«Тигры» на Красной площади. Вся наша СМЕРТЬ - игра

ГЛАВА 22

Москва спешила… Спешила как могла — многокилометровые пробки удавами ползли из центра к окраинам, разверстые пасти станций метро жадно заглатывали густоту людских потоков, чтобы срыгнуть ими на другой станции… Москва спешила, надрываясь от нахлынувшего чувства пятницы. Пятница… Святой московский день. День офисного намаза, когда вечер считается неудачным, если ты не уснул в позе рака или, хотя бы краба. День поклонения Алкоголю и Сексу. И горе тому, кто в понедельник придет со свежей головой — придется работать за счастливчиков. Поэтому Москва спешила. Спешила наверстать ощущение свободы, которого была лишена в рабочий день с понедельника на пятницу. Начиналась божественная ночь с пятницы на понедельник. Как тут не спешить?

Особенно спешил Ник Бергерс, в прошлом Колька Горкин из Череповца. Раньше он был поваром, а сейчас стал стилистом. Еще не модным, но уже модненьким. Такие вот выкрутасы судьбы с людьми случаются, когда они столицу приезжают покорять. Ник спешил с бешеной скоростью — десять метров в минуту. Спешил, потому как его ждал любовник, а с такой скоростью, потому что был под волшебным порошком. Трип был прекрасен и захватывающ. Плитки тротуара переливались яркими красками, слегка бледнея, если на них ступать. А трещины между ними — манили инфернальной глубиной. Ник понимал, что, ступая на плитку, он причиняет ей боль, но и ступать на трещинки не мог — боялся провалиться к центру Земли. В одну из таких трещин Ник плюнул изумрудной слюной. Трещина зашипела и… Исчезла! Ник громко засмеялся — теперь он знал, как спасти мир от преисподней. Бесформенные сгустки людей аккуратно обходили стилиста стороной, не мешая ему быть супергероем. Люди… Они такие равнодушные и бесчувственные… Благодарили его только оранжевые столбы, вежливо кланяясь на каждый плевок. Ник тоже был вежливым сегодня. На Тверской очень много церберов правопорядка. Они следят за невежливыми людьми и забирают их на курсы по морализации. Поэтому Ник тоже кланялся столбам. Это общепринято — отвечать на добро добром.

А еще со всех сторон на Ника неслись звуки. Ник уворачивался, потому как звуки больно толкались. Звуки были похожи на стрелы. Только с крылышками.

Внезапно из груди высунулся пулемет и стал стрелять по стрелам. Очень громко стрелять, так что остальные звуки в бессилии умерли и упали на тротуар. И черные трещины поглотили их. Ник схватился за карман. Ой. Это не пулемет. Это телефон. Это любимый его спас от чужих звуков.

— Да, любимый?

— Любимый, ты где?

— Я иду к тебе, любимый! Я уже совсем-совсем скоро!

— Я у телеграфа стою. Давай быстрее, любимый!

— Ой, любимый, тебе тоже не терпится?

— Да, любимый! Ой, а это что за хрень?

— Где? — оглянулся Ник — Ты тоже видишь розового крокодила в шуршащих очках?

Но из трубки уже били по барабанным перепонкам палочки коротких гудков.

Ник шагнул было дальше, но тут…

— Ой, какой симпатичный танчик, — пропел он и шагнул навстречу новому глюку. — Какой у тебя большой…

Ник зачарованно смотрел на приближающийся ствол:

— А можно тебя погладить?

