Легенда о Велесе

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Если Перун больше казни боялся изгнания, то Велес давно привык к тому, что его жизнь проходит в чужих землях. Убедившись, что друиды не собираются отдавать его Перуну, он начал обживаться в племени.

Первыми его перестали чураться дети, в том числе и девочки — подружки Эпоны. После того как заметили, что с ним любит подолгу беседовать Дагда, многие старики начали принимать его. В окружение Вогезы, отца Эпоны, его ввела мать девочки. А уж после этого и остальные понемногу перестали вспоминать, что он мало похож на человека из-за своих рогов и вообще чужак, по вине которого их племя чуть не поссорилось с богами. Велес достаточно долго прожил в различных племенах, встречался с разным отношением к себе, а потому отлично знал, чем можно завоевать самые неприступные сердца. Одним он давал советы, других называл своими учениками и делился знаниями. Люди понемногу начинали тянуться к нему, и только Таран и его воины держались в стороне, не доверяя и побаиваясь.

А когда Велес освоился, жизнь племени начала понемногу меняться. До сего дня люди жили либо в пещерах, зачастую самодельных и грозивших осыпями, или в дуплах деревьев. Велес из-за его роста и вечно мешавших рогов не мог жить в дуплах, а в пещерах ему не нравилось. Желая обеспечить себя более подходящим жильем, он построил дом, похожий на тот, в котором прошлой осенью жил с Дивой.

Его постройка понравилась. Вскоре большинство захотело переселиться в такие же, несомненно более прочные и просторные, дома, и не проходило дня, чтобы Велес не помогал кому-нибудь.

В тот день заканчивал строить кузню-дом Езза, с которым Велес не так давно излазил все болота в поисках руды. Дом был закончен, и оставалось лишь обойти его изнутри и снаружи с факелом, чтобы, по обычаю, духи огня взяли его под свое покровительство.

Велес оставался снаружи, дожидаясь, пока Езза завершит обряд, и издалека различил стремительно приближающийся топот копыт. Лошадь неслась прямо к ним, и Велес довольно хмыкнул — кобылу Эпоны он узнавал всегда.

Не успел он повернуться на шум, как кобыла выскочила навстречу. Девочка привстала на ее спине и на скаку громко звала Велеса.

Белая лошадь остановилась перед самым носом изгнанника. Девочка соскочила с нее, оказавшись с ним лицом к лицу.

— Велес, Таран хочет убить моего отца! Скорее, ты должен мне помочь!

Забыв про лошадь, Эпона схватила его за руку и потащила за собой.

В мире, где постоянные опасности и необходимость сражаться за свою жизнь подстерегали людей чуть ли не с рождения, царили суровые законы. Чтобы выжить, человеку приходилось бороться не только с природой, но и со своими соплеменниками. Каждому племени необходим был сильный вождь, а потому с давних пор существовал негласный обычай — старого, не имеющего прежней силы вождя убивал один из его преемников. И того, у кого первого поднималась рука сделать это, объявляли новым вождем.

Отец Эпоны не был стар и был довольно крепок — женщины еще рожали от него детей. Однако этой зимой он весьма неудачно упал с горы, сломал обе ноги и провалялся два дня в снегу в лютый мороз. Когда его наконец нашли, он едва дышал, и даже искусство исцеления Велеса не смогло полностью помочь. После этого всем стало ясно, что старик не оправится и навсегда останется еле передвигающимся калекой. Когда месяц назад Велес видел его последний раз, Вогеза показался ему развалиной. Не оставалось сомнений, что сил у него не прибавилось, и Тарану надоело ждать, пока кто-то из его соперников первым перережет старику горло. Кроме того, за Тараном шло большинство воинов и кое-кто из жрецов. Он мог не опасаться мести соперников, пожелай они раньше срока оборвать нить его жизни.

Около больших пещер на поляне уже собралось все племя, когда Велес и Эпона наконец прибежали туда.

Племя разделилось на две части — женщины, старики и дети остановились далеко от склона горы, а воины-мужчины сгрудились у самого входа, окружая его двумя ощетиненными оружием группами. Но и тут и там мелькали накидки жрецов, что старались протолкаться ближе к центру, где уже была сложена большая крада из поленьев и зеленых веток, на которой преемник должен был сжечь бывшего вождя, освящая свою власть.

Эпона принялась отчаянно расталкивать народ, пробираясь вперед. Велес шел за нею. Многие, узнавая чужака, сами почтительно расступались, освобождая дорогу. Белая кобыла Эпоны следовала за ними по пятам, чтобы быть поближе к своей всаднице.

