«Если», 2002 № 01

Джайм Линн Блашке Проект «Таймспен»

Я не из тех людей, которые привыкли разводить философию на пустом месте. И никогда таким не был. Вы, конечно, знаете, о чем я: вечно находятся чудаки, которых хлебом не корми, дай только спросить: «Ну, если во Вселенной действительно существуют братья по разуму, почему мы никогда о них не слышали?»

Или так: «Если путешествие во времени возможно, почему пришельцы из будущего не толкутся здесь целыми толпами?» Теперь это мой самый любимый вопрос.

По мне, подобные рассуждения просто не имеют смысла. Черт, да что я распинаюсь, вам и так все понятно. Какой смысл спорить, есть ли где-то там братья по разуму или нет? Наверняка все равно ничего не скажешь, пока эти самые братья не появятся и не положат конец всем нашим дискуссиям. Отсутствие доказательств есть отсутствие доказательств, и ничего больше. А эти типы, помешанные на НЛО, не в счет. Если хотите знать мое мнение, все они не что иное, как шайка обкурившихся или обколовшихся хиппи с паутиной в мозгах.

Что же касается путешествий во времени, на этот счет существует куча теорий. Или, по крайней мере, существовало, когда подобные вопросы были актуальны. Все эти штуки вроде парадоксов, или альтернативных временных лагов, или всеобъемлющих временных потоков, и тэ дэ, и тэ пэ. А все дело в том, что никто ничего не знает, потому что никто никогда этого не проделывал. Еще Эйнштейн говорил: путешествие во времени возможно. Я доказал его правоту, хотя, в общем-то, сам не пойму, как во все это впутался.

Я снова собираюсь впервые повидаться с прапрапрадедом. Честно говоря, все это становится довольно утомительным. О, парень он ничего, довольно симпатичный, правда, до сих пор изъясняется исключительно по-немецки, так что я ни слова не понимаю. Должен явиться из черт знает какого далека. Сражался вместе с Сэмом Хьюстоном при Сан-Хасинто или что-то в этом роде. Делил палатку с одним из тех парней, которые захватили Санта-Ану.[13]

Так или иначе, настроение у меня — хуже некуда. Да и всякому на моем месте было бы не по себе, доведись ему оказаться козлом отпущения для целой Вселенной. А уж заварушка с временным потоком кого хочешь из колеи выбьет, тем более когда на тебя орут все, кому не лень, особенно тот тощий коротышка, который меня совсем достал своим тявканьем насчет дедулиного парадокса. Мне и так не по себе перед встречей с дедушкой, ну я и сам не заметил, как пришил мерзавца. Выхватил свой кольт сорок пятого калибра — и бац! Снес ему половину черепа.

Нет, не поймите меня превратно. Я не из тех, кто чуть что хватается за револьвер! Не такой у меня характер. Да и пистолет нужен мне только затем, чтобы отпугивать щитомордников с фермы, но это чучело так меня разозлило своим бредом насчет парадокса, который мне якобы следует доказать, что я совсем сошел с катушек. Больше никаких временных парадоксов нет. И никогда не было.

Это, однако, была ошибка с моей стороны. Поэтому и прапрапрадедушка на стенку от злости полез. Задал мне такую трепку, что едва мозги не вышиб. Похоже, до меня дошло, каким именно образом мы отобрали Техас у инджунов и мексикашек: эти немецкие иммигранты были крепкими орешками. Настоящие старые стервятники, ничего не скажешь! Дедуля предупредил меня, что по первому требованию выдаст еще тумаков, в любых количествах. Очевидно, к этому времени он уже успел освоить английский.

Мой па тоже не слишком мной доволен.

— Всегда говорил, что тебе следовало остаться дома и работать на ферме, — твердит он. — На кой дьявол вся эта темпорально-механическая белиберда? Только народ будоражить! Можно подумать, дерьмовые республиканцы мало воду мутят! Оставь это дело в покое, мальчик, пусть все будет, как было.

Вот вам и па. Тот еще дипломат, верно? И память, можно сказать, избирательная. Еще когда я умудрился получить полную стипендию университета Райса, он едва не разорил нас, позвонив разом всем друзьям, родственникам и друзьям родственников, чтобы сообщить о победе. Честное слово, я не преувеличиваю. Рисовые фермы — занятие не слишком прибыльное, но поскольку я первый из семьи вознесся так высоко, па решил, что имеет право похвастаться. А что он выделывал, когда мне вручали докторскую степень от Массачусетского технологического! Представляете, поднимаюсь я на сцену, чтобы получить диплом, он вскакивает, орет и размахивает своим «стетсоном». Что там творилось! И без того все эти янки уверены, что мы, техасцы, просто невежественный сброд, так он еще и масла в огонь подливает!