Танк ответил тем, что размазал тело стилиста по тротуару, внезапно ставшему обычного серого цвета. Кровь медленно закапала в трещинки преисподней, и голубая душа устремилась туда же…

Танк даже не заметил, что его гусеницы раздавили что-то мягкое. Унтершарфюреру Максу Фольксфатеру было не до того. Немец наслаждался…

Наслаждался тем, что он впервые себя ощутил единым целым с грозной машиной. Словно его сознание слилось с двигателем, броней, орудием, гусеницами… Боже, какой же это Gluck![49] Макс буквально ощущал, как его траки клацают по асфальту, вгрызаются в тонкий металл отчаянно визжащих автомобилей… Просто так, чтобы почуять мощь, он выстрелил в большой дом, попав точно между праздничных вывесок… Это был словно удар кулаком. И Макс этим кулаком мог дотянуться куда угодно. И не было тут ничего, что бы могло сдержать удар. Веселясь, он выстрелил по дому еще раз, и еще, словно ворочая молотом Тора, и дом рухнул. Ради озорства же полоснул пулеметом по бегущей толпе. А здесь ощущения были другие… Тысяча когтей, играючи, цепляла и рвала добычу… «Тигр» мурлыкал от удовольствия разрушением.

А еще Макс наслаждался тем, что он — единственный из всей немецкой армии! — добрался до Москвы. Добрался, когда уже была потеряна надежда. Добрался странным, каким-то мистическим путем — но добрался же! И вот он рвется к сердцу проклятой России. Страны, которая не имеет право на существование, но существует вопреки всей Европе. Да что там Европе… Всему миру вопреки!

Что там будет дальше — Макс не думал. Он просто выполнял свой солдатский долг. Фюрер приказал взять Москву, а Макс, простой солдат из СС, не смог выполнить его. И это его, Макса, вина. Но у солдата всегда есть выбор — исправить ошибку или умереть. Несколько дней назад он мечтал о смерти. Но сейчас… Сейчас он выполнит приказ фюрера!

Танк не спешил. Он не торопясь, словно зная, что ему ничто не угрожает, полз по Тверской, время от времени стреляя осколочными по зданиям… Люди же в панике разбегались, прячась в узких переулках.

А вот и Кремль появился…

«Тигр» остановился. Выстрелил в сторону Кремля — большой кусок крепостной стены вспух красной пылью и осыпался… Русскому дракону выбили несколько зубов. Но главное — впереди. «Тигр» проехал несколько метров, но тут по его броне застучали пули. Ничего, кроме щекотки, Макс не почувствовал и даже засмеялся. Развернув башню, он увидел группу автоматчиков, лупивших от какого-то скучно-серого здания, похожего на рейхсканцелярию. Автоматчики были смелы, но глупы. Когтями пулемета «Тигр» снес их, разметав по стенам тела. А потом, для порядка, вмазал двумя снарядами в здание. Первый, совершенно случайно, попал в черную табличку: «Государственная Дума Российской Федерации»…

А потом Макс двинулся дальше…

Туземцы были глупы. Время от времени по броне смешно цокали пули. «Тигр» более не обращал на них внимания, разве что в сектор обстрела пулеметом смешные люди попадали. А некоторые даже удивляли — особенно те двое, в парадной форме… Держа карабины белыми перчатками, они открыли огонь, целясь по смотровым щелям. И даже попали пару раз, но Максу было все равно. Он не смотрел в щели. Он был самим танком. Удар кулаком и… Огромный факел прозрачно-сине-желтым пламенем вспыхнул выше кремлевской стены. Этих двоих, в белых перчатках, размазало в молекулы по кирпичной стене русской крепости.

Затем Макс снес мощным лбом памятник маршалу Жукову — второму человеку после Сталина, которого унтершарфюрер ненавидел. Еще и посмеялся, разворачиваясь и кроша в пыль обломки гранита и пережевывая куски бронзы. Русские даже памятники делать не умеют. Надо же изобразить под своим маршалом коня-мутанта. А конь действительно был мутантом. Задняя его часть бежала в галопе, а передняя шла рысью. Это даже не кентавр…

