Алые, золотые и янтарные языки пламени, слагаясь в причудливый узор, исполняя завораживающе прекрасный танец, бликами отражались в глазах Ящера. Задремавшего зверя разбудила людская суета внизу. Проползши по гребню крепостной стены, он увидел пламя и замер, не сводя с него глаз.
Исполинский костер поднимался ввысь, и что-то величественное было в нем, что-то, чему нельзя мешать, как нельзя мешать гореть погребальному костру, даже если на нем уходит к небесам твой лучший друг или брат. Ящер чувствовал колдовские силы, вызвавшие огонь, и испытывал трепет и тревогу. Но новое, незнакомое чувство пробудилось в нем, когда он почуял там, возле огня, Перуна и понял, что огонь — дело его рук.
А потом он увидел старого друга там, среди мечущихся людей. Кто-то спешил растащить обгорелые остатки кузни, кто-то просто стоял и смотрел, кто-то плакал и молился, кто-то ждал, что огонь перекинется на стоявшую ближе всех Девичью башню, но все люди, не сговариваясь, отступали от Перуна, когда он, сгорбившись и закрыв лицо руками, пошатываясь, уходил прочь. От него шарахались, как от прокаженного. В удивлении коснувшись разума друга, Ящер понял, что Перун зажег этот огонь не просто так — только что в огне погибли дети, и Перун это знал. Сейчас он, почти ничего не видя от боли и слез, направлялся к Ящеру. Его смятенное сознание было полностью открыто для старого зверя. Тот без труда восстановил все события и попятился от друга, понимая, что новое чувство, овладевшее Перуном — это ужас. Ужас от свершенного преступления.
Перун отчаянно звал его — без слов. Его крики колоколами звенели в мозгу Ящера и таяли, не находя ответа. Огромный зверь наглухо закрылся от бывшего друга и уже отвернулся, чтобы улететь. Он раскинул крылья, готовый взмыть в ночное небо, но замер, не веря себе.
Чей-то новый голос, незнакомый и странно дрожащий, словно от усталости или страха, проник в его разум:
«Что ты делаешь, Ящер?»
«Я не могу больше здесь оставаться, — ответил зверь. — Я возвращаюсь домой!»
Он глухо взревел и щелкнул хвостом, едва не сбив Перуна — тот уже поднимался на стену.
«Не бросай его, Ящер, — неожиданно попросил голос. — Ради всех остальных — не бросай! Он сам не ведал, что творил! Настанет время, и он все поймет, но в тот день с ним должен быть по-настоящему сильный и мудрый друг, который поможет ему пройти очищение! Не бросай его, Ящер!»
Голос затих, и зверь так и не смог понять, кому он принадлежал, мужчине или женщине.
Он обернулся, не складывая крыльев. Перун уже поднялся на стену и смотрел на него снизу вверх. Лицо его было залито слезами, но в глазах горело фанатичное упорство — такой огонь пылает в глазах того, кому в жизни не осталось ничего, кроме мести. Но Перун выдержал испытующий взгляд Ящера и, поняв, в чем тот его обвиняет, не отвел взгляда.
— Куда направляемся? — как можно равнодушнее поинтересовался Ящер.
— В Пекло, — выдохнул Перун. Он уже привычно потянулся к его затылку, но зверь вскинулся, расправляя крылья.
— Нет, — строго ответил он, — отныне ты будешь сидеть только на моем загривке!
Он удивился, что обычно вспыльчивый Перун не стал спорить.
У Дивы затекла спина от долгого стояния у окна, но тревога за сыновей не давала ей покоя и позволяла забыть об усталости и боли. До рези в глазах она смотрела вниз. Отсюда ей не было видно самой кузни, но она видела, как мимо ее башни прошел Перун — оба раза он был с детьми. Женщина не могла разглядеть Стривера и терялась в догадках — где же он?
Она не поверила усталым глазам, когда в темное вечернее небо вдруг стал подниматься дым.
— О нет! — прошептала Дива, подавшись вперед. — Он не мог этого сделать! Не мог!
Но клубы дыма густели на глазах, поднимаясь все выше и выше. Снизу он был подсвечен розовым и золотым, и скоро женщина разобрала в тишине характерное потрескивание — голос огня, торопливо пожирающего сухое дерево и дранку.
— Нет! — закричала Дива, покачнувшись.
Огонь взметнулся ввысь, на миг показавшись узнице, и она завизжала от ужаса и боли, закрывая себе рот руками. Ей показалось, что она слышит крики своих детей.