В тот момент, когда девочка протолкалась в передние ряды, из пещер послышался шум возбужденных голосов и стук оружия. Первым выскочил Таран. Одной рукой он крепко держал за одежду Вогезу и буквально волочил его по земле, направляясь к краде. Следом за ним бежали плачущие женщины, среди которых была и мать Эпоны. Все они причитали, били себя руками по лицу, рвали на голове волосы. Одна из них, самая молодая, упала и забилась в истерике, колотя по земле руками и ногами. Несколько воинов кинулись ее успокаивать и, извивающуюся, дергающуюся, оттащили в сторонку.

Таран подтащил вождя к самому кострищу и бросил на землю, доставая костяной нож, чтобы перерезать ему горло. Вогеза застыл в тупом оцепенении, глядя вдаль невидящими глазами. Женщины рухнули подле него на колени, голося и плача.

Но в самый последний миг, когда нож был готов вонзиться в горло старика, Велес шагнул вперед и удержал руку Тарана.

— Остановись, — очень спокойно, но достаточно громко сказал он.

На поляне сразу воцарилась настороженная тишина. Люди замолкли, уставившись на загадочного чужеземца, помешавшего свершиться обряду. Женщины перестали плакать и успокоились. Таран забыл про старика и медленно выпрямился, вперяя тяжелеющий взор в пришельца.

В его зелено-стальных глазах загоралась такая жуткая ненависть, что многие отшатнулись.

— Ты чужой, — прохрипел Таран, задыхаясь от гнева, — Как ты посмел нарушить наши обычаи? Ты будешь убит вслед за Вогезой! Сейчас! Я так велю!

Он поднял руку, призывая воинов броситься на чужака, но Велес не дрогнул. Перехватив Тарана за запястье, он вторично пригнул его руку к земле.

— Я чужой здесь, — заговорил он, бросая по сторонам презрительные взгляды, и многие воины, что устремились вперед, остановились, опуская дубины и копья. — Я дикарь, многие из вас считают меня зверем, но ты, — он снова посмотрел на Тарана, — кто не ценит жизни других, очень легко можешь потерять свою собственную. Старик останется жив…

— Но это наш обычай! — На сей раз не только Таран, но и кое-кто из остальных присоединили к нему возмущенные голоса.

— Я требую, чтобы обычай был изменен. — Велес развернулся так, чтобы позади него было как можно меньше воинов. — Скажи мне, есть ли у этого человека сын, готовый защитить отца?

Таран был так ошеломлен его вопросом, что ответил не сразу.

— Младший сын моей матери, — презрительно фыркнул он. — Только Тевта трус и никогда не выйдет против меня!

Услышав знакомое имя — Тевта был в родстве с Еззой, — Велес обрадовался и оглянулся, ища его. От толпы уже отделился мужчина немного моложе Тарана и до странности на него похожий. Он тяжело опирался на суковатую дубину, отполированную его руками почти до гладкости металла.

Велес жестом подозвал его, и тот не посмел ослушаться. Сейчас от этого чужеземца исходила странная сила, с которой не хотелось спорить. Он один вышел против нескольких десятков копий и дубин и совершенно не боялся их, будучи безоружным. Более того — он так спокойно диктовал свою волю, как будто сам давным-давно был вождем племени.

Тевта и Таран остановились друг против друга. Около крады замер на коленях Вогеза — рядом с ним остались всего две женщины. Испуганными глазами они смотрели то на одного, то на другого соперника, но чаще их взгляды обращались к Велесу.

— Мы что, — молвил Таран, поигрывая дубиной, — будем с ним драться?

Велес остановил его взмахом руки.

— Негоже, — промолвил он, — когда брат идет на брата, даже если они спорят за жизнь отца одного из них. Поэтому вы будете биться не до смерти, а только до того момента, пока один из вас не лишится оружия или запросит пощады. Если же кто-то нарушит это правило и убьет или покалечит своего соперника, он будет биться со мной, и тогда мы посмотрим, кто из вас встретит рассвет! Если победишь ты, Таран, — палец Велеса уперся в грудь воину, — поступай со стариком как захочешь — я первым признаю твое право. Но если победит Тевта, старик будет жить, твой брат станет его преемником и сам решит, как поступить. Но в любом случае жизнь его отца будет принадлежать только старику, и никому более. Вы согласны?

Обе женщины — одна из них была матерью Эпоны — склонились к вождю, что-то нашептывая ему в оба уха. Но Вогеза ничего не понимал — он уже простился с жизнью.

Более не обращая на него внимания, Велес отступил на шаг.

Тевта словно только сейчас понял, что от него требуется. Усмехнувшись в бороду, он ответил Велесу неожиданно веселым взглядом, поудобнее перехватил дубину и пошел на Тарана. Тот ждал противника, и на лице его было столько мрачной решимости, что присутствующие решили: сейчас он убьет не только Тевту, но и всех, кто окажется поблизости.