Снеся какие-то хлипкие ограждения, «Тигр» выполз, наконец, на Красную площадь…

«Ну, теперь начнем…» — хищно подумал Макс и начал поворачивать башню в сторону главного советского капища — Мавзолея. «Язычники проклятые!» — криво ухмыльнулся унтершарфюрер, забыв, что и сам был язычником. Хорошо стрелять по крупным, неподвижным целям. Никуда не убегут. Но выстрелить он не успел. Словно струйкой холодного пота по спине, Макса вдруг накрыл интуитивный страх. Такое бывало на войне, когда он кожей чувствовал опасность. Может, потому и выжил? Он резко сдал назад — это его и спасло. Тяжелый снаряд с шелестом просвистел в сантиметрах от квадратной башни немца и с грохотом вонзился в фасад Исторического музея.

В то самое время, когда «Тигр» вынырнул из пустоты около Центрального телеграфа, после чего в его правую гусеницу воткнулся «БМВ» и тут же умер вместе с водителем, с другой стороны Красной площади произошло почти такое же событие.

Двое патрульных в бело-голубом полицейском «Форде» попивали колу, заедая ее гамбургерами. Или наоборот. Ели гамбургеры и запивали их колой. Да, пища не здоровая, от нее толстеют, вон уже и ремень безопасности не застегивается, а где тут другую взять? Единственная альтернатива — сосиска в тесте, что, собственно, совсем не альтернатива.

Грохот гусениц по брусчатке возник ниоткуда. Патрульные повернули голову и… И один уронил гамбургер на пол, а второй пролил колу на форменные брюки. Прямо на машину двигался танк.

— Кино, что ли, снимают? — пробормотал тот, который сидел на пассажирском сиденье.

— Какое кино! Кино на компьютерах рисуют! — взвыл тот, который сидел за рулем, и, машинально стряхнув прожаренные колечки лука с промежности, резко сдал назад. Тем временем танк элегантно и непринужденно чуть довернул в сторону, пытаясь объехать полицейских. Увы… Увы и ах! Танк легко остановился в полуметре от бледных лиц полицейских.

— Да сейчас я этому уроду! — заорал толстый и выскочил из «Форда», могуче хлопнув дверью.

— «База», «База», я сто пятый, у вас что, кино снимают? — заорал в рацию водитель и тоже пролил колу, маскируя темное пятно, тепло растекающееся по бедрам.

— «Сто пятый», какое нах кино? Вы там что, бухаете?

— Никак нет! Тут танк на Васильевском спуске.

— Вы еще и нюхаете? Какой еще танк? — заорала База.

— Большой! На нем не написано какой!

— Ничего не понимаю, — чистосердечно призналась База.

— Танк! Большой! Пушка — во! — в порыве истерики показал размеры пушки полицейский.

— Номера есть? — нелепо спросила База.

— Какие нахер номера??? — возопил толстый. — А не, есть! На башне — «Двести семьдесят девять!» Повторяю: «Два. Семь. Девять»!

— Не ори! Понял. Два, семь, девять. Документы проверьте, я пока уточню, что у вас там происходит.

Тем временем водитель «Форда» застучал по броне фырчащего танка кулаком. Стук получился неубедительным. Пришлось стучать рукояткой табельного «макара». Получилось громче, но экипаж не реагировал.

— Да стрельни ты в него! — заорал толстый, выбравшийся, наконец, из машины.

— Выйти из машины, — истерично заорал водитель и прицелился в фару танка.

Внезапно танк заглох. Потом что-то заскрипело, и открылся люк на башне. Оттуда высунулась рука, потом другая… Наконец вылез парень — бородка его была козлиная, а бейсболка повернута набок:

— Тебе чего надо? — подмигнул парень полицаю, немедленно прицелившемуся в голову танкисту.

— Документы! — заорал полицай в ответ.

— Дома забыл. Тачку уберите, а то раздавлю! — и исчез в люке.

Через секунду танк фыркнул сизым дымом и медленно пополз, сминая «Форд» в тонкий блин. Полицейские оторопело глядели ему вслед…