Ноги ее подкосились, и Дива упала с лавки. Тут же, не чувствуя ничего, она вскочила и бросилась было к окну, но неожиданная боль сковала ее тело, заставляя согнуться пополам. Превозмогая ее, женщина все же добралась до окна, выглянула только для того, чтобы убедиться с содроганием и ужасом, что пожар ей не померещился. Пламя уже можно было увидеть и отсюда. С веселым и зловещим треском оно пожирало остатки кузни. Сбежавшиеся люди смотрели, бессильно разводя руками — спасать было нечего.
— Нет! — закричала Дива так громко, что кое-кто услышал ее крик — одно или два бледных лица обернулись на башню-темницу. — Нет! Выпустите меня!
Крик перешел в низкий вопль, и Дива осела на пол. Ребенок мягко повернулся во чреве, толкнул мать с неожиданной силой, и женщина забилась на полу в родовых схватках.
Она ничего не видела и не понимала происходящего, крича и извиваясь на каменных плитах пола как безумная. Боль сводила Диву с ума, а потеря сыновей делала ее еще невыносимее. Почти потерявшая рассудок женщина сама не помнила, как все случилось, и вздрогнула, пробуждаясь от мрака беспамятства, когда после очередного приступа боли вдруг наступила тишина и покой.
Тело ниже пояса не двигалось. Последним усилием Дива на руках подтянулась вперед, вслепую шаря по полу в кровавом месиве, и дрожащие пальцы ее наткнулись на теплый скользкий комочек.
Мать подняла его, прижимая к себе. Почувствовав ее прикосновение, новорожденный зашевелился, кашляя и хрипя. Торопясь, она дрожащими, неверными руками очистила личико ребенка, и он тут же захныкал — не так, как кричат дети, приветствуя новый мир, а жалобно и тихо.
Встать и сделать все необходимое у Дивы не было сил, а потому она наклонилась над новорожденным и зубами впилась в пуповину.
Когда привлеченные ее стонами и криками охранники подняли тревогу и при сбежавшихся людях разбили топорами дверь, Дива без памяти лежала на полу в луже крови. Подле нее попискивала и сучила ножками новорожденная девочка.
Лада медленно шла к себе. Этот страшный долгий день наконец-то кончился. Пожар потушили — от погибших детей не осталось ничего, только пепел. Так и не пришедшую в себя Диву и ее дочку на руках перенесли в покои — после того, как Перун улетел, никто даже не подумал держать молодую мать и младенца в темнице. Уже после этого к Ладе подошла бледная, но решительная Жива и сообщила, что уезжает отсюда надолго, если не навсегда: здесь она и ее будущий ребенок не будут чувствовать себя в безопасности. Мать пыталась ее отговорить, но Жива была непреклонна. А тут еще и отсутствие братьев… Где они, что случилось? Вместе они бы смогли остановить Перуна, не допустить беды. Почему они медлили?
Но теперь все немного успокоилось. Потрясенный замок замер, затаился, как человек, впервые столкнувшийся со злом и не вынесший страшной истины окружающего мира. Люди расходились молча, не глядя друг другу в глаза и не зная, как жить после того, что произошло.
Лада шла, не пользуясь огнем — любое пламя напоминало ей о пожаре. Ее легкие шаги почти не отражались от каменных стен — супруга патриарха ходила столь бесшумно, что о ее приближении не догадывались до самого последнего момента.
— Мама…
Впереди, на верху крутой лестницы, послышался шорох. Ее кто-то ждал у двери.
Лада протянула руку, поднимая сомкнутые пальцы вверх. Робкая искорка заплясала на них, освещая уходящие вверх ступени, темные, испещренные узорами своды стен и дверь в конце. Какая-то невысокая фигура выступила из мрака, загораживая дверь. От нее пахло дымом и гарью.
— Смаргл?
— Я ждал тебя, мама, — Сварожич чуть посторонился, приглашая леди Ладу подняться. — Только ты можешь мне помочь — больше мне некому довериться…
Лада поравнялась с сыном. При свете огонька она разглядела, что одежда его испачкана копотью и сажей, рубаха порвана на плече, а всклокоченные волосы и отросшая борода немного опалены. На щеке под глазом виднелась черная полоса.
— Ты был там? — твердо спросила она.
— Да. — Сварожич снизу вверх посмотрел на мать. — Я забрал у Стривера крылья, чтобы поспеть вовремя, и чуть не опоздал… Если ты считаешь, что я не прав, делай со мной что хочешь, но я не мог поступить иначе…
Мать с интересом взглянула на сына, ожидая объяснений, но он только распахнул перед нею двери.