Таран начал первым. Тевта успел отбить его стремительный удар, и противники принялись быстро осыпать друг друга градом ударов. Велес и остальные внимательно наблюдали за схваткой, но затруднились бы сказать, кто из братьев побеждает — оба оказались отменными бойцами.

Упорное сопротивление, неожиданные сила и проворство, выказанные Тевтой, скоро разожгли гнев Тарана, а мысль о том, что ему навязали этот никому не нужный бой, только подстегивала его. Тихо рыча, он атаковал Тевту все яростнее, и тот, будучи моложе и легче, постепенно стал отступать. Тратя все силы только на оборону, он перестал следить за тем, что происходит вокруг. Внезапно что-то попалось ему под ноги, и Тевта с изумленным воплем рухнул спиной на краду.

Увидев своего противника в таком беспомощном состоянии, Таран взревел и как дикий зверь бросился на него, спеша добить, пока Тевта не успел увернуться. Его тяжелая дубина поднялась, готовая размозжить череп противника, но чья-то рука рванула ее назад.

Чудом удержавшийся на ногах Таран успел развернуться — для того, чтобы кулак подоспевшего Велеса врезался прямо ему в лицо.

Коротко вскрикнув, Таран отлетел в сторону и мешком упал на землю. А Велес оперся на его дубину и кивнул Тевте, который вскочил на ноги.

— Бой окончен, — объявил он.

— Нет! — воскликнул Тевта, кидаясь вперед. Униженный падением, Таран окончательно потерял голову, но удар был слишком силен. Мотая головой, он поднимался с земли, когда на него прыгнул Тевта.

Боевой вождь не успел и шевельнуться, как мощные руки брата сдавили ему грудь. Подняв Тарана над землей, Тевта швырнул его через себя и, не давая опомниться, уселся на нем верхом, сжимая ему горло коленями.

Боевой вождь рванулся, стараясь скинуть тяжесть, но Тевта вцепился в него как клещ. Обхватив голову Тарана руками, он все сжимал и сжимал колени, не давая противнику вздохнуть. Побагровевший от натуги Таран извивался, стараясь стряхнуть противника, но силы его убывали. Он с хрипом ловил воздух посиневшими губами, глаза застилал кровавый туман, горло уже хрустело под коленями врага, и Таран сам не услышал своего голоса, когда наконец выдохнул:

— Пощады…

Разъярившийся Тевта еще продолжал давить на горло противника, даже когда тот перестал сопротивляться. Он бы убил вождя, но Велес, самовольно взявший на себя обязанности судьи, заметил движение губ Тарана. Поспешив ему на помощь, он силой вынудил Тевту подняться.

— Ты победил, — объявил он. — Теперь ты вождь!

Тевта неверяще распахнул глаза, оглядываясь по сторонам. Обведя взглядом поляну, он обернулся на поверженного Тарана. Тот еще не пришел в себя и беспомощно валялся на земле, натужно хрипя.

— Да, — прошептал Тевта, — я вождь!

Медленно, как во сне, он отстранил Велеса и подошел к краде, наполовину разрушенной его падением. Вогезу женщины оттащили на время боя подальше, и старик сидел на земле, жадно глядя на победителя. Встретившись с ним глазами, Тевта выдержал его взгляд.

— Вогеза, — заговорил он негромко, но твердо, — останется вождем, пока жив. Я буду возле него, а когда он умрет, то пусть любой, кто захочет, оспорит мою власть!

Люди встретили его слова молчанием — одни не хотели спорить, другие выжидали. Ярость и горечь поражения наконец помогли Тарану прийти в себя, и он поднялся на ноги, шипя от злости. Обведя застывших людей взглядом, в котором смешались презрение и ненависть, он плюнул под ноги новому вождю, развернулся и, пошатываясь, покинул поляну.

Вместе с ним ушла большая часть воинов, кроме близких родственников Тевты и его друзей. За воинами потянулось несколько женщин и почти все жрецы — кроме Дагды и нескольких его учеников.

Велес не стал ждать, что произойдет дальше, и тоже покинул поляну, возвращаясь к себе в дом.

Миновало несколько дней, в течение которых племя гудело как потревоженное осиное гнездо. Вспыхнуло несколько стычек, кого-то покалечили, две семьи выгнали из дома. Люди ходили вооруженные и ждали опасностей. Велес нарочито не обращал на них внимания — он сделал достаточно, теперь их очередь принимать решения.

Эпона нашла его сама, неожиданно явившись на поляну, где он уединился, уйдя в свои мысли и медитируя. Девочка пришла пешком, оставив где-то свою лошадь, а потому Велес, погрузившийся в созерцательный транс, не замечал ее до тех пор, пока она не дотронулась рукой до его плеча.

Неохотно выйдя из транса, Велес поднялся и побрел за девочкой, в глубине души проклиная на все лады свою снисходительность.