— Молодец, парень! Это мой гениальный мальчик, смотрите, смотрите все! — разорялся па так громко, что я готов был заползти под кафедру. — Знаете, что он хочет сделать? То, о чем старик Жюль Верн и док Браун только мечтали! Он собирается построить лучшую дерьмовую машину времени, какую вы только видели!

Да, он не может отличить Верна от Уэллса, по что из того?! Энтузиазма па не занимать, надо отдать ему должное. Да и уверенности тоже. Он знал, что у меня все получится. В этом у него не возникало и тени сомнения. Что же до меня… мне бы его самонадеянность!

Однако па оказался прав. Я действительно построил машину времени. Или построю. Что-то последнее время мне все труднее следить за ходом событий и своей речью. Немедленно присоединюсь к проекту «Таймспен»[14], потому что уже проделал добрую часть работы в институте. НАСА ведет исследования в Клир Лейк, вот и плюс: по крайней мере, почти родные места и не слишком далеко от дома.

Большинство нудных теоретических обоснований уже будет сделано к тому времени, как я приеду туда, но каким образом им это удалось, в толк не возьму. Проект упал в колени НАСА, как спелое яблочко, потому что один стебанутый конгрессмен, удосужившись посмотреть повтор «Star Trek», услышал такое роскошное выражение, как «пространственно-временной континуум», и решил действовать. Поэтому НАСА отныне именуется «Национальное управление по аэронавтике и пространственно-временному континууму».

Не поймите меня неверно. Сотрудники НАСА — люди неплохие, но проклятые газетчики тратят так много времени на то, чтобы завербовать сторонников и сочувствующих идее человеческого всемогущества, что на настоящую работу времени не остается. К тому же конгресс за последние пять лет, что я трудился в НАСА, урезал бюджет в шесть раз. Угадайте, кого прижали первым?

Но, несмотря ни на что, результаты все же получены. Так что все о'кей. В первый же год мы покончим со всей теоретической мурой. Как только начнется сборка, мы быстро поймем: самое трудное позади.

Говоря по правде, построить машину времени оказалось легко. Не так, разумеется, как спуститься в гараж и переделать газонокосилку в будильник. Но стоило нам сообразить, что мастерить, степень трудности вышла на уровень создания циклотрона. Дьявол, да любой, у кого водятся денежки, сумеет это сделать!

Ну какая же красавица! Идеальный шар диаметром двадцать футов три дюйма сверкает серебром, отливающим по периферии зрения всеми цветами радуги. Вмещает троих: вояки отчего-то любят сравнивать ее с «Аполлоном». Способна поддерживать жизнеобеспечение в течение трех недель.

Мы, естественно, подвергнем крошку всем мыслимым испытаниям. И не отправим ее в прошлое, пока точно не определим, с каким видом парадоксов придется иметь дело. Мы всего лишь отослали ее в будущее. Я как сейчас помню первое испытание! Мы отправили ее вперед во времени, на одну наносекунду, без людей, разумеется. Я пристально наблюдал за малышкой, но так ничего и не заметил. Она вроде бы даже не дернулась, но счетчики словно взбесились. Моя машина времени сработала!

Мы проверяем ее целую неделю, выкачивая каждый клочок информации, до которого можем добраться. Все идеально. Ни одного гремлина!

После этого мы продолжили серию тестов, постепенно увеличивая временное смещение до минуты. Целой минуты. Приятель, это что-то! Попытайтесь представить, как оборудование на шестьдесят семь миллиардов долларов, за которое ты отвечаешь, исчезает с лица земли… Черт меня побери, если вы со мной не согласитесь!

Мало-помалу мы установили: временное смещение не является моментальным действием. Атомные часы в шаре чуть-чуть отстали, но недостаточно, чтобы это можно было определить после первого опыта, а вот после седьмого эффект проявился настолько, чтобы отразиться, хоть и не впрямую, на более продолжительных испытаниях. Никто этого не ожидал, и некоторые типы немедленно ударились в панику, прежде чем мы сумели убедиться, что для волнений пока нет причин. Бакинсон вычислил: запаздывание равно приблизительно одной секунде на каждые полмиллиона лет. Хорошо еще, что мы не вычеркнули графу «жизнеобеспечение», когда нам в последний раз срезали бюджет!