Лада чуть не бегом устремилась в свои покои, но замерла на пороге, не веря своим глазам. Смаргл бочком протиснулся мимо нее.
Комната была погружена во тьму. Правда, в глубине ее в очаге теплился крошечный язычок огня, озаряя камни, но комната была столь просторна, что большая часть ее тонула во мраке. У самой двери стояла лавка. На ней, лежа на боку, чтобы не тревожить свежих ожогов на спине, разметался мальчик семи лет. Он все еще стискивал в руках куртку Смаргла и так и не пришел в себя, но дышал гораздо ровнее и глубже. Можно было также рассмотреть, что к щекам его понемногу начал возвращаться прежний цвет, хотя он все еще был смертельно бледен. Второй мальчик дремал рядом, привалившись к брату. Во сне он дергался, стонал и хныкал.
Смаргл опустился на колени подле детей, успокаивая младшего и прислушиваясь к хриплому дыханию старшего. Почувствовав на себе испытующий взгляд матери, он обернулся, не вставая с колен. Лада вытаращенными глазами смотрела на сына.
— Это его дети, — с нажимом сказал Смаргл, — дети Велеса, прижитые им от Дивы. Конечно, он враг нашей семьи и в свое время охотился на меня, но они всего-навсего невинные дети и должны жить…
Лада подошла и опустилась на колени у лавки, ласково оглядывая спасенных. Ее внимательный взгляд быстро заметил ожоги на плечах старшего мальчика. Она резко встала, точеное лицо ее построжело.
— Бедные малыши, — тихо произнесла она.
— Мне нужна помощь, мама, — снова заговорил Смаргл. — Конечно, я понимаю, что их нельзя оставлять здесь. Я заберу их, найду для каждого новую семью, где Перун их не достанет, но пока пусть они побудут здесь. Хоть до рассвета…
Он готов был на коленях умолять мать о милосердии к детям давнего врага своей семьи, но Лада неожиданно улыбнулась ему и прохладной рукой ласково потрепала всклокоченные вихры меньшего сына.
— Ты настоящий мужчина, сын мой, — промолвила она. — Ступай и будь спокоен — эти мальчики ни в чем не будут нуждаться. Они станут тебе братьями, а мне — сыновьями.
Лада обернулась на догорающий в очаге огонь, и Смаргл почувствовал, как огромный ком тревоги и напряженного ожидания сорвался с его плеч.
— Спасибо, мама, — только и выговорил он.
Утром следующего дня Смаргл уже был дома.
Стривер не дождался брата — на рассвете, когда еще только начал светлеть восток, из свинцово-синего делаясь серо-розовым, он ушел в замок — измучился от неизвестности. Сокол Рарог проводил его до реки и вернулся одновременно с появлением хозяина.
Заждавшиеся волки прыгали вокруг, визжа как щенки и норовя лизнуть хозяина и друга в нос и щеки. Они протиснулись за ним в дом, но Смаргл не выставил их за порог, как порой бывало.
Луна вышла ему навстречу. Маленькая ладная женщина пополнела с лета и каталась по дому с живостью лесного зверька. Она вечно что-то щебетала — то болтала с супругом, то напевала песни своей родины. Никогда не унывающая, она и сейчас, увидев в дверях мужа, скидывающего полушубок прямо на пол, бросилась к нему, всплеснув пухлыми ручками.
— Ну, разве так можно? — притворно рассердилась она. — Пусть и весна скоро, но ночи еще холодные! Где ты бродишь?
Не отвечая на ставшую привычной воркотню жены, Смаргл прошел к огню и осторожно развернул небольшой сверток, который держал на груди. На лице его отразилась нежность и тревога.
Луна подбежала, сгорая от любопытства. Смаргл загородил свою ношу широкими плечами от жены, кладя ее с бережением на камни у очага. Сунувшаяся было посмотреть, Луна почувствовала от его волос запах дыма и гари.
— Ты где шатался? — зашипела она. — Брат твой мне так ничего и не объяснил, а ты… Что это?
Почувствовав тепло, странный сверток зашевелился и издал какой-то неясный хнычущий звук. Смаргл молча посторонился, давая жене возможность посмотреть на девятимесячного мальчика, лежащего у огня.
— Наш сын, — просто объяснил Смаргл. — Первенец. Маленькая женщина отпрянула, невольно закрывая ладонью свое выступающее чрево.
— Откуда он?