Они в молчании шли по лесу. Эпона опустила голову и лишь изредка бросала на своего спутника многозначительные взгляды — она явно хотела что-то сказать, но не решалась. Велес тоже не обращал на нее внимания, за исключением тех моментов, когда требовалось помочь ей перебраться через валежник или ручей.

Вдруг Эпона тихонько окликнула его:

— Велес!

Он остановился, внимательно посмотрел на девушку.

— Протяни руки, — сказала она. Велес выполнил ее пожелание.

— Нет, не так — вверх ладонями!

Когда Велес сделал, как она велела, Эпона вложила в его ладони свои пальчики, сжала их и прижалась к его груди.

— Сделай меня своею, Велес, — промолвила она. — Сделай меня своей женщиной!

Велес в недоумении посмотрел на светловолосую головку, припавшую к его груди.

— Эпона, — только и смог вымолвить он.

— Я очень хочу этого! Пожалуйста!.. И потом — ты должен это сделать! — прошептала девушка. Ее хрупкое тело вздрагивало так, словно она замерзла.

Очень осторожно, бережно, как сухую травинку, Велес обнял ее.

— Понимаешь, — заговорил он, — я все не решался тебе сказать… Там, откуда я приехал, есть женщина, которую я люблю. Она мать моего ребенка. Я столько лет шел к этой женщине, наделал столько ошибок, пролил столько крови для того, чтобы мы с нею обрели друг друга. Пойми, Эпона, я не могу, не должен изменять ей даже в мыслях!

— Глупый! — Девушка подняла на него глаза и прижалась еще теснее. — Ты ничего не знаешь. Таран ненавидит своего брата и готовит нападение. Племя раскололось на две половины — одни поддерживают Тарана, другие Тевту и тебя. Ты должен примирить наше племя, но ты чужеземец и тебя не послушает никто. Но если ты станешь мужем одной из нас и бросишь свое семя, тебя послушают и за тобой пойдут. Пойми — ты должен так сделать ради спасения своей жизни, ради меня и моего отца!

Велес посмотрел на ее склоненную головку и понял, что ничего другого ему не остается.

С той злосчастной зимы миновало уже несколько лет, и многое успело забыться, но как-то раз одинокий всадник нежданно-негаданно появился на склоне горы, полого спускавшемся к косе, на которой высилась застава Бури. Ее кобылки где-то бегали — до заката было много времени — и ведьма была одна.

Черепа на тыне были надежными сторожами — они издалека оповещали о появлении чужого, но на сей раз молчали, и только собачий череп поднял лай, когда всадник, наклонившись под перекладиной ворот, въехал во двор.

Пока он осматривался, соображая, где находится, ведьма догадалась о приезде нежданного гостя и выскочила на крыльцо. Глазам ее предстал высокий худощавый незнакомец на вид чуть старше тридцати лет, одетый слишком тепло для начала лета — особенно здесь, у теплого моря. Буре сразу бросились в глаза его длинные снежно-белые волосы, собранные в лохматый хвост на затылке, а когда он обернулся на скрип двери, ведьма увидела узкое, изрытое морщинами и оспинами лицо с маленькими бесцветными глазами, мясистыми носом и губами. Не признать его было нельзя.

— Кощей? — ахнула старуха, всплеснув руками, и кубарем скатилась с крыльца навстречу гостю. — Сынок!

Гость презрительно скривился, когда ведьма подбежала, протягивая руки, но потом сменил гнев на милость и процедил как можно любезнее:

— Здравствуй, мать!

Буря чуть ли не силой стащила его с седла и горячо стиснула в объятьях. Рядом с ней, плотной и могучей, Кощей казался тощим и нескладным. Не обращая внимания на то, что ее сын морщится и отворачивается, Буря все тискала его, обдавая едким запахом пота и лука, трепала по щекам, поворачивала то одним боком, то другим, жадно осматривая наряд сына.

— А ты переменился! — наконец с удовольствием молвила она. — Ого какой ты стал! Подрос, приоделся! Совсем мужчина! Не думала я, что из тебя что-то получится. — И ведьма с чувством шлепнула ладонью по его плечу. — Ну, пошли в дом! Там все расскажешь!

Кощей и правда изменился с тех пор, как зимой последний раз сразился с Даждем. Он уже не казался подростком — раздался в плечах, в движениях его появилась сила и уверенность, но все это потускнело подле Бури, которая обращалась с ним как с мальчиком. Не в силах сопротивляться, Кощей последовал за матерью в терем.

Только на высоких крутых ступенях с продавленными от частых хождений краями он приостановился.

— Где отец? — спросил он, тщетно стараясь, чтобы его голос звучал уверенно — отца он боялся и недолюбливал даже сейчас, когда достиг многого в жизни.

Буря захихикала, потирая руки.