Мы проводили опыты и с растениями: комнатным терновником Вегонера и гортензией — и когда они не завяли и не погибли, послали в будущее отростки. Они тоже выживут.

Жаль, что у нас опять крупные проблемы. Над бюджетом в очередной раз нависли ножницы, только на этот раз проклятый Конгресс не удовольствуется медленным кровопусканием: они хотят отправить на плаху весь проект «Таймспен».

Поэтому я сделал единственно возможную вещь, которая пришла в голову: уговорил Вегонера плюнуть на последние запланированные опыты и объявить первое путешествие с командой на борту. Чтобы спасти «Таймспен», нужен не робкий шажок, как раньше. Требуется нечто эпохальное. Грандиозный спектакль. Чтобы запомнился всем.

Клянусь Богом, мы доберемся до конца времени. Вот тогда все сработает!

Через четверть часа после нашего объявления «Макдональдс» предлагает нам спонсорство на сорок миллионов, «Кока-кола» бежит рядом, а консорциум «Таймекс — Суотч» удваивает сумму. История мгновенно доходит до прессы, за дело берутся ток-шоу, и все кончается пятью независимыми слушаниями в конгрессе. К концу недели все улаживается, и эти сволочи дают нам карт-бланш, чтобы окончить наш резервный второй шар.

— Ну, Лэдд, что ты об этом думаешь? — спрашивает Вегонер, пока мы наблюдаем за тремя хрононавтами (ну и глупо же звучит), которые как раз в эту минуту исчезают в открытом шоке шара. Всю свою жизнь ты работал ради этого мгновения. Без тебя ничего не случилось бы. Ты создаешь историю! Какое там, ты создаешь будущее!

Ничто в истории человечества не вызывало такого интереса и волнения. Шесть телеканалов готовы к прямому эфиру, и передачи будут показаны в ста девяносто шести странах. Прошел слух, что папарацци даже решили разморозить старину Уолтера Кронкайта[15], по крайней мере на несколько часов, чтобы привезти на запуск.

Именно так все это называют. Запуск. Даже Папа соизволил выступить по телевидению и заверить, что путешествия во времени вовсе не богохульство. Представляете?

Более миллиона человек прибывают в Хьюстон, чтобы стать частью истории. Все психи со всех концов планеты собрались здесь. Беда в том, что лабораторное помещение вмещает только один шар, вспомогательное оборудование и с дюжину испытателей. Не слишком-то много народу увидит священное действо воочию. Билеты в Астродоум, Ойлердоум и Рокетдоум распроданы за много недель вперед, чтобы зрители могли наблюдать за запуском на больших экранах. Вот они разочаруются, когда шар просто исчезнет!

А Вегонер на полном серьезе влезает во всю эту политическую заварушку, отчего я сильно нервничаю. Дата запуска — 20 июля — совпадает с днем первой высадки на Луну.

И вот настает знаменательный день.

— Четыре… три… два… один, — произносит диктор.

Шар вздрагивает и испаряется. Я мысленно слышу разочарованный стон, вырвавшийся из шести миллиардов глоток.

Сначала никто не замечает ничего необычного, но скоро все становится ясным. И тут появляется это самое дежа вю.

Дежа вю скрутило всех, я имею в виду — всех! Сначала легкий намек, но скоро приходится терпеть по три-четыре приступа в час. Народу это не слишком пришлось по душе, вернее, очень не пришлось, и самые чувствительные воют, как ошпаренные коты, каждый раз, когда все начинается по новой.

Чем дальше, тем хуже. Люди просто бьются в истерике. А пуще всех — астрономы. Вот кто пугает меня до писка! Почти сразу же после того, как мы запустили шар, звездные мальчики заметили, что с их телескопами творится что-то забавное. Красная область спектра распространяется слишком быстро. Вокруг все красное и с каждой секундой становится еще краснее.

Впервые я понимаю, что дело пахнет керосином, когда на канале Си-Эн-Эн появляется какой-то академик, объясняющий, что означает это явление. Вроде бы поскольку звезды и все такое прочее угрожающе багровеют, следовательно, они быстрее отдаляются друг от друга.

Я едва в штаны не наложил! Если Вселенная расширяется скорее, значит, и стареет такими же темпами. Мне просто плохо стало! А вот Бакинсон уже успел все сообразить.