— Он сирота, — пустым голосом ответил Смаргл, не сводя жадного взгляда с мальчика. — Его мать… с ней случилось несчастье… Отец в изгнании и, может, уже погиб — о его судьбе никому не известно. А этого малыша и его братьев хотели убить… К сожалению, я не смог спасти их всех…
Он глухо застонал и сгорбился, закрывая лицо руками. В ушах еще звучали стоны детей и трещал неумолимый огонь, пожирая беззащитные тела; снова рушилась крыша, погребая под собой последнюю надежду на спасение… Сколько еще его будет преследовать этот призрак? Забудет ли он когда-нибудь эту страшную ночь?
Луна Купальница нерешительно посмотрела на мужа и ребенка, погладила сквозь одежду чрево.
— Через три месяца мне самой становиться матерью, ты сам знаешь, — молвила она. — А тут еще и он… этот… — Наклонившись над ребенком, она обреченно вздохнула и осторожно, чуть ли не с опаской взяла его на руки. — А звать-то его как?
Смаргл поднял голову. Сначала тусклые, глаза его понемногу загорелись. В них заплясал знакомый огонек.
— А звать его будут Переплутом, — молвил он и пояснил удивленной жене: — Чтобы помнить — мы сумели перехитрить самого Перуна.
Двое суток — до вечера следующего дня — понадобилось Ящеру, чтобы достичь Пекла. Все время пути он и Перун не обмолвились и словом, как незнакомые, и только перед воротами, когда зверь тяжело опустился на подтаявший снег и сложил кожистые крылья, Сварожич пошевелился на жестком загривке и похлопал друга по холодной чешуе:
— Сразу к Волхову… если можно!
Ящер довольно заурчал, услышав непривычное в устах Перуна обращение. Его раскосые глаза сыто прищурились и посветлели — кажется, старый приятель понемногу оттаивал. Еще немного, и он начнет терзаться угрызениями совести — тогда-то Ящер и займется всерьез его душой. А пока же огромный зверь согласно кивнул головой и, пригнувшись, толкнул носом массивный камень, загораживавший ход. Только внутреннее зрение чародея или коренного жителя подземного мира могло подсказать, что эта мрачная глыба — не часть нависающей над ущельем скалы, а искусно изваянная дверь, открыть которую может лишь тот, кто знал тайны камня.
На носу Ящера вспыхнули и погасли разноцветные искры, ударившись о камень. Глыба дрогнула, пошатнулась, роняя с шероховатых боков нанесенный ветром песок, и с недовольным скрежетом отползла в сторону. Понемногу взорам гостей предстал широкий, по размерам Ящера, провал, уходящий вдаль и немного вниз. Он походил на разинутую пасть огромного зверя, готовую проглотить неосторожную жертву Вечным холодом, мраком, сыростью и злыми силами колдовства пахнуло изнутри, но Ящер, опустив голову к самому полу, спокойно ступил внутрь. Его кривые когти заскрежетали по неровному полу, создавая противное визгливое эхо. На эти звуки из темноты бесшумно, словно и впрямь были только бесплотными тенями, выступило человек двадцать пекленцев. Светловолосые бледнолицые воины в одинаковых одеждах из кожи, похожие как братья, внимательно и настороженно осматривали пришельцев, но не спешили нападать. Открыть двери с той стороны мог только житель Пекла, и, хотя ни один из них никогда не видел Ящера, все сразу поняли, что у него есть право входить без приглашения. Но все-таки, проезжая верхом на Ящере смутно знакомыми подземельями, Перун все время чувствовал на своей спине внимательные и порой недоброжелательные взгляды.
Чем ближе подбирался Ящер к цитадели пекленского князя, тем больше попадалось удивленным пришельцам воинов. Небольшие отряды либо охраняли боковые ходы, недоверчиво сверкая глазами из-под шлемов, либо проходили мимо торопливым маршем. Наравне с людьми встречалась и нежить из числа тех, кто сражался на стороне Скипера в памятных битвах почти двадцатилетней давности. Люди и звероподобные твари относились друг к другу спокойно, как к равным, но Перуна всякий раз передергивало от праведного гнева и отвращения. Он ничего не знал о том, что на самом деле происходило в Пекле после победы над Скипером, и надеялся только, что князь здесь остался прежним.
Цитадель Волхова располагалась в бывших покоях Скипера: и дорогу к ней найти оказалось легко — все вооруженные люди и нежить шли либо туда, либо оттуда. Перед высоким входом, украшенным каменными изваяниями двух крылатых разъяренных тварей, похожих на Ящера как две капли воды, в сводчатой пещере-зале толпилось около сотни воинов — людей вперемешку с нежитью. Они бродили, сидели на камнях у стены, отдыхая, о чем-то мирно беседовали или спорили. На появление Ящера с седоком обратили внимание лишь те, кто оказался на пути огромного зверя, и поспешили убраться в сторону, но прочие даже не повернули головы.