— Нет его здесь, сынок, — молвила она. — После того как ты удрал, мы с ним рассорились. Я собрала вещички и перебралась сюда. Отличное местечко, не находишь? Покойно, и весь мир под боком!

— Да, правда, — согласился Кощей. Весть о том, что отца он не увидит, обрадовала его — старик презирал меньшего сына, считая его чуть ли не выродком.

Буря провела сына в горницу, показывая все уголки в доме. Здесь было не так просторно и уютно, как привык Кощей, но зато не было суеты и толчеи.

Обрадованная приездом сына, Буря трещала без умолку, не сводя с Кощея блестящих от волнения глаз. Младший сынок, от которого никто ничего не ждал, явился к ней на прекрасном коне, в богатых одеждах, при оружии, украшенном чеканкой, взматеревший и гордый. Она была так довольна, что начала расспрашивать сына только вечером, после того как он отдохнул с дороги и поужинал. Прикрыв окно от любопытных кобылок, что, прознав о госте, лезли мордами во все щели, ведьма с открытым ртом внимала рассказу сына о тех без малого девяти годах, что он бродил по свету. Известие о том, что Кощей завел жену и повелевает обширными владениями, привела Бурю в такой восторг, что она расцеловала сына в обе щеки.

— Заведешь деток — привези показать! Да и на жену твою поглядеть охота.

— Погоди, мать, о внуках мечтать, — перебил ее Кощей. — Я сначала хочу исполнить, что задумал. Несколько лет назад удалось мне изловить единственного человека, который мог бы мне помешать, — Даждя из рода Сварожичей. Я его уж было поймал, да ему бежать помогли. Некий Велес…

Услышав это имя, ведьма и правда забыла о будущих внуках.

— Полузверь с головой быка? — прошипела она.

— Да, а ты его знала?

— Так вот зачем он ко мне приезжал да врал, что в бегах и на остров на Огненной Реке пробирается…

— Он явился ко мне в дом, — скривился как от зубной боли Кощей, — сказал, что Сварожичам мстить хочет, а сам улучил время и удрал. Да не один — прихватил Даждевых прихвостней, двух мальчишек, которые за ним пришли. Сам Даждя вызволил, а на моих воинов Пекло натравил. Я больше года воевал по его милости, кое-каких земель лишился…

— Ведь чуяла же я! — Ведьма с досадой пристукнула ладонью по столу. — Понимала, что врал! Никогда он со Сварожичами не ссорился!.. Эх, и надо ж было так опростоволоситься!

— Мы должны отомстить ему, мать, — твердо сказал Кощей, и лицо его помрачнело. — Я приехал к тебе совсем по. другому делу, но теперь понимаю, что семейные проблемы могут и подождать. Я должен отомстить Велесу за то, что он сделал. И ты мне поможешь в этом!

Буря привстала. Глаза ее заблестели в предчувствии надвигающихся событий.

— А что же ты делал все эти годы? — спросила она в недоумении. — Неужели ты ни о чем не догадывался? Ни за что не поверю, что ты не смог найти его следов. Рано, видно, я тебя похвалила, рано начала тобой гордиться!.. Столько лет прошло, а ты все позволяешь своему обидчику свободно разгуливать по земле.

Под презрительным взглядом матери, осыпаемый упреками, Кощей покраснел и сердито засопел.

— Да искал я его! — не выдержав, огрызнулся он. — Искал, но нигде не смог найти его следов — даже на севере! Мои соглядатаи прочесали земли, принадлежащие Сварожичам, вдоль и поперек! Его нет! — закричал он, вскакивая. — Нигде даже не слышали его имени. Он исчез, испарился, умер, в конце концов!

— А вот в это я никогда не поверю. — Буря скептически поджала губы, и под ее взглядом Кощей сник и молча сел. — Я его знаю — такой, как он, не мог исчезнуть бесследно. И он наверняка знает, что ты его ищешь, вот и затаился!

Ведьма встала и принялась расхаживать по комнате, что-то тихо бормоча себе под нос. Кощей следил за нею исподлобья угрюмым взором.

— Слушай-ка, — наконец пропела Буря. — Он мне что-то говорил о детях, прижитых от Дивы… Где бы он ни был, а весть о несчастье, случившемся с детьми, должна до него дойти, и он так или иначе себя обнаружит. И вот тогда-то, сынок, тебе надлежит не хлопать ушами, а действовать!

