Алексей Ивакин «ТИГРЫ» НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ Вся наша СМЕРТЬ — игра

«В лодке, сооруженной из сена и хвороста,

мы отошли от берега.

С капитаном, который слишком горд,

чтобы признаться в том, что уронил весла.

Маленькое отверстие дало течь

в этом дешевом понтоне.

Корпус лодки начинает слабеть,

и мы все скоро утонем.

Мы скоро утонем…

Мы скоро утонем…

Задержите дыхание,

ведь мы все скоро утонем»

Geethali Norah Jones Shankhar

ПРОЛОГ

Он — спит. Ему снится сон.

Ему снится такой простой сон, что он как будто бы спит.

Он будто бы спит. А вокруг будто бы ездят троллейбусы, фыркают сизым дымом авто, люди ходят… Люди ходят — улыбаются, разговаривают, целуются. Потом люди уходят и «ночами делают новых людей».

Люди запускают фейерверки, катаются на лыжах и велосипедах, ругаются, дерутся иногда.

А он — спит.

Он спит и ему снится, что с неба больше не падает гулкий ужас тонных бомб, что в него не стреляют, что он не горит, что он еще жив…

Он — спит.

И старая рана ноет чужим железом.

Люди идут на работу. Возвращаются с работы. Люди молчат, люди разговаривают. Они курят, читают, учатся, учат, переходят дорогу на красный свет.

Иногда они умирают. Умирают, хотя они младше его.

А он — спит.

День за год и год за день. И кто же считал эти дни и кто вычеркивал годы?

Он — спит.

Ему снится последний бросок. Ему снятся последние пять минут. Пять минут до конца войны. И маленькая ранка на упрямом лбу.

И крик экипажа.

Он все еще спит…

В баках пусто — так пусто в желудке. Заварен ствол — так нос заложен. И в триплексах — слепая выколотая тьма.

И гусеницы, залитые бетоном, вгрызаются в этот бетон.

А где-то там, за далеким-далеким горизонтом, скрытым бесчисленными домами, протирает мундштук горнист.

Время…

Время скачет вперед! Время — скорость Вселенной. Время — качество энтропии. Время может повернуть вспять, если там, за горизонтом, невидимый горнист протрубит…

С неба упадет снег. Глыбой такой, когда воспоет невесомыми звуками время:

— Вставай, вставай, штанишки надевай, на зарядку вылетай!

Пока другие будут слышать в этом призрачном зове:

— На! Девайс!

— Вы! Купайсссаунасссдефачками…

Пока другие будут слышать змеиное шипение, красными фонарями будут мелькать отсветы на зеленой броне. Он — проснулся.

Он проснулся и рыкнул. Рыкнул голодными баками, сдал назад с постамента. Чихнул длинным, восьмидесятипятимиллиметровым носом, остатками энергии в щитовидном аккумуляторе включил глаза. Газы выпустил. Не без того. А где вы видели мужика, который при пробуждении газы не пускает?

Увидев прямо перед собой забегаловку для малолитражек, тяжело взломал асфальт, ненароком отдавив какому-то мелкому «Матизу» все, что можно было отдавить. «Матиз» долго верещал сигнализацией. Пока не сдох.

Потом еще несколько сдохло каких-то мелких легкобронированных тварей.

«Да…» — подумал он и вспомнил Халхин-Гол. — «Японцы так и не научились нормальную технику делать!»

«О! А вот и Кюбельвагены!» И эмблемы «Мерседесов», «Опелей» и «Ауди», в девичестве «Хорьхов», по привычке укладывались под русские гусеницы. И вспомнил он Берлин сорок пятого…

Жрал дизель много. Шестьсот семьдесят четыре литра для пяти сотен лошадей… Пока испуганный персонал автозаправки со смешным названием «Оле-Лукойле» суетился вокруг огромной машины, танк хрустел асфальтовой крошкой, застрявшей в траках, и задумчиво размышлял.

С чего бы начать?

Он — спал.

Но он проснулся…

По крайней мере, ему снится, что он проснулся.

Загрузка...