Окованные медью и серебром ворота были распахнуты настежь. Их совершенно не охраняли, но не успел Ящер подойти, как мимо него промчался на поджаром пекленском коне какой-то воин. Осадив угольно-черного, зло скалящегося и фыркающего коня у ворот, пекленец ворвался внутрь, и все услышали, как он громко зовет князя.
Спешившись одним прыжком, Перун устремился за ним.
Внутренние покои Скипера за годы претерпели значительные изменения. Зал, где когда-то Перун убил Скипера, был отделан светлым туфом и гранитом. Все следы Установки исчезли. В глубине, между двух высоченных очагов, сложенных из самых редких по расцветке камней, на стене красовались останки Скипера: его клешни, разбитый череп и часть скелета, оправленные в серебро и железо. Между спускавшимися почти до пола отлично сохранившимися клешнями располагался трон князя, но сейчас он пустовал.
Жизнь кипела вокруг массивного каменного стола, заваленного пергаментами и всякой всячиной. Несколько воинов, чьи украшенные серебром доспехи говорили о том, что это наверняка сотники или тысячники, стояли или сидели вокруг. Сам князь Волхов небрежно расположился на углу стола и, скрестив руки на груди, внимательно слушал гонца. В том, что это был именно князь, Перун не сомневался — он успел заметить, что обогнавший его пекленец имел совершенно седые волосы, хотя на вид был не старше тридцати лет.
Князь был так поглощен его торопливым, но обстоятельным рассказом, что не обратил внимания на подходившего Перуна. Остальные слушатели, привлеченные грохотом каблуков Сварожича по старым плитам пола, обернулись на него, но ни один не издал ни звука.
Выслушав гонца, Волхов улыбнулся тонкими яркими губами и одобрительно кивнул, отпуская его. Только после этого он обернулся на второго посетителя.
— Ты кто? — прищурившись, спросил он. — Откуда?.. — Лицо его построжело и вытянулось, когда он по одежде догадался, что человек сверху, но в следующий миг Волхов уже встал. — Перун, да? — спросил он, улыбаясь.
Сварожич был не до конца уверен, что после стольких лет старый друг его узнает. Волхов совершенно не изменился — то же узкое точеное лицо с глубокими страшными глазами, та же сильная и гибкая фигура оборотня — даже ни единой ниточки седины не прибавилось в волосах. Сам Перун заматерел, раздался вширь, потемнел лицом, и первая седина уже давно показалась на висках.
— Тебя не вдруг признаешь! — воскликнул Волхов, осматривая друга. — Какими ветрами тебя занесло? Никак, о прошлом помянуть решил?
— О прошлом я не думал, кабы не нужда, — сознался Перун. — Я с бедой к тебе, брат!
Волхов быстро оглянулся на советников.
— Готов помочь тебе, друг, — осторожно заговорил он, провожая Перуна к столу, — да только час ты выбрал недобрый.
— Никак, война?
Волхов кивнул и, не дожидаясь расспросов, быстро поведал о прошлогодней размолвке с Кощеем и о том, что опять на границе неспокойно.
— Понимаю, — Перун задумчиво почесал бороду, — не до друзей сейчас… И все-таки я скажу, зачем приехал — может быть, нам будет посподручнее вместе дело сделать!
Волхов оживился, опять вольготно расселся на углу стола, готовый слушать.
— Велеса помнишь? — в лоб спросил Перун. — Ну, того, что за тобой по Скиперову приказу гонялся?
Высокий лоб Волхова прорезали морщины.
— Как не помнить, — тихо ответил он, — когда… А что с ним?
— Слушок есть, что скрывается он где-то здесь, в Пекле, — прямо объявил Перун. — Ты вот о войне с каким-то Кощеем толкуешь, так я сразу смекнул — к Кощею Велес и направился. А у него всегда была одна забота — власть себе вернуть и силу обрести. Он чародей сильный — сговорится с Кощеем, и вдвоем они все Пекло перевернут. А мне его живым найти надо, пока он бед не натворил.
Перун неожиданно замолчал, заметив, что Волхов смотрит куда-то мимо него. Обернувшись, Сварожич с неудовольствием заметил того самого гонца, что не спешил уходить и невольно подслушал разговор. Князь смотрел в упор на пекленца, а тот только кусал губы и молчал.
— Это он? — спросил наконец Волхов.
— Кто? — рявкнул Перун.
Гонец бросил на него пристальный оценивающий взгляд и снова уставился на князя.