— Но что я могу сделать с его детьми? — перебил ее Кощей. — Убить, украсть?.. И потом — я же не знаю их в лицо! И как я проберусь туда? Заставы меня обнаружат! А доверять такое дело моим соглядатаям, этой придурковатой нежити и помешанным на убийствах оборотням — зачем? Чтобы они налетели, поубивали всех и вернулись ко мне докладывать?.. Мать, если я действительно захочу использовать его детей в качестве приманки, мне нужно знать наверняка. А у меня нет таких помощников — разве что ты со своим умом назовешь мне кого-нибудь…

— А ведь и верно! — Буря остановилась посреди горницы. — Слушай, что я тебе скажу! Несколько лет назад до меня доходил слушок, но я думала, что это враки, а теперь стоит проверить… У твоей тетки Девоны есть дочка Луна — ну, ты ее помнишь, маленькая такая! Примерно в те же годы она выскочила замуж за одного из Сварожичей и за это время о своей матери так ни разу и не вспомнила… Девона здорово обижена на нее за это… И я уже знаю, что сказать сестрице, чтоб она согласилась нам помочь! —Буря довольно потерла руки.

— Она что, проберется на север и укажет мне на детей Велеса? — спросил Кощей.

— Указать не укажет, а я завтра к ней слетаю и договорюсь обо всем, — успокоила его ведьма. — Возможно, она прибудет сюда, и тогда вы обсудите, что и как надлежит делать!

Обрадованная собственным решением, ведьма засуетилась и забегала по горнице. Глазки ее заблестели — она уже словно видела здесь свою сестру и сочиняла в уме, что и как ей скажет.

Буря сдержала слово — на рассвете она отправилась к западу, в долины, где жила ее сестра. Девона с радостью встретила ее и в тот же день явилась в терем, где их с нетерпением ожидал Кощей. Заговорщики просидели вместе до глубокой ночи, обсуждая план, а вскоре отправились в путь.

Тетка с племянником шли почти в одиночку — Девону сопровождало только несколько водяниц, а Кощей взял с собой десяток самых толковых оборотней из личной охраны. Таким числом они были незаметны и благополучно миновали все посты, проникнув в сердце подвластных патриарху Сваргу земель.

В день солнцеворота — самой короткой ночи и самого длинного дня — в замке Сварга, как всегда, был праздник. В то время как старшее поколение предпочитало по привычке прочные и привычные стены замка, молодежь выбралась на свободу и веселилась на берегу реки в березовой роще.

По крайней мере двум женщинам здесь было гораздо лучше, чем в душном мрачном замке — Мере и Луне. Роща напоминала им об оставленной на далеком юге полузабытой родине, и в эти дни они обе вспоминали события почти десятилетней давности — Мера и Луна обрели своих мужей тоже в дни солнцеворота.

В тот вечер обе женщины со своими мужьями и близкими друзьями уединились в чаще, ближе к вершине крутобокого холма, откуда вскоре можно будет увидеть закат — окончание самого длинного дня в году и начало самой короткой ночи, уже прозванной кем-то Ночью Любви. Среди деревьев горели костры. В их красноватом блеске причудливыми тенями мелькали люди, слышались голоса и музыка, а внизу, на берету реки, там, где березы расступились в стороны, образуя небольшую круглую полянку, среди кустов и уже вытоптанной травы играли дети.

Трое мальчиков и девочка успели стать закадычными друзьями, хотя только сегодня им представили новичка — высокого не по годам ярко-рыжего крепыша с веселыми зелеными глазами. До сегодняшнего дня его никто здесь не видел: Ярила — так его звали — первые восемь лет своей жизни прожил с матерью на одной из уединенных застав к югу отсюда, в окружении воинов. Там он был единственным ребенком, все с ним нянчились, и только попав в замок патриарха Сварга, он узнал, что на свете существуют другие дети. Веселый, не по возрасту развитый, но приученный не гордиться своим превосходством, Ярила сразу завоевал сердца не только детей, но, сам того не подозревая, и взрослых.

Крепче всего сдружился он с самым старшим из четверки — десятилетним Переплутом, до сих пор бывшим заводилой ребячьей ватаги. Их роднило все — и буйный неукротимый нрав, и горячая жажда деятельности, и желание выбиться вперед, и, хотя они не обращали на это внимания, явное внешнее сходство. Отличал мальчишек лишь цвет волос — Переплут был почти черный. С младшим братом неугомонного Переплута, льняноволосым синеглазым Купалой, которому уже сейчас прочили славу первого красавца, и единственной девочкой, дочкой самого Перуна Магурой, не сразу нашел Ярила общий язык, а вот первенец Меры и Стривера Свист, родившийся горбатым и потому робкий и стеснительный, с первого же часа прилип к новичку и ходил за ним хвостом.

