать за собой?

«Вот и выясним».