— Да, княже, — молвил он хрипло. — Я сразу его признал…
За спиной Перуна зашумели, вскакивая с мест, воины.
— Велес в Пекле? — послышались удивленные голоса. — Тот самый, что поднял Пекленский мятеж?.. Союзник Скипера?.. Он жив?
— Да, пока, — воскликнул Перун, обрадованный и раздосадованный одновременно. — Повели мне принять полки, князь. Я проведу их в земли Кощея, и ты получишь полную победу, а я — Велеса! У меня с ним счеты!
Гонец обратил на Волхова умоляющий взгляд, но князь не ответил ему.
— Ты приехал сюда охотиться на Велеса. Неужели ты до сих пор его не изловил?
— Этот выродок ловко запутал следы, — отмахнулся Сварожич. — Сначала он убедил всех, что погиб, потом вдруг назвался женихом моей сестры Живы, а теперь вот спрятался здесь… Помоги его достать, Волхов!
Князь, перекрестив руки на груди, долгим взглядом уставился в пол.
— Я только что отдал приказ, — медленно заговорил он, словно размышляя вслух. Гонец подался вперед, затаив дыхание. — И он остается в силе!
Услышав эти слова, гонец неожиданно широко и по-мальчишески улыбнулся, пылко отсалютовал Волхову и умчался как ветер.
Перун и остальные советники проводили гонца недоумевающими взглядами.
— Я тебя не понимаю, Волхов, — заговорил Перун. — А мне что скажешь?
Волхов встал, гордо выпрямился и сделал небрежный жест рукой. Без слов поняв его, советники тоже поднялись, оправляя оружие. Князь Пекла возвышался над Перуном на полголовы.
— Я только что отдал приказ, — повторил он, — еще не зная, что он касается Велеса. Сейчас его выполняют.
Сварожич облегченно улыбнулся и с чувством хлопнул Волхова по плечу.
— А я-то думал! — весело воскликнул он. — Что ж ты вокруг да около ходишь? Значит, его сюда приведут тепленького?
На строгом лице Волхова не дрогнул ни единый мускул — только сверкнули глаза.
— Велес действительно в Пекле, — спокойно сказал Волхов, — и он действительно уехал к Кощею, но, как мне сказал бывший здесь только что Крик, на помощь к одному из своих друзей. Мы сочли нужным поверить ему — он провел во владения врага наш отряд. Если окажется, что он нас предал, что ж, тогда я не буду тебе мешать, и делай с ним что захочешь. Но если окажется, что он честно исполнил свой долг, никто из моих людей не станет помогать тебе изловить воина, сражавшегося на нашей стороне… Все поняли?
Князь сверкнул глазами на советников, и те согласно наклонили головы.
Перун в ярости топнул ногой.
— Не хочешь помочь? — выдохнул он. — Ну, тогда я сам все сделаю! Один!
Махнув рукой, он опрометью бросился вон.
Велес и впрямь по зову Гамаюна появился вблизи от Пекла несколько дней тому назад.
Расставшись с Тархом, он как одержимый помчался к Пеклу. С каждым скачком коня в нем словно таяло что-то — помня о том, что ему предстояло свершить, Велес нарочно подавлял в себе все чувства — сожаление о том, что бросил неопытного парнишку один на один с разозленной ведьмой, горечь разлуки с Живой и тревогу за ее судьбу, страх перед Перуном и тем, что ждет его в Пекле. Он должен был все забыть, умертвить в себе все слабости — даже пробудившуюся жажду любви. Сам себя он видел сейчас со стороны как оживленный черным колдуном труп, понимающий только один приказ — найти и уничтожить.
Жеребцу словно передалось настроение хозяина — не успел Велес опомниться, как перед ним встали Пекленские горы.
Только здесь, найдя в ущелье ворота — по странному совпадению те самые, через которые он въезжал много лет назад, строя планы мести Сваргу — Велес впервые осадил коня, чувствуя растущие неуверенность и тревогу. Тогда он приехал в Пекло, принеся с собой смерть и разрушение. Сейчас он тоже приехал убивать — но ради того, чтобы спасти жизнь друга.
Ворота не успели раскрыться — Велес обрушил на них удар такой силы, что они разлетелись в стороны мелкими осколками. Грохот далеко разнесся по проложенному за ними ходу, а присутствие магии наверняка почуяли местные жители. Что ж, он не собирается прятаться!
Жеребец проехал всего десяток шагов, когда навстречу из неприметного бокового хода внезапно выскочило шестеро теней, уже перед мордой напуганного коня превратившись в воинов-пекленцев. Взглянув в их решительные лица, Велес заговорил первым.