Дети с веселыми воплями носились по берегу, сражаясь с воображаемыми чудовищами и ордами дикарей. Магура воевала наравне с мальчишками — она с кулаками отстояла свое право быть как все и не собиралась сдаваться. Мечи из ошкуренных прутьев свистели как настоящие, рассекая воздух, предвечернюю тишину разгоняли задорные крики. Подхваченные эхом, которое, казалось, уже само устало от гомона и шума, они легко достигали вершины холма, где отдыхали их родители, но дети все равно были под присмотром. В кустах на безопасном расстоянии — поскольку успели испытать на себе, что значит исполнять роль чудовищ — сидели два волка Смаргла и неусыпно наблюдали за детьми. Звери были готовы кинуться на их защиту при малейшем признаке опасности.

На этом настояла сама Жива, только недавно рискнувшая после исчезновения семьи Даждя вернуться в замок. Всей своей повадкою Ярила, ее единственный сын, напоминал Велеса — только цвет волос и глаз он унаследовал от матери. Перун, после того как ему простили преступление, повелев в искупление жить с Дивой до конца своих дней, вряд ли в глубине души отказался от мести Велесу. Жива не верила в раскаяние брата и прятала сына вплоть до недавнего времени. Но той осенью Яриле миновало восемь лет, он вышел из младенческого возраста и мог за себя постоять. Женщина иногда прислушивалась к голосам у воды — ее сын кричал громче всех, командуя. Кажется, он не на шутку сцепился с Переплутом! Тихо поднявшись, Жива пошла на голоса.

Так и было. Забыв про игру, побросав самодельное оружие, Ярила и Переплут яростно спорили, перебивая друг друга:

— Теперь твоя очередь быть драконом!

— Я был вождем дикарей и еще медведем!

— Я тоже был медведем, и еще я похищал княжну! Ты должен быть драконом!

— Нет, ты! Так нечестно! Я драконом уже был один раз!

— Мы так не договаривались! И вообще, я старше, а старших надо слушаться!

— Ах, ты так! — потеряв голову от злости, Ярила рванул с плеч рубашку. — А ну-ка, выходи! Посмотрим, кто старше!

Сжав кулаки, Переплут бросился в бой, пригнув голову, как бычок. Ярила, которого шутки ради воины заставы обучили искусству боя, встретил его отточенным в бесконечных упражнениях боковым захватом и опрокинул на спину.

Переплут взвыл от досады и, поднявшись, вторично ринулся на врага, но снова оказался на земле. Ярила не отпускал его, и драчуны покатились по берегу, сопя и угощая друг друга тумаками. Остальные дети брызнули в стороны, а волки, поняв, что дело нешуточное, выскочили из кустов и бросились разнимать противников.

Один из них за рубашку оттащил пыхтящего и брыкающегося Переплута, а второй сбил Ярилу с ног и встал над ним, выразительно рыча.

В ту же минуту подбежала издалека увидевшая схватку Жива.

— Только огляделся — и уже драку устроил! — всплеснула она руками, бросившись к Яриле. — Ну, что мне с тобой делать?

— Ничего. — Сын вытер рукой разбитый нос и подмигнул матери из-за волчьей лапы. — А вот с ним — надо! — Ярила весело кивнул на Переплута, которого успел отметить — у того заплывал глаз и была рассечена нижняя губа, а рубашка порвана в трех местах.

Жива тихо застонала.

— И когда ты только повзрослеешь?

— Еще не скоро! — весело пообещал Ярила. — А может, и никогда!.. Эй, отпусти меня! — замахнулся он на волка. Жива взяла зверя за толстые складки на шее:

— Пошел прочь!.. А вы оба, — махнула она рукой мальчишкам, — умывайтесь и быстро наверх! На сегодня никаких игр больше! А может, и на завтра!

Волки отступили, позволив задирам встать. Магура заботливо, как взрослая, занялась синяками Переплута. Ярила же только скривился на девчоночьи штучки и вперевалочку, тоже подражая воинам с заставы, направился к воде умываться.

Жива, взяв за руку самого младшего из ватажки, семилетнего Свиста, пошла к кострам, отлично зная, что Ярила привык ее слушаться.

Тот уже плескался на мелководье, нарочно не обращая внимания на недавнего противника. Магура не отходила от Переплута. Вдруг Купала оставил брата и подружку и решительно присоединился к Яриле.

Тот, зайдя в реку по щиколотку, оглянулся через плечо:

— Ты чего?

— Больно? — Купала указал на разбитый нос Ярилы.

— Ему больше досталось!

Купала уловил в словах приятеля оттенок презрения и собрался было вернуться на берег, но увидел вдруг за спиной Ярилы такое, что заставило его замереть на месте.

— Ух ты! — восхищенно прошептал он.

Ярила круто обернулся — и сам застыл с открытым ртом.

Навстречу им по неподвижной темной глади вечерней реки медленно и величественно, в полном безмолвии плыли несколько ослепительно белых лебедей. Изогнув гибкие нежные шеи и наполовину расправив крылья, большие птицы скользили, поглощенные только собой. Их круглые янтарного цвета глаза ярко мерцали. Они казались ожившим туманом, волшебным видением, настоящим чудом. Лебеди не плыли, сама река бережно несла их на спине.