— Иисусе, Лэдд, мы лажанулись! — говорит он, когда я добираюсь до лаборатории.

— Скажи мне, что мы тут ни при чем, — умоляю я.

— Черта лысого, — фыркает он. — Я проверил. Это поле временного смещения. Стенки шара его не удерживают. Оно действует бесконечно, как сила притяжения, тянет каждый атом во Вселенной за собой, до конца времени. Все ускоряется: и не пройдет и месяца, как Вселенная начнет сжиматься. И ничего тут не поделаешь.

— Как же, черт возьми, мы могли не заметить этого? — бормочу я. — Ведь были испытания!

— Это неярко выраженный эффект — вроде того временного лага, который испытывают хрононавты в машине. На коротких опытах он был настолько незначителен, что его легко можно было проглядеть. А вот путешествие до конца времени…

— Погоди-ка, — начинаю я, — но жизнеобеспечения в машине всего на три недели. Они вернутся прежде, чем…

— Нет, — перебивает Бакинсон, качая головой. — Я уже думал об этом. Темпоральное ускорение увеличивается экспоненциально. Вселенная нагонит их к концу времени. Когда они вывалятся из временного искривления, увидят нас на Страшном Суде.

— Только бы это не вышло наружу, пока мы не сообразим, что делать, — вздыхаю я.

Звонит телефон. Я беру трубку. Репортер «Даллас Морнинг Ньюс» спрашивает, правда ли, что мы обрекли Вселенную на гибель.

Знать, что шесть миллиардов предали тебя вечному проклятию — это самая малая из моих проблем. В ту ночь Вегонер проглотил целый пузырек снотворного и уснул навеки. Я остался один.

В отчаянии я хватаюсь за соломинку. У нас еще имеется второй шар. Мы не можем послать его перехватить первую машину, прежде чем она достигнет конца времени, но, черт побери, уж к началу-то времени она долететь успеет. Если повезет, два поля временного смещения уничтожат друг друга, и все, что мы потеряем, миллиард лет или около того.

Секретная служба будет охранять меня двадцать четыре часа в сутки, пока мы лихорадочно трудимся над сборкой второй машины. На мою жизнь покушаются целых три раза, а Папа отлучает меня от церкви и предает анафеме, несмотря на то, что вообще-то я лютеранин. Представляете?!

Мы заканчиваем второй шар через три дня после того, как астрономы обнаруживают первые признаки изменений в голубой области спектра Вселенной. Приходится подвергнуть шар всего трем испытаниям, и каждое не долее секунды. Трое хрононавтов, провозглашенных спасителями Вселенной, входят в шар, зная, что могут навечно застрять во временном потоке. На этот раз толпы собираются только в церквах. Никакого отсчета. Техники смотрят на меня. Я даю отмашку. Шар вздрагивает и исчезает.

Я был прав насчет того, что второй шар с такой же силой потянет на себя время. Но, как выяснилось, ошибался относительно того, к чему это приведет.

Вы когда-нибудь слышали, как рвется время?

Ну, конечно, услышите. Каждый и всякий во Вселенной это слышит, чувствует. Время не переносит напряжения. Оно растягивается. Лопается. Прекращает существование. Всякий и каждый во Вселенной ненавидит, ненавидел и будет ненавидеть меня. Когда — это сейчас неважно. Сейчас — это сейчас неважно. Все равно времени уже нет. Кроме того, я единственный в мире человек, кому удалось уничтожить измерение.

Меня судили, приговорили и казнили в каждом городе на планете Земля. Миллиард миллиардов инопланетных рас (некоторые давно вымерли, некоторые еще не появились на свет) выслеживают меня и подвергают бесконечным и невероятно разнообразным видам самых изощренных пыток.

От всего этого выиграли только космические странники. Теперь, когда выражение Е=mc² лишилось зубов… соображаете, о чем я? они могут добраться до любой точки во Вселенной. Правда, когда это произойдет, они обнаружат, что уже побывали здесь, и тоже ополчатся на меня.

И никто не понимает, что тут моей вины нет. Ну, не собирался я покончить со временем! Господь не позаботился выставить предупреждающие знаки, так при чем тут я? Я всего лишь делал свою работу — и, в конце концов, не какой-то же я нацистский преступник?! Дьявол, я всего лишь пытаюсь спасти Вселенную, только никто не желает этого видеть!

Пора бежать. Махатма Ганди уже нацелился на меня заершенной иглой[16].

Представляете?

Перевела с английского Татьяна Перцева