— Я явился сюда по приглашению, — объяснил он. — Меня позвал Гамаюн, и здесь должен быть кто-то, кто знает об этом! Найдите его и передайте, что посланец явился! Да побыстрее, мне некогда!
Пекленцы переглянулись, не опуская оружия, и один из них, чуть постарше остальных, отступил в сторону, освобождая дорогу.
— Поезжай прямо, чужеземец, — молвил он. — Там застава. Если о тебе там знают, тебя заметят. А мы их предупредим!.. Но не вздумай сворачивать!
— На это у меня нет времени, — оборвал его Велес, пришпоривая коня.
Пекленцы молча расступились, давая дорогу. Велес тяжело поскакал по слабо извивающемуся, постепенно повышающемуся ходу, чувствуя, как обгоняют его теплые потоки мыслей — некоторые жители Пекла отлично умели передавать мысли и образы на небольшие расстояния. Холодный мертвый камень гасил большую часть этих сообщений, поэтому подобное умение не получило широкого распространения. Но все-таки Велес был уверен, что о нем уже знают.
Так и случилось. За первым крутым поворотом, миновав несколько преград в виде задвигающихся каменных стен и нешироких пропастей, Велес натолкнулся на заставу — в стенах небольшой пещеры было прорублено десяток достаточно просторных ниш, а преграда из валунов разделяла пещеру пополам. Несколько воинов с факелами ждали его. Один из них, седой как лунь, вдруг побледнел и шарахнулся прочь. На темном лице его отразился ужас, но вызван он был не внешностью Велеса.
Тот одним движением выхватил меч и ткнул им в седоголового:
— Меня послал Гамаюн. Здесь меня должны были ждать.
Человек внимательно окинул гостя недоверчивым взглядом, словно сомневался в рассудке Гамаюна. — Да, — наконец сказал он. — Мы предупреждены…
— Но не догадывались, что это буду я? — криво усмехнулся Велес. — Ты смотришь на меня так, словно я однажды чуть не убил тебя!
Седоголовый только помотал головой, отгоняя воспоминания. Велес решил помочь ему в этом.
— Я очень тороплюсь, — сказал он. — Человек, которому я должен помочь, умирает… Если кто захочет оказать мне помощь, то советую поспешить — мне некогда!
Отсалютовав мечом, он вогнал шпоры в бока коня и направил его к ближайшему ходу. Раньше, чем опомнившиеся пекленцы ринулись ему наперерез, он уже скрылся в темноте.
На самом деле Велес решил только припугнуть пекленцев, заставить их действовать быстрее. Если опасности нет, они позволят ему беспрепятственно ехать дальше. Но если Кощей достаточно силен и справиться с ним трудно, пекленцы задержат Велеса и вышлют помощь.
Заставой той командовал некий Крик — тот самый седоголовый воин, которого так напугал Велес своим появлением. С несколькими воинами он внезапно появился на пути Велеса и попросил его переждать два-три дня.
Владения Кощея, отвоеванные им в прошлом году у князя Волхова, простирались на многие версты, занимая почти пятую часть Пекла, да еще столько же он подмял под себя диких, неосвоенных или брошенных пещер. Граница, тщательно охраняемая с двух сторон, проходила по местам, где год назад гремели самые жестокие бои. Именно там отряды Пекла впервые столкнулись с применяемым Кощеем колдовством такой силы, что вынуждены были отступить. Идти в одиночку было опасно, тем более что двое парней уже отправились туда на свой страх и риск.
— Мы можем пропустить тебя внутрь наших владений, только если с тобой пойдут наши люди, — поставил условие Крик. — Мы сами подберем отряд добровольцев, которые при случае помогут тебе и защитят, где надо.
Велес промолчал, не сказав, что пекленцы наверняка хотят в первую голову оградить себя самих от него, но время и в самом деле было дорого, а потому он решил смириться.
Пекленцы не подвели. Всего одного дня им оказалось достаточно, чтобы подготовить и вооружить отряд из тридцати людей и десятка нежити. Как потихоньку шепнул перед расставанием Крик, он сам и кое-кто надеются, что этот поход положит начало новой войне с захватчиками — узнав о заварушке во владениях соседа-врага, князь Волхов захочет снова поднять Пекло.
К крепости Кощея Велес подъехал один, оставив отряд в ближайших пещерах под надежной защитой скал и магии нежити — твари должны были издалека учуять приближение врага и увести людей в безопасное место.