Двигаясь словно во сне, прекрасные птицы поравнялись с замершими в немом восхищении мальчиками, не замечая их. И только когда Ярила не выдержал и сделал шаг, протягивая руку, чтобы потрогать пушистые крылья, они вздрогнули, просыпаясь.

Как завороженный Купала тоже вошел в воду, присоединяясь к приятелю, но птицы не улетели, а только вытянули шеи и стали оглядываться.

— Ах, — наконец послышался нежный девичий голос одной из птиц, — где мы?

— Как тут чудесно! — подхватила другая.

Какая из птиц говорила, определить было невозможно — они не открывали клювов.

Та лебедь, что была ближе всех к детям, вытянула шею и позволила замершему от восторга Яриле потрогать нежное оперение.

— Скажите нам, дети, — молвила она, — где мы?

— Там — замок патриарха Сварга. — Очарованный птицей, Ярила и не думал скрывать это и махнул рукой в сторону холма.

Лебеди заволновались, захлопали крыльями, придвигаясь ближе. Этим они привлекли внимание Переплута и Магуры, которые осторожно направились к ним.

— Патриарха Сварга? — стараясь говорить как можно четче, повторила лебедь. — Ах да, я вспомнила! Про него рассказывала мне одна моя подруга, Луна, дочь Девоны!.. Она, кажется, где-то здесь живет?

Услышав о Луне, Купала выступил вперед.

— Да, — гордо сказал он, — она моя мама!

Утратив всякий страх, лебеди сгрудились около мальчиков, хлопая крыльями. Каждая тянулась под их руки, чтобы и ее тоже погладили. При этом они толкались, щипали друг дружку и шипели.

— Ах, как чудесно! — ворковала первая, кладя голову в ладони обрадованного мальчика. — Она твоя мать?.. А ты, — она томно обернулась на Ярилу, — его брат?

— Нет! — Тот выпрямился с достоинством человека, знающего о своем происхождении и гордящегося им. — Моя мать — Жива, сестра Перуна. Она сказала мне, что моего отца звали Велес… но я его никогда не видел… — чуть смущенно добавил он.

Эта новость, казалось, была приятна лебедям — они зашептались, переговариваясь. Глаза их засверкали так, что любой догадался бы: птицы что-то замышляют, но мальчики ни о чем не подозревали.

— А где ваши родители? — осторожно молвила одна из лебедей.

— А вот моя мама, — обернувшись, Ярила указал на Живу, что еще виднелась из-за деревьев, и завопил во все горло: — Мама! Иди скорее сюда! Посмотри, кого я нашел!

— Не ты, а я первый увидел, — заспорил было Купала, но Ярила не обратил на это внимания.

Переплут и Магура, издалека наблюдавшие за друзьями и птицами, наконец не выдержали.

— Эй, можно к вам? — закричала девочка. Переплут сердито дернул ее за руку:

— Вот еще! Я к нему не пойду!

Он до сих пор не мог простить Яриле синяков. Лебеди услышали крик девочки.

— А они кто? — спросила одна из них, пристально разглядывая двоих детей, и даже выплыла вперед, тем самым отрезая Ярилу и Купалу от берега.

— Он — мой старший брат, — представил Переплута Купала, — а Магура — наша подруга. Мы тут играли, а потом…

— А потом мы подрались, — досказал Ярила, усмехнувшись.

Лебеди заволновались не на шутку, переговариваясь на своем языке. Их волнение перешло в настоящий испуг, когда Переплут и Магура, держась за руки, направились к ним.

— Нам надо торопиться, — молвила одна из них.

— Побудьте еще! — заканючил, как маленький, Ярила, обхватив руками шею лебеди и вдруг увидел идущую к ним Живу. — Мама, иди сюда скорее!

Жива спешила узнать, почему задерживаются дети. С нею вместе легко бежал Смаргл — узнав от сестры про драку, он шел разбираться с виновниками. Увидев двух взрослых людей, лебеди засуетились, хлопая крыльями.

Ярила уже скакнул к берегу навстречу матери, но почувствовал, как кто-то схватил его за рубашку. Он закричал, отчаянно вырываясь, но захлопали крылья, оглушая его, и мальчик понял, что его поднимает в воздух какая-то сила.

Рядом пронзительно завопил Купала — его тащили сразу две птицы, а третья подставляла шею. Более тяжелого и отбивающегося Ярилу волокли сразу четверо, но и для них эта ноша оказалась тяжела. Они летели достаточно низко, чтобы мальчик успел заметить внизу свою мать. Он закричал, зовя ее, но лебеди неимоверным усилием рванулись прочь. Одолев со своей ношей поворот, они скрыли Живу от глаз сына.