Найти крепость оказалось легко. Огромная пещера вдруг раздалась в стороны так резко и широко, что в первый миг показалось, будто они выехали на поверхность. Впрочем, это и в самом деле могло быть так — далеко вверху, там, куда уходили почти отвесные, отполированные временем до блеска скалы, виднелась крошечная узенькая полоска неба. Но пропасть была так глубока, что, кабы не свет многочисленных факелов, двойным кольцом окружавших сложенный из камней тын, на дне было бы темно.
Ворвавшись в пещеру и по старой привычке сметая все на своем пути, Велес успел перебаламутить сторожей. Теперь они подняли тревогу — тяжелые ворота, по обычаю Пекла окованные железом, были закрыты, а над тыном виднелись взволнованные морды оборотней и почти неотличимых от людей полукровок. Прежде чем заявить о себе, Велес со знанием дела окинул крепость взглядом.
Тын показался ему вполне надежным — много жизней придется положить тому, кто решит выгнать оттуда защитников. За высокими толстыми каменными стенами можно было отсиживаться хоть целый год. Только слишком близко подходят скалы позади — но наверняка место выбрано так потому, что в них есть тайные ходы. По ним Кощей легко может удрать, и никто его не найдет.
Подумав об этом, Велес пришпорил коня, и жеребец взвился в воздух. Велес только чуть-чуть помог ему, поддержав в полете над самыми факелами. Сторожа были так поражены его силой — они с первого взгляда распознали в госте чародея — что никто не осмелился ему мешать.
Хозяева крепости вышли на крыльцо, едва только гость подъехал к нему. Взглянув на эту пару, Велес поморщился. Кощей ему не понравился сразу — слабосильный, раньше наверняка был неудачником, отсюда и жажда власти. Он совершит много зла, но все от слабости, подлости и невозможности поступать иначе. Если дело дойдет до боя, он не окажется сильным противником. Иное дело — женщина подле него. Взглянув на красавицу Марену только единожды, Велес сразу понял, что именно она причина всему. За такую и он бы все отдал.
— Кто ты и зачем приехал? — первым нарушил молчание Кощей. Голос у него тоже был блеклый и немного хриплый.
— Ты меня не знаешь, — ответил Велес, — но твоя женщина должна помнить. Я Велес, мы как-то мельком встречались в Пекле во время последнего мятежа. Я с тех пор не могу ее забыть!
Прибавив это, он почувствовал, что попал верно — Марена ему улыбнулась и взглянула повнимательнее.
— Кто ты? — настойчиво повторил Кощей. — Мои слуги передали, что ты чародей! Я сам обладаю кое-какой силой, и ты с нею познакомишься, если немедленно не ответишь мне!
— Тебе я ничего не скажу, — нарочито грубо оборвал его Велес. — Я воин. Мое дело сражаться и убивать. Кто ты, чародей или нет, меня не интересует. Но если твоя женщина вспомнит, кем я был много лет назад, она скажет, что у меня есть все права находиться здесь и говорить с тобой!
Он обратил долгий взгляд на Марену, силясь проникнуть в мысли этой красивой колдуньи. Сестра Перуна нравилась всем, всех притягивала своими чарами, и сейчас Велес, чтобы не поддаться им, любовно поглаживал лезвие своего двуручного меча, как бы напоминая, что готов взять ее силой.
Очевидно, Марена это поняла. Внезапно ее манящий взор скользнул по тускло блестящему лезвию. В следующий миг она обхватила руками шею Кощея и что-то зашептала ему.
— Она говорит, что помнит тебя, — кивнул на колдунью Кощей. — Ты собираешься нам что-то предложить?
— Свой меч и свою силу.
— Но почему?
Марена благоразумно скользнула в сторону, первая почуяв в воздухе угрозу. Велес гордо выпрямился в седле, стискивая коленями бока захрипевшего коня. Рога его блеснули тускло-стальным цветом, в больших раскосых глазах полыхнул гнев — они стали медленно наливаться кровью.
— Сначала я хочу узнать, — проревел он в неподдельном гневе, — это допрос пленника или я все-таки гость?
Эхо подхватило его рев. Сгрудившиеся подле крыльца оборотни брызнули врассыпную. Бросив тревожный взгляд на гостя, Марена опять что-то зашептала Кощею, и тот медленно кивнул. Лицо у него при этом было такое кислое, что Велес не обрадовался, а по-настоящему встревожился, когда его пригласили войти.
Спешившись и проверив, легко ли выходит из ножен меч, он поднялся на крыльцо, спиной чувствуя на себе подозрительные и любопытные взгляды оборотней. Ему удалось немного убедить в своей нужности Марену — теперь бы заставить поверить в это самого Кощея.